Текст книги "Лихачев"
Автор книги: Тамара Леонтьева
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
2
О разговоре с новым председателем Автотреста Лихачев рассказал Серго Орджоникидзе.
Серго согласился с Лихачевым, что заводу нужен решительный, радикальный сдвиг в технологии, но возразил:
– Нет такой вещи, которая вредила бы нам больше, чем так называемая социальная гордость, о которой ты говоришь, и нежелание учиться. Да, ты помнишь, конечно, статью Ильича «Очередные задачи Советской власти».
Лихачев хорошо знал эту работу. Именно в ней Владимир Ильич поставил перед всем народом задачу учиться работать.
Об атом и говорил Серго. Он напомнил, что, по словам Ленина, Советская Республика должна прежде всего перенять все цепное из завоеваний капиталистической пауки и техники. Последним словом капитализма являлась система американского инженера Тейлора. Ленин и ориентировался на лее.
– Но Ленин говорил, что эта система соединяет в себе богатейшие научные завоевания и утонченное зверство буржуазной эксплуатации, [7]7
В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 36, с. 189.
[Закрыть]– сказал Лихачев.
– Ну и что из этого следует? – спросил Серго. – Когда на заседании президиума ВСНХ мы обсуждали проект декрета о трудовой дисциплине, Ленин при этом присутствовал и внес конкретные поправки. Он определенно говорил, что в декрете необходимо указать о введении системы Тейлора. Речь шла о том, что мы обязаны использовать все научные приемы работ, которые выдвигает эта система. «Без нее повысить производительность нельзя, а без этого мы не введем социализма». Так говорил Ленин. И, между прочим, при проведении этой системы он рекомендовал привлечь американских инженеров. [8]8
Там же, с. 212.
[Закрыть]
– Я это не совсем понимаю, – сказал Лихачев. – Тейлор Тейлором, а можем ли мы подражать капиталистам?
– Подражать, – засмеялся Серго. – Что мы, обезьяны? Зачем нам подражать… Да еще капиталистическому зверству. Владимир Ильич вовсе не говорил, что мы должны подражать. Он говорил – изучать, а применять-то будем в своей практике, в своих интересах, на своей почве. А в нашей практике есть такие возможности, которых нет у капиталистов – ни у американцев, ни у немцев.
– Какие возможности? – спросил Лихачев пытливо.
– Возможности социалистического общества… Возможности диктатуры пролетариата.
– На практике мы еще не готовы…
Серго перебил его, сказав, будто он еще со школы Лонжюмо помнит, что человечество всегда ставит себе только посильные задачи.
– Более того, – сказал Серго, – сама задача, как правило, возникает лишь тогда, когда готовы условия для ее решения.
* * *
Нужно было, чтобы прошло еще несколько лет напряженной, боевой практической работы, прежде чем молодой директор завода АМО по-настоящему понял всю глубину этого разговора с Серго Орджоникидзе.
Глава девятая
1
В декабре 1927 года должен был начаться XV съезд партии. Твердый курс на индустриализацию страны был принят еще на XIV съезде, а теперь, на XV съезде, ждали доклада Кржижановского о первом пятилетнем плане развития народного хозяйства.
Казалось, задача была поставлена. Но есть ли «условия для ее разрешения»? Это следовало еще доказать.
Автомобиль, как это было уже каждому ясно, стал самым дефицитным товаром, лимитирующим не только развитие сельского хозяйства, о чем все говорили, но и строительство заводов, жилищ, автострад, больниц, яслей, лабораторий, институтов, шахт, элеваторов и многого другого.
Незадолго до съезда споры о масштабах и темпах индустриализации вообще и автостроения в частности приобрели весьма острый характер.
«Телега или автомобиль?» – так ставился вопрос.
«Конечно, автомобиль! Нельзя индустриализировать страну, опираясь на лошадку или на вола», – поддерживал автомобилистов Ворошилов.
Но в дискуссионном листке «Правды» выступил бывший начальник Автотреста Урываев с неожиданной точкой зрения. Он предостерегал: «Неизвестно куда девать даже 800 машин в год, никто не хочет их покупать, а мы зачем-то собираемся выпускать 4 тысячи машин. На данный период нам выгоднее ввозить из-за границы агрегаты и собирать их, чем строить автомобильный завод».
Урываеву отвечал начальник Автотранспортного управления ВСНХ Осинский. Он с возмущением говорил, что стране нужно выпускать не 800, а 800 тысяч автомобилей в год. Это заявление было встречено в штыки оппозицией. По мнению оппозиции, к концу пятилетки понадобятся не 800 тысяч, а 2 миллиона 259 тысяч автомобилей, иначе страну ждет полная катастрофа. Почему именно 2 миллиона 259 тысяч, а не 2 миллиона 260 тысяч, хотя бы просто для круглого счета, понять было трудно.
Однако дискуссия в «Правде» продолжалась до 2 декабря 1927 года, дня открытия съезда.
Глеб Максимилианович Кржижановский, исходя из реальной выплавки чугуна и стали за последние годы, предостерегал от «левацких заскоков». Госплан предположительно определил выпуск автомобилей на первую пятилетку в 40 тысяч штук и осторожно проектировал ввиду их дороговизны не только план производства, по и «план внедрения» этих машин в народное хозяйство страны.
– Неужели нужен еще «план внедрения», когда каждая машина требуется повсюду, как хлеб насущный? – спрашивал себя Лихачев.
Сама жизнь отвечала ему на этот вопрос. Он получил письмо от старого товарища путиловца, уехавшего строить Магнитку.
«Дорогой Иван! – писал он. – Сюда прибыли две грузовые полуторки вашего производства АМО-Ф-15, и теперь мы возим материалы из Троицка не на лошадях, а на автомашинах. Сразу все изменилось. Вместо двух-трех суток езды на лошадях порожняком, а с грузом даже до четырех дней, на автомашине стали доезжать до Троицка за 5–6 часов и вечером того же дня с грузом возвращались обратно. Это было прямо удивительно!..»
В бесхитростных словах – «прямо удивительно!» – заключался пафос целой эпохи… Все менялось на глазах благодаря электричеству, тракторам, автомобилям. Но спрос всегда превышал предложение во много раз.
2
Незадолго до открытия XV съезда партии, 27 октября 1927 года, Сорокин пригласил Лихачева и Ципулина в Автотрест для того, чтобы обсудить с ними вопрос о снижении стоимости автомобиля.
То, что говорил председатель Автотреста, адресуясь к директору автозавода Лихачеву и главному инженеру Ципулину, не было для них новостью. Совсем недавно по просьбе Сорокина они сами готовили докладную в Автотрест. Их собственные выкладки возвращались к ним теперь как бумеранг.
Конструктивные и технологические недостатки грузовой машины АМО-Ф-15, удорожающие производство, были очевидны.
Однако, слушая Марка Лаврентьевича, Лихачев отметил про себя, что он очень осторожен и не хочет говорить ни об изменении конструкции, пи об устаревших методах производства.
Правда, он предупреждал, что оставляет в стороне вопрос о возможных конструктивных изменениях автомобиля АМО-Ф-15. Эти вопросы требовали, с его точки зрения, более глубокой проработки.
– Практически, – говорил Сорокин, – для того чтобы обеспечить быстрый реальный эффект в снижении цепы автомобиля, нужно заменить бронзовое литье там, где это еще не сделано, более дешевым металлом, облегчить отдельные детали, отказаться от некоторых материалов, превращающих машину в чересчур роскошную…
– Роскошную? – не сдержался Лихачев. – Да где это у нас роскошество? Помилуйте, Марк Лаврентьевич.
– А кабина? Кожаное сиденье представляет собой совершенно ненужную роскошь.
– Можно и рогожей заменить, – заметил Лихачев. Сорокин не принял шутки.
– Надо отказаться от дуба для кузова грузовика, его можно заменить березой, – сказал он, – бронзовое литье заменить чугунным повсюду, кожу или дорогой заменитель – дерматином и, может быть, «чертовой кожей».
– И что это нам даст? – с усмешкой спросил молчавший до сих пор Ципулин.
– Не знаю, надо подсчитать, – уклонился председатель Автотреста. – Но мы должны снизить стоимость машины по заводу АМО на две тысячи рублей. По Ярославскому заводу мы требуем снижения даже на четыре тысячи. Я полагаю, что если вы подойдете к вопросу по-деловому, то добьетесь такого снижения и тем самым облегчите сбыт наших машин.
Лихачев нарочито шумно вздохнул. Сорокин бросил удивленный взгляд в его сторону.
– Пожалуйста, Иван Алексеевич. Вы хотите возразить? – спросил он, взглядывая на часы. – Какие варианты у вас имеются?
– Об отсутствии сбыта нечего беспокоиться, когда начнет строиться Магнитка, – сказал Лихачев. – Серго недавно рассказывал, что Магнитке нужно девяносто шесть миллионов штук кирпича, а для доставки этого кирпича у них есть девяносто шесть лошадей.
– И что же? – спросил Сорокин, снисходительно улыбаясь.
– Я уже сказал… Мы должны увеличить выпуск, и тогда, естественно, уменьшится стоимость машины и не нужно будет безобразить ее.
– Ну и как же организовать это увеличение выпуска с вашей точки зрения?
– Не надо этакого крохоборчества, – сказал Лихачев. – Мы должны сделать все, чтобы расширить завод. Конечно, потребуются капитальные затраты. Нужно просить выделения средств. Значительное удешевление будет, когда мы сумеем организовать массово-поточное производство, выбросим все эти козелки и верстаки, поставим конвейер, повысим точность изготовлении всех частей, которые идут на сборку, введем часовой график.
– Кто же спорит! – вздохнул Сорокин. – Но денег-то нам сейчас никто не даст. Разве после съезда… Да и то надо реально смотреть на вещи. Точнейшую слаженность, как в этом часовом механизме, – он постучал пальцем по квадратному циферблату своих лонжиновских часов, – мы сами все равно не достигнем. – Он говорил по обыкновению быстро, поспешно, словно боясь, что его перебьют. – Нет, мы не готовы к этому.
Сорокин взглянул на Ципулина, явно рассчитывая на поддержку.
Но главный инженер не сказал ничего определенного, хотя из всего того, что он до сих пор говорил, казалось, что он согласен с Лихачевым.
– Для увеличения выпуска автомобилей действительно далеко, недостаточно выкинуть козелки и верстаки, – сказал Ципулин. – Нужно построить новые цехи, закупить и установить новое оборудование, поднять культуру труда.
Сорокин не дослушал Ципулина до конца. Он решительно поднялся с места.
– Большие задачи, Владимир Иванович, – перебил он, – мы поставим в будущем. А пока мы обязаны добиться немедленного снижения себестоимости на две тысячи рублей на машине. Одни говорят, что это много, другие – мало. Ну пусть остается две тысячи.
3
Отвозя Ципулина домой, Лихачев спросил:
– Почему вы, Владимир Иванович, о своей точке зрения ничего не сказали?
– Имеющий уши, да слышит, – проворчал Ципулин.
Хотя Ципулин никогда не говорил лишних слов, на этот раз он вдруг разговорился. Машина минут десять стояла возле его подъезда, а он вес продолжал говорить.
Председатель Автотреста считал необходимым развивать в СССР производство деталей и агрегатов автомашин не только на автозаводах, но и на других заводах, которые специализировались бы на изготовлении, например, только моторов и коробок скоростей, задних мостов и передних осей, кузовов и рулевого управления.
Это не могло вызвать каких-либо возражений. Новое и весьма спорное было в том, что Марк Лаврентьевич предлагал прибегнуть к «третьему источнику», заграничному источнику снабжения советских автозаводов, и АМО в первую очередь, качественными сталями, различными полуфабрикатами и агрегатами, ввозимыми из-за границы.
Лихачев успел выработать противоположную точку зрения. Было бы преступлением ввозить все это из-за границы и ставить развитие нашего автомобилестроения в зависимость от западных монополий.
Форд, например, не хотел попадать в зависимость даже от соседа. Иначе зачем бы он покупал металлургический завод и даже железную дорогу.
Нет, нельзя было развивать отечественное автомобилестроение, опираясь на сорокинский «третий источник».
До сих пор Ципулин говорил, что нельзя распылять единое производство по разным заводам, да еще за границей. И это вполне совпадало с точкой зрения Лихачева. Что же случилось? Почему он промолчал?
– Говорят, что зарубежные предприятия постепенно переходят на получение деталей и даже целых агрегатов извне, – сказал Ципулин. – Кооперация с другими фирмами обеспечивает бесперебойную подачу деталей на сборочный конвейер. Это следует учесть.
– Хорошо бы… Но вы сами знаете, какая у нас и со своими-то смежниками неразбериха, – сказал Лихачев доверительно.
– Можно добиться цели и при наличии препятствий и разногласий, дорогой Иван Алексеевич. Знаете теорему Вариньона?
– Понятия не имею!
– Это элементарная теорема по курсу сопротивления материалов. Вывод равнодействующей нескольких сил, приложенных к одной точке…
Ципулин начертил на листке из записной книжки многоугольник, приговаривая:
– Многоугольник Вариньона… Вот один вектор, вот другой… Совсем в другую сторону направлен… Сложим положительные, вычтем отрицательные и получим равнодействующую.
Лихачев задумался.
– Я не изучал сопротивления материалов, – сказал он. – Но физику помню. Параллелограмм сил и вывод равнодействующей. Главное – это то, что мы с вами постоянно должны увеличивать равнодействующую. Так я понимаю это? Прежде всего единство в направлении сил. По-моему, в этом и состоит наша задача.
– Начальству виднее, – сказал наконец Ципулин, вышел из машины и сухо попрощался.
4
Все это были чисто производственные раздумья, подсчеты, размышления и споры мирного времени.
Так было до XV съезда партии.
Но на съезде как набат прозвучали тревожные голоса.
– А если война?!
– Человечество накануне новой мировой войны!
До тех пор пока это не было сказано с трибуны съезда, Лихачев носил в душе только восторженное чувство единения, возникшее при встрече со старыми товарищами. Он пришел на съезд и сразу окунулся в ту знакомую атмосферу товарищества, которая окружала здесь, в Георгиевском зале Кремля, каждого. Все пришли сюда в приподнятом, торжественном настроении.
С особым вдохновенным чувством выслушал Лихачев приветствие съезду от путиловцев, которые восстановили свой завод после разрушений 1919 года и теперь строили тракторы, паровозы и текстильные машины. Именно путиловцы прежде всего потребовали единства и сплочения рядов партии. Речь шла о демонстрации, которую предприняла троцкистская оппозиция 7 ноября. Все испытывали чувство гнева и презрения. Это общее чувство было откровенно выражено в письме путиловцев.
«В этих условиях, – писали они, – мы, рабочие завода «Красный путиловец», глубоко возмущены действиями кучки фракционеров в лице обанкротившихся «вождей», делавших за последнее время неоднократные попытки расколоть наш боевой, закаленный в боях, большевистский авангард, прибегая к неслыханно гнусной клевете на ленинский штаб нашей партии, на ее Центральный Комитет…»
Выступившая затем Клара Цеткин сказала: «Поведение оппозиции – есть или святотатство, или безумие. Она подымает руку на великое бессмертное дело социалистического строительства. Она посягает на единство партии»,
Серго Орджоникидзе предложил обсудить на съезде Документы и материалы Центральной контрольной комиссии о раскольнической деятельности оппозиции. По предложению Серго съезд избрал комиссию в количестве 65 человек. Позднее, на предпоследнем заседании съезда, с сообщением о работе этой комиссии выступил Серго.
В принятой по его докладу резолюции говорилось: «…XV съезд считает, что ЦК и ЦКК поступили правильно, исключив Троцкого и Зиновьева 14 ноября 1927 года из рядов ВКП(б)… Принадлежность к троцкистской оппозиции и пропаганда ее взглядов являются несовместимыми с принадлежностью к ВКП(б)».
Съезд исключил из рядов ВКП(б) и других активных деятелей оппозиции.
5
Более двух недель продолжалась работа XV съезда партии. И не было ни одного дня, когда Лихачев, возвращаясь из Кремля, не приезжал бы на завод для того, чтобы поделиться своими впечатлениями с товарищами. В партячейке его обычно уже ждали.
Всех интересовало прежде всего, как же будет решен вопрос с теми, кто пытался нарушить единство партии в такой ответственный для всей страны момент.
– Дорогие товарищи, – говорил он горячо. – Оппозиция позорно провалилась. Особенно на собраниях фабрично-заводских ячеек. Ни одна рабочая партячейка страны не голосовала за оппозицию…
Послушать Лихачева люди приехали сами, без всяких приглашений. Всем не терпелось услышать от непосредственного участника о работе съезда, не дожидаясь газетных отчетов.
И дома Лихачева тоже ждали. Хотя он возвращался позднее обычного, он успевал рассказать жене и матери о наиболее примечательных и важных выступлениях.
Мать особенно интересовало, что говорили Ворошилов и Орджоникидзе, с которыми она была знакома.
Она слышала, что Ворошилов сказал на съезде, будто с автостроением из рук вон плохо дело обстоит. Правда или нет? И кто виноват? Иван Алексеевич?!
А что мог сделать ее сын? Он и сам много раз говорил, что заводы в СССР производят какие-то жалкие сотни автомобилей. И это когда в Америке находятся 23,5 миллиона автомашин из 25 имеющихся на всем земном шаре.
– А что же Климент Ефремович? Что он говорит?
– Это же самое и он говорит. « Всеми, мерами нужно стремиться поднять автостроение.В противном случае при нападения на наше государство мы будем с этой стороны поставлены в чрезвычайно тяжелые условия…»
– А Глеб Максимилианович?
– Он прямо сказал – автомобилизация в гигантском масштабе возможна и для нас!
– А что Серго? – спрашивал брат Василий.
– Все дело в организации труда… Сколько мы толковали об этом.
В самом деде, Серго и на съезде обратил внимание на вопросы организации производства. При великолепных машинах, расположенных беспорядочно, не достигается того эффекта, который машина могла бы дать при хорошей организации.
– Простая, элементарная, целесообразная организация труда дает большие результаты, – говорил Серго. – У нас имеются большие возможности для проведения рационализации. Но для этого необходимо втянуть в эту работу как рабочих, так и научно-технические силы, привлечь иностранных специалистов и усвоить заграничный опыт.
Это был тот первый шаг, который нужно было сделать.
XV съезд партии утвердил директивы по составлению первого пятилетнего плана развития народного хозяйства, исходя из генеральной линии партии на индустриализацию СССР и социалистическое переустройство деревни.
Глава десятая
1
Наладить поточное производство автомобилей и тем самым удешевить их стоимость – вот что стало для Лихачева главной задачей, «особым звеном» после XV съезда партии.
Съезд окончился 19 декабря, а уже 21 декабря Г 1927 года Президиум Московского Совета, торопя время, потребовал от Автотреста увеличения выпуска грузовиков и расширения цехов завода АМО.
Вот выписка из протокола № 95 Президиума Моссовета от 21 декабря 1927 года:
«Слушали: Об автомобильном строительстве. Постановили: Сосредоточить на заводе АМО производство 1,5-и 2-тонных грузовых машин АМО-Ф-15, всячески форсируя производство, с тем чтобы достигнуть годового выпуска 1500 машин в одну смену уже в 1928/29 году».
В соответствии с этим решением весной 1928 года Автотрест создал Бюро по расширению завода АМО,
Неизвестно, как бы развивались события, если бы это Бюро подчинили директору завода – Лихачеву. Но Сорокин поставил во главе бюро Владимира Ивановича Ципулина и передал это бюро в непосредственное подчинение Автотресту.
Какими соображениями руководствовался Сорокин, принимая такое решение, именно в то время, когда директивами ЦИК и СНК СССР предлагалось устранить обезличку и предоставить большую самостоятельность директорам предприятий? Трудно сказать. Очевидно, Сорокин, так об этом и говорили на заводе, не допускал мысли, что «красный директор» Лихачев может справиться с этой работой.
Ципулин приступил к составлению проекта реконструкции.
Что же касается Марка Лаврентьевича, то ему предлагалось немедленно выехать за границу. Ему выделялась валюта для приобретения оборудования. Предполагалось, что он поедет сначала в Европу, затем в Америку во главе Правительственной комиссии.
О его поездке были вынесены соответствующие решения во всех инстанциях – от Моссовета до ВСНХ. Его торопили. Времени оставалось в обрез. Должно быть, поэтому все делалось им второпях.
2
Перед отъездом Марк Лаврентьевич приехал на завод. Его вопросы поражали Лихачева своей непродуманностью.
В решениях съезда о снижении себестоимости было сказано именно так, как и думал об этом Лихачев: «Главным методом успешного снижения себестоимости должна явиться социалистическая рационализация производства, введение новой техники, улучшение организации труда». А Сорокин спрашивал:
– Чем собираетесь мести дорожки, по которым будут ходить электрокары во дворе?
– Будем покупать метлы, – улыбнулся Ципулин, поглядывая на Лихачева и пожимая плечами.
– Надо купить специальные машины, – сказал Сорокин.
Поставить это в проект значило не удешевить, а удорожить автомобиль. Но при всех условиях вначале следовало определить тип машины, которую завод будет выпускать, выяснить, на каких станках следует обрабатывать детали, составить списки оборудования и построить цехи. Что касается метел или моечных машин, то говорить о них теперь явно не имело смысла.
Думая так, Лихачев спросил:
– Разве метлы эти самые или машины можно включать в основные средства производства?
– Конечно, нет, – сказал коротко Сорокин, встал и начал прощаться.
Пожимая Лихачеву руку, он напомнил, что перестройка завода в будущем мыслится ему не иначе как при содействии какой-нибудь иностранной фирмы. Он подчеркнул, что первый этап – составление проекта – в руках Владимира Ивановича, а второй – приглашение консультантов и специалистов при установке оборудования и организации производства – обеспечит он сам. Текущее руководство и снижение себестоимости автомобиля Должен обеспечить Лихачев.
– Я попытаюсь прислать вам какого-нибудь консультанта недели на две, – пообещал Сорокин.
– Чужи дураки – загляденье каки! – усмехнулся Лихачев.
– Все может быть, – отвечал Марк Лаврентьевич. – Ваша ирония совсем неуместна. В машиностроении и в автостроении техническое содействие иностранных специалистов нам просто необходимо. Только при этом наша программа может быть реальной и осуществимой.
Зачем было спорить?!
Сорокин уезжал за границу по заданию директивных органов для нащупывания почвы по выбору нового типа машины и обеспечения технической помощи из Европы или из Америки. Начиналась какая-то новая полоса. Хорошая или плохая – неизвестно, но просто новая, что тоже было важным. И Лихачев и Ципулин пожелали Сорокину счастливого пути и благополучного возвращения.