Текст книги "Летнее убежище"
Автор книги: Сьюзен Виггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
– Да, Джордж, очень.
Это тихо произнесенное «да» отозвалось в его груди сладостной музыкой, и он обнял ее одной рукой, защищая от ветра. Нельзя ему было этого делать! Стоило ему коснуться Джейн, как исподволь тлевшая в нем страсть вспыхнула огнем, сжигая дотла все его самоотверженные попытки забыть о ней. Не в силах сдержать свой порыв, он схватил ее за плечи и в жарком поцелуе приник к ее губам. «Наконец-то! Какое счастье!»
У нее вырвался какой-то приглушенный звук… Не хочет его? Или уступает? Затем ее сумка со стуком упала на тротуар. И она обеими руками схватила его за рубашку и притянула к себе.
В голове Джорджа промелькнула мысль, что она – возлюбленная его брата, и он попытался отстраниться.
Но не смог ее отпустить.
Джейн! Сама Джейн обнимала его, цеплялась за его рубашку и отвечала на его поцелуй с такой неистовой страстью!
И вдруг в его сознании что-то сдвинулось, может, этот ледяной ветер изменил направление…
«Нет, нельзя! Нет-нет!»
С усилием, доставившим ему физическую боль, он шагнул назад и вытянул руку, отстраняя ее от себя.
Она заморгала от бьющего в лицо ветра, и по ее щекам потекли слезы.
– Джордж…
– Черт! – Собственный поступок до того его напугал, что он и слушать ее не хотел. – Пойми, мы… Мы не можем… – Он лихорадочно подыскивал нужные слова. – Я пришел… Мне нужно было убедить тебя не выходить замуж за брата.
Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, полными ужаса и мольбы.
– Джордж, – тихо проговорила она, а потом добавила еще тише, и за ревом ветра он едва расслышал: – Ты знаешь, что может меня убедить.
Да, черт возьми, он знал, но не мог ей этого предложить.
– Из этой затеи не выйдет ничего хорошего, – сказал он, чувствуя неимоверную тяжесть в сердце. – Оставь семью Беллами в покое. Я прошу тебя…
– Именно поэтому, – сказала она, приходя в себя, как внезапно разбуженный от сна спящий, – я отказываюсь делать то, о чем ты просишь.
– Джейн…
Она нагнулась и взяла сумку.
– Если ты любишь своего брата, забудь о том, что произошло.
– А если бы ты его любила, ты не позволила бы мне целовать себя! – закричал он, перекрывая вой ветра.
– Я не позволяла.
– Да, не позволяла, а умоляла меня об этом!
Она смертельно побледнела.
– Если кто-то и собирается все разрушить, так это ты сам, Джордж. Если ты не можешь стать Чарльзу таким братом, какой ему нужен, то все погибнет. Пойми, я хочу, чтобы ты…
– Нет, больше ничего не говори…
– Я хочу, чтобы ты радовался за Чарльза и за меня. Чтобы ты танцевал на нашей свадьбе, празднуя нашу любовь.
– Вашу любовь? – не веря своим ушам, переспросил он. – Вашу любовь?!
– Чарльз меня любит. Он-то не побоялся признаться мне в любви.
С этими словами она плотнее завернулась в шаль, повернулась и ушла прочь, высоко подняв голову, несмотря на встречный ливень и ветер.
Он окликнул ее, но ветер отнес его голос в сторону. Ее слова по-прежнему звучали в него в голове.
«Он-то не побоялся признаться мне в любви!» Но еще громче гремели слова, которые она не произнесла, – она не сказала, что сама любит Чарльза.
Всю ту зиму и весну Джордж и Чарльз избегали встречаться и все больше отдалялись. Джордж не скрывал неодобрения его выбора невесты. Он не мог взять назад сказанные им Чарльзу слова, хотя и считал, что поступил как полный идиот. Так же и Чарльз не мог отречься от того, что назвал брата трусом. Да еще калекой. С того разговора отношения между братьями стали весьма прохладными, как первый мороз: не очень сильный, но весьма ощутимый.
Последний год Джордж напряженно трудился, с блеском окончил университет, и его расчеты устроиться на работу за границей оправдались. Его пригласили в «Интернэнл геральд трибюн», престижную газету в Париже.
Чарльз все реже участвовал в жизни колледжа. Он либо не замечал, либо намеренно не обращал внимания на сплетни по поводу его встреч с простой городской девчонкой. Вскоре об этом узнали родители и обрушились на Чарльза с гневными упреками, но он оставался неколебимым. Супругам Беллами оставалось только надеяться, что это глупое увлечение сына скоро пройдет.
Зная, каким упрямым может быть Чарльз, Джордж на это не очень рассчитывал, тщательно скрывал свои переживания и во избежание встреч с Джейн старался держаться подальше от особняка проректора. Его отношение к женитьбе Чарльза осталось прежним, но он решил больше не вмешиваться.
Так продолжалось до конца марта. В тот год зима никак не хотела сдавать свои позиции. Люди с нетерпением ждали прихода весны, а неделю назад, словно в насмешку, снова все вокруг засыпало снегом. В окно комнаты Джорджа хлестал ледяной дождь, напоминая ему о таком же ненастном вечере прошедшей осенью, о поцелуе, который он никак не мог забыть.
Как старшекурсник, он занимал маленькую, зато отдельную комнату на первом этаже, в которой помещался только письменный стол перед окном и узкая спартанская кровать. Было уже поздно, но он все еще сидел за столом, выполняя задание придирчивого профессора. Стрекот пишущей машинки и треск возвращаемой каретки сопровождались завыванием ветра за окном.
Погруженный в работу, он не сразу услышал стук в дверь. Затем сильный стук заставил его отвлечься, и он открыл дверь.
– Джейн?!
– Пожалуйста, впусти меня.
Он посторонился, пропуская ее в комнату.
– Да ты до нитки промокла!
Она плакала и дрожала от холода.
– Джордж, – едва выговорила она, – о, Джордж!
– Иди сюда. – Он схватил ее за мокрую и холодную руку. – Тебе нужно согреться, иначе ты насмерть простудишься. – Он подвел ее к большому обогревателю, от которого полыхало жаром. – Уже больше двенадцати. Что случилось?
Она так дрожала, что у нее зубы стучали.
– Мы с Чарльзом… Мы поссорились, между нами все кончено, автобусы уже не ходят, и я просто не знала, куда еще пойти… – И она отчаянно зарыдала.
Джордж выглянул в коридор, там никого не было. Привести к себе девушку считалось грубейшим нарушением дисциплины, хотя на деле студенты частенько позволяли себе это.
Но для Джорджа это было впервые.
К счастью, в столь поздний час никто ее не видел. Он тихо притворил дверь и вернулся к Джейн. Лицо у нее было бледное, губы посинели, и она вся содрогалась от озноба.
Он сдернул с крючка банный махровый халат.
– Вылезай из своего мокрого платья.
У нее так сильно дрожали руки, что она не могла справиться с пуговицами.
– Дай я помогу, – сказал он.
Его руки тоже дрожали. На ней было платье, застегнутое на девять пуговиц, – он сосчитал их, пока расстегивал одну за другой. Насквозь промокшая ткань платья прилипла к ее телу.
Он сорвал его, стараясь относиться к этой процедуре бесстрастно, но ему это не очень удавалось. Он повесил платье на обогреватель, и от него повалил пар.
Джейн осталась в комбинации, такой тонкой, что он мог видеть под ней ее тело. Он решительно стянул и ее. И несмотря на то что от озноба у нее кожа покрылась пупырышками, а все тело содрогалось от рыданий, она была невероятно хороша.
Крепко стиснув челюсти, он завернул ее в халат, обнял и стал энергично растирать ей спину и руки. Капли с ее мокрых волос падали ему на свитер, а он был счастлив, что держит ее в своих объятиях.
Она попыталась что-то сказать, но дрожь, сотрясавшая ее от холода и отчаяния, еще не прошла, и он ничего не понимал. Видимо, она немного выпила. Он чувствовал легкий запах пива.
И вопреки его воле, на него нахлынуло желание, но он заставил себя прислушаться к судорожно вырывавшимся ее словам:
– Мы поссорились… Все кончено… Оказывается, он меня не любит… Больше меня никто не любит…
– Тихо, тихо, успокойся, – говорил Джордж, прижимая ее голову к своей груди. – Успокойся, все будет хорошо. – Он должен был спросить, из-за чего она поссорилась с Чарльзом, но чувствовал приближение какого-то важного момента и не хотел этому помешать. Однажды он уже упустил свой шанс, но больше этого не будет! И он продолжал ей шептать успокаивающие, ласковые слова: – Тише, Джейн, тише, все будет хорошо. Я с тобой. Я тебя люблю.
Она замерла, рыдания ее стихли. Потом подняла к нему лицо. Глаза ее были лучистыми при свете настольной лампы.
– Джордж? – вопросительно или умоляюще произнесла она.
Он не мог рассуждать хладнокровно, когда она вот так смотрела на него. Он слушал только свое сердце, а не разум. Он любил ее. Давно любил, но до сих пор не позволял себе признаться в этом. Выговорив эти слова, он раскрыл тайну, которую столько лет скрывал в тайниках души. Теперь он точно знал, что такое любовь.
– Да. – Он взял ее лицо в ладони и стал покрывать поцелуями, перемежая их со страстными речами. – Да, это правда, я люблю тебя. Я никогда этого не говорил из-за Чарльза. Но сейчас могу сказать – я люблю тебя. Всегда любил.
Полы халата на ней разошлись, и свободной рукой он быстро стянул с себя свитер. Тело ее было еще холодным, но в его жарких объятиях она быстро согрелась, и обоих охватила безумная, не рассуждающая страсть.
Опьяненный, он уложил Джейн на кровать и стал осыпать поцелуями ее лицо, глаза, руки, тело – боготворя ее, свою Джейн, ставшую для него целой вселенной. Она продолжала плакать, но уже тише, и прерывисто выговорила:
– Пожалуйста… не надо… останавливаться.
«Пожалуйста, не надо останавливаться».
Он не мог бы остановиться, даже если бы хотел. Огонь страсти невозможно было потушить. Он так давно думал о ней, мечтал о ней, что не собирался останавливаться.
Всю ночь вспышки их страсти чередовались с минутами невероятной нежности друг к другу. Бурные чувства захлестывали их, и наконец Джордж познал экстаз.
Он всегда был неловок с девушками, стеснялся своей больной ноги и потому не заводил с ними серьезных отношений. Теперь же он был счастлив, что дождался Джейн. Он не знал, поняла ли она, что была у него первой, важно ли это было. В какой-то момент – он был уверен, что ему это не привиделось, – она нагнулась и погладила его больную ногу, омыв ее слезами.
Джордж не был уверен, что делает все правильно. Он стеснялся спрашивать, поэтому следил за реакцией Джейн. Если он касался ее в каком-то месте и дыхание ее учащалось, или она невольно тихо вскрикивала или прижималась к нему, он понимал, что все идет как нужно.
Джейн всегда ему нравилась, с самого детства, когда была таким отличным товарищем. Она не отказалась от него даже на следующее после его заболевания лето, когда он ненавидел всех вокруг и самого себя. Это она заставила его поверить в себя, не сдаваться, а бороться со своей болезнью. И когда он в последний раз приехал в лагерь «Киога», он увидел, как сильно она изменилась, стала взрослой и очень красивой девушкой, но вместе с тем такой знакомой и близкой, что у него дыхание перехватило. И он, дурак, так растерялся, что не решился с ней заговорить.
Это стало его роковой ошибкой. Он упустил свой шанс, тогда как Чарльз смело подошел к ней. Джордж всегда сожалел о своей нерешительности, стоившей ему счастья. Он признается ей в этом и всю жизнь станет искупать свою вину перед ней.
Всю жизнь!
Внезапно мысль прожить всю жизнь с Джейн Гордон перестала казаться ему безумной, а все его предрассудки представились глупыми и нелепыми. Идея опрокинуть искусственные барьеры, возведенные его чересчур щепетильными родителями, наполнила его душу невероятно радостным ощущением свободы. Теперь он понимал, почему Чарльз не сомневался в том, что окружающие поймут его любовь к Джейн.
Чарльз!
Сейчас Джорджу было не до размышлений о своем брате, его переполняли мысли о Джейн, желание отдать ей всю свою душу.
Хотя они почти не разговаривали, эта ночь сблизила их так, как не могли бы сделать это никакие слова и признания.
Когда они засыпали, утомленные, опьяненные своей любовью, Джордж уже точно знал, что безвозвратно отдал Джейн свое сердце. И будущее, которое он так живо представлял себе, растаяло, как наивная детская мечта.
* * *
Он проснулся утром и обнаружил, что Джейн в комнате нет. На двери висел на крючке его банный халат.
Джордж сел, жмурясь от яркого солнечного света. Он подошел к окну, поднял раму и, открыв окно, выглянул во двор кампуса. Неумолчный и возбужденный щебет птиц буквально оглушал. Дождь закончился, и все вокруг выглядело свежим, будто умытым. В воздухе даже запахло весной, мокрой травой и набухшими почками. Всего за одну ночь зимы как не бывало.
Двор усеивали сверкающие на солнце капли вчерашнего дождя. В этот ранний час студенты только начинали появляться на территории. Промелькнула группа студентов в белых шортах и майках, вышедших на утреннюю пробежку. Обычно Джордж смотрел на них с легкой завистью, восхищаясь недоступной ему свободой передвижения.
Но не сегодня утром, когда в его памяти так свежи были воспоминания о прошедшей ночи. Джейн снова заставила его забыть о физической неполноценности, научила радоваться тому, что он имел.
Сегодня ему казалось, что ему все доступно, все по силам.
– Эй, Беллами, что это за представление ты устраиваешь? – крикнул его приятель Джеффордс, который шел завтракать.
Джордж очнулся и только теперь сообразил, что голый торчит в окне.
– А что, нельзя?! – крикнул он своему другу Джеффордсу, который направлялся в столовую. – Чем я не шоумен!
Его поражало, насколько изменился мир всего за одну ночь, и никто, кроме него самого, этого не видит.
Он вернулся в комнату и, глядя на освещенные косыми лучами солнца смятые простыни, оживлял в памяти каждый волнующий момент этой ночи, не в силах поверить в то, что произошло.
На свадьбах обычно говорят, что вот, мол, два человека сливаются в одном. Джордж всегда считал это пустой болтовней. Каждый человек – отдельное, самостоятельное существо, заключенное в своей собственной шкуре.
Этой ночью он понял, что это возможно, что человек способен разорвать собственную оболочку и слиться с другим. И дело было не просто в сексе, не в интимной близости, а и в том, во что Джордж не верил до вчерашней ночи – в любви.
Наконец-то он понял, почему на протяжении веков поэты, писатели и художники своими творениями воспевали такое, казалось бы, обыкновенное человеческое чувство, как любовь. Ради любви люди затевали войны, бороздили океаны, преодолевали горные цепи. В ее честь создавались эпические поэмы, скульптуры и даже целые дворцы.
Теперь Джордж Беллами знал, что такое любовь.
Насвистывая, он взял полотенце и снял с крючка халат, собираясь пойти в душ. Но остановился и зарылся лицом в махровую ткань, надеясь уловить запах Джейн. Но ничего подобного, запах был прежним, привычным.
Собственно, от пребывания Джейн в его комнате не осталось и следа. Она ушла, как вор в ночи, и он не заметил этого. В будущем он этого не допустит.
Теперь он понимал, почему Чарльз так упорствовал в своем желании жениться на ней.
Мысль о Чарльзе сразу испортила ему настроение. Ночью ему было не до того, он думал только о Джейн.
Сейчас же, при ярком свете нового дня, он четко осознал, что занимался сексом с девушкой своего брата. С его бывшей девушкой, напомнил себе Джордж. Она сама пришла к нему, в слезах и в тревоге. До этой минуты Джордж не задавался вопросом, где находился его брат этой ночью.
Наверняка тяжело переживает этот разрыв, впал в ярость, крушит все вокруг и рвет на себе волосы.
Хотя вряд ли, подумал Джордж. Чарльз всегда пользовался у женщин успехом.
Не мог ли этот разрыв между ними произойти оттого, что Чарльз завел себе новую пассию?
– Твой проигрыш, мой выигрыш, – пробормотал Джордж.
Когда он взял проволочную корзинку с принадлежностями для душа, из нее что-то выпало, сверкнув в воздухе, и закатилось за ночной столик. Отодвинув его от кровати, Джордж поднял предмет. Это была серебряная сережка в форме маргаритки. Сережка Джейн.
Джордж бережно, чуть ли не благоговейно убрал ее в верхний ящик письменного стола. И затем облегченно вздохнул, только теперь поняв, что от какой-то непонятной тревоги у него перехватило дыхание.
Эта сережка была свидетельством того, что Джейн Гордон действительно провела ночь в его постели.
Он обрадовался, что теперь у него есть это материальное подтверждение, иначе можно было подумать, что все это ему только приснилось.
Глава 24
Джордж спрятал сережку Джейн в карман, как талисман, заменив ею кроличью лапку. И на лекции, пока профессор бубнил о случаях употребления сослагательного наклонения в сочинениях французских классиков, он достал ее из кармана.
– Что это у тебя? – прикрываясь учебником, шепотом спросил Джеффордс.
– А на что это похоже? – прошептал Джордж.
Собственно, он никогда не присматривался к женским серьгам, понятия не имел, как они устроены, и сейчас ужаснулся, подумав, что она похожа на крошечное орудие пыток, – судя по всему, она держалась на месте, потому что пронзала мочку уха.
Ну и ну!
Его друг потерял интерес к серьге и стал перешептываться с товарищем, сидевшим с другой стороны.
Утро тянулось бесконечно. Джордж думал только о Джейн. Он не мог дождаться, когда снова ее увидит, хотя понятия не имел, как это сделать. В пылу страсти он забыл спросить у нее адрес или номер телефона.
Да и был ли у нее телефон? Хотя на дворе стояла уже вторая половина XX века, многие дома еще не были оборудованы современными удобствами вроде телефона.
Первая догадка, что здесь что-то не так, озарила его внезапно, как гром среди ясного неба. Намек на это находился у него в кармане. Джейн не только незаметно выскользнула, когда он спал, она не оставила никаких следов своего пребывания, кроме случайно этой потерянной или забытой сережки. Может, этот талисман не такой уж и надежный, подумал он, вертя в пальцах миниатюрную вещицу. Почему она его не разбудила? Могла бы хоть записку оставить.
Единственный способ увидеться с Джейн – это ждать у дома проректора окончания ее смены. В первый день он, видимо, ошибся со временем, потому что проторчал там два часа и не увидел ее. Возможно, у нее был выходной. Он мог спросить о том, как с ней связаться только у Чарльза, но никогда бы к нему не обратился.
На следующий день он пришел на свое место пораньше и стоял до самых сумерек.
«Ну же, Джейн, где ты? Иди скорее!»
Он представлял, как она выходит из служебного входа в своем рабочем платье с передником. Она заметит его и радостно улыбнется, а потом бросится ему на шею. Он обнимет ее, крепко прижмет к себе и упрекнет за то, что она ушла, не разбудив его и не оставив записки.
А она засмеется и скажет, что студент Йеля должен быть достаточно сообразительным, чтобы найти в городе любимую девушку.
Как только совсем стемнело, тучами налетели москиты, и Джорджу пришлось ожесточенно от них отмахиваться. Он уже собирался покинуть свой пост, как вдруг увидел, как из служебного входа вышли несколько женщин. В рабочих халатах они выглядели неразличимыми, как пилигримы из пьесы. Он выпрямился и стал напряженно искать среди них Джейн.
Женщины – их было шестеро – оживленно разговаривали и смеялись. Две остановились и, щелкнув зажигалками, закурили, а затем все направились к автобусной остановке, чтобы ехать домой.
Наконец он различил среди них Джейн по стройной фигурке и непокорным кудрям. На этот раз она все время была со своими товарками, что не давало ему возможности поговорить с ней наедине. Он уже хотел окликнуть ее, но не решился. А если он поставит ее в неловкое положение перед коллегами? Хуже того, вдруг они догадаются, что произошло в его комнате в тот дождливый вечер? И про нее пойдет дурная слава? Он боялся причинить ей неприятности.
Пока он рассуждал и колебался, Джейн оглянулась и заметила его. Она уже почти подняла руку, чтобы помахать ему.
И в этот момент группа молодых людей вышла из гостиницы «Де Уитт», где общество «Гамма Дельта» устраивало свои бурные и веселые сборища. Здесь, в Йеле, эти сыновья богатых и влиятельных людей образовывали избранный круг, куда входил и сам Джордж.
– Джорджи-Порджи, мал да удал! – громко провозгласил Гринхилл, обхватив его за шею и обдавая запахом спиртного.
Было ясно, что ребята уже успели приложиться к бутылке.
– Всех красоток распугал! – закончил Стерлинг. – Что? Это ты торчишь здесь в одиночестве, Джорджи-Порджи?
– Подстерегает девочек, чего же еще! – визгливо вскричал Экерс и тут увидел на остановке женщин. – Ого, смотрите! Вот вам и девочки!
– Целая бригада горничных! – закричал Гринхилл.
Джорджу все это не понравилось.
– Ребята…
– Эй, девочки, поцелуйте нас! – Экерс сделал непристойный жест.
– Я бы не прочь завести себе такую девочку, – заявил Уилсон. – Это же просто идеал. С ней можно сколько угодно трахаться, а потом она еще выгладит тебе рубашку.
Молодые люди расхохотались, а у Джорджа от отвращения тошнота подкатила к горлу.
Женщины сбились в кучку, повернувшись спиной к насмешникам.
Теперь Джордж не посмел подойти к Джейн. Он надеялся, она поймет, что он не подошел к ней, чтобы не привлечь к ней внимание, чтобы не подвергнуть ее оскорблениям.
– Я слышал, горничных нанимают не только для помощи по хозяйству, – сказал Экерс.
– Ага, а когда они отказываются от… от этого самого, это значит, что они соглашаются. И у них «нет» означает «да». А «остановись» означает «продолжай».
– Они готовы этим заниматься всю ночь. И не хотят останавливаться.
Джордж невольно вспомнил фразу, которая весь день звучала у него в голове. «Пожалуйста. Не надо. Останавливаться».
«Пожалуйста». Просила ли она оставить ее в покое?
«Не надо». Что она имела в виду? Не дотрагивайся до меня?
«Останавливаться». Правильно ли он ее расслышал? Может, она сказала «остановись»?
«Черт, ничего не понимаю! Нет, с ней нужно обязательно поговорить».
– Пожалуй, пойду и заманю одну из этих девочек, – сказал Гринхилл. – Вон та рыженькая кажется лакомым кусочком.
– Ребята, у меня есть идея получше! – Джордж схватил его за воротник и повернул в другую сторону. – Пойдемте посмотрим, что сегодня подают в пабе «Келли».
Он нес всякую чепуху, только бы отвлечь их внимание от девушек.
Этими пустыми и недалекими парнями легко было манипулировать. За пару минут ему удалось уговорить их попытать удачу в «Келли». Ему хотелось кричать о своей любви к Джейн, но такие люди, как эти, никогда бы этого не поняли.
Он осмелился оглянуться и увидел, что она смотрит на него, но издали не мог разглядеть выражение ее лица.
Назавтра Джордж попробовал еще раз дождаться Джейн. Раз в жизни он решил быть смелым, а не кружить вокруг дома, сомневаясь в себе и упуская свой шанс. Заняв денег и добравшись поездом до Манхэттена, он выбрал в «Тиффани» очень дорогое кольцо с бриллиантом. Бриллиант был безупречен по цвету и прозрачности – вложенный в футляр сертификат подтверждал его совершенство. Он решил, что прямо подойдет к ней и в присутствии ее товарок попросит у нее разрешения поговорить. А тогда он произнесет заученную наизусть речь.
«Я люблю тебя, – скажет он Джейн. – И это на всю жизнь. Поедем со мной в Париж, мы будем вместе там жить».
Это было прекрасным выходом. Париж – город влюбленных. Далеко от родителей и от этих снобов, которые не допускают и мысли, чтобы юноша из семьи Беллами женился на простой рабочей девушке.
Они окажутся за тысячу миль от любопытных глаз, перед ними откроется весь мир, полный радости и счастья!
Да-да! Он радовался, что все так удачно складывается что ему не нужно менять свои планы, и горел желанием поскорее увидеться с Джейн. На автобусной остановке он уселся на скамейку и, чтобы скоротать время, развернул газету. Взгляд его остановился на заметке, посвященной премьере пьесы «В ожидании Годо», которая только что прошла в театре Джона Голдена. Автор пьесы Беккет был ирландцем, но жил в Париже. Джордж воспринял это как указание на то, что он принял верное решение.
В пьесе играл Берт Лар, тот, что в «Волшебнике страны Оз» исполнял роль трусливого льва. Джордж подумал, не может ли это тоже быть знаком.
– Эй, приятель! – произнес за его спиной чей-то голос.
Он поднял голову и вздрогнул.
– Чарльз!
Чарльз был одет в серые фланелевые брюки и кашемировый пуловер, волосы его блестели от бриллиантина. В руках у него был букет цветов и коробка в форме сердца с шоколадным набором.
– Ты что здесь делаешь? – спросил Чарльз. – Наслаждаешься свежим весенним воздухом?
Джордж растерялся и только кивнул, лихорадочно соображая, что делать. За эту ночь действительно наступила весна. От деревьев с только что распустившимися листочками падала легкая тень. Высокая старая сирень была увешана душистыми гроздьями. На клумбах расцвели тюльпаны и нарциссы.
– Угадал, – сказал Джордж. – А ты?
– А я встречаю Джейн. Она как раз там работает.
«Я знаю». У Джорджа пересохло во рту. Ему нужно было понять ситуацию, но так, чтобы не выдать того, что произошло между ним и Джейн.
Он откашлялся и, показав на цветы и коробку конфет спросил:
– По какому случаю?
У Чарльза покраснели кончики ушей.
– Да мы с ней немного поссорились пару дней назад.
Ничего себе «немного»! Так поссорились, что Джейн решила, что между ними все кончено, и выбежала одна на улицу, среди ночи, под ливень! Так поссорились, что она оказалась в объятиях другого человека, в его постели.
– Но мы уже помирились, – поспешил сказать Чарльз. – Я пришел к ней вчера вечером, и она меня простила. Хотя она еще немного обижена. Приходится это заглаживать. – Он поднес букет к лицу и понюхал. – Она обожает пионы.
Джордж встал, почувствовав боль в слабой ноге. Он подумал, что, может, стоит остаться здесь и прямо разобраться в ситуации. Но побоялся ее скомпрометировать.
– Ну ладно, мне пора идти. У меня вечером семинар по журналистике. Альфред Эйзенштадт собирается рассказать о своих послевоенных фотографиях.
– Побудь немного со мной, – предложил Чарльз. – Может, поздороваешься с Джейн. Джордж, я действительно хочу, чтобы вы познакомились поближе. Она правда замечательная девушка.
«Я знаю». Он вспомнил их ночь, ощущение ее гладкой шелковистой кожи под своими губами, отчаяние, которое каким-то волшебным образом превратилось в любовь.
– Извини, Чарльз, – сказал он, бросая газету в урну. – Я просто не вижу в этом смысла.
До сих пор Джорджу не приходилось применять на практике знания, полученные при изучении журналистики. Но на этот раз он воспользовался ими, чтобы выяснить адрес Джейн. Ему удалось узнать девичью фамилию ее матери, Свифт, и фамилию мужа ее тетки, Скэнлон. С этими данными найти адрес уже не составляло труда. Оказалось, что они живут на западной окраине города, где дома еще не телефонизированы.
В тот вечер поиски привели его на Нижнюю Стейт-стрит, к одному из стандартных домиков с маленькой террасой в жалком захолустном районе. Сюда возвращались рабочие после двенадцатичасовой смены на проволочно-волочильном заводе или на чулочной фабрике, здесь они ссорились со своими женами, растили детей, играли в пляжный бейсбол, отдыхали на переднем крыльце с бутылкой пива, а утром снова тащились на работу.
Так вот где она живет, думал он, расплачиваясь с шофером такси. Он впервые оказался в этом районе, и по сравнению с ухоженными лужайками Йеля это была другая планета. Должно быть, странно чувствует себя Джейн, когда каждый день ездит на автобусе из одного мира в другой.
– Хотите, чтобы я подождал вас? – спросил шофер.
– Нет… Впрочем, да, пожалуй.
– Вряд ли здесь легко поймать такси.
– Можете дать мне минут десять?
– Конечно. У меня только и есть что время.
Джордж понятия не имел, почему ему должно хватить десяти минут. Может, подумал, что именно столько времени у него уйдет на поиск любимой женщины и на то, чтобы вручить ей свою судьбу. И по истечении этих десяти минут станет понятно, придется ли ему уезжать или он останется с Джейн.
Вот так легко и просто.
Чуть дальше хрипло залаяла какая-то дворняжка. Где-то хлопнули дверью. Джордж расправил плечи и пошел по заросшей тропинке к переднему дворику. За окном в комнате он увидел пожилых супругов, вероятно, тетку Джейн с мужем. Рядом сидела Джейн и третья женщина, скорее всего, мать Джейн. В последний раз он видел ее летом 1944-го. И сейчас едва узнал – седая, с тупым, неподвижным лицом, она что-то вязала, и спицы так и мелькали в ее руках, как будто от скорости вязания зависела ее жизнь. Все собрались вокруг высокой консоли, на которой стоял радиоприемник с поблескивающей янтарным светом панелью настройки. Из него доносился голос Уолтера Уинчелла, ясно слышимый через открытое окно.
Джорджу захотелось тут же выдернуть Джейн из всего этого убожества, унести ее в другой, светлый и благополучный мир.
Их ожидал Париж, но было одно препятствие. Она сказала, что с Чарльзом все кончено, но ни разу не сказала, что сама его любит. Сейчас все должно было выясниться, раз и навсегда.
Внезапно ему стало стыдно за свой роскошный йельский пуловер. Он стянул его и накинул на плечи. Затем решительно постучался в дверь домика. Он молился, чтобы дверь открыла Джейн, но ему не повезло. Дверь широко распахнул муж ее тетки, и Джорджа обдал сильный запах лука.
Это был крупный мужчина с отвислым животом, с небритым, но красивым, хотя и грубым лицом. На нем были рабочие брюки и нижняя рубашка с засунутой в рукав пачкой сигарет «Лаки страйк».
– Да?
– Меня зовут Джордж Беллами, я пришел, чтобы увидеть…
– Он пришел ко мне, дядя Билли, – прервала его Джейн, выйдя на крыльцо. – Мы постоим на крыльце.
– Что ж, ладно. – Он хмуро посмотрел на Джорджа. – А я подумал, что вы из тех парней, что ходят от дома к дому, несут, понимаешь, слово Божье.
– Гм, нет, сэр.
Мужчина кивнул и вернулся слушать радио.
Сдерживая желание немедленно схватить Джейн за руку и увезти отсюда, Джордж сказал:
– Я пришел объяснить свое поведение.
– О чем ты, Джордж?
Уединиться было негде, и они присели на ступеньку. На улице шла своя жизнь: родители звали детей домой, лаяли собаки, из окон доносился грохот и звон посуды, раздраженные и злобные крики семейных скандалов. Во дворах валялись небрежно брошенные ребятами велосипеды.
– Ты прибежала ко мне, провела со мной ночь и считаешь, что нам не о чем говорить?
– Я считаю это ошибкой, которую я сделала, поддавшись минутному настроению и испугу. Я действительно думала, что навсегда потеряла Чарльза. Мне не к кому было обратиться, кроме тебя. Я только хотела поговорить с кем-нибудь.
– Мы с тобой занимались не столько разговором, сколько кое-чем другим. – «Пожалуйста… не надо… останавливаться». Он так же ясно слышал ее голос, произносивший эти слова, как радио в ее доме.
– Это… Это вышло случайно… Я сама не знаю, как это случилось… Я слишком много выпила и плохо соображала. Мне было так тяжело… Я не знала… Не ожидала…
– Вздор! – взорвался он. – Ты пришла ко мне, зная, как я к тебе отношусь, зная, что я все еще…
– Нет. Я не знала, что ты ко мне испытываешь какие-то другие чувства… помимо презрения. Его ты никогда от меня не скрывал.
