Текст книги "Лихачев"

Автор книги: Тамара Леонтьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

2

На прощальном обеде Форд сказал:

– Дорогой мистер Лихачев, вы видите, что все пути ведут в Америку. Вы, крупный советский промышленник, многому научились у нас. Ведите хозяйство у себя по-нашему, и вы добьетесь успеха.

Лихачев не преминул возразить;

– Спасибо за науку, мистер Форд, – сказал он. – Но к вашей речи я обязан сделать некоторые поправки. Во-первых, я не промышленник, не богатый хозяин, как вы, я рядовой советский человек, который собирается строить завод не по капиталистическому, а по социалистическому методу. Во-вторых, пути наших автомобилистов пока ведут в Америку, но скоро, я в этом убежден, пути-дороги повернут в другую сторону, в Советский Союз.

Так ли это было сказано – точно неизвестно. Магнитофоны в ту пору отсутствовали. Однако те посланцы завода АМО, кто был на этом приеме, опубликовали свои воспоминания. Это в их записи.

Хотя речь Лихачева и свидетельствовала о том, что Иван Алексеевич был не слишком хорошим дипломатом, но старый Форд пожелал безоговорочного успеха «красному директору».

Теперь этот «красный директор» – Лихачев был уже далеко не тот «Ваня-шофер», который когда-то ходил по заводу в гимнастерке и сапогах, поднимал то болт, то гайку и нес ее в сборочный цех. Он объехал многие города и заводы Европы и Америки, сменил свою простецкую гимнастерку на отлично сшитый костюм и тонкую рубашку с хорошо отглаженным воротничком и галстуком. Правда, он еще некоторое время жаловался жене в письмах на «чопорность», на «этикет» и на «гаврилку», которую приходится носить при жаре в 40 градусов, но постепенно и эти комические жалобы исчезли из его писем.

Два года спустя на заседании по чистке партии вот что скажет о Лихачеве рабочий Листиков.

«Товарищи! Я знаю Лихачева с 1921 года, когда я работал на одном авторемонтном заводе здесь, в Москве, а товарищ Лихачев, как он уже сказал, был заведующим всем хозяйством МОСПС. В это время МОСПС направлял к нам на завод для ремонта автомобили. Если теперь сравнить Лихачева с тем, то за 12 лет он не в 12 раз вырос, а вдвое больше».

Глава двадцать пятая

1

Группа Лихачева вернулась из Америки осенью 1930 года. Вскоре начало поступать закупленное оборудование. Бегали, смотрели, проверяли, все ли американцы упаковали. Все было на месте. Монтировать оборудование стали сами, без зарубежной помощи.

В парткоме еще в отсутствие Лихачева произошли решительные перемены. Игнатов ушел наконец учиться в Промакадемию. В качестве секретаря парткома на завод был прислан Леонид Николаевич Немцов. Это был сравнительно молодой человек, сын профессионального революционера. В партию он вступил в 1920 году. В 1923 году окончил Свердловский университет в Москве. У него не было крутой игнатовской хватки. Зато он уважительно относился к чужому мнению. Должно быть, это было учтено райкомом. Когда Немцова посылали на завод, ему подробно обрисовали обстановку и предупредили «о необходимости установления правильных отношений с Лихачевым».

Вскоре после прихода Немцова пленум парткома совместно с активом слушал доклад Лихачева о задачах, стоящих перед коллективом завода. Задачи эти были настолько серьезны, что вмешалось Оргбюро ЦК и прислало на завод специальную бригаду, которая должна была изучить состояние партийной, профсоюзной и комсомольской работы. В помощь было выделено 80 партийных: активистов. 16 апреля 1931 года ЦК партии подвел итоги ознакомления с партийной работой на заводе А МО в специальном решении. Он отметил серьезные недостатки в работе партийных, хозяйственных и профсоюзных организаций. Постановление ЦК обсуждалось не только парткомом, но и на цеховых сменных партийных и комсомольских собраниях, на конференциях ударников. Был утвержден план конкретных действий парткома, направленных на усиление массовой работы в каждом цехе, в каждой бригаде.

Очень остро стоял вопрос о подготовке кадров, поэтому ни одно серьезное заседание в кабинете Лихачева не проходило без привлечения комсомольцев. Лихачев хорошо понимал, что обязан помочь этим мальчикам и девочкам найти свое место в быстро меняющемся мире.

– Не годится раскисать! – говорил Лихачев комсомольцам. – Мы должны стать образцовым заводом, который не только автомобили делать умеет, но и образцовую железную дисциплину может установить.

И, говоря так, он с ужасом думал, что не находит слов, в которые очи могут поверить, а не поверив ему, не поверят и делу, которому он служит.

И тут же доверительно добавлял:

– Сейчас не хватает рабочей силы. Модельная кричит, кузница кричит. А неделю назад я напоролся на уборную. Смотрю, в уборной человек двенадцать толкутся. Я спрашиваю, что же это вы целым эскадроном курить начали во время работы. У одного отобрал роман Дюма. Он потом за мной пять дней ходил, пока я отдал.

Взрыв смеха. Значит, «дошло».

Молодые лица сияли радостными улыбками, и в этой видимой общности была сила уверенности.

Ничего удивительного. Комсомольцы! Это были дети, привыкшие ко всему. Они жили с родителями в бараках, обедали в столовых, учились в заводских школах. Они не были избалованы, На них можно было положиться. Среди них нужно было угадать будущих «командиров».

И Лихачев угадал Костю Малкова, Володю Иванова, начальников инструментального и моторного цехов будущего завода, а в дальнейшем и директоров крупнейших московских заводов.

2

До пуска завода оставались считанные дни. Однако многое еще не было сделано.

Первая сборка машины «Автокар», сверка чертежей с американскими агрегатами показала, что работать можно. Серьезных неувязок обнаружено не было. Но были еще строительные недоделки. Все еще не были готовы литейная ковкого чугуна, серого чугуна, механический цех, компрессорная. Кузница была тоже не закончена. Инструментального цеха так и не построили. Его разместили в пристройке главного конвейера. Брандт уехал, и всю конечную работу, всю перепланировку производили собственными силами, пользуясь опытом, полученным в Америке.

Было опять много огорчений, жалоб, авралов и взаимных обвинений.

В июле 1931 года ЦК ВКП(б) дважды слушал вопрос о ходе реконструкции завода. 30 июня Политбюро ЦК ВКП(б) еще раз рассмотрело предложения комиссии ЦК и приняло решение, уточняющее сроки завершения реконструкции, и наметило ряд мер по обеспечению завода стройматериалами, металлом, шарикоподшипниками, но, самое главное, были приняты меры по обеспечению АМО рабочей силой и инженерно-техническим персоналом. На завод было направлено 50 молодых инженеров, только что окончивших высшие учебные заведения.

Глава двадцать шестая

1

Завод строила вся Москва: десятки тысяч людей, закончив свою основную работу на заводах и в учреждениях, уходили на строительную площадку, участвовали в субботниках, очищали территорию от строительного мусора.

Серго Орджоникидзе приезжал сюда каждую неделю.

– Коробки вы построили, – кричал он, – а кому они нужны, эти коробки, если вы до сих пор не закончили монтаж оборудования! Вам осталось два месяца до пуска. Трудно поверить, что вам удастся в эти два месяца все закончить. Помните, что вы взяли на себя обязательство перед ЦК партии.

Заводу было предписано мобилизовать все силы, форсировать окончание строительства и монтажных работ. За этим следили Центральный Комитет и Центральная контрольная комиссия.

Комсомольцы района, жены инженеров и техников приходили работать на стройплощадку. Сюда была направлены и стрелковая дивизия, рабочие с заводов «Динамо)) и «Серп и молот».

Однажды, увидев свою жену в красном платочке и юнгштурмовке, с лопатой на плече, Иван Алексеевич удивился:

– А лопату умеешь держать? И улыбнулся, добавив:

– Скоро мы с тобой оба с завода уходить не будем, а Вальку бабушке отправим, а?

– Чем плохо?! А праздник будет?

– Когда?

– Когда кончится строительство!..

– Конечно, будет, – засмеялся Лихачев.

Он сам предлагал отпраздновать пуск завода, хотя вовсе не любил праздничные дни. Они мешали ему работать. А если он уступал и в ноябрьские дни, в майские праздники и на Новый год приглашал гостей, то чаще всего приходил к нему земляк – старый большевик Матвей Шкирятов, секретарь Партколлегии ЦКК; они играли в шахматы или в домино, спорили, обсуждали разнообразные проблемы того времени.

Проблемы семьи и воспитания детей волновали его меньше, чем заводские дела. И, как обычно, Анна Николаевна говорила:

– Для тебя автомобиль – вторая Валя.

– Так вторая, а не первая, – смеялся он. – Ну что ты говоришь? Как можно сравнивать?

Автомобиль был, конечно, самой главной его заботой, дочь Валя – главной любовью.

2

Мыть, чистить, скрести, даже выстроить «коробку» завода, как говорил Серго, было и в самом деле не так уж трудно. Значительно трудней было освоить новые методы производства автомобиля. Пустить конвейер – это означало изучить тысячи производственных операций, приобрести навыки в обращении с новыми станками, прессами, приспособлениями, оборудованием литейных цехов, электропечами, контрольными приборами… Да разве можно перечислить все?!

Лихачеву постоянно казалось, что ему не хватает времени то для организации опробования станков, то для тренировки рабочих в литейной, то для подвозки и удаления опок и вообще для завершения всей этой невероятной головоломки – установки конвейера, расчета хода человеческой руки и синхронного хода конвейера, и, конечно, темпа и ритма.

Люди, главным образом молодые люди, только что приехавшие из деревни, не знали элементарных вещей, облегчающих человеческий труд. Грузчики таскали кирпичи на плечах, а бетон мешали лопатами вручную. Электричества боялись. Главными орудиями труда считали молоток и зубило.

А что же будет дальше, когда придется работать на конвейере?

3

– Когда же наконец вы пустите завод? – снова приезжал и спрашивал Серго. – Сколько можно терпеть, сколько ждать? Сегодня 15 сентября, у вас срок 18-го.

– А вы знаете, Григорий Константинович, как у нас в Поволжье птиц по лесам распугали? – ответил на вопрос вопросом Лихачев.

Но Серго не слушал:

– Какие еще птицы?! Страна ждет автомобилей. Если вы не дадите автомобилей, то и другие стройки окажутся под угрозой срыва. Все нужно рассматривать во взаимосвязи. Первый закон диалектики.

– Это интересная история, товарищ Серго…

– А, брось, пожалуйста!.. У тебя этих интересных историй миллион. Ты мне скажи, когда пустишь завод? А то снимем тебя с треском.

– Снимайте, – с азартом воскликнул Лихачев, зная, что ничего подобного не произойдет.

Серго носил летом широкую, кавказского покроя чесучовую рубаху, перехваченную в поясе крученым пояском с кистями. Он начинал теребить этот пояс, что свидетельствовало о сильном раздражении. Однако, хотя вид у него был грозный, испугать он никого не мог. Все знали, что он добр и вспышки его гнева коротки.

Минуту спустя он уже спрашивал Лихачева, улыбаясь:

– А что за история?.. Все-таки интересно…

– Какая история?

– Ну про каких-то птиц?

– Да… я и забыл, – тянул Лихачев. – Мне рассказывали, что молодые лесопосадки где-то в приволжских степях начали сохнуть… Вызвали комиссию и стали спрашивать ученых, почему это сохнут деревья. Они отвечают: «Их ест жук». – «А почему этот жук, – спрашивают, – соседний старый лес не трогает?» – «А в лесу птицы съедают жука». Тогда местное начальство отбивает в Сибирь телеграмму: ловите птиц и вагонами шлите сюда. Хорошо… Два вагона наловили в тайге. Привезли и весной распугали по лесопосадкам. Птицы свили гнезда, стали жить. Но осенью, как полагается, улетели в теплые края, а весной не вернулись, полетели в родную тайгу. Можно было это предвидеть? Вот и у нас теперь люди просят отпустить их в деревню… озимые сеять. И многие снялись, уехали. Разве мы могли это предусмотреть?

– Обязаны! – крикнул Серго. – Если ты не умеешь предусмотреть, ты плохой директор. А за это бьют.

– Ну бейте, если заслужил! – воскликнул Лихачев и, вздохнув, добавил: – Я помню, как у Василия Ивановича на Сталинградском тракторном радиаторы шли-шли, да вдруг кончились. И конвейер остановился. В чем дело? Оказывается, машина, которая травит трубки, вышла из строя. Кислота для протравки нужна определенная… Олово нужно одного качества. А у нас латунь то очень мягкая, то очень твердая. Шов то получается, то не получается, кислота не травит. Химики бегают – на язык пробуют. Две недели весь завод возле этой машины высунув язык крутится, а толку никакого. Не умеем предвидеть, товарищ Серго. И не я один. Вот и Василий Иванович, оказывается, тоже предвидеть-то не умеет.

Ссылка на Тракторострой и его начальника Василия Ивановича Иванова была не случайна. Серго понял это.

Сталинградский тракторный был пущен 17 июня 1930 года.

Центральный Комитет партии прислал руководству такое приветствие:

«50 тысяч тракторов, которые вы должны давать стране ежегодно, есть 50 тысяч снарядов, взрывающих старый буржуазный мир и прокладывающих дорогу новому, социалистическому укладу в деревне…»

Однако назавтра после торжественного пуска завода с конвейера сошел всего один трактор.

В самом деле… Можно ли было это предвидеть?! И вот теперь СТЗ переживал тяжелый период, именуемый «ошибками Сталинградского тракторного». Нужно был исправлять ошибки, учиться и доучиваться.

Серго выслушал все это, не сказал больше пи слова, пожал Лихачеву руку и уехал. Казалось, Серго согласился. Однако Лихачев знал, что никакой отсрочки не будет.

И все же отсрочка была. Самый последний, самый крайний, самый решающий срок был объявлен: 1 октября 1931 года.

Глава двадцать седьмая

1

Пуск!.. Это? решающий момент приближался. Завод затих, словно в предвидении бури. Казалось, даже телефоны не трещали, как обычно. Все было уже переговорено.

Друзья и домашние не задавали Лихачеву вопросов. Серго не вызывал к себе.

На партийно-хозяйственном активе завода 11 сентября 1931 года Лихачев решительно говорил об единоначалии, об ответственности и самостоятельности начальников цехов как о наиболее важной стороне текущего момента.

Через два дня после этого собрания, 13 сентября 1931 года, были пущены в эксплуатацию новые цехи: литейная серого чугуна, кузнечный, прессовый, рамный, рессорный, пружинный и литейная цветных металлов.

Андрей Никитич Прокофьев перевел строительные работы на две смены и предложил в каждой бригаде организовать ежедневный учет. Это вызвало соревнование между бригадами. Таким образом, и строители не стояли я стороне от общих задач и общих интересов реконструкции.

Тем временем в слесарно-сборочном все еще старым способом собирали последние плановые АМО-Ф-15. Люди чертыхались и тяжело вздыхали, зная, что рядом, в новом цехе, уже опробуют конвейер. Каждому хотелось быть там, где рождается это новое.

2

Проходят годы… То замечательное, что сделали люди, остается другим поколениям. Пишутся рефераты, защищаются диссертации, но краски и чувства уходят. Это неповторимо.

Теперь уже трудно вызвать у наших внуков представление о тех необыкновенных чувствах любви и ненависти, которые охватили коллектив завода АМО в последние месяцы перед пуском завода.

Накануне пуска по заводу прошумело неожиданное сообщение. Эмигрант Сергей Рябушинский, осевший в Париже, опубликовал в белогвардейских «Последних новостях» следующее письмо:

«Милостивый государь, господин редактор!

В числе последних достижений большевики рекламируют открытие ими нового автомобильного завода АМО в Москве. Это открытие они обставляют большим шумом. Для восстановления истины довожу до сведения газеты, что автомобильный завод АМО (Московское автомобильное общество) было построен в 1916–1917 годах группой москвичей, оборудован американскими машинами, снабжен материалами для постройки тысячи автомобилей грузовых и легковых типа «фиат».

Был приглашен лучший технический персонал и приступлено к началу работ по изготовлению автомобилей…

…Теперь, через 14 лет своего владычества, большевики собрались восстановить работу на заводе, построенном и оборудованном не ими. Это они называют своим новым достижением.

С совершенным уважением

Сергей Рябушинский».

Письмо Рябушинского было опубликовано в заводской многотиражке и вызвало бурю негодования.

– А как же… Знаю я этих кровососов, – говорил и парткоме Лихачев. – Мой батька в типографии их работал.

Рябушинские… Эти люди уже забылись. Но именно они в 1917 году грозились задушить революцию… «костлявой рукой голода». Это о них Ленин говорил как об организаторах контрреволюции и белогвардейщины. Павел Рябушинский, банкир, промышленник, миллионер, снабжал деньгами царских генералов Корнилова, Краснова, Каледина. Ленин писал в 1918 году с облегчением: «Ставка Рябушинского бита…» [12]12
  В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т, 35, с. 242.


[Закрыть]

На письмо Рябушинского коллектив отвечал уже после пуска завода. Выло подсчитано, что на территории завода АМО от Рябушинского оставалось только 234 тысячи кубических метров недостроенных зданий. А с 1929 по 1931 год здесь был возведен 1 миллион 288 тысяч кубических метров новых корпусов. Все постройки Рябушинского легко вместились бы в одной половине нового механосборочного цеха.

Вот что было написано в открытом письме рабочих АМО к рабочим СССР и рабочим всего мира:

«Рябушинский, бывший русский капиталист, выступил с нелепым клеветническим заявлением, будто бы новый автомобильный завод в Москве построен и оборудован в 1917 году им, Рябушинским, а только теперь пущен в строй большевиками. Выступление белогвардейца Рябушинского рассчитано на то, чтобы сбить с толку трудящиеся массы капиталистических стран… Рябушинский после Октябрьской революции сжег много документов. Однако все документы уничтожить ему не удалось. Они остались как живые свидетели воровских проделок Рябушинского и его компании».

Кончалось письмо такими словами: «Рябушинский – уголовный преступник, вор, растратчик. Он удрал за границу потому, что ему неминуемо угрожал уголовный суд за мошенничество и воровство. Об этом свидетельствуют архивные документы».

Над этим письмом долго трудились Лихачев, Немцов и многочисленные ветераны завода, которые работали здесь при Рябушинских и хорошо помнили все, что в действительности происходило.

Глава двадцать восьмая

1

Сроки, были выдержаны.

Московский автомобильный завод вступил в строй 1 октября 1931 года. Каждому амовцу на всю жизнь запомнилась минута, когда поставили раму автомобиля на конвейер и вдруг вся цепь пошла. Какой восторг охватил всех!

В глазах присутствующих это был, конечно, не просто конвейер – железная цепь в холодном металлическом мире Форда, где человек знает только свой болт и свою гайку, и где он целый день поднимает или опускает правую или левую руку, и где, как говорил Форд, «чтобы работать рядом, вовсе нет надобности любить друг друга». Нет… Это был поток, организующий и объединяющий одним своим существованием огромный рабочий коллектив.

Секретарь парткома Леонид Немцов, бледный от волнения, открыл торжественное заседание конференции, посвященной пуску завода, и предоставил слово Лихачеву. Директору долго аплодировали. Аплодировали не только старейшие рабочие, но и весь президиум с Серго Орджоникидзе во главе, а он, Лихачев, стоял на трибуне и тоже аплодировал коллективу.

Нет слов, все работали героически, честно, не покладая рук. В цехи влились уже тысячи новых рабочих, которые «никогда не видали заводской трубы», как это говорил Лихачев.

Нужно было мобилизовать, воодушевить, правильно расставить, повести за собой весь этот разнообразный коллектив или «двинуть» нашу армию в бой за овладение «повой техникой».

Говоря о лучших ударниках стройки, он не забыл никого из именитых строителей: Прокофьева, Левочкина и Осипова, Хайрулина и Толстого, Бондаренко и многих других, кто, принарядившись, сидел теперь в первых рядах, оживленно и радостно перешептывался друг с другом.

Правда, Лихачев, подводя итоги, не говорил в их адрес чего-либо особенно приятного.

– Когда строили завод, то было и плохое качество, – говорил он. – Целый ряд наших зданий служит, так сказать, памятниками этого плохого качества. Например, южная пристройка – рамы косые, подоконники кривые, цоколи не оштукатурены. Механосборочный, главный конвейер имеют такие же недостатки. Если бы мы как следует подрались, этого бы не случилось.

– Ну зачем так говорить? – возражали ему. – Неужели в любом случае нужно долбить друг друга до бессознательного состояния.

– Никто никого не долбит, – говорил Лихачев твердо. – Просто тут нужно не только знания, а и все большевистское чутье вложить надо. Ведь наш завод есть тот самый завод, о котором мечтали поколения. Ну как же нам за такой завод не подраться.