Текст книги "Аукцион невинности. Его трофей (СИ)"
Автор книги: Т. Покровская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
От этой его грубой прагматичности становится внезапно больно. На глаза наворачиваются слёзы, я осматриваюсь, беру порванную тряпку и пытаюсь прикрыться.
Адам подходит и протягивает стакан воды.
– Если хочешь пить – пей, – тихо говорит он. – Если хочешь по-нормальному, то не задавай вопросы, на которые я могу ответить. Я ведь отвечу, Виктория.
Писец. Приплыли. Охренеть приземление с небес на землю. А на что я рассчитывала? Дура Вика, вот дура…
Беру стакан, отпиваю, почему-то только сейчас замечаю, что дрожу – зубы стучат о стекло.
Он забирает у меня стакан, ставит на столик. Протягивает руку.
– Пойдём в бассейн. Вода хорошо отвлекает от лишних мыслей.
Бросаю на него убийственный взгляд. Адам усмехается, руку не убирает.
Закусываю губу, кладу пальцы на широкую ладонь.
Адам дёргает меня на себя, заставляя встать, отбирает тряпку, которой я пыталась прикрыться, отшвыривает в сторону. Хватает меня, устраивает животом на плече и под мои визги и прочие вопли возмущения направляется к бессейну за панорамными окнами.
– Нет-нет-нет-нет-нет, – я бормочу, хватаясь за него, – не надо, не бросай! Нет!
Толку-то. Ага. Эта груда мышц отдирает меня от себя и с размаху швыряет в воду.
Всплеск, погружение, чувствительно ударяюсь бедром о дно, бултыхаю беспорядочно руками, но всё же тело у меня тренированное, плаваю быстро, всплываю и оглядываюсь.
Адам уже в воде – только глаза над водой, ну точно крокодил, сейчас доплывёт и сцапает.
Взвизгиваю и начинаю от него улепетывать. У меня почти получается – цепляюсь за бортик, подпрыгиваю, но сильные руки хватают за талию – и я лечу обратно в воду.
Погружаюсь, открываю глаза под водой – Адам совсем рядом, водит сильными руками, удерживая себя под поверхностью, рассматривает и… улыбается. Широко так, открыто.
Пока я зависаю, пытаясь сообразить, куда плыть, Адам решает всё за меня – хватает и увлекает к бортику, разворачивает от себя и вжимает животом в стенку бассейна.
До меня доходит вся красота его манёвра – дом за нашими спинами, а перед нами – океан, пляж, пальмы, дивная красота.
Я зажата между прохладной чуть шершавой плиткой и его огромным телом, чувствую его особенно остро.
Мы голые, поэтому Адаму ничего не препятствует – поднимает мою ногу, безошибочно находит головкой члена половые губы и уверенно проникает в меня, наполняет до краёв.
Меня выгибает от остроты ощущений, от его бесцеремонности – хочет и берёт.
– Долго ждал, – довольно выдыхает он у моего уха, – слишком долго, Вика.
Толчок. Мой стон. Плеск воды. Новое проникновение. Его рука на моей груди – собственнически сжимает, стискивает сосок. Новый толчок, почти как удар.
– Невыносимо долго, Вика. Но теперь ты моя. Вся моя. Совсем. Напрочь.
Каждое слово – новое проникновение, размашистое, сильное, присваивающее.
– Держись за бортик, сладкая, – в его низком голосе появляются хрипловато-бархатные нотки, – давай, обеими руками.
Делаю, как он говорит. Рядом с моими руками оказывается его ручища – держит нас в воде, прижимает надёжно.
Всхлипываю, чувствуя, как он разводит ногами мои ноги шире и касается второй рукой моего живота, ведёт её ниже, гладит лобок, обхватывает двумя пальцами клитор и нажимает, водит кругами. И неторопливо имеет меня, размашисто, глубоко, сильно.
– Моя Виктория, – говорит он хрипло. – Чего молчишь? Ты же хочешь постонать как следует.
А я и сама не знаю, чего молчу, мне слишком хорошо, горло перехватило, я только и успеваю что глотать воздух от новизны и остроты ощущений.
– Хочу снова услышать, как ты кончаешь, Виктория, – шепчет он. – Давай. Кончи для меня.
35. Отвлечение от мыслей
– Почему?… – выдыхаю я.
– Что, почему? – смеётся хрипловатым смехом Адам.
– Почему… – дыхание сбивает от медленных движений его умелых пальцев, – почему ты мне это… говоришь?
– Что говорю, Вика? – игриво спрашивает он.
Двигается во мне медленно. С паузами. И пальцами… ласкает тоже. Медленно.
Молчу, закусывая губу, откидываю голову на его плечо и закрываю глаза.
– Что я тебе сказал, сладкая?
От его мурлыкающего тона я резко втягиваю воздух, влагалище сжимается, Адам проникает на всю глубину и останавливается.
– Адам! – возмущаюсь я.
– Не двинусь, пока не скажешь, – развлекается он. – Что я тебе сказал?
Задвигал пальцами на клиторе быстро-быстро, так что я застонала, и тут же остановился, сдавливая, но не лаская.
– Что я сказал? – приказывает. – Говори!
– Ты сказал…
Дёргаюсь, пытаюсь высвободиться – нет, только придавливает к бортику бассейна, резко выходит и так же резко вбивает в меня член, и тут же замирает.
– Что? Повтори. Хочу от тебя услышать. Что я сказал?
– Ты сказал, что хочешь меня услышать! – почти выкрикиваю.
Я злюсь, и, кажется, кончу от одной этой игры, от того, как он приказывает и держит меня в воде.
Снова движения вокруг клитора, несколько проникновений, мой протяжный стон и снова…
– Адам, твою мать! – рычу я, – пусти!
– Нет, Виктория, ты скажешь, – в хриплом, до предела возбуждённом голосе улыбка, – что я сказал тебе сделать? Отвечай.
Вздыхаю глубоко и… признаюсь.
– Ты сказал, что хочешь услышать, как я кончу.
– Повтори. Дословно.
– Нет.
– Ты точно знаешь формулировку.
Адам касается самым кончиком пальца самой верхушки клитора, начинает дразнить, поглаживать, это возбуждает до безумия, и не даёт разрядки.
Ещё несколько толчков. Ещё несколько дразнящий движений, и я сдаюсь.
– Ты сказал, чтобы я для тебя кончила.
– Верно.
– Зачем ты?..
Он плавно двигается, наполняет, гладит медленно между нижних губ и говорит хриплым голосом.
– Разве тебя не заводят разговоры?
От чувственно-хриплых ноток в его низком голосе я начинаю пульсировать вокруг его члена, я уже в крайней степени возбуждения, мне кажется, я сейчас умру, если он не даст мне разрядки.
– Не знаю, – говорю я, потому что правда не знаю, заводят меня разговоры или нет, – меня ты заводишь до небес, а разговорами или прикосновениями не знаю, Адам, пожалуйста…
– Ммм… – Адам всё равно двигается медленно, и так же медленно продолжает ласкать, удерживая меня на самом-самом краю, – уже пожалуйста… какая прелесть, Виктория, ты прелесть, ты знаешь? Нет не знаешь, а если я расскажу тебе, какая ты чувственная малышка?
Я издаю протяжный стон, хотя он даже не двигался, он сам, член во мне, пальцы между нижних губ – ничего не двигается, но возбуждение от его слов взвилось на новый уровень.
– А если я расскажу, что я чувствую, когда мой член в тебе, Вика? Я расскажу. Ты очень тесная девочка. Мне достаточно просто быть в тебе, рассказывать тебе пошлости, а ты сжимаешься, и я тебя чувствую. Красивая чувствительная девочка. Наслаждаюсь каждую секунду, когда трахаю тебя. Смотрю на твой чувственный ротик. У тебя такие губы, Вика, так и хочется в них засунуть сначала большой палец, чтобы разглядывать, как ты его сосёшь, а потом член. А твои грудки…
Не знаю, как он это делает. От его слов я начинаю кончать. С криком, содрогаясь всем телом, зажатая между ним и шершавым кафелем. Адам вжимает меня сильнее, двигает на клиторе пальцами быстро-быстро, и я извиваюсь, запрокидываю голову на его плечо, с его именем на губах…
– Ада-а-ам… чё-ё-ёрт, а-а-а… ну ты и сво-о-о…
– Да Вика, да, – довольно говорит он, пока я выгибаюсь всем телом, вцепляясь в бортик, – даже не представляешь, насколько я сво… Мы только начали, а ты уже вошла во вкус.
Он вдруг отстраняется, выходит из меня, поднимает на руки – вот ведь сильный гад – и усаживает меня на бортик. Тут же выпрыгивает следом – кругом куча воды, но камень тёплый, чистый, шершавый.
Адам стаскивает меня с бортика на кафель рядом, раздвигает широко мои ноги и с размаху входит в меня.
Я с криком выгибаюсь, кажется сейчас вот-вот сорвусь в новый оргазм. Он накрывает меня своим огромным телом, упираясь локтями по краям от меня, замирает внутри, глядя на меня, глядя в глаза.
– А сейчас повторим Вика, – хрипло говорит он, – хочу смотреть на твои губы, хочу видеть тебя. Моя красавица, – он начинает медленно двигаться, – девочка моя чувствительная. Тесная. Сладкая Вика. Давай, сожми меня ещё.
А я и сама смотрю на Адама. Он шепчет пошлости, а я смотрю на его губы, чувствуя, что меня снова кроет. Плитка под лопатками и ягодицами горячая и шершавая, твёрдая, и жёсткий Адам, подминающий меня, имеющий меня самым бесстыдным образом на кафеле у бассейна, говорящий все эти пошлости…
Вдруг понимаю, что я поймала его ритм, двигаю бёдрами вместе с ним, смотрю в его до одури синие глаза, чуть сощуренные, переполненные похотью и желанием.
Проникновения всё размашистей и сильнее, резче, уже почти как удары.
Перестаю сдерживаться, вцепляюсь в него, насаживаюсь сама на него, нанизываюсь на его член, чувствуя, как меня затапливает запредельное напряжение.
Не выдерживаю, срываюсь сама, выгибаюсь под ним, пульсирую, сжимаю его.
Адам жадно смотрит на меня, приоткрывает рот и… кончает следом за мной, с рыком содрогаясь, вжимая меня в плитку, продолжая смотреть на меня.
Тут же перекатывается на спину, распластывая меня на себе, обхватывает меня ручищами, обнимает и крепко прижимает. Я дрожу на нём, кажется, у меня текут слёзы, я полностью потрясена этой близостью, тем, как он говорил про меня, тем, как он смотрел…
Не знаю, сколько мы так лежим. Мне хорошо. Мне безумно хорошо.
Встаёт, берёт меня на руки и несёт в дом.
– Я же говорил тебе, – довольно мурлыкает он, – что вода хорошо отвлекает от лишних мыслей. Как ты? Остались лишние мысли? Отдохнёшь или ещё заглянем в душ?
36. Ростки
Я не знаю, нужен ли мне душ, я просто растеклась, меня хватает лишь на то, чтобы обнимать его за шею подрагивающими руками, пока он несёт меня.
– Молчание знак согласия, – смеётся Адам, – душ, значит душ.
Пока я лениво думаю, что он, похоже, решил меня отыметь в каждой комнате этого дома, Адам вдруг замирает и разворачивается всем телом, глядя на полку у входа.
Я чувствую, как он каменеет. Поднимаю глаза, глядя на его лицо. Оно пугает неподвижностью, а выражение глаз… наверное, так смотрят снайперы в прицел, готовясь спустить курок.
Адам осторожно ставит меня на ноги, быстрым шагом подходит к полке, берёт в руки прерывисто моргающий в рваном ритме тёмный браслет. Надевает его на руку, листает что-то в телефоне.
– У тебя пять минут на душ, – ледяным тоном произносит Адам, продолжая листать телефон. – Ещё десять высушить волосы и одеться. В шкафу в спальне для тебя приготовлена одежда. Иди.
Я медлю, пытаясь понять, что могло вызывать такой резкий переход от игривой расслабленности к жёсткой собранности.
– Что случилось, Адам? – тихо спрашиваю я.
И тут же мысленно одёргиваю себя, нашла у кого спрашивать, растеклась совсем.
– Вика. Иди.
От его хлёсткого тона вздрагиваю, бегу искать душ. Справляюсь быстро, выхожу к Адаму уже через десять минут, одетая в кремовый брючный костюм, с волосами, стянутыми в тугой узел на затылке.
Адам возвышается посередине комнаты и выглядит чужеродно в тёмной одежде, в напряжённой позе. Меня передёргивает. Он выглядит ещё опаснее, чем там, казалось бы вечность назад, на аукционе.
Невольно делаю шаг назад. Передо мной снова пугающий незнакомец.
Он оглядывается, упирает в меня ледяной взгляд ярко-синих глаз, в глубине которых я вижу – сейчас, когда я уже лучше знаю его, вижу отчётливо – тщательно спрессованное бешенство.
Адам окидывает меня взглядом с ног до головы, молча протягивает руку.
Ёжусь, но перечить ему банально страшно. Быстро подхожу, позволяю ему взять меня за руку и вывести из дома.
Машину Адам ведёт быстро. Даже агрессивно, но очень уверенно.
На трапе самолёта Адам пропускает меня вперёд.
Самолёт другой, поменьше. После взлёта Адам разрешает отстегнуть ремни безопасности. Молчаливая бортпроводница приносит еду.
Я ничего не спрашиваю. Едим в молчании.
Потом Адам достаёт планшет, подключает к нему маленькую плоскую клавиатуру и долго что-то печатает.
Кажется, я снова задремала. Просыпаюсь от щелчка отстегиваемого ремня безопасности и ощущения, как меня берут из кресла сильные руки.
– Спи, – тихий голос Адам.
Я сонная, не совсем понимаю, что происходит. Адам усаживает меня у себя на коленях, обхватывает ручищами и зарывается лицом в мои волосы.
– Мы ещё летим, – поясняет он тихим бесцветным голосом, – посиди со мной.
Сон разом слетает с меня. Да что у него стряслось? Затаилась в его объятиях, прислушиваясь к его глубокому нарочито-спокойному дыханию.
Кожей чувствую его ярость, он неподвижен, но у меня стойкое ощущение громадного зверя перед смертоносным броском.
Он держит меня в руках, мнёт волосы, дышит размеренно и, кажется, его потихоньку попускает.
Ловлю момент, когда он более-менее расслабился и набираюсь смелости.
– Поговори со мной, – осторожно произношу я.
Адам замирает на несколько мгновений, кажется, даже не дышит, но тут же снова возобновляет свои поглаживания.
– О чём?
– О чём хочешь. Но лучше, если расскажешь, из-за чего мы сорвались с места.
– Лучше для кого?
Я сама расслабляю плечи, чтобы он чувствовал меня более мягкой, и как можно спокойнее говорю:
– Для тебя.
– Почему ты так думаешь? – интересуется он.
Ну хоть какие-то живые ростки тепла в этой ледышке. В его голосе и в самом деле слышится интерес.
– Я чувствую твоё напряжение. Если поделишься, тебе станет легче.
Адам издаёт смешок, откидывается на спинку кресла и смотрит на меня.
– Ты уверена, что мне станет легче? – усмехается. – Может, если поделюсь, то ни мне не полегчает, зато тебе крепко потяжелеет. Оно тебе надо?
Я пожимаю плечами.
– Ты сказал, что мы будем жить вместе. И я буду везде тебя сопровождать.
– Сказал, – подтверждает Адам.
– Это бросает меня в новые обстоятельства, – осторожно улыбаюсь я. – Мне спокойнее, когда ты спокоен. А сейчас ты просто в адамовом бешенстве.
– Адамовом? – вдруг улыбается Адам.
Невесело улыбается, через силу, но это всё-таки улыбка.
– Ага, в нём, – киваю я, – совершенно жуткое и не на что не похожее явление.
– Тебе больше по душе адамово возбуждение? – усмехается он.
Пожимаю плечом.
– Когда ты зол, это страшно, – признаюсь я.
– Знание причин моей злости не убавит твой страх, – говорит он, заправляя прядь моих волос за ухо. – Возможно, добавит.
– Одним страхом больше, другим меньше… – тихо говорю я.
Адам держит меня на коленях, гладит тыльной стороной пальцев мою щёку, рассматривает моё лицо задумчиво.
Не знаю почему, я вдруг трусь щекой о его пальцы. Тут же удивляюсь самой себе, смотрю на него настороженно.
Он никак не реагирует. Гладит пальцами по моей щеке.
Мы молчим. Я впадаю в какой-то транс.
Вздрагиваю оттого, что Адам вдруг отвечает.
– Моим отсутствием воспользовались, атаковали один из моих информационных центров. Римма тяжело ранена, Сергей ещё хуже, оба в больнице. Я надеюсь успеть в Москву до смерти кого-то из них.
37. Синдром
Римма и Сергей при смерти?
Вспоминаю ледяное выражение глаз холёной красавицы-Риммы и насмешливо-улыбчивый взгляд Сергея в зеркале заднего вида.
Я же их совсем не знаю. Почему мне их жалко? И почему мне сейчас так…
Какого чёрта я вообще взялась говорить с Адамом? Может, у меня и в самом деле крышняк поехал? Стокгольмский синдром, или как там его? Когда заложники вдруг начинают испытывать симпатию к похитителю?
– Ты права, – усмехается Адам, – мне полегчало. Но, похоже, и я прав. Тебе явно потяжелело. С чего это ты вдруг утешать меня решила?
О, не одна я сомневаюсь в целостности моей психики. Забавно.
– Сама не понимаю, – в тон ему, с усмешкой, отвечаю я.
– И всё же?
Я делаю паузу, думаю. Адам обнимает, перебирает пальцами мои волосы, и мне от этого уютно и спокойно. Наверное, я и в самом деле двинулась мозгами, но мне не хочется от него отстраняться. Почему-то я уверена, что мне нет угрозы от него.
– Я думаю, – осторожно отвечаю я, – что я их совсем не знаю. Но вряд ли они заслуживают смерти.
– Интересно, – усмехается он. – Твоя Анька, она же тебя предала, но для неё ты тоже не хотела смерти. Интересно, думаешь ли ты, что смерти заслуживаю я?
Каменею в его руках. Вот зачем это он?..
– Вот для чего ты это спросил, Адам? – всё же задаю вопрос.
Он пожимает плечами.
– Интересно. Вот и спросил.
– Ты же хотел по-нормальному.
– Вполне нормальный вопрос. Нормальный интерес. Я удерживаю тебя против воли. Забрал с аукциона. Трахнул вот…
– Я же согласилась.
– Ты защищаешь меня, Вика?
Я издаю глухое рычание и утыкаюсь в его плечо.
– Адам, тебе обязательно каждый раз задавать вопросы, которые расшатывают мне мозги?
– Я их задаю именно для того, чтобы узнать, насколько сильно они у тебя расшатаны.
Вскидываю голову, смотрю прямо в синие глаза. В них странное выражение.
– Я не понимаю тебя, – признаюсь честно.
– Зато я себя очень хорошо понимаю, – усмехается он. – Ещё лучше, Вика, я понимаю тебя. Тебя тянет ко мне, ты ластиться начинаешь, поддерживать морально даже пытаешься. Что? Словосочетание «Стокгольмский синдром» уже возникло в твоей голове?
Закусываю губу. Смотрю ему прямо в глаза.
– Да, возникло.
– Как давно?
– Только что.
– Я рад этому, – вдруг улыбается он усталой тёплой улыбкой. – Могу тебя успокоить. С тобой всё в полном порядке.
Вздёргиваю брови, удивлённо смотрю на него.
– Ты по природе своей очень женственная, ласковая малышка, – говорит он, убирая прядь моих волос за ухо, – просто отбили у тебя это, вот и отрастила колючки, чтобы защищаться. С мной, как бы это ни звучало безумно в наших с тобой обстоятельствах, ты себя чувствуешь защищённой. Секс, особенно такой бурный и откровенный, как у нас с тобой, тоже располагает к тому, чтобы открыться и довериться.
Я опустила глаза, не зная, как относиться к его словам. Прям психолог, мать его.
– При этом ты умная, – добавляет Адам, опуская руки на подлокотники и откидываясь на спинку кресла, оставляя меня просто сидеть на его коленях, – и все эти вопросы, учитывая наши обстоятельства, разумны. Я их тоже не могу игнорировать, всё время держу в голове.
– Для чего?
– Чтобы предугадать твои возможные реакции. Потому что если ты вдруг решишь, что со мной всё же опаснее, чем без меня, ты попытаешься сбежать. Я хочу, чтобы ты держала это в голове. Что сбегать от меня не надо. Во всяком случае пока.
Совершенно перестаю что-то понимать.
– В смысле – пока? – спрашиваю я озадаченно.
– В смысле, что когда я разберусь с моим врагами, – поджимает губы Адам, мрачно сверкнув глазами так, что меня пробирает до нутра, – когда я их закопаю, не в прямом, сугубо в переносном смысле, я смогу тебя отпустить. Возможно, ты захочешь после этого со мной по-нормальному. Или не захочешь. Это будет пока.
Салон наполняет звук тихого автоматического голоса: «Уважаемые пассажиры. Через пять минут начинаем снижение. Просим вас занять свои места…»
Адам берёт меня за талию, усаживает в кресло, пристёгивает мой ремень. Опирается двумя руками на подлокотники моего кресла, наклоняется ко мне так, что наши лица оказываются на одном уровне.
– Я не уверен, Вика, что простые просьбы и разговоры тебя удержат от побега, – тихим страшным голосом говорит Адам, – поэтому я иду проверенным путём. Здравый смысл подсказывает, что тебя рядом со мной в данный момент способен удержать только страх.
Он кривит губы, и меня пробирает холодом по позвоночнику от копчика до затылка.
– Если ты остаёшься рядом со мной, – продолжает Адам, – меня очень даже устроит, если причина этого будет в страхе. Передо мной. Достаточно напугал? Донёс мысль?
Я вдруг понимаю, что во время его тирады просто не дышала. Жуткий он чёрт, всё-таки.
Киваю.
– Что ты поняла?
– Что нужно держаться рядом с тобой.
– Почему тебе надо держаться рядом со мной?
– Чтобы выжить.
– Умница. Помни это. Всё время. Ни шагу от меня.
Мои губы начинают дрожать, из глаз текут слёзы.
– Поняла меня? Не слышу!
– П-п-поняла… – еле слышно шепчу я.
Он рассматривает меня, на его лице проскальзывает гримаса, будто от зубной боли, но мне кажется, что мне показалось: у него снова спокойное бесстрастное лицо, холодный взгляд.
Адам выпрямляется, садится в кресло рядом со мной, пристёгивается и закрывает глаза.
Смотрю на него, пытаясь подавить слёзы, но они текут. Всхлипываю едва слышно, растираю слёзы по щекам, я напугана до чёртиков, пальцы дрожат, я не знаю, я точно этого всего не выдержу.
Лицо Адама с закрытыми глазами спокойное, только у челюсти катаются желваки.
– Вика, – говорит он спокойно с закрытыми глазами. – Я надеюсь, ты услышала главное. Когда всё закончится, я тебя отпущу. Пока всё не закончилось… Думаю, ты поняла. Поняла же?
Судорожно втягиваю воздух.
– Поняла, Адам, – тихо отвечаю я. – Всё поняла.
38. Откровения
Тенью следую за бесстрастным свирепым Адамом.
Его ярость спрессована под маской невозмутимости, но легко читается всеми, кто подходит к нему с флешками, подаёт еду в ресторане, открывает дверь автомобиля и даёт ключи от очередного номера-люкс.
Москва сливается для меня в единое серое пятно.
Автомобили, гостиницы, больницы, рестораны, снова автомобили.
Мы почти всегда молчим. Адам касается меня редко: сам меня пристёгивает и на лестницах крепко держит за руку. Спим в разных спальнях.
Я занимаю время тем, что тыкаю в проверенный людьми Адама планшет в тупые игрушки типа шариков, читаю классику русской и зарубежной литературы из огромной папки на том же планшете, или слушаю музыку и смотрю фильмы, тоже загруженные на планшет.
Никого доступа в интернет. Адам даже фотоаппарат у меня забрал. Планшет – единственное развлечение.
Теперь у меня есть бессонница. Частенько просыпаюсь ночью от неясной тревоги и подолгу стою у окна. Иногда прокрадываюсь на кухню мимо кабинета – мы всё время останавливаемся в дорогих апартаментах, больше напоминающих огромную квартиру с несколькими спальнями, кухней и кабинетом – так вот, в кабинете Адама всегда до глубокой ночи горит свет.
Я вообще не знаю, сколько он спит. Потому что в его кабинете по ночам всё время горит свет. А будит он меня лично по утрам.
– Уже утро, Вика, – говорит он каждый раз, стоя в дверях. – Одевайся, нам пора. Позавтракаем позже.
Долбанный день сурка. Одно и то же.
Этой ночью всё-таки привычный круг разрывается.
Этой ночью мне снится кошмар. Нормальный такой кошмар, качественный. За мной кто-то гонится, я не знаю кто, бегу по длинным коридорам в страхе и ужасе, и слышу тяжёлый бег за спиной. Бегу и бегу, задыхаясь, взбегаю по лестницам, дёргаю закрытые двери, спускаюсь вниз, и никак не могу найти открытую дверь.
Наконец мне кажется, что я нашла выход, что вот она, свобода от липкого страха, но дверь оказывается заперта, я дёргаю её, дёргаю, и тут на неё падает огромная тень, я кричу, дёргаю и дёргаю дверь, захлёбываюсь в крике.
Меня хватают сильные руки, я с истошным криком пытаюсь вырваться, но он слишком силён.
– Тихо, малышка, проснись, это сон, Вика, проснись. Ты спишь, проснись, маленькая, всё-всё, сон это, ты в безопасности, никто тебя не обидит, просыпайся, ну же.
Открываю глаза, продолжая вырываться, вдруг замираю, осознавая себя. В спальне темно, дверь распахнута, из коридора на кровать падает свет, я смотрю в синие глаза Адама, он сидит на кровати, держит меня крепко, тревожно всматривается в моё лицо и продолжает уговаривать меня:
– Вот так, умница, сон это, всё хорошо, никому не дам тебя обидеть. Ну всё-всё, просто сон.
У меня в голове что-то переклинивает, обхватываю его руками и начинаю рыдать, громко, взахлёб, прижимаюсь к нему, большому, сильному, тёплому, жалея, что мои рыдания заглушают его голос, и я лишь отрывками слышу его слова.
– Маленькая моя, поплачь, достаётся тебе. Вика моя, малышка… Сокровище моё, дурак я, чёрт, не досмотрел. Идиот конченный… Маленькая моя, ну всё-всё. Никто тебя не обидит. И я не обижу. Ни за что не обижу больше. Вика моя…
Он шепчет, гладит по голове, укачивает, и я всё-таки затихаю в его руках, только всхлипываю иногда.
Адам тоже перестаёт шептать, берёт меня на руки, садится на кровать и устраивает меня у себя на коленях, прижимая к себе, держит бережно, гладит, целует волосы… и я всё больше и больше расслабляюсь в его руках.
– Зачем пришёл? – говорю, и сама удивляюсь, насколько тихо и бесцветно звучит мой голос.
– Ты кричала во сне, – отвечает он глухо. – Давно у тебя кошмары?
– Кошмар только сегодня, – мстительно говорю я, – но вообще я рада, хоть поспала. Так-то у меня бессонница адовая. Или адамовая, тыж тоже ею балуешься, вот, подцепила от тебя.
Думала разозлится, мне очень хотелось сейчас выбесить его, чтобы оставил меня в покое, это просто невозможно, что он меня сейчас так бережно обнимает, и все эти слова… Он же не может это всерьёз.
Адам молчит, дышит глубоко и размерено, держит меня в руках, поглаживает по голове.
– Нахрена ты пришёл сейчас, Адам? Вот нахрена? – у меня снова проступают злые слёзы. – Всё же понятно было, зачем наговорил мне это всё…
– Наговорил, что думаю, – сказал он жёстко и тут же добавил мягче: – Я идиот, Вика, недооценил твоё состояние. Я думал, ты спокойно ждёшь, когда всё закончится, и я тебя отпущу, а ты…
– Что всё, Адам? – перебиваю я его. – Что закончится? Я же ничего не знаю!
Я перехожу на крик, начинаю вырываться, он меня отпускает, я отбегаю от него на середину спальни.
– Что я должна думать? – всплёскиваю я руками, – вот нахрена ты это всё?..
Снова начинаю плакать, Адам неуловимо быстрым движением – какой же он всё-таки быстрый чёрт – оказывается рядом и обнимает. Дёргаюсь, пытаюсь вырваться, но он держит меня крепко.
– Вика, послушай меня, – говорит он тихо и твёрдо.
Почему-то от этого тона я вдруг замираю, стою, затаившись.
– Выслушаешь?
В тоне его голоса слышится что-то новое, совершенно мне незнакомое, что-то, что заставляет меня кивнуть и прислушаться.
– Да, Адам. Выслушаю.
Он обнимает меня крепче, утыкается лицом в мои волосы, начинает говорить очень-очень тихо, едва слышно, но предельно чётко, так, что несмотря на громкий стук его сердца, я разбираю каждое слово.
– Прости, что напугал. Боюсь за тебя. Римма и Сергей… Их еле вытащили. Я… Ты важна для меня. Вика, ты даже не представляешь… Хотя откуда тебе представить, если я не рассказываю?
Он глубоко вздыхает, чуть ослабляет хватку, гладит меня по волосам и спине.
– Ты очень важна мне, малышка. Пока не могу тебе всего рассказать. Надо бы. Я очень хочу. Но пока нельзя. Приходится держать в уме, что если не уберегу… Если ты будешь знать мало, есть шансы тебе легко отделаться. Нельзя тебе знать пока. Нельзя. Я справлюсь, Вика. Ради нас. Потерпи, пожалуйста. Я…
– Адам, – перебиваю я, не слушая, что он там несёт, – пугать меня нахрена было?
Меня уже трясёт, вот ведь защитник нах нашёлся. С чего его вдруг на откровения пробило?
– И вообще, с чего сейчас?.. – решаюсь озвучить вслух.
– С того, что я щас чуть не сдох, когда твой крик услышал, – усмехается Адам.
Он поднимает меня, усаживает на кровать, садится передо мной на корточки так, что свет из коридора падает на его лицо, смотрит мне в глаза снизу вверх.
– Ответь мне честно, Вика, – серьёзно говорит он. – Ты что, влюбилась в меня?
39. Откровенность
Его вопрос удивляет меня, но я чего-то типа этого и ждала. Контраст, конечно, крышесносный между тем свирепым незнакомцем и этим мужчиной, вдруг окружившим меня заботой, но…
Сейчас я уверена, что Адам честен со мной. Да и… Не знаю, почему, не знаю как, но я… вдруг я понимаю, что верю ему.
Возможно, мы правда жертвы какой-то петли, обстоятельств, не знаю чего, но я понимаю, что устала. Я адово-адамово устала от всей этой хни.
Если мне нельзя от него ни на шаг, то можно мне хотя бы иллюзию спокойной жизни?
Адам смотрит на меня пристально. Я решаюсь.
Откровенность за откровенность.
– Да, Адам. Давно. Мне кажется, ещё тогда, когда ты меня в машине с аукциона вёз. Просто мозги сопротивлялись.
Я закрываю лицо руками, тру лицо.
– Я идиотка, – говорю я тихо, – конченная.
– Нет, Вика, – отвечает Адам, – это я конченный идиот.
Скептически улыбаюсь.
– И как ты это понял? Из-за одного моего ночного кошмара?
– Нет, – он кривит губы невесёлой улыбкой. – Из-за того, как ты только что плакала. Ты искала защиты. У меня. Несмотря на всё. То, как это… Такое не подделать, Вика. Скажем так, услышал, как ты кричишь… – он сжимает зубы, через силу продолжает: – а потом как прижималась, чуть сердце не разорвалось.
Я закрываю глаза, потому что, кажется, у меня сейчас снова потекут слёзы.
– Адам, ты понимаешь, что я хочу тебе верить? – со злостью бью его кулаком по плечу. – Ты разве не понимаешь этого? Вот зачем ты сейчас со мной говоришь? Зачем?..
– Тихо, малышка, – тут же говорит Адам, хмурясь, – спокойно…
– Да как я могу быть спокойна?! – меня снова прорывает. – Я ведь сейчас тебе снова поверю! Снова, Адам! Как в самолёте, расслаблюсь, а ты меня… опять… Грёбанные качели мне всё время устраиваешь! Только приблизишь, только растекусь, и ты опять!..
– Та-а-ак… – его голос меняется, – а ну-ка…
Он встаёт, включает свет и смотрит на меня.
– Пойдёшь со мной на кухню? – спрашивает, скрестив руки на груди.
Странно, хоть он и возвышается посредине комнаты, и смотрит хмуро, я всё равно не чувствую от него угрозы. Сейчас – не чувствую. Как он это делает? У него адамовов тумблер? Хочет – угрожает, хочет – само обаяние?
Рассматриваю его пристально. Тёмные домашние штаны из мягкого материала, тёмная майка, рельефные руки, взъерошенные волосы.
Свет из коридора вырисовывает его угрожающий силуэт, но всё, что я хочу, это снова прижаться к нему, чтобы обнял и не отпускал.
– Не пойду, Адам, – выдыхаю я, едва сдерживая слёзы. – Просто обними меня, пожалуйста.
Адам резко втягивает воздух, недоверчиво разглядывая меня, а я… вдруг почему-то протягиваю к нему руки.
– Просто побудь со мной немного, – говорю едва слышно. – Я постараюсь заснуть.
Он медлит… и срывается с места, подхватывает меня на руки, устраивает на коленях, обнимает крепко, гладит по волосам.
– Вика моя, – шепчет он. – Конечно побуду.
– Не уходи, ладно?
– Не уйду.
Я затихаю в его объятиях. Мне всё равно на все наши обстоятельства. Хотя кого я обманываю? Конечно, мне не всё равно.
Мозги и здравомыслие кричат о том, что я идиотка, напоминают про аукцион, выискивают и вытаскивают передо мной всё. И этот его поступок с моим оргазмом на багажнике, и злые слова, и давление на психику с крутилками, да и вообще, что, мало что ли всякого уже случилось?
И те же самые мозги напоминают, как наливал кофе, как засыпал со мной в обнимку, как нёс спящую и как смотрел… Очевидно, что я важна для него, в этом не врёт. Ну невозможно подделать такое. Если это у него игра такая, то…
Да ладно, Вика, какая игра, перестань, ты же слышишь, как у него сердце колотится. Держит бережно, будто сейчас рассыплюсь. Как волосы гладит и… Как легко и нежно целует висок, бровь…
