Текст книги "Аукцион невинности. Его трофей (СИ)"
Автор книги: Т. Покровская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
– Здесь сбоку кнопочка, – голос Адама меняется, становясь глубже, с едва заметной хрипотцой, – нажми, откроется дырочка. Подносишь её к губам и пьёшь. Не бойся обжечься. Я выставил температуру.
– Спасибо, – вежливо говорю я.
Адам отпускает мои руки, я пью кофе. Насыщенный горько-сладкий вкус наполняет рот, и я блаженно закрываю глаза. Рецепторы просто взрываются наслаждением. В жизни ничего подобного не пробовала!
Забываюсь и восхищённо смотрю на Адама:
– Нереально вкусно! – улыбаюсь.
Лицо Адама каменеет, глядя на меня. Челюсти сжимаются, глаза сощуриваются.
Пугаюсь, отступаю от него на шаг.
– Ты даже не представляешь, насколько красива, когда улыбаешься, – тихо говорит он.
Я стискиваю термос обеими руками. Просто смотрю на Адама. Не знаю, что сказать. Что сделать. И Адам на меня… смотрит.
– Проголодалась? – спрашивает он.
Я невольно промаргиваюсь, пытаясь понять, что происходит.
Как он это делает? Только что на меня смотрел свирепый хищник, который вот-вот набросится и сожрёт. Но сейчас я смотрю на мужчину, рядом с который нисколько не страшно гулять по ночному городу в самых неблагополучных районах: такой надёжностью и безопасностью – для меня – от него веет теперь.
– А… – я тряхнула головой, с усилием приводя себя в осознанное состояние. – Ты же хотел настройки, – опускаю взгляд на его руку с моим фотоаппаратом.
– Да, хотел. И хочу. Но можно позже. Здесь рядом отличный ресторанчик с живой музыкой. Предлагаю поесть вместе.
Чтобы взять паузу и не отвечать сразу, пригубливаю кофе.
– Это предложение или приказ? – тихо спрашиваю я.
– Конкретизируй вопрос.
– Я могу отказаться?
Поднимаю взгляд и смотрю в опасно прищуренные глаза.
– Нет, не можешь, – улыбается он. – Ты давно не ела. Там вкусно, тебе понравится.
Невольно залипаю на его улыбку, но быстро беру себя в руки. Киваю и снимаю рюкзак.
– Тогда давай положим мой фотоаппарат. Да, я и правда голодная.
Рюкзак с фотоаппаратом у меня на спине, вкусный кофе в руках, умопомрачительный мужчина рядом.
Я делаю несколько шагов в указанном Адамом направлении. Нам дорогу преграждает крепкий на вид мужчина с бычьей шеей и холёной щетиной на щеках.
– Девушка, этот перец угрожает вам? – говорит он, цепко глядя на Адама.
21. Осведомлённость
Я с некоторым сочувствием смотрю на внезапного защитника. Не. Так-то он выглядит внушительно. Высокий, широченный, мышцы бугрятся, бычья шея поблёскивает, брови хмурятся.
Всё это, конечно, весело. Да и соблазн был ляпнуть про то, что дескать да, угрожает, спасите-помогите, но…
Я поднимаю глаза на Адама. На его лице с чуть заметной улыбкой и слегка прищуренными глазами едва заметная снисходительность.
Снова смотрю на быка. Он пялится на Адама. И тут – та-дам! Видимо, что-то доходит: он слегка бледнеет, делает шаг назад, но тут же сдвигает брови, набычивается.
– Я в порядке, – тихо говорю я.
– Вы перепуганы до смерти, – настаивает незванный защитник.
Не знаю, как Адам это делает – одним взглядом – но сейчас сам бык выглядит перепуганным до смерти. Он не улепётывает сейчас со всех ног лишь из упрямства, гордости и тестостероновой смелости.
– Девушка вам ответила, – тихо и отчётливо говорит Адам. – Она в порядке. Вы правы в одном: причины быть испуганной есть. Ей действительно многое угрожает. Но в другом вы ошиблись. Для неё, угроза не я. Можете быть спокойным, Вячеслав Геннадьевич Кузнецов. Девушка под защитой. Моей.
От произнесённого Адамом полного имени, бык бледнеет сильнее, смотрит на Адама. Тот продолжает тем же тихим, пробирающим до нутра голосом. Несмотря на шелест листвы и шум в парке, отчётливо слышно и понятно каждое слово.
– Вячеслав Геннадьевич, вы ошиблись в выборе способа провести свой выходной день. Решили поснимать новых тёлочек в парке. Но вам лучше быть в другом месте. В вашу квартиру на Крылатской в данный момент едет ваша жена, разбираться с беременной любовницей. С адвокатами насчёт брачного контракта Марина Павловна уже встречалась. Рекомендую оказаться там раньше и перевести вашу шахерезаду, чаровницу и котеняшечку в другое место. У вас сорок три минуты, чтобы успеть. Не благодарите.
Мужика натурально перекосило.
– Я рад, что вам ничего не угрожает, – говорит он, размазывая ладонью пот по бычьей шее. – Извините, что побеспокоил.
Он бросает на меня психический взгляд, резко разворачивается и торопливо уходит.
Я вздыхаю.
– Откуда, Адам? – я спрашиваю, не надеясь на ответ.
– Пойдём, Виктория, – говорит он, и неожиданно отвечает: – Это моя работа. Знать.
Задумываюсь. Мы идём по дорожке парка, я ловлю себя на том, что я действительно рядом с Адамом чувствую себя парадоксально защищённой. Интересно, он для красного словца сказал, что мне многое угрожает, но угроза не он?
– И когда ты успел узнать? – пользуясь его ответом, спрашиваю я. – Когда наблюдал?
Адам молчит. Мы идём по дорожке между кустами, я смотрю на жёлтые цветочки на газоне.
Ответа уже и не жду и вздрагиваю, когда Адам отвечает.
– Виктория, я долго выстраивал процессы так, чтобы любой человек, попавший в сферу моего интереса и внимания тут же попадал в воронку извлечения и просеивания информации. В последние годы эффективность максимальна. Этот Кузнецов влетел в зону моего внимания, потому что смотрел на тебя и собирался подойти.
Вспоминаю, как на аукционе при приближении Адама люди в зале отодвигались вместе со стульями, стремясь оказаться подальше от него. Опасались ненароком привлечь его внимание?
Идти рядом с ним молча было жутковато. Но мне кажется… Не знаю, почему, из-за чего такой эффект, но мне кажется, что я знала его всегда. Странно. Ёжусь, ловлю его внимательный взгляд.
– Нет, мне не холодно, – предупреждая его вопрос, говорю я.
Набираюсь смелости – всё-таки он отвечает на подобные вопросы – и спрашиваю:
– Адам… Из твоей летней… Почему ты тогда так быстро собрался? Почему перевёз меня на другую квартиру? Это выглядело так, что тебе что-то угрожало.
От усмешки на его красивых губах по спине ползёт холодок.
– Скажем так, – после долгой паузы отвечает он, – безрассудные, кто считает, что может со мной играть на равных, появляются регулярно. Быстро жалеют.
– Убиваешь?
Холодно-задумчивый взгляд на меня.
– Я не убийца, Виктория, – медленная усмешка, от которой у меня натурально мороз по коже. – Но очень многие предпочли бы, чтобы это было не так.
Сейчас идеальный момент, чтобы спросить. По чистому наитию, набираюсь храбрости для вопроса.
– Аня тоже сейчас предпочла бы, чтобы ты был убийцей?
Адам молчит, глядя перед собой. Пожимает плечом.
– Не осведомлялся. Мы пришли.
Мужчина в чёрном костюме распахивает перед нами дверь, входим внутрь.
Ого, вот это интерьер! Сдержанная элегантная роскошь в нейтральных бежево-чёрно-серых оттенках – от их сочетания и гармонии захватывает дух.
Отдельная кабинка на двоих тоже впечатляет. Мы видим зал сквозь затемнённые стёкла, нас внутри не видит никто.
Адам заказывает для меня и себя на сенсорном экране, встроенном в стол, откидывается на кресло и смотрит на меня.
– Ну как ты? – спрашивает он с лёгкой улыбкой.
22. Выбор
– Как я? – переспрашиваю я.
Вообще-то я в некотором ахере от такой постановки вопроса.
– Да, Виктория, я именно это и спросил, – улыбка всё ещё на его губах, только вот синие глаза теперь чуть прищурены, – как ты?
– Ты же прекрасно знаешь, как я, – усмехаюсь, – осведомлённость, всё такое.
На столике загорается синий круг, Адам нажимает на него. Сквозь полупрозрачные стёкла на двери видно, как подходит официант.
Передо мной на огромной белоснежной тарелке произведение оформительско-гастрономического искусства: мясо, овощи, зелень выложены в замысловатую и на удивление гармоничную абстракцию. Запах тоже шедевральный.
У Адама огромный стейк средней прожарки с запечёными овощами и красивой незнакомой мне зеленью.
– Я знаю, как ты, – соглашается Адам, отрезая кусок стейка одним длинным точным движением. – Тебе нравится твоя новая жизнь, ты даже начинаешь осторожно себе в этом признаваться. По мне ты скучаешь, но запрещаешь себе думать об этом. Ты ждала меня. И сейчас рада меня видеть.
Пока я таращусь на него, он отправляет отрезанный кусок мяса в рот, довольно щурится. Указывает ножом мне на тарелку.
– Тёплое вкуснее. Ешь.
Прикрываю глаза. Делаю два глубоких вдоха в тщетной попытке обрести душевное спокойствие.
Открываю глаза. Адам заинтересованно посматривает на меня, неторопливо орудуя ножом и вилкой. Красивый гад. Я ждала? Рада его видеть?
Он приподнимает бровь и выразительно указывает мне взглядом на мою тарелку.
Пробую. Жмуруюсь от удовольствия. Взрыв рецепторов с долгим послевкусием.
Едим в молчании. Я даже благодарна Адаму за то, что даёт мне спокойно поесть. Если бы он начал вести со мной беседу, я бы точно потеряла аппетит.
Адам наливает мне и себе чай из ослепительно-белого пузатого чайника. Вздрагиваю от его тихого голоса.
– Я озвучил своё мнение относительно того, как ты, – смотрит на меня с тёплой улыбкой, – теперь я хочу услышать твоё мнение на этот счёт.
Адам разрешает официанту войти, пустые тарелки исчезают, передо мной возникает тирамису.
Вздыхаю и неожиданно для себя признаюсь:
– Я не знаю, как я, Адам, – не поднимая на него глаз, ковыряю кусочек десерта, – моя прежняя жизнь разрушена. Я не знаю, что мне делать.
– Но ты берёшь предлагаемое мною.
Я выпускаю десертную ложку, она звякает о блюдце. Откидываюсь на спинку дивана, скрещиваю руки на груди.
– У меня есть выбор? – со злостью спрашиваю я.
– Конечно, – серьёзно кивает Адам. – Выбор всегда есть. Даже, когда он не очевиден.
Моя первая реакция – закатить глаза с тяжким вздохом и возгласом “начинается” – тает под его взглядом. Просто молча смотрю на него.
– Там, на аукционе, – продолжает мысль Адам, поднося чашку к губам, – ты делала много выборов. Драться с амбалом, пытаясь вырываться. Потом стоять неподвижно. Выйти наружу без драк и истерик, – он наклоняет голову набок, – остаться в машине, несмотря на ключи, оставленные в замке зажигания.
– Я может и отбитая местами, как ты выразился, но не идиотка, – цежу я. – Нахрена было мне усугублять своё положение? Оно и так было в жопе.
– Именно, – улыбается Адам, – а почему потом со мной драться начала? Разве это не усугубило бы ситуацию?
Он пригубливает, бросает удовлетворённый взгляд в чашку и снова смотрит на меня.
– Вдумайся, Виктория, тебя продали, ты с огромным мужиком наедине, который явно сильнее тебя, и при этом выбираешь его ударить. Это тоже был выбор. Который наверняка усугубил бы твой положение.
– К чему ты ведёшь? – хмуро спрашиваю я.
– К тому, Виктория, что ты не знаешь всех обстоятельств, которые привели тебя на аукцион. Ты обвиняешь подругу. Отмечу, что обоснованно. Но всё остальное… Ты не знаешь. Но у тебя сильная интуиция. Интуитивно ты чувствуешь, что тебе действительно сейчас безопаснее всего рядом со мной.
Я потираю виски, пытаюсь совместить две картинки: синеглазый незнакомец, доводящий меня до оргазма на багажнике своего дорогущего автомобиля, сидящий в кресле и рассказывающий мне, как именно он будет лишать меня купленной девственности. Он же, прессующий меня морально в душе инструкцией к крутилкам и вытирающий кровь из носа. Ну и прочее.
И этот доброжелательно настроенный хищник сейчас напротив меня, рассуждающий о выборах и безопасности. Ау! Мистер! Я не узнаю вас в гриме!
– Адам, что происходит? – решаюсь прямо спросить. – Сначала ты говорил, что собираешься меня девственности лишать. Всячески. Сейчас являешься как ни в чём не бывало, беседы беседуешь. Рассуждаешь о безопасности. Я там, после аукциона, говорила с твоим братом-близнецом?
23. О сопротивлении
Леденею под его пронзительным взглядом и от вида холодной усмешки.
– У меня нет брата-близнеца, – вкрадчиво говорит Адам.
Он отпивает чай, небрежно откидывается на спинку и скрещивает руки на груди – невольно сглатываю от хищной грации этого движения и явно проступившего рельефа на мощных руках.
– Тебе тот Адам был больше по душе? – прищуривается, – могу вернуть.
Прежде чем успеваю сказать да или нет, сдвигает столик, оказывается рядом со мной на диване, хватает и усаживает меня к себе на колени.
Дух захватывает от ощущения крепких рук, от его власти надо мной… какой же он сильный, мамочки… вдыхаю запах его парфюма, его внезапная близость пьянит, у меня стучит в висках, дыхание перехватывает, становится жарко.
Его губы так близко к моим, а глаза… смотрю в них, тону в синеве и не могу отвести взгляд.
– Хочу тебя поцеловать, как только увидел в парке, – его дыхание греет мои губы.
Смущаюсь, как никогда. Забываю обо всём. Прежде чем успеваю себя остановить, тихо шепчу:
– Если так хочется…
Властным движением Адам зарывается в мои волосы и берёт мои губы поцелуем. Нарочито грубым, жёстким. Рука на затылке не даёт отстраниться, ладонь на спине мешает вывернуться.
Я… поддаюсь его давлению и приоткрываю губы, мой рот полностью в его власти, он хозяйничает внутри, прижимая к себе. Я стискиваю бёдра от страстного, нарастающего желания.
Он отрывается резко, смотрит пристально. Прижимает пальцы к моим губам.
– Надо было сразу так? – усмехается.
Вот не мог промолчать?! Злюсь и начинаю вырываться.
Смеётся, легко удерживает меня на руках.
– Да ладно тебе, боевая малышка, – от неожиданно добродушного тона замираю и озадаченно смотрю на него.
Адам пожимает плечом.
– Видишь, и хотел бы погрубее, – улыбается он, – но где-то растерял весь запал. Ты такая уютная в этих джинсах. Растрёпанная ветром. Безумно сексуальная.
Он проводит пальцами по моим волосам, пока я пытаюсь справиться с чувством тотального офигевания.
– Если бы на тебе была юбка, я бы довёл бы тебя до оргазма совершенно точно, – говорит он.
– А…
– Нет, пока без оргазмов, – с притворной суровостью сдвигает брови он, – на тебе джинсы.
– …
– Да, Виктория, – прижимает к себе и целует мои волосы. – Знаешь, в некоторых штатах, соединённые которые, если при изнасиловании женщина была в джинсах, изнасилованием это суд не считал.
Обречённо вздыхаю, затаившись в его объятиях.
– И что, даже не спросишь, почему? – вкрадчиво спрашивает он.
Второй раз вздыхаю ещё обречённее и интересуюсь тихо:
– Почему?
– Потому что считается, – с явным удовольствием сообщает он, – что с женщины можно стянуть джинсы только добровольно. Если она сопротивляется, то их нельзя снять.
Пока я пытаюсь постичь эту странную логику, что весьма проблематично, так как мозги в тотальном желе от его близости, от этих объятий, от… от всего! – Адам вкрадчиво интересуется:
– Так что, Виктория. Ты сейчас в джинсах. Что накладывает некоторые ограничения на возможности того Адама, с которым ты была уже знакома, и которого только что затребовала.
Его шёпот тревожит волоски рядом с ухом, а рука чувствительно и сильно сжимает моё бедро.
– Так что, Виктория? – в его низком бархатистом голосе явственно слышатся чувственные нотки, – если я продолжу… прямо здесь. Ты будешь сопротивляться?
24. О желаниях
А я и сама не знаю, буду я сопротивляться или нет…
Не нахожу ничего умнее, чем сказать:
– Это просьба?
Адам смеётся глубоким низким смехом, безумно красивым и будоражащим, так и хочется его слушать… Его объятия становятся другими – побережнее, что ли.
Он гладит меня по волосам, да и весь расслабляется, садится удобнее и меня поправляет у себя на коленях. Внезапно становится очень уютно.
– Нет, Виктория, – в голосе явно слышится улыбка, – не хочу, чтобы ты сопротивлялась, и уж тем более не хочу принуждать.
Он делает паузу, за которую я пытаюсь осмыслить нового, предлагаемого мне Адама.
– Я очень много работал, – спокойно говорит он, – некоторые вопросы было разрулить весьма непросто. За восемь лет ни разу не делал себе отпуск. Выходных то было по пальцам пересчитать. Сегодня я собирался мирно пообедать с красивой женщиной, к которой меня безумно тянет.
Адам провёл по моим волосам, приподнял моё лицо, чтобы смотреть прямо в глаза.
– Хочу на тебя смотреть, – говорит он тихим проникновенным голосом со всплесками бархатистой чувственности, – хочу трогать, обнимать, гладить, целовать, – опускает взгляд на мои губы, сглатывает, добавляет тише: – особенно целовать.
Он начинает наклоняться к моим губам. Чрезвычайно медленно. Буквально по миллиметру. Я заворожённо смотрю на него.
Эта его нарочитая замедленность даёт мне десятки возможностей отстраниться. У меня есть время и упереться в него, и закрыть ладонью его губы или отвернуть голову.
Его губы всё ближе. Даже за затылок не удерживает. Полностью отдаёт мне решение – быть этому поцелую или нет.
Ещё ближе. Ещё и ещё. Совсем-совсем рядом.
Сдаюсь, обмякаю в его руках, приподнимаю лицо и приоткрываю губы ему навстречу.
Он замирает на мгновение и… касается мягко, медленно, проводит языком по губам, слегка давит, я поддаюсь и приоткрываюсь шире.
Его язык наполняет мой рот с неторопливой уверенностью, полным правом собственности, и я… издаю под его губами глухой стон, потягиваясь всем телом и прижимаясь к нему ближе.
Объятия тут же становятся сильнее, крепче, его рука нащупывает край одежды, широкая ладонь на моей спине, на голой коже.
Адам целует настойчивее, обрушивает меня в пряный коктейль возбуждения, злости на него и себя, ошеломлённости и… Чёрт, как же он целуется, это просто невозможно.
Я просто плавлюсь в его руках, от умелого давления, и…
Он разрывает поцелуй, смотрит на меня, касается моей щеки, рассматривает, скользит взглядом по лицу.
Не знаю, что делать, я вся горю, подрагиваю от желания и полной ошеломлённости происходящим.
– Очень чувствительная. До безумия чувственная, – шепчет Адам. – Желанная.
Снова целует. Настойчивее. Прижимает к себе теснее.
Я расплавляюсь. Теряюсь в этом чувственно-тягучем поцелуе. И… отвечаю ему, робко ласкаю его языком в ответ, глажу губами его губы.
Это просто невозможно как жарко! Стискиваю бёдра, открываюсь его давлению, и…
Адам снова отстраняется, внимательно и серьёзно рассматривает.
– Хочу для тебя самого лучшего, Виктория, – тихо говорит он. – Не буду вынуждать. Проведёшь этот день со мной?
25. О манипуляциях
Вопрос-то какой… Я прижимаю пальцы к своим губам, глубоко дышу, пытаясь обрести ясность мыслей.
Это очень сложно. Я на коленях у самого охрененного мужчины, которого только можно вообразить. Внешне, разумеется, что там за его обаянием на самом деле скрыто, страшно даже подумать.
Мне страшно. Мне страшно не только согласиться, но теперь… мне страшно… ма… ох тыж ё…
Прижимаю пальцы к своим губам, ошарашенно глядя на Адама, осознавая: мне страшно не только согласиться, но и… мне страшно отказаться!
А что если он примет отказ, отпустит и пропадёт из моей жизни, и я так никогда и не узнаю, каково бы это было с ним? Ведь теперь я точно знаю, когда он может быть со мной и таким: обаятельно-нормальным, со своей ноткой придури, опасный до безумия и…
Чёрт-чёрт-чёрт, да я хочу же его до безумия.
Адам смотрит на меня серьёзно, держит уверенно в своих сильных руках, чуть поглаживает кончиками пальцев по голой спине под одеждой, а я пытаюсь принять решение.
– Мне… мне обязательно отвечать прямо сейчас? – тихо спрашиваю я.
Адам медлит. Опускает глаза, но я успеваю заметить в них довольную искру. Гад!
– Не обязательно, – говорит он слегка улыбаясь. – Если поцелуешь меня сейчас сама, можешь вообще сегодня ничего не решать.
Вот тут я озадачиваюсь. И как он себе это представляет? Задаю этот вопрос вслух.
– Понимаешь, – хитро прищурившись, он смотрит на меня, – это возвращает нас к вопросу о выборе.
Поднимаю брови. Он кивает на стол.
– Хочешь допить чай? – спрашивает он.
Я и забыла про него. Нахожу это отличным поводом оттянуть решение.
– Да, хочу, – тихо говорю я.
– Вот видишь, ты сделала выбор, – довольно мурлыкает Адам, рассматривая мои губы. – Тогда следующий вопрос. Очевидно, что ты захочешь его допить, сидя у меня на коленях. Вопрос в том, ты хочешь его допить после нового поцелуя или до?
Глубоко вздыхаю. Очарование момента похерено им напрочь. Злобно смотрю на него.
– На диване с другой стороны стола от тебя! – цежу сквозь зубы я.
Адам снова смеётся своим потрясающим заразительным смехом, негромким и вибрирующим, от которого внизу живота томительно теплеет. Невольно улыбаюсь в ответ, чувствуя, как злость растворяется от его смеха и добродушного взгляда на меня. Вот как он это делает?..
Он бросает на меня озорной взгляд, легко встаёт с дивана со мной на руках, водружает с противоположной стороны стола, ставит передо мной свою чашку, а себе забирает свою.
Разливает чай и с довольным видом заявляет:
– Видишь, Виктория, как, оказывается, просто делать выбор. И даже не из тех вариантов, которые тебе предлагают.
Моргаю, рассматривая его, пытаясь въехать в то, что о чём он толкует. Адам отпивает свой чай и с прищуром смотрит на меня.
– Это типичная манипуляция, Виктория. Выбор без выбора называется. Особенно хорошо действует на маленьких детей. Ты хочешь убрать игрушки до мультика или после? Ты ляжешь спать с этой игрушкой или с той? При этом выбирает из несущественных вариантов, делая то, что нужно. Ребёнок убирает игрушки, родителю не важно, до мультика или после. Нужный выбор сделан: убрать игрушки.
– Но я сейчас… – начала было я, но он перебил.
– Да, ты сейчас увидела манипуляцию. И сделала выбор. Только вот в чём засада, Виктория. Ты не ребёнок, а умная женщина. И детские манипуляции с тобой не работают. Но, как уже понятно, отлично работают провокации. Я показал интересующие меня условия: у меня на коленях и с поцелуем. Спровоцировал тебя отказаться от того и другого, чтобы ты могла хоть немного ощутить контроль над ситуацией.
Адам положил локти на стол, упёрся подбородком в кулак и с подкупающей проникновенностью во взгляде сообщил:
– Тут вот какая штука, Виктория, – улыбнулся он. – Я не хочу тобой манипулировать или провоцировать тебя. Ты для меня ценна сама по себе. Я хочу, чтобы ты сделала выбор сама.
26. Перемещение
На этот раз усмехаюсь я. Скрещиваю руки на груди, рассматриваю его.
– Так это тоже манипуляция, – говорю я. – Про самостоятельный выбор. Я завишу от тебя. Выбора у меня нет.
– Конечно, – серьёзно говорит он. – Но это тоже твой выбор, решать, что выбора нет. В целом, меня это тоже устраивает. Поэтому пей чай, Виктория, и пойдём. Я запланировал для нас дивное приключение сегодня.
Чай пить расхотелось. По мне снова проехались катком. Ненавязчиво, и, главное, непонятно, зачем. Играет, сволочь. Хочет мне психику расшатать?
– Я наелась, спасибо. Мне нужно в уборную, – тихо, не поднимая глаз, говорю я.
– Иди. Жду тебя у главного входа.
Адам встаёт и выходит. Я ошеломлённо смотрю ему вслед. Широкая спина, напряжённая линия плеч. Чего он добивается этими разговорами? Что у него в башке вообще? Не понимаю.
В кошки-мышки со мной играет. Качели устраивает? Что ему нужно? Чтобы я разделась перед ним и он меня трахнул? Самое смешное, что если я так сделаю, он заявит, что это не интересно и скажет – одевайся.
Вообще ничего не понимаю. Интересно, он сам себя понимает?
Злющая на себя, на ситуацию, в которой оказалась, я почему-то допиваю чай, иду в туалет. Зачем-то долго смотрю на себя в зеркало, и, наконец, выхожу на улицу.
Адам стоит на крыльце главного входа, хмуро рассматривая кусты в горшках. Бросает на меня мимолётный взгляд, берёт за руку, сказав «идём», и ведёт по дорожке.
Двери в автомобиль для нас открывает Сергей. Адам – на переднее сидение, я – сзади, пристегнувшись.
Едем в молчании. Адам просто смотрит перед собой на дорогу. Сергей уверенно и быстро лавирует в потоке, даже ни разу не взглянув на меня через зеркало заднего вида, как это обычно происходило.
Незаметно я проваливаюсь в дремоту. Просыпаюсь оттого, что меня берут на руки. Пялюсь на Адама. Он немного хмурится, не смотрит на меня и размашисто идёт со мною на руках.
– Ты спала, не хотел будить, – сообщает он. – Но самолёт уже готов к вылету.
Я испуганно оглядываюсь. Адам несёт меня по бетонному покрытию… аэропорта к небольшому самолёту с трапом и распахнутой дверью.
Улыбчивая бортпроводница приветствует нас, говорит, что самолёт готов к взлёту.
Внутри стильно, лаконично и… явно очень дорого. Адам усаживает меня в глубокое нереально мягкое кресло, пристёгивает, садится в соседнее и пристегивается сам.
Я молчу. Адам берёт мою руку – она тонет в его широких ладонях, удобно устраивается в кресле и закрывает глаза.
– Полёт долгий, Вики, – не открывая глаз, говорит он. – Спи.
Вот теперь сна ни в одном глазу. Оглядываюсь. Пытаюсь осторожно высвободить руку, но ладони сжимаются, а на меня нацеливается пристальный синий взгляд из-под прикрытых век.
По спине пробивает мороз. Адам поглаживает мою руку, сжимает и снова закрывает глаза, устраивается удобнее в кресле и, похоже засыпает.
Смотрю на свою руку в его руках. На него. Снова на руку. Растеряно оглядываю дорогущий салон.
Одна моя рука свободна, поднимаю шторку сбоку – мы взлетаем.
Адам крепко держит меня за руку, спит, а я… Я смотрю на удаляющееся кольцо Москвы и в голове… ни одной мысли, что делать, как жить дальше. Я в полной прострации.
27. Обстоятельства
Похоже, что я всё-таки заснула. Потому что просыпаюсь оттого, что мне безумно хорошо.
Я в крепких объятиях. Прислушиваюсь к шёпоту в моих волосах.
– Вечность бы так с тобой сидел. Ты такая злюка. Очаровательная красивая злюка. Хочешь ведь. Всего и сразу хочешь. Но сама себе в этом не признаёшься. И злишься.
До меня доходит. Я на коленях у Адама. Обнимает и шепчет мне в волосы. Похоже, точно маньяк. Переклинило его на мне. Же-е-есть, Викусь, ну ты попала. И как теперь быть?
– Злишься ведь? – он уже не шепчет, в его красивом низком голосе слышится усмешка. – Ты проснулась, услышала мой шёпот. Решила, что я ненормальный. Я бы сам так решил. Но вот ведь какая штука. Я регулярно проверяю свою психику. У психиатра в том числе. Я совершенно. Тотально. Нормален. За исключением некоторой эксцентричности, естественно. Но это легко свести к тому, что у меня такое вот чувство юмора.
Он замолкает, а я, подумав, спрашиваю:
– Адам, для чего тебе нужно, чтобы я считала тебя психом?
Смеётся своим красивым смехом.
– Вопрос хороший, – отвечает он. – Нет, я не хочу, чтобы ты считала меня психом.
– Тогда зачем всё время сбиваешь меня с толку?
– Чтобы производить впечатление, – слышу в его голосе улыбку. – Понимаешь, наш мозг так устроен, что если что-то не понимает, он это думает. Я хочу, чтобы ты обо мне думала. Можешь считать это тоже манипуляцией.
Я вздыхаю.
– А по-нормальному нельзя? – спрашиваю обречённо.
Он усаживает меня на своих коленях так, чтобы видеть моё лицо. Пользуюсь этим, чтобы рассмотреть его внимательнее. Он улыбается, но в уголках губ усталые складки. Едва заметный хмурый залом между бровей. Тени под глазами.
Сейчас он мне уже не кажется таким идеальным, как раньше. Я вижу задолбанного в край мужчину, которому ещё и женщина зачем-то имеет мозг.
Забавно. Вообще-то, это именно он мне имеет мозг. Красиво, со вкусом, можно сказать, что выедая чайной ложечкой.
А ещё, меня ему купили. Как он говорил? Трофей? Почему сейчас… почему именно сейчас, мать его так, какого хрена вообще, я начала видеть в нём человека?
– По-нормальному? – усмехается Адам. – Можно. Только в нашей с тобой ситуации будет лживо и наиграно.
Он поднимает руку, подносит к моему лицу и останавливает её, не прикасаясь. Смотрит на меня. Я могу отстраниться, но… не двигаюсь и смотрю ему в глаза.
Адам слегка улыбается и касается моей щеки. Проводит пальцами, зарывается в волосы, поглаживает по затылку так, что по всему телу идут мурашки.
Ведь я всё также сижу на его коленях. Мы смотрим друг другу в глаза, молчим, а он придерживает меня за спину и поглаживает кожу под волосами. Приятно. Интимно. И… до одури хорошо.
– Я не хочу врать тебе, Виктория, – спокойно говорит Адам, рассматривая меня. – Притворяться плюшевым зайчиком не в моих правилах. Всю правду тебе вывалить не вижу возможности. По-нормальному между нами не выйдет. По той простой причине, что ты жива лишь потому, что ты рядом со мной.
Кажется, я просто окаменела. Адам убрал руку из моих волос, накрыл ладонью мои пальцы на моих коленях.
– Сегодня я забрал тебя, – продолжил он тем же спокойным тоном, – потому что сейчас это единственный способ обеспечить твою безопасность.
Он смотрит мне прямо в глаза.
– Я не хочу, чтобы тебя убили, – говорит он. – Ещё я не хочу, чтобы тебя украли и тобой шантажировали меня. Это сейчас основная опасность. Поэтому нам придётся жить вместе, Виктория. Теперь ты будешь везде меня сопровождать. Что бросает нас в новые обстоятельства, – он гладит мои пальцы. – Я нестерпимо тебя хочу. Более того. Похоже, что я конкретно так, по-взрослому в тебя влюбился.
У меня натурально падает челюсть, рот приоткрывается от изумления, я пялюсь на него ошеломлённо.
– Удивил? – усмехается он.
Киваю.
– Я сам себя удивляю, – его усмешка становится шире. – Короче, готовься, Виктория. Я тебя буду соблазнять. Настойчиво, постоянно, с неизменным напором, чтобы ты поддалась, наконец, своей чувственной страсти, которая просто фонтанирует из тебя.
Смотрит на меня с озорным прищуром.
– Я нестерпимо хочу начать это делать прямо сейчас.
28. Взлёт
Я смотрю на него, думаю, и… меня просто пробивает на смех. Я хохочу как безумная, прикрывая рот, вытирая слёзы, и никак не могу успокоиться.
Адам снисходительно смотрит на меня и явно, неприкрыто любуется.
Наконец, я успокаиваюсь и спрашиваю с кривой улыбкой.
– То есть, по-твоему, новость о том, что… как бы так сказать помягче. Короче, Адам, ты, конечно мастер прелюдий к сексу. Новость о смертельной угрозе прям да, прям в яблочко! Ты всем женщинам говоришь, что они умрут, если не лягут с тобой в постель?
Я думала, он тоже посмеётся, но он отвечает с улыбкой, впрочем, довольно серьёзно.
– Нет, Вика, ты первая.
– О… – я закусываю губу, – а ты у меня первый мужчина, с которым у меня был оргазм.
Так, похоже, что зря я это сказала, потому что он щурит глаза, улыбка принимает хищный оттенок.
– Ты флиртуешь со мной, Виктория? – он выразительно приподнимает бровь.
Я мотаю головой, а он смотрит мне прямо в глаза и говорит:
– Флиртуешь. Ты нереально красиво кончаешь, очень бурно и громко, я хочу это снова услышать. И увидеть. Кстати, ты права, я действительно мастер прелюдий. Но с тобой весь контроль летит нахрен. Хочу завалить, задрать юбку и отодрать, даже не снимая трусов. Просто сдвинуть в сторону и…
– Адам! – я покраснела до корней волос, – Ну зачем так-то…
– Хотел посмотреть, как ты краснеешь, – довольно ухмыляется он. – Тебе так идёт. Рыженькая. Красненькая. М-м-м…
