Текст книги "Жажда"
Автор книги: Татия Суботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Глава 3
– Может, поднимешь свой худосочный зад и поможешь?
Я вздрогнула от капризного тона и только сейчас поняла, что до сих пор сижу в лодке, разглядывая природу. Как завороженная. Тем временем ребята выгружали рюкзаки, палатки, спальные мешки.
Регина уперла руки в бока и прожгла меня взглядом. Она стояла у камня, куда парни продолжали сгружать наши вещи, и со скучающим видом разглядывала собственные длинные ногти.
– Малохольная, ты еще и глухая?
– Нет, – тихо ответила я и резко поднялась.
Лодка качнулась. Левая нога скользнула по мокрой поверхности, оставляя правую позади и я потеряла равновесие. На миг голову вскружила невесомость полета. Я подсобралась, ожидая удара об обшитый металлом бортик, но… Его не последовало.
Тело замерло в воздухе. Спину лизнул огонь.
Вместо затянутого сизыми тучами неба надо мной склонилось лицо Данила. Он хмурился и казался встревоженным.
– Не ушиблась?
Фраза донеслась, как отголосок эха – откуда-то издалека. Я плыла в туманной дымке, поддерживаемая крепкими руками, от которых исходил жар. Он чувствовался даже сквозь ткань ветровки. По спине поползли мурашки. Я хватанула воздух – прохладный.
Данил нахмурился сильнее. Его высокий лоб прорезали две вертикальные морщины, брови сошлись на переносице, губы сжались в тонкую нить. Одногруппник внимательно вглядывался в мое лицо, словно пытался на глаз определить повреждения. Которых, в общем-то, и не было.
Я тонула.
Непременно стоило оттолкнуть горячие руки Данила, выпрямиться, поблагодарить, но я продолжала бессильно вглядываться в серый омут его глаз и тонуть.
– Что-то болит?
– Да что ты с ней вошкаешься? Одним словом – малохольная! – послышался недовольный выкрик Регины.
Беспокойство Данила окончательно выбило эмоциональную опору из-под моих ног. Сейчас, после двухчасовой совместной поездки он изменился до неузнаваемости. Куда только делся недовольный вид, которым Данил встретил меня в метро?
Первые минуты казалось, что он прогонит меня, скажет, что не желает, чтобы такая как я – тихоня, предпочитающая уединение общению с одногруппниками, ехала на отдых вместе с ними, схватит за руку и насильно вытолкнет из вагона.
Ничего из этого Данил, конечно же, не сделал. Хотя подобные желания я без труда прочла на его лице.
Это раздражение, граничащее с ненавистью, что вспыхивало в его глазах каждый раз, когда мы сталкивались взглядами – пугало. Сейчас же оно бесследно исчезло. А сам Данил вдруг стал заботливым и бережливым.
С чего такая разительная перемена?
Я сглотнула.
– Где больно? – допытывался он.
Меня хватило на один слабый поворот головы, мол, нет, все нормально. Данил кивнул, и, казалось, даже выдохнул с некой долей облегчения. Морщины на его лбу разгладились, а губы растянулись в улыбке.
Мое же сердце рухнуло в поясницу. Именно туда, куда переместилась одна рука Данила. Он аккуратно поставил меня на ноги, продолжая поддерживать за плечи.
Хоть бы он перестал прикасаться и отошел на два шага назад. А лучше вообще скрылся из виду. Непонятный жар, что поднимался к груди от его близости – злил. Какого черта такая странная реакция на совершенно чужого мне человека?
Ничего подобного ранее не чувствовала. А неопределенность или незнание чего-либо всегда пугали меня больше, чем пауки, крысы или тараканы.
– Осторожнее, Марта, – сказал он. – Лодка еще не привязана.
Мое имя, сорвавшись с его губ, подействовало, как ушат ледяной воды на голову. Отрезвляюще.
– Спасибо, – прокашлялась я.
Он кивнул. Руки продолжали сжимать мои плечи, от затянувшегося объятья неловкость только нарастала.
– Круто ты! – усмехнулся Макс.
Он вытащил очередной спальный мешок из лодки и весело подмигнул мне.
– Я даже не заметил, как ты перемахнул через валун и оказался рядом, – продолжил Макс. – Спортсмен?
Данил поморщился. Лодка вновь качнулась, хотя я даже боялась пошевелиться и дышала через раз, чтобы не показать свою неуклюжесть со всех сторон.
– Что-то вроде того, – пробормотал он и посмотрел себе под ноги.
Джинсы намокли. Данил стоял по колено в ледяной воде, и, казалось, даже не замечал этого.
Будто опомнившись, он потянулся ко мне и, схватив на руки, побрел к берегу. Я не успела и слова сказать, не то, что воспротивиться.
Жар вновь окутал тело. Каждый шаг Данила поднимал мелкие фонтанчики брызг. Озеро шипело под ногами.
Регина смерила меня таким ненавистным взглядом, что стало не по себе. Я беспокойно заерзала, а Данил только усилил хватку.
Едва ступив на темно-зеленую почву Острова, я почувствовала себя неуютно. Воздух был словно наэлектризован, он мерцал в оранжевых, предзакатных лучах солнца. Густой непроглядный лес с одной стороны и безжизненные острые валуны с другой заставляли чувствовать себя крайне паршиво. Даже точно не могу сказать, почему. Природа здесь и правда была живописной, но скорее немного неестественной. Словно кто-то специально добавил резкости и яркости краскам.
Рай для художников.
От подобной красоты у меня даже перехватило дух. Руки зачесались поскорей схватить кисти и написать хотя бы эскиз пока солнце окончательно не ушло.
Данил хмыкнул. Его усмешка заставила сомневаться, а не высказала ли я свои желания вслух?
– Я уже выгрузил твой рюкзак. Как только разобьем лагерь, сможешь приняться за рисование, – сказал он и, как ни в чем не бывало, вернулся к разгрузке лодки.
В его движениях отчетливо различалась ленивая грация. Подобная царям, князьям или полным хозяевам жизни. Ассоциация вызвала у меня жгучее любопытство узнать Данила получше, но что-то внутри настойчиво твердило о другом, более правильном решении.
Бежать.
Скрыться.
Никогда больше не попадаться ему на глаза.
Тряхнув головой, отогнала странные мысли.
Данил, Макс и Дима носили вещи.
Регина вытянула из бокового кармана сумочки пилочку и, присев на валун, принялась чистить ногти. Олечка не стала дожидаться никого, восхищенным взглядом она блуждала по кронам высоких елей и дубов, ловила ртом чистый воздух и выписывала пальцами круги. Словно рисовала ведомую только ей картину. Засмотревшись на детскую непосредственность Олечки, я почувствовала легкую зависть.
Уже давно не могла похвастаться подобной беззаботностью, искренностью или легкостью. Воспоминания ложились угрюмым гнетом на плечи. Обязательства сковывали грудь, мешали вдохнуть чуть больше, чем на полсилы. Непонятная усталость из однодневной переросла в хроническую. Я даже не заметила, когда перемены во мне стали столь невыносимы и тягостны. Личная жизнь вызывала тошноту, проблемы в семье – зубную боль, творчество – муку. Я перестала испытывать новые чувства. Единственное, что день за днем становилось сильнее – ощущение долга. Мысль, что я должна что-то всем и каждому – медленно, но верно вела меня на край пропасти.
Сейчас же еще и никак не получалось избавиться от настойчивого чувства, что за мной наблюдает пара чужих глаз. От этого на тело набрасывалась прохладная дрожь.
Я вертела головой, пытаясь отыскать источник столь пристального внимания к моей более чем скромной особе. Натыкалась лишь на косматые ветки деревьев, редких птиц, валуны и одногруппников, что старательно устраивали наш быт на ближайшие пару дней.
Ребята смеялись над моим странным поведением. Регина не забыла, подколоть, мол, у меня еще и паранойя ко всем прочим «занятным» чертам характера. Не стала ее разубеждать. Ведь если почти за четыре года совместной учебы я не перекинулась с ней и парой слов, то какой смысл сейчас начинать?
Парни поставили палатки и развели костер. Лагерь разбили посреди уютной поляны в лесу. Далеко решили не уходить. Как-никак, а места незнакомые. Но от озера все же отдалились. Сырость, что веяла от воды – пробирала до костей. С трех сторон поляну окружали толстые стволы елей, кое-где виднелись дубы и кустарники орешника. Все буйствовало непривычной зеленью. Видимо осень сюда еще не добралась. Сочная на вид трава поднималась чуть выше щиколоток и выгодно приглушала шаги, словно противилась самой мысли о присутствии человека в этом забытом уголке.
Олечка с Димой принялись готовить ужин из тех запасов, что каждый прихватил с собой. Действовали они на удивление слажено, и я впервые удивилась мысли, что совершенно не знаю людей, с которыми учусь. Данил с Максом о чем-то тихо спорили в стороне, об эмоциональности диалога можно было судить по излишней жестикуляции обоих. Как не распирало меня любопытство, но прислушиваться не стала.
Регина ненадолго скрылась в палатке и вскоре выскользнула оттуда посвежевшая, с новым, броским макияжем. Сальная улыбка разрезала наглое лицо Макса, как только он окинул взглядом полуголую фигуру Регины. На ней были короткая футболка, оголяющая одно плечо, леггинсы, туго обтягивающие зад, полусапожки на шпильках. В красных лучах улыбка одногруппницы показалась мне как нельзя хищной.
Если мистические ведьмы когда-то существовали, они выглядели именно так: густые волосы, цвета воронового крыла, раскосый разрез глаз, рот, что постоянно кривится в лукавой ухмылке и прищур – от которого веет мертвой холодностью.
Прохладный ветер толкнул в затылок, я поежилась и наглухо застегнула ветровку. Хотя Регина никогда не отличалась скромностью, сейчас ее поведение вызывало во мне лишь жалостливую улыбку. Каблуки, обтягивающая одежда, макияж? Кажется, одногруппница перепутала уикенд на природе с тусой в клубе. Иначе, как объяснить весь этот ненужный выпендреж?
Я присела на бревно, что придвинули к костру, и рассматривала причудливые блики пламени. Они гипнотизировали. Наталкивали на размышления.
Нас собралось шестеро. Макс, Олечка, Дмитрий, Регина, Данил и я. Раздолбай, староста, компьютерный гений, красотка и «темная лошадка» – новенький. Компашка разношерстная до крайности.
Глядя на ребят, все чаще ловила себя на мысли: «Какого черта здесь делаю?». Потом отгоняла нелепость, изо всех сил стараясь веселиться со всеми. Когда еще представится возможность отдохнуть? От ревности Сергея, учебы, шума города, да и от себя в какой-то степени тоже.
– Если поторопишься, еще сможешь поймать солнце, – горячее дыхание скользнуло по мочке уха, послав дрожь от кончиков волос и до пальцев ног.
Данил присел рядом и протянул блокнот с пачкой карандашей. Он рылся в моем рюкзаке?
– Прости, они выпали, когда я переносил твои вещи в палатку. – Поспешил ответить он, будто услышал мысли.
Я кивнула и пристроила блокнот на коленях, потом вытянула из пачки самый жесткий карандаш и легкими штрихами накидала ветвистую ель, что стояла недалеко от костра. Художественные принадлежности действительно лежали поверх всех вещей в рюкзаке и вполне могли выпасть, если завязка лопнула. Но сама мысль о том, что Данил мог рыться в моей сумке – вызывала жгучую неприязнь.
Штриховка ложилась неровно, карандаш не слушался и то и дело кривил ровные линии. Закусив губу, старательно пыталась уловить и запечатлеть на бумаге всю красоту хвои в красных лучах. Получалось плохо. Внимательный взгляд Данила ощущался также явственно, как прохладный ветер или стук собственного сердца. Ненавижу, когда тебе заглядывают через плечо во время работы! Да и вряд ли найдется художник, который обожает подобное. Рисование для меня всегда было таинством двоих: меня и вдохновения. Сырой материал никогда не получается настолько прекрасным, как должно, чтобы решиться показывать кому-то. А уж если в процесс пленительного танца Музы вклинивается кто-то третий, то и подавно все идет из рук вон плохо.
То грифель крошится, то пальцы дрожат.
Ситуация подобная той, когда плохому танцору и яйца мешают.
– Что? – не выдержала я и резко повернулась к Данилу.
– Неплохо получается. У тебя отличный глазомер, – улыбнулся он, пропустив, словно между прочим, мой недовольный тон. – Только тень справа от третьей ветки надо сделать глубже, тогда текстура будет смотреть сочнее.
Я кинула внимательный взгляд на живой объект своего эскиза и поняла, что Данил прав. Тень получилась плоской. Признать собственную ошибку оказалось нелегко. Особенно, если тебя всегда считали лучшей на курсе.
Когда шершавая ладонь одногруппника накрыла мою руку – все мысли разом выветрились. Он сжал карандаш и стал направлять мои движения. То плавными, длинными линиями, то короткими и даже резковатыми. Рисунок набирал глубину. Я же теряла воздух. С каждым совместным движением пальцев мне казалось, что Данил подводит меня к какой-то запредельной черте удовольствия. Словно позволяет приоткрыть непонятную завесу и утолить любопытство.
– Вот так, – приговаривал он. – Еще немного и станет совсем хорошо.
Кисть под его ладонью пылала. Я сжала карандаш настолько крепко, что не удивилась бы – тресни он прямо под моими пальцами. Все звуки соединились лишь в одно шумное дыхание.
Мое или его? Сейчас было не разобрать.
Еще никто не пытался разделить со мной таинство рисования. Никто не подходил так близко к моей душе. Да, я сама сознательно закрывала эту часть своей натуры от посторонних глаз, но разве кто-то прежде хотел пробраться под эту ширму?
По-настоящему, а не из праздного любопытства, никто и не пытался познать ее. Эту таинственную душу художника. Даже мама.
С каждым уверенным движением Данила, казалось, с меня сдирают кожу, оголяют. Пока не останется лишь сплошной, тугой комок нервов.
– Пора за хворостом. Поможешь?
Вопрос прозвучал подобно грому среди ясного дня. Рука Данила дрогнула, длинная линия искривилась и мазнула по кроне нарисованного дерева, обезобразив идеальную штриховку. Я выдернула ладонь и еще крепче сжала карандаш, пока он не треснул прямо в руке.
Макс рассмеялся.
Его лицо исказила безобразная маска гнева, я отшатнулась и чуть не свалилась с бревна. Данил издал приглушенное рычание. Сорвался ветер. Перед глазами потемнело.
Я зажмурилась и когда через секунду открыла глаза, то все было как прежде. Тихий вечер, спокойный Данил, лениво улыбающийся Макс.
– Так поможешь или мне самому надрываться?
– Ну, если без меня справиться слабо, – ответил Данил, оттряхивая джинсы от несуществующей пыли.
– Да куда уж мне без тебя, – ухмыльнулся Макс и подмигнул мне. – А ты, красотка, с нами или будешь и дальше придаваться ничегонеделанью?
– Без нее справимся. – Грубо ответил Данил. – Пусть рисует.
Макс пожал плечами и направился в сторону леса. Данил молча последовал за ним. Чем дальше он уходил, тем свободнее мне дышалось. Все, что произошло парой минут ранее, сейчас показалось жестокой шуткой воспаленного сознания.
Дима пристроил котелок с водой над пламенем. Когда вода закипела, Олечка добавила шесть пачек «Мивины» и нарезанные на мелкие квадратики сосиски. Приятный аромат закружил в воздухе.
Я посмотрела на эскиз и скривилась. Испорчен. Желание рисовать испарилось также мгновенно, как и хорошее настроение.
А еще карандаш!
Каждый раз, когда грифель ломался или крошился, боль во мне разгоралась так навязчиво, будто я теряла один палец, а не художественный инструмент. Наверняка глупо, но это чувство было сильнее меня.
В палатке быстро отыскала свой рюкзак. Проверила завязки. Порваны. Вытянула свитер потеплее и натянула поверх водолазки, после еле влезла в ветровку. Застегнулась и сразу почувствовала себя уютнее.
Озноб, что преследовал меня после соприкосновений с Данилом, понемногу проходил.
Крайне медленно, что не могло не злить, но все же когда холод крупица за крупицей покидал тело, облегчение было ощутимым.
– Чтоб я больше не видела тебя рядом с ним! Уяснила? – Регина ворвалась в палатку вместе с ветром.
Ее голос скорее шипел, чем звучал хотя бы в полсилы. И в этом шипении не было и капли дружелюбия.
– Нет, – спокойно обернулась я. – С ним – это с кем?
Бледное лицо одногруппницы покрылось ярко-красными пятнами.
– Не строй из себя лохушку! Чтоб не смела больше приближаться к Данилу! Или я тебе глаза на жопу натяну!
Я тяжко вздохнула. Прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать смех, который прорывался наружу.
– Ты еще и лыбишься, малахольная?!
А что мне оставалось делать? Не говорить же, что у меня самой коленки подгибаются, стоит Данилу лишь подойти на пару метров ближе положенного? Разве ощущение того, что тебе неподвластно собственное тело, может нравиться? Да я с превеликим удовольствием выполню «просьбу» одногруппницы! Да еще и с таким энтузиазмом, что сама себе обзавидуюсь! Потом. После уикенда. Во время будущего венчания с Сергеем.
Регина сделала резкий выпад, и хлесткая оплеуха обожгла мою щеку. В глазах защипало. Во рту расцвел соленый привкус крови.
– Тварь! – зло сплюнула она. – Я. Тебя. Предупредила.
Следующий порыв ветра подсказал, что Рита выбралась из палатки, больше ничего не сказав.
Что ж, видимо, лимит неприятностей на сегодня мной был уже набран.
Остаток вечера прошел, будто в тумане. Мысленно я постоянно возвращалась к этой оплеухе и непонятным угрозам Регины. Хоть щека и пекла, а на ней остался красный след, на который постоянно кидал подозрительный взгляд Данил, мне было не так больно, как обидно.
Что такого я сделала, чтобы так взбесить Регину? И вообще, почему она решила, что я и Данил как-то связаны? В смысле, что между нами может быть нечто большее, чем просто приятельские отношения… Причем данное подозрение я слышала не в первый раз…
Может, это значило, что я, правда, дала Сергею повод для ревности?
Вопросов оказалось больше, чем ответов. И это угнетало.
Сидя у костра и грея руки, я вспомнила единственный случай, когда мы с Данилом полноценно общались.
Случилось это в начале последнего курса где-то недели две назад. Я только-только вернулась из поселка обратно в общежитие и все еще нервно оглядывалась по сторонам, выискивая взглядом рыжую макушку Сергея. Прошедшее лето оказалось для меня самым тяжелым за все годы учебы, внимание жениха стало просто маниакальным. Он ходил за мной буквально повсюду, контролировал каждый шаг. И за любую провинность в его глазах, следовало наказание. Нет, Сергей, никогда меня не бил по-настоящему. Оплеухи, пинки и шлепки ремнем ведь не считаются избиением?
Юбка выше колена?
Будешь наказана.
Улыбнулась представителю мужского пола?
Будешь наказана.
Накрасилась?
Будешь наказана.
Сергей натаскал меня, как собаку Павлова. Его мрачный взгляд из-под бровей без слов говорил о том, что ночью я вновь буду наказана.
Сначала Сергей привяжет меня к кровати, задерет подол платья и спустит трусы, потом вытянет свой солдатский ремень и выпорет до тех пор, пока на ягодицах не проступит первая кровяная роса. А после он всласть утолит другие свои желания.
А если же я начну плакать, Сергей станет еще более жестоким.
Потом он, конечно, как всегда будет просить прощения, говорить, что такое больше не повторится, особенно после того, как я стану его законной женой. Мол, пока нет штампа в паспорте, он чувствует угрозу со стороны других мужчин, которые могут меня отобрать у него.
Разве я похожа на переходящее знамя?
Мысли о предстоящей свадьбе в конце года заставляли мою кровь превратиться в лед.
В любом случае, после того «первого раза», я больше никогда не плакала перед Сергеем, не могла себе позволить доставить ему еще больше извращенного удовольствия, чем то, что он и так испытывал.
Я на зубок выучила каждый возможный сценарий последующего наказания за свою «провинность». Если же делала все так, как говорил Сергей, в конце дня он все равно находил то, за что меня еще не наказывали. Отчего к концу каникул я стала бояться даже собственной тени.
На первой же лекции, Олечка, объявила всем, что в группе пополнение. Данил перевелся к нам из столицы, якобы из-за того, что его родители переехали, а окончить ВУЗ и получить законный диплом ему позволили и здесь. Кроме появившегося Данила и Макса, что перевелся с заочного отделения в конце третьего учебного года, наша группа шла основным составом, не меняющимся еще с начального курса.
Какое дело мне было до новеньких, если я с ужасом представляла, как быстро пролетит этот учебный год, а переезд обратно в деревню и свадьба станут неминуемы? Для меня же это будет началом конца!
А еще я переживала, что минимум месяц после каникул не смогу нормально сидеть, ведь следы от «летней порки» не спешили зарубцовываться.
Я вяло следила за одногруппниками, которые набросились на Данила с расспросами о столичной жизни, как уловила на себе его внимательный взгляд. Новенький продолжал лениво удовлетворять всеобщее любопытство, даже тон его голоса не поменялся, но вот глаза… В них светилось нечто такое, отчего дрожь впервые прошла по моему позвоночнику.
И я бы не назвала это праздным любопытством.
Казалось, что Данил ловил каждую эмоцию, что появлялась на моем лице с жадностью голодающего. Его руки крепко вцепились в край парты, будто в данный момент он страдал он невыносимого головокружения.
Я провела рукой по волосам, пытаясь отогнать нелепые фантазии.
С чего вдруг решила, что он смотрел именно на меня, а не на кого-то из девчонок, что стояли поодаль за спиной?
Еще до начала первой лекции Данил вышел, так и не вернувшись в тот день на пары.
Шла в общагу я поздно вечером, у Ларки в нашей комнате как раз намечалось внеплановое свидание, и она попросила меня прийти попозже. Делать было нечего, пришлось отсиживаться в библиотеке.
Когда в парке почти рядом со мной послышался хруст веток, я чуть не кинулась наутек. Показалось, что Сергей настиг меня и здесь, решив растянуть свои воспитательные меры на целый год. Еще хотя бы месяц «уроков» и я бы не выдержала.
К моему безмерному удивлению и облегчению из кустов появился не Сергей.
Данил.
Он непринужденно завел беседу, будто мы были знакомы, как минимум тысячу лет и предложил провести до общаги, сославшись на то, что одиноким хорошеньким девочкам небезопасно в одиночку ходить по вечерам.
Я безразлично пожала плечами.
После того шока, что испытала в ожидании появления жениха, мне было все равно, кто будет шагать со мной рядом.
Лишь бы не Сергей.
Говорить с Данилом оказалось легко и интересно. Мы не переходили на личные темы, обсуждали искусство и место художника в современном мире. Новенький оказался начитанным, но и я на данные темы могла изливаться часами.
Рядом с одногруппником было спокойно и уютно, вот только то, что я дважды заметила, как он пытался понюхать мои волосы – настораживало.
После того вечера мы с Данилом совершенно не общались. В университете он на меня не обращал никакого внимания и, казалось, даже злился, если мы оказывались в одной аудитории слишком близко.
А мне и вовсе компания не требовалась.
Я вплотную занялась поиском альтернативного выхода из роли пока еще незаконной жены.
Следующее наше общение с «новеньким» случилось здесь, на острове. Так почему же уже второй человек закидывал мне ревностные подозрения?
Думать об этом больше не хотелось. Я чувствовала себя неимоверно усталой от того, что постоянно пыталась отыскать рациональный ответ всему, что случалось в моей жизни.
Ответов ведь не было.
А свинцовая усталость крепко придавливала плечи, мешая свободно дышать.
В ту ночь так и не удалось уснуть спокойным сном, долго еще терзалась вопросами. Все они, как правило, сводились к одному и тому же – почему я позволила Сергею сотворить с собой такое? Ведь если раньше мне хотелось летать, мечтать, строить планы на будущее, то сейчас я больше походила на машину с автоматической коробкой передач. Вся моя жизнь свелась к необходимому минимуму: поесть, выучить, сдать, поспать, поесть, выучить… и так по кругу бесконечное количество раз.
Забылась я где-то перед рассветом, уставшее тело все же взяло верх над разумом.
Кто бы ни говорил, что утро вечера мудренее – он нагло врал.
Голова казалась тяжелой, соображала я с трудом и очень медленно, а один взгляд в маленькое зеркальце, что захватила с собой, заставил охнуть. Даже в гроб мертвецом кладут краше. Да и вчерашняя розовая отметина от оплеухи «зацвела», превратившись в голубоватый синяк, а надтреснутая нижняя губа немного припухла.
Никак не ожидав, что и бессонная ночь оставит на моем лице признаки восставшего зомби, в первые минуты я растерялась. А потом махнула рукой и выбралась из палатки на свежий воздух.
Хоть и не хотелось никого случайно сделать заикой от увиденного, но последнее дело, которым я собиралась здесь заниматься, скрывать следы усталости под макияжем.
Закон подлости вновь был на моей стороне.
Первым кого я встретила на улице, оказался Данил.
Он окинул меня тревожным взглядом, уже привычно нахмурился, и с его губ сорвалось ругательство.
Сделав вид, что не только помертвела за ночь, но и оглохла, я молча прошла мимо него.
Данил не стал мучить меня ненужными расспросами, за что в груди шевельнулось нечто похожее на благодарность.
Только вот неприятности не собирались заканчиваться.
Пока я пыталась умыться ледяной озерной водой, в лагере раздался истошный визг. Оказалось, что на палатку, где как раз переодевалась Регина, упала огромная еловая ветка. Одногруппница чудом уцелела. Макс участливо помогал ей справиться с шоком, а Данил со странно довольным видом, стоял в стороне, наблюдая за всеобщей суетой.
Но терпкий вкус ужаса я целиком ощутила на вторые сутки пребывания на острове. Лодка, на которой мы сюда переправились через глубокое озеро, пропала.
Мобилки в такой глуши не ловили.
Даже навороченный смартфон Регины, показывал отсутствие сети.
Паника захлестнула всех, кроме Макса. Этот раздолбай, как принято было считать у нас в группе, остался единственным, кто сохранил хоть какую-то трезвость ума и не скатился в открытую истерику. Он первым предложил идею переправиться на ту сторону вплавь.
Как оказалось, из нашей компашки хорошо плавал только он.
Провожали его все вместе.
Регина даже пустила скупую слезу и чмокнула Макса в щеку на прощание.
– Детка, если ты будешь каждый раз так прощаться и встречать меня, я готов переплыть это озеро триста раз подряд, – ухмыльнулся он, стягивая одежду.
– Ты сначала вернись со спасателями, а там, может, и не только поцелуй получишь, – многообещающе подмигнула Регина.
Оставшись в плавках, Макс несколько раз повернулся вокруг своей оси, позволяя Регине вдоволь налюбоваться крепким телом и, только после этого прыгнул в воду, подняв фонтанчики брызг.
Я долго стояла на берегу, устремив взгляд в горизонт, пока от тела одногруппника не осталась маленькая точечка, которая вскоре совсем исчезла.
Когда на третьи сутки Макс так и не вернулся, возникла необходимость срочно что-то решать. Провиант давно закончился и мы голодали. В лесу ничего съедобного не нашлось. Охотиться никто не умел.
Да и у меня сложилось такое впечатление, что скорее сам лес успешно станет охотиться на нас, чем мы на то, что там обитало.
