Текст книги "Лекарство (ЛП)"

Автор книги: Сьюзен Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Глава 4

– Клуб самоубийц? – спрашиваю я, оглядываясь по сторонам. Остальные кажутся абсолютно счастливыми, они улыбаются и смеются, но у меня такое ужасное чувство, как будто я пересекла границу и попала в другую, отвратительную версию реальности.

– Я не понимаю.

Даллас ухмыляется и долго пьет из стаканчика, прежде чем ответить.

– Мы не собираемся кончать с собой, глупенькая.

Глупенькая? Интересно, что у нее в стаканчике.

– Это значит, что мы идем гулять. Ты должна быть счастлива, что хоть на какое-то время уйдешь из этого жуткого места.

Она оглядывается.

– Джеймс, а ты счастлив?

Я чувствую укол ревности. Она спрашивает у Джеймса не только, счастлив ли он, что выходит, она спрашивает, счастлив ли он со мной. Джеймс оглядывает ее, пытаясь оценить ситуацию.

– Ну да, – пренебрежительно говорит он, – а что это такое, этот клуб самоубийц?

Уверенный голос Джеймса стирает улыбку с лица Даллас. Вместо этого она поворачивается ко мне и ставит стаканчик на стол, а ее поза говорит о ее раздражении.

– Помнишь Велнесс Центр? – спрашивает она. – А тут наоборот. Это место для тех из нас, кто не хочет носить рубашки поло и хаки. Для тех, кто хочет порадоваться тому, что могут выбрать – выбрать самоубийство, если мы так, блин, возжелаем.

Она пожимает плечами.

– Мы не хотим умирать, но просто интересно исследовать свою темную сторону, когда остальной мир твердо намерен похоронить ее.

– Это самая идиотская вещь, о которой я слышал, – говорит Джеймс, – и звучит опасно.

Даллас качает головой.

– Совсем нет. На самом деле, там безопаснее всего, если говорить о влиянии Программы. Ты можешь побыть самим собой, Джеймс. Когда в последний раз ты мог быть самим собой?

– Отвали, – бормочет он, разглядывая ноготь большого пальца. Я вижу, что ее слова задели его, и это выводит меня из себя. Джеймс всегда был сам собой. Может, он и не помнит свою жизнь, но его не изменили. Он – это все еще он сам. По крайней мере, я верю в это.

– Думаю, мы это пропустим, – говорю я, беря Джеймса под локоть. – Но все равно спасибо.

– Вы пойдете, – говорит Даллас, потом ее голос смягчается. – Вам нужно пойти. Это отличное место, чтобы искать новых членов. Там я и Каса встретила.

Она смотрит на него.

– Ты был таким красавчиком, – дразнит она, – эти большие карие глаза, длинные волосы… Я думаю, что привела бы тебя, даже если бы ты был в депрессии.

– Давай пока не раскрывать все наши секреты… – отвечает Кас, смущенно улыбаясь. Не знаю, было ли у них что-то или нет, да если честно, мне все равно.

– Так что, мы в бегах, скрываемся от Программы, но мы идем в клуб? – спрашивает Джеймс, указывая на очевидный недостаток в плане. – Почему бы просто не позвонить обработчикам и не попросить их подождать нас там?

– Ты такой забавный, – говорит Даллас с фальшивой усмешкой. – Конечно, в клубе самоубийц есть риски, но владельцы осторожны. Он никогда не появляется в одном и том же месте дважды – это полностью подпольное заведение. Только те из нас, кто в теме, слышат о встрече, да и то только за день. Не то чтобы они рекламируют себя.

Даллас облокачивается на стол.

– Не все хотят все время вести себя хорошо, так что они просто идут в клуб самоубийц, чтобы немного расслабиться. А когда речь идет о мятежниках, это лучшее место, чтобы найти их. Мы увидим, какие они на самом деле. Надо только отсеять по-настоящему больных и найти бойцов. Ведь и Риэлм нашел тебя так же, Слоан? Из-за твоего плохого поведения?

Когда она упоминает Риэлма, и я, и Джеймс настороженно смотрим на нее. Я не клюю на наживку Даллас. Предназначены ли ее слова для того, чобы задеть меня или встать между мной и Джеймсом, я не дам ей еще больше шансов, чем те, за которые она уже пытается ухватиться. Хотя, она и правда задевает меня, и я стараюсь запрятать поглубже воспоминания о Майкле Риэлме и то, как ужасно я скучаю по нему и волнуюсь из-за него. Даллас довольно смотрит – та девушка, которая поделилась со мной своими секретами, спрятана за макияжем и той выпивкой в ее стаканчике. Наше молчание она принимает за согласие.

– Через час мы уезжаем, – говорит она, – Слоан, я найду тебе что-нибудь подходящее из одежды и пошлю в твою комнату. Они нас не пустят, если ты будешь такой скучной. Джеймс, – она улыбается, – ты и так хорошо выглядишь.

Мы с Джеймсом стоим там как два идиота, смотрим на нее, а Даллас смеется и пьет в другими мятежниками, как будто нас вовсе нет.

* * *

Джеймс скептически смотрит на меня.

– И что, предполагается, что я соглашусь, чтобы ты пошла в таком виде? – спрашивает он, потирая подбородок и описывая круги вокруг меня. – По-моему, я могу разглядеть твою матку.

– Да нет же, – смеюсь я и поворачиваюсь, чтобы он оглядел меня.

Он с сомнением смотрит на меня.

– Короткая.

– Не такая уж и короткая. А сапоги ничего, крутые.

Я поднимаю ногу, рассматриваю черные кожаные сапоги с шипами, которые прислала Даллас. Они немного велики, но я надеюсь, что поэтому они не будут слишком натирать.

Ни я, ни Джеймс не заинтересованы в том, чтобы выходить, но теперь, когда я одела эту короткую черную юбку с порванной футболкой, и на мне столько макияжа, что моя семья не узнает меня, я чувствую себя… хорошо. Как будто сегодня вечером я могу побыть другим человеком.

– Если ты будешь так одета, все кончится тем, что я подерусь с кем-нибудь, – говорит он.

– Я знаю, – я улыбаюсь. – Даллас с остальными ждут в основном помещении, так что нам, наверное, лучше поторопиться, пока она не разозлилась еще больше.

– А это возможно? – говорит он и подходит к тумбочке. Вытаскивает из вещмешка футболку и поворачивается ко мне. Он не брился, и на щеках у него щетина, а под глазами круги.

– Слоан, – спрашивает он, – ты уверена, что это хорошая мысль?

Что-то беспокойно шевелится у меня в животе.

– Я уверена, что это ужасная мысль, – говорю я, – но я не знаю, что еще делать. Мы можем отказаться, даже сбежать вместе с Лейси – но правда в том, что нам некуда бежать. Мы не можем уйти, не получив ответов, или все кончится тем, что мы будем беззащитны, и нас заберут в Программу.

Джеймс замирает, думает над моими словами, но у него, видимо, нет лучшего плана, потому что он снимает футболку и надевает через голову чистую. Я жду у двери, но потом замечаю, что на мне еще надето кольцо, то самое пластиковое кольцо, которое Джеймс подарил мне у реки. По сравнению с одеждой для взрослых, которую я ношу, оно выглядит по-детски, так что я снимаю его и кладу на тумбочку. Джеймс вопросительно поднимает одну бровь.

– Оно слишком милое, – говорю я и улыбаюсь. Джеймс снова смотрит на мою одежду и, тяжело вздохнув, соглашается. Сегодня вечером я – другой человек.

* * *

Я вижу, что все собрались в общей комнате, и выглядят они настолько нелепо, что я начинаю думать: у меня галлюцинации. Даллас, вся в черном и красном, похожа на готичное привидение. Кас стоит рядом с ней, его длинные волосы закрывают лицо, глаза подведены. Все, включая меня, выглядят так, как будто вышли из какой-то любительской пародии на «Семейку Адамс».

– Одежда у меня не свосем подходящая, – говорит Джеймс.

– Да нет же, – говорит Даллас и улыбается. – С тобой все отлично. Я наделась, что сегодня вечером ты поведешь. Нам нужно, чтобы за рулем был кто-то, кто прилично выглядит. Ты не можешь быть еще более незаметным.

Я закатываю глаза и отворачиваюсь. Говорить ей, чтобы она не обращала внимания на моего парня, кажется как-то по детски, и я хочу верить, что выше этого. Но если она сделает это снова, я, может, ей глаза выцарапаю.

– И где это место? – спрашивает Джеймс.

– Клуб на улице Келси, в двадцати минутах отсюда. Я покажу.

Джеймс кивает, но потом замечает что-то. Я смотрю в ту сторону и вижу Лейси, которая стоит в дверях. Она не одета как для клуба самоубийц. Наоборот, на ней мешковатые штаны и футболка, которая ей велика, и на которой написано OREGON DUCKS.

– Я неважно себя чувствую, – говорит она. Ее лицо без макияжа резко выделяется на фоне накрашенных лиц. – Поеду в следующий раз.

Кас сразу подходит к Лейси, касается ее руки. Он что-то шепчет ей на ухо, и через секунду Лейси смотрит на него и медленно кивает. Я хочу знать, что сказал Кас, что такого он знает о Лейси, чего не знаю я. Она мой друг – а он просто парень, которому она сломала нос. Кас кладет ей руку на плечо и хочет увести ее, но я быстро выбегаю за ними в коридор.

– Лейси, – зову я ее. Она оборачивается и смотрит на меня усталыми глазами.

– Пожалуйста, не волнуйся за меня, Слоан, – говорит она. – Это вредно и для тебя, и для Джеймса. Мне просто нужно немного поспать, вот и все. Иди развлекайся – завтра поговорим.

– Я останусь с ней, – говорит Кас, – я уже много раз был в клубе самоубийств. Один вечер Даллас переживет без меня.

Он поворачивается к Лейси и мягко улыбается ей, но она не улыбается в ответ. Наоборот, ее глаза беспокойно бегают по комнате, как будто все, что ей нужно – сон. И одиночество.

– Думаю, мне не следует оставлять тебя, – я иду к ней, но Лейси напрягается.

– Слоан, – говорит она, – я люблю тебя, но пожалуйста, ничего личного. Обещаю. Я просто устала, и я не была одна с тех пор, как уехала из Орегона. Мне просто нужно немного пространства.

Она поворачивается к Касу и скидывает его руку с плеча.

– И это включает тебя, Казанова. Мне не нужно, чтобы ты надо мной кудахтал или пытался залесть ко мне в трусы.

Кас громко смеется и потом прячет улыбку. Не знаю, собирался ли он приударить за ней, или же просто Лейси знала, как смутить его, чтобы он отстал. Он поднимает руки, показывая, что сдается, и Лейси благодарит его. Она идет к себе в комнату, исчезает за углом, и потом я слышу, как она закрывает дверь.

Я стою на месте, не знаю, что делать. Кроме кровотечения из носа и желания побыть одной, с Лейси, кажется, больше ничего не происходит. Нет признаков настоящей депрессии – кругов под глазами, спиралей, расстройств поведения. Она же вылечилась. Она потеряла Кевина – Кевина – и, может, ей нужно чуть больше времени, чтобы смириться с этим. Как и всем нам.

Кас снова заходит в основное помещение. И я решаю дать Лейси отдохнуть этой ночью, но клянусь, что завтра достану ее. Рано или поздно она все расскажет. Мы пройдем через это вместе. Я захожу в комнату и ищу глазами Джеймса. Вижу, что он сидит на столе, а Даллас стоит рядом, и они о чем-то оживленно болтают. Джеймс что-то говорит, чего я не слышу, и она смеется и, наклонившись, случайно касается его колена. В груди у меня вспыхивает пламя ревности.

Даллас, чувствуя мое присутствие, смотрит на меня и убирает руку от Джеймса. Она оглядывает комнату.

– Ну, – заявляет она, хлопнув в ладоши, – теперь, когда все в сборе, пора повеселиться.

Она указывает на лестницу, и комната быстро пустеет. Джеймс смотрит на меня и мой наряд так, как будто только что вспомнил, как вызывающе я выгляжу. Подойдя ко мне, он закусывает губу, и когда он берет меня за руку, моя ревность улетучивается.

Рядом с нами появляется Кас, и Даллас идет в нашу сторону.

– Думаю, я останусь тут, – говорит Кас, обменявшись взглядом с Даллас, – пригляжу ту за всем.

– Если дело в Лейси, думаю, ей бы не хотелось, чтобы ты ее беспокоил, – быстро говорю я.

– А что не так с Лейси? – спрашивает Джеймс.

Я пожимаю плечами.

– Ей просто нужно немного пространства.

Джеймс пытается найти скрытый смысл в моих словах, но его нет.

– Думаю, она просто устала. – я говорю серьезно.

– Это твой диагноз, доктор? – спрашивает Даллас. Я сжимаю зубы и поворачиваюсь к ней.

– Даже если ты и права. – добавляет она, – мы не оставляем людей в одиночестве на наших базах – в депрессии они или нет. Они могут выдать нас, непредумышленно или даже намеренно. Самоубийцы так непредсказуемы.

– Она не самоубийца, – говорю я.

– Конечно, – отвечает Даллас. – В любом случае, Кас остается. А нам нужно двигать в клуб, так что вы, двое, будьте любезны, пошевелите задницами…

Я смотрю на Джеймса, но он потерялся в своих мыслях, оценивая ситуацию, анализируя варианты. Через секунду взгляд его светло-голубых глаз останавливается на мне.

– Что думаешь делать? – спрашивает он.

– Ты мне нужен, Джеймс, – перебивает Даллас, она трезвее, чем я думала. – Лейси тут будет утром, и вы трое можете поиграть в психологов. Но теперь ты нужен мятежникам. У нас тут не хватает грубой силы.

Она смотрит на Каса.

– Без обид.

– Без обид, – Кас клает руки в карманы, но он, кажется, не очень расстроен, что не пойдет в клуб самоубийц. На самом деле, я думаю, ему не терпится снять темную одежду и смыть макияж.

От молчания Джеймса Даллас теряет терпение, и ее скорлупа начинает ломаться.

– Пожалуйста, пойдем сегодня с нами, – говорит она, – мне нужно прикрытие, защита для мятежников от обработчиков. Я не справлюсь в одиночку. А Касу слишком часто ломают нос. В тебе, в вас обоих, – добавляет она, – есть что-то, что вдохновляет людей. Мы тут просто загибаемся. Нам нужны новые члены, а я не знаю, когда будет следующее собрание клуба.

Ее просьба, должно быть, ударила в нужное место, потому что Джеймс, не советуясь со мной, сразу кивает. Джеймс, по правде говоря, не боец. Но у него доброе сердце, и даже то, что он почти все время притворяется идиотом, не может это скрыть. Я люблю это в нем. И, чувсвуя беспокойство и страх, я позволяю ему повести меня в клуб самоубийц.

* * *

На здании нет никаких надписей. На сером каменном фасаде угрожающе блестят железные решетки на окнах, на стене вьется засохшая бугенвиллия (декоративное растение, которое может вырастать до огромных размеров – прим. перев.). Разломанная табличка над дверью намекает на то, что раньше здесь был тату-салон. Даллас указывает Джеймсу на заднюю дверь, и мы паркуемся рядом с другими машинами у входа. Так странно, что группа подростков, без всякого присмотра со стороны обработчиков, свободно идет по улице. Вкус у свободы потрясающий, как будто я вырвалась из-под надзора и упиваюсь жизнью.

У дверей клуба самоубийц стоит вышибала, парень пугающего вида, с браслетом, украшенным гвоздями, которому, похоже, нравятся чрезмерно узкие майки. Он осматривает каждого из нас, светит фонариком в глаза. Говорят, что когда болезнь – депрессия – овладевает человеком, глаза действительно меняются. И что если знаешь, что искать, можешь увидеть там смерть. Прошло совсем немного времени после нашей встречи с Лайамом в Велнес центре. Он был болен, выкрикивал мне ужасные слова. Я видела его, когда болезнь полностью овладела им, и с глазами у него было что-то не так.

Полагаю, именно это и ищет вышибала: проверяет, не станем ли мы заражать своими самоубийственными мыслями остальных. Когда Джеймса, который идет впереди, пропускают, я с облегчением вздыхаю. А когда меня пропускают следом за ним, я перестаю трястись.

Глава 5

Внутри клуба все застлано сигаретным дымом. Оштукатуренные стены больших помещений окрашены в темно-фиолетовый цвет, из-за ультрафиолетового и неонового освещения кажется, что густые тени создают эффект глубины. Мимо меня проходят люди, их болтовню заглушает музыка – тяжелая пульсация басов бьет по ушам, оглушает. Я полностью поглощена этим – я и забыла об этом, о чем-то темном внутри меня. О той части меня, которая привыкла грустить, и, быть может, все еще грустит.

Джеймс приобнимает меня за талию и указывает на свободный барный столик. Я сажусь, а он стоит рядом со мной, оглядывается по сторонам.

– По правде говоря, меня не привлекают такие развлечения, – говорит он. Похоже, он не чувствует ту печаль, что чувствую я. Его не привлекают такие вещи, и я снова вспоминаю наше утерянное прошлое и думаю, что о нем могут рассказать такие моменты, как этот. Быть может, Джеймсу никогда не было грустно. Может, это мне всегда было грустно. В какой-то момент я чувствую, что выпадаю из реальности и хватаюсь за рукав футболки Джеймса, чтобы удержаться, вернуться назад, в реальный мир.

Теперь мне нужно хорошенько спрятать свою неуверенность, потому что Джеймс целует меня в макушку головы, легонько проводит рукой по черным сетчатым чулкам и шепчет, что он скоро вернется. Я не хочу, чтобы он уходил, но ничего не говорю, и он исчезает. Здесь я чувствую себя уязвимой, обнаженной. Напротив меня, в кабинке, сидит парочка, они целуются, тесно прижавшись друг к другу, и не обращают внимания на остальных. Я отвожу глаза, но замечаю в толпе потерянные взгляды. Я читала листовки Программы, те, что моя мать оставляла у телефона. В Программе говорят, что зараженные обычно выказывают все признаки ненормального поведения, включая половую распущенность, гнев или депрессию. Может, добрым докторам и не приходило в голову, что влюбленные просто хотят друг друга, злятся или расстраиваются. Это не всегда болезнь.

И когда я думаю об этом, я замечаю парня, который стоит, опершись о стену, с пирсингом в губе и на брови. Он смотрит по сторонам, и его темные волосы наполовину закрывают лицо. Может, дело в том, как он стоит или в обстановке, но его отчаяние бросается в глаза.

Я вспоминаю, где я, и внезапно музыка становится слишком громкой, воздух слишком прокуренным. Я опираюсь локтями о стол и прячу лицо в ладони. Я едва справляюсь с тревогой, которая снова всколыхнулась во мне, когда чувствую, что рядом кто-то есть.

– Ну ты и зануда, Слоан, – говорит Даллас. В руках она держит чистый пластиковый стаканчик с ярко-красной жидкостью. Очевидно, в клубе опасаются давать своим членам стеклянную посуду. Даллас медленно отпивает из стаканчика, пробегает по мне взглядом и останавливается на красном шраме на моем запястье. Зрачки у нее как булавочные головки, и я думаю, под чем она – это просто алкоголь или наркотики.

– И сколько раз ты пыталась покончить с собой? – спрашивает она.

С моих губ слетает слабый стон: ее вопрос приносит боль, которую я не могу связать с определенным воспоминанием. Но я внезапно начинаю ненавидеть ее. Я отчетливо понимаю, что она делает, как она пытается спровоцировать меня.

– Ты отлично знаешь, что мне не вспомнить, – говорю я, – но уверяю тебя, сейчас я не собираюсь кончать с собой – если ты на это надеешься.

Даллас усмехается, снова отпивает из стаканчика.

– И зачем мне это, как думаешь?

Я смотрю в сторону Джеймса, который стоит у бара, протянув деньги бармену с татуировками и подозрительно глядя на красную жидкость в стаканчике. Даллас цокает языком.

– Да ну, Слоан, – говорит она, склонившись ко мне, и мы смотрим на моего парня, – если бы я хотела Джеймса – по-настоящему хотела – чтобы получить его, мне было бы не нужно, чтобы ты умерла.

Я готова выбить стаканчик из ее рук и сказать, чтобы она протрезвела до того, как я вышибу из нее дух, но к нам подходит Джеймс, ставит передо мной стаканчик. Он даже не замечает Даллас.

– Понятия не имею, что это, – говорит он, – но тут подают только этот напиток.

– Это называется Bloodshot (аналог «Кровавой Мэри» – прим. перев.), – говорит Даллас. – Ты от него начинаешь чувствовать.

Она ухмыляется, когда Джеймс смотрит на нее через плечо, ее губы испачканы в красной жидкости. Кончиками пальцев она гладит Джеймса по плечу, а он, не убирая руку, смотрит на нее, как будто она выжила из ума.

– Увидимся позже, – шепчет она ему и уходит, а другие парни в клубе – включая и того, что стоит у стены – провожают ее взглядами. Когда Даллас уходит, Джеймс садится.

– Что, блин, с ней не так? – спрашивает он, берет стаканчик и нюхает жидкость перед тем, как сделать осторожный глоток.

– Она чокнутая, – говорю я и выпиваю из стаканчика, чтобы отбросить сомнения и тревогу. Вначале вкус невероятно сладкий, и я корчу гримасу, проглотив ее. Я не верю Даллас. Она не могла бы получить Джеймса – даже если бы я была мертва. Джеймс тяжело вздыхает, рассматривает напиток.

– Крепкий, – говорит он, отодвигая его в сторону.

Я киваю и делаю еще один глоток. Горло и грудь мне обжигает – но мне это нравится. Мне нравится, как быстро напиток заставляет мое тело расслабиться, мысли спутаться. Я допиваю и смотрю по сторонам, а Джеймс пододвигается ко мне и шепчет в ухо, и его рука ложится мне на колено.

– По-моему, этот тип принял что-то покрепче, – говорит он и показывает на парня, за которым я наблюдала. Но я потеряла интерес к парню-самоубийце.

У меня кружится голова от удовольствия и, когда Джеймс гладит пальцами мою кожу, от желания. Он еще не успевает закончить фразу, а я оборачиваюсь и целую его, только на секунду сбив его с толку, а потом его пальцы зарываются мне в волосы, его язык оказывается у меня во рту. Мир вокруг нас блекнет, и остаемся только мы, между поцелуями мы бормочем признания в любви. Я так много чувствую и почти не думаю. Скоро я встаю со стула и мы танцуем, смешавшись с толпой, Джеймс прижат ко мне, а музыка строит стену вокруг нас.

Красные напитки. Печальные глаза. Я целую Джеймса, пробегаюсь пальцами в его волосах, и мне так хочется, чтобы мы оказались в другом месте. Так и есть. Джеймс ведет меня по темным лабиринтам коридоров и прижимает к холодной стене. Когда он кладет мое бедро себе на ногу, у меня перехватывает дыхание. Он целует меня в шею, в плечи.

– Джеймс, – я глубоко дышу, я почти растворилась в своих чувствах, когда меня ослепляет яркий свет.

– Эй! – кто-то громко кричит. Джеймс встает напротив меня, но оборачивается к свету, подняв руку, чтобы прикрыть глаза.

– Вам двоим тут нельзя быть, – говорит человек.

Я слишком долго сосредотачиваю взгляд и вижу, что мы находимся в какой-то задней комнате, среди ящиков и коробок. Я касаююсь ладонью голого цемента стены, а через приокрытую дверь светят лампы в клубе. Я не пьяна. Со мной происходит что-то еще, что-то лучше.

– Я думаю, они что-то добавили в напиток, – бормочу я, а Джеймс отходит от меня. Я пытаюсь поправить одежду, но едва не падаю на высоких каблуках, и Джеймсу приходится схватить меня за руку. Он еще разгорячен и только через секунду понимает, о чем я говорю.

– Уверена? – спрашивает он. В растерянности смотрит по сторонам, на меня, и потом тихо чертыхается.

– Ага, точно, – соглашается он. Я позволяю ему отвести меня к вышибале, который держит дверь открытой. Когда мы проходим мимо, он качает головой, больше обеспокоенно, чем сердито.

– Оставайтесь в клубе или топайте домой, – говорит он нам вслед. Джеймс усмехается и отвечает, что сделает все возможное.

Мы снова заходим в накуренное помещение, и Джеймс останавливается, чтобы оглядеться. Нас окружают тихие голоса и громкая музыка, и я снова растворяюсь в них. Я нахожусь в гиперреальности, где все правильно и ничто не может причинить боль. Мне это нравится.

– Ты в порядке? – спрашивает Джеймс, беспокойно нахмурившись. Я хочу прикоснуться к нему и кладу ладонь ему на щеку. Я думаю о том, как сильно я люблю его и перед тем, как сказать ему это, я встаю на цыпочки и целую его.

– Я хочу тебя, – бормочу я. Внезапно я понимаю, что нуждаюсь в нем, нуждаюсь в этой близости так, как никогда раньше. В силе наших объятий, в его губах, прижатых к моим —

– Слоан, – говорит Джеймс, отводя мои руки от себя. Он наклоняется, чтобы посмотреть мне в глаза и улыбается. – Хотя больше всего на свете я хочу снять с тебя этот нелепый наряд, я бы хотел сделать это наедине.

Он кивает подбородком на происходящее вокруг нас, и я вспоминаю, что мы на людях. Я потираю лоб, пытаюсь разобраться в ощущениях. Быстро моргаю и смотрю на Джеймса.

– Экстази? – спрашиваю я.

– Наверное. Но я не понимаю, зачем они добавляют его в напитки. В любом случае, надо убираться отсюда. Давай найдем Даллас.

Когда он говорит о ней, я кривлю губы, но мы все равно начинаем ходить по клубу и искать ее. Все лица словно в тумане, и чем больше я пытаюсь сосредоточиться на них, тем сложнее это становится. Лица накладываются на лица, повсюду голоса – в моей голове. Я замедляю нас, так что Джеймс прислоняет меня к стене.

– Жди здесь, – говорит он, – я сейчас вернусь.

Я смотрю, как он растворяется в толпе, потом прислоняюсь к стенке и закрываю глаза. Сладось красного напитка поблекла, оставив после себя металлический привкус.

– Гадость, – говорю я, жалея, что у меня нет бутылки воды.

– Это фенилэтиламин, – кто-то говорит рядом со мной, – среди прочего.

Я не особенно удивляюсь, увидев парня с пирсингом. Он поворачивается ко мне лицом, и вблизи я вижу, что его глаза еще темнее, но не такие уж и безжизненные.

– Предполагается, что наркотики введут нас в эйфорию, прогонят депрессию, – говорит он, – но по-настоящему они всего лишь сносят нам крышу.

– Я заметила, – говорю я, заинтересовавшись его лицом. Мне хочется дотронуться до одного из его колец, но потом я сжимаю кулак, чтобы отогнать эту мысль.

– А это законно, что они дают нам наркоту? – спрашиваю его.

– По закону мы даже не должны быть тут, так что мы просто не можем их сдать.

– Точно.

Хотя я и знаю, что сама не своя, мне нравится это чувство – беззаботная легкость. Печаль, с которй я пришла сюда, исчезла. Как будто мне больше никогда не будет грустно. Я чувствую себя неуязвимой. И мне интересно, происходит ли то же с этим парнем.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я его.

– Просто зови меня Адам.

Ты так говоришь, как будто это не твое настоящее имя.

– Он кусает губу, чтобы скрыть усмешку.

– Нет. Знаешь, для того, кто выпил целый Bloodshot, ты достаточно умна.

– Или, может быть, ты просто общаешься с дураками.

Он смеется, подойдя ко мне поближе. Когда он вздыхает, я понимаю, что губы у него не окрашены в красный – в тот оттенок, в который окрасились губы Даллас (и мои тоже?) от напитка. Пил ли он его?

– Нам нужно убираться отсюда, – говорит Адам, показывая на дверь. – У меня есть машина, и дома очень уютно. Ты где остановилась?

Он говорит это в открытую, даже хотя просит меня уехать с ним. И, быть может, я бы просто отмахнулась от него, сказала бы, что Джеймс ему задницу надерет, но меня беспокоит то, что он не говорит мне своего настоящего имени. Я едва не спрашиваю его об этом, но тут появляется Джеймс, он выходит из толпы, а вслед за ним идет Даллас – держась за руки с парнем с сиреневыми волосами, в очень уж обтягивающих джинсах.

Джеймс подозрительно смотрит на меня и Адама.

– Этот разговор закончен, – бормочет он и отводит от стены. Я и не замечала, как она помогает мне стоять на ногах.

– Тебе не стоит разговаривать с незнакомцами, – тихо говорит Джеймс, глядя в сторону Адама.

Даллас наконец догоняет нас, отпустив своего спутника.

– Я еще не ухожу, – заявляет она. Я хочу возразить, но она широко улыбается и протягивает ключи, которые висят у нее на пальце.

– Но вы двое идите, – говорит она, – я поеду на другой машине.

Она кивает на парня рядом с ней.

– Это кажется чистейшим безумием, но прямо сейчас я не хочу спорить. Это место подавляет, завораживает… усыпляет. Джеймс берет у нее ключи, и мы идем к ее машине. Я слышу голос Адама.

– Доброй ночи, Слоан, – зовет он меня. Я оборачиваюсь и машу ему рукой, потому что он же не полный отморозок.

– И тебе.

Я следую за Джеймсом, беру его за руку, когда мы проталкиваемся через толпу, которая жаждет попасть внутрь. И только когда мы оказываемся на улице и нас овевает ночная прохлада, у меня по спине пробегают мурашки, и я оглядываюсь на здание. Потому что я понимаю… что не говорила Адаму, как меня зовут.