Текст книги "Луч судьбы. Я дождусь (СИ)"

Автор книги: Таша Таирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Часть 13

Экипаж.

Александр вошёл в кабинет и чётко произнёс:

– Разрешите, товарищ генерал?

– Проходите, полковник.

Морозов улыбнулся и тихо заметил:

– Спасибо за повышение, товарищ генерал, но я пока в подполковниках хожу.

– Ходил, Саша, приказ об очередных званиях подписан, только погоны вам вручить не успеваем. Собирай экипаж, Морозов, счёт идёт на часы. Садись. – Александр вдруг почувствовал, как по затылку к спине проскользнуло холодное дуновение, от которого резко закололо между лопаток. Генерал повернул к нему карту и продолжил: – Значит так, тут выбросили группу. Во время высадки был сильный ветер, в горах потеряли почти весь груз, аппаратуру, в группе есть раненые, но операцию решено продолжить. Ваша задача – сбросить необходимый груз, вас будут ждать. Границу пересечёте здесь, авиация и ПВО предупреждены. Есть одно «но».

– Слушаю.

– С погодой там полная хреновина, видимость нулевая, грозы.

Александр усмехнулся и кивнул:

– Не в первый раз, товарищ генерал. Разрешите идти?

– Иди, отцу позвони. Пусть свяжется со мной.

Александр вошёл в лётный домик, на ходу снимая куртку.

– Ну что, парни, готовы?

Божнев, Грозный и Тарасов сидели вокруг стола, внимательно рассматривая карты и фотоснимки. Денис оторвался от изучения карты полётов и положил на стол перед Морозовым несколько спутниковых фотографий:

– Ты это видел? Снимки посмотри.

– Грозы? – Александр посмотрел на экипаж, который сегодня был серьёзен как никогда.

– Не просто грозы, один фронт за другим, – ответил Божнев. – Придётся вслепую идти.

Тарасов хмыкнул и тихо заметил:

– Но и мы не в сельской авиации работаем. Приказ есть приказ.

Морозов молча кивнул и обернулся к шкафу, вытащил большую коробку и положил на стол. Затем резким движением сорвал с комбинезона эмблему транспортной авиации, шеврон с фамилией и погоны. Лётчики переглянулись и молча начали срывать знаки различия, именные нашивки, сняли цепочки с личными жетонами, сверху положили документы. Александр закрыл коробку и всё также молча закрыл её в сейфе.

– А теперь, мужики, проверить самолёт и в путь.

Парни вышли, натягивая тёплые лётные куртки, а Морозов вытащил телефон, несколько мгновений смотрел на трубку, а затем набрал номер, чтобы через секунду услышать любимый голос:

– Да, Сашенька. Тебя сегодня во сколько ждать?

– Инусь, мы срочно вылетаем, нас несколько дней не будет, ты только не волнуйся. И, пожалуйста, не ходи много пешком, гололёд такой, не дай бог упадёшь, рыжуля.

– Это очень опасный полёт? – Голос Инны звучал глухо, будто она говорила, приложив ладонь ко рту.

– Ну что ты! Обычная командировка.

Александр умолк, прислушиваясь к частому дыханию, и вдруг Инна быстро зашептала, будто боялась что-то не сказать, что-то пропустить:

– Саша! Сашенька, я сегодня плохо спала, я волновалась, мысли дурацкие в голову лезли.

– Ещё бы ты без меня спала хорошо! – хохотнул Морозов. – Твоё дело ждать и тосковать по любимому.

– А твоё дело?

– Быстро отлетаться и вернуться к тебе, потому что без тебя, рыжуля, мне не жить.

Наступила тишина, Александр уже решил попрощаться, как услышал тихое признание:

– Я тебя люблю, Саш.

– Не слышу, Инна, тут связь плохая. – Александр прикрыл глаза и широко улыбнулся. – Повтори.

– Я тебя люблю, – опять прошептала Инна.

– Не слышу!

– Да всё ты слышишь! – Инна рассмеялась и повторила: – Я люблю тебя, Саша, очень. Ты только будь осторожен. И возвращайся быстрее. Я буду ждать. Всегда буду ждать.

***

Они летели уже третий час, переговариваясь по рации и вспоминая новогодние праздники, по-доброму подначивая Дениса Грозного.

– Слышь, Денис Юрьевич, а давай мы тебя на Наташке Тарасовой женим? Ты ж уже у нас не мальчик, поди. Знаешь же три основных правила лётчика: не оставлять водку на завтра, женщин на старость, а торможение на конец полосы.

Тут же в разговор включился второй пилот Юрий Тарасов:

– Хрен вам всем! Я бы ещё согласился на какой-то вариант, если бы не знал вас всех столько лет! Слышь, Грозный, Наталья моя тебе только с моим пугалом достанется!

– А ничего так тушка из Юрки получится, – рассмеялся Божнев.

– Штурман, сколько до границы? – голос Морозова вернул всех в реальность.

– Сто тридцать, командир.

– Экипаж, приступаем к снижению на 3900.

Александр и Юрий одновременно потянули штурвалы от себя, заставляя мощный самолёт опустить нос, и через несколько минут огромную машину окутала темнота с частыми яркими всполохами молний.

– Саш, ты когда-нибудь такую грозу видел? Как в фильмах ужасов, ей-богу, – Юрий удерживал рвущийся из рук штурвал, следя за показаниями приборов.

– Да, всё против нас, один только ветер навстречу. Юр, проверь груз, Серый, помоги. Сбрасывать по моей команде. Штурман?

– До места сброса пять километров, площадка готова, командир.

Тарасов и Божнев отстегнули ремни безопасности и быстро прошли вглубь самолёта в грузовой отсек. Вокруг слышался непрерывный грохот и жуткое завывание ветра. Лётчики пристегнули карабины и медленно подтолкнули огромный ящик с грузом вперёд.

– Мужики, открываю рамку, приготовить груз, – раздался искажённый голос командира. Божнев толкнул ящик, и груз плавно соскользнул с полозьев, проваливаясь в бездну.

– Груз вышел, командир, чисто всё.

Тарасов держался за перекрытие и качал головой, всматриваясь в ревущую темноту. Затем резко повернулся и, придерживаясь за стенки, зашагал к кабине. Божнев проследил, как закрылась рамка после сброса груза, и тут что-то громко взорвалось, самолёт сильно качнуло, Сергея отшвырнуло к стенке и он сильно ударился головой о переборку. Его взгляд упал на иллюминатор, и он увидел огонь.

– Командир, второй двигатель горит!

Морозов вцепился руками в дрожащий штурвал и крикнул Грозному:

– Штурман, сколько до границы?

– Пять минут, командир!

– Проводка горит, я сам не потушу, командир, – раздался голос Божнева в наушниках, он старался сбить пламя курткой, переключая тумблеры, но огонь бежал по проводам с бешеной скоростью.

– Денис, помоги, проверьте люки! – Морозов повернулся к Тарасову и прокричал, стараясь рассмотреть хоть что-то в наступившей темноте: – Юрка, помоги! Удерживай самолёт, до границы дотянуть надо!

– Командир! – Голос Божнева был едва различим из-за шипения огнетушителя. – Аварийный люк заклинило!

И в этот момент рядом вспыхнуло невыносимое сияние, самолёт тряхнуло и он резко пошёл вниз.

– Командир, молния попала в третий двигатель! Грозный ранен, хрипит только, у него лицо обожжено, не видит ничего!

– Серый, что в салоне?

– Всё в дыму, ни черта не видно!

– Тащи Грозного к люку, надевайте парашюты, через несколько километров скалы, за ними лес – прыгайте! Уходите на северо-запад, там точно наши! Юрка, помоги, я не удержу машину сам!

– Держу, командир! – Голос Тарасова был совершенно спокойным, хотя лицо его было покрыто испариной. – Саш, мы без Дениса грозу не обойдём! Уходить надо, под нами свои!

– Тарасов, тут на каждом метре и свои, и чужие, уводим машину за скалы! Божнев, прыгайте! Это приказ, твою…

Конец фразы проглотил громкий хлопок, и кабина наполнилась сизым дымом.

– Юрка, бросай! К люку, прыгай!

– А ты, Саш?

– Выполнять!

Тарасов отстегнул фиксирующие ремни и быстро пошёл к открытому люку, надел парашют, оглянулся и увидел напряжённую спину Сашки. Прыжок. Темнота и ревущий воздух в ушах, рывок и тишина. Тарасов висел над тёмной землёй и смотрел, как его друг уводил самолёт в горы. Через несколько секунд раздался взрыв, небо окрасилось в кровавый цвет. Стало тяжело дышать, и Юра закричал, закричал дико и хрипло. Он потерял лучшего друга. Небо, которое он любил больше самого себя, это проклятое небо забрало у него человека, который спас ему жизнь.

Часть 14

Подруги

Инна посмотрела на Лизу и тихо поинтересовалась:

– Что с тобой, Лиса?

– Не знаю, Инна, устала. Сильно. Жизненной энергии хватает только на то, чтобы к ночи «мяу» сказать… да и то негромко… Юрка улетел и будто все мои силы с собой забрал. Я ведь с ним ни одной ночи толком не спала, откуда только силы у него брались, – Лиза прикрыла глаза и откинулась назад на спинку кресла, – но пахала я при этом как лошадь колхозная – и в отделении, и в операционных. А теперь… Знаете, девчонки, кажется, наступила такая стадия измотанности, когда ты начинаешь тихо плакать не потому, что случилось что-то плохое, а потому что ты устала уже до такой степени, что твоя нервная система просто не выдерживает. Так и я. – Лиза вздохнула и отвернулась, пряча вдруг повлажневшие глаза.

Тийю молча поставила перед Лизой чашку с чаем и крепко обняла подругу:

– Тебе бы отдохнуть, Лиса, с твоими дежурствами сутки через сутки никто не выдержит. А ты не мужик, ты молодая женщина, опять же со своей физиологией.

– Да всё бы было ничего, только в последнее время когда я заступаю на дежурство, у меня такое чувство, что меня лишают гражданства, лишают всех прав и наделяют только обязанностями. И смотрят косо, будто мы были виноваты в том, что с тобой случилось, Ти, понимаешь? Будто не этот мудак к тебе приставал, а мы всё это начали. Аж тошнит!

Инна отвернулась к окну и тихо проговорила:

– А вам не звонили? – Лиза и Тийю переглянулись и коротко пожали плечами. – Уже три дня прошло, а от них ни слуху ни духу.

Тийю сделала небольшой глоток из чашки и выдохнула:

– Не надо, Ин. Не зови беду, мало ли что, там и со связью проблемы были, и погода не очень. И ты, Лиз, подумай, может и хорошо, что тебе Юры не достаёт. Иногда не столько важно наличие мужчины рядом, сколько отсутствие идиота, который тянет из тебя все жизненные силы. Поэтому когда я вспоминаю свой брак, то хочется внимательно посмотреть на свои ладони.

– Зачем? – Лисица быстрым движением вытерла мокрые щёки и непонимающе уставилась на бледную Тийю.

– Чтобы понять, когда же и где у меня оборвалась линия ума. Так, ладно, на сегодня хватит. Инна, забирай Лису и отчаливайте за вещами, не забывайте, что я вас жду у себя сегодня вечером.

Шанина и Лисица оделись, замотали лица шарфами и попрощались. Тийю через окно проследила, как они направились к выходу, и вернулась к столу – надо было немного изменить протоколы исследований, а потом домой – девчонки приедут, не так грустно и одиноко будет на выходных.

Она не заметила, как за окном стемнело. Тийю откинулась на спинку офисного кресла и закрыла глаза, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Лиза сегодня вспомнила те неприятные моменты, что случились в прошлом году. И хотя девушек никто открыто не обвинял, но появилась какая-то натянутость в отношениях с коллегами. А может, Серёжа был прав, когда говорил ей о том, что он должен решать все проблемы? Но как рассказать ему всё, а ещё и повторить некоторые словечки и фразы, которых она наслушалась по самое горло?

Тийю повернула лицо к тёмному проёму окна и вздрогнула – в стекле отражалась мужская фигура. Она вскочила, развернула кресло и облегчённо выдохнула.

– Николай Павлович, как вы меня напугали! – Божнев-старший виновато улыбнулся и тяжело опустился на стул. Тийю нервно сглотнула и тихо прошептала: – Что-то случилось?

Божнев сжал кулаки и тихо ответил:

– Ти, самолёт… – Он закашлялся и прижал ладонь к груди, медленно массируя область сердца. – Девочка, самолёт разбился. О судьбе экипажа ничего неизвестно.

– Нет. Не-е-ет, – Тийю криво улыбалась и медленно отходила назад, вытянув руки перед собой, будто хотела защититься от плохих известий. – Этого не может быть, я же не успела ему сказать…

Она остановилась и часто задышала, затем ничего непонимающим взглядом посмотрела на отца любимого мужчины и упала будто сломанная кукла. Божнев вскочил, подбежал к потерявшей сознание женщине и приподнял голову.

– Тийю, открой глаза, слышишь? Ти, не смей, открой глаза, дыши, я сказал. Господи, что же делать-то? – Он тихонько тряс её за плечи, стараясь привести в чувство.

– Николай Павлович, уступите место профессионалам!

Божнев нахмурился, через плечо глянул на внезапно появившуюся Лизу, но поднявшись с колен, перехватил Тийю под плечи.

– Вы не обижайтесь, пожалуйста, лучше помогите мне и перенесите Тийю на диван, пол холодный, она и так нехорошо себя чувствует в последнее время, не дай бог простуда, ещё осложнений не хватало.

Елизавета Лисица в тёплом пушистом свитере, чем-то напоминающая в этот момент озорную белочку, положив под ноги потерявшей сознание Тийю подушку, быстро распахнула халат, приложила пальцы к её шее, другой рукой приподняла веко и, заглянув в зрачок, тихо спросила:

– Что произошло?

– Лиза, думаю, что вы скоро всё узнаете – самолёт не вернулся.

Лисица мелко задрожала, сжала кулаки и мгновение постояла с закрытыми глазами, а затем похлопала ладошками подругу по щекам:

– Тийю, очнись. Николай Павлович, позвоните по стационарному телефону ко мне в отделение, пусть прибежит дежурная сестра.

– Лиза, – раздался тихий уставший голос, – прекрати командовать, ты не у себя в реанимации.

– Фу, очнулась! Вставать тебе ещё рановато, полежи, можешь на подушку подтянуться, вот, чаю горячего сейчас тебе сделаю. – И помогая подняться подруге, тихо прошептала ей на ухо: – Это что за обмороки, или я чего-то не знаю? Ты сегодня ела? Или хотя бы чай пила после нашего ухода? Ты собираешься себя угробить работой назло всем? Опять решила, что всё должно быть идеальным? Мы уже это проходили, когда в академии учились. Тебя ни на минуту оставить без присмотра нельзя!

– Лиза, не сердись, просто больных было много, тяжёлые все как один. Ещё духота эта, батареи греют как ненормальные, да и…

Божнев стоял рядом и внимательно прислушивался к разговору подруг.

– Ага, ты этот пламенный монолог долго готовила или сочинила, пока в обмороке валялась? Ну как? Полегчало? О, румянец появился, улыбайся, сейчас домой поедем, вот Николай Павлович отвезёт, Ксения Фёдоровна нас чем-нибудь вкусненьким побалует, потом поболтаем…

– Лиз, самолёт…

Тийю посмотрела на Лизу, которая тут же ссутулилась и села рядом. Божнев подошёл ближе, опустился на корточки и крепко обнял обеих девушек, которые уткнулись носами ему в плечи и расплакались.

В этот момент, широко распахнув дверь, в отделение не спеша вошёл Кирилл Сергеевич Морозов и, посмотрев на Божнева, обнимающего плачущих девушек, спокойно сказал:

– Собирайтесь, девочки. Лиза, Тийю, поехали, вам сейчас нельзя в одиночку оставаться. Да и нам легче, когда вы у нас на глазах. Шаниным и Воскобойниковым я позвонил, Инна сегодня с нами побудет.

Через несколько минут все сели в машину Морозова и через полчаса остановились недалеко от дома Тийю:

– Кирилл Сергеевич, остановите машину. – Она напряжённо всматривалась вдаль, где у её дома стояли два автомобиля. – Хм, одну из этих машин я знаю очень хорошо, а вот вторая мне незнакома.

– Это кто, Тийю? – Божнев чуть повернул голову и вопросительно глянул за сидящих позади девушек.

– Одна из машин принадлежит моему бывшему мужу, кто приехал на другой – я не знаю. Николай Павлович, езжайте домой, вам рядом с Ксенией Фёдоровной надо быть, а мы с Лизой ко мне пойдём, там дома нас уже должна ждать Инна.

Морозов сжал пальцами руль и тихо сказал другу:

– Иди, Николай. Я с девочками останусь. Мало ли что в голову взбредёт всяким бывшим. Если что – звони. Для Ксюши помощь может потребоваться, а девчонки у нас врачи всё-таки.

– Подождите, Николай Павлович, я с вами. – Лиза уверенно вышла из машины вслед за Божневым и взяла мужчину под руку.

Николай Павлович ещё раз взглянул на стоящие автомобили, слегка пожал девичью ладошку на своей руке и поспешил домой к жене. Ксения ещё ничего не знала, как ей сообщить о том, что сын и его друзья не вернулись – Божнев даже не представлял. Их с Кириллом сегодня вызвали в штаб и коротко обрисовали ситуацию, сказав, что спасательная операция идёт полным ходом. Но и руководитель полётов, и Морозов с Божневым понимали, что авария произошла недалеко от границы, куда во время грозы могло отнести парашюты – одному Богу известно. Оставалось только ждать. И надеяться.

Часть 15

Тийю и её гости

Кирилл Сергеевич медленно обошёл припаркованные у резного забора автомобили. Да, не бедствуем, однако. Он поднял голову и увидел, как Тийю замерла на пороге, но потом открыла дверь и с гордо поднятой головой вошла в дом. Пора и ему, мало ли о чём эти бывшие разговаривать приехали, да ещё и в компании. Он поднялся по ступенькам крыльца и заглянул в покрытое инеем окно. Надо заканчивать этот спектакль!

Генерал отворил дверь, не торопясь снял дублёнку, смёл снег с обуви стоящим рядом с дверью маленьким веничком и шагнул в комнату.

– О господи! – Какой-то невысокий мужчина в коротких джинсах и намотанном вокруг шеи цветастом шарфе заломил руки и закатил глаза. – Тийю, Мия Вильгельмовна не выносит большое скопление людей! Это может плохо сказаться на её психике, и как результат пострадает голос! Скажите своим гостям, чтобы они покинули этот дом.

Морозов с удивлением осмотрел этого престарелого мальчика и перевёл взгляд на хозяйку дома.

– Вы совершенно верно заметили, – сухо ответила Тийю, мимолётно улыбнувшись молчащему генералу. – Это мои гости, которые находятся в моём доме и по моему приглашению. Поэтому я буду решать, кто здесь останется, а кто может идти вон. Выход там.

Обмотанный что-то ахнул и засеменил куда-то в боковую дверь. Кирилл Сергеевич уловил движение и резко повернулся. Со стоящего у окна дивана поднялся высокий холёный мужчина и не торопясь направился к Морозову.

– С кем имею честь? – Голос у нежданного гостя был низкий, мощный, будто человек либо поёт, либо хорошо владеет искусством речи, словно не раз репетировал свои фразы. – Разрешите представится – Бестужев Владимир Андреевич, муж Тийю Генриховны.

Тийю качнула головой и едва слышно хмыкнула:

– Бывший муж, Кирилл Сергеевич. Ты зачем приехал? Что тебе надо на этот раз?

Бестужев чуть повернул голову в сторону женщины и опять заговорил с Морозовым:

– Не обращайте внимания на неё, общение Тийю с её так называемыми подругами накладывает отпечаток на её поведение.

– Одно из самых распространённых заблуждений на этой планете состоит в том, что все думают, что если человек взрослый, то он умный, – раздалось в наступившей тишине. Рядом с Морозовым стояла Инна Шанина и с вызовом смотрела на Бестужева.

– Инночка, не нервничай, Бестужев всё никак не может смириться, что он уже в прошлом, и дверь туда я давно закрыла, – устало ответила Тийю.

– В некоторых случаях дверь в прошлое надо не закрывать, а брать кирпичи, цемент, мастерок и замуровывать нафиг!

Бестужев покраснел и сделал шаг в сторону Шаниной, но его остановил Морозов, протянув руку и этим жестом прикрывая стоящую рядом Инну:

– Генерал-майор Морозов. Кирилл Сергеевич. Я так понимаю, что вы приехали не в одиночестве. Чья ещё машина стоит у дома?

Бестужев улыбнулся и гордо произнёс:

– Сегодня сюда приехала Берг Мия Вильгельмовна. Надеюсь, вы слышали это имя?

Морозов кивнул и спокойно ответил:

– Разумеется, слышал. Это, я так понимаю, мать Тийю, которая бросила её в детстве?

Из глубины комнаты раздался громкий возглас и высокий женский голос ответил:

– Это ложь! Её никто не бросал. Моя дочь была всем обеспечена, у неё был дом, бабушка, она училась не только в обычной школе, но закончила и музыкальную школу! Можно подумать, она имела бы всё, что её окружает, на зарплату врача-педиатра. И в благодарность она отринула искусство и выбрала профессию, от которой кровь стынет в жилах!

Морозов и Шанина молча и с интересом рассматривали приезжую оперную диву, а чуть в стороне стояла Тийю, немного опустив голову и сжимая кулаки. Кирилл Сергеевич обнял Инну за плечи и подтолкнул её к подруге:

– Девочки, что-то замёрз я, чаю бы и перекусить что-то, – и слегка похлопал девушку по плечу.

– Какой чай? – Мия Вильгельмовна обернулась и с почти ужасом посмотрела на своего помощника, который нервно поправлял шарф. – Мне некогда здесь чаи распивать, Тийю, я приехала сюда, нарушив свой график, изменив расписание. Я приехала только с одной целью – ты немедленно едешь с нами!

Инна и Тийю резко остановились и одновременно обернулись, затем Тийю внимательно посмотрела на мать и спокойно сказала:

– Я никуда не поеду. Во-первых, я работаю. Во-вторых, я офицер и уехать без разрешения неизвестно куда не имею права. В-третьих, меня не интересуют ваши планы. У меня своя жизнь.

– Тийю, выслушай мать до конца, – перебил её Бестужев, – ты даже не представляешь, от чего сейчас отказываешься!

Берг вдохнула, чтобы ответить, но тут Морозов поднял руку и тихо попросил:

– Тийю, девочка, выслушай маму, а мы с Инной пока попробуем приготовить ужин. Инночка, пойдём, пусть Тийю поговорить со своими гостями.

Инна резко обернулась к Морозову, который аккуратно прикрыл дверь на кухню, и поднесла руки к груди в молитвенном жесте:

– Кирилл Сергеевич, её нельзя оставлять с ним! Он и так выпил из неё крови на полжизни вперёд!

– Т-с-с, тихо, девочка. – Он чуть потянул дверь на себя и прижал возмущённую девушку к себе. – Никто не оставит ни её, ни вас с Лизой. Мы всегда рядом.

А в это время Бестужев усадил мать Тийю в кресло, сам отошёл чуть назад и внимательно осмотрел бывшую жену. А она изменилась, дерзит, посмела даже перебить его. Ну ничего, они с её матерью выбьют из неё это непослушание.

– Тийю, – Мия Вильгельмовна выпрямила спину и вроде бы небрежным, но точным выверенным жестом поправила лёгкий шёлковый палантин на плечах. – Мне необходимо, чтобы ты быстро собралась, нельзя терять ни минуты. Компания ВВС снимает фильм обо мне и Генрихе. И им нужен сюжет о нашей семье. Все должны знать, что ты счастлива в браке. Господин Бестужев подходит нам по своему происхождению и позиции на социальной лестнице. Ваш развод не помешает, наоборот, покажет, что мы тоже люди и можем ошибаться. Но в ближайшие дни вы снова должны оформить ваш брак. Поэтому ты уезжаешь отсюда. Дом пока можно оставить как память, но я уже дала задание своим агентам, чтобы они готовили его к продаже.

– Ты не имеешь на это никакого права! – спокойно парировала Тийю. – Дом после смерти бабушки принадлежит мне. А вы с отцом никакого отношения к нему не имеете.

– Не груби матери, – прошипел Бестужев. – Не понимаю, почему ты отказываешься, перед тобой открываются такие перспективы, а…

– Владимир, я могу принять, что мама ничего не понимает в сложившейся ситуации и пытается как всегда вывернуть всё себе на пользу, но ты! Ты офицер, и ты знаешь, что я не могу! Не могу куда-то ехать. Впрочем, я не хочу ни ехать куда-либо, ни тем более иметь какие-то дела с тобой!

– Но нам же было хорошо вместе, – воскликнул удивлённый её отказом мужчина.

– Нет, мне не было хорошо.

– Это неважно, – отмахнулся Бестужев. – Сейчас речь идёт о твоей матери, а она в отличие от тебя звезда мирового масштаба.

– В отличие от тебя тоже, – спокойно ответила Тийю. – Я повторяю, я никуда не поеду. А кстати, где отец?

Мия Вильгельмовна пожала плечами:

– Ему некогда заниматься такими мелочами. У него выставка в Берлине. Его работы выставляются вместе с шедеврами Трейси Эмин.

– А меня вы отнесли к категории «мелочи». Как это мило. – Тийю качнула головой и устало опустилась в кресло. – Я повторяю – я никуда не еду, у меня своя жизнь, вы можете остаться сегодня здесь, уже совсем стемнело, но с завтрашнего дня я не желаю видеть в моём доме моего бывшего мужа. А теперь извините – у меня гости.

– Неблагодарная дрянь, – прошептала её мать. – Я рожала тебя в муках, я оставила сцену на целый год ради тебя, мне пришлось отказаться от работы в Королевской опере в Стокгольме, я заботилась, чтобы ты ни в чём не нуждалась, я твоя мать, я…

– Я… я… я… Ты слышишь себя? Кругом «я», а ты можешь хотя раз забыть о себе и подумать о других? – Тийю поднялась с кресла и горько прошептала: – Мать – это такое высокое звание, до которого никогда не долететь кукушке.

– Не смей грубить мне! – Мия Вильгельмовна прижала ладонь к груди и часто задышала. – Мы с отцом единственные родные тебе люди на этой планете!

– Родственник и родной – это два разных слова и понятия. Как должность и звание. И довольно об этом.

За окном послышались приглушённые голоса, дверь в дом отворилась, в прихожей послышались шаги и вскоре в гостиную вошли Божневы. Ксения Фёдоровна быстро подошла к Тийю и крепко прижала её к себе.

– Это не дом, а проходной двор какой-то! Кто эти люди? Что они тут делают? Господи, как я устала от этой деревни, – закончила Мия Берг и с презрением посмотрела на пришедших. – Чего только не приходится терпеть, чтобы вытащить свою дочь из этой серости.

– Нет такого дерьма, из которого не смогли бы образоваться сливки общества, – раздался тихий голос Лизы, что стояла в дверях, вцепившись в руку Николая Павловича Божнева.

– Не смейте разговаривать с нами подобным образом! – Бестужев шагнул в бывшей жене и сильно сжал пальцами её плечо, отталкивая от неё Ксению Фёдоровну. – Быстро собралась и поехала с нами!

– Замолчи! – закричала в ответ Тийю, вырывая руку из мужских пальцев. – Я никуда не поеду! Я остаюсь здесь, среди родных мне людей. И ещё. Я беременна! Понятно?

Сидящая на кресле оперная звезда тихо ахнула и прошептала:

– Но этот ребёнок никак не вписывается в картину нашей семьи. Его не должно быть. Тийю, тебе просто необходимо сделать аборт! Факт внебрачной беременности дочери ударит по моей репутации. Ты завтра же избавишься от этого ребёнка!

– Рот закрой! – неожиданно для всех крикнула всегда сдержанная Ксения Фёдоровна. – Закрой свой поганый рот, Маша. Иначе я за себя не отвечаю.

Берг медленно поднялась с кресла и тихо прошипела:

– Моё имя Мия. Мия Берг, понятно?

– Твоё имя Маша Козлова. Ты постаралась забыть своё имя, ты наплевала на свою родную мать, даже не приехала проводить её в последний путь, а теперь разыгрываешь перед нами обиженную и непонятую? Ты здесь никто и ты больше никогда не скажешь ничего о моём будущем внуке, поняла? – Божнева неуловимым движением спрятала Тийю за своей спиной. – Ты никогда не поймёшь, что значит потерять ребёнка, потому что никогда и матерью-то не была. А ты, мерзавец, – Божнева ткнула пальцем в сторону Бестужева, – ещё раз коснёшься моей невестки, а она мне как дочь, я тебя покалечу, понял?

Инна и Морозов вышли из кухни и молча смотрели на разыгравшуюся сцену. В наступившей тишине послышался шум мотора, хлопнула калитка, и в дом вбежала Екатерина Александровна Воскобойникова.

– Папа, мне позвонила Аня, это правда? – Инна повернула голову к Морозову и вопросительно подняла брови. Генерал прикрыл глаза и кивнул. Катя лихорадочно осмотрела всех находящихся в доме, бросилась к отцу и крепко обняла его. – Не верь! Не верь, пап! Всё будет хорошо, Сашка обязательно вернётся, пап! Ты же знаешь, какой он у нас противный, – уже сквозь слёзы шептала она, гладя отца по спине, – он всегда всё делал по-своему и всегда побеждал.

Инна, ничего не понимая, обвела взглядом комнату и тихо спросила у заплаканной Лизы:

– Лиса, а что происходит? – после чего сделала шаг назад и покачала головой, ужасаясь своей догадке: – Нет, это не могло случиться, нет, только не это. Не-е-ет! – Крик Инны будто заставил всех отмереть и вспомнить, кто они и зачем собрались в этом месте. Катя бросилась к оседающей на пол девушке и чётко произнесла: – Лиза, быстро аптечку! Папа, вода рядом с тобой в графине. Вы, – Катя строго посмотрела на Бестужева, – уведите отсюда посторонних. Николай Павлович, звоните Шаниным, пусть никуда не едут, мы привезём Инночку сами. Ксения Фёдоровна, уведите Тийю к себе, в её положении лишние переживания ни к чему. Что делать в понедельник – решим позже.

Она обняла Инну и прошептала ей на ухо:

– Не думай о дурном, всё образуется. Ты только верь и жди. Держись, моя хорошая.

Мать Тийю сделал несколько шагов к двери и равнодушно произнесла:

– Это была наша последняя встреча. Моя дочь не существует больше для меня, – и она пошла к двери.

– Хорошо, что мы всё-таки поговорили по душам, ты высказалась, у меня прям камень с души упал. – Ксения Фёдоровна усадила Тийю в кресло и прикрыла лежащим рядом тёплым пуховым платком. Затем медленно закатала рукава и уверенно пошла к Мии Вильгельмовне: – Им-то я тебе сейчас башку и проломлю!

Берг с криком выскочила на улицу, за ней выбежал её помощник, а следом вышел Бестужев, которого подтолкнул к выходу Божнев. Ксения Фёдоровна сняла с вешалки шубку и вернулась к Тийю.

– Одевайся, дочура, пошли домой. Будем Серёжу вместе ждать. Ты теперь с нами. Бог услышал мои молитвы – и у нас будут малыши.

Вскоре все покинули опустевший и притихший дом. Пугающая неизвестность сплотила ставших ближе неродных людей и навсегда вычеркнула из жизни родственников по крови.