Текст книги "Рецепт счастья"
Автор книги: Сьюзен Виггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Глава 25
1998 год
«Дорогая мама,
я все еще помолвлена с Джоуи. Ты сказала бы, что я слишком молода для этого. Конечно, если тебе вообще это интересно. Мы с Джоуи решили пока ограничиться помолвкой. Потому что он не хочет, чтобы я жила одна на какой-то военной базе вдали от дома. Как только Джоуи закончит службу, мы поженимся. Бабушка не очень хорошо себя чувствует и нуждается в моей заботе. А все, чего хочет Джоуи, – это поселиться в Авалоне и жить здесь. Бабушка по нему с ума сходит. Она постоянно говорит, какой Джоуи прекрасный парень и каким он будет хорошим мужем. В том году Джоуи приезжал к нам в свой отпуск, и мы ходили выбирать свадебные ленты. Когда мы принесли их домой, я почувствовала странное головокружение – может, это нервы? Из-за этих свадебных лент будущее показалось таким близким.
Но мы не торопимся. Кольца подождут. Все подождет. Войска Джоуи передислоцировались, но он – рейнджер и не имеет права говорить, где находится и чем занимается, потому что это сверхсекретная миссия. Ему предоставили сорок восемь часов на прощание со мной. Мы с Рурком проводили Джоуи на поезд. Рурк сейчас – офицер полиции, я тебе говорила? Он получил степень в колледже и теперь работает в Авалоне. Думаю, семья Рурка в ужасе, ведь он – сын сенатора Дрэйтона Макнайта и должен был стать кем-то „достойнее“, нежели полицейский из захолустного городка, но это уже другая история. Я должна написать о Джоуи. Моем женихе. Женихе.На письме это выглядит так официально. На вокзале Джоуи обещал вернуться так быстро, что я даже соскучиться не успею. Я еле сдерживала слезы, а Джоуи улыбался. Он так предан рейнджерам. Один из его армейских друзей сказал, что, если тебя уносят с поля боя в сознании, значит, ты плохо сражался. Они часто смеются над опасностями. Может, это их способ с ними справляться.
Джоуи сообщил мне новость: он попросил Рурка быть своим шафером, и тот, разумеется, согласился. А потом Джоуи попросил Рурка позаботиться обо мне, пока его не будет. Вот точная фраза: „Позаботься о ней, приятель. Я знаю, это старомодно, но я не шучу. Присмотри за ней“.
Рурк согласился, как будто у него вообще был выбор.
Почему мужчины всегда думают, что должны присматривать за женщинами? Уже почти наступило новое тысячелетие, а я еще с семнадцати лет сама веду бизнес. Думаю, что в состоянии сама о себе позаботиться. Хотя это так мило со стороны Джоуи – беспокоиться обо мне. Мило и немного напрягает.
А потом он целовал меня так долго и страстно, что я начала смущаться. Не пойми меня неправильно. Я хотела этого поцелуя. Джоуи – солдат, и он снова уходит на службу. Я хотела как-то запечатлеть его, но вместо этого почему-то думала только о том, что мы стоим посреди толпы народа и сосемся, как будто завтра уже не настанет. Как бы я хотела, чтобы этот поцелуй унес мое сознание и заставил забыть обо всем на свете, но мои мысли кружили только вокруг невольных зрителей. А потом Джоуи пришло время садиться в поезд. „Увидимся, милая!“ – сказал он, словно уезжал всего лишь в соседний город, а не за пол земного шара от меня. И уехал.
Я следила за отходящим от вокзала поездом и не смотрела на Рурка. Я не могла. Я боялась того, что могу увидеть в его глазах.
У тебя когда-нибудь было такое чувство, мам? Чувство, что если ты что-то увидишь, то тебе придется это признать, и тогда все изменится?
Итак, Джоуи далеко, и я даже не могу представить, чем он занимается, а жизнь продолжается. Я слежу за пекарней, забочусь о бабушке. В последние дни я мало вижу Рурка. Он встречается с разными девушками и много работает. Порой он звонит, чтобы спросить о бабушке и пекарне. Думаю, так он выполняет свое обещание „присматривать за мной“.
И ради всего святого, почему меня одолевают сомнения? Джоуи от меня без ума. И я от него тоже. После свадьбы Джоуи согласен жить с бабушкой столько, сколько потребуется. И у него замечательный папа. Я люблю Бруно, как отца. Каждый раз при встрече Бруно заключает меня в объятия своих больших, сильных рук. От него пахнет маслом для волос и перечно-мятной жвачкой, а еще Бруно сказал, что у Джоуи львиное сердце.
И Джоуи уверен в нас обоих. За гранью тени сомнения он знает, что я – его залог уверенности и всегда им была. Джоуи утверждает, что, даже когда мы были детьми, он просто знал это.
Как бы я хотела сказать то же и о себе. Но знаешь что? Я до сих порне знаю.
Каждый год я говорю себе: наконец-то я в тебе не нуждаюсь, мама. Наконец я переросла потребность в тебе. А потом я вдруг хочу, чтобы ты была рядом, потому что у меня столько вопросов. Как узнать, правильно ли ты поступаешь? Можно ли это как-то понять, или нужно просто идти вперед с надеждой на лучшее, молясь, чтобы твой выбор не обернулся большой ошибкой?
Какой смысл хотеть того, чего у меня никогда не будет? И вот еще что. Возможно, я ошибаюсь, хотя не думаю… Мне кажется, Рурк тоже так считает. И ему так же страшно, как и мне».
По радио передавали интервью с президентом Клинтоном, который рассказывал о вмешательстве США в войну в Косове, и Рурк хотел его послушать, подозревая что туда могли направить Джоуи. Но вместо того, чтобы послушать радио, Рурк обратил внимание на Наоми, свою девушку. Вообще-то десять минут назад она перестала быть его подружкой. Снова все повторилось.
– Ты самый последний ублюдок. – Наоми просунула голову в футболку и натянула ее на грудь. Затем бросила на Рурка убийственный взгляд. – Самый последний и подлый ублюдок.
Рурк удивился тому, что это его беспокоит. Он начинал эти отношения, зная – надеясь, умоляя, – что все так и будет, что эта девушка как раз та, что ему нужна. А потом все испортилось. Желания просто выполнить план уже было недостаточно.
Чувствуя усталость, Рурк откинул простыни, поднялся, нашел шорты. Быть брошенной довольно унизительно. Ему лучше одеться.
– Я никогда не хотел причинить тебе боль. – При этих словах Рурк чуть не поперхнулся. Слишком часто он говорил их, слишком многим женщинам.
Клинтон рассказывал, что страна вышла из долгов, бюджет сбалансировался, экономика стабилизировалась и пришла пора посмотреть за пределы родины и уделить внимание сохранению мира во всем мире.
– Ты даже не видишь меня, – произнесла Наоми. – Ты даже не знаешь, кто я.
Господи. Она была права. Он не знал, кто она. Он лишь знал, кем она не являлась.
– Мне жаль, – ответил Рурк. И это было правдой. Ему действительно было ее жаль. Жаль себя. И жаль, что он искал то, что уже нашел, но не мог иметь.
Наоми ушла, не сказав больше ни слова. Прекрасная женщина, теперь им раздавленная. Рурк ненавидел себя за то, что делает, за причиненные раны, которых Наоми не заслужила. К тому времени, как Наоми была на пути к Нью-Йорку, Рурк почти забыл о их встрече. Было ли это на летнем концерте в Вудстоке или в одном из баров Кингстона? А возможно, она была одной из тех, с кем его свела мать. Несмотря на то что отец так и не простил Рурку работу полицейского в маленьком городке, его мать не оставляла попыток вернуть сына в их общество, знакомя его с блистательными, образованными молодыми женщинами, словно они были товаром.
Надо вообще отказаться от женщин. Но это невозможно. Женщины… как воздух. Необходимы для выживания.
Он справится. Он справится. Это лишь вопрос сосредоточенности и дисциплины. А ведь он считал, что эти вещи – его конек. Эти качества в него вбивали, и каждый день он упражнялся в их проявлении на работе. Он легко сможет перекинуть эти способности и на личную жизнь. А зачем ему вообще личная жизнь? Он ведь может заниматься тем, что у него хорошо получается: работой в полиции. Расследование преступлений, разборки с семейными конфликтами, общественная безопасность, привлечение нарушителей к правосудию – Рурк всегда хотел этим заниматься. Правильно, подумал Рурк. Сконцентрируйся на работе.
Каждый день, одеваясь на утренний инструктаж, надевая бронежилет, кобуру с пистолетом, Рурк чувствовал иронию. Его отец лично выступил в качестве спонсора государственной программы, по которой все полицейские обязывались носить бронежилеты. Теперь, когда Рурк вырос, Дрэйтон Макнайт вдруг кинулся его защищать.
Рурк четко придерживался своего обещания и сфокусировался на том, что делал хорошо. Он трудился сверхурочно на благо добрых жителей Авалона… и злых, впрочем, тоже. Иногда к Рурку поступали совершенно абсурдные звонки: звонивший жаловался, что соседский лабрадор гадит на его участке. В другой раз хозяин лабрадора жаловался, что на боку его пса кто-то краской написал непристойное слово. А иногда звонки поступали душераздирающие: школьница приняла слишком большую дозу наркотика после того, как ее изнасиловали. Старушку до нитки обокрали мошенники. Рурк относился к каждому звонку со всей серьезностью, даже к жалобам на шумную соседскую вечеринку. Не то чтобы эта работа была особо интересной, но Рурк чувствовал себя на своем месте. Иногда он думал, какое же это сумасшествие – поселиться здесь, наблюдать любовные отношения Дженни и Джоуи, но чувствовал глубокую привязанность к Авалону. Здесь он впервые, будучи еще мальчишкой, понял, что такое свобода.
Свободное время Рурк посвятил изучению ведения переговоров, администрирования, налаживания отношений с местными общинами. Он подбирал брошенных или потерявшихся собак и на досуге тренировал их. Каждый вечер в конце своей смены Рурк проверял электронную почту. Джоуи великолепно писал письма, а при наличии элекэлектронной почты общение происходило в ускоренном темпе. Иногда Рурк узнавал новости до того, как их объявляли СМИ. Несмотря на то что письма проверялись, Джоуи довольно живо описывал свою жизнь, которую, казалось, составляют лишь физические неудобства и скука вперемешку с адреналиновыми всплесками при боях на грани жизни и смерти. Чуть ли не каждое письмо Джоуи заканчивал словами о Дженни: «Присмотри за моей девочкой», «Съешь за меня колач», «Скажи ей, что я вернусь быстрее, чем она думает».
Потом, видимо, батальон Джоуи начал перемещаться, и письма стали более редкими. Теперь его отправляли на ночные операции, и часто батальон транспортировали на военных вертолетах. У Джоуи было расстройство желудка, но он скрыл этот факт, чтобы его не отозвали от военных действий. Это так на него похоже.
В тот вечер Рурк выгуливал собак на заднем дворе. И вдруг зазвонил телефон. Было уже почти одиннадцать, но Рурк не спал и проводил время с собаками, чтобы отдохнуть после тяжелого рабочего дня. Он еще раз бросил обслюнявленный теннисный мячик и побежал на кухню. Вытерев руки о джинсы, он принялся искать телефон. Слишком поздно. До того, как Рурк нашел его между подушками на диване, включилась голосовая почта. Тихо ругаясь от нетерпения, Рурк слушал сообщение.
– Это я, – произнес женский голос, пояснять, кто это, было не нужно. Обычно Дженни весело здоровалась, но сегодня с ее голосом было что-то не то. Что-то, что заставило Рурка застыть на месте. – Пожалуйста, – продолжала Дженни. – Мне нужно, чтобы ты приехал. Пожалуйста.
Отправившись к Дженни на машине, Рурк позабыл, что он полицейский. Он не обращал внимания на дорожные знаки и гнал на огромной скорости, словно преследуемый демонами. Остановившись на подъездной дорожке, Рурк вышел из машины и перепрыгнул через три ступеньки на крыльце.
Дженни ждала его у двери. Рурк все понял еще до того, как она заговорила. Один взгляд на ее лицо – и он понял. Джоуи.
Дженни пила шампанское, то самое, которое хранила ко дню возвращения Джоуи. Бутылка была почти пуста. Она тряхнула головой и словно растаяла, прижавшись щекой к груди Рурка. Он забрал и отставил ее бокал и обнял. Дженни не плакала, она не издала ни звука, но тряслась от головы до ног.
– Расскажи мне, – прошептал Рурк, убирая за ухо Дженни прядь волос, пахнущую корицей. – Ты можешь рассказать мне.
– Пока нет, – проронила Дженни. – Просто… давай постоим так минутку.
Слабая надежда Рурка на то, что он ошибается, в тот момент умерла. Обычно Дженни избегала какого бы то ни было физического контакта. Это являлось их негласным соглашением, заключенным после помолвки с Джоуи. Рурк и Дженни всегда были слишком чувствительны друг к другу. Когда Рурк находился рядом с ней, его кожа начинала пылать, а мир сужался до квадрата в несколько дюймов, где стояла Дженни. А Дженни была для него запретной территорией.
Сегодняшний вечер был далеко не обычным, и Рурк желал только не разрывать этих неловких объятий. Они дышали как единое целое. Наполненные болезненной нежностью, они пытались спрятаться друг в друге, чтобы избежать момента, когда придется столкнуться лицом к лицу со случившимся.
В конце концов Дженни отстранилась.
– Есть еще шампанское, – сказала она, махнув рукой в сторону кухни.
Рурк прошел в кладовую, нашел еще бутылку, и им овладело чувство омерзения. Бутылка была неуместно праздничной. Но Рурк все равно ее открыл. Эту самую бутылку прислали его родители, чтобы поздравить Джоуи с помолвкой. «Круг Блан де Блан», одна из всего лишь тысячи выпущенных бутылок. Рурк отхлебнул теплое шампанское прямо из бутылки. Опуская бутылку, он посмотрел на Дженни. Белоснежка, подумал Рурк. Она была очень бледной, отчего ее волосы и глаза казались темнее. И теперь ее преследовало горе, такое глубокое, что у Рурка болело в груди.
– Твоя бабушка… – напомнил Рурк.
– Она уже спит. Крепко спала, когда позвонил Бруно. Она еще ничего не знает. Лучше я скажу ей завтра. – Дженни бросила взгляд в сторону холла, который вел в бабушкину спальню. – Пойдем наверх. Не хочу разбудить ее.
Рурк деревянной походкой направился следом за Дженни. После того как с Хелен случился удар, она больше не могла подниматься по лестнице, и Дженни переделала комнату на нижнем этаже в спальню для нее. А второй этаж стал для Дженни убежищем, где она могла писать и ждать Джоуи. После свадьбы они планировали здесь жить. После свадьбы… Трясущейся рукой Рурк поднес бутылку к губам и сделал большой глоток.
Наконец, Дженни заговорила, и ее голос звучал мягко, с нотками сомнения. Она пересказывала известие, словно до этого бесконечно повторяла эту фразу в голове, запоминая этот ужас: «Вертолет потерпел крушение. Живых среди отряда Джоуи нет».
Рурк не почувствовал ничего, кроме мрачного и жуткого ощущения неизбежности. Дженни рассказала еще кое-какие детали, они закончили бутылку «Круга» и открыли еще одну.
– Джоуи и шестнадцать других рейнджеров находились в вертолете где-то в Косове. Вертолет упал в ущелье. Никто не выжил. Имена не назовут официально еще несколько дней, но Бруно сообщили сразу же. Позвонили со спутникового телефона, – проговорила Дженни надтреснутым голосом. – Это неофициально, доклада о жертвах еще не было, но… никто не выжил.
Рурка пронзила ледяная боль. Джоуи. Его лучший друг. Его брат по крови. Лучший парень в мире. Несколько секунд Рурк не мог дышать.
Дженни взглянула на него, и на ее лице отразилась та же агония.
Рурку стала ненавистна мысль, что Дженни была одна, когда поступил этот звонок.
– Папа Джоуи… – начала Дженни.
– Он со своими сестрами в Нью-Йорке. Наверное, я… мы… увидимся с ним на… о боже. Похороны будут? Поминовение?
– Я не знаю. Да и кто знает?
Джоуи стоял у Рурка перед глазами. Бесхитростный, большеухий мальчишка, выросший в красавца, которого все любили. Они делили вместе все важные события в своей жизни, от потерянных зубов до потерянных котят, побед и поражений в спорте, выпуска из школы и конечно же летнего лагеря. Рурк чувствовал так, словно ему ампутировали руку или ногу.
Но сквозь тупую боль от потери пробивалось что-то еще. Что-то… чувство вины и печаль, нежность и ярость.
Долгое время Рурк изучал лицо Дженни. Достал салфетки и вытер ей слезы. А потом наклонился и обнял так, как никогда раньше, даже когда хотелось, даже когда Дженни почти умоляла его об этом. Рурк обнял ее, словно пытаясь укрыть от бомбовой атаки. Он обнимал ее, всем телом чувствуя ее тело, чувствуя ее сердцебиение, и все равно казалось, что этого недостаточно. Рурк прикоснулся к Дженни так, как мечтал тысячу раз, обводя большим пальцем линию подбородка, приподнимая ее голову. Ему хотелось поцеловать Дженни, утонуть в ней и забыться.
Каким-то образом общая любовь к Джоуи перемешалась с чувством друг к другу, и они целовались, двигаясь по направлению к спальне, отчаявшись убежать от правды. Темнота приняла их в свою западню, одежда осталась на полу в коридоре возле комнаты Дженни, и к тому времени, как они добрались до постели, их с Рурком ничто не разделяло. На губах Дженни чувствовался вкус шампанского и слез. Она обнимала Рурка за шею, целовала и никуда не хотела отпускать. Это было сумасшествием, она была сумасшедшей, они оба были сумасшедшими, но она не хотела его отпускать.
Дженни продолжала обнимать Рурка, но отстранилась от его губ и прошептала в сторону:
– Он просил тебя позаботиться обо мне. Как ты собираешься это делать, Рурк?
Затуманенный алкоголем сон Дженни ножом пронзил телефонный звонок. Она шевельнулась, застонав, и попыталась спрятаться от шума, но разрывающий перепонки звонок не затихал. Дженни не могла поднять голову, словно та была каменной. К счастью, пронзительный звонок все же прекратился, включился автоответчик, и Дженни услышала запись своего голоса. Она потянулась и под простынями случайно прикоснулась к теплому обнаженному телу. Сильные руки обняли ее и притянули ближе, и Дженни почувствовала на своей шее сонный вздох. О господи боже. Рурк. Она спала с Рурком. Джоуи мертв, она напилась, а потом у нее был сногсшибательный секс с Рурком.
Она должна гореть в аду.
Звонивший начал говорить, и его голос до жути походил на голос Джоуи. Это означало, что она либо до сих пор пьяна, либо спит, потому что Джоуи мертв, погиб при крушении вертолета. Как лунатик, переставляя одеревеневшие ноги, Дженни подошла к туалетному столику, где стоял черный телефон. Автоответчик все еще записывал до ужаса знакомый голос.
– …произошла ошибка. Мое имя попало в список, но меня не было на том вертолете…
Дженни громко рассмеялась, по ее лицу потекли слезы. Она схватила телефонную трубку и выдохнула:
– Джоуи.
Была пауза из-за междугородной связи, а потом Джоуи сказал:
– Детка, я так рад, что ты подошла к телефону. Я знаю, у вас сейчас пять утра, но я должен был сообщить, что со мной все в порядке. Я только что звонил папе. В последнюю минуту возникла путаница. Меня не было на том вертолете…
Дженни не могла говорить. Она едва могла дышать и дрожала от облегчения, пока Джоуи объяснял что-то о списке, составленном штаб-сержантом, который передали переписывать кому-то еще. Во время сражения Джоуи был ранен и отправлен в лазарет.
– Вот идиот! Я не надел защитные очки, и что-то попало мне в глаз. Меня отправляют в Германию к хирургу.
– Джен? – позвал Рурк, лежа в кровати. – Кто звонит?
Дженни обернулась подать ему знак молчать, но было уже поздно.
– Что Рурк делает у тебя в такой час? – спросил Джоуи изменившимся резким голосом.
И в тот момент Дженни поняла, что Джоуи уже давно знал об их с Рурком чувствах друг к другу.
– Я попросила его приехать сразу же, как только мне сообщили, – ответила Дженни. – Он твой лучший друг. Кому еще я могла позвонить, Джоуи?
Он не ответил. Вместо ответа, он произнес:
– Меня увольняют. Рейнджерам мало пользы от одноглазого солдата. Я возвращаюсь домой.
Дженни стояла у телефона. Обнаженная, все еще согретая объятиями Рурка. Он подошел к ней с взъерошенными волосами, с удивлением в глазах. И даже сейчас, глядя на него, Дженни с примесью стыда почувствовала прилив неудержимого желания.
И тогда она поняла, что ей не придется гореть в аду. Она уже в нем.
Пища для размышлений от Дженни Маески
В пламени
Людям нравится разводить огонь. Вид огня очаровывает, не правда ли? Есть нечто завораживающее в том, как языки огня извиваются, а потом угасают, оставляя после себя приятный легко узнаваемый аромат.
В огне есть нечто привлекательное. Согласно польской пословице, огонь не бывает добрым. Генри Джеймс говорил: «Все, что необходимо, – это неудержимая страсть, огонь ради огня». Это немного пугает. Но лично я могу сказать, что огонь делает пищу лишь вкуснее.
Пламенная любовь
8 кусочков хлеба
3 чашки жирных сливок
1 яйцо
3 яичных желтка
1½ чашки сахара
½ чайной ложки мускатного ореха
½ чайной ложки корицы
¼ чашки рома
½ чашки изюма или смородины, замоченных на 15 минут в чашке горячей воды (воду сохраните)
Разогрейте духовку до 180 °C. Нарежьте хлеб кубиками. Смешайте сливки, яйцо, яичные желтки, ½ чашки сахара, мускатный орех, корицу и 1 столовую ложку рома. Добавьте в эту смесь кубики хлеба.
Изюм высушите, а воду сохраните. Добавьте изюм в смесь. Разлейте смесь по формам для суфле. Поместите формы на противень с горячей водой, уровень воды – 1 см. Выпекайте примерно 30 минут.
Прямо перед подачей на стол смешайте воду из-под изюма с оставшимся сахаром в маленькой кастрюльке и поставьте кипеть на большом огне, непрерывно помешивая. Когда сахар потемнеет, медленно влейте, помешивая, ½ чашки горячей воды. Убавьте огонь и продолжайте варить, пока смесь не приобретет консистенцию сиропа. Влейте, помешивая, оставшийся ром и подогревайте смесь в течение еще 15 секунд. Отведите кастрюльку от себя и подожгите. Полейте суфле пылающей карамелью и подавайте на стол.
