Текст книги "Принц Волков (ЛП)"

Автор книги: Сьюзен Кринард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Ее глаза говорили ей то, чего не мог понять разум. Была одна абсолютная уверенность, один простой факт, который упрямо пробивал себе путь к ее недоверчивому рассудку. Глаза Люка. Это были его глаза. В них билось его сердце. И в тот момент, когда она приняла эту безусловную реальность, волк откинул голову назад и завыл.

Скорбный вой затопил собой все вокруг, глубоко проникая в душу и пронзая сердце. Она знала этот голос так же, как знала Люка. Он проникал в ее сны, и в этих снах она понимала его бессловесные послания.

Едва успела она все это осознать, как дверь в комнату распахнулась и в нее влетела маленькая темноволосая девочка, которая немедленно бросилась к волку. Даже сейчас ум Джой не мог сформулировать мысль. Даже когда она знала, что все это правда.

– Qu'est–ce qui n'va pas, Luc [22]22
  Не так ли? – фр.


[Закрыть]? – спросила Клэр резким голосом, обвивая своими маленькими ручками мощную мохнатую шею и зарываясь лицом в густой мех. Волк переместился, чтобы понюхать ее щеку, а затем две пары глаз повернулись и немигающее уставились на Джой.

Клэр, нахмурившись, рассматривала Джой. В этот момент показалось, что невидимые нити, которые держали Джой в неподвижности, резко оборвались, и она почувствовала, что ей нечем дышать. Впечатление от увиденного было так велико, что сердце чуть не остановилось. Оно покачнулось и возобновило свой нормальный ритм, как и все остальное вернулось в свое неизбежное русло.

– Люк, – это был не страх, лишь пробуждающееся изумление. – Люк?

Нежными движениями волк освободил себя от Клэр и подошел к кровати. В непосредственной близости он казался таким огромным и грозным, что любой разумный человек инстинктивно бы застыл на месте от парализующего шока. Как будто она и на самом деле находилась в прострации, Джой увидела, как помимо воли, ее рука начала двигаться, опускаясь и неуверенно касаясь с черными кончиками меха массивного плеча.

Волк прижался к ее руке, и зелено–золотые глаза зажмурились от очевидного удовольствия. Ее руки погрузились глубоко в его шкуру, исследуя чудесную текстуру. Пальцы помнили это ощущение, и внезапно она осознала, что утешало ее, когда раненная она лежала в пещере в полубессознательном состоянии. Те глаза, что смотрели на нее тогда, были те же, что взирали на нее сейчас с явственного нечеловеческого лица. Она узнала его тогда. Сердце узнало, когда разум находился слишком далеко, чтобы препятствовать этому.

Ее движения остановила маленькая теплая рука. Клэр, коротко обратив на себя внимание, продемонстрировала свои слова, сложив пальцы вместе и почесав сзади больших треугольных ушей Люка. После того, как Джой последовала примеру Клэр, с отчетливо человеческим вздохом удовлетворения Люк полностью закрыл глаза и положил свою внушительных размеров морду на краешек кровати.

Погрузившись в удивительные ощущения, Джой не спрашивала себя, когда в ее сознании волк стал Люком. Она едва заметила, как высокая темная фигура вошла в комнату и молча остановилась у двери.

– Папа! – голос Клэр заставил ее поднять глаза, и, даже учитывая свое смятенное состояние, она узнала Филиппа, кузена Люка. Тот мрачно смотрел на нее в то время, как Клэр подбежала к отцу, словами и жестами требуя, чтобы он взял ее на руки.

– Ты в порядке? – Джой больше удивилась акценту Филиппа, произносящего английские слова, чем странным выводам, которых она в итоге достигла. Мужчина туда–сюда переводил неуверенный взгляд своих зелено–серых глаз с Люка на Джой, в нем сквозило какое–то напряжение, будто он был чем–то озабочен, но не имел желания вмешиваться.

Вмешиваться… во что? Джой едва поняла свое собственное предположение, но когда Люк выдвинулся из–под ее руки и повернул лицо к кузену, напряжение в комнате ощутимо выросло. Она зачаровано наблюдала, как в абсолютной тишине, волк–Люк пристально разглядывал мужчину–Филиппа, волосы на его загривке встали дыбом, а из самой глубины впечатляющих размеров волчьего тела раздалось утробное рычание.

Каким бы бессловесным ни был их разговор, этого оказалось достаточно, чтобы вынудить Филиппа с извивающейся на руках Клэр развернуться и отступить. Он остановился лишь для того, чтобы бросить беглый взгляд на Джой перед тем, как выйти из комнаты так же бесшумно, как он и вошел сюда.

У Джой совершенно не было времени проанализировать эту маленькую сценку, так как внезапно волчий контур стал вновь размываться и перемещаться, и затем оказалось, что посреди комнаты стоит Люк, отряхиваясь подобно мокрой собаке. Мокрому волку, поправила себя Джой и почувствовала, что практически истерический хохот угрожает нарушить ее нелепое спокойствие.

Булькающий звук, словно кашель, застрял у нее в горле, и это мигом привело Люка к ее кровати. Его руки, как раскаленные угли, коснулись ее лица.

– Джой! – резко произнес он. Она смотрела в его глаза – те самые глаза – и не могла понять, как могла быть настолько слепой.

Она потянулась, чтобы взять его руку, переворачивая ее туда–сюда, как будто это было единственным, что могло раскрыть тайну того, кем он был. Зная, что, должно быть, она выглядит и звучит невероятно глупо, Джой улыбнулась ему и позволила внезапным слезам найти себе выход.

– Знаешь, мог бы и предупредить.

Его возмущенный крик был заглушен тем, что она прижала его губы к впадинке на своем горле. Она погрузила пальцы в его волосы и увидела, что пряди имеют разные оттенки черных, серых и белых цветов, которые она никогда не принимала за то, чем они были на самом деле.

Они так и сидели, свыкаясь с коренными изменениями, произошедшими между ними, голова Люка покоилась на ее бедре, в то время как она гладила его руками так, как до этого ласкала его в волчьем обличье. Первый раз в своей жизни Джой не задавала вопросов. Первый раз в своей жизни она не чувствовала в них потребности.

Замершее время волшебного принятия не могло длиться вечно, Джой вздохнула, когда Люк выпрямился и горячим шершавым большим пальцем откинул выбившийся локон с ее глаз.

– Я сожалею, Джой, но у меня не было другой возможности убедить тебя.

В тоне его голоса сквозило не только подлинное раскаяние, но и реальная обеспокоенность, он изучал ее глаза, пытаясь обнаружить в них то, чего боялся увидеть – осуждение? Отвращение? В горле застрял комок, когда к ней пришло новое понимание, первая серия осознаний, которые начали падать по цепочке друг на друга, как костяшки домино.

– О, Люк, какая же я была глупая, что не замечала этого раньше. Это все потому, что в наших школах, откуда я приехала, не слишком много времени уделяют таким вещам, как оборотни.

Его грубый смех почти что удивил ее.

– Это – не такая уж простая вещь, которую можно изучать или принимать – даже для нас, – внезапно его глаза снова стали серьезными. – Мы это не выбираем. Это в нашей крови, Джой. И мы также не можем отвергнуть это.

Снова его взгляд изучал ее с такой напряженностью, которая, насколько ей было известно, свидетельствовала о том, что он нуждается в ее ответе.

– Я приму, – тихо ответила она, – мне потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этому. Но… – она схватила его руку и поднесла к своим губам, – больше всего я беспокоюсь о том, как мне отблагодарить тебя за то, что ты спас мою жизнь – и мою добродетель – несколько раз.

Внезапная ухмылка Люка была поистине волчьей.

– Уверен, мы сможем что–нибудь придумать на этот счет.

Теплая ласка его слов вызвала внезапное болезненное осознание гладкости линий, контуров и изгибов его обнаженной груди, находящейся так близко от ее щеки, и того, что находилось вне поля ее зрения за пределами постели. Затопивший жар от слишком наглядной картины, всплывшей в ее мозгу, не имел ничего общего с естественной теплотой рук Люка, касающихся ее кожи. И как будто она произнесла эти мысли вслух, Люк выпустил ее и, нагибаясь, быстрыми движениями стал собирать разбросанную одежду. Она подавила вспышку разочарования, жар преследующего ее желания перешел в форму более прозаических ощущений, и внезапно она была вынуждена откинуться на подушки, чтобы оказать сопротивление стремительно захлестнувшей ее волне тошноты.

Люк появился вновь, его рубашка была расстегнута таким образом, что заставило ее отвлечься от менее приятных вещей. Нахмурившись, он склонился над ней.

– Ты в порядке, Джой?

В ответ на его беспокойство она выдавила из себя улыбку.

– Думаю, что сейчас мне нужно отдохнуть, Люк. – Ее глаза начали закрываться, несмотря на все усилия заставить их сфокусироваться на нем. – Извини…

Люк забормотал себе под нос что–то резкое по–французски.

– Мне не следовало заставлять тебя…

Она остановила его, протягивая руку и прижимая пальцы к его губам. Он обнял ее руку своею и держал ее около рта, его теплое дыхание ласкало ее кожу до тех пор, пока ей не стало щекотно.

– Я рада, что ты сделал это, Люк. Осталось еще много, чего, о чем бы я хотела узнать. Например, почему… – ее слова были прерваны долгим зевком. На этот раз уже он поднес свои пальцы к ее губам, заставляя ее умолкнуть.

– Я расскажу тебе все, Джой. Между нами больше не будет секретов.

– Я рада, – пробормотала Джой. Руки Люка гладили ее таким образом, что это скорей расслабляло, а не возбуждало. Она с благодарностью поддалась этой ласке.

– Люк, – она услышала знакомый, настойчивый голос, прозвучавший издалека, однако его силы было достаточно, чтобы нарушить мирную апатию и заставить ее открыть глаза, комната стояла размытым пятном перед ее взором. – Ради Бога, Люк, что здесь происходит? Я услышал…

– Она уснула, – прогрохотал рядом голос Люка, Джой скорей почувствовала, чем увидела, как он удаляется. – Что бы ты ни собирался сказать мне, Алан, это можно сделать снаружи.

– Что ты творишь, Люк? – голос Коллье перешел на грубый шепот. – Вместо того, чтобы способствовать ее выздоровлению, ты демонстрируешь ей вещи, к которым она еще не готова. Ты уже рассказал ей обо всем остальном, Люк – о том положении, в которое ты ее поставил? Чего ты планируешь добиться от нее, потому что не смог сдержаться… – слова внезапно оборвались, – там.

Лишь в одном простом слове, словно молния, прорвалась подавленная свирепость. Затем – не было больше голосов, не было слов, и у Джой осталось исчезающее ощущение того, что что–то не совсем правильно. Что–то еще предстояло решить.

Это была последняя беспокойная мысль, которая сопровождала погружение Джой в целебный сон.

* * *

Огибая битый лед, оставленный холодным ночным дождем, волки вышли на охоту. Прошло много времени с тех пор, как Люк бежал во главе стаи из деревенских жителей, и, находясь снова среди своих соплеменников, он испытывал приятное волнение, лежащее вне сферы человеческого понимания.

Общение, происходившее между ними, не нуждалось ни в каких несуразных человеческих словах. Оно пульсировало на более глубоком уровне. Среди настоящих волков язык общения был простым и прямолинейным, среди лугару существовали разные слои понимания, превосходящие язык животных и обычных людей.

Люк знал скрытые мысли своих собратьев, сознавал свое едва изменившееся положение среди них. Из–за Джой. Он всегда держался обособленно от других, потому что не мог выполнять принадлежащую ему по праву роль альфа–волка, имеющего супругу и воспитывающего своих детей, передавая им традиции и силу крови своего народа. Эту задачу выполняли другие – но их кровь не была такой могущественной и чистой, как его. Груз этой обязанности и мучения от неосуществленных ожиданий соплеменников вынуждали его отказываться от самой существенной части того, кем он являлся.

Теперь же, смакуя примитивную радость чистого движения, работы мускулов и холодного воздуха, клубящегося им в след, он также ликовал от осознания того, что есть женщина, которая изменила все. Джой не могла знать – еще нет – что она значила для него и для деревни. Для людей, лугару, жителей Валь–Каше она стала надеждой на будущее. Шансом сохранить чистоту крови. Для него – Люк резко развернулся на одной задней лапе, и все остальные последовали его примеру, не разрывая косяка, – для него она значила гораздо больше, чем даже они были в состоянии понять.

Было так легко поддаться искушению и вообразить, будто она находится здесь, среди стаи, бежит рядом с ним, ее бледный мех, подобно свежевыпавшему снегу, играет лучами солнца, изящная точеная мордочка поднимается вверх, чтобы вкусить свежесть ледяного воздуха. Ее глаза – ее глаза были бы темно–золотыми – не изменившимися при трансформации, но получившими более насыщенный оттенок. Она была бы потрясающе грациозна, веселилась бы в манере его народа, укусила бы его и вырвалась вперед, размахивая завитком изящного белого хвоста. Люк чуть не споткнулся, и Филипп, черная тень на снегу, поддержал его за плечо. Какое–то мгновение они бежали бок о бок друг с другом, напряжение, вызванное конфронтацией предыдущего дня, ушло, так как не в правилах их природы было держать недовольство среди своих соплеменников. Это был не путь духа–волка, и их и так было слишком мало.

Филипп не забыл свое место в стае, он был вторым после Люка, и через какое–то время, когда они начали переходить на рысь, он потихонечку отступил назад. Добыча ускользнула, как это часто бывало, и стае следовало отдохнуть, прежде чем устроить новое преследование.

Они расположились на скалистом склоне, возвышавшемся над нетронутой стеной леса, что скрывала Валь–Каше от Внешнего мира. Дом. Прошло много времени с тех пор, как Люк думал об этом месте как о доме. Он боялся обосноваться здесь, потеряв надежду обрести спутницу жизни и мир в душе. Его соплеменники отдыхали, слоняясь вокруг, обнюхивая друг друга и тяжело дыша, но Люк ничего не замечал. Все его чувства были обращены к одному, к женщине, которая была ему дороже жизни.

Он закинул голову в протяжном, ликующем вое. Друг за другом к нему присоединились остальные волки, и хор голосов достиг небес прежде, чем вся долина огласилась его триумфом.

Глава 15

Хромая по маленькой комнате и облокачиваясь на руку Алана Коллье, Джой подняла голову, услышав знакомый звук. Она улыбнулась, и Коллье остановился, чтобы посмотреть на неё. Он подвел её к ближайшему стулу и помог сесть.

На мгновение Джой была удовлетворена тем, что сидела спокойно, запыхавшаяся и чувствующая боль от усилий. Она предпочла бы оставаться в кровати, но доктор разъяснил ей, что только регулярное движение может помочь её здоровью и ускорить выздоровление, предотвращая опасность возникновения пневмонии вследствие перелома ребер. Несмотря на болеутоляющие, она все еще неважно себя чувствовала, но это могло исправить только время. Побочные эффекты от сотрясения почти исчезли.

– Ты уже очень хорошо ходишь, Джой, – сказал Коллье, словно вторя её мыслям. Вой прекратился, и Джой обратила всё свое внимание на него, по–прежнему улыбаясь. – Должен признать, что ты чрезвычайно быстро поправляешься. Я тоже в свое время видел некоторых, кто быстро поправлялся.

– Рада слышать это, – ответила Джой с гримасой, поскольку глубокий вдох неожиданно причинил боль. – Только не ожидайте, что я стану хорошим материалом для исследования, Алан, потому что я никогда–никогда не позволю этому повториться.

Доктор отошел, и Джой мельком что–то увидела на его лице, какое–то беспокойство под маской внешнего умеренного дружелюбия.

– Сомневаюсь, что он позволит этому повториться, – Коллье прошептал так тихо, что она едва расслышала.

Тогда Джой вспомнила то, о чем практически забыла: тихую беседу между Люком и доктором, которая дала ей ощущение чего–то не совсем правильного – чего–то, происходящего между ними и, возможно, также связанного с ней. Она едва ли знала о том, что хотела спросить. Сможет ли Коллье ответить на все её вопросы и захочет ли разговаривать с нею на темы, которые Люк, казалось, всеми силами старался избегать? Оставалось всё еще слишком много загадок. У нее не возникало намерения их прояснить. Пока лицо Коллье не напомнило ей об этом.

Она уже открыла было рот, как Коллье спросил:

– Что Люк сказал тебе, Джой?

Он выглядел спокойным, но она знала, не понимая, откуда у неё взялась такая уверенность, что это всё блеф.

Она выпрямилась на резном деревянном стуле.

– Люк рассказал мне, кто он есть на самом деле.

Она видела, как Коллье закрыл глаза и медленно кивнул, не удивившись.

– Я знаю об этом. Его вой был слышен на всю деревню, – губы изогнулись в легкой улыбке. – Довольно мелодраматично. До этого момента я и не знал, насколько ты осведомлена. Ты не выказывала никакой реакции, которая могла бы подсказать мне, как много ты знаешь или помнишь, а поведение Люка мало, что говорило, чтобы предположить, что он тебе открыл.

Размышляя над молниеносными изменениями в характере Люка с того момента, как они вернулись в деревню, Джой смогла только кивнуть.

– Я действительно помню только часть из того, что произошло. Я видела его трансформацию и прежде – но думала, это мне почудилось в лихорадке, а позже – списывала на свое сотрясение до тех пор, пока он не повторил это снова, когда я уже была в полном сознании и не имела никаких оправданий – кроме, возможно, потери рассудка.

– Это, – тихо сказал Коллье, – не подвергается никаким сомнениям. Боюсь, всё это очень реально. И могу только удивляться, что ты можешь принять это так легко.

Джой вздохнула, сопротивляясь желанию почесать опрятный рядок швов на руке.

– На самом деле у меня особо и выбора–то нет, – она звонко рассмеялась. – Я всегда считала себя реалистом, скептиком. Но трудно отрицать то, что происходит прямо перед тобой, – она посмотрела в глаза доктора. – И к тому времени, когда я поняла, что из себя представляет Люк, думаю, было слишком поздно, чтобы это имело какое–либо значение.

Она отвела глаза от беспокойного взгляда Коллье и сомкнула руки на коленях. Его вздох заполнил тишину.

– Понимаю. Я надеялся… я задавался вопросом, что происходит. Между вами, – сдавленный голос Коллье выдавал его неловкость. – Буду честен, Джой. Я не думал, что с тобой будет не так, как с другими.

Пораженная его словами Джой быстро подняла взгляд.

– Я помню то, о чем вы меня предупреждали.

Он улыбнулся.

– Пытался предупредить, несмотря на то, что очень люблю Люка. Я знаю его очень давно и уверен, что ты уже догадалась об этом. Но Люк, – он коротко хохотнул. – Люк, как ты теперь понимаешь, сильно изменился. Он никогда не позволял ни одному из предыдущих «интересов» затронуть себе сердце. О, он никогда не ранил их, не так, как мог бы, причинив длительные страдания любой из них. Но… – надеюсь, ты не будешь возражать, если я буду откровенным, дорогая, – когда я встретил тебя, то понял, что он может, сам не сознавая каким образом, причинить страдания тебе.

Кусая губу, Джой силилась понять то, на что намекал Коллье. Кое–что из этого она подозревала и раньше: связи Люка с другими женщинами были обычным явлением, и ей было уготовано место в качестве очередного увлечения. Но позже, где–то посередине их отношений, а затем, наконец, после того, как они занялись любовью, всё изменилось. Безвозвратно переменилось – и не только для неё. Люк Жуводан перевернул её жизнь вверх дном, но и сам не остался незатронутым.

– Когда он позвал нас к тебе, я понял, что все не так просто. Не как с другими, – голос Коллье стал серьезным. – Джой, ты изменила его. Ты затронула его так, как ни одна другая женщина. И я не знаю, быть благодарным тебе за это или бояться этого.

Зловещий тон последних слов привлек к себе внимание Джой.

– Бояться? Что вы имеете в виду? Алан, я очень благодарна за ваше беспокойство. Я всё еще не знаю, что я сделала, чтобы заслужить его, – улыбаясь, она дотянулась до его руки и нежно положила свою сверху. – Это значит для меня больше, чем я… иногда я не могу хорошо выразиться о таких вещах, – Коллье перевернул свою ладонь, чтобы успокаивающе взять её за руку. – Долгое время я была одержима одной вещью. Это было всем, что имело для меня значение. Теперь… для меня приобрело значение также и другое. И это благодаря вам и Мэгги, – она сглотнула, – и Люку, – качнув головой, она выдохнула слова. – Мне жаль, что я не могу лучше объяснить, но когда дело доходит до сердечных дел, я…

– Понимаю, Джой. Тебе не нужно пытаться объяснить, – она увидела, как он улыбнулся. – Я рад сильнее, чем могу это выразить, что ты нашла нечто… что–то, что приносит тебе счастье, – он замолк, и его лицо изменилось, как будто он собирался сказать больше; Джой почувствовала отголосок несказанных между ними слов. Но затем он просто вздохнул и откинулся назад, вытянув свои худые ноги.

Возвращаясь к его предыдущим словам, Джой проанализировала значение всего, что он ей говорил.

– Алан, вы сказали, что давно знаете Люка. И эта деревня… Люк сказал, что мало «чужаков» знали о ней. Но вы говорили, когда я впервые очнулась, что она – часть ваших регулярных ежемесячных раундов, – она выжидательно посмотрела на Коллье, и он, кивая, сжал губы.

– Я, – медленно ответил он, – один из немногих счастливчиков, кому разрешено знать о Валь–Каше. Мое знакомство с деревней началось много лет тому назад, как и знакомство с Люком.

– И вы всё это время знали о Люке, то есть, о том, кто он на самом деле? – Джой нетерпеливо наклонилась вперед.

– Я знал его еще до того, как он стал таким, – признался доктор. – Я знал его мать.

Всё замерло в тот миг, когда Джой сложила факты вместе.

– Мари–Роуз? Вы знали её?

Коллье поднял голову.

– Люк рассказал тебе о своей матери, – в его голосе звучало удивление. – Он никогда не говорит о ней. Для него рассказать тебе… – мягкие синие глаза горели тем, что, возможно, было надеждой.

– Я знаю, – пробормотала Джой, – то, что случилось с ней, нанесло ему глубокую рану, – видение говорящего Люка, зыбкое и отдаленное в мерцающем свете костра, понизило её голос до шепота. – Но он никогда не упоминал вас.

– Я не удивлен. Это гораздо характерней для него – не говорить об этом, вообще. Как ты сказала, – грустно продолжил он, – это нанесло ему глубокую рану. Но он никогда не показывал этого. Никому, кроме тебя.

Джой наслаждалась внезапно нахлынувшей теплотой, которая купала её сердце в нежном пламени. Было еще слишком новым и слишком странным – осознать прозвучавшие слова.

– Если вы знали мать Люка, значит, вы знали Люка еще мальчиком.

– Да, – его глаза безучастно посмотрели в окно. – Я мало видел его в течение первых лет жизни, когда с ними был его отец. Позже, – его голос сел. – Позже, когда он остался один, я мог предложить ему свою дружбу и получить его дружбу взамен.

– Таким образом, он не был совсем один, – пробормотала Джой. Теперь она понимала то, что говорил ей Люк. – У него были вы.

– Иногда этого было недостаточно, – Коллье опять повернулся к ней, его лицо вытянулось. – Конечно, к тому времени деревня приняла его, и он проводил часть времени здесь. Но, по мере того, как он становился старше и все больше и больше видел внешний мир, жизненный опыт менял его, и казалось, он больше не принадлежит ни одному из миров.

Джой осознала то, что внезапно пришло ей на ум.

– Одинокий волк.

– Да, – улыбнувшись, Коллье перевел на нее взгляд, но не сосредоточиваясь полностью. – И для него эти слова имеют большее значение, чем ты можешь себе представить.

Перебирая вопросы, которые она должна была задать, Джой задумчиво нахмурилась.

– Люк – лугару, – сказала она, наконец, осторожно выговаривая слова, – но он говорил, что есть и другие. Его мать…

– Была тем, кем и он, – тихо подтвердил Коллье. – Прекрасной девочкой и изящной волчицей с шерстью столь же черной, как тьма, – скрывая своё появившееся удивление, Джой наблюдала, как лицо доктора превращалось в лицо гораздо более молодого человека. Человека, говорящего о любимой женщине. Она не могла найти слов для ответа, но он продолжил сам. – Ни один из нас не знал, что произойдет, когда она выбрала отца Люка. Мы не могли защитить её после того, как это случилось.

Все вопросы застряли в горле Джой. Тишина была заполнена мучительными воспоминаниями, и прошло некоторое время, прежде чем глаза доктора вновь посмотрели на неё, всё еще горящие отблеском старого горя.

– Я пытался быть своего рода отцом Люку, но он был очень мужественным мальчиком. Он мог только допустить, чтобы я – это в большей степени – либо кто–нибудь еще заботились о нем. До тебя.

Джой поняла преднамеренное изменение темы, но не могла отойти от впечатления того, что открыл ей Коллье. Она откинулась назад на стуле, не обращая внимания на боль в ребрах в тех местах, где они прижимались к резным деревянным спицам.

– Мари–Роуз была оборотнем, – выдохнула она с любопытством, – и эта деревня, – она снова быстро села, – все они – тоже оборотни? – Клэр, с её молниеносными движениями, Филипп, высокий и задумчивый, робкий и прилежный Жан–Поль и даже добродушная и грубоватая бабушка Люка? Представление Бертранды, превращающейся в злющую старую волчицу, было достаточным, чтобы сбить трезвый ход её мыслей.

Коллье покачал головой прежде, чем смех иссяк.

– Не все – одни ветви рода сильнее других, некоторые потеряны навсегда. Иногда способность к трансформации отсутствует у целого поколения. Мать Люка несла в себе истинную кровь так же, как и её отец. Сейчас достаточно много взрослых, чтобы создать большую стаю, – тон его голоса был печальным, и Джой вспомнила ту же самую печаль в голосе Люка, когда он рассказывал о своих людях.

– А дети?

Опустив голову, Коллье закрыл глаза.

– Пока они не достигнут половой зрелости, мы не можем знать. Трансформация болезненна для них. Некоторые и вовсе не изменяются, – наконец, он поднял глаза, и они были меланхолично–серьезными. – В каждом поколении всё меньше и меньше детей. Валь–Каше постепенно вымирает. Когда–нибудь… – он прервался. – Я боюсь, что время людей Люка проходит.

Проглотив неожиданный комок в горле, Джой моргнула.

– Я сожалею.

Она подумала о людях, которых встретила, о детях, об очевидной преданности Люка им, даже если он никогда и не признается в этом. Казалось странным, что все это имело для неё значение и она могла даже поверить в такую невероятную услышанную историю. Но это действительно имело значение, и она действительно в это верила. Что–то глубоко в её душе ответило такой бесспорной уверенностью, что у неё не оставалось никакого выбора. Совсем никакого.

– Боюсь, что не слишком хорошо объяснил тебе, Джой, – сказал Коллье в тишине. – Я надеялся, что для тебя будет возможным это понять. Я очень благодарен…

– За то, что я могу это принять? – Джой покачала головой с кривой усмешкой. – Алан, именно я должна быть благодарна за то, что у меня есть такой друг, как вы, – она снова потянулась, чтобы поймать его руку, он мягко сжал её снова. – Всё меняется так быстро, что иногда я думаю, меня уже больше ничего не сможет удивить.

Сильнее сжав руку, Коллье искал её взгляд.

– Если что–то на самом деле… если что–нибудь удивит или испугает тебя, если ты когда–нибудь будешь нуждаться в какой–либо помощи, Джой, я хочу, чтобы ты знала – я рядом.

Джой сморгнула внезапные слезы.

– Я знаю. Спасибо, Алан.

Стул скрипнул под ним, когда доктор сменил позу, выпуская её руку и разминая свою шею.

– А теперь, думаю, самое время немножко подольше подвигаться перед сном. Не будь слишком самонадеянной – твоему телу всё еще нужно много времени, чтобы выздороветь. Сейчас ты в хорошем состоянии, и так как холодный дождь закончился, я могу вызвать свой транспорт, чтобы он подобрал меня. Я последний в списке.

Он поднялся, и Джой со стоном подалась вверх, чтобы схватить его за руку. Они несколько раз прошлись по комнате, и, наконец, он сказал:

– Ты уже думала, где бы хотела провести оставшуюся часть времени своего выздоровления? – его голос был осторожен, и Джой подняла взгляд от пола к его лицу. – Ты не должна слишком перегружать себя, тебе действительно нужно время, чтобы полностью выздороветь, но примерно через неделю ты сможешь уехать из деревни. Тем не менее, я бы рекомендовал тебе еще несколько недель подождать, прежде чем совершать любые длительные поездки.

Его последние слова прозвучали почти вопросом, который Джой не совсем поняла. Медленно двигаясь в сторону кровати, Джой утонула в пушистой мягкости перины, в то время как Коллье осматривал её швы.

– Я вообще не думала об этом, – признала она, нахмурившись. – Я… – эмоции, которые вызвал вопрос доктора, заставили её заколебаться. «Люк, – это было первой мыслью, – Люк». Казалось, она не могла понять внезапную суматоху своих мыслей. Она не думала о «после» – не тогда, когда находилась здесь, в Валь–Каше.

Она попыталась подумать о возвращении к своему домику, о возвращении домой – но даже слово «Дом» не имело никакого смысла. Больше не имело. Это засело свинцовой тяжестью у неё в животе и поднялось вверх, сжав горло так, что никакой звук не мог выйти.

– Лежи спокойно, Джой, – мягко сказал Коллье. Тогда она поняла, что качала головой, отрицая что–то, что никак не могла уловить, не говоря уже о том, чтобы осознать. Она могла принять существование оборотней, но эта тайна внутри собственного сердца лежала вне её понимания.

– Добрый вечер, доктор, – несмотря на предупреждение Коллье, она дернулась на звук голоса Люка. Когда Джой подняла глаза, они немедленно нашли его, как будто их соединяла невидимая нить эмоций. Янтарная зелень его пристального взгляда была направлена на неё. – Джоэль.

Она расслабилась под теплой нежностью своего имени. На мгновение она забыла о Коллье, пока тот отодвигался в сторону, прижимаясь ногами к кровати. Затем она отвела взгляд от неотразимых глаз Люка и увидела напряженность, которая заставляла доктора оставаться неподвижным, с сосредоточенной осторожностью взирая на Люка, пока тот приближался к кровати.

После их откровенного разговора Джой не могла больше игнорировать поведение своего друга, как не могла игнорировать и жаркий гипноз присутствия Люка. Она инстинктивно знала, что было еще много чего, что она все еще не понимала; посерьезневшие глаза Коллье, следовавшие по комнате за Люком, были подтверждением тому, как мало, в действительности, она понимала. Но она не знала, что сказать или сделать, как смягчить ситуацию, а прикосновения Люка – легчайшее поглаживание пальцами её плеча, вытеснило все остальное из её головы. Отвечало именно её тело.

– Не забывай, Джой, – голос Коллье был хрипловатым от напряжения. – Если я буду тебе нужен – для чего угодно – или у тебя появятся вопросы, я буду здесь или в Лоувелле, – Джой почувствовала, что рука Люка остановилась, она наблюдала, как он медленно поворачивался к доктору. В течение напряженного, почти болезненного момента они смотрели друг на друга, и Джой знала, что в позе Люка была угроза, она видела, что Коллье попытался скрыть нежеланную дрожь. Именно Коллье отвел глаза в сторону, на Джой, в его глаза вернулась печаль. – Помни, Джой, – он медленно отошел от кровати, наконец, остановившись в дверном проеме. – Пусть она поспит, Люк, – в его голосе не было следов поражения. На сей раз глаза опустил Люк.