Текст книги "Черная пелерина"

Автор книги: Тадеуш Квятковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Не беспокойтесь, я же не чудовище, – сказал он и резко повернулся на пятках.

До прихода Селестины он маршировал по кабинету, заинтересованно рассматривая рыцарское вооружение. Ведь он сам, несмотря на миниатюрность, был исправным солдатом и не одну стычку с противником выиграл с помощью славного оружия.

Рандо не знал дочери комиссара. Когда она вошла, он удивился, насколько это щуплое и малорослое создание. Одета Селестина была в платье, как обычно, теплое не по сезону. На худенькие плечи падали золотистые локоны.

– Так вы тот самый Наполеон из Тулона? – первой заговорила девушка. – Пожалуйста, садитесь. Ах, да, вам больше нравится ходить.

– Откуда вы знаете?

– Как дочь полицейского я немного интересуюсь криминалистикой. Читаю отчеты о процессах и протоколы. Вы – самый известный детектив юга Франции. Журналисты охотно о вас пишут.

– А что вы еще обо мне знаете? – не выдержал маленький инспектор.

Селестина неуловимо улыбнулась.

– Что вы, например, любите воинскую выправку, но, по существу, человек намного более интеллигентный, чем обычные военные.

– Хм. Это обо мне пишут?

– О, да. Очень часто. Но кроме всего, наибольшей известностью вы пользуетесь из-за неожиданных вопросов. Одни утверждают, что на самом деле они заранее мастерски отрепетированы, а другие считают, что это обычный трюк, с помощью которого вы оглушаете и поражаете допрашиваемых.

– Это очень интересно! – воскликнул инспектор. – И что же еще?

– А еще что беганье перед носом жертвы, – это тоже метод.

– Нонсенс, – скривился Рандо и уселся в кресло.

– Я тоже считаю, что это следствие темперамента.

Рандо присматривался к Селестине со смешанным чувством веселья и беспокойства.

– В котором часу вы ушли от Пуассиньяка в тот злополучный понедельник? – спросил он наконец без малейшего желания поразить.

– Без двадцати пяти двенадцать, – ответила она спокойно и четко.

– А когда вы пошли туда?

– Чуть позже одиннадцати.

– Могу ли я знать, с какой целью?

– Начинался ливень.

– Без двадцати пяти двенадцать дождь еще шел, но вы все-таки покинули дом Пуассиньяка.

– Да, но проливным дождь уже не был. Я торопилась домой, тетка не любит, когда я возвращаюсь слишком поздно.

– Может, вы припомните, не было ли у вас в тот день какого-то особенного дела к Пуассиньяку?

Селестина не спускала глаз с лица инспектора, отвечала она очень уравновешенно, но стреляный воробей все-таки заметил в ней напряжение.

– По случаю одолжила у него книгу.

– Какую книгу?

Ответ удивил Рандо.

– Годовую подшивку иллюстрированного еженедельника. Подшивка была большой и тяжелой, но не настолько тяжелой, чтобы я могла убить ею мсье Дюмолена.

– Мадемуазель Лепер, я бы попросил конкретнее отвечать на вопросы.

– Извините.

– В тот день, когда убили Дюмолена, вы были в доме на холме?

– Конечно. Два раза. Один раз до полудня, а второй раз с отцом после обеда.

– А теперь скажите, когда Шарль Дюмолен говорил с вами наедине?

– Инспектор Рандо! – почти выкрикнула Селестина.

– Я жду ответа.

Она взяла себя в руки.

– После полудня, на террасе. Перед обыском, который устроил отец в связи с пропажей броши.

– А во вторник с утра вы надолго заболели? Так?

– Не совсем так, – ответила она. – Перед этим я еще… – она осеклась и не спускала с Рандо широко открытых невинных глаз. – Перед этим… Мсье Рандо, вспомните, что я сделала перед этим!

– Перед этим вы утром вернули Пуассиньяку его пелерину, – сказал инспектор.

– Да. Вы и в самом деле все обо мне знаете. В среду я пошла на похороны мсье Дюмолена, а позже несколько дней подряд не выходила из дому.

– Точно так же, как и ваша подружка Луиза Сейян.

– Это маневр не на вашем уровне.

Инспектор оставил это замечание без внимания.

– Мадемуазель Лепер, поясните мне, на что рассчитывал Пуассиньяк, умалчивая в течение десяти дней о том, что он владеет чеком с подписью Дюмолена?

– Как, вы не знаете? Все очень просто. Советник Пуассиньяк считал, что он сообщит о пожертвовании известного писателя накануне выборов и тем самым обретет дополнительные голоса. На этом основывается реклама. Он себе мог это позволить, поскольку уже знал на основании заметки в «Голосе юга», что мсье Дюверне дотации еще не получил, что Дюмолен только обещал деньги на строительство памятника в честь жертв последней войны, – Селестина погрузилась в размышления, Рандо ей не мешал. Потом она заговорила вновь: – Никто себе представить не может, насколько мсье Пуассиньяк привязан ко мне. После убийства в доме на холме он поддался панике. Испугался, что мне угрожает опасность. Ведь я сделала одну большую глупость, о которой он знал. Это его идея – чтобы я поменьше выходила из дома, не показывалась на людях. Арест Фруассара вовсе не успокоил нас. Я, например, не сомневалась, что это маневр…

– Это отец вам сказал, – осадил Селестину инспектор.

– Отец сказал мне это значительно позже. Итак, я сидела дома, наблюдая течение расследования и ожидая…

– Ожидая чего? – поощрительно спросил инспектор.

– Ожидая визита Наполеона из Тулона.

– Вы мне очень льстите…

– Вы всегда были моим идеалом.

– А Шарль Дюмолен?

– Мсье Рандо! – во второй раз в течение беседы воскликнула Селестина и густо покраснела.

– На этом я должен поблагодарить вас, – Рандо встал.

В прихожей его ожидал комиссар Лепер. Маленький тулонец потянулся за шляпой.

– Ваша дочь наверняка пошла в мать, – сказал Рандо загадочно, пряча лицо под широкими полями старомодной шляпы. – А теперь пошли в участок, хочу поделиться с вами важными известиями.

На скамеечке во дворе сидел Торнтон Маккинсли и дразнил маленького песика Селестины…

– Где его не сеют, он и там уродится, – проворчал комиссар.

Мсье Вуазен с превеликим удивлением увидел в кондитерской маленького Гопена, который тащил коробку с цветами. Мальчишка смело подошел к стойке.

– Тебе чего? – спросил кондитер.

– Я к мадам Мишелин Бурдель.

– К кому?

Маленький Гопен еще раз прочел надпись на коробке.

– К мадам Мишелин Бурдель.

Молния, влетевшая в «Абрикос», не произвела бы на мсье Вуазена большего впечатления, нежели то, что старая Мишелин может получить дорогие и наверняка прекрасные цветы из цветочного магазина в Канн.

– Кто тебе это дал? – Вуазен сгорал от любопытства.

– Мне нужна мадам Мишелин Бурдель, – настойчиво повторил мальчишка. Его глаза блуждали по кучкам пирожных, выставленных на стойке под стеклом. Он даже облизнулся и проглотил слюну.

Вуазен протянул ему на блюдечке трубочку с абрикосовым кремом.

– На вот, ешь, – сказал он ласково. Мальчишка отложил коробку и схватил блюдце. Он ел с потрясающим аппетитом, весело блестя глазами.

– Ну, так кто себе дал? – Вуазен, опершись локтями о стойку, наклонился к мальчишке.

– Да так, один мсье.

– Ты его знаешь?

Мальчишка отрицательно покачал головой, рот его был забит абрикосовым кремом.

– И сказал тебе принести это сюда?

– Угм.

– Мишелин Бурдель? – Вуазен уже и сам прочел надпись на коробке.

– Он вышел из автомобиля и приказал мне отнести.

Кондитер воздел руки к небу, показывая, что ничего не понимает. После этого он повернулся к окошку в стене.

– Мишелин! – закричал он пронзительно.

В отверстии показалась мадам Вуазен.

– Чего тебе от нее надо? Нет времени!

Вуазен указал на коробку с цветами. Жена вытаращила глаза и онемела.

– Вот, презент для нашей Мишелин, – сообщил мсье Вуазен не без удовлетворения. – Его принес этот молодой человек.

– Для Мишелин?

– Я не глухой и не слепой, – раздраженно заорал Вуазен. – Позови ее сюда!

Мадам Вуазен исчезла. Через минуту в окошечке появилось старое лицо Мишелин Бурдель.

– Мишелин, – сказал Вуазен с пафосом, – подарок от прекрасного незнакомца.

Старуха замигала и махнула рукой.

– Что за шутки?

Вуазен осторожно взял коробку и сунул ее в отверстие.

– Мадам Мишелин Бурдель. Кондитерская «Абрикос», – громко прочел он надпись, – ошибки нет, мадам.

Мишелин пожала плечами, не торопясь открывать коробку.

– А, шутки все.

Мсье Вуазен собственноручно взялся расследовать цветочную тайну. Когда он снял фирменную упаковку, глазам присутствующих явился великолепный букет роз. Кроме этого, в коробке был еще запечатанный конверт.

– Пожалуйста, вот и любовное послание, – захохотал раздираемый любопытством Вуазен и подал конверт Мишелин.

Помощница Вуазена дрожащими руками разорвала конверт и прочла надпись на бумажном прямоугольничке. Прочтя, она покраснела, пораженная.

Вуазен, видя, что мальчишка все еще стоит у стойки, положил ему второе пирожное.

– Ну? – спросил он Мишелин.

Она дала ему карточку.

Мадам Вуазен, которая уже находилась рядом с мужем, вырвала у него карточку и прочла:

«Дорогой мадам Мишелин с горячей благодарностью за краткий курс кондитерского дела – всегда преданный Торнтон Маккинсли». – Она поглядела на Вуазена и засмеялась. – Он имеет на нее виды.

Мишелин удалилась с цветами в глубину кондитерской.

Вуазен взял карточку и сам ознакомился с ее содержанием.

– Да, он имеет на нее виды! – не могла надивиться мадам Вуазен.

Кондитер потер заросший подбородок и задумался.

– В этом что-то есть! – сказал он вполголоса.

– Он влюбился в нашу Мишелин, – фыркнула мадам Вуазен, захлебываясь от смеха.

– В этом что-то есть, – повторил как собственное эхо мсье Вуазен. – Но что?

Маккинсли припарковал автомобиль. Он приветливо кивнул старику Мейеру, который хлопотал у розового куста. Садовник бросил на время свое занятие и подошел к режиссеру.

– Это правда, – спросил он с озабоченным выражением лица, – что мадам Дюмолен собирается продать дом на холме?

– Я ничего об этом не слышал, но вообще-то не удивился бы, если бы так случилось.

– Наверняка все из-за этого, – Майер кивком указал на виллу, возвышающуюся на откосе холма.

– Есть люди, которые не могут жить на том месте, с которым связаны плохие воспоминания.

– Моя жена давно умерла, а я вот живу в ее доме. Простите, а вы не знаете, кто убил мсье Дюмолена?

– А вы?

Садовник отрицательно покачал головой, глядя на мыски своих ботинок.

– Если бы я знал, я бы сказал инспектору Рандо.

– То же сделал бы и я, мсье Мейер.

– А как вы думаете, найдут?

– Мсье Рандо выглядит так, будто он уже идет по следу.

– Дай Бог, – вздохнул садовник.

Маккинсли быстро вошел в виллу, переоделся и постучал в комнату Луизы.

– Вода для купания приготовлена, – крикнул он через дверь.

– Сейчас, – ответила Луиза, не отпирая двери.

Режиссер забросил за спину сумку с принадлежностями для подводного плавания. Потом он подался на кухню. Агнесс с улыбкой приветствовала его.

– Все в порядке, – сказала она, многозначительно взглянув на Маккинсли.

Режиссер поднял вверх большой палец, давая понять, что все будет хорошо.

– Как только я позвоню – тогда, – весело сказал он. – Запомните.

Агнесс приложила палец к губам. В кухню вошла молодая Анни. Увидев Маккинсли, она сделалась серьезной и вежливо поклонилась ему.

– У вас уже можно убирать?

– Да, я ухожу купаться.

Луиза ждала его у виллы, они вместе сбежали к берегу.

Когда Маккинсли в шортах и рубашке с короткими рукавами возвратился с купания, инспектор Рандо ожидал в его комнате.

– Ранняя вы пташка, – сказал Рандо.

Маккинсли посмотрел на часы.

– Уже половина десятого. Морские купания приятны только по утрам.

– Вы занимаетесь по утрам не только плавательным спортом. Прогулки на автомобиле – тоже приятное развлечение. Вы проехали мимо меня с такой скоростью, что у меня, как имеющего отношение к безопасности, возникла боязнь за вашу жизнь.

– Я должен уплатить штраф?

Рандо встал и принялся ходить по комнате.

– Я часто вижу вас вместе с Луизой Сейян.

– Меня эта девушка интересует.

– А знаете, меня – тоже, – Рандо задержался у окна.

– Я ревную.

– Не удивительно. Оригинальная девушка.

– С такой оценкой я согласен.

– Знаете ли вы, – Рандо внезапно обернулся и встал лицом к лицу с режиссером, – что мадемуазель Луиза не имеет алиби до сих пор?

– Знаю.

– Селестина Лепер составляла ей компанию до одиннадцати вечера. В это время они поссорились у рынка. Селестина пошла к Пуассиньяку, а Луиза встретила вас только в половине двенадцатого в сквере Вольтера.

– Все правильно.

– Очень приятно. Но вы должны согласиться со мной – сидеть в этот час в сквере – занятие весьма оригинальное. Тем более, что дождь собирался.

– Я сам люблю бродить по ночам.

– Для молоденьких девушек это занятие сопряжено с большим риском.

– Вы хорошо знаете жизнь! – сказал Маккинсли с еле уловимой нотой насмешки. Рандо сделал вид, что не заметил.

– У мадемуазель Луизы была большая любовь. Сильная и бурная. Настолько сильная, что она решила однажды убежать от Дюмоленов и навсегда соединиться с любимым.

– Ну и ну, – покачал головой Маккинсли.

– Естественно, Шарль Дюмолен, заботившийся не только о своей воспитаннице, но и о своей репутации, на эту любовь не смотрел снисходительно. Дело часто доходило до ссор, особенно если принять во внимание, что кандидат в зятья Дюмолена хотел как можно скорее завладеть интересующей его женщиной и имуществом, которое хотел получить в качестве приданого.

Маккинсли сел и охватил руками колено. Он внимательно слушал инспектора.

– В день, когда произошло убийство Дюмолена, а произошло оно, как мы знаем, между одиннадцатью и двенадцатью ночи, у мадемуазель Луизы с ее опекуном был громкий разговор. Потом мадемуазель Луиза повторила точно такой же разговор со своим, извините за выражение, женихом. У мадемуазель Луизы нет алиби на этот коротенький период в полчаса, от того времени, когда она рассталась с Селестиной, до того, когда она встретила вас. Вы понимаете, что при столь малых расстояниях, какие характерны для этого городка, полчаса вполне можно считать за час, в течение которого можно сделать все, что угодно, особенно если заранее все обдумать.

– Я очень внимательно слежу за вашими рассуждениями, – сказал Маккинсли, – но меня кроме всего интересует рукопись.

– Рукопись! Однажды, а точнее – в понедельник, Шарль Дюмолен, беседуя с вами за обедом о будущем сценарии, заявил, что он срисует один из персонажей с Луизы. Девушка, не желая становиться объектом насмешек и домыслов обывателей и заметив рукопись на столе, стала похитительницей.

Маккинсли вскочил со стула и воскликнул:

– Браво! Еще никогда не были мы так близки к разгадке таинственного убийства. А что же потом случилось с рукописью? Ведь что-то же должно было с ней произойти. Вы проверили комнату Луизы?

– Разумеется. Там ничего не обнаружено.

– Она могла ее бросить в море. Но я прошелся по всему дну вдоль усадьбы Дюмолена и на расстоянии броска от берега ничего не обнаружил.

– Мадемуазель Луиза занимается подводным плаванием давно. Она могла занести рукопись достаточно далеко и зарыть в песке.

– Со дня убийства Дюмолена Луиза не купалась без меня. Я считал, что будет лучше, если я всегда буду ее сопровождать. Может, она ее сожгла?

Рандо усмехнулся.

– Вы плохого мнения о нас, мистер Маккинсли.

– И все же иногда преступники совершают такие ошибки, а полиция, считая их специалистами более опытными, нежели они есть на самом деле, попросту проходит мимо простейших явлений.

– В таком случае я могу вас успокоить…

– Очень буду этому рад и слушаю вас с огромным вниманием.

– Не сожгла. Хотя бы потому, что на вилле Дюмолена, как вы сами видите, центральное отопление.

– Но остается еще кухня. В кухонной печи, которая постоянно топится, нелегко отыскать следы сожженной бумаги.

– Мистер Маккинсли, я ценю ваш юмор и вашу великолепную форму, но тут вы впадаете в крайность.

– Сдаюсь. Вы правы.

Рандо покачался на каблуках и иронически улыбнулся. Он хотел что-то сказать, но тут раздался стук в дверь. В комнату вошла служанка Анни с пиджаком Маккинсли в руках.

– Вот, принесла. Он был весь в пыли.

– Спасибо, Анни, – с улыбкой сказал Маккинсли.

Служанка повесила пиджак в шкафу на вешалку. Она собралась уже выйти, как вдруг вспомнила нечто.

– Чуть не забыла, – сказала она и сунула руку в карман фартука. Вынув небольшой серебряный прямоугольничек, она положила его на стол. – Это у вас выпало из кармана. Может, это вам нужно?

Рандо быстро взглянул на Маккинсли, который взял обрывок бумаги.

– Очень нужно, – подтвердил режиссер. – Спасибо, Анни.

Служанка поклонилась с девичьей грацией и вышла, слегка покачивая бедрами. Она отдавала себе отчет в своей привлекательности и знала, что оба мужчины проводят ее взглядом до двери.

– Хороша шельма! – сказал Рандо. – А это, наверное, обрывок пачки сигарет «Тобакко Рекорд», – он показал на бумажку в руке режиссера.

– Вы угадали, инспектор.

– А вы могли бы показать мне пачку из-под тех сигарет, ту, что обменяли у Пуассиньяка?

– Конечно, – Маккинсли без колебаний вынул из ящика стола коробочку и дал ее Рандо.

– Да, у вас недостающий кусочек, – сказал Рандо очень серьезно, рассматривая разорванную пачку.

– Недостающее звено, – поправил его режиссер.

– Допустим. Вы додумались. Пуассиньяк сказал о дефекте Селестине, та сказала отцу, он по службе сообщил мне. Вас очень интересовала эта коробочка. Вот только с какой стати? Если бы речь шла о вас – дело заведомо проигрышное, потому что вы признали, что оставили сигареты у Дюмолена. А интерес ваш вот в чем, – рассуждал Рандо, прогуливаясь по комнате, – в том, что данный кусочек станиоля имеет связь с рукописью писателя. Скажем так: он был импровизированной закладкой, которой пользовался Дюмолен, читая вам сценарий. Вы отметили это и запомнили. Сначала вы ассоциировали обладание этой пачкой с личностью вора и убийцы. Потом вы решили, что вором был тот, кто обладает кусочком станиоля от поврежденной коробочки. Если вы нашли станиоль, вы нашли и рукопись.

– Увы, мсье инспектор. Я не нашел рукописи.

– Потому что рукопись уничтожена. Но вы же знаете, где вы обнаружили этот обрывок станиоля. И очевидно отдаете себе отчет в том, что можно найти важный элемент в совершенно случайном месте и необходимо еще проводить кропотливые поиски и расследования, чтобы выяснить, каким же образом элемент оказался в столь случайном месте. Можно также, зная, кто взял рукопись, не быть уверенным на сто процентов в том, что взявший является одновременно и убийцей. Но я все-таки склоняюсь к мысли, что это сделал один и тот же человек.

– Я тоже в этом убежден.

– Вот тут бы пригодилось предположительное содержание рукописи. Этого вы не станете отрицать?

– Итак, вы сомневаетесь в том, что мое краткое изложение содержания рукописи было правдивым.

Рандо развел руками и невинно улыбнулся.

– Мне очень жаль, но это так. Однако вернемся к нашему предыдущему разговору. Мы говорили о мадемуазель Луизе. У меня припасена для вас неожиданность, – Рандо приподнялся на цыпочках и опять опустился.

Маккинсли подошел к шкафчику и открыл его, чтобы вынуть сигареты, лежавшие на полочке. Воспользовавшись тем, что дверцы шкафа на какое-то время заслонили его, он нажал кнопку звонка на стене рядом со шкафом. После чего вернулся к столу и закурил.

– Очень я люблю неожиданности. С детства, – сказал Маккинсли инспектору. – Я всегда просил своих родных, если они собирались что-то купить мне, чтобы они не говорили мне заранее. Ведь неожиданный презент доставляет удовольствие.

– Не знал, – сказал Рандо. – В таком случае я доволен еще больше.

– Наверное, неожиданность будет связана с мадемуазель Луизой? – спросил Маккинсли.

– Вот именно! – воскликнул Рандо.

– Пожалуйста, говорите. Я готов ко всему.

– Видите ли, – начал инспектор, – для меня все люди одинаково подозрительны. Даже те, про которых я точно знаю, что они не способны кого-либо убить.

– Все, стало быть, и я?

Инспектор кивнул.

– И комиссар Лепер?

– И его я принял во внимание. Коль уж он сообщил, что готов похитить сценарий, только бы не допустить вас к работе над ним.

– И Луиза?

– Да. А теперь, мистер Маккинсли, неожиданность.

Прежде чем инспектор двинулся с места, режиссер остановил его движением руки. Он подошел к двери в коридор и широко распахнул ее. Он сказал:

– Прошу, войдите.

В комнату вошел, неуверенно озираясь, молодой человек в измятом, не слишком приличном костюме. Он был небрит и грязен. Маккинсли закрыл за ним дверь.

– Мсье Жакоб Калле, – представил молодого человека Маккинсли. – Да, я и забыл, что вы с ним знакомы, инспектор. Мы его пригласили оба, только каждый по своему поводу.

Рандо все же был специалистом своей профессии. Ни один мускул не дрогнул на его лице, и только глаза показали, что в этот момент он крайне удивлен американским режиссером.

Калле нерешительно стоял на середине комнаты. Он засунул руки в карманы, чтобы чувствовать себя более уверенно.

– Мсье Калле, – обратился к нему Маккинсли, – инспектор Рандо хотел бы, чтобы вы ему рассказали то, что ему нужно.

– Да это дурацкая история, – буркнул молодой воришка, заметив, что оба мужчины не выглядят поссорившимися друг с другом.

– Послушай, – сказал Рандо, придавая тону разговора суровость, – правда ли, что мадемуазель Луиза хотела убежать с тобой из От-Мюрей?

– Известное дело, хотела.

– А мсье Шарль Дюмолен любил тебя?

Калле пожал плечами.

– Известное дело, нет.

– А деньги тебе мсье Дюмолен давал?

Калле поглядел на Рандо и ответил не совсем уверенно.

– Давал.

– За что?

– За что? Ну, за то, чтобы… ну, чтобы я оставил Луизу в покое.

– А кто же кому не давал покоя – ты ей или она тебе?

– Известное дело, она мне, – ответил Калле с гордостью.

– А мадемуазель Луиза любила Шарля Дюмолена?

– Кто ж их знает? Когда любила, когда нет.

– Ты часто встречался с мадемуазель Луизой?

– Когда не сидел, часто.

– Кто первый предложил встретиться?

– Известное дело, она.

– Калле, скажи мне, только честно, поскольку мы с тобой впервые говорим не как обвинитель и обвиняемый: у тебя не сложилось впечатление, что мадемуазель Луиза посмеялась над тобой?

Глаза Калле зловеще блеснули.

– Ни одна женщина на это бы не отважилась.

– И последнее. Вы договорились о времени побега с мадемуазель Луизой?

– Да.

– И когда же?

– Так ведь это попало на тот день, когда убили Дюмолена.

– Может, теперь вы хотите ему задать какой-либо вопрос? – Рандо с изысканной вежливостью обратился к Маккинсли. – Пожалуйста.

Режиссер озабоченно улыбнулся.

– Если вы позволите…

– Конечно, конечно. Ведь и вы же его вызвали сюда для того, чтобы выяснить кое-что, не правда ли?

Маккинсли кивнул.

– Что вам сказала мадемуазель Луиза однажды, когда поссорилась с мсье Дюмоленом?

Калле заколебался. Он бросил беспокойный взгляд на инспектора, сидевшего напротив.

– Ну, говорите же, – настаивал режиссер, – вы же видите, что инспектор ждет. Это очень важная деталь, мсье Калле!

Калле провел рукой по волосам. Он раздумывал, видно было, что ему тяжело решиться.

– Мы ждем, мсье Калле, – голос Маккинсли звучал бескомпромиссно.

– Она сказала, – Калле уткнулся взглядом в потолок, – что ненавидит его так, что готова убить.

– Спасибо, – сказал режиссер.

В тот же день после полудня инспектор Рандо встретился с комиссаром Лепером. Запершись в кабинете Дюмолена, они часа два вели оживленный разговор. Около семи вечера мадам Гортензия сообщила, что звонит сержант Панье.

Через минуту инспектор Рандо узнал, что кандидат в мэры советник Жан Дюверне мертв. Комиссар доложил инспектору, что Панье предполагает отравление. Оба полицейских немедленно направились в дом Дюверне.

Дом Дюверне размещался по соседству с домом комиссара Лепера. На улице уже собралась толпа, жаждущая выяснений. Когда полицейские проталкивались через толпу, послышались выкрики против партии Пуассиньяка. Комиссар увидел у забора, отделявшего участок Дюверне от его двора, Сильвию с красными пятнами на лице. Он сделал ей знак рукой, чтобы она шла домой.

Около калитки стоял полицейский, он впустил подошедших, вытянувшись в струнку. На пороге дома их ожидал сержант Панье. Он молча проводил обоих в кабинет Дюверне. Советник сидел за столом, положив голову на сгиб руки. Стол был завален старыми газетами, политическими брошюрами, машинописными рукописями. Комната была темной. Окно, завешенное не очень плотно портьерой черного цвета, почти не пропускало света. Инспектор включил бра. Несколько книжных полок, старые портреты на стенах, большая фотография молодой женщины. Рядом с головой Дюверне развернутая бумага, на которой лежала недоеденная трубочка с абрикосовым кремом. Жирный след на бумаге сразу бросался в глаза и ясно указывал, что трубочек было две. Рандо наклонился и понюхал пирожное. Потом он сразу обследовал пепельницу, из которой вытащил затушенный окурок сигареты «Тобакко Рекорд».

Сержант Панье докладывал:

– Полчаса тому назад Котар-старший прибежал в участок и сообщил мне, что Дюверне умер. Я быстро прибежал сюда, чтобы зафиксировать все отпечатки. Потом позвонил мсье комиссару. Я думаю, что здесь мы имеем дело с отравой. Прошу прощения, я слишком разговорился… – сержант Панье вообще-то был неразговорчив.

– Сообщите врачу, – распорядился комиссар.

– А где Котар? – спросил Рандо, внимательно осматривая стол.

– В другой комнате. Я велел ему ждать вашего прихода, – сообщил Панье.

– Пусть войдет.

Сержант вышел и привел Котара-старшего. Тот выглядел потрясенным и с трудом переводил дыхание.

– Садитесь, пожалуйста, – Рандо указал на кресло. – Прошу вас сообщить все, что вы об этом знаете.

– Мы договорились о встрече с мсье Дюверне, – Котар потупил взор, чтобы избежать вида мертвого приятеля. – Мы должны были обсудить возможный ход избирательной кампании. Дверь открыта, я вхожу – и вижу вот это… – Котар закрыл глаза рукой. – Я думал, что он уснул, потому что в последнее время очень уставал, да где там. Он уснул навеки.

– Ну-ну…

– А больше и ничего. Я сообщил в полицию и ничего больше не знаю.

– Когда вы в последний раз встречались с Дюверне?

– До обеда еще. Это было в «Абрикосе».

– Вы можете вспомнить, о чем вы там говорили?

Котар поднял голову, но тотчас же закрыл глаза.

– Я помню.

– Пожалуйста, расскажите.

– Не здесь, не здесь, – Котара била дрожь.

– Ладно, тогда перейдем в другую комнату.

Комиссар Лепер отворил дверь в спальню Дюверне. Там Котар был усажен в кресло, а Рандо встал напротив, опершись спиной о старинный шкаф.

– Я слушаю, – сказал он, подбадривая.

Котар отер лоб носовым платком.

– Мы встретились, как обычно, у Вуазена в компании друзей. Когда разговор зашел о расследовании по делу Дюмолена, Дюверне улыбнулся, я это хорошо помню, и он сказал, что знает, кто убил нашего писателя. Мы были поражены. Несколько минут подряд мы упрашивали его, чтобы он нам рассказал. Но Дюверне ответил, что он сделает это в нужное время и в присутствии властей. Наша команда ликовала. Мы знали, что разгадка Дюверне откроет нам широкую дорогу к месту мэра От-Мюрей. Мы поздравляли Дюверне, который вместе с нами переживал счастливейшие минуты в жизни. Вуазен, Вендо и Матло скрежетали зубами в ярости. Сомнений быть не могло – надежды на выдвижение Пуассиньяка не оставалось. Дюверне оказался не только хорошим политиком, но и детективом. А теперь – что теперь будет?

– А режиссер Маккинсли при этом присутствовал?

– Нет! Но потом он пришел.

– В котором часу это происходило?

– Дюверне ушел около часа дня. Режиссер пришел где-то на полчаса позже.

– Вы рассказали режиссеру о сенсации Дюверне?

– Да ведь никто и не говорил о чем-либо другом.

– Дюверне ел пирожные в кондитерской?

– Нет, он выпил только стакан вина.

– Он забрал пирожные домой?

– Да, он при мне их купил. Две трубочки с кремом. Вот эти две трубочки, – Котар показал на стену, отделяющую спальню от кабинета.

– А режиссер тоже покупал пирожные?

Котар задумался.

– Да, покупал. Тоже две трубочки.

– Он взял их с собой?

– Да. Вуазен завернул ему, и он унес.

– В котором часу он вышел из «Абрикоса»?

– Около двух.

Сержант Панье отворил дверь спальни.

– Доктор Прюден!

Рандо протянул руку Котару.

– Можете идти домой.

Котар судорожно вцепился в его ладонь.

– Кто его убил, скажите, кто?

– Вы это узнаете в свое время, мсье Котар.

Комиссар проводил Котара к выходу из дома. И тут же его окружила толпа, все просили сказать все, что он знает. Лепер приказал Котару молчать.

Доктор Прюден констатировал смерть, которая наступила между четырьмя и пятью часами пополудни. Первичный осмотр показал, что смерть вызвана отравлением. Потом на месте происшествия были произведены фотосъемки и сняты отпечатки пальцев со всех предметов, на которые указал Рандо.

Кондитер Вуазен подтвердил показания Котара: Дюверне торжественно возвестил, что нашел наконец-то убийцу писателя. На все уговоры раскрыть тайну он только загадочно улыбался. Это все, очевидно, было направлено против партии Пуассиньяка. Вуазен признался, что при этом известии его чуть удар не хватил. Если бы Дюверне накануне выборов обнаружил преступника, его бы без разговоров избрали мэром. Дюверне взял с собой две трубочки с абрикосовым кремом. Маккинсли, который появился после ухода Дюверне, взял тоже две трубочки с абрикосовым кремом, чего вообще-то раньше никогда не делал – то есть, он попросил завернуть их с собой, а раньше съедал там же, в кондитерской.

Показания Вендо, Матло, Жифля, Котара-младшего и других, которые находились в то время в кондитерской, совпадали с показаниями Котара-старшего и Вуазена.

Комиссар Лепер молчал, но выглядел как-то странно довольным ходом следствия. Рандо тихо посвистывал.

В участке были получены результаты обследования. На бумаге и фирменной тесьме кондитерской Вуазенов были обнаружены отпечатки пальцев кондитера Вуазена и режиссера Маккинсли. На окурке – отпечатки пальцев режиссера. В абрикосовом креме была обнаружена большая доза яда.

Комиссар Лепер не выдержал и воскликнул:

– И все-таки, все-таки!

Инспектор Рандо приказал взять под охрану дом на холме. Четверо полицейских как можно быстрее направились туда, они получили приказ не выпускать никого за пределы виллы.

Инспектор Рандо долго размышлял, сидя за столом в комнате комиссара. Даже Лепер заметил, что инспектор не кружил, как обычно, по комнате. Комиссар тихо вышел и похлопал по плечу сержанта Панье.

– Да, да, дорогой мой. Нюх у старика Лепера есть.

Телефон звонил беспрерывно. Граждане пытались получить первые сведения о смерти Дюверне. Несколько журналистов атаковало участок, чтобы добыть какую-то информацию для своих изданий. Обитатели От-Мюрей собирались группками на тротуарах. Город с тревогой переживал очередную смерть одного из светил.

Наконец Рандо вызвал к себе комиссара Лепера. Своим воинским, не терпящим возражений тоном он сообщил:

– Завтра мы закончим дело. Побеседуем с американским режиссером Маккинсли.

Комиссар Лепер застыл, как струна, и ответил по-военному таким тоном, словно он был на несколько ступенек ниже на служебной лестнице:

– Так точно, инспектор!

Маккинсли проснулся раньше обычного. Он потянулся на широкой удобной кровати и повернул голову к окну. Режиссер увидел залитый ультрамарином прямоугольник: небо, как и всегда, обещало жаркий день. Из парка доносился птичий щебет, большая синяя муха билась о стену, наполняя комнату жужжанием. Торнтон отбросил остатки неприятного сна и выпрыгнул из постели. Несколько гимнастических упражнений привели его в полное душевное равновесие.