Текст книги "Аукцион невинности. Его трофей (СИ)"
Автор книги: Т. Покровская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Я ахаю и прижимаю пальцы к губам.
– Я не поверил, – также холодно и бесстрастно говорит он, – поэтому проверил. Много раз. По всем каналам. Всё говорило о том, что молодая и талантливая девушка почувствовала вкус к большим деньгам на премиум-заказах, и решила разом обеспечить себе достойную жизнь.
Адам оглядывает фотографии на стенах.
– Всё было сделано безупречно, Вика. Безупречно. Я повёлся. Решил, что ты и в самом деле так решила, – пожимает плечами. – Жизнь штука такая. В общем, я решил закончить все дела и свалить в отпуск. Ускорился. Победил в войне. Финальные сделки проходили в том клубе. Всё закончилось. Григорий сказал, что это была славная победа, и я имею право на трофей. Мы же были союзниками. И провёл меня по коридору клуба, показав на открытую дверь.
Адам подходит ко мне, садится на пол рядом со мной.
Я в полном шоке, не знаю, что думать, как реагировать.
Просто смотрю на него.
– Я когда увидел тебя там… – усмехается он. – В подранной одежде. Эти твои глазищи на весь экран, и бугай руки распускает, у меня просто крышу сорвало. Подумал всё. Плевать, какая ты продажная и потенциальная дрянь, если решила продать свою девственность, прошла все эти проверки, значит, пусть так. Заберу себе. Если кто и тронет тебя, то это буду я.
45. Разрешение
Я в полной прострации.
В который уже раз.
Поднимаю глаза на Адама. Сидит рядом. Здоровенный такой. Красивый. Губы поджаты, желваки катаются, сам в пол смотрит.
Молчу. Рассматриваю его.
Он протягивает руку, подносит к моим пальцам, задерживает её над моей рукой, не касаясь. Вскидывает взгляд на меня.
Молчу. Но и руку не одёргиваю.
Берёт мои пальцы, они утопают в двух его широких ладонях. Поглаживает мою руку, рассматривает.
Глубоко дышу.
Молчу.
И он молчит.
Не знаю, сколько мы так просидели.
Но… как бы мне не хотелось, я не нашла в себе сил убрать свою руку из его ладоней.
Не нашла. Потому что… Да ладно, Вика, признайся себе уже наконец, ты хочешь, чтобы он и дальше вот так же трепетно держал твою руку в своей руке, осторожно поглаживая пальцы.
– А дальше? – севшим изломанным голосом спрашиваю я.
Адам вскидывает на меня взгляд. Приподнимает брови, пожимая плечом.
– После аукциона? Смотрел на тебя в моей машине, – отвечает он. – Пытался совместить в голове две реальности: моего рыжеволосого ангела и продажную девку.
Меня передёрнуло, и он крепче сжал мою руку.
– А потом, в машине, ты заговорила со мной, – Адам смотрит мне прямо в глаза. – Реальности никак не совмещались. Но ты уже была рядом. Такая близкая. Такая желанная…
От тона его голоса закусываю губу, он опускает на мои губы взгляд, я краснею ещё больше. Адам целует мои пальцы и, явно успокоившись, продолжает говорить.
– Я снова запустил целый каскад проверок с упором на твоё окружение, – говорит он. – Пока ты спала. Смотрел на тебя спящую. Сам дико хотел спать, но мне было нельзя, дела были ещё не закончены, в общем…
Смотрит на меня пристально.
– Я не снимаю с себя вины за то, как поступал с тобой поначалу. Мне нужно было дождаться проверок этой твоей Аньки, собственно, нужно было бы и подождать всего-то полчаса или час. В машине… меня сорвало с катушек нахрен. Ты позволила себя потрогать. Ты смотрела на меня с желанием, я видел, я явно тебе нравился. А потом я тебя ещё и поцеловал…
На его лице появляется мечтательное выражение.
– Нежная рыжеволосая красавица в подранной одежде, с умопомрачительной обнажённой грудью, испуганно и страстно отвечающая на поцелуй. У меня просто крышу сорвало. С корнем. Напрочь. Насовсем. И я до сих пор её не вернул на место. И вряд ли когда-нибудь верну.
– Поэтому нагнул меня на багажнике? – почему-то вдруг улыбаюсь я.
Адам внезапно отвечает мне широкой мальчишеской улыбкой.
– Ага, – кивает он довольно. – Какая ты отзывчивая, жесть просто. Перепуганная, но всё равно течёшь и откликаешься. Да я тебе сразу, с первого взгляда до одури понравился, это было очевидно.
Он разводит руками.
– Возможно, будь я в меньшей степени задолбанности и бешенства от всего происходящего… у нас началось бы помягче, – усмехается Адам, – возможно, даже, по-нормальному. Но я всё равно ни о чём не жалею, Вика. Слишком велик был бы шанс, что я так бы и ходил вокруг, не решаясь тебя, такую неземную, тронуть. Мне, конечно, жаль, что у тебя, по твоему выражению, мозги всмятку, но мои мозги от тебя всмятку совершенно определённо давно и прочно, причём без шансов на восстановление. Не знаю как, но с этим придётся нам как-то теперь жить.
Я прикрываю глаза. Всё это слишком. Значит, стечение обстоятельств. Меня закрутило в водоворот, потому что когда-то одному опасному синеглазому богатею понравилась сделанная мною фотография, а затем и я. А потом другой опасный богатей решил использовать меня против синеглазого. Свезло так свезло.
– Мне плохо тут одной, – я не нашлась, что ещё сказать.
Адам молчит.
Смотрит на меня. Медленно произносит в этой своей манере:
– Вика, я очень хочу тебя обнять.
И снова – не просьба, не приказ. Выражение желания.
Вздыхаю. Ведь я тоже, иррационально, дико, осознавая всю неправильность своего желания… тоже хочу почувствовать его.
– Обнимай, – тихо говорю я, – если так хочется.
Синие глаза вспыхивают неподдельной радостью. Медленно и осторожно, Адам подхватывает меня, гибким единым движением поднимается на ноги со мной на руках, в очередной раз поражая меня своей силой, и несёт меня из комнаты.
– Ты вроде хотел только обнять, – ворчу я.
– Хотел. Ты сказала обнять. Я обнимаю, – довольно смотрит на меня сверху вниз, – и несу туда, где продолжу тебя обнимать.
46. Приготовление
Адам заносит меня в спальню, скидывает с нас обувь, ложится на кровать и укладывает меня рядом с собой.
Обнимает.
Пригреваюсь в его руках.
Cнова не хочу думать. Пусть всё как-нибудь само рассосётся.
Или пусть всё порешает Адам.
Мне – вот сейчас – плевать.
На всё плевать.
Я хочу лежать в его объятиях, слушать его дыхание, вдыхать его хищный крышесносный запах и принимать тот факт, что моя крыша от него улетела давно и прочно. И с этим совершенно ничего не поделать. Вот совершенно ничего.
Вообще-то я ждала, что Адам будет приставать, распускать руки, короче, склонять всячески к интимной близости, но он в очередной раз меня удивляет. Просто обнимает. Держит в руках.
Не знаю, как это происходит, но мне настолько хорошо, что я вырубаюсь. Просто спокойно и крепко засыпаю.
Просыпаюсь на груди у Адама. Поднимаю голову: спит. Его рука на моей спине. А моя нога на его бедре. Милота милот. Прям умилиться и растечься.
Эдакая мы с ним парочка. Прям не разлей вода.
Усмехаюсь. Укладываю голову обратно на его широкую грудь, слушаю его ровное спокойное дыхание и позволяю себе лениво размышлять.
Какова вероятность того, что он мне наврал? Большая. Учитывая башковитость Адама, вполне мог устроить представление с этой комнатой с фотографиями, моим пребыванием взаперти, ну и потом эффектным появлением.
Впрочем, вспоминая выражение его глаз и искажённое лицо… нет, всё-таки так врать невозможно. Разве что он гениальный актёр, но в этом случае меня совсем ничего не спасёт.
Ладно. Перебирая все доступные и недоступные варианты своих действий от побега и явления в полицию до варианта с тем, чтобы явиться к этому его Григорию и попросить защиты…
Впрочем, отбрасываю эту мысль тут же, стоило вспомнить этого жуткого типа, поглаживающего шею моей насмерть перепуганной Аньки. Зная Аньку, это та ещё задачка, эту боевую девицу настолько запугать.
Из всего выходило, что, не зная всех раскладов вокруг, лучше всего мне прятаться за широкой спиной Адама.
Умел же он быть адекватным. И ещё, судя по тому, как крепко он спит сейчас, мне явно следует подумать, как позаботиться об его сне.
Усмехнулась сама себе: ага, я хочу заботиться о нём. Выспавшийся Адам – спокойная Вика.
Может, у меня даже будут шансы чуток себе мозги подправить. Или убедиться, что с ними полный порядок.
Мне очень не хочется думать, что у меня может быть этот самый шведский синдром, что я жертва, проникшаяся симпатией к похитителю.
Снова поднимаю глаза на Адама. Похитителю или спасителю? Симпатией?
Симпатией, как же. Тут явно не симпатия. Я до одури влюблена в него.
На ум снова и снова приходили слова его неожиданной исповеди. Рыжеволосый ангел, подумать только. И фотография моего авторства – как талисман.
Вздрагиваю, вдруг осознав, что у Адама приоткрыты глаза, и он рассматривает меня из-под опущенных ресниц.
Замечает, что я увидела, дёргает уголками рта, гладит меня по спине.
– Я снова заснул с тобой, – говорит он хрипло.
– Просто я адамово умиротворение, – усмехаюсь я, – иногда, по совместительству. Когда не дерусь и не разбиваю тебе нос.
Адам смеётся, опрокидывает меня на спину, нависает сверху.
– Мне нравится, когда ты пытаешься шутить, – рассматривая моё лицо, говорит он.
Я глубоко вздыхаю, набираюсь сил и всё-таки задаю вопрос.
– Для чего ты меня здесь запер?
Адам устраивается рядом со мной удобнее, вытягивается, подпирает голову рукой.
– Вика, ты сейчас единственное мое слабое место, поэтому спрятал, – говорит он, поглаживая меня рукой по животу, – подальше от всех. Про это место никто не знает. Это старая дача одного из моих дальних родственников, я постепенно оборудовал здесь себе что-то вроде убежища.
Я молча смотрю на него, ожидая продолжения.
– Люблю здесь бывать, – говорит он, – а кабинет… твои фотографии перевозить было хлопотно, а я хотел часто на них смотреть. Вот и сделал себе здесь кусок галереи.
Мне становится тепло внутри. На моих губах появляется улыбка.
– Это очень красиво, Адам. Очень.
Он довольно улыбается.
– Поужинаешь со мной?
Только сейчас понимаю, что давно не ела. Мне хорошо с таким Адамом – миролюбивым, спокойным и осторожным в выражениях и реакциях.
Надеюсь, его в ближайшее время не сорвёт.
Усмехаюсь этой мысли, и Адам тут же спрашивает:
– О чём подумала?
Смотрит внимательно, явно не хочет упустить ни малейшей моей реакции.
Не вижу смысла что-то утаивать. Эта его откровенность, там, в белой комнате с моими фотографиями, создала между нами что-то новое. Открытое и тонкое.
Мне очень не хотелось это невесомое ощущение упускать.
– Я подумала, что мне с тобой хорошо, – открыто глядя в чуть расширившиеся синие глаза, я говорю как есть, – не хочу ждать от тебя какого-нибудь выверта или подвоха. Я вижу, что ты сдерживаешься и благодарна тебе. Не хотелось бы, чтобы тебя сорвало опять. Конечно, сорвёт, обязательно, но я надеюсь, что не в ближайшее время.
Адам смеётся, гладил меня ладонью по волосам и встаёт с кровати.
– Пойдём поедим, что ли, – распоряжается он. – Я голоден так, что всё содержимое морозилки съем.
Я тоже встаю с кровати, Адам распахивает передо мной дверь, с насмешливо-галантным поклоном указывая мне в проход.
Пожимаю плечом, иду на кухню.
Забавно, но на кухне Адам лезет не в морозилку.
Оказывается, увидев меня на камере в кабинете, он совершил набег на магазин и, явившись в дом, даже разложил всё по шкафам и запихнул в холодильник – я видимо была в такой прострации, что совершенно не слышала, как он двигался по дому.
Следующие полчаса я наблюдаю умопомрачительное зрелище.
Адам готовит.
Я забываю обо всём. О голоде, о нашей дикой истории, о возможной опасности. Обо всём.
Этот мужчина нереален в своей беспощадной неотразимости. Вот правда.
Мне кажется, я наблюдаю танец – редкий по красоте и хищной грации, сквозящей в резких отточенных движениях совершенного сильного мужчины.
М-м-м… Просто пожираю его взглядом, неотрывно слежу за каждым жестом.
Адам священнодействует, танцует и… воюет одновременно, не забывая поглядывать на меня насмешливыми глазами.
Явно позирует ведь, гад. Но чёрт, как же он это делает!
Когда передо мной возникает здоровенная тарелка с сочнейшим отменно-прожаренным куском мяса, с запечёнными картошкой, тонюсенькими ломтиками баклажана, помидорками черри, зеленью – блестящие от оливкового масла и с богатейшим сплетением прогретых специями ароматов… я готова простить этому мужчине всё. Совсем всё.
– Приборы! – объявляет Адам.
Неуловимо быстрым жестом кладёт рядом с тарелкой вилку и нож, усаживается напротив и упирает в меня нетерпеливый взгляд сияющих синих глаз.
– Пробуй, – велит он, приподнимая бровь.
Не могу сдержать улыбку.
Отрезаю ломтик мяса – как он умудрился ещё сделать его настолько мягким и сочным, – поддеваю на вилку помидорку и ломтик блестящего баклажана.
Отправляю в рот. Жмурюсь от удовольствия.
Адам напротив меня сидит, подперев кулаками подбородок, довольно щурится, ну точно кот на солнышке.
Большой такой, хищный и смертельно опасный, а в данный момент вполне себе ручного вида котище.
– Я покорена, – признаюсь я смело. – Это шедевр.
Адам расплывается в улыбке и принимается за еду.
Сама не знаю, как это у нас получается, но мы, за едой, начинаем разговор.
Наша беседа ощущается несколько нарочитой, даже чужеродной, но мы всё равно, через паузы, с заминками и переглядками… разговариваем.
Адам спрашивает про фотографии. Долго ли ползала на животе по земле, пока не сфотографировала снежинку. Не замёрзла ли, когда фотографировала тот горный рассвет.
Я расспрашиваю о том, долго ли он пытался разбираться в настройках фотоаппарата. Где научился готовить. Любит ли он тирамису, как я.
Оказывается, ему нравится готовить, причём всегда чётко по рецепту. Только времени на это никогда не хватает. Но специально для меня он может завтра испечь небольшой кусочек этого многослойного десерта, здесь даже есть все ингредиенты, включая горький шоколад.
Когда я уже пятый раз прикрываю рот рукой, пряча зевок, Адам объявляет, что останется ночевать со мной.
Замечает мой напряжённый взгляд, усмехается и заявляет, что моей добродетели ничего пока не угрожает, во всяком случае, если сама не начну приставать.
Засыпаем в обнимку, и… в самом деле, просто спим в объятиях друг друга.
Просыпаюсь одна. В доме тихо. Я вдруг понимаю, что дико расстроена.
Понятно, что вряд ли он мог бы остаться, но… так хотелось побыть вместе с ним ещё.
Иду в душ, моюсь, чищу зубы. Волосы мыть лень, но я их вчера мыла, и они чистые и пышные, поэтому просто завязываю их на макушке узлом.
Всё-таки мне уже лучше. Вчерашний день что-то починил во мне, дал надежду на благополучный исход всего этого крутого пике, в которое с размаху влетела моя жизнь.
Придирчиво рассматриваю набор косметики в шкафчике. С удовольствием намазываюсь нежнейшим молочком для тела с невесомой текстурой и тонким ароматом. Из этого же набора наслаждаюсь пенкой, тоником и лёгким кремом для лица.
Набрасываю полупрозрачный халат прямо на голое тело, небрежно завязываю пояс, ныряю ступнями в пушистые белые тапочки.
Выхожу на кухню. И только тут, на кухне, понимаю, что что-то не так.
На кухне пахнет кофе и выпечкой. Коржи недорезаны до конца, процесс приготовления тирамису прерван в финальной его точке.
Я застываю на пороге, глядя на мужчину, сидящего за столом и медленно пьющего чёрный кофе из маленькой чашки.
– Здравствуй, Виктория, – говорит он.
47. Сливки
На мужчину за кухонным столом с чашкой кофе в руках я смотрю лишь мельком.
Потому что мой взгляд намагничивается и притягивается к небольшому чёрному пистолету перед ним.
Большой такой красивый стол на большой и красивой кухне, принадлежащей большому и красивому Адаму, и вот это маленькое оружие кажется игрушечным, но я-то точно знаю, что это такое. И он не пластиковый. Если взять его в руки, то он покажется очень тяжёлым, а холод на ладони ясно даст понять – это металл.
– Адам вышел в магазин, – говорит Сергей, тот самый водитель Адама, – до магазина ехать далеко, продукты он любит выбирать долго и тщательно. Поэтому до того, как вернётся, ты успеешь одеться, а потом пойдёшь со мной.
– С какой стати? – прищуриваюсь я.
Под его взглядом, скользнувшим по моей фигуре, я ёжусь, плотнее запахиваюсь в полупрозрачный халат, скрещивая руки на груди, прикрываясь.
– Тебе нужно одеться и поехать со мной, – отвечает он.
– Я никуда не пойду, – говорю я, пятясь.
– Да ладно, брось, – усмехается он. – Тебя же на аукционе купили. Он удерживает тебя насильно. А я тебя отвезу туда, где тебе помогут.
Улыбается, а глаза холодные, как сталь пистолета на столе перед ним.
В моей голове что-то щёлкает. На него же было нападение, я точно помню, Адам говорил, что он и Римма еле выкарабкались.
– Погоди, – тихо говорю я. – Ты брат-близнец Сергея?
Он смеётся, мотает головой.
– Нет, я. Сергей. И ты тратишь время. Поехали. Считай, что я тебя спасаю от злобного похитителя.
– Ты полицейский под прикрытием? – прищуриваюсь я. – Втёрся к Адаму в доверие и…
Вздрагиваю от громкого звука – Сергей с размаху стукнул ладонью по столу. Резко встал и мгновенно приблизился ко мне. Я даже не успела глазом моргнуть.
Он сдавил мою шею рукой, зажал меня между стеной и своим телом. Чувствую запах дорогого парфюма, к которому примешивается кисловатый запах пота, и запах мятной жвачки изо рта.
Меня тошнит, пытаюсь вырваться, но он настолько умело давит на мою шею пальцами, что я застываю, не двигаясь – хватка тут же ослабляется.
– Повторяю третий раз, – сквозь зубы цедит он. – Одевайся.
Он хочет ещё что-то сказать, но у него не получается – его попросту сметает с меня огромным чёрным вихрем.
Мда. Это эпично. Вжух. И никто меня больше не трогает.
Отбегаю к двери, чтобы не меня не задело, потому что на красивой адамовской кухне разворачивается страшная в своей эпичности драка – Адам занимается тем, что калечит Сергея, а тот вяло сопротивляется, иногда даже успешно, но крайне редко, потому что Адам крайне умел – я вижу – в деле калечения людей.
Под оглушительный треск ломающейся мебели к моим ногам скользит по полу пистолет – я тут же накрываю его стопой и ногой проталкиваю его назад, за свою спину, в коридор, как можно дальше.
Всё заканчивается очень быстро. Сергей, сиплым тяжёлым дыханием подавая признаки жизни, лежит без сознания на полу, его руки и ноги стянуты полотенцами, а сам Адам возвышается над ним в полный рост и выбивает стремительный ритм на чёрном браслете на своём запястье.
А я фокусирую взгляд на Адаме, на его руках с разбитыми костяшками и капельке крови на рассечённой губе. Других повреждений не вижу.
Наконец, он прекращает терзать браслет, смотрит исподлобья на меня. Его глаза кажутся черными провалами, меня передёргивает от его взгляда – только сейчас понимаю, насколько его кроет бешенством.
По-моему, он жалеет, что ничего больше разбивать нельзя, да и Сергея он, похоже, опасается ещё раз тронуть, ещё бы, я вообще сомневаюсь, что тот выживет. Хотя, он нужен Адаму хотя бы для допроса, так что выживет. Наверное.
– Я могу к тебе прикоснуться? – вдруг спрашивает Адам. – Не испугаешься?
Вздрагиваю, но… киваю.
Он медленно подходит и крайне осторожно обнимает. Обхватывает меня руками и прижимает к себе.
– Я, когда закупался, взбитые сливки забыл, – тихо говорит он, прижимаясь губами к моим волосам, – вышел купить, чтобы украсить. Я крайне редко меняю свои решения. Исключительно редко. Но в том, что касается тебя, Вика… В общем, я доехал до края посёлка и решил, что к чёрту сливки. Вернулся, чтобы тебя обнять.
Стою, окаменев. Я в каком-то ступоре, реакции на произошедшее пока нет, но она скоро обязательно будет. Пока что я предельно спокойна.
– У тебя что, здесь охраны нет? – спрашиваю я.
– Есть, – усмехается Адам, – Сергей мою систему оповещений перепрошил, а парней повырубал. Надо выяснить, чем его прижали. Серёга не мог так просто меня предать. Не мог. Сейчас Римма разбирается. Скорую и полицию она сюда уже вызвала. Ты сама как?
Его большая ладонь на моей спине. Ощущение тепла от его рук становится тем самым, что разбивает моё оцепенение. Я начинаю дрожать. Вцепляюсь в Адама, со всей силы обхватываю его за пояс и прячу лицо на его груди.
– Очень испугалась, – шепчу я.
– Малышка моя, – обнимает крепче. – Я больше никому не позволю тебя пугать, – усмехается, – даже самому себе.
Я глубоко вздыхаю и… всё-таки слёзы проливаются, запоздалая реакция накрывает меня с головой.
Позволяю себе расплакаться. Адам гладит меня по голове, что-то шепчет успокаивающее.
Откуда-то издалека слышится звук сирены скорой помощи.
48. Списки
От объятий Адама и его успокаивающего шёпота постепенно прихожу в себя.
Чтобы почувствовать почву под ногами, начинаю задавать вопросы.
Адам отвечает. Спокойно. Обстоятельно. И этим тоже помогает прийти в чувство.
– Почему ты Сергея не осматриваешь? – тихо спрашиваю я. – Может…
– Нет, – обрывает он. – Судя по дыханию, реанимация ему срочная не требуется. Мне его лучше не трогать по двум причинам. Первая: я могу не сдержаться и усугубить его состояние. Вторая: даже если сдержусь, могу его повернуть неудачно и этим навредить. Скорая уже едет. Пусть профессионалы занимаются.
Я прислушалась к нарастающему звуку сирены.
– Полицию тоже?..
– Вика, – усмехается он, – у меня нет проблем с правоохранительными органами. Я законопослушный гражданин. Предприниматель. Бизнес у меня такой, на границе, но в пределах. Силовики меня хорошо знают, во многих вопросах привлекают как консультанта. Сейчас в моём доме было нападение. Пистолет надо проверить, там наверняка много интересного обнаружится. К тому же я человека покалечил, нужна скорая. Лучше сразу на все вопросы ответить. Мне нечего скрывать.
Ладно, ему виднее.
– Вика, тебе надо надеть что-то поприличнее, – тихо говорит он.
Киваю, иду в комнату, Адам остаётся караулить Сергея. Выхожу из комнаты в джинсах, водолазке и кофте. Застываю на пороге, провожая взглядом крепких санитаров с носилками и трёх медиков. Ого, скорая, похоже, какая-то особенная.
Полицейские тоже, похоже, особенные. Под внимательным взглядом Адама, они вопросы мне задают вежливо и обстоятельно, всё фиксируют, осматривают коридор и кухню бегло, фотографируют тщательно и уходят быстро.
Затем две быстрые тихие женщины наводят на кухне порядок.
– Будешь здесь оставаться, или хочешь переехать? – спрашивает меня Адам.
Он подходит ближе, рассматривая кофту. Да, мне уже жарко, но расставаться с ней я пока не решаюсь, почему-то кажется, если я её сниму, меня опять накроет ознобом.
– А можно? – уточняю я, – переехать?
– Да, это убежище я считал самым надёжным, – говорит Адам, – но есть ещё приятные места, в которых я уверен. Сейчас поедем?
Киваю. Он берёт меня за руку и выводит к машине. Усаживает меня на переднее сиденье рядом с собой, а сам за руль.
В салоне играет приятная музыка, пахнет свежим дорогим ароматом, сидеть весьма удобно, ремень безопасности не давит, Адам ведёт машину уверенно и плавно.
Следующие дни проходят… однообразно. Мы переезжаем с квартиры на квартиру. Они большие, просторные, стильные. Адам много работает удалённо, еду заказывает из ресторанов, лишь иногда меня обнимает, спим мы снова в разных спальнях.
На мой вопрос, почему так, он отвечает, что не хочет на меня давить. Больше не хочет. И не будет.
Общаемся мы в основном на кухне во время еды. Разговариваем на нейтральные темы.
Адам везде берёт меня с собой. Когда у него встречи, я жду где-то рядом с зашкаливающим числом охраны.
Причём у меня такое чувство, что он специально проводит встречи максимально быстро, чтобы я как можно быстрее снова оказалась у него под боком.
Так проходит недели две. Адам постепенно мрачнеет, но ничего мне не говорит.
На мои робкие вопросы отмалчивается или говорит, что «всё потом».
В один из вечером я не выдерживаю и завожу разговор сама.
Мы только что поужинали, сложили тарелки в посудомойку и с чашками чая собрались расходиться по своим комнатам. Адам в кабинет работать, я в гостиную сидеть и смотреть какой-нибудь фильм, а потом идти спать.
– Какие у тебя дальнейшие планы на меня, Адам?
Он застывает на пороге, разворачивается ко мне, опускает взгляд на чашку, пригубливает и внимательно смотрит на меня.
– Или тебе некогда со мной сейчас говорить? – уточняю я.
Адам думает, а потом пожимает плечом.
– На тебя я всегда найду время, Вика, – отвечает он и усаживается за стол.
Смотрит внимательно на меня.
– Я практически прижал Гришу, – отвечает он, не свозя с меня пристального взгляда, – ещё около трёх дней по моим прикидкам, максимум четыре дня, и его арестуют. Кроме него за решётку пойдёт ещё зверское число людей. Причём с железными доказательствами. Без вариантов. Я же с информацией работаю. Я умею это делать. Никто не отмажется.
Он усмехается.
– Аню твою, кстати, от Гриши тоже освободят. Она на радостях обещала столько компромата на него выкатить, что потом её отдельно защищать придётся. Но, если ты захочешь, можно будет её ещё как-нибудь отдельно наказать.
Я вздыхаю.
– Мне достаточно того, что уже с ней было, и что у неё всё будет нормально, – говорю я и честно признаюсь: – знать про неё больше не хочу.
Адам кивает. Я жду, рассматривая его, жду ответа на свой вопрос.
Он ставит чашку перед собой. Откидывается на спинку дивана, скрещивает ноги на сидушке и прищуривается.
– На тебя у меня планы… – делает паузу, и выдаёт: – когда я буду уверен, что ни одна сволочь ни ко мне, ни к тебе не подберётся больше, я тебя отпущу. Единственное, из Москвы тебе всё-таки придётся переехать, но я дам тебе список больших городов и фотоагентств, где ты сможешь спокойно работать.
Сказать, что я ошеломлена – не сказать ничего. Я… А что я?
Опускаю глаза, пытаясь разобраться в своих чувствах. Я разве не этого хотела? Чтобы отпустил?
– Ты правда это сделаешь? – тихо спрашиваю я.
Адам стискивает челюсти, резко встаёт и выходит. Я уже знаю его повадки, поэтому остаюсь на месте. Жду. Действительно, приходит минут через пять, кладёт передо мной планшет.
Ввожу указанный им код блокировки, открываю названную им программу – что-то вроде виртуальной доски со стикерами, текстовыми надписями, табличками и ссылками.
Там реально список городов, от Владивостока до Новосибирска и Сочи, с несколькими квартирами в разных частях города, от центра до спальных районов, списком фотоагенств – причём с перечнем преимуществ и недостатков, подводных камней. Вплоть до магазинов рядом, парков. Даже списки спортзалов с расписанием, фотографиями и биографиями тренеров, наличием бассейна и числом тренажеров.
Трындец, просто трындец. Вот теперь я окончательно верю, что Адам действительно работает с информацией.
Здесь есть всё для принятия решения о месте жительства. Даже то, как часто на кого-то из тренеров жаловались клиенты, по каким направлениям у них наилучшие результаты, кто бодяжит спортпит и склонен тащить клиенток в постель.
Добивает меня указание на численность клиентов фотостудий с колебаниями за пять лет, кто именно из менеджеров левачит за счёт фотографов, и использует дешёвый кофе в кофеварках.
Ах да. Там ещё есть список кофеен с умелым баристой и заслуживающим внимания тирамису.
– Это круто, – признаю, с уважением глядя на него.
Адам прикладывает ладонь к груди и делает шутливый поклон, но синие глаза следят за мной цепко и неотрывно.
А я… Наверное… нет, совершенно точно, я непроходимая дура. Но… мне не нужно много времени для принятия решения.
Я вдруг осознаю, что я уже давным-давно всё решила.
Пускай у нас не по-нормальному, но я… Я вдруг совершенно точно, со всей ясностью понимаю, что совершенно не хочу расставаться с ним. Не хочу.
Я кладу планшет на стол, прямо встречаю его взгляд и наношу ему предельно выверенный, виртуозно рассчитанный и идеально точный удар.
– Прогоняешь меня? – тихо спрашиваю я.
49. Трофей
Снова жалею, что нет в руках фотоаппарата.
У Адама снова такое лицо, что его снимок можно сразу на всемирный конкурс – призовое место гарантировано.
Причём выражение меняется настолько быстро, что я даже уловить не успеваю, там и гнев, и… радость?.. грусть?.. Тут же снова равнодушие. Возможно, там даже испуг мелькнул. Я не уверена.
Потому что это длится мгновения, и его лицо снова начинает напоминать безэмоциональную маску.
– Что означает этот вопрос, Вика? – спрашивает он. – Ты не хочешь расставаться со мной?
Прерывисто втягиваю воздух. Вопрос я отличный задала, вон как Адам раскрылся.
Теперь, когда моя громадная хищная рыба заглотила наживку, нужно осторожно наматывать трос и рулить к берегу, выводя её на мелководье, потому что в моей лодке это акулище просто не поместится.
– Я так понимаю, расставаться здесь хочешь именно ты, – глядя ему прямо в глаза, говорю я. – Вскрыл все три мои дырочки, завоевал, влюбил в себя. Теперь трофей не интересен. Можно выбрасывать. Позаботиться только как следует, чтобы совесть совсем уж не мучила, – я показала взглядом на планшет, – я впечатлена, забота тотальная.
Адам резко встаёт. Отходит мимо меня к окну.
– Жёстко, Вика, – наконец, после долгого молчания, усмехается он. – Ты специально выражения не выбираешь?
– У меня хороший учитель, – в тон ему отвечаю я. – Нахваталась. У тебя.
– Выгоняют иначе, Вика.
Адам разворачивается, скрещивает свои мощные руки на широкой груди – невольно сглатываю от его вида, красавец, всё-таки этот гад, стоит ему только принять картинную позу, я тут же течь начинаю.
– И как же выгоняют? – заинтересованное переспрашиваю я, изо всех сил стараясь держать лицо спокойным.
– Выгоняют, не глядя в глаза. Просто к тебе приходит водитель, отдаёт тебе планшет, увозит в аэропорт и даёт билеты, – пожимает Адам плечом. – А я с тобой разговариваю.
– Есть опыт? – тут же вскидываюсь я.
– Да. Я опытен, – усмехается он. – Но не в этом контексте. Я женщин не покупал. И не выгонял.
Он ерошит волосы и улыбается – обезоруживающе открытой улыбкой.
– Я хотел тебя отпустить, а потом через полгодика, если ты всё ещё будешь одна, попробовать по-нормальному, Вика, – улыбка искривляется, теперь больше напоминая гримасу. – Я хочу. С тобой, – его резкий вдох. – Хочу по-нормальному.
Мы смотрим друг другу в глаза.
Наши лица спокойны.
А я… медленно перевожу дыхание.
Никуда ты от меня не денешься теперь, Адам.
Потому что в войне, в которую меня втянули, без шансов на победу или удачу, с риском для жизни… чтобы воспользоваться привязанностью Адама к рыжей любительнице фотографировать… я всё же уцелела.
И теперь могу покинуть поле боя.
Только вот я отказываюсь прекращать боевые действия без награды.
Я хочу себе трофей.
Адам, я знаю, что тебя это полностью устроит, и меня это совершенно точно устроит, но я действительно решилась, и я на самом деле хочу, просто обязана захапать себе большой и красивый трофей.
Теперь ты мой трофей, Адам. Никуда ты от меня теперь не денешься.
Я смотрю ему прямо в глаза и… наношу финальный удар.
– Адам, я не хочу расставаться, – медленно говорю я. – Потому что я тебя люблю.
