Текст книги "Трактат о хорошей работе"

Автор книги: Тадеуш Котарбинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Для иллюстрации приведем цитату, в которой дается определение понятию действия: «Действовать и притом действовать обдуманно – это значит изменять действительность более или менее сознательным образом; это значит стремиться к определенной цели в данных условиях при помощи соответствующих средств, с тем чтобы от существующих условий прийти к условиям, отвечающим поставленной цели; это значит включать в действительность факторы, в результате которых происходит переход от системы подлежащих определению начальных условий к системе определенных конечных условий. Действие, которое мы намерены осуществить, требует, следовательно, троякого определения: 1) определения цели, 2) определения условий, относящихся к действительности, 3) определения средств, приспособленных как к намеченной цели, так и к существующей действительности. Нет сознательного действия, которое не содержало бы стремления познать нечто действительное и найти средства. Цель, условия и средства – вот три элемента практической деятельности, как, впрочем, и научной деятельности»^[9].

Праксеологом является, несомненно, и Джордж Мид, автор труда «Философия действия» («The Philosophy of the Act»), известного мне, к сожалению, только из критической статьи Грейс А. де Лагуны «Коммуникация, действие и объект в трактовке Мида» («Communication, the Act and the Object with Reference to Mead»), опубликованной в «The Journal of Philosophy» (1946, vol. 43, № 9). Уже после опубликования первого издания настоящей работы в наши руки попали следующие труды, имеющие в значительной мере праксеологический характер: коллективный труд Парсонса, Шилса, Толмена, Оллпорта, Клукхона, Меррея, Сирса, Шелдона и Стауфера «Относительно общей теории действия» («Toward General Theory of Action») и труд Жозефа Нюттена «Задача, успех и неуспех. Теория человеческого поведения» («Tâche, réussite et echec. Théorie de la conduite humaine»).

Мы рассмотрели возможность типологии форм действия как компонента описательно-аналитической части науки о хорошей работе, той части, в которой скорее рассматривается само понятие работы и разнообразие ее видов, чем дается разработка норм целесообразности, где не обосновываются ни рекомендации, ни предостережения. Сюда же мы отнесли анализ элементов действия.

Существуют такие понятия, как «виновник», «орудие», «продукт труда» и т.д. Необходимо проанализировать их смысл (или же смыслы), но нельзя этим ограничиться, нельзя удовлетвориться аналитическими определениями. Скорее следует устанавливать регулирующие определения; не только распознавать состав данных понятий интуитивно и в общем виде, но и вырабатывать более пригодные, соответственно модифицированные понятия.

Рассмотрим, например, понятие «продукт труда». Мы можем подразумевать под этим понятием самые различные вещи, такие, как, с одной стороны, физические тела (сооружение – продукт труда строительного коллектива), а с другой – какие-то движения, изменения, соотношения (ликвидация эпидемии – продукт труда коллектива врачей). Мы находимся здесь в сфере различных категорий, по видимости онтологических, а по существу семантических. В таком случае желательно ограничить применение понятия «продукт труда» явлениями второго рода, относя к первым – и притом только к ним – термин «изделие». Это лишь элементарный пример модификации.

Если же кто-нибудь захочет глубже вникнуть в тайны аналитической и вместе с тем конструктивной работы в области понятий общей теории эффективного действия, то лучше всего изучить понятие «виновник», пользуясь литературой но общим основам уголовного права. Дисгармонии общественной жизни обострили эту проблему. Чтобы правильно определить меру наказания в соответствии с данным законодательством, необходимо знать, кого следует признавать или не признавать виновником данного события, и часто оказывается, что это вовсе не так просто. Является ли виновником пожара тот, кто пренебрег осторожностью, или тот, кто умышленно не погасил огонь в самом начале пожара? И если кто-либо поставил фонарь как нужно и где следует, но потом этот фонарь случайно опрокинулся и вызвал пожар? Сложная проблема… Поэтому приходится прилагать много усилий, чтобы определить явные признаки виновности.

Из известных автору – к сожалению, изученных им лишь в небольшом количестве – правовых исследований этой и смежных проблем отличается общепраксеологическим подходом и трезвостью мировоззренческого фундамента понятийный анализ Иеремии Бентама. Точно так же многому можно научиться у экономистов в отношении проблемы анализа и конструкции общепраксеологических понятий, которыми они часто пользуются, сужая их обычно и в определении, и в действительном применении до границ своих хозяйственных интересов. Понятия продукции, сырья, фабриката и полуфабриката, заказа (как заявления о готовности приема) и предложения (как заявления о готовности поставки), производительности и экономичности – все это содержится в специальной экономической литературе, а также в словаре теоретиков рационализации труда, так как эти области столь тесно связаны между собой, что невозможно строго разграничить их.

Обратим внимание на различие шести первых и двух последних понятий. Первые шесть не содержат в себе никаких оценок, даже чисто технических, определенных с точки зрения целесообразности. К таковым относятся также упомянутые несколько выше понятия субъекта, виновника, материала, средства, цели, произведения, изделия. Напротив, производительность и экономичность – это уже известные категории праксеологических оценок, оценок с точки зрения эффективности действия. Очевидно, что в понятийно-конструктивной части трактата о хорошей работе должна также содержаться разработка совокупности понятий, необходимых для выражения различных праксеологических оценок. Экономичность и производительность отнюдь не исчерпывают этих оценок. Праксеолог, кроме того, интересуется точностью выполнения, правильностью применяемых способов и т.п.

Надеемся, что из всего вышеизложенного читатель сможет получить достаточное представление о целях праксеологии. Однако мы опасаемся, что, размышляя над ними, можно впасть в некоторое сомнение, которое и мы не раз испытывали. Не потому ли до сих пор не стремились создать эту дисциплину, что общая теория хорошей работы не содержит ничего, кроме общих понятий, что чем более общей является данная максима праксеологии, тем более банальную идею она содержит? Что же, может быть, это и так. Но разве нельзя сказать того же, например, об описательной грамматике? Она также объясняет связи, которые индивидуум, владеющий данным языком, воспринимает как трюизмы, данные интуитивно, грамматика охватывает языковые понятия, сопоставляет их, создает из них систему и этим косвенно содействует улучшению речи. Следовательно, аналогичное предположение в отношении области действий не будет обманчивым. Может быть, праксеология явится кодификатором трюизмов практичности, подобно тому как грамматика явилась фиксатором обычных и известных явлений в языке?

Нас бы это удовлетворило, и мы были бы довольны, если бы настоящий «Трактат о хорошей работе» в какой-то мере способствовал осуществлению хотя бы таких регистрационно-упорядочивающих задач праксеологии. Мы хотим поэтапно рассмотреть ее проблемы, кое-где наметить контуры принципиальных решений, и прежде всего в меру своих сил продвинуть дело разъяснения понятий. В настоящей работе будет превалировать проблематика последнего из выделенных разделов. Второе место с точки зрения достигнутых предварительных и схематических результатов займет первый раздел – нормативный. В заключение позволим себе остановиться на теме, названной нами динамикой прогресса.

Мы считаем, что главная цель «Трактата», пожалуй, пропагандистская. Мы стремимся к тому, чтобы читатель понял праксеологию как отдельную теоретическую дисциплину, пробудить интерес к ее проблемам, собрать вокруг них хотя бы горстку преданных работников. Некогда Микеланджело Буонаротти сказал: «Не пренебрегайте мелочами, поскольку от мелочей зависит совершенство, а совершенство – это не мелочь». Поэтому если даже исследования в области теории хорошей работы не дадут значительных результатов, ее задачи останутся достойными труда.

II. Элементарное действие, виновник, произвольный импульс

Всякий труд, всякая работа, всякая деятельность и всякое активное поведение вообще слагаются целиком и полностью из элементарных действий, которые мы не называем «делишками» только потому, что это слово может снизить их значение. Ведь отдельное элементарное действие, например нанесение физического удара, имеет нередко решающее значение для достижения данной цели. Тем более интересной задачей поэтому является рассмотрение понятия элементарного действия.

Начнем с примеров. Стрелочник перевел рычаг – рельсы передвинулись в сторону. Нажали электрическую кнопку – кран двинулся с места. Ударили по клавише рояля – кто-то услышал звук. Что же здесь общего и существенного? Прежде всего какой-то преднамеренный нажим на какую-то вещь: на рычаг, на кнопку, на клавишу. Затем следуют события – нечто происшедшее с какой-то вещью (так как и людей мы относим к разряду вещей): с рельсами, с краном, со слушателем. Налицо причинная связь: событие является следствием более раннего воздействия на вещь, воздействие же, как отсюда следует, является причиной события.

Выражаясь таким образом, мы полностью сознаем теоретические опасности оперирования терминами «следствие» и «причина». Спешим поэтому пояснить, какой смысл мы хотели бы вложить в них.

За исходную точку возьмем понятие естественной закономерности последовательности событий. Смерть наступает после рождения, и не просто позже, но в соответствии с каким-то естественным законом. Сначала в горах тают снега, а затем в долинах поднимаются воды в ручьях, что происходит также в силу некоторой естественной закономерности.

Всякая естественная закономерность последовательности событий связывает некоторую систему одновременных событий с некоторым событием, происшедшим позже. Эту систему более ранних событий мы будем называть достаточным основанием происшедшего позже события с точки зрения данной закономерности последовательности и имея в виду отрезок времени, в течение которого происходят события данной системы.

Вот блеснул на стене луч восходящего солнца; это явление – следствие. Произошло оно потому, что в определенных условиях примерно за восемь минут до этого от Солнца оторвался и направился к Земле пучок фотонов. Составные части солнечной системы были именно так размещены в пространстве, направления и скорости их движений были таковы, что для этого пучка фотонов путь к нашей стене оказался открытым. Отрыв пучка фотонов от Солнца, а также комплекс других обстоятельств составили именно эту систему более ранних событий, предшествовавших появлению солнечного света на стене.

Эта система является достаточным условием, если иметь в виду определенную естественную закономерность последовательности световых явлений и отрезок времени, заполненный явлением, которое мы довольно произвольно назвали отрывом пучка фотонов от Солнца. Сам же этот отрыв пучка фотонов мы смело назовем причиной появления солнечного света на стене, происшедшего спустя восемь минут. Отрезок времени, заполненный данным явлением, мы будем называть моментом этого явления. Стало быть, «момент» для нас – это вовсе не точка времени, не подлежащая измерению, но всегда некий отрезок времени, более или менее длительный, в зависимости от того, сколько времени продолжалось это явление: момент полета птицы над деревом продолжается долю секунды, момент обращения Земли вокруг Солнца длится целый год.

И еще одно обстоятельство имеет важное значение для принятой нами структуры понятий, а именно: отличие статических событий (состояний вещей) от кинетических событий (изменений). Тот факт, что в момент появления на стене солнечного света именно эта стена сохраняла перпендикулярное к нему положение, может служить примером состояния вещей, само же явление блеснувшего света будет хорошим примером изменения.

Автор был бы счастлив, если бы вышеприведенная подготовительная информация помогла понять последующую попытку общей характеристики причинной связи, понимаемой в том значении, с которым придется нам считаться при определении виновника данного события. Событие B является следствием предшествовавшего ему изменения A, заполняющего момент T, а изменение A – причиной события B, тогда (и только тогда), когда изменение A является существенным элементом достаточного условия события B в момент T и в соответствии с некоторой естественной закономерностью последовательности событий.

Выясним теперь, что мы понимаем под существенным элементом данного достаточного условия. Им является всякое такое составное явление данного условия, без которого система остальных составляющих его явлений не была бы достаточным условием. Например, для того чтобы загорелась электрическая лампочка, достаточным условием является известный комплекс обстоятельств, одновременных с поворотом выключателя, куда входит и поворот выключателя. Это – существенный элемент данной системы, но при неисправной проводке или нити внутри электрической лампочки лампа не зажглась бы. Могут быть и несущественные элементы достаточного условия. Если мы прибавим к совокупности его элементов, например в последнем примере, блестящую поверхность выключателя, то расширенная таким образом система событий тоже будет достаточным условием для того, чтобы лампочка загорелась. Однако блеск выключателя будет, конечно, несущественным элементом этого условия, так как лампочка зажглась бы, несомненно (при наличии всех остальных его элементов), даже в том случае, если бы выключатель был матовым и не блестел.

Такое понятие причины выражает, как мы надеемся, его обычное содержание. Пожалуй, именно в этом смысле говорят, что таяние снегов было причиной наводнения, что причиной дневного света является то, что Солнце освещает Землю, и т.п. Поэтому о причинности в понимаемом смысле можно сказать, что она действует в соответствии с общим мнением. Одно и то же явление, например нагревание данного физического тела, может в разных случаях иметь различные причины: трение, соприкосновение с телом, имеющим более высокую температуру, нагревание лучами и т.д.

При разных обстоятельствах одна и та же причина может иметь различные следствия: нагревание кусочка воска растапливает его, нагревание влажного комочка земли превращает его в пыль. Сколько бы раз определенная причина ни действовала в таких же существенных и в совершенно сходных условиях, столько раз она вызывала бы то же самое определенное следствие: из упавшего в землю ржаного зерна вырастает ржаной колос. Данное событие имеет много причин. Зерно проросло, «ибо» попало на урожайную землю, а также «потому» проросло, что пошел дождь, и «потому» еще, что птицы его не склевали. Слова, взятые в кавычки, вводят в первых двух случаях какую-то причину, в последнем же – какой-то существенный элемент достаточного условия, которое мы причиной уже не назовем и которое, впрочем, обыкновенное сознание «причиной» всерьез не признает, ибо это вовсе не является изменением. Если вместо этого сослаться на истребление зерноядной птицы ястребами, то этот факт согласно нашей концепции и в соответствии с обычным пониманием следовало бы отнести к причинам урожая в этом районе.

Рассмотрим вопрос о множественности причин детальнее. Для этого установим различие между причинами в системе элементов, действующих одновременно с данным достаточным условием данного следствия, и множеством причин данного следствия, относящихся к различным его достаточным условиям, каждое из которых относится к иному моменту. Вспомним пример с освещенной стеной. Одновременно с упомянутым отрывом от Солнца пучка фотонов происходили многочисленные изменения, составившие вместе с данным фактом и с другими состояниями вещей достаточное условие – для этого именно момента – появления солнечного света на стене. Из числа этих изменений назовем, например, вращение Земли вокруг своей оси, необходимое для того, чтобы стена заняла позицию напротив восходящего Солнца. Однако обратим, в свою очередь, внимание на какой-либо из промежуточных моментов между моментом излучения света и происшедшим через восемь минут освещением стены. Допустим, что в один из этих промежуточных моментов сдвинулась туча, заслонявшая до этого место восхода Солнца. Это движение тучи, которое открыло Солнце, также будет причиной освещения стены, причиной, которая принадлежит к достаточному условию этого промежуточного момента, но не принадлежит к достаточному условию для момента выбрасывания Солнцем фотонов. И так бывает всегда: в каждом из промежуточных моментов между моментом какой-либо отмеченной нами причины данного события и моментом этого события имеется какое-то свойственное этому промежуточному моменту достаточное условие: оно содержит изменения, которые являются причинами этого события, относящимися именно к этому промежуточному моменту.

Вот и все о множестве причин. Однако для наших целей является также важным рассмотрение известного их разнообразия с точки зрения способа воздействия причины на следствие. В одном случае поток воды, ударяя по колесу мельницы, вызывает движение жерновов. В другом случае, нечаянно залетевшая искра вызывает пожар. Бывает и так, что следствие не является результатом непосредственного взаимодействия каких-либо явлений, предметов. Это, например, тот случай, когда препятствие на пути полета «снаряда» к цели отодвигается, и в результате освещается некоторый объект. Либо, наоборот, такое препятствие может появиться на пути полета пучка фотонов. Частным проявлением такого изменения служит затмение. Необходимо, наконец, уметь различать, является ли причина изменением того объекта, с которым происходит следствие, или же изменением другого объекта. Рассмотренные до сих пор примеры относятся к последней категории. Когда же, например, удар некоей глыбы о препятствие деформирует ее, мы имеем тогда дело со случаем первого рода. Другой заурядный случай такого рода – это, например, смерть индивидуума, наступившая вследствие внутреннего кровоизлияния.

На этом мы заканчиваем разъяснения, касающиеся причинной связи, необходимые для понимания отношения деятельности или агента действия к результату. Сделаем еще лишь одно замечание о различии между причиной и следствием. Если причина всегда является каким-то изменением, следствие бывает либо изменением, либо состоянием вещи, либо продолжением данного отрезка времени в течение данного момента. Например, движения листьев, подставляющих свою поверхность солнцу, способствуют продолжению срока их инсоляции.

Переходим к рассмотрению отношения деятельности, или отношения агента действия, к результату. Это отношение образуется путем весьма простого сопоставления причины и следствия. Виновником данного события является тот, чей произвольный импульс явился причиной данного события. Нажатие кнопки, рычага, клавиши – вот примеры произвольных импульсов (произвольных нажимов). Мы предпочитаем все же слово «импульс», так как оно поможет нам охватить случаи таких элементарных действий, где поведение действующего субъекта основано главным образом не на движении мускулов (например, усилия, затраченные на то, чтобы вспомнить забытую фамилию, или напряжение мысли при решении в уме задач на сложение).

Но мускульные движения – не всегда нажим: иногда мы ослабляем или вовсе снимаем его. Выстрел из лука происходит в момент, когда мы выпускаем из пальцев натянутую тетиву. Снятию нажима должен был, разумеется, предшествовать нажим, однако выбрасывание стрелы произошло только в момент его снятия. Произвольная разрядка напряжения пальцев была произвольным импульсом, хотя она и не была произвольным нажимом. То же происходит в случаях, когда мы подавляем в себе порыв к выполнению какого-либо движения.

Вполне возможно, что во всех случаях, когда не производится явного нажима на что-либо, произвольный нажим тоже имеет место, но он некоторым образом укрыт во внутренних процессах организма. Более осторожно поступит, однако, тот, кто общее понятие виновности свяжет с более практичным в применении понятием произвольного импульса, хотя все же наиболее яркие примеры действия, а следовательно, и реализация отношения виновности, в подавляющем большинстве случаев будут иметь в качестве существенного элемента именно произвольный нажим.

Окончательно определив, таким образом, понятие импульса, мы еще не предупредили недоразумений, которые угрожают со стороны понятия произвольности. Поэтому спешим добавить, что произвольность понимается здесь как известная читателю из собственного опыта характеристика преднамеренных поступков, а не как какая-то индетерминистская свобода действий. Это лишь одно разъяснение. Необходимо, однако, добавить второе разъяснение, чтобы отклонить ошибочный вывод, будто бы можно быть виновником лишь того, что хотелось совершить в момент произвольного импульса, для чего этот импульс был на что-либо направлен. Каждый импульс является направленным, преднамеренным, устремленным к чему-то. Конечно, мы являемся виновниками не только того, к чему стремимся, но и очень часто – совсем наоборот. Стрелочник является виновником катастрофы даже в том случае, если он по ошибке перевел рычаг не так, как следовало. Выстрел в лесу зарядом дроби по птице имеет следствием не только смерть птицы, но, кроме того, еще множество следствий в виде поломок, пробоин или царапин стволов деревьев, веток и листьев теми дробинками, которые отклонились в сторону.

Каждое такое явление происходит в результате данного произвольного импульса и поэтому каждое из них – наше свершение. Данный произвольный импульс был причиной этого явления независимо от того, сознательно или несознательно оно было вызвано, и даже если в момент импульса ошибочно предполагалось, что это явление не произойдет либо даже не может произойти.

Против вышеизложенного понимания отношения виновности в спорах выдвигается иногда аргумент, что оно является слишком широким, так как требовало бы в отдельных случаях признать виновником данного события того, кто, несомненно, им не является. Например, поведение сапожника, который шил дратвой, можно было бы считать причиной того, что проходивший мимо человек остался целым и невредимым, тогда как сапожник мог бы поранить его своим инструментом. Таким образом, состояние данного человека с точки зрения целости и невредимости зависело от поведения сапожника в момент его произвольного импульса. Следовательно, этот его произвольный импульс (направленный на обувь) был существенным элементом достаточного основания того, что прохожий остался целым и невредимым.

Отвечая за вышеизложенный упрек, мы должны заявить, что вовсе не намерены для констатации факта виновности сравнивать поведение действующего в данный момент субъекта с каким-либо другим возможным его поведением в тот же момент. Чтобы определить виновность или невиновность в каждом отдельном случае, мы исходим из того, что условия нашей дефиниции причинной связи выполнены тогда (и только тогда), когда импульс либо непосредственно воздействует на объект, либо переносится на него (возможно с количественной или качественной модификацией), либо когда между импульсом и объектом устанавливается (устраняется) преграда.

В приведенном выше примере не выполнено ни одно из тех альтернативных условий. Только в случае так называемой борьбы индивидуума со своими побуждениями торможение одного из борющихся порывов повлекло бы виновность по отношению к подвергшемуся угрозе объекту. Так, разбойник из «Powrotu taty» был, по нашей концепции, виновником того, что купец остался жив.

Выдвигалось и другое сомнение в отношении нашего понимания виновности. Допустим, что произвольный импульс А при данных обстоятельствах не повлечет за собой данного события В согласно какому-нибудь закону постоянной последовательности событий. А если данный закон последовательности событий имеет характер многократности, статистический характер, охватывает естественную закономерность постоянства явления, определяя только степень обязательности данного события после данного импульса при именно таких обстоятельствах? Будет ли тогда свершитель импульса А также виновником события В? Признаемся, что нас это сомнение не беспокоит. Да, разумеется, и в этом случае также имеет место действенное вмешательство. Виновником выздоровления больного является врач, применивший лекарство, которое в данном случае оказалось действенным, хотя оно и не имеет характера надежного средства, а помогает только в некоторых случаях. В подобных случаях уменьшается только вероятность предвидения результата действия. Справедливо, пожалуй, в таком случае говорить о каком-то уменьшении степени преднамеренности действия и в зависимости от этого – об уменьшении степени ответственности за совершенное действие либо даже за попытку к его совершению. Однако проблему измерения ответственности за совершенное в данном разделе мы не рассматриваем. Только в сфере коллективного действия, да и то не во всех его проявлениях, она косвенно становится интересной для тех, кто стремится к усовершенствованиям, так как различные способы определения степени ответственности различным способом формулируют мотивировку актов в таких коллективных действиях.

Рассмотрим, наконец, сложную проблему отношения деяния. Можно ли воздействовать на прошлое? Можно ли быть виновником чего-либо более раннего, чем импульс? Такие вопросы здравый рассудок пытается сразу отклонить как не заслуживающие внимания. Нельзя, разумеется, изменить прошлое, ибо причинность вообще не действует вспять. Прошлое является раз и навсегда свершившимся: что произошло, того не отбросишь независимо от того, что будет позже. И все же какой-либо упрямец мог бы преподнести нам следующее. Допустим, что в один прекрасный день Ян установил рекорд, метнув копье на n метров. В свое время был установлен рекорд в метании копья на m метров Петром (ныне уже нездравствующим). Упрямый оппонент утверждает, что бросок Петра перестал быть рекордным, Ян своим рекордным броском превратил Петра из рекордсмена в нерекордсмена. В более общей форме, добившись того, что возник объект S , больший с данной точки зрения, чем объект А, наш действующий субъект оказался виновником уменьшения этого существовавшего до его импульса объекта А по сравнению с объектом В, возникшим позже его импульса. А теперь кратко: если ты сделал так, что последующее В больше предшествовавшего А, и тем самым ты сделал это прошедшее А меньшим, чем В, ты влияешь на прошедшее, и всегда так действует тот, кто бьет рекорды.

Что же ответить на это? Можно было бы сказать, что в подобных случаях объект А, хотя и относится уже к прошлому, все-таки становится меньше объекта В, но лишь позже, с момента возникновения известного следствия импульса, именно в момент, свойственный объекту В. Многие достойные люди становятся знаменитыми только после смерти, поэтому можно привести примеры, когда с неким объектом происходит что-то после окончания его существования; поэтому действие может относиться к иному моменту, чем его материал. Но мы отклоняем такие эффектные парадоксы, продукты словесной спекуляции. По нашему мнению, отнюдь нельзя считать кого-либо виновником всех фактов, которые можно вывести путем сравнения либо только мысленного сопоставления. Можно быть виновником только того, что произошло после нашего произвольного импульса в силу какой-нибудь закономерной последовательности событий. Поэтому невозможно воздействовать на прошлое. Рекордсмен добился того, что копье упало на расстоянии n метров от исходного рубежа. Однако он не был виновником того, что n больше m. Он не был виновником этого, хотя при сравнении двух результатов можно увидеть между ними разницу.

Без каких-либо разъяснений мы до сих пор говорили о произвольном импульсе кого-то, чей произвольный импульс стал причиной данного события. Мы считаем, что читатель не чувствует потребности в разъяснениях, которые бы касались понятия «кого-то», понятия действующего субъекта. Ограничимся в связи с этим указанием на то, что в нашем толковании понятие действующего субъекта совпадает с тем, как его понимают в повседневной жизни. Действующий субъект – это живой индивидуум из плоти и крови, желающий того либо другого и двигающийся так либо иначе или прилагающий мысленные усилия для достижения того, чего он желает.

После такого рассмотрения понятий уже можно лаконично ответить на вопрос, чем характеризуется элементарное действие. Под элементарным действием мы понимаем одноимпульсное действие. Все действия, упомянутые в данном разрезе, были примерами именно таких действий.

III. Продукт труда, изделие, материал

При выполнении любой работы всегда налицо какой-то виновник (агент действия), какой-то произвольный импульс, какой-то материал, какое-то изделие, какой-то инструмент или орудие, какой-то способ действия, какая-то цель, какой-то продукт труда. Смысл этих понятий мы и постараемся раскрыть на примерах элементарных действий. Некоторые из них уже рассматривались при объяснении понятий деятельности (виновности) и элементарного действия, об остальных же речь пойдет ниже.

Возникает вопрос: только ли человек может быть виновником (агентом действия)? По нашему мнению, нет. Например, шимпанзе, пытающийся достать палкой банан; собака, хватающая зубами одежду непрошенного гостя; птица, вкладывающая птенцам корм в открытый клюв, – все они выполняют определенные элементарные действия. Нередко с искусством животных трудно сравниться: примером могут служить гидростроительство бобров, умение птиц вить гнезда. Но предметом наших исследований является деятельность людей, сфера разнообразных действий человека. Ибо только человек может устанавливать связь с помощью языка – этого незаменимого информатора и незаменимого организатора наиболее развитых форм рационализированной деятельности.

Понятие произвольного импульса уже занимало наше внимание. К этому добавим, что произвольный импульс может быть актом большего или меньшего усилия и что утомление в результате большого напряжения, ощущение силы тяжести или сопротивления не существенно для определения понятия произвольного импульса. Это понятие характеризует как подъем тяжестей, так и человеческую речь.