Текст книги "Клетка для сломленной (СИ)"
Автор книги: Тата Сибирская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Клетка для сломленной – Тата Сибирская
ЧАСТЬ 1
Глава 1
Открыла глаза и вижу перед собой белый потолок. Справа такая же белая стена, слева окно с кусочком леса и чистого голубого неба.
Интересно, а еще странно, впервые за несколько недель у меня ясное сознание – могу увидеть, запомнить, сложить мысли в голове.
Пытаюсь сесть, но тут меня ждет сюрприз – поперек груди широкий ремень, руки зафиксированы, ноги тоже.
Очень интересно.
Меня это напрягает? Неа, совсем нет. За то время (а, кстати, сколько прошло? Надо хотя бы сообразить какое сейчас время года) я побывала в такой …, что мама не горюй. Я, конечно, помню только несколько отрывков длиной в пару минут, но мне и этого хватило, что бы снова упасть в сладостное небытие. А сейчас я все вижу не помутневшим взглядом.
Когда я последний раз все видела так четко? Ммм… точно, в тот день, когда сама, будучи студенткой второго курса, помогала в клубе заканчивать приготовления ко дню первокурсника.
Таааак, мне снова нужны алкоголь и наркотики, на этот раз очень много. Нужно выбраться… Мне нужно забыться. Нужно…
От мыслей меня отвлекает звук открывающейся двери. В комнату вошла молодая девушка.
– Ой, вы очнулись! – как – то радостно воскликнула, – я сейчас позову доктора, – и буквально выбежала с улыбкой до ушей.
Белые стены, ремни, медсестра… пока моя голова пыталась сложить этот пазл (а происходит это долговато, значит, еще не на все сто моя голова работает) в комнату вошел полноватый мужчина, с залысинами, в очках и больничном халате.
Врач.
Я в какой-то больнице.
Оу! А картинка-то почти сложилась.
Между тем доктор присел на стул возле кровати.
– Здравствуйте, Вероника Алексеевна, меня зовут Виктор Семенович, я ваш лечащий врач. Как себя чувствуете?
Я попыталась сказать слово, но в горле изрядно запершило и я закашлялась. Улыбчивая медсестра, которая позвала врача и теперь стояла позади него, подбежала и, слегка придерживая мою голову, напоила водой.
Я откинула голову на подушку и на секунду прикрыла глаза:
– Где я? – прохрипела.
– Вы сейчас находитесь в наркологическом диспансере на лечении.
– Как я сюда попала?
– Вас сюда привезла ваша семья.
«Семья». Я усмехнулась. Когда через несколько дней после того злополучного дня первокурсника я появилась дома, меня, в прямом смысле слова, мама выкинула за дверь, сказав, что я опозорила всю семью. Откуда она узнала и почему так поступила – тайна покрытая мраком. Знаю одно, всех остальных она тоже оповестила, и от меня открещивались как от чумы. Так о какой к черту семье он говорит?
Я не успела задать этот вопрос. В палату в склоченном виде и горящим взглядом влетел тот, кого бы я точно не хотела видеть.
Я отвернула голову к стене и из глаз полились слезы.
Почему он? Ну, вот почему из всех людей здесь именно он? Сейчас, даже перед матерью мне бы было не так стыдно.
– Можно нас оставить, пожалуйста, одних? – Его голос. За 5 лет проведенных в армии, его физическая форма претерпела значительные изменения, но голос остался тот же. Голос, вызывавший во мне восхищение и гордость. Голос старшего брата.
– Конечно. Видимых проблем сейчас не наблюдаю. С остальным разберемся позже. – С этими словами врач вышел из палаты, а брат сел на стул и загребая мою руку в свои.
Слезы бегут непрекращающимся потоком, а я не могу выдавить из себя ни одного слова. Я даже не могу понять, что сейчас испытываю – стыд, страх, злость, отвращение к себе – все смешалось в какой-то отвратительно горький коктейль.
– Я скоро заберу тебя домой. – Спокойным тоном сказал, но уже в следующую секунду вскочил, опрокидывая стул, зарылся рукой в свои волосы и рычит. – Ну почему ты мне не позвонила? Бл*ть почему?
Я лишь сглотнула ком в горле, так и не повернув головы. Мне нечего ему ответить.
Родная мать, вышвырнула, поняв, что со мной произошло, вся семья отвернулась, а он… подумала, что если официально мы не родные, то и ему эти проблемы не нужны.
Он племянник моего отца.
«Отец». Пожалуй, не стоит называть так человека, который увидев меня на улицу, делает вид, что не знает кто я такая. Из всей семьи моего «отца» со мной общается только бабушка и он, мой двоюродный брат Максим. Он общался со мной, но я не верила, что это все по-настоящему. Ждала, что он однажды развернется и тоже уйдет. Может поэтому не позвонила…
– Мелкая, – сев на колени у кровати, произносит давно забытое прозвище, – скажи, кто это сделал? Скажи кто эта с@ка, что бы я мог его убить? Расскажи мне все.
Повернула голову, и меня захлестнуло волной боли. Боли брата за сестру. В его глазах вина – «я не смог тебя защитить». Сейчас его боль перекрыла даже мою…
Горло сдавило от захвативших эмоций. Я не могу сделать даже вдох, а он просит вспоминать и говорить…
Что мне ему ответить? Как рассказать, что обычный день первокурсника для меня стал адом? Как объяснить, что один безалкогольный махито и вот я уже не могу пошевелить даже мизинцем? Как описать тот ужас? Минута, час, день или неделя… я не знаю, сколько это длилось. Помню только отвращение к себе и всю эту мерзость, ты будто окунаешься в грязь и не можешь из нее выкарабкаться… даже боли не чувствовала.
– Тебя осмотрели врачи, – продолжил тихим голосом, – ты больше месяца сидишь на наркоте. Это не сильно большой срок и тебя быстро вылечат.
Да, после того подвала и их уколов, я больше не хотела возвращаться и снова чувствовать… Я наркоманка? Да.
Меня обкалывали наркотой, насиловали, когда вышвырнули у дома, мать не пустила меня на порог, а по организму расползалась грязь произошедшего, которую я не могла вытравить. Да, я не хотела больше думать и чувствовать…
– Вера, – он смотрел на меня затравленным взглядом, – Вер… ты беременна.
Глава 2
– Вера, – он смотрит на меня затравленным взглядом, – Вер… ты беременна.
Нет. Нет. Нет.
Я начинаю с шумом втягивать воздух через рот…
Господи, за что так со мной, пожалуйста, нет. Эта мерзость расползающаяся во мне поселилась внутри и обретает форму. Надо убрать… надо избавиться.
Дергаю руками, ногами, но ремни держат крепко, впиваясь в кожу.
– Тише, тише, – гладит по голове, пытаясь успокоить.
А я лишь прошу, чтобы он сказал, что это не правда.
«Скажи, что это ложь, ну скажи».
Мне не хватает воздуха. Нечем дышать. Хватаю воздух, как рыба, выброшенная на берег.
– Доктор! Врача позовите – Макс срывается к двери.
А я уже слышу все, как через слой ваты. В ушах шумит, боль от ремней уходит на задний план, оставляя только панику.
– Я же сказал, ее нельзя сейчас волновать. Сестра… – голос врача разрывает пространство палаты. Чувствую иглу и жду, когда накроет, но облегчения не наступает, меня утягивает в свое царство сон.
**********************************************
Что такое проснуться? Это в один момент оказаться придавленной бетонной плитой осознания. Сейчас, я как никогда была ею расплющена. Были покой и безмятежность, а сейчас…
Брат стоит у окна, вглядываясь вдаль. Даже со спины видно, как он напряжен.
– Я хочу сделать аборт. – Он вздрагивает и оборачивается ко мне. Долго вглядывается в мое лицо.
– Нельзя. – Тяжело вздыхает, – врачи запрещают прерывать беременность.
Серьезно? Это как насмешка. Думаешь, что все плохо. Нет, сейчас будет еще хуже. Мне бы расплакаться или рассмеяться, а мне все равно, как будто смотрю со стороны и это все не со мной.
– Тебе вкололи успокоительное. И нам надо поговорить пока оно еще действует. – Говорит, будто прочитав мои мысли. На секунду его взгляд затуманился. – Помнишь, я дразнил, что ты дикая и тебя нужно держать на привязи. – Усмехнулся, но в следующий момент лицо стало серьезным, – никогда не думал, что идиотская шутка однажды станет реальностью.
В его голос прорезалась боль. Он усаживается на стул возле кровати и рассматривает руки скованные ремнями.
– Пообещай мне, – говорит глухо, – что ничего с собой не сделаешь. Пообещай, как обещала, что не будешь больше плакать из-за отца. Как обещала, что окончишь школу на «отлично». Как обещала, что поступишь в универ и я буду тобой гордиться. Пообещай мне, как тогда. Ты всегда держала свое слово. – Смотрит в глаза, будто надеясь прочитать в них ответ, а потом протягивает руки и начинает отстегивать ремни.
– Я же ничего не пообещала.
– Я просто надеюсь, сестренка, что ты меня любишь так же сильно, как и я тебя и не захочешь сделать мне больно.
Освободившись от ремней, сажусь и откидываюсь на стенку. Растираю руки. Все тело затекло и теперь болит и покалывает, а еще ужасная слабость.
Он прав, я не смогу сделать ему больно. Сейчас он самый близкий мне человек, да и если вспомнить всегда таким был.
– Как ты узнал? И как ты смог приехать? Тебе вроде до окончания контракта не близко было.
– Не близко, – соглашается, встав и снова устремив взгляд в окно, – как, не странно, меня отпустили. А узнал, – он поворачивается ко мне лицом, – Иришка, подружка твоя меня разыскала. Уж не знаю, как она умудрилась, но нашла номер, дозвонилась и все рассказала. Все рвется к тебе сюда, грозится отфигачить меня дубинкой, если в ближайшие дни я ее к тебе не проведу. У нее она и правда есть? – спрашивает с вялым любопытством.
– Бита. Баскетбольная, – подтверждаю. Он усмехается. – Что дальше?
– А что дальше?
– Я хочу сделать аборт. Я обещаю, что ничего с собой не сделаю. Закончу лечение и больше не вернусь к наркотикам, но это… – указываю на живот, – я рожать не буду.
– Тебе нельзя делать аборт. – Повторяет, уже произнесенное ранее.
Такой бред. Как шутка или насмешка судьбы. Разве наркоманам не делают аборты по медицинским показаниям? Да и если подумать откуда это во мне взялось… мне не могут отказать в аборте.
– Я много думал эти дни. Я женюсь на тебе.
– Тебе нельзя делать аборт. – Повторяет, уже произнесенное ранее. – Мы просто поженимся и все.
Просто. Просто?
Какие, однако, хорошие успокоительные в этой больнице. В такой ситуации я должна бы наорать на него, передать весь спектр моего негодования и отвращения к подобному предложению, ведь он, черт его подери, мой брат, как он вообще мог такое предложить, но все слова, которые удается сказать, произношу убийственно без эмоциональным тоном, мне сейчас на все плевать:
– Ты несешь бред.
– Это не бред, я обо всем подумал…
– О чем ты подумал? – Перебиваю его, – Ты мой двоюродный брат по крови. Какие из нас муж и жена? Да меня будет тошнить от одной мысли о постели с тобой. – А еще тошнит от невозможности передать свои чувства, от чего все аргументы звучать неубедительно. Но благодаря лекарствам я сейчас руководствуюсь логикой, а не эмоциями. Но брат же и сам должен понимать, что это бред.
Судя по последовавшему дальше рыку, это я чего-то недопонимаю:
– Ты дура что ли? – Таращит на меня глаза. – Ты че там нах навыдумывала? Какая постель? Ты за кого меня вообще принимаешь? Да я лучше всю жизнь с рукой под душем простою, чем коснусь тебя. Фу, бл@! – отворачивается и морщится, будто увидел, что-то мерзкое.
– Тогда объясни. – Прошу.
– Не хочешь оставлять ребенка дело твое, отговаривать не буду, ты взрослая девочка. Но тебе нельзя делать аборт, – в сотый раз повторяет, успокоившись, в голосе прорезаются стальные ноты, – и я не позволю тебе рисковать здоровьем из-за этого. Поэтому ты родишь и отдашь ребенка мне. Будет проще, если мы будем супругами. Не надо доказывать, что я родственник, да и вообще, кто отдаст ребенка одинокому мужику, а так, я типа отец, при разводе решили, что ребенок останется со мной и все.
– А ты готов стать отцом? – не замечала за ним таких порывов. Он, как ни странно, любит детей. Много раз наблюдала, как он с ними играет, но вот разговоров о собственных детях он никогда не заводит, да и отношения с девушками, одно название… провел ночь и до свидания.
– Нет. – Отвечает честно. – Но и бросить племянника или племянницу не могу. Будем считать, что ты суррогатная мать.
Смотрю на него. Передо мной стоит мой брат, которого я знаю с детства. Нос, глаза, щеки, брови – все знакомо, но что-то в нем есть такое, чего я не узнаю. В глазах мудрость, которую я никогда не замечала в этом шалопае, а он хоть и старше, но всегда был таким. В нашем тандеме брат-сестра, я всегда была более собрана и ответственна, а он балагур и гуляка – всегда, пока это не касалось семьи.
– Я употребляла наркотики, этот ребенок обречен, он родится больным, если вообще переживет роды. – Я конечно не врач, но про больных детей от алкоголиков и наркоманов наслышана.
– Ну, значит вообще тебе не о чем заморачиваться. Умрет, избавишься и будешь спокойно жить дальше, – выплевывает и вылетает из палаты. А я отшатываюсь как от пощечины.
Я не знаю на кого я сейчас похожа и какой меня видят окружающие, но я не бездушная мразь. Мне нравятся дети. В старших классах в школе я помогала на продленке, сидела с сыновьями соседки, когда ей не с кем их было оставить, я крестная дочери подруги и считаю своим долгом помимо подарков и посильной помощи, ставить свечку на каждый ее день рождения за здравие, хоть я и не глубоко верующая. Но тот ребенок, который будет у меня… я не уверена, что смогу его полюбить, он будет постоянно напоминать мне о том, что со мной произошло, а значит, я превращу его жизнь в ад – такой участи ни один ребенок не заслуживает.
Возможно, стоит принять предложение брата. Хоть он и говорит, что не готов, но все за что бы он ни брался, он выполняет ответственно, а значит и с ребенком справится, приложив усилия, а со временем найдет и мать для него.
А я… даже не хочу думать сейчас о своем будущем. Вылечусь. Рожу ребенка. А что потом? Отдам брату. Смогу ли жить спокойно? Смогу ли заглушить совесть из-за брошенного ребенка? Или… Смогу ли не замечать той грязи, которая будет съедать меня? Ааааа…. Все чувства и эмоции начинают возвращаться… Я обхватываю голову руками и начинаю раскачиваться, пытаясь успокоиться, выгнать все из головы.
– Сестра! – не проходит и секунды как она заходит в палату, будто караулила под дверью, – я хочу уснуть, можно мне снотворное?
Через десять минут я уже отправляюсь в царство морфея.
Глава 3
Следующие несколько дней я провела в жутких болях. В те дни, когда я общалась с братом, была ремиссия перед следующим этапом восстановления организма. Лекарства способные облегчить мое состояние, в связи с беременностью, нельзя было использовать. Виктор Семенович убеждал, что мое желание вылечиться способствует более быстрому восстановлению, но от боли это не спасало.
Но восстановление продолжалось, и на физическом уровне я чувствовала себя лучше. С эмоциями же все обстояло сложнее. Нет, я не билась в истериках и не пыталась покончить с собой, я дала слово брату и я его держала – меня стали одолевать кошмары.
Закрываешь глаза и ты снова там – тебя снова затягивает эта грязь, снова больно, снова мерзко. Просыпалась и неслась в душ. Жесткая мочалка единственная помощница в моменты, когда я в остервенении пыталась отскрести эти отвратительно липкие прикосновения, которые въелись под кожу и чувствовались так, будто это происходит сейчас. К моменту выписки, я на них уже просто перестала обращать на них внимание – от этого не отмыться.
Макс, который к слову, каждый день сидит со мной, пытается свести с психологами и психиатрами, но я наотрез отказываюсь – я не готова ничего и ни кому рассказать, даже он знает только то, что написано в заключениях врачей.
А я до сих пор спрашиваю, кого мне благодарить за такого брата. За то, что общался и общается со мной, не смотря ни на что, за то, что он именно такой – весельчак и балагур с очень серьезным взглядом и стальными нервами, за то, что он рядом здесь и сейчас.
Подругу мою Иру, ко мне он запретил пускать, конечно, по моей просьбе. Мне хватило брата, который увидел меня в таком состоянии, пусть хоть она увидит меня уже такой, как прежде. Судя по тому, что однажды он появился в палате с расцарапанным лицом и руками, ей эта идея не очень понравилась.
Последние дни в клинике проходят уже не столько в лечении, сколько в ожидании выписки.
И вот через некоторое время я выйду из стен этой клиники с четким планом – что бы в жизни ни произошло не возвращаться больше сюда. Солгу, если скажу, что мне не страшно. Два месяца, проведенные в этом заведении, меня изменили, не знаю, что именно стало по-другому, но чувствую, что больше не будет, так как раньше. Не имею ни малейшего представления, что делать и как вообще строить свою жизнь. У меня всегда был, пусть и не большой, но план – на день, на семестр, на жизнь, а сейчас ничего. Знаю только, через 30 минут я выйду и… собственно все.
Накидываю на плечи свитер принесенный братом, когда дверь открывается и на пороге появляется он сам.
– Готова? – Улыбается во все свои тридцать два.
– Да. – Немного нервно отвечаю.
– Тогда валим нафиг отсюда, – заговорщицки шепчет и, схватив за руку, идет напролом, как танк.
Все дела с выпиской брат уладил заранее, поэтому еще 10 минут и вот я уже вдыхаю выхлопные газы этого города, но, как ни странно, дышится легче, хоть и не долго. В следующее мгновение меня в свои объятья сгребает подруга и, судя по напору, решила, что дышать мне не обязательно.
– Давай по легче, а то она уже начинает синеть, – Макс пытается, немного утихомирить Иришку, но сразу же огребает сам.
– Я ее больше двух месяцев не видела, и все из-за тебя, чертов ты командир, – лупит его по всему, куда дотягивается. Брат ойкает и пытается закрыться руками, а я начинаю смеяться – как же я по всему этому скучала.
– Ну, наконец-то улыбнулась, принцесса Несмеяна, – тянет Иришки.
– Так, девчонки, – хлопает в ладоши брат, – загружаемся и едем, хватит нам уже морозить задницы, не май месяц, в конце концов. К тому же, я голоден, как волк, – довольно лыбится.
– Скорее как саранча, – Иришка фыркает, резко разворачивается на каблуках и, вцепившись в мою руку, ведет к машине такси.
Садимся и доезжаем до ближайшего кафе. Внутри уютно и не сильно забито народом. Мы занимаем один из дальних столиков, заказываем, оказавшуюся очень вкусной еду, и уплетаем ее под перепалки и подначивания друг друга Иришки и брата – ну не берет их мир, что уж тут поделаешь.
Вопросов моего пребывания в клинике, наркомании или дня первокурсника не поднимается, за что я им безмерно благодарна. Тем не менее, к окончанию нашего мини пиршества настроение за столом становится серьезным. На повестке вопрос «Что дальше?».
Мы с Иришкой сидим напротив брата. Он долго вглядывается в наши лица.
– Вера, Ира. – Его голос звучит твердо. – Завтра утром у меня поезд. Я уезжаю из этого города. Насовсем. – Смотрит внимательно, будто ожидая нашей реакции. – Я тебя забираю с собой мелкая.
Напряжение, возникшее после его слов можно ножом резать. За соседними столиками кто-то переговаривается, смеется, а мы втроем будто в вакууме.
– Что? – Иришка чуть ли не подскакивает с места. Откровенно, я тоже в шоке. – Нафига ей уезжать? А мать, учеба? Да что за бред? – она чуть ли не заваливает Макса вопросами.
Брат же смотрит сейчас только на меня:
– Тебя нужно отсюда увезти. Слухи уже ползут. Тебя здесь не оставят в покое. – Говорит серьезно.
– Да, Господи Боже, в этой дыре почти каждый сидел на наркоте, те, кто не пристрастился по пальцам одной руки можно пересчитать. Посудачат и успокоятся, через два дня все забудут – Возмущенно всплеснула руками подруга.
– Когда я предлагал пожениться, я уже готовил наш отъезд. – Игнорируя подругу, продолжает брат.
– Что? – вскрикивает подруга, да так, что все столики в зале обращают на нас внимание. – Что значит пожениться? Вы же брат и сестра, а как же… – взмахивает руками, пытаясь жестами показать то, что не может произнести.
– Не стоит из-за меня уезжать. У тебя здесь семья. Я не позволю, помогая мне, потерять их. – Не красиво игнорировать подругу, но брат перегибает палку.
Кстати, да, раздумывая о том, что он женится на мне, к своему стыду я совершенно забыла о семьях. Как они это воспримут. Все знают, чья я дочь. Городок у нас действительно маленький и живот вызовет кучу вопросов. Как и то, почему мой ребенок у Макса.
Я закрываю лицо руками и слегка раскачиваюсь, пытаясь угомонить поток мыслей. Вот, что значит, жизнь перевернулась с ног на голову, и теперь ты не знаешь, что с этим делать. В этом городе слишком тесно для всего, что будет происходить. А мне, черт возьми, всего девятнадцать и я не была готова к таким кульбитам в жизни.
– Я ни кого не потеряю, уже некого терять. Как оказалась у меня нет семьи. Кроме бабушки. – Вскидываю на него взгляд, а брови от удивления ползут вверх. У него мама, отец, младший и старший братья, два племянника, два дяди, двоюродные сестра, братья и бабушка, в конце концов. Макс лишь качает головой, наверняка зная, о чем я думаю. – Бабушке я все объяснил, и она согласна с тем, что бы мы уехали. А все остальное… Я расскажу, но не сейчас.
– А может мне уже хоть кто-нибудь хоть что-нибудь объяснит? – Подает голос Иришка, с выражением полнейшего непонимания на лице.
– Она ничего не знает? – снова обращаюсь к брату. И он отрицательно качает головой.
Я поворачиваюсь к подруге в пол оборота и впервые за это время озвучиваю все, что со мной произошло. Она та, кто всегда и во всем меня поддерживает, а брат имеет права знать хотя бы потому, что сейчас перелопачивает всю жизнь из-за меня.
Макс сидит с нечитаемым выражением лица. Ира, обхватив голову, уперлась глазами в стол. А я… даже слез уже нет. За время, проведенное в клинике, я выплакала и выистерила все, что было и даже, наверное, смирилась с тем, что это теперь останется со мной навсегда.
– Когда я увидела тебя в компании тех нариков, я даже предположить не могла такое. – Тихо, будто сама с собой, произносит подруга
– Тебе и правда лучше уехать, – произносит после долгих минут тишины. – В универе, с ноября, все судачат о девушке, местной, которая за большие бабки в клубе раздвинула ноги перед каким-то приезжим. Видео их утех кочует из телефона в телефон. Я сама не смотрела на эту гадость, но говорят, что парня там не опознать, а вот девушку видно очень хорошо.
Я в ступоре. Никто НЕ БУДЕТ обсуждать меня, все УЖЕ обсуждают. И судя по всему на видео все выглядит как обоюдный акт, а значит ничего не доказать и не исправить.
– Я созвонился с одним другом. Мы служили некоторое время вместе, – после очередной паузы говорит брат, – Он давно звал меня. Правда в гости, – усмехается, – в общем, я сказал, что хочу уехать, так что он уже ждет нас и все там готовит. Деньги за службу у меня еще есть. Этого не хватит, что бы заткнуть всем рты здесь, но хватит на то, чтобы осесть в другом городе. Твои документы из универа я забрал, там, кажется, даже рады были мне их отдать. Паспорт и прочая ерунда, тоже у меня. Тебя здесь больше ничего не держит.
«Больше ничего не держит». Девятнадцать лет жизни и все перечеркнуто одним моментом.
– Мне надо поговорить с мамой, – да, она меня выгнала, но если видела то видео, могла не так все понять. Я не хочу верить, что в родном городе стала совершенно чужой, она же моя семья. Да и отчим, пусть не родной отец, но относился ко мне не плохо.
– Не стоит тебе с ней говорить, – качает головой Макс, – я был у нее, когда вернулся. Это не лучшая идея.
– Я тоже была у нее, – потухшим голосом говорит Иришка, – когда увидела тебя на улице и не смогла увести с собой. Я согласна с Максом, тебе лучше не ходить.
Я перевожу взгляд с брата на подругу:
– Да не могу я уехать не поговорив. Она же моя мама.
На моей памяти это был единственный случай, когда Макс и Ира были так единодушны в своем мнении. Может и стоило их послушать…
