Текст книги "Клетка для сломленной (СИ)"

Автор книги: Тата Сибирская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4

Уже минут десять втроем сидим в машине напротив моего дома. Из кафе мы ушли сразу после разговора и направились сюда. Иришка, не слушая никаких возражений, поехала с нами.

Делаю глубокий вдох и тянусь к ручке двери.

– Может я все – таки с тобой? – в очередной раз предлагает Макс. Он всерьез обеспокоен, как пройдет этот разговор.

– Нет, я хочу сама. – Мотаю головой.

Есть же такая вещь, как предчувствие. Никогда в такое не верила, но сейчас такое ощущение, что ничего хорошего из этого разговора не выйдет. И рада бы выбросить все из головы, да вот только в груди печет от непонятного беспокойства.

«Да глупости какие-то. Что может случиться? Это ж моя мама!»

Выхожу из машины и направляюсь в сторону нашего коттеджа. Здесь все так, как будто я никуда и не уходила, но откуда тогда чувство, будто все здесь чужое.

Иду по тропинке к крыльцу и останавливаюсь. Именно на этом месте я стояла почти четыре месяца назад.

– «Ты позор семьи. Шл@ха. Проваливай, что бы мы тебя больше не видели». – Бьет по голове, память о том дне. Хочу быстрее пройти к дому, слишком сильные и болезненные воспоминания, но не успеваю сдвинуться с места – на пороге стоит мама. Хочу кинуть к ней на шею и расплакаться, как маленькой, чтобы ее руки на моих волосах успокоили, согрели и спрятали от всех невзгод. Но попытавшись сделать шаг вперед, вижу, как мама вскидывает руку в жесте «стоп».

Стою и не знаю, что делать дальше. Запал поговорить пропал, а весь мой хваленый настрой накрылся медным тазом.

– Привет, – произношу неуверенно. Ничего лучше этого, в нашей ситуации, идиотского слова, подобрать не смогла.

Мама на это лишь усмехнулась. Глядя на эту усмешку я вдруг осознала, что не знаю эту женщину. Последние месяцы своей жизни, я просто не узнаю ее. Где та, что была со мной все девятнадцать лет?

– Что ты здесь делаешь? – Ее резкий тон, как хлесткая пощечина, заставляет сделать шаг назад и замереть в непонимании.

– Я пришла к тебе. Я пришла домой. – И это, правда. Где-то в уголке души теплится надежда, что вот сейчас она меня обнимет, и все, что произошло, станет не важным. Мама поможет перешагнуть через боль произошедшего, и мы пойдем дальше.

Но этому не суждено сбыться.

– Куда ты пришла? У тебя больше нет дома. Ты шл@ха и дрянь. Ты опозорила всю семью.

– Мама, но меня изнасиловали, – кричу во все горло, надеясь достучаться до нее.

– Это не имеет значения, – сухо отрезает она. – На каждом углу судачат о нас. О нашей распущенной дочери. Митенькин бизнес из-за этого пострадал, – говорит, про нынешнего своего мужа, – никто не хочет работать с человеком, у которого дочь шлюха, хоть она ему и не родная. Все мои знакомые смотрят на меня с пренебрежением и отвращением. Вот до этого ты довела нашу семью.

Слова бьют больно. Удар, удар, еще удар. Любовь к матери, сейчас как маленький зверек, после схватки с хищником – все тело истекает кровью, удары сердца не равномерные, попытки уцепиться за жизнь, но понимания того, что не выживет, уже начинает приходить, потому, что хищник еще здесь и будет добивать.

– И если бы не этот со шрамом, – Продолжает мать, взмахивая рукой у своей шеи, – братец твоего тр@харя с его деньгами, мы бы не смогли оправиться. – А потом смеется в голос. – Как удачно все сложилось. Он посчитал, что его братец с этим чертовым видео, нанес непоправимый вред нашему моральному состоянию, – произносит с издевкой, будто пытаясь повторить чью-то речь. – Удалось убедить, что сумма с некоторым количеством нулей, поможет нам это пережить. Показали ему тебя, ошивающуюся с наркоманами и под дурью. Получилось очень убедительно. Дочь наркоманка, раздвигающая ноги перед всеми подряд и убитые горем родители, которым нужна очень большая сумма денег, что бы вылечить ее. Так что в какой-то степени ты даже помогла, – заканчивает речь с хищной улыбкой на лице.

А я стою, хватая ртом воздух. В голове сплошной шум.

И у меня остается только один вопрос, который я задаю внезапно охрипшим голосом:

– За что?

– За все! – Выплевывает слова, будто яд. Хотя не будто, это и есть я, который травит меня. – За все мои годы, потраченные на тебя. Только встретив Митю поняла, сколько всего в жизни упустила. А ведь считала, что должна обеспечить дочь, должна заботиться о ней. Но Митя, он показал, что все может быть по другому – вот только твои родительские собрания, кружки, про простуды вообще молчу – приходилось изображать из себя любящую мамочку – люди бы не поняли. Отличница в школе, победительница конкурсов, бюджетное место в университете, вся такая идеальная. И только я знала кто ты на самом деле – избалованная девчонка, загубившая мою молодость и здоровье. Я знала, что однажды ты покажешь свое истинное лицо.

Этот удар был последним. Неужели со своей детской любовью к матери я была настолько слепа.

Говорят, дети все чувствуют. Почему же я ничего не почувствовала? Почему не увидела этой ненависти? Почему не заметила фальши в ее заботе?

Сейчас по мне будто проехали товарным поездом. Все разбито в хлам. Эти осколки уже не собрать.

Брат был прав. Меня здесь больше ничего не держит.

Глава 5

– Иришка, ну не плачь, солнце, – стоя на перроне в ожидании отправления поезда, пытаюсь успокоить подругу, решившую затопить этот город в слезах.

После разговора с матерью, все, на что хватило сил – это дойти до ворот, возле которых я упала в руки подбежавшего брата. Он увез нас на свою съемную квартиру, где полночи с подругой пытался прекратить поток моих слез. Я так и уснула на груди у Макса под убаюкивающие поглаживания подруги.

Проснулась резко, как от толчка. С минуту приходила в себя, пытаясь вспомнить, что происходит, и где я нахожусь. Открыла глаза и аккуратно приподнялась. Рука брата, удерживающая меня на его груди, соскользнула на диван. Он спал полусидя второй рукой придерживая Иришку, которая вцепившись в футболку, сопела на его ногах.

Я усмехнулась. Нельзя упускать такой шанс, это исторический момент, и он должен быть запечатлен для потомков. Огляделась и взяла телефон брата, быстро сделав их снимок. От щелчка камеры оба пошевелились и открыли глаза.

– Эй, какого черта разложил свои ласты? – Иришка, скинув с себя руку брата, отползла от него на другой конец дивана.

– Я по крайне мере не пускал на тебя слюни всю ночь, – возмутился Макс, вгоняя подругу в краску.

Эти двое спали от силы часа три-четыре. Устали морально от моих слез и грязи истории, которую я на них вылила. Они оба этого не говорят, но по ним видно как тяжело они переживают произошедшее со мной. Это только начало и дальше будет не просто, но в обоих вижу решимость идти со мной, не смотря ни на что.

Они не злятся, не говорят о том, чем жертвуют ради меня, не говорят, что все будет хорошо, что время лечит, что многие так живут (за что отдельное им спасибо), вместо этого они в очередной раз начинают цеплять друг другу. А я искренне смеюсь возмущающегося брата и пыхтящей от негодования подруги. Они просто рядом, не знаю почему, но верю, что они не бросят.

– Вера, – они оборачиваются на мой смех. – Ты в порядке?

В глазах беспокойство. Я улыбаюсь им:

– Я в норме. ТЕПЕРЬ в норме. – И закусываю губу, – Только не Вера. Ника, зовите меня Никой.

Может это по-детски и глупо – какая разница Вера или Ника, когда в паспорте написано «Вероника», но мне нужна была эта маленькая перемена.

Вера была идеальной девочкой, пытающейся во всем угодить своей маме. Я говорила о том, что не заметила ее не любви ко мне – это не так, я замечала, только не знала, что это она. В школе отличница – со слезами на глазах сидела за учебником физики, которую я никак не могла понять – лишь бы она гордилась. Танцевальная студия и соревнования, в которых только первые места – я должна быть лучшей во всем для нее. С 12 лет, с появлением отчима, черная краска для волос, что бы быть меньше похожей на отца, которого она, не переставая, говорила, что ненавидит. На высшие баллы сданы все экзамены и бюджетное место в институте – отчим и мама теперь не последние люди в городе и нужно им соответствовать.

И тут в пору спросить, чем же эта Вера недовольна – отличница, победительница, лучшая студентка? Вот только, если б по физике у меня была 4, а не 5, не было бы тонны пролитых слез и бессонных ночей, а было бы чуть больше общения с подругой и развлечений, необходимых всем детям. Победы в танцах стоили мне многих часов в жизни, проведенных в зале перед зеркалами. Я любила танцы, но они мне нужны были для выплеска эмоций – высшие баллы за технику и артистизм не приносили мне душевного покоя. В институт я поступила бы на бюджет и без отличных баллов по экзаменам. Иностранные языки были моей страстью и победами в олимпиадах, я давно уже заработала свое место на бюджете.

Можно, конечно, спросить, почему я это все не говорила своей маме? Вспоминая вчерашний разговор, понимаю, скажи я ей это раньше и на улице я бы тоже оказалась раньше. Тогда бы все было по-другому. Но сейчас уже смысла нет говорить о том, что было бы, все сложилось так, как сложилось.

Нике же, уже никогда не быть идеальной, да и не нужно это. В глазах общественности – она бывшая наркоманка, хотя говорят, что наркоманы бывшими не бывают. Неудавшаяся студентка. Шлюха, готовая перед каждым раздвинуть ноги. Ника – это девушка, без идей, перспектив, и планов на будущее.

Вера была чистым листом, на который наносили красивые краски. Ника черный лист для граттажа. Что бы сделать красоту нужно будет соскрести верхнюю черноту.

Макс и Ира долго вглядываются в мое лицо и попеременно кивают, им не нужно объяснений – они понимают.

– Всего трое суток на поезде. Мы будем созваниваться, и ты можешь приехать на каникулах, – мои доводы вызывают еще больший поток слез.

– Так. Хватит. А то вместо билетов на поезд придется покупать билеты на корабль. – Неожиданно и громко высказался брат. – Через две минуты отправление. Нам пора.

Я крепко обнимаю Иришку. Брат берет меня за руку и ведет к нашему вагону. Уже сидя в купе, не отрываю взгляда от подруги, которая, не переставая, машет мне рукой и утирает слезы.

Макс берет меня за руку:

– Мы прорвемся – поверь мне.

И я верю.

Глава 6

Поезд увозит меня не только из этого города, но и от прошлого. Хотя часть этого прошлого сейчас растет внутри меня. Возможно ли это вообще – полностью забыть прошлое и жить дальше, или это просто самообман?

Брат всю дорогу травит байки о своей службе в армии. Тот человек, к которому мы едем, это армейский приятель Макса, они служили вместе по контракту. Последний двухгодичный контракт этот самый друг не подписал, решив вернуться к гражданской жизни, а Макс отслужил, из-за известных обстоятельств, всего год.

Пейзажи за окном купе сменяют друг друга. Неизменными остаются только снега – до весны еще месяц. Мда… новая жизнь началась не с нового времени года, ни с 1 января и даже ни с понедельника, она просто началась. Просто в один миг рухнул весь твой выстроенный мир, и нет, новый не возник. Я стою на обломках и не знаю, что будет дальше.

Новый город встречает нас морозом и ярким солнцем, прям как у Пушкина.

Макс выпрыгивает из вагона на перрон, спускает наши сумки и помогает спуститься мне. Брат и раньше проявлял обо мне заботу, но сейчас это стало доходить до абсурда.

Он оглядывается в поисках друга, видимо увидев, машет ему рукой. Замечаю в толпе мужчину направляющегося в нашу сторону. Они с братом подходят друг к другу, сгребаются в дружеские объятья. Похлопав друга по плечу, поворачиваются ко мне.

– Знакомьтесь, это Димка мой сослуживец и друг, я тебе о нем рассказывал, – говорит мне Макс, я киваю в знак приветствия, – а это Ника, – говорит уже другу.

– Ммм… – тянет его друг, как бы намекая, что ему нужно бы чуть больше информации, – приятно познакомиться. А я вам тут кофе по дороге захватил. – Достает из подставки два бумажных стаканчика и передает нам с Максом, из третьего начинает пить сам.

– Димон, встречать вообще-то принято с цветами, – усмехается брат.

– С цветами пусть встречают те, кто хочет побыстрее от гостей избавиться, когда те с простудой слягут. Цветы не согреют, а вот кофе вполне.

Макс снова усмехается, а я улыбаюсь шире, мне определенно нравится этот Дима.

– Ладно, хватит лясы точить на холоде, погнали в машину. – Продолжает мужчина.

Макс подхватывает свободной рукой одну сумку, Дима другую, мне остается нести только свой кофе и себя.

Выйдя из вокзала, направляемся к машине. Парни закидывают сумки в багажник, меня усаживают на задние сиденья. Макс садится впереди, Дима на водительском, заводит машину и потягивает кофе.

– Ника, а где вы с Максом познакомились? А то, если честно он ничего толком не рассказал, только то, что приедет не один. – Поворачивается ко мне в пол оборота Дима.

Ммм… этот момент мы с братом не продумали. Представит меня как сестру, сложно будет объяснить, почему мы тогда женимся, представит, как невесту, замучаешься объяснять, почему у Макса постоянно появляются новые пассии, а зная брата, уверена их будет много. Можно конечно сказать, что у нас будет фиктивный брак, но опять же зная брата и тот уровень заботы, который он обо мне проявляет, Дима не поверит, что мы друг другу никто и может сделать неправильные выводы.

Кто-то скажет, что друга это совсем не касается и я бы, наверное, с этим согласилась. Но Дима, по рассказам брата, его лучший друг и Максу, как и любому нормальному человеку, уверена порой нужна его будет помощь и поддержка. Всю правду я не готова рассказать, но от частичной вреда не будет. Я уверена, что Дима не из болтливых и не станет на каждом углу кричать о наших с Максом отношениях.

– Думаю можно рассказать ему укороченную версию, без неприятных подробностей, – говорю брату. И он, правильно меня поняв, кивает.

Дима внимательно переводит взгляд с меня на брата. Макс медлит, выжидая и, когда Дима начинает потягивать кофе, на одном дыхании выдает:

– Ника моя сестра. Она беременна и мы скоро женимся.

Часть кофе летит в сторону Макса. Дима закашливается. Я опускаю голову, пытаясь не засмеяться в голос. Да уж, более короткую версию сложно придумать и момент же, я уверена, специально выжидал.

Когда Дима переводит дыхание после кашля, а я с Максом после смеха, решаюсь все-таки немного прояснить ситуацию:

– Макс мой двоюродный брат. Мы действительно женимся, но только для того, что бы записать Макса отцом моего ребенка. У нас отношения как у брата и сестры и не больше. – После паузы добавляю. – И желательно что бы об этом никто не знал.

Дима кивает. О всем остальном, включая «суррогатное материнство», предпочитаю молчать. Как говорится, будем решать проблемы по мере их поступления. Видно, что Дима не совсем удовлетворен ответом и понимает, что мы темним, но вопросов больше не задает.

– Весело с вами, однако. – Выдает он, и мы трогаемся с места.

Друг брата отвозит нас на квартиру, которую он, по просьбе Макса, для нас снял.

Сама квартира находится на 10 этажа, что при наличии лифта не такая уж и проблема. Две комнаты, кухня, раздельный санузел и необходимая мебель. Все чистенькое и очень аккуратное.

Дима чешет затылок:

– Блин, я тут придумывал речь в пользу этой квартиры, планировал рассказать о барах, клубах, тренажерке… – Он на секунду задумался, а потом махнул рукой. – Ну ладно. Больничку мы с вами проезжали, она не далеко. Детскую площадку внизу тоже видели – огонь, сам б на такой поиграл. В соседнем дворе, точно знаю, есть садик и школа, так что я все равно молодец, – довольно улыбается, своей находчивости.

– Так долго, нам квартира не пригодится, – отзывается брат.

Я перевожу на него вопросительный взгляд, но он отмахивается, продолжая все рассматривать. Пожимаю плечами, если сразу не рассказал, то даже пытать бессмысленно, расскажет, когда захочет сам.

– Здорово. Мне очень нравится, – с улыбкой говорю Диме, который явно ждет от нас уже хоть какой-нибудь реакции. Он расплывается в ответной улыбке.

– Да, Диман, здесь, правда, круто. Спасибо, буду должен, – брат пожимает другу руку.

– Конечно, будешь. Я целых пятнадцать минут уговаривал сеструху вам ее сдать. – Ржет Дима.

– Пятнадцать минут? – удивляюсь, а потом до меня доходит вторая часть фразы. – Сеструху?

– Ну да, – беззаботно пожимает плечами Дима, – это квартира моей сестры. Она с мужем свалила в другой город, на пмж, у ее Мишки там крутое предложение по работе. Хотели продать эту красотку, поэтому целых пятнадцать минут уламывал их не продавать, а просто сдать в аренду. Если они надумают продавать, сможете сами купить, ну или я выкуплю, и будете у меня снимать.

– Спасибо еще раз. – Искренне благодарю.

– Да без проблем. Если все нравится, то заселяйтесь. Я там, кстати, надеясь на ваше согласие, забил холодильник продуктами, так что перекусить есть что. А что б полноценно поесть, могу пару номеров подсказать, где есть доставка и еда съедобная.

– Нее, это не надо, – усмехается Макс, и кивает головой в мою сторону, – я себе личного повара привез.

– Вкусно готовишь? – Любопытничает Дима.

– Съедобно. – Пожимаю плечами. – Как видишь, он еще жив. Что-нибудь простенькое запросто.

– И что-нибудь сложненькое тоже, – передразнивает Макс.

– И это тоже, – соглашаюсь, – только нужен гугл в помощь и чуть больше времени. И вообще, Макс ты не думал, что за 5 лет я могла разучиться готовить?

– Не думал. – Отзывается. – Ты в четырнадцать с бабушкой готовила так, что слюнки текли, а за пять лет еще больше поднатаскалась – рассказывала она мне, какие ты там шедевры на кухни вытворяешь. Так что не отвертишься.

Я лишь улыбаюсь. Бабушка, конечно, преувеличила, как всегда. Но он прав, что-нибудь вкусное смогу приготовить. Хоть так могу быть полезной.

– Ну, тогда я точно напрошусь к вам на ужин. А то еда из кафешек заколебала, раньше хоть сестра подкармливала, а теперь и ее здесь нет. Ну ладно, – Дима хлопает в ладоши, – я погнал, а вы располагайтесь. Макс, – обращается к брату, – через два дня заскочу за тобой, надо будет прокатиться по поводу работы.

Брат кивает и Дима выходит за дверь.

– Ну что? Добро пожаловать домой. – Макс подхватывает сумки, которые мы оставляли у порога. Заносит и оставляет одну в моей новой комнате, сам уходит.

У меня уходит около получаса на то, что бы разложить вещи. Макс из моего дома забрал только документы, а я так и вообще в дом не попала, так что у меня теперь только те вещи, которые мне купила Иришка по просьбе брата.

Закончив с одеждой, ухожу на кухню и готовлю ужин. Бабуля говорила, что в такие моменты, мозги отдыхают, поэтому научила меня наслаждаться процессом готовки.

Уже, когда вытаскиваю запеканку из духовки, на кухне появляется брат.

Все та же бабушка смеялась:

– Когда дело касается еды, он всегда появляется вовремя.

Ужинаем молча. Нам обоим нужно переосмыслить все изменения в наших жизнях, которые мы запустили.

Когда доходит очередь до чая, я все-таки решаюсь спросить:

– Макс, почему ты уехал из дома?

Он молчит, разглядывая дно кружки, будто ищет там ответы на все вопросы. Пауза затягивается, и я уже не надеюсь услышать ответ, когда он вдруг начинает рассказывать:

– Твоя подружка позвонила мне, и я сразу рванул домой. Командир, нормальный мужик, вошел в положение и помог с досрочным разрывом контракта. Когда прилетел, сразу рванул к вам. А там бл@ картина маслом, – брат резко поднимается и отходит к окну, – твои и мои родственнички, сидят и праздную. Все, прикинь? Твоя мама с отчимом, мой батя с мамой, дядя, да даже твой батя там был. Никогда не общались, а тут блин чуть не друзья до гроба. Ты же знала, что твой отчим моих батю с дядями в свой бизнес взял? Уж не знаю, что у них там был за повод, но им было явно весело.

Я киваю. Знала об это, вот только они к нам в дом никогда не приходили.

– Скорее всего, спасение бизнеса, – предполагаю.

– В смысле? – с непониманием смотрит брат.

– У отчима были какие-то проблемы в бизнесе. Когда со мной это все произошло, – я нервно сглотнула, воспоминания давались тяжело, – в город приехал брат этой сволочи. Мать сказала, что он заплатил деньги типа на лечение дочери-наркоманки и за моральный ущерб нашей семье за видео, эти деньги они вложили в бизнес. Других вариантов, что они все вместе могли праздновать, у меня нет.

– П@здец. Они еще и заработали на этом? – Брат выходит в прихожую и возвращается с пачкой сигарет. Не помню, что бы он курил. – Не скажешь, кто это с тобой сделал?

– Я не помню. Меня чем-то накачали, лицо помню смутно, встречу – узнаю, но вот так описать не смогу. – Говорю все это, а живот скручивает болезненным спазмом от ощущения, будто это все снова происходит.

– Понятно. Короче на этом празднике жизни, спросил о тебе, – продолжил Макс, – они сказали, что ты сбл@довалась и занаркоманила и они знать ничего о тебе не хотят. Сказать, что я тогда ох@ел, это ничего не сказать. Но времени разбираться у меня не было. Бросил все, рванул тебя искать, прокатился по самым злачным местам и нашел. Бл@ть, Ника, даже я, будучи на всю голову отбитым подростком, не был в таком дерьме, откуда забрал тебя, – он не ругался и не обвинял, просто констатировал факт. – Забрал тебя, увез в клинику и снова рванул к тебе домой. Рассказал, как тебе хреново, а потом столько говна полилось, что в жизни не слышал, и по итогу меня послали в далекое и пешее. Не поверишь, впервые с трудом сдержался, чтобы не удавить бабу, никогда на них руку не поднимал, а тут твою мать, за шею к стене прижал, думал, удавлю. Сам удивляюсь, как сдержался.

Он замолчал. Стоял, глубоко вдыхая и сжимая-разжимая кулаки. Даже сейчас в нем бушевал шторм злости.

Через пару минут, немного взяв себя в руки продолжил, но голос хрипел:

– Забрал твои документы. И рванул к своим, домой. А там мне заявили, что ты им как бы вообще никто, а они не меценаты помогать всем и каждому. Вот тогда я и сорвался, начистив морды всей мужской части моей семейки. Короче, находится и быть частью семьи этих моральных уродов я больше не мог, поэтому уехал.

– Прости меня, – шепчу, но он слышит.

– Тебе не за что извиняться. Посмотрев на наши семейки в этой ситуации, понимаю, почему ты ко мне не обратилась. Ладно, – добавляет уже более бодрым голом, – сегодня был чертовски сложный день, нам надо отдохнуть, завтра много дел.

Он обнимает меня за плечи и провожает до комнаты, целует в макушку:

– Спокойной ночи мелкая, – и уходит к себе.