Текст книги "Лжец, лжец (ЛП)"
Автор книги: Т. Л. Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Ева
Отсутствие Истона ощущалось в доме. По понедельникам футбольная тренировка всегда заканчивалась допоздна, но часть меня надеялась, что сегодня он пропустил бы.
Сделав домашнее задание, я зашла на кухню, чтобы перекусить, но когда открыла холодильник и посмотрела на его содержимое, на меня накатила тошнота. Я сжала ручку, прежде чем позволила дверце закрыться. Я уже пропустила обед, и из-за сломанной воображаемой коробки, похоже, я проступила бы и ужин.
– Jovencita (Пер. Молодая леди), – сказала Мария, спеша на кухню с корзиной для белья на бедре. – Наверх. Rápido. (Пер. Быстро.)
Я нахмурилась, но когда она отмахнулась от меня настоящими звуками кыш, я подчинилась и направилась к лестнице. Она неожиданно толкнула меня, и я схватилась за балясину.
Я бросила в ее сторону быстрый взгляд.
– Что за черт?
– Por favor, hazme caso (Пер. Прошу прощения, послушайся меня), – она подтолкнула меня локтем. – Иди сейчас.
– Ладно, ладно, – я закатила глаза.
Мой ответ, казалось, успокоил ее. Она убежала. Я была только на полпути вверх по лестнице, когда остановилась, услышав эхо каблуков в фойе.
У подножия лестницы появилась Бриджит. Заметив меня, она остановилась. Ее глаза с тяжелыми веками остекленели под светом люстры, а бокал вина безвольно повис в ее руке.
– Привет, Ева, – невнятно произнесла она, делая нетвердый шаг в мою сторону. Темно-красная жидкость колыхалась в ее стакане. – Надеюсь, ты прекрасно провела время на вчерашней вечеринке.
Горький тон ее голоса предполагал, что она надеялась, что я провела как угодно, но только не прекрасно. Мой желудок сжался.
– Эм, все было нормально. Спасибо, – я повернулась, чтобы сделать еще один шаг вверх по лестнице, но ее следующее слово остановило меня.
– Нормально? – Бриджит направилась ко мне, спотыкаясь на первой ступеньке. – Это нормально, что я приютила тебя? Что я дала тебе еду? Кров? Образование? И все это даром? Ни черта?
Комок подкатывал к моему горлу.
– Я действительно признательна за это, миссис Резерфорд. Все, что вы для меня делаете.
Она сухо усмехнулась.
– Признательна. Так вот какого слова не хватало в этом доме.
Я не знала, что на это сказать, поэтому продолжила свой путь вверх по лестнице, а неуверенный стук каблуков Бриджит следовал за мной. Она достигла верха лестницы через несколько секунд после меня.
Когда мы стояли бок о бок, она смотрела на меня. Минуту мы просто смотрели друг на друга, и это второй самый ужасающий момент в моем дне.
– Знаешь, я не самая плохая мать в мире, – в конце концов пробормотала она.
Я не ответила.
– Я не плохая, – она повторила это, как будто пыталась убедить меня. Как будто она пыталась убедить саму себя. – Я люблю Истона. Он знает это, – ее голос задрожал. – Разве нет?
Я отвела взгляд, но она ждала. И ждала.
– Я не знаю, – честно ответила я. – Но я знаю, что он любит тебя.
Ее глаза наполнились слезами, и я повернулась и с тоской посмотрела на дверь своей спальни. Бриджит не хотела вести со мной этот разговор. Не совсем. Просто так случилось, что именно на меня она наткнулась, когда была пьяна и эмоционально нестабильна.
– Тебе повезло, Ева, – сказала она, и это снова привлекло мое внимание к ней. – Как и я. Но незаменимых людей нет, – ее взгляд стал пристальнее, когда она уставилась на разбитую свадебную фотографию, все еще валяющуюся на полу. – Моргнешь неправильно, и тебя могут выбросить в мусорное ведро, – она поднесла бокал к губам и выпила все до последней капли. – Никогда не забывай об этом.
Тени скользили по окну моей спальни, заливая луну тьмой. Оконное стекло дребезжало под порывами ветра и дождя.
Я никогда раньше не боялась штормов, но сегодня вечером у меня по коже бежали мурашки. Каждая вспышка молнии – это ледяные голубые глаза, стук по окну – это его шепот, отдающийся в моих ушах, а электричество в воздухе – нежелательное прикосновение, ползущее по моему позвоночнику. Я заснула руку под подушку, но впервые осколок опала не успокоил меня.
Что, если он где-то там? Искал меня? Я уже замерла один раз, когда на меня напали. Что, если я замру снова? Что, если в следующий раз меня никто не спасет?
Я зажмурила глаза. Глупая и слабая. Я так противна себе, что вкус желчи обжег мне горло.
Я уже не та наивная девочка, какой была в тринадцать. Я похоронила ее так глубоко, что она никогда не всплыла бы, даже для глотка воздуха.
Теперь я сильна. Сильнее, чем когда-либо. Достаточно сильна, чтобы открыть свои чертовы глаза и встретить шторм лицом к лицу.
Его здесь нет.
Но я не слушала. Мои глаза плотно закрыты.
Одна в своей комнате, я не сильна. Я чертовски жалкая.
Я грязная лгунья.
Мое дыхание вырывалось короткими, быстрыми вдохами. Каждый выдох задерживался и растворялся в воздухе, образуя толстое, темное покрывало. Одеяло, достаточно тяжелое, чтобы задушить меня.
Прогремел гром, и я подпрыгнула, прижимая одеяло к груди. Моя кожа липкая, лоб холодный от пота.
Со следующим раскатом грома я сбросила с себя одеяло и направилась к своей двери. Моя рука замерла на ручке, но со следующим треском молнии я толкнула дверь. Мои босые ноги ступали по прохладному паркету, пока я не оказалась лицом к закрытой двери Истона.
Раздался раскат грома, и я закрыла уши, но он не прекращался, не прекращался, не прекращался. Он не остановился.
Убирайся, убирайся.
Убирайся от меня!
Я проскользнула в спальню Истона и хлопнула дверью, как будто это действие могло отгородить меня от воспоминаний. Тяжело дыша, я отошла от его двери и обернулась.
Молния засветила в окно, время от времени освещая темную комнату. Истон провел рукой по лицу и сел в кровати. Темные волосы беспорядочно упали ему на лоб, его глаза прикрыты тяжелыми ото сна веками, когда он заметил меня.
– Ева? – он встретил мой пристальный взгляд, сел немного прямее. – Что случилось? Ты в порядке?
Я покачала головой, пытаясь спрятать дрожащие руки за спину. Какой бы нервной я ни была до сих пор, странное сочетание теплоты и смущения переполнило меня от его покровительства.
– Я в порядке.
Он внимательно наблюдал за мной.
– Могу я… – я прикусила губу, выдавливая слова. – Могу я переночевать здесь? С тобой?
Он долго не отвечал. В комнате воцарилась тишина, и мои нервы натянулись. Я не рассматривала возможность того, что он мог сказать "нет". Что, если он скажет «нет»?
Я отступила назад, коснулась пальцами ручки.
– Забудь об этом. Я веду себя глупо.
Возясь с дверной ручкой, я остановилась, когда он откинул одеяло и приказал:
– Останься.
Я пристально посмотрела на него.
– Пожалуйста, – это мягко и убедительно.
Мои пальцы соскользнули с ручки. Я подошла к нему и вытерла ладони о пижамные шорты.
Я та, кто пришла сюда, кто попросила его. Но он сказал – пожалуйста… Как будто это он хотел, чтобы я осталась. Как будто это я делала ему одолжение.
Я забралась к нему в постель, его взгляд прикован к моей коже. Я лежала на спине, мое сердце учащенно билось, пока я смотрела в потолок. Я укрыта одеялом. Оно согрето его телом и пахло им.
– Я не это имела в виду, – услышала я свой голос. – То, что я сказала прошлой ночью, перед твоим уходом.
– Я так и понял.
Я моргнула, повернула голову, чтобы посмотреть на него.
Он наблюдал за мной, его лицо так близко, что на нем нет ничего, кроме жестких линий, мягких губ и спокойного взгляда. Бабочки порхали у меня в животе, и я быстро снова отвела взгляд. Если молния так легко подчеркивала его уверенность, то моя неуверенность должна вспыхивать неоновыми огнями.
– Какую часть? – спросила я шепотом.
– Все, – его взгляд обжигал мою кожу, принося жар к щекам. – Каждое слово. Каждую секунду.
Мои губы приоткрылись, из меня вырвался поток воздуха. Мой пульс выбивал чечетку между бедер.
Его низкий голос скользнул по моей коже.
– Посмотри на меня, Ева.
– Зачем?
У меня перехватыватило дыхание. Очевидно, я не единственная, кто способен отвлекать.
– Потому что ты в моей постели.
Тук, тук, тук.
– Потому что я хочу быть уверен, что я единственный, кто присутствует в твоей голове, когда ты засыпаешь.
Мои глаза закрылись, когда до меня дошли его слова.
Ты единственный, – хотелось мне сказать ему. – Ты всегда был единственным.
Медленно разлепляя отяжелевшие веки, я перевернулась на бок, чтобы посмотреть ему в лицо, и Истон внимательно наблюдал за мной, подложив одну руку под голову.
Он выдохнул, теплое дыхание коснулось моих губ.
Наше ровное дыхание наполнило комнату, глубокое и медленное. Звуки гипнотизировали. Они утешали и успокаивали меня, потому что принадлежали Истону. Они мои. Наши.
В конце концов, его веки начали опускаться. Его дыхание стало глубже. Мое последовало его примеру, и мои глаза закрылись. Я начала отдаляться, мое тело таяло в уюте его кровати. Прежде чем позволить темноте поглотить меня, я прошептала:
– Спасибо.
Прошел удар, затем другой.
Его голос звучал хрипло, когда он пробормотал:
– Спокойной ночи, Ева.
Истон
Сначала я почувствовал ее запах.
Аромат лаванды на моей подушке, в моих простынях, в моих легких.
Мой пульс участился, и я медленно открыл глаза. После того, как Ева уснула, я лежал и просто смотрел на нее. Прошло несколько часов, прежде чем моя кровь остыла настолько, что я смог заснуть вместе с ней. Должно быть, в какой-то момент ночи мы сократили расстояние между друг другом в моей огромной кровати. Наши лбы соприкасались. Наши губы так близко, что я мог бы коснуться ее губ своими, если бы сдвинулся на полдюйма.
Жар разгорелся под моей кожей при этой мысли, напоминая мне о нежной коже, приоткрытых губах и прерывистом звуке моего имени на ее языке, когда она кончала.
С тех пор, как я вышел из ее комнаты после юбилейной вечеринки, я ничего не мог разглядеть. Даже сейчас слова моего отца – слова Винсента – запечатлелись в моем мозгу так глубоко, что я до сих пор не мог избавиться от ожога.
Но когда Ева передо мной, я видел просто отлично.
Мое дыхание стало тяжелым, давление в груди нарастало. Большим пальцем я гладил ее руку под одеялом. Ее губы приоткрылись, и с них сорвался тихий вздох. Я не мог удержаться от того, чтобы не коснуться своими губами ее губ, улавливая звук и проглатывая его.
В груди сильно стучало. Кровь прилила к ушам.
Черт, что бы я сделал, чтобы по-настоящему поцеловать эту девушку.
Визг шин, выезжающих с нашей подъездной дорожки, ударил мне по ушам. К сожалению, после слишком многих ночей ожидания я знал, что ревущий двигатель принадлежал Aston Martin моего отца. Я слушал этот звук, пока он не затих, забирая с собой тепло в моих венах.
Тяжело вздыхая, я заставил себя сесть, осторожно, чтобы не потревожить Еву. Я провел ладонями по волосам и лицу, крепко зажмуривая глаза. Каждая клеточка во мне сдавливала от необходимости остаться в этой постели с Евой. Это необузданная, непрекращающаяся потребность, но облупленные шины моего отца напомнили мне, почему мне нужно, черт возьми, вставать и учиться. Я снова перевел взгляд на нее.
Ева.
В ней было все, чего не было в этой семье. Мой отец работал юристом только ради власти и манипуляций. Моя мама жила только ради статуса. Ева отличалась от несносных гостей, которые присутствовали на вечеринке по случаю годовщины свадьбы моих родителей. Она отличалась от всех в этом районе, от людей, которые понятия не имели, на что на самом деле похожа реальная жизнь тех, кому, по их утверждению, они хотели помочь.
И я один из них.
Может быть, я и не Резерфорд по крови – что-то грубое и болезненное подступило к моему горлу при этой мысли, – но я вполне мог им быть. Я мог иметь все, что захотел бы, благодаря деньгам Винсента. Я посещал престижную школу, в которую он меня отправил. Я даже воспользовался своим статусом, своим именем, чтобы заставить мистера Доу оставить Еву в покое. Но я не собирался вечно быть таким, как они.
Ева зашевелилась, и у нее вырвался тихий стон, когда она придвинулась ближе ко мне во сне. Ее рука коснулась моей, дыхание снова стало глубже. Я посмотрел на наши переплетенные пальцы.
Она не рассказывала о своей жизни до того, как попала сюда, но я знал, что она прошла через ад. Мои родители тоже это знали, но ничего не предприняли. Моя челюсть сжалась, мой взгляд путешествовал по ее телу к лицу. Кто-то причинил ей боль. Кто-то, кто, вероятно, все еще там. И Винсент, человек, который называл себя защитником закона, ни хрена с этим не сделал, потому что он и моя мама смотрели на жизнь сквозь хрустальную линзу. Боль Евы для них нереальна. Они не видели ее все те ночи, когда она пробиралась к нам во двор, и они до сих пор не видели ее сейчас, когда она прямо перед ними.
Хотя их хрустальные линзы не удивительны. Мои родители были слепы десятилетиями.
Их не волновало, что биологическая мать Айзека подвергалась грубому насилию со стороны своего мужа, когда его отдавали на усыновление; их заботило только то, что они получили своего ребенка.
Если я не был бы осторожен, я оказался бы точно так же, как они, в ненастоящем пузыре. В мире, созданном из сшитых на заказ костюмов, ботокса и обещаний в форме таблеток. В мире, где ты прятался за деньгами и угловыми офисами, притворяясь, что понимал то, чего даже не видел.
Костяшки моих пальцев сжались, и я выдохнул. Я не собирался становиться своими родителями. Как и Винсент, я изучил бы все, что можно знать о законе, но сделал это на своих условиях. Без его имени. Без его денег. Я заработал бы на свой гребаный претенциозный угловой офис, но я не посмел согреть сиденье, пока не окунул бы обе ноги в грязь как полицейский. Я собирался заработать себе на жизнь из первых рук, чтобы защитить людей, которым, как я утверждал, служил бы.
Мое дыхание замедлилось, когда я осторожно убрал прядь волос с лица Евы. Лед в моей крови растаял. Ей не следовало проходить через то, что она прошла. Но сейчас она в безопасности.
И я собирался убедиться, что так и останется.
Тук-тук-тук.
Мой позвоночник напрягся.
– Дорогой.
Черт. Какого черта моя мама встала так рано?
– Открой дверь, пожалуйста.
Как только ручка начала поворачиваться, я подскочил с кровати и оепередил маму. Бросив быстрый взгляд через плечо, чтобы убедиться, что Ева все еще спала, я вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
Я нахмурился, заметив темные круги под налитыми кровью глазами моей мамы. Ее волосы похожи на бешеную кошку, а на красном блейзере виднелись едва заметные морщинки. Я хотел разозлиться на нее, я зол, но я не мог выкинуть из головы воспоминание о том, как она плакала, и прямо сейчас я едва узнавал ее.
– Истон, – тихо сказала она. Изучая мое лицо, она протянула руку и дрожащими пальцами погладила меня по щеке.
Беспокойство охватило меня.
– Что происходит? – мягко спросил я. Осторожно.
Она опустила руку и покачала головой.
– Ничего. Я просто хотела увидеть моего милого мальчика. Есть ли какой-нибудь закон, запрещающий это?
Мои глаза сузились. Милый мальчик?
– Я просто подумала… – она разгладила свой блейзер, отводя взгляд. – Нам нужно позавтракать. Например, вместе.
– Завтрак, – если выражение моего лица и скрыло отвращение при этой мысли, то мой голос ясно говорил об этом. – Правда?
За моей закрытой дверью раздался глухой удар, и тревога уколола кожу.
Мама оглядывала меня.
– У тебя компания? – ее взгляд медленно скользнул по коридору к открытой двери Евы, затем снова вернулся.
– Да, – пробормотал я, потирая шею сзади. – Уитни осталась.
– О, – она снова бросила взгляд на дверь Евы, но на этот раз ее внимание задержалось. – Хм. Странно, что Ева встала так рано, не так ли? – она прищурилась и повернулась к комнате Евы. – На самом деле, я просто собираюсь проверить…
– Подожди.
Мы обе вздрогнули, когда я схватил маму за руку. Она посмотрела вниз, туда, где моя рука слегка сжала ее запястье, и я отпустил ее.
– Я уверен, что она просто забыла закрыть дверь. Ты же знаешь, как она любит спать дома. Но если ты все еще хочешь позавтракать, я иду вниз выпить кофе, так что…
Мои следующие слова давались мне чертовски неловко, каждое застревало в горле, но я вытолкнул их так, словно от этого зависела моя жизнь. Потому что для Евы так и было.
– Хочешь пойти? Я, э-э, я приготовлю тебе что-нибудь, – я почти задохнулся, когда выдавил: – Я сделаю все так, как ты хочешь.
Есть причина, по которой я обычно разрешал Еве готовить кофе моей маме. Я отказывался добавлять в него добавки, что раньше выводило мою маму из себя настолько, что она удваивала прием таблеток, чтобы компенсировать это. Я не мог заставить себя добавить это дерьмо в ее напиток. Когда она начала просить Еву приготовить его для нее, я заметил, что Ева добавляла только минимум, ровно столько, чтобы моя мама не заметила разницы. Я молча ценил это с самого первого дня.
Брови моей мамы нахмурились, когда она скептически посмотрела на меня.
– Правда?
Моя челюсть сжалась, но я кивнул.
– Ага.
Я не дожидался ее ответа, прежде чем направился к лестнице, чертовски надеясь, что она последовала бы за мной.
В любой другой день она бы прошла прямо по этому коридору, чтобы самой увидеть, где Ева. Но, видимо, я не единственный, на кого все еще повлияло все, что прозвучало на юбилейной вечеринке.
Четыре шага, пять шагов… Наконец, позади меня раздалось знакомое цоканье каблуков, и я выдохнул с облегчением.
Она понимала, что что-то происходило, но не знала, что.
Пока.
Ева
Удар.
Я резко выпрямилась, вцепляясь пальцами в простыни. Что, черт возьми, это было? Мое сердце вторило стуку, стуку, стуку, и мой взгляд скользнул к пустой стороне кровати.
Он ушел.
Пытаясь замедлить дыхание, я осмотрела остальную часть комнаты Истона.
Ты снова ведешь себя глупо.
Я вообразила этот звук. Он ненастоящий. Моя сломанная коробка дрбезжала и…
Ужас сжал мое горло, когда я заметила высокую темную фигуру, загораживающую окно. У меня вырвался вздох. Я пыталась закричать, но не могла… я не могла… Я не могла…
– ТССС. Все в порядке.
Фигура придвинулась ближе, ее тень взбиралась по стенам и накрыла мою голову, и я бесполезна, заморожена, сломлена.
– Эванджелина. Все в порядке.
Эванджелина.
Эванджелина.
Он знал мое имя.
Теплые пальцы коснулись моих плеч. Я открыла рот, чтобы закричать, но тень сжала мое лицо нежными ладонями – ладонями, соединенными с массивными, оливкового оттенка руками. Он наклонил мою голову вверх, заставляя мои широко раскрытые глаза встретиться с его.
– Ш-ш-ш… – повторил он. – Это я. Это я.
– Александр, – выдохнула я.
Облегчение наполнило мои легкие резкими глотками кислорода, и когда мой пульс замедлился, я поняла, что он вовсе не тень. Я отчетливо видела его. – Александр. Ты здесь.
– Я здесь.
Слезы защипали мне глаза, когда кузен заключил меня в объятия. Его золотое ожерелье прижалось к моему виску, холодное и успокаивающее. Он крепко обнял меня – так крепко, что дурацкие слезы не переставали литься.
В конце концов, я попыталась оттолкнуть его.
– Ладно. Прекрати. Ты собираешься убить меня.
Он хихикнул, и низкий звук отдался вибрацией от его груди до моего уха. Ублюдок не отпустил.
– В тебе течет моя колумбийская кровь. Ничто не может убить тебя.
– А если серьезно, – выдохнула я. – Не могу. Дышать.
Он отстранился, нахмурившись, и я ухмыльнулась.
– Вау. Это было легко, – пробормотала я. – Ты стал мягкотелым. Это немного смущает.
Он ухмыльнулся, выгибая брови.
– Мягкотелый? Ты давно не видела мои пистолеты?
Он поднял руки, согнул, и смех вырвался из моего горла. Он действительно под кайфом.
– Заткни мне рот кляпом.
– Я тоже по тебе скучал.
Выражение его лица стало мрачным. Темные, почти черные глаза остановились на мне с чем-то мрачным, и это напомнило мне, как редко проявлялась бестолковая, беззаботная сторона моего кузена.
Когда он серьезен, нет никаких сомнений в том, что он человек, окутанный тьмой. Его черные волосы коротко подстрижены по бокам, но на макушке они достаточно длинные, чтобы касаться ушей. У него всегда было волевое лицо с резкими углами и прямым, очерченным носом. Черные чернила выглядывали из-под воротника его футболки, намекая на татуировки, скрывающиеся под ними.
Моя улыбка исчезает, я вытерла влагу со щек и отвела взгляд.
– Ты получил мое письмо?
– Получил.
– Что тебе удалось выяснить?
– Во-первых… Хорошая работа – снова улучшить свои оценки, – он посмотрел на меня. – Ты начала подавать документы в какие-нибудь колледжи?
Я закатила глаза, но что-то в этом вопросе дало мне основания, которые, как я думала, мне не нужны.
– С моим блестящим резюме? Я так не думаю.
– Тогда, может быть, ты предпочла бы работать у меня?
Я понятия не имела, что он делал, но я наморщила нос при этой мысли, и его губы скривились.
– Ты должна отнестись к этому серьезнее, Эванджелина. Там есть что-то для тебя, более важная цель. Ты просто должна найти ее.
Беспокойство поселилось у меня в животе, заставляя отвести взгляд. Чего он не знал, так это того, что я уже решила, что поступила бы в колледж. Но это не потому, что я верила, что у меня было более важное предназначение. Не имело значения, сколько раз Александр повторял это, или сколько раз моя мама говорила, что меня ждало нечто большее. Я знала, кто я такая, и я не стала обманывать себя мыслями, которые никогда не сбылись бы. Нет, единственная причина, по которой я шла в колледж и получала какую-нибудь шикарную степень – это доказать, что я могла.
В любом случае, сейчас все это не имело значения. На самом деле он здесь не из-за моих оценок.
– Александр… – сказала я, возвращая к нему свое внимание.
Мое горло сжалось от следующих слов, слетающих с моих губ.
– Расскажи мне, что ты выяснил. Он… Он жив?
Мой кузен ответил не сразу, и от выражения его лица у меня скрутило живот в узел.
– Расскажи мне.
– Он жив, – тихо сказал он.
Глупый всхлип задушил меня, и я ненавидела себя за это. Я ненавидела его за это. Гнев пополз вверх по моему телу и вырвал пламенный крик из груди. Он жив. Как он мог выжить? Монстры вроде него не заслуживали и биения сердца. Я должна была остаться и вырвать его сердце, когда у меня был шанс.
Мои глаза горели от закипающего гнева. Кого я обманывала? Я застыла, когда ко мне пробрался мой собственный кузен.
Жалко.
– Эванджелина…
– А мой папа? Моя мама?
– Я думал, ты не хочешь о них знать.
– Теперь хочу, – огрызнулась я, но тут же жалею об этом. – Черт. Прости, – прошептала я. – Я знаю… Я знаю, что говорила это в прошлом, но это было тогда. Мне нужно знать сейчас. Теперь я готова.
Александр сделал глубокий вдох и поменял позу, чтобы сесть рядом со мной, прислонившись спиной к изголовью кровати. Его ответ звучал беспечно.
– Твой отец мертв. Его нашли повешенным на потолочном вентиляторе в его спальне.
– Думаю, некоторые монстры все-таки умирают, – мой голос звучал отстраненно, как будто он мне не принадлежал. – Как давно это было?
– Ровно через год после того, как ты сбежала.
У меня вырвался глухой смешок.
– С годовщиной меня.
Он хмыкнул.
Через мгновение я повернула голову, чтобы посмотреть кузену в глаза.
– А моя мама? Она… Она…?
Наступила долгая пауза, прежде чем он пробормотал:
– Я не знаю.
Страх и надежда липкой паутиной опутали мою грудь.
– Ты не знаешь?
Он покачал головой.
– Я не смог ее найти.
У меня за глазами появилась новая резь. Я закрыла их и легла на спину, зарываясь в подушку.
– Все в порядке. С ней все в порядке, – уверяла я его про себя.
– Эванджелина, – мягко сказал мой брат. – Ты же знаешь, я могу заставить его исчезнуть навсегда.
Я не открывала глаза.
– Просто скажи это слово.
При этой мысли пробудилось темное, жадное искушение, но я быстро погасила пламя.
– Как будто ты еще недостаточно сделал для моей семьи, – прошептала я, и предательская слеза скатилась по моим ресницам. – Однажды из-за нас тебя отправили в тюрьму. Я никогда больше не смогу так поступить с тобой.
– Эй, – пальцы коснулись моего подбородка, приподняли его.
Он терпеливо ждал, пока я посмотрю на него.
– Твоя мать была для меня больше, чем тетя. Она и меня растила какое-то время. Я бы убил ее брата снова, если бы мог вернуться, только сделал бы это раньше, пока он не выставил ее сутенеру, – его губы сжались в тонкую линию, голос понизился до мягкого рычания. – Я бы тоже сам убил твоего отца, если бы она не умоляла меня не делать этого.
У меня вырвался сухой звук.
– Ты говоришь так, словно можешь просто ходить и убивать всех, кто тебе не нравится.
– Не всех, – от опасного блеска в его глазах волосы у меня на затылке встали дыбом. – Только тех, кто причинил боль тем, кого я люблю, и им это сошло с рук.
Я прищурилась, изучая его лицо. Новые шрамы покрывали его кожу: два рассекалм левую бровь, один пересекал нижнюю губу. Татуировки на его шее почти скрывали неприятную отметину под челюстью.
Я сглотнула.
– Александр. Что ты задумал? Почему кажется, что все тебя так боятся?
Его губы дернулись, но в выражении лица не было ни капли юмора. Только темные, глубокие тени, из тех, что преследовали мечты маленьких девочек.
– Не беспокойся обо мне, маленькая кузина, – лениво сказал он и положил голову на спинку кровати. – Я сделал свой выбор, как и ты сделала свой, – он осматривал спальню, прищурив глаза. – Кстати, о выборе…
Его внимание остановилось на фотографии Истона, которому, вероятно, не больше десяти лет. Айзек улыбался рядом с ним, говоря что-то, что рассмешило Истона. Они выглядели такими беззаботными, такими счастливыми. На фотографии запечатлен момент, частью которого я никогда не смогла бы стать.
– Можешь догадаться, какие мысли пронеслись у меня в голове, когда я сначала подошел к твоему окну и увидел пустую комнату? – его взгляд скользнул по моему. – Хочу ли я знать, почему ты спишь в постели своего нового брата?
Я закусила губу, все еще глядя на фотографию.
– Наверное, нет.
Мой кузен наклонил голову, и я заставила себя снова посмотреть ему в глаза. Беспокойство проступило в напряженных морщинах на его лице.
– Он хороший, Александр, – мой голос сорвался. – Такой хороший.
На этот раз, когда его губы приподнялись, этого достаточно, чтобы показать ямочку на правой щеке. Улыбка преображала все его лицо из опасного в нежное.
Его большой палец покгладил меня по щеке.
– Кто теперь размяк, маленькая кузина?
Я улыбнулась.
– Заткнись.
Он хихикнул, вздохнул и встал.
– Мне нужно идти.
– Я знаю, – я поднялась с кровати. – Господи, ты стал огромным. Высокий и накачанный.
Он ухмыльнулся, но выражение его лица так же быстро снова стало серьезным.
– Не забудь о моем предложении, Эванджелина. Я серьезно. Если ты передумаешь, ты же знаешь, что я помогу, верно?
Я отвернулась, чтобы скрыть новые слезы, грозящие вырваться наружу.
– И ты знаешь, мне никогда не понравилось бы, если бы ты делал это для меня.
Он кивнул, обнял меня и притянул к себе для еще одного из своих смертельных объятий, которые никогда не менялись в моем кузене. С тех пор, как я была маленькой, я помнила, как он обнимал меня, как будто это могло быть в последний раз. Как будто он мог никогда больше меня не увидеть. И я думала, с такой жизнью, как у нас, он мог бы и не делать этого.
Мой голос сорвался, когда я сказала:
– Кстати, теперь я Ева.
Он отстранился, чтобы посмотреть на меня, нахмурив брови.
– Ева?
Я кинула, и он криво улыбнулся мне.
– Мне это нравится.
Скрипнул пол, и в спальню проник луч света.
Моя голова повернулась на звук. Сердце подскочило к горлу.
Истон стоял в дверном проеме, его глаза потемнели, когда он переводил взгляд с меня на Александра. Ужас захлестнул меня, когда я поняла, что все еще крепко обнимала его.
Щелк-щелк, щелк-щелк.
– Полагаю, на этом этапе мне нужно разбудить Еву перед школой, – голос Бриджит разнесся по лестнице, становясь все ближе. – Конечно, она сейчас в коме, если все еще спит.
Мой кузен отпустил руки.
Я открыла рот.
– Истон… – его имя произнеслось едва слышно.
Челюсть Истона сжалась, но он ничем не выдал себя, медленно отвечая, все еще глядя прямо на меня:
– Она встала.
– Ты уверен?
– Чертовски уверен.
Мое сердце стучало в ушах от того, насколько близко теперь звучал ее голос. Она почти достигла верха лестницы. Я посмотрела на своего кузена, который стоял так же твердо, как окружающие нас стены, сосредоточив внимание на коридоре. Готовый ко всему.
– Иди, – поспешила сказать я, подталкивая его локтем.
Мои слова дрожали, дыхание прерывистое. Достаточно того, что Истон видел его, но Бриджит? Для одного из них это было бы тюрьмой или смертью.
– Александр, уходи. Пожалуйста.
Истон коснулся дверной ручки, и обжигающий жар его взгляда пронзал меня насквозь. Затем он закрыл дверь и исчез.
Я услышала голоса по ту сторону закрытой двери, в то же время мой кузен распахнул окно. Чего бы ни сказал Истон, этого достаточно, чтобы убедить его маму уйти. Я хотела почувствовать облегчение, услышав удаляющийся стук ее каблуков, но агония захлестнула мои легкие приливными волнами, препятствуя поступлению кислорода.
Все, что я видела – это выражение лица Истона.
Предательство.
Трещина, разрывающая мое сердце пополам, – это такая боль, какой я никогда не испытывала.
