355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тамара Леонтьева » Лихачев » Текст книги (страница 2)
Лихачев
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 02:56

Текст книги "Лихачев"


Автор книги: Тамара Леонтьева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

3

Ваня Лихачев не попал в сталевары. Он был всего лишь учеником слесаря, но был горд и счастлив тем, что встает на рассвете но гудку Путиловского и так же, как сотни других рабочих, торопится к проходной, чтобы принять участие в деде, в котором и без него тоже никак нельзя обойтись.

Наиболее примечательным событием в юношеские годы Лихачева была выставка автомобилей в Питере в 1913 году.

Автомобили стояли там на высоких помостах, покрытых полосатым тиком. Пахло бензином и машинным маслом. Служащие в каскетках с лакированными козырьками, деловые молодые люди, которым Ваня Лихачев отчаянно завидовал, показывали, как машина управляется. Посетителям разрешали залезть под машину и осмотреть все ее узлы и агрегаты, изучать, куда заливают бензин, куда воду, куда масло. Солидные инженеры «в фуражках с молоточками» рассказывали о первых автомобилях Америки и Европы. Ване Лихачеву запомнился рассказ о французском военном инженере Кюньо, который очень любил лошадей и страдал, когда видел, как они гибнут на поле боя. Кюньо нашел способ взгромоздить паровую машину на артиллерийскую повозку и заставить ее двигаться без лошадей. Хотя паровая повозка Кюнъо не нашла широкого практического применения, но ее можно было считать первым автомобилем; само слово «автомобиль» произошло от сочетания греческого «аутос», что означает «сам», и латинского «мобиле» – двигаюсь.

– Нечто вроде «самоката», – смеялся дядя Василий.

Оказалось, что слово «шофер» по-французски означает «кочегар». И это была дань памяти первому автомобилю с паровым двигателем.

Автомобиль с газолиновым двигателем удалось построить лишь в 1885 году в Германии. Построил его инженер Карл Бенц и в 1893 году не без торжественности привез свое детище за океан. Но там уже получил известность автомобиль Генри Форда. К 1902 году из ворот знаменитого завода Форда в Дирборне каждые шесть минут выезжал новый автомобиль. С тех пор Форд год за годом завоевывал Европу.

Но в 1902 году самодержавная Россия все еще не верила в эти заморские чудеса…

Для Вани Лихачева рассказы работников – выставки имели огромное значение. При выставке вскоре открыли курсы шоферов.

На Путиловском заводе тоже были свои шоферы, которые не обошли вниманием молодого слесаря, любознательного гоношу, умеющего притереть клапаны, подтянуть подшипники, сменить прокладки, проверить состояние тормозов. Безотказно в свободную минуту он мог вымыть машину, залить бензин и масло, продуть бензопровод и сделать все это быстро и добросовестно.

В 1915 году, когда шла первая мировая война, Лихачева мобилизовали на флот. Он служил на Балтике рядовым, старался держаться ближе к машинному отсеку корабля – изучал дизели, вызывался отремонтировать любой механизм.

4

В 1916 году Лихачев получил из Москвы известие о смерти отца.

Отец Лихачева, скромный молчаливый человек, проведший в сыром, пахнущем типографской краской помещении добрую половину жизни, умер от рака горла. Ему и 50 лет не было.

Лихачеву запомнилась последняя встреча с отцом незадолго до воины.

Приехав из Питера в Москву, он никого дома не застал и пошел к отцу в типографию. Это были те вечерние часы, когда метранпаж заканчивал верстку газеты. Отец, склонив худые плечи над спусковой доской, осторожно тер ее щеткой. Кто-то сказал ему, что пришел сын, он с явным неудовольствием бросил щетку на оцинкованный стол и направился к дверям.

Только теперь, увидев сына, заулыбался. Улыбка показалась Лихачеву бледной и жалком.

– Ты здоров ли, батя? – спросил он озабоченно.

– Да так, ничего, – отвечал отец слабым, срывающимся голосом. – Тут, правда, кругом свинец. Говорят, плохо для здоровья.

– Конечно, пользы мало, – вздохнул сын. – Но вот поедешь в деревню летом все как рукой снимет. Честное слово! Я знаю!

Отец усмехнулся.

– Я тоже давно знаю, что скоро все как рукой снимет, – проговорил он с грустным намеком.

Отец так и запомнился сыну сгорбленным, в сбитых сапогах, в засаленном рабочем пиджаке, в черной косоворотке. Шея была укутана вафельным полотенцем. Умирал он, как рассказывали, мучительно, а жил в последнее время как бы нехотя, вина в рот не брал, не курил, не любил разговаривать.

Лихачев, получив телеграмму, подал рапорт, добился отпуска.

Приехал он в Москву уже после похорон. Мать выбивалась из сил. Никаких сбережений у семьи, конечно, не скопилось. И мать не знала, как жить и воспитывать шестерых детей. Сестре Лиде, самой младшей, не было тогда и года. То, что мать вдруг сгорбилась, поседела, а ей исполнилось всего 37 лет, больно ударило его. Он вошел в комнату, сел за стол, где обычно рассаживалась вся семья. Взглянул в передний угол и ахнул – мать сняла все иконы. На обоях остались только светлые прямоугольники. Он спросил ее, ходит ли она по-прежнему в церковь. Она закрыла лицо руками и отрицательно покачала головой. Потом заговорила о чем-то, всхлипывая, глотая слезы, из чего он понял только одно: если бог отнял у нее любимого человека, оставил с детьми мал мала меньше, значит, он не вездесущ и не всемогущ – зачем же она будет ему молиться. Мать говорила с отчаянием в голосе. Он увидел, что руки у нее дрожат, и дал ей слово, как только война окончится, вернуться домой.

– Ежели не убьют, конечно, – добавил он.

Она заплакала от жесткости его простых слов – «ежели не убьют», и он никак не мог ее утешить. Перед его отъездом мать спросила:

– Ты, Ваня, лучше мне скажи: ты стал большевиком?

– Я? – удивился сын. – Откуда это ты взяла?

– Сказывали, – проговорила мать, и слова ее прозвучали укоризной, – Не надо бы тебе. Ты ведь хороший, добрый.

– А я как раз и не стал, – огрызнулся сын. – Хотя, ей-богу, не знаю, как в наше время можно стоять в стороне. Да каждый нормальный рабочий сейчас вступает в партию.

– Это почему же?

– Да потому, что… Слыхала, поди, песню «Вставай, поднимайся, рабочий народ»?

Мать вздохнула.

– Как немцы Польшу захватили да братанье началось, думали: ну скоро войне конец. А тут новые песни пошли…

– Ты о Ленине слыхала?

– Откуда мне слыхать?

– А ты много-то не говори, значит, а слушай, – сказал он внушительно, но, как и прежде, по-товарищески. – А я вернусь… Ты не думай. Смелого пуля боится! Смелого штык не берет.

Глава четвертая

1

Обещание, данное матери, удалось выполнить.

В январе 1917 года Иван Алексеевич был демобилизован по болезни и вернулся в Москву, но вскоре после Февральской революции его вновь призвали в армию. На этот раз он попал в пехоту, во 2-ю армию, в 192-й запасной полк, а затем в составе первой маршевой роты был отправлен на Западный фронт под Несвижск. Здесь он встретился с человеком, который неприметно определил его будущее. Это был командир взвода Ксенофонтов Иван Ксенофонтович, член партии большевиков с 1914 года.

В то время события следовали за событиями с быстротой пулеметной очереди. Всех трясла лихорадка. Любую газету зачитывали до дыр. Однажды Ксенофонтов принес в казармы «Солдатскую правду» – большевистскую газету. «Мир, земля, хлеб, власть Советов» – вот что провозглашали большевики.

Ксенофонтов читал газету шепотком. По его словам, До победы революции было еще далеко, если у власти стояло буржуазное Временное правительство. Полная победа революции могла свершиться, только когда рабочие и солдаты возьмут власть в свои руки. «Солдатская правда» требовала создания правительства Советов – органа власти революционного народа, как это было в 1905 году.

Лихачев потянул к себе газету.

– Откуда она у вас? – наивно спросил он взводного.

– А тебе зачем знать? – сказал Ксенофонтов настороженно.

Он был коренаст, с ровным густым румянцем и веснушками на носу. Взгляд прямой и смелый.

– А я с вами, – вдруг открыто сказал Лихачев.

– По рукам!

В июне 1917 года Лихачев вступил в большевистскую партию. В июльские дни он был арестован и сидел в «Крестах» за выступление против войны, затем его направили на передовую. Здесь его вскоре контузило. Правая сторона тела была парализована. Несколько месяцев пришлось ему пролежать в госпитале, томясь от жары и неизвестности, а когда вышел на костылях из госпитальных ворот, то прежде всего разыскал Ксенофонтова. Оказалось, что с 26 июля по 3 августа шел VI съезд партии. Подробности, которые волновали Ксенофонтова – кто и что говорил на съезде, – Лихачев пропустил мимо ушей, а кое-чего просто не понял. Зато хорошо запомнил, что съезд призвал членов партии готовить силы для решительных схваток с буржуазией.

«Готовьтесь же к новым битвам, наши боевые товарищи, – призывал «Манифест», выработанный на съезде. – Стойко, мужественно, спокойно, не поддаваясь на провокацию, копите силы и стройтесь в боевые колонны».

Лихачев передвигался в это время на костылях. Только когда он стал ходить с палочкой, то по рекомендации Ксенофонтова был принят на работу в ВЧК.

Великая Октябрьская революция победила и стала, по словам Ленина, «триумфальным шествием» [2]2
  В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 36, с. 4.


[Закрыть]
распространяться по всей стране.

Военно-революционный комитет выполнил свои задачи, и на его базе образовалась «Всероссийская Чрезвычайная Комиссия при СНК – по борьбе с контрреволюцией и саботажем». Ее очень скоро стали называть запросто ЧК. Председателем Чрезвычайной комиссии был назначен Феликс Эдмундович Дзержинский. Членами: комиссии: Орджоникидзе, Петере, Ксенофонтов к другие.

Чека – это непривычное слово стало ненавистно для контрреволюции. Зато вот как говорил о ной В.И. Ленин: «„.Это то учреждение, которое было нашим разящим орудием против бесчисленных заговоров, бесчисленных покушений на Советскую власть со стороны людей, которые были бесконечно сильнее нас…» [3]3
  В.И. Л е н и н. Полн. собр. соч., т. 44, с. 327.


[Закрыть]

Работники ЧК вели героическую схватку с классовым врагом. Спекулянты, подрядчики, валютчики, комиссионеры, рантье, лавочники организовывали заговоры, покушения, убийства советских работников. Обыск и арест какой-нибудь группызаговорщиков почти всегда сопровождался жертвами.

– Среди буржуазии сейчас колоссальная ненависть, бешеная злоба против Советской власти, – пояснял Лихачеву Ксенофонтов. – Еще бы… Земля отобрана у помещиков – разве это не ужас для благородного дворянства? Банки отобраны у банкиров и переданы народу – разве это не погибель для буржуев? Фабрики и заводы тоже скоро перейдут к народу – разве это не безумие для заводчиков и фабрикантов?!

Лихачев смотрел на Ксенофонтова влюбленными глазами. Ходил он тогда с трудом, тянул правую ногу, носил ситцевую косоворотку и кожанку. Выделяться он не любил и внешне мало чем отличался от Ксенофонтова, который: был старше его на пять лет. Чем больше он узнавал Ксенофонтова, тем больше ему хотелось походить на него. Он раздобыл себе даже пыжиковую шапку-ушанку, в точности такую же, какую носил Ксенофонтов.

В аппарате ВЧК работало тогда всего сорок человек. Неудивительно, что все знали друг друга. «Все за одного и один за всех» было любимой поговоркой Ксенофонтова. И Лихачев часто повторял эти слова. Но однажды он сказал Ксенофонтову, или, вернее, как он сам любил выражаться, «ляпнул» под горячую руку:

– От вас благодарности не дождешься.

– А зачем она тебе? – быстро возразил Ксенофонтов.

– Да мне и не надо!

– Надо, поди, вот и говоришь! А ведь мы делаем одно общее дело. Конечно, я тебе благодарен за то, что ты мне помогаешь его делать. Но ведь и ты должен быть мне благодарен. Разве я тебе не помогаю делать то, что для тебя дело всей твоей жизни?

«Вот так должны по-коммунистически думать люди», – говорил себе Лихачев.

С тех пор он много лет хранил у себя рядом с партбилетом «Памятку сотрудникам ЧК», данную ему Ксенофонтовым.

Вот какая это была памятка:

«Быть всегда корректным, вежливым, скромным, находчивым.

Не кричать, быть мягким, но, однако, нужно знать, где проявлять твердость.

Прежде, чем говорить, нужно подумать.

Быть предусмотрительным, умело предостерегать несчастья, быть вежливым, точным до пунктуальности.

Каждый сотрудник должен помнить, что он призван охранять советский революционный порядок и не допускать нарушения его. Если он сам это делает, то он никуда не годный человек и должен быть исторгнут пз рядов комиссии.

Быть чистым и неподкупным, потому что корыстные влечения есть измена Рабоче-крестьянскому государству и вообще народу.

Быть выдержанным, стойким, уметь быстро ориентироваться, принимать нужные меры.

Храни, как зеницу ока, данные тебе поручения».

Глава пятая

1

Было это в Москве, 25 декабря 1917 года. Приятель сказал ему:

– Посмотри на Нюру. Нравится? Моя сестренка… Двоюродная. – Лихачев взглянул и встретил такой смущенный замирающий взгляд, будто Нюра Шульгина ждала его тут, на Кудринке, всю жизнь. На ней было синее платье с глубоким вырезом. На шее поблескивала серебряная цепочка для нательного крестика.

Нюра ему улыбнулась дружески и спросила;

– Вы давно из Петрограда?

– Недавно, – ответил он, разглядывая ее бесцеремонно. – А вы откуда знаете, что я из Петрограда?

– Видать! – сказала она.

За столом их посадили рядом. Нюра слушала, смотрела с любопытством на своего соседа и видела, что он всем нравился, этот Ваня Лихачев, за его общительный, веселый нрав, остроумные ответы. Несколько раз они улыбнулись Друг другу. Постепенно и даже незаметно для самого себя Иван Алексеевич тогда же рассказал Нюре о своей семье, о матери, братьях, сестрах и узнал, что Нюра работает в комендатуре Центротекстиля делопроизводителем.

На следующий день Лихачев снова уехал в Петроград, а в марте 1918 года, когда ВЧК переехала в Москву, Лихачев тотчас появился в комендатуре Центротекстиля. С тех пор он аккуратно каждый день приходил за делопроизводителем Нюрой в те часы, когда кончалась работа, чтобы проводить ее домой.

Однажды у входных дверей бандиты напали на инкассатора, который привез деньги в кассу Центротекстиля. Лихачев бросился на них с браунингом и был ранен, а бандиты бежали отстреливаясь. Весь Центротекстиль навещал его в госпитале.

От работников чрезвычайных комиссий требовалась тогда непоколебимая внутренняя убежденность, партийная дисциплина, напряжение всех сил. Шли показательные процессы над злостными саботажниками, чистка учреждений от антисоветских элементов, разгром контрреволюционных организаций: «Белый крест», «Черная гвардия», «Союз защиты родины и свободы».

30 августа 1918 года в Петрограде был убит председатель Петроградской ЧК Урицкий. В тот же день в Москве на заводе Михельсона тяжело ранили Владимира Ильича.

Все чрезвычайные комиссии превратились тогда в боевые лагеря. Коммунисты Москвы и Питера были мобилизованы на помощь ВЧК в ее борьбе с контрреволюцией.

2

В то же время Лихачев буквально неделями но ложился спать. Не появлялся он и у Нюры. Но она все понимала и не упрекала его.

Поженились они через год, когда Нюра получила разрешение от родителей на свадьбу. Собственно, никакой свадьбы не было. Молодые просто зарегистрировались, и Анна Николаевна появилась у Лихачевых на Спиридоновке в белой, отлично выглаженной кофточке. Немного смущаясь, она нежно обняла Евдокию Николаевну.

Евдокия Николаевна была женщина суровая. Она и своих детей никогда не целовала, но тут немножко растаяла.

– Иван Алексеевич, не уходи из дома, – сказала она. – Живи с нами. В тесноте, да не в обиде.

Так и было решено.

Первые месяцы молодые жили на Спиридоновке, но, когда у них родилась дочь Валя, получили квартиру в самом центре Москвы, в бывшей гостинице Нерензее, в Гнездниковском переулке. Занимали Лихачевы две маленькие комнаты на седьмом этаже. Мать вскоре переехала к ним, чтобы помочь возиться с внучкой, и жизнь пошла своим чередом.

Через некоторое время Иван Алексеевич был назначен уполномоченным ВЧК в Центротекстиле – обычная для того времени функция контроля над хозяйственными учреждениями. Его выбрали в члены Московского Совета, в члены ВЦИКа. Работы прибавилось.

Мать удивлялась своему старшему сыну, он был по-прежнему горяч, не терпел, когда ему противоречили. Но чувство собственного достоинства было у него теперь особенно ярко выражено. Он стал серьезней, сдержанней, много читал. В любом домашнем споре умел пошутить вовремя и уступал, понимая, что уступить и уметь отойти от разговора значительно более важно, чем дать вовлечь себя в перебранку. Впрочем, «молодые» редко ссорились.

Анна Николаевна умела шить, вязать, хлопотала на кухне и в большой семье на Спиридоновке быстро стала своим человеком. Она обшивала детей, вязала варежки и носки, ходила на рынок и за пайком. Только позднее, когда Иван Алексеевич стал директором завода АМО, она начала заниматься общественной работой, возглавляла Совет жен ИТР на заводе. В семье Валентины Ивановны Лихачевой до сих пор хранятся снимки матери в юнгштурмовке на заводском субботнике, на заседании Совета жен или родительского комитета.

3

В процессе необходимой и тяжелой работы: защиты и утверждения нового строя, Дзержинский и Орджоникидзе не могли не заметить преданности и энергии молодого Лихачева.

«Он был по природе добрый, мягкий и отзывчивый человек, – рассказывал о нем позднее хорош, знавший его в те годы начальник кузовного цеха завода АМО Евсеев. – Ему было более свойственно копаться в машинах, чем устраивать обыски и арестовывать контру». И все же, хотя это было именно так, Лихачев неизбежно оказывался на самых опасных участках борьбы с контрреволюцией. 3 февраля 1920 года открылась конференция губернских ЧК, на которой выступил Ленин.

Вот что говорил Владимир Ильич на этой конференции:

«Можно сказать, что за эти два года Советской власти сделано то, что может быть названо чудом, потому что в борьбе против международного капитала удалось одержать такую неслыханную, невероятную победу, которой не видывал мир… Никто два года тому назад не верил, что Россия – страна, разоренная 4-летней империалистической войной, могла выдержать еще два года гражданской войны… Конечно, у нас теперь тяжело и с продовольствием, голод и холод у нас теперь больше, чем когда-либо, но в силу того, что у нас освобождены наиболее хлебные губернии, положение с продовольствием улучшается, и главный кризис у нас сейчас – транспортный». [4]4
  В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 40, с. 116–118.


[Закрыть]

Из всей большой и взволнованной речи Ленина Лихачев особенно запомнил, что в борьбе за транспорт «органы ЧК должны стать орудием проведения централизованной воли пролетариата, орудием создания такой дисциплины, которую мы сумели создать в Красной Армии». [5]5
  Там же, с. 120.


[Закрыть]

Не прошло и месяца после этой конференции, как Лихачеву было поручено вести борьбу с саботажниками на железной дороге. А затем его назначили начальником транспортно-топливного управления ВЧК.

27 января 1921 года Президиум ВЦИК утвердил Дзержинского председателем комиссии по улучшению жизни детей. Органы ВЧК начали проводить самую широкую борьбу с детской беспризорностью. Феликс Эдмундович взял с собой на работу в комиссию по улучшению жизни детей многих, известных ему по ВЧК людей, в том числе и Лихачева. Позднее он рекомендовал Ивана Алексеевича на работу в профсоюзы.

* * *

…Быстро шло то бурное время, быстро росли люди. С того дня, когда слесарь Путиловского завода Иван Лихачев впервые увидел близко автомобиль, прошло всего 13 лет. А вот он уже был назначен директором Московского автомобильного завода.

Глава шестая

1

Молодой директор приезжал на завод в 8 часов утра, минута в минуту. Зайдя в кабинет, просмотрев почту и сводки, он сразу же уходил в цехи. То, что теперь принято называть «методами получения информации», в те годы выглядело очень просто: директор с утра обходил цехи, слушал, спрашивал, узнавал, записывал. С ним быстро свыклись, как со своим человеком. Едва он появлялся в цехе, бежали к нему, спрашивали:

– Иван Алексеевич, как быть? У нас сверл нет… Он доставал. У него были «большие связи».

– Иван Алексеевич, а у нас мотор барахлит! – сообщали ему.

Он не боялся запачкаться – лез в машину. Иной раз он находил в цехе брошенную деталь, сам нес ее технику ОТК. Если деталь оказывалась годной, кричал, ругался:

– Это прямо хищники какие-то… Сведут домок в комок.

В апреле 1926 года, когда Лихачев работал еще в Московском Совете профсоюзов, по всей стране обсуждалось «Обращение ЦК ВКП(б) ко всем парторганизациям и ко всем коммунистам о борьбе за режим экономии».

Здесь, на заводе, «Обращение» сразу же приобрело живые, отчетливые и осязаемые черты.

ЦК партии указывал на то, что хозяйственники еще не научились бороться с расточительностью, преступным разгильдяйством, волокитой, забывали о внимании к мелочам. Теперь на заводе с этого можно было и начать…

Лихачев требовал, чтоб каждая партийная и комсомольская ячейка «проработала» «Обращение», сам созывал бухгалтеров, снабженцев, начальников цехов и, конечно, не упускал случая напомнить им, что эту работу нельзя рассматривать как кратковременную кампанию. Свои слова он непроизвольно облекал в ту особенно доступную, доходчивую форму, что они запоминались, вызывали улыбку и поэтому передавались из уст в уста, обретая необыкновенную силу,

– Отделу снабжения надо крепко побегать, – говорил он, – а то у нас только директор бегает, каждую веревочку подбирает. А вы сидите, как караси в болоте. Смотреть противно!

Караси… Это мгновенно становилось прозвищем. Словечко будто прикипало. «Караси-снабженцы», но никто не обижался. Молодой директор был всегда справедлив.

В цехах говорят коротко – шум станков и гул печей не дают «размазывать». Кратко, «по-боевому», Лихачев решал множество вопросов, умел потребовать строжайшей дисциплины труда, четкости, порядка, оперативности.

На производственных совещаниях он предупреждал против приукрашивания старого. Говорил, что следует всегда видеть перед собой два борющихся начала: старую отсталую технику, которую нужно без жалости сдавать на слом, вместе со старыми привычками и новую технику, за которую предстоит драться. Он любил это словечко «драться».

В два часа обед, а потом, если не приходилось срочно уезжать в ВСНХ, в ЦК или МК партии, на городской актив или на совещание в Моссовет, он шел «разгружать» очередь в свой кабинет.

С разными просьбами приходили к директору люди – насчет квартиры, путевки в санаторий, детского сада, даже семейных недоразумений. И нельзя было не помочь, не вмешаться. Лихачев постоянно избирался депутатом Моссовета, председательствовал в нескольких комиссиях Моссовета, был обязательным участником пленумов райкома, собраний, совещаний и конференций. С любого совещания он возвращался обратно на завод. Поэтому домой он уезжал не раньше чем в 11–12 часов ночи, а бывали дни, когда и за полночь он еще оставался на заводе.

Такой распорядок дня установился как-то сам собой и сохранялся очень долго.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю