Текст книги "В лесной чаще"

Автор книги: Тана Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

– Наверное, Розалинде было тяжело все это рассказывать, – мягко заметила Кэсси. – Она очень смелая девушка. Как ты думаешь, она говорила об этом кому-нибудь?

Дэмиен покачал головой.

– Отец сказал, что, если она так поступит, он убьет ее. Я первый, кому она доверилась.

В его голосе звучали удивление и гордость, а лицо светилось радостью, несмотря на слезы. В какой-то момент он стал похож на молодого рыцаря, пустившегося на поиски Святого Грааля.

– И когда она тебе все рассказала? – спросил Сэм.

– Это произошло не сразу, постепенно. Вы правы, ей было очень тяжело. До мая она вообще ничего не говорила, а позднее… – Дэмиен покраснел еще больше. – Мы остановились в той маленькой гостинице. Начали целоваться, и я попытался коснуться… ее груди. Розалинда вспыхнула, оттолкнула меня, заявила, что она не такая, а меня это… ну, как бы удивило, это ведь не бог весть, правда? Мы встречались уже целый месяц; конечно, это не давало мне права, но… В общем, я был сбит с толку, а Розалинда подумала, будто я злюсь, и… рассказала, что с ней сделал отец. Чтобы объяснить, почему она против.

– И как ты отреагировал? – спросила Кэсси.

– Я сказал, что она должна сбежать из дому! Мы сняли бы квартиру, раздобыли денег – у меня впереди были раскопки, а Розалинда могла устроиться моделью; один парень из крупного агентства предлагал ей, уверял, что она может стать суперзвездой, но отец не позволил… Я не хотел, чтобы она вообще возвращалась домой. Но Розалинда отказалась. Мол, не может оставить Джессику. Представляете, каково ей было? Она вернулась лишь для того, чтобы защищать сестру. Я не встречал таких мужественных людей.

Будь Дэмиен хотя бы на пару лет постарше, сразу позвонил бы в полицию или в Службу доверия, но Доннели исполнилось девятнадцать, взрослые казались ему чужаками, они ничего не понимают, им опасно доверять, потому что они могут все разрушить и испортить. Видимо, ему и в голову не пришло попросить о помощи.

– А еще она сказала… – Дэмиен отвел глаза. Он снова начал плакать. Я не без злорадства подумал, что в тюрьме ему придется плохо, если он станет реветь по любому поводу. – Розалинда сказала, что, вероятно, вообще никогда не сможет заниматься со мной любовью. Из-за плохих воспоминаний. И потому что уже не в силах кому-то доверять. И если я хочу ее оставить и найти нормальную девушку – Розалинда так и сказала: «нормальную», – то она все поймет. Только я должен сделать это прямо сейчас, пока она еще не увлеклась мной слишком сильно.

– Но ты этого не хотел, – негромко вставила Кэсси.

– Разумеется, нет. Я ее люблю.

На его лице появилось выражение наивной и беззаветной преданности, и я ему даже позавидовал.

Сэм протянул Дэмиену новую салфетку.

– Я одного не понимаю, – успокаивающе произнес Сэм. – Ты хотел защитить Розалинду – это понятно, любой мужчина на твоем месте поступил бы точно так же, – но зачем избавляться от Кэти? Почему не от Джонатана? Я бы сам задушил эту тварь.

– Я сказал ей то же самое, – ответил Дэмиен и замер с открытым ртом, словно почувствовав, что сболтнул лишнее.

Сэм и Кэсси молча смотрели на него и ждали.

– Ну, – продолжил он после заминки, – так получилось… Однажды ночью у Розалинды болел живот, и в конце концов я из нее вытянул – она не хотела говорить, – что он… в общем, он ударил ее в живот. Раза три или четыре. Кэти заявила, будто Розалинда не позволила ей переключить телевизор на балет, – хотя это была ложь, она бы позволила, если бы Кэти попросила… И я… я просто больше не мог этого выносить. Каждый день думал о том, через что ей пришлось пройти, не мог спать… Я должен был это остановить!

Он перевел дух, пытаясь справиться с дрожью в голосе. Сэм и Кэсси понимающе кивнули.

– Я сказал: «Я его убью». Розалинда не могла поверить, что сделаю это для нее. Я и сам не верил. Я не шутил, нет… но не представлял, как это возможно. В жизни не думал ни о чем таком. Но когда увидел, как много это для нее значит… Ведь до сих пор никто даже не пытался ее защитить… Розалинда заплакала, хотя она не из тех девушек, кто часто плачет… Она очень сильная.

– Конечно, сильная, – согласилась Кэсси. – Так почему ты решил не трогать Джонатана Девлина? Раз уж тебе пришла в голову подобная мысль?

– Да потому что, если бы он умер, – Дэмиен подался вперед, возбужденно взмахнув руками, – мать не могла бы их воспитывать, ведь у нее нет денег и вообще она вроде бы как… ну, не знаю, немного чокнутая. Детей отправили бы в детский дом и разлучили, и тогда Розалинда не смогла бы заботиться о Джессике. Розалинда делала за нее уроки и все остальное. А Кэти просто уехала бы… Если бы дома не было Кэти, все стало бы прекрасно! Отец на них злился лишь потому, что Кэти его накручивала. Розалинда сказала – и у нее при этом был такой виноватый вид, – что иногда ей хочется, чтобы Кэти куда-нибудь исчезла.

– И это навело тебя на мысль, – сдержанно заметила Кэсси. – Ты предложил убить Кэти.

– Это была моя идея, – быстро проговорил Дэмиен. – Розалинда тут ни при чем. Сначала она отказалась. Заявила, что не желает, чтобы я рисковал жизнью ради нее. Она терпела это много лет и потерпит еще, пока Джессика не вырастет и не уйдет из дому. Но я не мог позволить ей остаться! В тот раз, когда отец пробил ей голову, она два месяца пролежала в больнице. Она могла умереть!

Меня вдруг охватила ярость. Неужели Дэмиен идиот, безнадежный простофиля, словно какой-то мультяшный персонаж, который послушно идет в то самое место, где на голову ему шлепнется кирпич? Конечно, я знал, что для всего этого есть объяснения и комментарии психологов, но в тот момент хотелось ворваться в комнату и, сунув ему под нос медицинские отчеты, заорать: «Ты это видишь, кретин? Где тут проломленная голова? Ты что, не мог хотя бы попросить ее показать шрам, прежде чем убивать несчастную девочку?»

– Значит, ты настаивал, – продолжила Кэсси, – и в конце концов тебе удалось уговорить ее?

На сей раз Дэмиен забыл про осторожность.

– Все ради Джессики! Розалинда махнула на себя рукой, но Джессика… Розалинда боялась, что у нее будет нервный срыв или еще что-нибудь. Она думала, что Джессика не выдержит еще шесть лет.

– Но Кэти все равно должна была скоро уехать, – напомнил Сэм. – Она собиралась в Лондон, в балетную школу. К тому времени ее бы здесь уже не было. Ты знал?

Дэмиен тихо застонал.

– Я ей говорил, я спрашивал, но… вы не понимаете… Кэти было наплевать на танцы. Ей нравилось, когда все обращали на нее внимание. В балетной школе она бы ничего не стала делать, к Рождеству бросила бы и вернулась домой!

В этом чудовищном заговоре против Кэти последняя деталь поразила меня больше всего. В ней сквозила какая-то дьявольская извращенность, хладнокровная точность, с какой они выбрали и растоптали самое дорогое, что было в сердце Кэти. Не помню, чтобы за всю свою карьеру я так ясно ощущал присутствие зла: его прогоркло-сладкий вкус, невидимые щупальца, вившиеся по ножкам стола и с отвратительной вкрадчивостью вползавшие в рукава и стягивавшие горло. По спине прокатилась волна озноба.

– Значит, это была самозащита, – подытожила Кэсси после долгой паузы, во время которой Дэмиен беспокойно ерзал на стуле, а они с Сэмом подчеркнуто не смотрели в его сторону.

– Да. Вот именно. Мы бы даже и думать не стали о подобном, будь у нас выбор.

– Конечно. Подобное случалось и раньше, Дэмиен: жены убивали мужей, которые над ними издевались. Присяжные относятся к этому с пониманием.

– Правда? – Он с надеждой поднял голову.

– Разумеется. Когда они услышат, через что пришлось пройти Розалинде… вряд ли кто-нибудь станет обвинять ее. Понимаешь?

– Я просто не хочу, чтобы у нее возникли проблемы.

– Тогда поступаешь абсолютно правильно, рассказывая нам все детали. Согласен?

Дэмиен тихо вздохнул, устало и с облегчением.

– Да.

– Молодец, – кивнула Кэсси. – Давай продолжим. Когда вы все это решили?

– В июле. В середине месяца…

– А когда назначили дату?

– Буквально за несколько дней до того, как все случилось. Я сказал Розалинде, что она должна позаботиться… ну, о твердом алиби. Мы знали, что вы будете заниматься семьей – Розалинда где-то читала, будто члены семьи всегда первыми попадают под подозрение. И вот в ту ночь – кажется, была пятница – мы встретились, и Розалинда сказала мне, что все устроила. В следующий понедельник они будут ночевать у двоюродных сестер, болтать до двух часов ночи, и лучшего времени не придумать. Надо было только все сделать до двух, чтобы полиция…

Его голос задрожал.

– Что ты ответил? – спросила Кэсси.

– Я… я испугался. То есть… раньше все казалось нереальным. Видимо, я вообще не думал, что мы это совершим. Просто поговорим. Вы знаете Шона Каллагана из нашей команды? Одно время он играл в группе, потом она распалась, но он твердит: «О, когда мы снова соберемся вместе, такое устроим». Шон понимает, что этого никогда не будет, но ему приятно говорить.

– Нам всем это знакомо, – улыбнулась Кэсси.

Дэмиен кивнул.

– Но когда Розалинда сообщила: «В следующий понедельник», – я вдруг почувствовал… что все это какое-то безумие. Я сказал, что, может, нам лучше пойти в полицию, а Розалинда начала рыдать: «Я тебе верила, я тебе так верила…»

– Верила, – повторила Кэсси. – Но не настолько, чтобы заниматься с тобой любовью?

– Нет, – ответил Дэмиен, помолчав. – То есть настолько. После того как мы решили насчет Кэти, для Розалинды все изменилось… Она осознала, что я готов ради нее… В общем, мы… она говорила, что никогда не сумеет, но… хотела попробовать. Я тогда работал на раскопках, поэтому мог позволить себе хороший отель – Розалинда заслуживала самого лучшего, понимаете? В первый раз она… не сумела. Но мы опять поехали туда на следующей неделе и… – Дэмиен кусал губы. Он с трудом сдерживался, чтобы не заплакать.

– И после этого, – заключила Кэсси, – ты уже не мог передумать.

– Когда я заявил, что нам лучше пойти в полицию, она решила, будто мои обещания были лишь для того, чтобы затащить ее в постель. Она такая хрупкая, ей причинили столько боли… а теперь получалось, что я ее просто использовал?.. Я не мог допустить подобного. Представляете, что бы с ней было?

Снова молчание. Дэмиен вытер глаза ладонью и глубоко вздохнул.

– Значит, ты решил это сделать, – негромко произнесла Кэсси. Он кивнул. – Как тебе удалось выманить Кэти из дома?

– Розалинда сказала сестре, что среди археологов у нее есть друг, который нашел одну вещь… – Он сделал неопределенный жест. – Медальон. Старый медальон с изображением танцовщицы. Она древняя и вроде как волшебная, поэтому Розалинда собрала все свои деньги и купила ее у него – то есть у меня – в подарок Кэти, чтобы он принес ей удачу в балетной школе. Только Кэти должна забрать его сама – ведь друг считает ее великой танцовщицей и хочет взять у нее автограф, и что сделать это надо ночью, поскольку ему нельзя продавать находки и это секрет.

Я вспомнил, как Кэсси стояла в дверях подсобки, и сторож ее спрашивал: «Хочешь крылышки?» Дети мыслят иначе, сказала она. Кэти отправилась туда по той же причине, что и Кэсси: чтобы не упустить свой волшебный шанс.

– Вы понимаете, о чем я? – В голосе Дэмиена прозвучала умоляющая нотка. – Она искренне верила, будто люди готовы давиться в очереди за ее автограф.

– Вообще-то, – заметил Сэм, – у нее имелись основания так думать. Многие люди в последнее время просили у нее автограф.

Дэмиен замолчал.

– И что случилось, когда она пришла в домик? – спросила Кэсси.

Он нервно пожал плечами:

– Я уже говорил. Медальон лежал в ящичке на полке, а когда она повернулась, чтобы его взять, я… я поднял камень и… Это была самозащита, как вы и сказали, то есть я желал защитить Розалинду; не знаю, как еще это назвать…

– А как насчет совка? – хмуро проговорил Сэм. – Это тоже была самозащита?

– Э… да. То есть… я имел в виду… что я не мог… – Он тяжело сглотнул. – Я не мог с ней это сделать. Она была такая, она… мне до сих пор снится. Затем я увидел на столе совок и подумал…

– Вы решили, что ее надо изнасиловать? Все в порядке, – мягко добавила Кэсси, когда лицо Дэмиена исказил страх. – Мы понимаем, как все произошло. Розалинде это не повредит.

– Наверное, – пробормотал он. Его лицо опять стало зеленеть. – Розалинда сказала… она была расстроена и говорила, что это нечестно, если Кэти не пройдет через то, что пришлось пережить Джессике, и в конце концов я ответил… Простите, кажется, я…

Он издал сдавленный звук, что-то среднее между кашлем и вздохом.

– Дыши, – велела ему Кэсси. – Тебе нужно выпить воды.

Она убрала облупленный стаканчик, взяла новый и наполнила водой. Дэмиен взял его обеими руками и начал пить, пока она держала руку на его плече.

– Ну вот, – кивнула Кэсси, когда он перевел дух и его лицо порозовело. – Молодец. Итак, ты должен был изнасиловать Кэти, однако вместо этого просто использовал совок, после того как она умерла?

– Я струсил, – глухо произнес он. – Она столько страдала, а я струсил.

– Значит, по этой причине, – Сэм быстро пролистал распечатки звонков, – вы почти перестали говорить по телефону после смерти Кэти? Во вторник, на следующий день после убийства, было два звонка, потом один в среду утром, один в четверг, а дальше – ничего. Розалинде не понравилось, что ты подвел ее?

– Даже не представляю, откуда она узнала. Я боялся ей сообщить. Мы договорились, что не станем общаться пару недель, чтобы полиция не могла нас связать друг с другом. Но уже через неделю Розалинда заявила, что, вероятно, нам лучше расстаться, поскольку я ее на самом деле не люблю. Я позвонил, чтобы узнать, в чем дело, и конечно, она была в ярости! – Дэмиен говорил все громче и быстрее. – Нет, мы помиримся, но… Господи, она была абсолютно права! Из-за того, что я запаниковал, тело нашли только в среду. Это полностью разрушило ее алиби, и я… я не… Она мне так верила, у нее больше никого не было, а я – я не сумел сделать для нее даже одной вещи, потому что я чертов слабак.

Кэсси молчала. Она стояла ко мне спиной, и я видел хрупкие позвонки, выступившие ниже шеи, и чувствовал, как горло сжимает тоска. Я больше не мог это слушать. Медальон с танцовщицей для Кэти сокрушил меня окончательно. Мне хотелось забыться и заснуть, чтобы меня разбудили завтра утром, когда наступит новый день и всю эту грязь смоет бесконечный дождь.

– Знаете что? – сказал Дэмиен, когда уже уходил. – Мы собирались пожениться. Когда Джессика немного оправится и Розалинда сможет ее оставить. Как вы считаете, теперь это возможно?

Они работали с ним весь день. Я примерно представлял, что они делали: у них имелась общая схема истории, и теперь предстояло проверить ее, выясняя детали и подробности, заполняя пробелы и устраняя противоречия. Получить признание – самое начало; потом надо все надежно зафиксировать, исключить малейшие придирки адвокатов и присяжных и аккуратно записать каждое слово, пока ваш подопечный еще склонен говорить и не стал придумывать какие-то новые версии. Сэм – дотошный парень, для него подобная работа в самый раз.

В помещение штаба постоянно заходили Суини и О'Горман, приносили свежие документы, распечатки телефонных разговоров Розалинды, новые показания свидетелей о Дэмиене. Я отсылал их в комнату для допросов. Иногда О'Келли заглядывал в дверь, и я делал вид, будто занимаюсь звонками. Ближе к полудню зашел Куигли, чтобы поделиться своими мыслями о ходе дела. Это был плохой знак: у Куигли особый нюх на слабаков, и, если не считать обычных попыток втереться к нам в доверие, до сих пор он почти не приставал к нам с Кэсси, переключившись на новичков, неудачников и прочих сотрудников, чья карьера по каким-то причинам пошла вниз. А теперь он уселся чуть ли не вплотную ко мне и стал туманно намекать, что мы могли бы поймать преступника гораздо раньше. Если бы я обратился к нему с должным уважением, он бы рассказал мне, как это можно сделать. Я допустил большой психологический просчет, позволив Сэму занять мое место на допросе, потом спросил о телефонных звонках Дэмиена и вдруг ввернул, что, вероятно, сестра тоже в этом замешана. Я напрочь забыл, как мне удавалось отделываться от Куигли раньше, и его присутствие казалось мне не просто раздражающим, а зловещим. Он бродил вокруг моего стола точно огромный наглый альбатрос, хрипло попискивая и вороша мои бумаги.

Наконец, как скучающий хулиган, он почувствовал, что я слишком подавлен, чтобы извлечь из меня какой-то толк, и с недовольным видом удалился по своим делам. Я окончательно махнул рукой на телефонные звонки, приблизился к окну и стал смотреть на дождь и слушать знакомые звуки, доносившиеся из разных комнат: смех Бернадетты, тренькающий телефон, взрыв мужских голосов…

Было уже двадцать минут седьмого, когда я услышал, как Кэсси и Сэм идут по коридору. Они говорили очень тихо и невнятно, я не мог что-либо разобрать, но интонации были мне знакомы. Забавно, как восприятие голосов меняется от обстановки: густой баритон Сэма я заметил только после того, как услышал его на допросе.

– Я хочу домой, – простонала Кэсси, когда они вошли в штаб, рухнула на стул и уронила голову на руки.

– Мы почти закончили, – отозвался Сэм.

Было не совсем понятно, что он имеет в виду – этот день или следствие вообще. Обходя вокруг стола, он, к моему удивлению, опустил ладонь на голову Кэсси.

– Как все прошло? – тихо спросил я.

Кэсси не шевельнулась.

– Отлично, – ответил Сэм, потер глаза и поморщился. – В том, что касается Доннели, полный порядок.

Зазвонил телефон, и я взял трубку. Бернадетта сказала, чтобы мы никуда не уходили – О'Келли хочет нас видеть. Сэм кивнул и тяжело опустился на стул, широко расставив ноги, словно фермер, вернувшийся домой после трудного дня. Кэсси с трудом подняла голову и стала вытаскивать из заднего кармана смятый блокнот.

О'Келли заставил нас подождать, что было довольно типично. Мы ждали молча. Кэсси рисовала в блокноте мрачное черное дерево, ощетинившееся как дикобраз; Сэм присел на стол и невидящим взглядом уставился на белую доску, а я стоял у окна и смотрел на серый квадрат двора, где кусты постоянно гнулись от ветра. Все это напоминало постановку, где даже поза и положение героев несут в себе таинственный и темный смысл. Мерцавшая на потолке лампа погружала меня в нечто вроде транса, и чудилось, будто я попал в экзистенциальный фильм, где на часах застыли стрелки, а персонажи никогда не сдвинутся со своих мест. Когда О'Келли с шумом распахнул дверь, это произвело впечатление шока.

– Начнем с главного, – сказал он хмуро, усевшись за стол и сложив в стопку бумаги. – О'Нил. Напомни, что ты там надумал насчет Эндрюса?

– Оставлю его в покое, – негромко ответил Сэм.

Он выглядел очень усталым. У него не было мешков под глазами, и вообще на посторонний взгляд он мог показаться вполне бодрым, но его по-деревенски цветущий вид исчез и теперь в нем проступило что-то очень юное и уязвимое.

– Отлично. Мэддокс, даю тебе пятидневный отпуск.

Кэсси быстро взглянула на него.

– Да, сэр.

Я покосился на Сэма, проверяя, не удивила ли его эта новость, но он оставался невозмутим.

– Райан, ты переводишься на бумажную работу вплоть до новых распоряжений. Не знаю, как вашей троице удалось разыскать чертова Доннели, но вам повезло, что вы это сделали, иначе положение оказалось бы еще хуже. Все ясно?

Ни у кого не хватило сил ответить. Я отошел от окна и сел на самый дальний стул. О'Келли, окинув нас угрюмым взглядом, счел наше молчание за знак согласия.

– Ладно. Как обстоят дела с Доннели?

– В общем, нормально, – пробормотал Сэм, когда стало ясно, что никто больше не ответит. – Полное признание, в том числе все главные детали, и неплохой набор улик. Пожалуй, сейчас для него единственный способ улизнуть – добиться признания невменяемости, что он и сделает, если найдет хорошего адвоката. Пока он в расстроенных чувствах и ничего такого не хочет, но после пары дней в тюрьме все быстро изменится.

– Мы не должны это допустить, – нахмурил брови О'Келли. – Не желаю, чтобы какой-нибудь кретин в суде заявил: «Он невиновен, ваша честь, просто мамочка слишком рано заставила его драить туалеты, вот ему и пришлось укокошить ту девчонку…» Черта с два. Он не больше псих, чем я. Пусть кто-нибудь из наших осмотрит его и вынесет заключение.

Сэм сделал пометку в блокноте. О'Келли полистал бумаги и взял отчет.

– Так. Что насчет этой сестрицы?

Воздух в комнате словно сгустился.

– Розалинда Девлин, – произнесла Кэсси, подняв голову. – Она встречалась с Доннели. Убийство было ее идеей, это она подговорила Дэмиена.

– Ну да. А как?

– По словам Дэмиена, Розалинда рассказала ему, что Джонатан Девлин сексуально домогался дочерей и изнасиловал ее и Джессику. Кэти же являлась его любимицей и поощряла насилие против сестер. Розалинда уверяла, что если устранить Кэти, все сразу прекратится.

– И этому есть какие-то подтверждения?

– Наоборот. Дэмиен с ее слов показал, что Девлин проломил голову Розалинде и сломал руку Джессике, но в их медицинских картах об этом ни слова, так же как о том, что они подвергались сексуальному насилию. А Кэти, которая якобы много лет сожительствовала с отцом, умерла девственницей.

– Тогда зачем вы тратите время на эту чушь? – О'Келли бросил отчет на стол. – Преступник пойман, Мэддокс. Идите домой, остальным займутся юристы.

– Потому что это чушь Розалинды, а не Дэмиена, – ответила Кэсси, и в ее глазах вдруг вспыхнул огонек. – Кто-то много лет травил Кэти, но не Дэмиен. Когда Кэти впервые собиралась поступать в Королевскую балетную школу, – задолго до того, как Дэмиен узнал о ее существовании, – ее отравили так, что ей пришлось отказаться от экзаменов. А вскоре тот же человек убедил Дэмиена убить девочку, которую тот видел всего пару раз. Вы сами сказали, сэр, что он не псих, он не слышал никаких голосов, заставлявших его совершить преступление. И этим человеком может быть только Розалинда.

– А мотив?

– Она злилась, что все внимание и похвалы достаются Кэти. Я убеждена, сэр. Еще давно, как только Розалинде стало ясно, что у Кэти есть талант к балету, она стала травить ее. Это не сложно: хлорка, рвотные средства, даже обычная соль, – существует много средств, которые могут вызвать у девочки странную желудочно-кишечную болезнь; главное – убедить ее принимать их. Можно сказать, что это какое-то тайное зелье, оно пойдет ей на пользу. Если тебе лет восемь-девять и с тобой говорит старшая сестра, легко поверить… Но когда у Кэти появился второй шанс попасть в школу, она засомневалась. Ей было уже двенадцать, и она могла оценивать, кто и почему ей что-то говорит. Перестала принимать «лекарство». Это явилось последней каплей – наряду с газетной статьей, фондом помощи и тем фактом, что Кэти стала местной знаменитостью. Она бросила Розалинде открытый вызов. Встретившись с Дэмиеном, Розалинда поняла, что это ее шанс. Он слабоволен, легковерен, не особенно умен и готов на все, чтобы осчастливить девушку. Следующие несколько месяцев она потратила на то, чтобы всеми способами – обольщением, душераздирающими историями, лестью и ловко спровоцированным чувством вины – убедить его убить Кэти. Наконец в последний месяц Розалинда так задурила Дэмиену голову, что он решил, будто у него нет выбора. Полагаю, к тому времени он уже действительно немного спятил.

– Ни слова об этом на суде, – буркнул О'Келли.

Кэсси пожала плечами.

В комнате воцарилось молчание. История была ужасна сама по себе – старая как мир легенда о Каине и Авеле, только в еще более мерзком современном варианте, – и мне трудно описать, какие чувства я испытывал, слушая Кэсси. У нее всегда очень красивый голос, гибкий, плавный и чистый, но сейчас ее слова словно шипели, змеясь по стенам, черными кляксами застилали свет и гнездились по темным уголкам.

– Доказательства есть? – поинтересовался О'Келли. – Или вы верите словам Доннели?

– Твердых улик нет, – ответила Кэсси. – Мы можем доказать связь между Дэмиеном и Розалиндой – они перезванивались по мобильнику и оба дали нам одинаковую ложную наводку, что косвенно свидетельствует о ее причастности, – но у нас нет ни одной прямой улики, что она хотя бы знала об убийстве до того, как оно произошло.

– Ну конечно, нет, – с горечью кивнул О'Келли. – Что я спрашиваю?.. И как, вы все трое согласны? Или это частное мнение Мэддокс?

– Поддерживаю детектива Мэддокс, сэр, – твердо заявил Сэм. – Я допрашивал Доннели и уверен, что он говорит правду.

О'Келли тяжело вздохнул и взглянул на меня. Похоже, он считал, что Сэм и Кэсси создают ненужные трудности, тогда как ему просто закончить бумажную работу с Доннели и объявить о закрытии дела. Однако, несмотря на свои усилия, босс никогда не был деспотом и ему не хотелось опровергать единодушное мнение команды. Мне стало его почти жаль: я был последним человеком, у которого он мог найти поддержку.

Я кивнул.

– Превосходно, – устало проговорил О'Келли. – Просто замечательно. Ладно. Слов Доннели недостаточно для выдвижения против нее обвинения, тем более приговора. Значит, необходимо признание. Сколько ей лет?

– Восемнадцать, – хрипло ответил я. Я так долго молчал, что у меня сел голос. – Восемнадцать, – повторил я, прочистив горло.

– Слава тебе Господи – по крайней мере не придется просить разрешение на допрос у ее родителей. Ладно. О'Нил и Мэддокс, вы везете ее сюда, прижимаете к стенке, пугаете до смерти и выбиваете признание.

– Не сработает, – возразила Кэсси. – У психопатов очень низкий порог тревоги. Чтобы напугать Розалинду до смерти, надо приставить к ее голове пистолет.

– У психопатов? – изумился я.

– Господи, Мэддокс, – проворчат О'Келли. – Поменьше Голливуда. Она же не съела свою сестру.

Кэсси подняла голову от блокнота и холодно промолвила:

– Я говорю не о психах из кино. Она подходит под клиническое описание. Отсутствие угрызений совести и способности к сопереживанию, патологическая лживость, склонность к манипулированию людьми, развитая интуиция, стремление очаровывать, потребность во внимании, нарциссизм, быстрое наступление скуки, нетерпимость к любым попыткам противоречить… Наверное, я что-нибудь забыла, но звучит довольно убедительно, не так ли?

– Более чем, – подтвердил Сэм. – Значит, в суде ее могут объявить невменяемой?

О'Келли что-то раздраженно буркнул в адрес психиатрии вообще и Кэсси в частности.

– Она в здравом уме, – сухо возразила Кэсси. – Любой психиатр подтвердит. Речь идет не об умственной болезни.

– И давно ты это знаешь? – спросил я.

Кэсси покосилась на меня.

– Догадывалась с первой встречи. Но тогда это не имело значения для следствия: убийца явно не являлся психопатом, а у Розалинды имелось железное алиби. Вообще-то я хотела тебе сказать, но разве ты поверил бы?

«Могла бы попробовать», – чуть не вырывалось у меня. Я заметил, как Сэм с беспокойством посмотрел на нас.

– В любом случае, – продолжила Кэсси, – если мы хотим получить признание, запугивать Розалинду бесполезно. Психопаты не знают, что такое настоящий страх; для них важнее агрессия, скука или наслаждение.

– Ладно, – кивнул Сэм. – А как насчет младшей сестры, Джессики? Может, она что-то знает?

– Вероятно, – произнес я. – Они близки.

При последнем слове Кэсси недовольно скривила губы.

– Господи Иисусе, – пробормотал О'Келли. – Ей двенадцать? Значит, необходимо согласие родителей.

– Вообще-то, – заметила Кэсси, не поднимая головы, – я не думаю, что и от Джессики будет какой-то прок. Она полностью под контролем сестры. Не знаю, как Розалинда этого добилась, но Джессика почти не способна мыслить самостоятельно. Если нам удастся начать дело против Розалинды, тогда, не исключено, рано или поздно мы что-либо узнаем от Джессики. Но пока Розалинда дома, младшая сестра не скажет нам ни слова.

О'Келли наконец не выдержал. Он терпеть не мог, когда его сбивали с толку, а натянутая атмосфера в комнате возмущала его не меньше, чем само дело.

– Прекрасно, Мэддокс. Огромное спасибо. И что ты предлагаешь, черт возьми? Может, придумаешь для разнообразия что-нибудь полезное, вместо того чтобы рубить все версии на корню?

Кэсси перестала рисовать и начала вертеть карандаш в руке.

– Разумеется, – ответила она. – Психопатам нравится властвовать над другими людьми – манипулировать, причинять боль. Мне кажется, можно это использовать. Дадим ей всю власть, какую она сумеет взять, и посмотрим, что получится.

– О чем ты?

– Прошлой ночью Розалинда обвинила меня в том, что я сплю с детективом Райаном.

Сэм резко повернулся ко мне. Я не сводил глаз с О'Келли.

– Ах да, я забыл, прошу прощения, – мрачно произнес он. – Надеюсь, это неправда. Вы и так по уши в дерьме.

– Нет, – вздохнула Кэсси, – неправда. Розалинда хотела вывести меня из себя. Ей это не удалось, но она не знает, попала в точку или нет. Вероятно, я просто хорошо скрываю свои чувства.

– И что дальше? – поинтересовался О'Келли.

– Теперь я могу пойти к ней, признаться, что у нас действительно роман с детективом Райаном, и попросить не выдавать нас. Заявлю, что мы подозреваем о ее участии в убийстве Кэти, и предложу рассказать ей все, что нам об этом известно, в обмен на ее молчание.

О'Келли фыркнул.

– И ты думаешь, что она расколется?

Кэсси пожала плечами:

– Почему бы нет? Да, большинство людей не любят признавать, что совершили нечто ужасное, даже если им не угрожает никакое наказание. Они сами переживают и не хотят, чтобы другие думали о них хуже. А для Розалинды другие люди просто не существуют, они как персонажи из видеоигры, а «плохо» или «хорошо» – только слова. У нее нет ни сожалений, ни чувства вины из-за того, что Дэмиен убил Кэти. Могу поспорить, она даже гордится. Для нее это большой успех, и ей хочется кому-нибудь похвастаться. Если Розалинда будет уверена, что козыри у нее на руках и на мне нет «жучка» – а я, конечно, не стала бы надевать «жучок», признаваясь в связи со своим напарником, – она ухватится за такой шанс. Рассказать детективу обо всем, что совершила, зная, что у меня связаны руки… Для нее это наслаждение. Она не устоит.

– Она может сказать все, что ей взбредет в голову, – усмехнулся О'Келли. – Без предупреждения в суде ее слова не примут.

– Значит, я сделаю предупреждение.

– И ты думаешь, что она все равно будет говорить? Ты же сказала, Розалинда не сумасшедшая.

– Я не знаю, – возразила Кэсси. На мгновение она словно приоткрылась, обнаружив недовольство и усталость и став вдруг очень молодой и похожей на подростка, которого раздражает идиотский мир взрослых. – Я считаю, что это наш лучший шанс. Если мы просто вызовем ее на допрос, она сразу насторожится и будет все отрицать, и тогда уйдет домой, зная, что у нас на нее ничего нет. А так существует вероятность, что Розалинда клюнет на приманку и захочет говорить.