Текст книги "Рецепт счастья"
Автор книги: Сьюзен Виггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
Глава 27
Рурк проснулся рано и отправился с собаками на пробежку вдоль берега реки. У пожарной службы и полицейского департамента был общий спортзал, но Рурку нравилось бегать на свежем воздухе, пока легкие не начинали болеть от холода. Потом он принимал душ, одевался, приводил в порядок дом, кормил животных.
Переезд в этот дом Дженни, хоть и на короткое время, открыл Рурку правду, которой он избегал долгие годы. Он жил одинокой, бедной на эмоции жизнью и хотел чего-то большего. Вот. Вот чего он не желал признавать, но не мог отрицать. До последней встречи с Дженни он убеждал себя, что доволен жизнью в доме, полном собак, куда он приводит женщин лишь на одну ночь. Больше притворяться Рурк не мог. Он хотел иметь то, чего, возможно, не заслуживал, и не знал, что с этим делать.
Рурк провел много времени, изучая человеческую сущность. Работа в полиции открывала перед ним человеческие жизни, но показывала людей лишь с худшей их стороны. Здесь, в этом маленьком городке, начальник полиции не сидел в стеклянном кабинете, лениво перебирая бумажки. Чаще всего Рурк сам принимал участие в работе и неизбежно сталкивался с изнаночной стороной жизни. В Авалоне царила коррупция и насилие. Не так, как в большом городе, но тем не менее. Несмотря на то что город был маленьким, живущие в нем мужья напивались и избивали своих жен и детей, панки варили в подвалах метамфетамин, школьницы воровали в магазинах, а футбольные команды задирали друг друга и оставляли на стенах неприличные граффити. В городе происходило достаточно трагедий. Рурк постоянно был занят, и все, что он видел на работе, его выматывало. Он начинал задумываться, зачем люди открывают друг другу свои сердца, ведь в большинстве случаев они в конце концов их разбивают.
Но теперь, когда Дженни вернулась, Рурк понял.
Дженни звонила каждый день, как и обещала, говорила, что у нее все в порядке, но, как и предполагал Рурк, этого было недостаточно. Он не знал, звонит ли ему Дженни из чувства долга или хочет таким образом удержать его от обещания приезжать к ней каждый день.
Рурк просмотрел листки с напоминаниями на своем столе. Сегодня дороги завалило снегом, и дела решались медленно. Полицейский департамент работал в урезанном режиме. Один из помощников отца приглашал Рурка на ежегодный обед в честь Дня президента, который устраивал сенатор. На самом деле Дрэйтон Макнайт давал роскошный обед стоимостью 500 долларов за блюдо с целью найти новые источники финансирования. Рядом с этим приглашением лежало письмо от матери, в котором она послушно повторяла приглашение отца. Рурк виделся с родителями редко. Раны, нанесенные в детстве, так и не зажили. Рурк смял оба приглашения и отправил их в мусорную корзину. Помимо прочего были и сообщения от двух женщин – Минди и Сьерры, с которыми Рурк встречался некоторое время назад.
Нет. Не встречался. Каждую из своих женщин Рурк цеплял в баре Нью-Йорка, а через неделю сажал на поезд и отправлял обратно домой. С технической стороны это, возможно, и было свиданием. Рурк не помнил, чтобы он давал кому-либо из этих женщин свой телефон, но особо настойчивые каким-то образом умудрялись его разыскать. Рурк выкинул в корзину и эти листки. Он не ходил на вторые свидания.
И что печалило Рурка больше всего, с тех пор как ему пришлось открыть сердце Дженни, он не ходил и на первые.
В последнее время Рурк был праведнее монаха. Неприятное состояние. Но не такое неприятное, как бессмысленный секс. Раньше Рурк представлял, что это доставляет ему удовольствие, но в последнее время больше не мог лгать себе.
«Пригласи ее», – сказал Рурк самому себе.
Он уже пробовал, но она отказалась.
«Пригласи ее снова».
Но это чертовски унизительно. Готов ли он снова получить отказ?
Не успев ответить на собственный вопрос, Рурк взял телефон. После третьего звонка она ответила.
– Алло, – произнесла Дженни веселым голосом нараспев.
– Это я, – сказал Рурк, повернувшись к людям в приемной за стеклом. Ему нравилось, что на его лице редко отображались эмоции, но, когда дело доходило да Дженни, Рурк уже не был ни в чем уверен. Потом он задержал дыхание, гадая, узнала ли Дженни, кто звонит.
– О… привет, Рурк.
Что ж, узнала. Но ее интонация сменилась с игриво-щебечущей на настороженную.
– Извини, что помешал, – произнес Рурк.
Дженни рассмеялась.
– Я жду звонка от мистера Грира. Моего агента. Боже, можешь себе представить? У меня есть литературный агент! Точнее, будет, если я все же сумею написать эту книгу.
– Конечно, я в это верю.
– Правда? Ты не просто так это говоришь?
– Я не понимаю, что в этом такого. Ты напишешь прекрасную книгу, которая станет бестселлером. Ты сказала мне это, когда тебе было… сколько? Одиннадцать лет?
– Ты все еще в это веришь? – Голос Дженни смягчился. – Ох, Рурк.
Из-за этого «ох, Рурк» ему захотелось срочно скрыться из поля зрения наблюдателей. Рурк сел за стол и развернулся в кресле лицом к стене.
– Слушай, я тут подумал…
Черт! Ну почему это так сложно? «Не хочешь поужинать со мной?» Один простой маленький вопрос.
– Так о чем ты подумал? – напомнила Дженни.
– Ты… э-э… у тебя все там в порядке?
– Конечно, – ответила Дженни. – Все замечательно. Сегодня самый лучший день для работы над книгой.
Сердце Рурка пропустило один удар. Похоже, Дженни абсолютно счастлива вдали от него. Должно быть, жизнь в его доме была для нее настоящей мукой.
– Сегодня все дороги завалены снегом. Я хотел убедиться, что тебе ничего не нужно.
– А здесь всегда полно снега. И мне это очень нравится. – Она вздохнула в трубку и тоскливо продолжила: – Я нахожусь наедине с собой и вспоминаю кое-что из прошлого…
«О нас?» – подумал Рурк, но не спросил.
В дверь постучали, и Рурк повернулся в кресле. В кабинет без приглашения зашла Нина Романо. Рурк взглянул на ее напряженное и испуганное лицо и сказал Дженни:
– Мне нужно отойти. Я тебе перезвоню.
Спасибо, Нина, подумал Рурк. Он получил возможность закончить этот разговор, не выставив себя полным идиотом.
Нина ограничилась лишь беглым взглядом.
– Дженни? – поинтересовалась она, кивнув на телефон.
Черт, это так очевидно?
– Что случилось? – спросил Рурк, игнорируя вопрос.
– Я знаю, куда уходят деньги. Их ворует Мэттью Алджер.
Рурку потребовалось некоторое время, чтобы осознать сказанное Ниной.
– Городской бюджет, – произнес он.
Нина кивнула и бросила на стол распечатанные документы.
– Он поступил очень умно. Перевел деньги из специального и лимитированного фонда в общий, а потом брал их оттуда. Ох, еще он забирал деньги, поступившие после судебных разбирательств по поводу транспортных нарушений, а потом помечал в записях, что наказанием послужили общественные работы. У него не было никакого права делать эти записи! – Нина говорила быстро и с жаром. – Ублюдок! Не могу дождаться, когда…
– Пока не говори ничего Алджеру.
– Слишком поздно.
Нина отошла от двери и жестом пригласила Мэттью Алджера в кабинет. Она бросила на него уничтожающий взгляд.
– Рурк считает, что я не должна была ничего тебе говорить, – прошипела она. – Уверена, что он прав, но должна признаться, у меня нет никакого опыта в работе с ворами-чиновниками. Ты первый.
– Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.
Классика, подумал Рурк. Эти слова он каждый день слышал на работе, и в большинстве случаев они оказывались лживыми. Алджер лгал. Рурк знал это по его бегающим глазам, по положению руки, которая прикрывала другую.
– Ты арестуешь его? – спросила Нина.
Господи, спаси от людей, пытающихся «помочь» ему делать свое дело.
– Мы свяжемся с финансовым ревизором, – ответил Рурк, делая пометку на бумаге. – Немедленно.
Нина схватила документы.
– Но как же…
Зазвонил телефон. Рурк вытянул шею, чтобы посмотреть в приемную.
– Да?
– К вам трое детей, шеф, – сообщил ассистент.
Рурк взглянул на Алджера.
– Мы закончили. – Он перевел взгляд на телефон. – Пусть войдут.
В том, что пришли дети, не было ничего необычного. Благодаря молодежному движению многие местные дети считали Рурка тем, к кому можно обратиться за помощью.
Рурк поднялся и открыл дверь. К его удивлению, в кабинет вошли Зак Алджер, Соннет Романо и Дэзи Беллами. Они были одеты по-походному, за спинами лязгали прицепленные к рюкзакам снегоступы, на щеках горел румянец от холода. Алджер тоже явно удивился. Он свирепо посмотрел на Зака и спросил:
– Ты куда-то вляпался?
Рурк понимал, что Нина не станет обвинять Алджера в присутствии детей. Ради самих же детей.
– Нет, сэр, – ответил Зак, произнося «сэр», как оскорбление.
На секунду воцарилось неловкое молчание. Наконец Мэттью Алджер шагнул к двери.
– Я буду в своем кабинете.
– До свидания, мистер Алджер, – вежливо попрощалась Соннет.
Она пихнула Зака в бок, и тот произнес:
– До скорого, пап.
Троица смотрела, как Мэттью Алджер вышел из кабинета. Рурк окинул их внимательным взглядом. Такова была его привычка. Он мог на глаз определить, подрался ли ребенок, или на него напали, сидел ли он на наркотиках или был в состоянии шока. Без всяких специальных приборов Рурк мог определить, когда ребенок ему лжет. Сейчас единственное, что исходило от этой троицы, – это тревога и… возможно, чувство страха. Дэзи Беллами, которую Рурк едва знал, была очень бледной и взволнованной. У нее на шее висела камера, которую Дэзи неосознанно поддерживала рукой.
– Вижу, вы ходили гулять, – сказал Рурк, надеясь подтолкнуть троицу к рассказу.
– Да, – кивнула Соннет, выступая вперед.
– А выглядите вы как-то невесело. Я думал, ребята, что вы обожаете такие снежные дни.
– Мы гуляли в снегоступах, – продолжила Дэзи.
– У Мирскиллских водопадов, – добавил Зак.
– У нас было разрешение, – добавила Соннет. – Это территория лагеря «Киога», а дедушка Дэзи сказал, что ничего страшного, если мы там погуляем.
Гулять возле Мирскиллских водопадов было не очень хорошей идеей, но в группе из трех человек достаточно безопасно. Здесь дети попадали в беду так же легко, как и везде. Только места были более живописными.
– Мы хотели найти ледяные пещеры, – продолжила Дэзи. Ее голос странно дрогнул. Она включила камеру и повернула экран к Рурку. – Мы нашли одну. Вернее, ее нашла Соннет. Я сделала несколько снимков.
Странно, что эти трое не говорили все разом. Обычно детям не терпится рассказать о чем-то. Рурк скептически просматривал фотографии на экране. По наивности или незнанию люди часто обращались в полицию с ложной информацией. Кусок оленьего рога, найденного в лесу, они принимали за человеческую кость, шерсть животного на коре дерева – за волосы пропавшего ребенка, откопанное золото оказывалось рудой. В девяноста девяти процентах случаев все имело логическое и совершенно не криминальное объяснение.
Но не на этот раз. На этот раз при взгляде на фото никакой ошибки быть не могло.
– Этот снимок сделан сегодня? – спросил Рурк.
Все трое кивнули в унисон.
– Вы что-нибудь трогали?
Соннет мотнула головой:
– Нет.
– Мне понадобится карта памяти с этого фотоаппарата, – сказал Рурк. – Можно, Дэзи?
– Конечно. – С большими испуганными глазами она достала карту из фотоаппарата.
– Вы правильно поступили, ребята, – отметил Рурк и потянулся к телефону, чтобы вызвать ассистента.
Глава 28
Дженни постаралась воссоздать сцену, которую едва помнила. Она сказала Рурку по телефону, что сегодня прекрасный день для работы над книгой. Дженни проснулась ярким светлым днем. За окном лежал свежевыпавший снег. Она позвонила всем, кому обещала звонить каждый день: Нине, Лоре, Оливии и Рурку. Дженни позвонила им, зная, что в противном случае они все равно позвонят ей сами.
Дженни была в прекрасном настроении и готовилась весь день работать. Она развела огонь в дровяной печи и поставила чайник. Раздвинула шторы на окне с видом на озеро. Необъятный белоснежный простор с укрытым снегом островком посередине. Дженни заварила чай, надела джинсы и мягкий кашемировый свитер. Потом устроилась на мягком диване напротив огня, включила ноутбук и…
Ничего.
Это кошмарно. Здесь она находится наедине со своими мыслями и воспоминаниями, в идеальных условиях, но все равно не может писать. Слова не выходят, а когда она их выжимает, фразы кажутся избитыми, словно она подписывает поздравительную открытку или сочиняет рекламу для радио.
Да что с ней такое?
Сейчас Дженни совсем не чувствовала себя той писательницей, которая могла быстро выдать материал за несколько часов до выпуска газеты в печать. Тогда ее пальцы бегали по клавиатуре, мгновенно вырисовывая образы, словно она была не человеком, а фотоаппаратом, который делает снимок, после чего для подкрепления своих слов делилась каким-нибудь рецептом. Дженни частенько не хватало времени, но она всегда могла быстро набросать газетную колонку и всегда оставалась ею довольна.
А теперь у нее было полно времени, но собраться с мыслями не получалось. Сначала Дженни оправдывала себя тем, что она лишилась рецептов бабушки, которые сгорели при пожаре. Как она сможет написать о прошлом, не заглядывая в них?
Это просто отговорка, признала наконец Дженни. Особенно после того, как в «Менестреле» написали о пожаре, а Нина Романо попросила людей принести фотографии и вещи, связанные с семьей Маески и пекарней. К удивлению Дженни, за время ее поездки в Нью-Йорк Нина насобирала большущую коробку всевозможных предметов: фотографии, страничка из книги, старая форма для хлеба из пекарни, выпускные альбомы школьных лет Дженни и Маришки 1970-х. К большинству вещей прилагались записки с трогательными соболезнованиями: «Искренне сочувствуем вашему горю». Несколько вещей сопровождали денежные пожертвования, которые Дженни тут же направила в церковь, куда ходила бабушка. И все это сделали жители города, которых Дженни считала непросвещенными провинциалами. Наверное, Рурк все-таки был прав. Ее дом в этом городе.
Мартин Грир дал Дженни задание, которое кардинально отличалось от того, что она делала раньше. Теперь одних рецептов и сценок из жизни Дженни было недостаточно. Ей требовалось более глубоко осмыслить работу семейной пекарни. Мартин хотел, чтобы книга была наполнена подробностями и эмоциями, которых не могло быть в обычной колонке. Мартин хотел видеть в книге печальные моменты: уход матери Дженни, отсутствие ее отца и его внезапное появление. И несмотря на то, что мистер Грир знал о Джоуи лишь отдаленно, он почувствовал связанную с ним трагедию. Дженни не была уверена, что сумеет найти слова, чтобы все это описать.
В отчаянии она поднялась с дивана и принялась ходить взад-вперед, сунув большие пальцы в карманы джинсов. Потом включила радио. Отсюда оно хорошо ловило только одну станцию. Мелодии выбирали уже давно устаревшие, но иногда ей хотелось немного разбавить тишину. Дженни походила еще. Играла My Sharona, но ей не хотелось под нее танцевать. После песни включили неказистую рекламу, слоган которой гласил: «Палмквист – ювелирные магазины для вашей семьи с 1975 года».
В 1975 году мать Дженни была красивой молодой девушкой. После школы она подрабатывала кассиром в ювелирном магазине. По рассказам бабушки и дедушки, она была амбициозной, поэтому и стала работать в ювелирном магазине помимо своей утренней смены в пекарне. Даже Джейн Беллами помнила, что Маришка всегда стремилась добиться успеха.
Дженни открыла один из школьных альбомов своей матери. Лора говорила, что людей привлекала в Маришке ее бесшабашность. У Дженни это качество отсутствовало. Возможно, будь мать рядом, эта бесшабашность передалась бы и ей.
Но хотелось ли ей быть похожей на Маришку? Хотелось ли ей так же сильно любить приключения, чтобы в конце концов оставить свой дом в поисках чего-то лучшего?
– Надеюсь, ты счастлива, где бы ни находилась, – сказала Дженни девочке на фото.
Вдруг Дженни почувствовала запах раскаленного металла и поняла, что вода в чайнике выкипела. Она взяла прихватку и поставила чайник в раковину, чтобы снова его наполнить. Громкое шипение спугнуло Руфуса, который спал на коврике у плиты.
– Прости, малыш, – извинилась Дженни.
Запах сухого чайника и горячий пар пробудили в Дженни смутное далекое воспоминание. Она закрыла глаза в попытке воспроизвести полную картину происходившего. На кухне пахло горячим железом, по радио передавали песню 867-5309/Jenny.
Дженни возвращалась в прошлое, ее воображение рисовало картину, которую она старалась описать до этого. Зима. Она еще совсем маленькая сидит за круглым пластиковым столиком с чашкой горячего шоколада. Чашка в форме слоновьей головы, уши образуют ручки.
Ее мать стоит у плиты и пританцовывает под музыку. Каждый раз, когда по радио поют «Дженни, Дженни», мама поворачивается и, подпевая, показывает на Дженни, заставляя ее заливаться смехом.
– Чем ты занимаешься? – спрашивает Дженни, глядя на кастрюлю.
– Нашим богатством, – смеется мама.
– Я могу помочь? – Дженни слезает со стула и подходит к плите. Ее тапочки с Винни-Пухом смешно шаркают по линолеуму.
– Нет, – строго говорит мама. – Горячо. Не трогай. Это поплавки для рыбалки.
Дженни отходит назад и наблюдает. Окна открыты настежь. Мама сказала, что нужно избавиться от пара. Она заливает темную жидкость из кастрюли в формочку, а потом танцует, пока не заканчивается песня. Мама такая красивая и счастливая.
– Думаю, я сегодня пойду гулять и праздновать.
– Нет, мама, – начинает протестовать Дженни. – Ты всегда уходишь.
– И всегда возвращаюсь. А теперь нужно дать им остыть. Потом положим их в дедушкину коробку с рыболовными снастями. Осторожно, не потеряй ни одного.
В печи треснули дрова, и Дженни открыла глаза, заморгав от слепящего света из окон. Наверное, это было ее самое яркое воспоминание о матери. А еще Дженни поняла, что эта сцена всплывала в ее памяти не один раз. Чего-то в ней не хватало, но чего – Дженни не понимала. Несмотря на мечты о богатой жизни и путешествиях. Маришка вместе с дедушкой ходила зимой на озеро заниматься подледным ловом.
Дженни задумалась о судьбе этих самодельных поплавков, существуют ли они до сих пор, если да, то остались ли прежними, такими же, как в ее воспоминании. Возможно, они до сих пор лежат в дедушкиной коробке, нетронутые временем. Надев куртку, перчатки и ботинки, Дженни направилась в сарай, где хранились найденные после пожара вещи. До сих пор шел снег, и Дженни приходилось высоко поднимать ноги, пробираясь через сугробы. Рядом, оставляя в снегу проторенную дорожку, прыгал Руфус. Метеослужба передала, что снег не прекратится ни сегодня, ни завтра, а может, будет идти и дольше.
Дженни пришлось руками расчищать пространство перед дверью сарая. Проникнув внутрь, она принялась рыться в мешках, пока не нашла дедушкину коробку, которую обнаружили под раковиной в кладовке. Дженни принесла коробку к дверному проему, откуда лился свет, приглушенный густым снегопадом, положила коробку на пол и открыла. Ее глазам предстали знакомые ржавые крючки и какие-то расплавленные объекты, бывшие пластиковыми поплавками или приманками. Несколько деформированных грузил все же сохранились, остальные растеклись по дну коробки и затвердели. Еще в коробке лежала пригоршня острой гальки. Дженни зубами стянула перчатку и взяла один из камешков. Только он оказался не камешком. Слишком круглый и симметричный. Дженни нахмурилась. Потерла его о джинсы. Сняла вторую перчатку и поцарапала поверхность ногтем большого пальца. Нашла ножик и соскребла верхний слой. В приглушенной снегом тишине ее отчаянный стон прозвучал слишком громко. Дженни захлопнула коробку и пулей бросилась к домику. Это невозможно, думала она. Совершенно невозможно. Это неправда, это должно быть неправдой. Хотя какая-то маленькая ее часть все знала.
Дженни спешила обратно к домику. Она впустила собаку, скинула куртку и ботинки. Потом села за стол и тщательно очистила несколько камней, пытаясь представить, каковы же были цели ее матери, надеясь, что всему найдется какое-то невинное объяснение. Но шли секунды, а в душу Дженни закрадывалось все больше подозрений. Она подумала, как рассказать о находке Рурку и не показаться при этом сумасшедшей. Трясущимися руками Дженни набрала его рабочий телефон. Ассистент Рурка ответил, что в данный момент начальник не может подойти к телефону, но если это что-то экстренное…
– Нет, это не срочно, – ответила Дженни. – По крайней мере, не настолько срочно. Пожалуйста, скажите ему чтобы перезвонил, когда освободится.
Дженни повесила трубку и набрала номер Нины, но та тоже не могла подойти к телефону. Дженни вспомнила: в снежные дни госслужащие всегда заняты обеспечением безопасности горожан. Она попробовала позвонить в пекарню. Лора, кажется, говорила, что сегодня они откроются поздно и рано закроются.
К телефону подошла Лора.
– Пекарня «Скай-Ривер».
– Это Дженни. Все в порядке?
– Конечно, – ответила Лора, по голосу было ясно, что она улыбается. – Мы сейчас вообще-то заняты. Сюда смогли добраться только я и Мэриэл Гейл. У нас тут такая толпа. Ведь большинство других кафе закрыто. Как ты?
– Тоже много снега, но все в порядке. Слушай, а Рурка там нет?
– Не видела его.
– А Нины?
– И ее тоже. Что тебе нужно, милая?
Дженни тяжело сглотнула и попыталась заставить свой голос звучать буднично.
– Я разбирала вещи, оставшиеся после пожара, и нашла кое-что… эм… я думаю, это связано с моей матерью. Лора, я не знаю, как сказать… В старой коробке с рыболовными снастями моего дедушки лежит целое состояние. – Дженни помолчала. – Скажи, что не считаешь меня сумасшедшей.
Молчание было слишком долгим. Дженни уже испугалась, что их разъединили, но потом услышала отдаленные звуки пекарни: звон колокольчика над дверью, сигнал кассового аппарата, голоса.
– Лора? Ты слышала, что я сказала?
– Я слышала.
Лора что-то знала. Дженни чувствовала это по ее голосу.
– Ты должна мне рассказать, – потребовала Дженни. – Моя мать воровала из ювелирного, когда там работала?
– Нет, куколка. Маришка никогда не воровала из «Палмквиста», – последовала пауза. – Бриллианты… это плата, которую она потребовала за то, чтобы держать тебя в секрете.
Пища для размышлений от Дженни Маески
Для чего нужен боулинг?
Это рецепт пирога с пряностями и миндалем. По традиции из теста делали большие 12-дюймовые пироги и на них вырезали изображения святых. Но в домашних условиях подойдет и обычный плоский противень. Это вариация рецепта с использованием миндального теста.
Моя бабушка никогда не задумывалась о диетах. Такими же были и все люди ее поколения. Мы же помешаны на усвоении углеводов, калориях, трансжирах… Возможно, нам стоит перенять взгляды своих бабушек? Моя бабушка просто никогда не переедала. Она считала, что если ты ешь что-то вкусное, то необязательно съедать его много, чтобы насладиться вкусом.
Однако на самом деле в бабушкиной выпечке много переработанных углеводов, которые неизбежно превращаются в жир. Для сжигания калорий требуется 30–50-минутная пробежка, 40–60-минутная езда на велосипеде, 85–120-минутная ходьба или 90–135-минутный боулинг.
Острота жизни
1½ чашки муки
1½ чайной ложки пекарского порошка
⅔ чашки сливочного масла или маргарина
¾ чашки и 2 столовые ложки сахара
1 столовая ложка молотой корицы
½ чайной ложки молотой гвоздики
½ чайной ложки свежемолотого мускатного ореха.
щепотка кайенского перца
1 столовая ложка молока
1 чайная ложка лимонной цедры
1 (по 7 унций, или 190 г) упаковка миндального теста
1 взбитое яйцо
4 столовые ложки нарезанного миндаля, смешанные с щепоткой крупного сахарного песка
Разогрейте духовку до 180 °C. Смешайте муку и пекарный порошок. Нарежьте кусочками сливочное масло и добавьте в эту смесь. Затем добавьте сахар, специи, молоко и лимонную цедру. Раскатайте тесто на присыпанной мукой поверхности слоем толщиной 1 см и придайте ему прямоугольную форму. Разрежьте посередине. Одну часть поместите на толстую алюминиевую фольгу. Загните края фольги вверх, чтобы получился импровизированный противень. Смажьте поверхность этой половинки теста взбитым яйцом.
Раскатайте миндальное тесто размером с половинку обычного теста и положите сверху на него. Поверх миндального теста положите оставшееся тесто и слегка придавите. Смажьте поверхность теста взбитым яйцом. Посыпьте поверхность нарезанным миндалем и слегка прижмите его к тесту. Выпекайте в течение 40 минут или до готовности. Дайте остыть и нарежьте кусочками.
