Текст книги "Луч судьбы. Я дождусь (СИ)"
Автор книги: Таша Таирова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Глава 16
Игорь Шанин. Инна Шанина
Шанин откинулся на спинку кресла. Протокол операции закончен, все журналы и документация заполнены. Вот уж прав был неизвестный автор, который охарактеризовал больницу как место, где надоедливые пациенты мешают врачам работать с документацией. После вчерашнего сумасшедшего дня, совершенно ужасного вечера, заполненного слезами, страшными мыслями и предположениями, растерянным взглядом любимой дочери и невозможностью что-то решить, суточное дежурство тоже не порадовало. Праздники закончились неделю назад, а медики до сих пор разгребали их последствия. Вот и утренняя операция не принесла никакого удовлетворения, потому что такой некроз поджелудочной вытащить будет очень сложно.
– Игорь Александрович, к вам посетители, – голос дежурной медсестры вернул его в реальность. Он открыл глаза и вопросительно посмотрел на девушку. Та пожала плечами и тихо прошептала: – Они не представились, но ведут себя так, будто одолжение сделали, появившись в нашем Центре.
– Пусть пройдут, я поговорю с ними. Спасибо. – Он поднялся и спокойно уставился на высокого мужчину, придерживающего дверь женщине в серой норковой шубе. Она скривила губы и поднесла к носу кружевной платок. Шанин молча сел в кресло и выжидающе посмотрел на нежданных посетителей.
– Разрешите представиться, – заговорил вошедший мужчина.
– Добрый день, – неожиданно для самого себя перебил его Игорь. С первого взгляда эта пара вызвала у него самые неприятные чувства. И почему-то ему показалось, что он не ошибётся, если скажет, что они могут испортить ему жизнь. Мужчина удивлённо замолчал, но потом снисходительно улыбнулся и небрежно кивнул. Шанин дождался, когда тот откроет рот, и спокойно обратился к женщине: – Я слушаю вас.
Она нервно дёрнула плечом и высокомерно произнесла:
– Моё имя Мия Берг. – Женщина замолчала, будто наслаждалась произведенным эффектом, пока Игорь не пожал плечами и тихо заметил:
– И что? Моё имя Игорь Шанин. Простите, но меня ждут в отделении реанимации, если у вас есть важный разговор, то давайте ближе к делу.
Вошедшие переглянулись, женщина поджала губы, мужчина качнул головой:
– Я понимаю, что вы живёте далеко от столицы, но имя Мии Берг известно по всему миру.
Шанин перевёл взгляд на него и тихо заметил:
– Вы, уважаемый, в больнице, тут свой мир, своя цивилизация. Тут, знаете ли, люди умирают, потому нам расшаркиваться некогда. Пожалуйста, переходите к сути дела, что вас привело ко мне.
– Хорошо. – Мужчина сел на стул, закинув ногу на ногу, и уверенно произнёс: – Мы тут по делу о смерти пациентки Козловой Веры Григорьевны. Нам необходимо узнать, кто виноват в её смерти и что сделало ваше руководство, чтобы наказать виновных.
– А почему вы обратились ко мне? На данные вопросы вам может ответить кто-то из руководителей больницы, я же просто заведующий отделением.
– Моя мать умерла в вашем отделении, – вдруг сказала молчавшая до этого женщина.
Шанин с интересом посмотрел на неё и неожиданно вспомнил их разговор по телефону. Он вспомнил этот голос – именно эта женщина отвечала ему. Выходит, она узнала из первых рук, что её мама умерла, но приехать проститься с ней не смогла. Или не пожелала?
– Ваша мать умерла в отделении реанимации. К сожалению, лечить столь обширные повреждения сердечной мышцы мы ещё не умеем.
– Это вы её оперировали! – Берг вскочила на ноги, прижимая одну руку к шее, палец другой направив на сидящего хирурга. – Вы зарезали её, а теперь пытаетесь оправдать свою косорукость придуманным инфарктом. Я подам на вас в суд! Я добьюсь, чтобы вы больше ни дня не работали в медицине. Вы неправильно поставили диагноз и убили мою мать!
– Диагноз Вере Григорьевне поставила её внучка, ваша дочь. Прекрасный врач и замечательный диагност. И заметьте, диагноз был абсолютно правильный. – Спокойствие Шанина остановило разыгранную истерику. Берг внезапно опустилась на стул и громко фыркнула. – А если вы ещё раз посмеете повысить на меня голос, вас вышвырнут отсюда вон. Это вам не театр и не сцена, это жизнь. И к огромному сожалению, люди смертны. Если вы хотите и дальше что-то предпринимать и обвинять меня и моих коллег – это ваше право. Но я лично больше не собираюсь выслушивать ваши обвинения и оскорбления. Кстати, вы могли бы приехать и раньше.
– У меня не было выбора, – совершенно спокойно заявила Берг.
Шанин тяжело посмотрел на приезжую оперную диву и тихо ответил:
– Выбор есть всегда. Это не только то, что мы выбираем, но и то, от чего мы отказываемся. А вы отказались от многого.
– Это вы не оставляете нам выбора, – пришедший вместе с певицей мужчина встал и, медленно натягивая перчатки, добавил: – Моя фамилия Бестужев, я добьюсь, чтобы вы были…
– А, так вот какой ты, северный олень! – Шанин откинулся на спинку кресла и с усмешкой смотрел на замерших в недоумении посетителей. – Мия Берг, надеюсь, вы не думаете, что этот человек предан вам? Он предан не вам, он предан тому, что ему нужно от вас. Так было тогда, когда он женился на вашей дочери, так есть и сейчас, когда он крутится вокруг вас. Не обольщайтесь, как только изменятся его потребности или господин Бестужев поймёт, что вы больше не можете быть ему полезной, тотчас испарится и его преданность.
– Не смейте говорить обо мне такого! – Бестужев шагнул к столу, но резко остановился, когда Шанин поднялся ему навстречу – немного найдётся желающих иметь дело с оперирующим хирургом.
– Всего доброго, госпожа Берг. И не забудьте прихватить вашего спутника. – Шанин дождался, когда за ними закроется дверь, и опустился в кресло. Надо позвонить Анюте, никто не знает, что взбредёт в голову этой творческой личности.
Анна что-то тихо прошептала в ответ на рассказ мужа, и Игорь догадался, что это были не совсем приличные слова, хотя в последнее время его любимая жена так мастерски сочетала в своей речи медицинские термины и ругательства, что Шанин иногда просто хохотал в ответ.
– Игорь, я тебе уже говорила: пожалуйста, не принимай всё близко к сердцу. Помни, ты у нас один, мы тебя очень любим. Да, мы с девчонками сейчас у нас, на кухне колдуем, что тебе приготовить на завтра?
Шанин выдохнул и тихо закончил разговор:
– Что угодно, лишь бы была рядом, Анют. Я люблю тебя, – и выключил телефон.
Анна качнула головой и, прошептав «а как я тебя люблю», повернулась к подругам, что быстро нарезали овощи.
– И что Тийю сказала?
– Ничего особенного. Ксения Фёдоровна сразу же в порога заявила, чтобы она устраивалась в комнате Серёжи. Николай Павлович одеяло притащил тёплое. Знаете, мне кажется, что после разговора и требования сделать аборт Тийю будто в какой-то прострации была, а потом вдруг поняла – ведь Серёжины родители тоже переживают, но они так о ней заботились, будто у неё одной несчастье. А ведь они по сути чужие ей люди. Вот и получается, что для своих родителей она «мелочи», а для них она «дочка». Я сначала хотела позвонить, но потом передумала – пусть останутся вместе. Серёжкиным родителям тоже надо побыть одним, просто помолчать. Кстати, мать Тийю я вчера видела, а где её отец?
– Он не смог приехать, у него выставка. – Инна сидела в кресле, укутавшись в шаль и бездумно глядя на горящий огонь в камине.
– Выставка? Какая выставка?
Инна равнодушно пожала плечами. Потом подняла голову и тихо добавила:
– Что-то там в Берлине, она ещё какую-то знаменитость называла. – Она задумалась, а потом с досадой добавила: – Не помню ничего, будто отрезало.
Анна села рядом с дочерью, обняла свою малышку и тихо попросила:
– Инночка, не думай об этом, отдохни.
Инна тяжело вздохнула и закрыла глаза, положив голову матери на плечо:
– Мам, ну как я могу не думать об этом. Мам, а если Саша не вернётся, что я делать без него буду? Как я жить буду без него?
– Девочка моя, я же не о Саше говорю. Он теперь всегда в твоих мыслях будет. Как папа у меня, как Воскобойниковы у Кати и Ириски. Каждая его командировка будет для тебя сложной в этом смысле.
Инна всхлипнула и посмотрела Анне в глаза:
– Ты думаешь, что он вернётся?
– Это без вариантов, – вклинилась в их разговор Катя. Она повернулась к сидящим в обнимку матери с дочерью: – Всё, что касается моего братца, логическому объяснению не подлежит. Папа как-то сказал, что в роду Сашкиной мамы были интересные личности. Они и ему свои ведьмины гены передали.
Ира Воскобойникова с сомнением посмотрела на Катю и покачала головой:
– Катюш, ты меня пугаешь! С каких пор ты стала верить во сверхъестественное?
Катя усмехнулась и развела руками:
– С тех самых, как сама жива осталась, а после знакомства с Морозовыми уверилась в этом ещё больше. Кстати, как-то странно об этом говорить. Я, девчонки, вчера впервые Кирилла Сергеевича… впервые папой назвала. Даже сама не заметила, как вырвалось. Но когда его увидела… вроде бы такой сильный, прямой как стальной стержень, а в глазах столько боли… А ты, Инночка, не думай о плохом. Гони прочь такие мысли. Сашка наш упрямый, всегда своего добивался, вот и сейчас выдюжит, и мальчишки вернутся. Не могут не вернуться! Я верю. У них есть цель – вернуться. А дай человеку цель, ради которой стоит жить, и он сможет выжить в любой ситуации. С сегодняшнего дня в том районе активные поиски начались, место падения самолёта уже нашли, осталось экипаж найти – и все наши герои дома будут. Тогда и посмотрим, на какие такие выставки нашу Тишку променяли. Хотя вчера эти люди немного меня удивили. А в нашем-то возрасте и при нашей профессии сделать это трудно.
– Основной плюс нашего возраста, дамы, в том, что нас уже сложно чем-то удивить. Все виды мудачества лично я могу угадать с двух нот. А папаша Тийю тот ещё мудак, – уверенно ответила Ирина.
– Трейси Эмин, – неожиданно прошептала Инна. – Я вспомнила, мама, её имя Трейси Эмин.
– Чьё, Инусь?
– Знаменитости той, о которой вчера мать Тийю говорила.
– А ну-ка, Ириска, – Анна обернулась к Ирине Воскобойниковой, что сидела за столом с ноутбуком, – погугли нам эту Трейси, посмотрим, что за творения сейчас выставляются, а то мы после Серёжкиной выставки на Катюшин день рождения кучу лет назад шедевров-то и не видали.
Ирина усмехнулась и торжественно повернула к замершим женщинам монитор, читая текст на экране:
– Трейси Эмин номинирована на Премию Тернера. На фото часть её экспозиции «My Bed», её неубранная кровать, окружённая такими предметами как использованные презервативы, испачканные трусы, бутылки и домашние тапочки.
Наступила тишина. Инна выпрямила спину и удивлённо захлопала ресницами, потом посмотрела на маму и её подруг и тихо спросила:
– Это и есть те самые шедевры, на которые променяли Тийю родители, обозвав её «мелочами»? – Она ухмыльнулась и тихо рассмеялась. Ира коротко посмотрела на Катю, та быстро налила воды в стакан, Анна прижала дочь к себе и крепко обняла. Инна смеялась всё громче и громче, иногда всхлипывая и пытаясь вырваться из рук матери. Анна резко повернула её голову и сжала челюсти дочери пальцами, пытаясь открыть рот. Катя нажала на подбородок и поднесла стакан с водой. Пока Инна судорожно глотала прохладную жидкость, Ирина одним движением переломила носик ампулы и набрала успокоительное в шприц, затем сдвинула шаль с плеча рыдающей девушки и ввела лекарство.
Анна что-то шептала засыпающей дочери, поглаживая по непослушным рыжим локонам. Бедная её маленькая девочка. За что ей такие испытания? Катя встала и посмотрела на подруг:
– Я не знаю, что будет, если они не вернутся. У Тийю хоть частичка от Серёжи осталась. А девочкам как быть?
– Надо верить, – откликнулась Ира. – Вспомните, что нам Лившиц всегда говорил – надежда покидает человека последней. Поэтому надо верить. Верить и ждать.
Часть 17
Экипаж. Путь домой
– А как она готовит! – Божнев остановился, глубоко вдохнул и поправил лямки парашюта на плече. – Как на духу – из её рук я готов есть даже жареную хлорку. Но она же ещё и умница, и красавица, а как на рояле играет. И к тому же у неё есть одно потрясающее качество – она отходчива. Замечательно отходчива! По-моему, это одно из основных условий долгой совместной жизни: женщина не должна таить обиду на близкого человека. И она совсем непритязательная. Заботливая. Участливая. Добрая. Ласковая. Вот сейчас отдохнём и опять в путь-дорогу. Как у тебя дела?
Денис Грозный беспомощно покрутил головой, сжав зубы и стараясь ничего не задеть обожжённой рукой:
– Всё хуешо. Серёга, сколько сейчас?
Божнев устало прислонился к стволу огромного дерева, прикрыл глаза, но ответил бодрым голосом:
– Если верить моему наручному будильнику, то через десять минут будет шесть вечера. Солнце уже садится, Деня, прямо у нас перед рожами.
Грозный поднял здоровую руку и чуть сдвинул повязку на глазах.
– Серый, если ты прошёл сорок километров, то скоро мы должны выйти к ущелью. Бля, но почему глаза, твою мать! Я ж без них не жилец!
– Закрыли тему.
Божнев внимательно посмотрел на друга. Лицо стало чуть светлее после нескольких попыток умывания в горных ручьях. Глаза Грозному они перебинтовали стираными бинтами. Да, сейчас бы хоть чистых бинтов, что ли. И воды чистой и тёплой. Сергей каждый вечер будто невзначай прикасался ладонью ко лбу штурмана – лихорадки не было, а это была надежда, что когда они попадут к своим, то глаза Денису можно будет спасти.
– Готов? Давай хватай меня за плечи. Оба, молоток! – Он затянул остатки шёлка на поясе и медленно пошёл вперёд.
Так они шли уже третий день. Сначала Сергей просто волоком тащил раненого Дениса на парашюте, затем они набрели на горный ручей и там Божнев первый раз отодрал прилипшую к обожжённому лицу друга рубашку, которой он прикрыл окровавленную кожу Грозного во время их прыжка. Денис матерился и орал, но всё-таки они смогли перебинтовать голову штурмана бинтами из индивидуальных пакетов. Но пакетов было всего два, а бинты надо было менять хотя бы дважды в день. Пока Денис отдыхал после таких перевязок, Сергей стирал бинты и накручивал их вокруг своего тела, чтобы быстрее высыхали. Ночевали они укрывшись всё тем же парашютным шёлком, делая себе лежбище в корнях деревьев. Если Грозный хорошо помнил карту, то за лесом, в который они попали, должна быть застава. Сергей шёл строго на запад, но старался избегать густых кустов и быть поближе к воде. Им повезло, когда они наткнулись на этот весёлый горный поток, что журчал рядом с ними, не позволяя измученным мужчинам погибнуть от жажды, о еде речи не было вообще.
– Слышь, Серый, а ты точно видел, что Юрка с Саней прыгнули?
Божнев кивнул и шагнул вперёд – он не сказал правды Денису. Он видел парашют, что относило ветром в сторону границы, он видел зарево в горах и взрыв, когда самолёт на огромной скорости ушёл в пике. Сергей догадывался, что Юрка Тарасов успел выпрыгнуть, что было с командиром – не знал никто. Но Денису он ничего не сказал, с такой травмой у них и так проблем хватало.
– Предлагаю привал, Деня. Готов? – Он дождался тихого «давай» и медленно ослабил стропы. Грозный сполз вниз и замер, Божнев обнял друга за плечи и тихо скомандовал: – До ручья около десяти шагов, держись и пошли.
Денис вытянул руку перед собой, защищаясь от веток, и послушно сделал первый шаг. Они медленно дошли до ручья, Грозный опустился на колени и окунул руки в холодную воду, затем медленно опустил в ручей голову, стараясь, чтобы хорошо намокли бинты. Сергей быстро распахнул куртку и снял рубашку. Прохладно, однако, не дай бог ночью пойдёт снег, тогда их следы станут заметными. Он снял с себя тёплые бинты, поднял голову Дениса:
– Терпи, штурман, – и потянул первый слой ткани. Грозный застонал, вцепившись здоровой рукой в корень дерева. Сергей срывал пропитавшиеся сукровицей бинты, брызгая в лицо друга чистой водой из ручья. – Сейчас закончим, я тут пещерку заметил, там и заночуем.
– Не думаю, что вам это удастся, – вдруг раздался рядом ироничный возглас. Божнев аккуратно завязал узел на повязке и медленно поднялся, стараясь держать руки перед собой. Перед ними стояли трое парней в камуфляже, у одного на шее Сергей заметил цепочку. Крест? Свои? – Кто такие?
– Майор Божнев. Личный номер… Код…
Один из парней кивнул в сторону сидящего Грозного, Сергей сжал плечо друга.
– Майор Грозный. Личный номер… Код…
Парни переглянулись и поправили оружие.
– Так, мужики, нам тут через лес около двух километров идти. Сможете?
Сергей кивнул и помог Денису подняться, затем застегнул рубаху и быстро надел куртку. Два километра не сорок, донесёт. Он тронул друга за плечо и закинул его здоровую руку себе на грудь.
– Ты его на себе потащишь?
– Он идти не сможет – не видит ничего, а вторая рука у него обожжена. Показывайте дорогу, – Сергей взвалил Дениса на себя и упрямо пошёл вдоль ручья.
– Стой! Мы видели под деревом парашют, давай гамак сделаем, всё легче, чем так.
Сергей согласно кивнул и вскоре четверо мужчин внесли раненного штурмана в небольшой домик. Сергей прислонился к стене, медленно сполз на пол и прикрыл лицо ладонями. Первое, что он увидел, войдя в дом, была грамота на стене. Значит, свои. Они дошли. Осталось сообщить наверх об аварии и возможной гибели командира…
***
Тарасов воткнул стропорез в твёрдую землю и подтянулся вверх, осталось совсем чуть-чуть и он выберется из этой ямы, куда попал после падения. Сильно болели рёбра – сломал, наверное, главное дышать можно. Во время прыжка его отнесло ветром далеко от места выброса Серёги и Дениса, осталось выбраться из этой ямы и продолжать путь к своим. Он сделал последний рывок и перекатился на спину, тяжело дыша и стараясь не кашлять, прижимая ладони к ушибленным рёбрам. Он шёл уже несколько дней, иногда находил какие-то ягоды, а вчера ему повезло – он набрёл на дикую яблоню. И пусть плоды её практически сгнили, но он смог сгрызть несколько мороженых фруктов. А потом эта яма! Юрий открыл глаза и уставился в серое небо. Сашка… Не успел… Увёл самолёт, спас друзей, спас экипаж, а сам… Тарасов прикрыл глаза и медленно перекатился на бок – надо встать и идти дальше.
Он не уловил тот момент, когда вышел из леса. Перед ним неожиданно появилась большая поляна, три деревянных домика и пустая собачья конура. Он с удивлением смотрел, как открылась дверь и ему навстречу выскочили два молодых парня. Тарасов усмехнулся и упал на колени.
– Майор Тарасов. Личный номер… Код…
– Какой ты, к чёрту, майор, зверь лесной! Лежи, герой, пусть тебя медик осмотрит.
– Доложите, скорее доложите. Там Сашка остался один, он машину уводил в горы. Доложите скорее!
– Слышь, дежурный, а ну давай быстро позвони наверх, пусть решают, что с ним делать, а то помрёт к чёртовой матери, отвечай потом.
Юрий слышал, как вздохнул дежурный, потом раздался треск рации, непонятные позывные, долгий разговор с одним, с другим, и сквозь усталость далёкий голос: – Жив, чертяка!
***
Александр открыл глаза и глухо застонал – это был всего лишь сон… Новогодняя ночь, сделавшая его счастливейшим из смертных, любимая в его объятьях, аромат её волос и тела… Это всего лишь сон.
Он помнил, как вывалился из брюха изувеченного самолета, как его отбросило взрывной волной на скалы. Он успел дёрнуть кольцо, но полностью парашют не раскрылся, его било о деревья и скалы, левая рука перестала слушаться, он упал в какую-то яму, заполненную прелыми листьями и грязной водой. Медленно поднялся, срезал ножом лямки ненужного шёлка и пошёл. Александр упрямо шёл от солнца, не понимая, где он находится и сколько ему ещё идти, ползти, спать урывками на деревьях, замирать от малейшего шума или скрипа. Лес жил своей жизнью, ничуть не беспокоясь о странном человеке, который постоянно повторял, что надо встать и идти. Туда, в неизвестность, где его ждут отец, друзья, товарищи. И где ждёт его Инна…
Вода, ему надо пить, чтобы были силы. Вода.
Как холодно. Болит ушибленное плечо.
Вода. Надо идти, солнце клонится сзади.
Не спать. Деревья, кругом деревья.
Вода, вода, вода… Пить, надо пить…
Мир вокруг закружился, стал темнеть, ноги подломились, Морозов открыл на секунду воспалённые глаза и увидел Инну, которая улыбалась ему и манила за собой. Темнота, как хорошо, как тихо и спокойно…
– Вставай, ванька, – Морозов сжался от сильного удара в живот. Он открыл глаза и посмотрел на мужчину, что стоял рядом. Его держали в этой яме уже давно, сначала Александр пытался считать дни, но потом сбился со счёта. Эти люди подобрали его в лесу, когда он потерял сознание. Он смутно помнил, как его волоком тащили через лес, затем подняли на ноги перед каким-то человеком с густой бородой. Тот что-то кричал, но Морозов не понимал ни слова. Бородатый что-то рявкнул, а затем посыпались удары. Били его долго и со знанием дела, казалось, что болит каждая мышца, каждая косточка. Но Александр терпел и молился только об одном, чтобы они не попытались снять с него высокие лётные ботинки, в которых был спрятан стропорез.
Его повернули на спину, он ощутил, как мужская рука поползла к ботинкам, Александр замер, а затем резко выбросил ногу вперёд. Послышался отборный мат, посыпались удары ногами, после чего его вытащили из ямы. Яркий дневной свет на минуту ослепил его, в следующий момент его крепко обхватили сзади за плечи, а у шеи появилось острое лезвие кинжала.
– Не здесь, – раздался спокойный голос. – Ненавижу кровь. Отведи в лес и делай с ним, что хочешь.
Александра грубо толкнули, он сделал несколько шагов и упал на колени.
– Вставай, сука! – Его опять били, толкали в спину, всё дальше уводя от лагеря боевиков, и вскоре привели в узкое ущелье, что с одной стороны заканчивалось тупиком из светлого камня, с другой же темнела пропасть. Александр обернулся и увидел усмехающихся мужиков. Он поднял голову и посмотрел в синее небо. Где-то послышался грохот падающих камней, мужчины обеспокоенно начали оглядываться, один из них, что чаще других издевался над ним, подошёл ближе и вытащил нож. Морозов медленно опустился на колени и наклонил голову, завёл руку назад и резко выдернул из ботинка стропорез, затем схватил стоящего и ухмыляющегося мужика за куртку и одним коротким движением вонзил острый металл тому в горло. Все на мгновение замерли, и в этот момент Александр прыгнул вниз. Он слышал крики и ругательства, отдельные выстрелы и всё более усиливающийся грохот в горах, стараясь ухватиться за растущие на крутом склоне деревья и кусты. Александр смог уцепиться за выступающий корень дерева, но тут земля загудела, дерево под его руками накренилось и Морозов полетел в пропасть…
Он очнулся от того, что кто-то обтирал его лицо тёплой водой. Александр открыл глаза и увидел перед собой темноволосую девушку.
– Молчи и слушай, – тихо заговорила она. – Тебя ищут, к нам уже несколько раз приходили. Они ищут лётчика из упавшего самолёта. Пока моему отцу удавалось всё скрывать, но мы не можем долго держать тебя в нашем доме. Тебе надо уходить.
Морозов медленно сел, помотал головой, стараясь унять головокружение и невыносимую боль в висках:
– Сколько я нахожусь у вас?
– Две недели. Отец у меня знахарь, он немного подлечил твои раны и снял лихорадку.
Морозов прикрыл глаза:
– У вас есть оружие?
Девушка качнула головой и протянула ему изогнутый нож с резной рукояткой:
– Это всё, что осталось у нас после войны. Я выведу тебя ночью, если минуешь перевал и будешь дальше идти вдоль реки, то попадёшь на пограничную заставу. Готов?
Морозов кивнул и откинулся на стену подвала. Ночью девушка вывела его из дома и молча попрощалась у одинокого дерева. И Александр ушёл, напоследок продиктовав своей спасительнице номер телефона Юрки Тарасова, чтобы она смогла послать друзьям весточку о спасённом лётчике.
Через несколько дней он вышел к заставе и потерял сознание, не успев назвать своё имя.
***
Божнев с раненным Грозным вернулись спустя две недели. Их привезли на авиационную базу измученных, голодных, но живых, и сразу увезли в госпиталь, где их и увидела Лиза. Она стояла и молча слушала их рассказ о полёте, о грозе, о приказе, о том, как они смогли добраться к своим. Что было с самолетом, видел Божнев, но сказать что-то о Тарасове и Морозове он не мог. Лиза выслушала их, резко повернувшись вышла из палаты и почти бегом направилась в рентгенотделение.
Тийю выслушала Лизу, поднялась с кресла и вышла из кабинета, не говоря ни слова. Инна посмотрела ей вслед и тихо сказала:
– Бедная Тийю, как ей было тяжело в её положении. Но она всё выдержит. И Грозный, и Божнев поправятся, всё будет хорошо. И Юра твой скоро вернётся, вот увидишь. И я дождусь. Обязательно дождусь.
***
Из вертолёта Тарасов вышел сам, увидел санитарную машину и пошёл к ней медленно, с трудом переставляя ноги. Из открытой двери появилась светлая женская головка, Тарасов зажмурился и услышал родной голос:
– Я тебя, Тарасов, прибью, если ты ещё раз позволишь себе шляться неизвестно где и с кем, понял?
Юрий открыл глаза и увидел заплаканную Лизу, шагнул к ней, прижал к себе и наклонил голову:
– А если ты ещё раз заставишь меня ждать тебя после работы, я сделаю так, что ты забудешь о своей работе года на три, понятно?
– Понятно. Сделай, только не улетай больше так надолго.
Тарасов вздохнул полной грудью и посмотрел в небо. Не улетай… Надолго… Хорошо бы, любимая…
