Текст книги "Мир После (ЛП)"

Автор книги: Сьюзен И

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава 19

Мы все бездумно смотрим вверх.

Затем, я осознаю, что с неба идет непонятное гудение, такое низкое, что практически на границе слышимости.

И оно нарастает.

Сквозь просвет между деревьями, я вижу темное пятно на сумеречном небе. Оно приближается с пугающей быстротой.

Низкое гудение ощущается скорее в костях, чем воспринимается на слух. Этот зловещий звук, такой знакомый на первый взгляд, в нем словно слились все подсознательные страхи.

Прежде, чем я распознаю его, люди поворачиваются и бегут.

Никто не кричит, не окликает друг друга. Люди просто молча и отчаянно бегут.

Паника заразительна. Человек, держащий мою маму, отпускает ее и присоединяется к всеобщему бегству. Почти тотчас парни, удерживающие мою сестру, швыряют веревки и бросаются бежать.

Пейдж замерла, уставившись в небо как зачарованная.

– Беги, – отчаянно кричу я. Это выводит ее из оцепенения.

Моя сестра поворачивается и бежит в противоположную от лагеря Сопротивления сторону. Она несется вглубь рощи, веревки вьются за ней по грязи, как скользящие тенями змеи.

Мама бросает на меня взгляд. Кровь сочится из пореза возле глаза. Даже в неверном свете сумерек я вижу, как наливается синяк.

Коротко поколебавшись, мать кидается вдогонку за моей сестрой под деревья

Я стою, замерев, пока гудящий звук становится все громче. Должна ли я следовать за ними или бежать назад в безопасный лагерь?

Решение приходит ко мне, когда темное облако приближается настолько, что можно различить отдельные формы среди массы темноты.

Крылатые люди со скорпионьими хвостами.

Дюжина их затеняет небеса. Они снижаются.

Должно быть, вне обители была еще одна или несколько партий.

Я бегу.

Я улепетываю от них к школе, как все остальные. Я последняя, и представляю собой легкую мишень.

Скорпион устремляется вниз и приземляется прямо передо мной.

В отличие от тех тварей, что я видела в обители, этот полностью сформирован. Лохматый, с львиными клыками, но его руки и ноги почти человеческие, за исключением слишком развитой мускулатуры. Его тело, на первый взгляд, человеческое, но живот, грудь и пресс похожи на сочленения кузнечика.

Зубы так велики, что чудовище не может закрыть рот и с губ стекает слюна. Оно рычит на меня и вздымает свой толстый скорпионий хвост над головой.

Страх захлестывает меня с небывалой силой.

Я снова переживаю атаку скорпиона в обители. Моя шея становится сверхчувствительной, каждую секунду я ожидаю, что ядовитое жало вонзится в нее.

Еще один скорпион приземляется рядом со мной. Этот обнажает зубы-иголки, издавая шипение.

Я в ловушке.

Я срываю игрушечного медведя и обнажаю меч. Он чувствует себя в моих руках более уверенно. Это все, на что я могу рассчитывать.

Палят выстрелы, но в основном ночь наполнена громогласным ревом крыльев и пронзительными воплями людей.

Мне едва хватает времени принять стойку, которую я отрабатывала во сне. Монстр нападает на меня.

Я наклоняю клинок под углом сорок пять градусов, намереваясь рубануть в основание шеи, где та граничит с плечом. Вместо этого срезаю жало с хвоста, метнувшегося ко мне.

Монстр кричит по-человечески. Неожиданно слышать эти звуки из пасти, полной клыков.

Нет времени прикончить его, так как второй скорпион тянет жало ко мне.

Я закрываю глаза, дико раскачиваясь в жуткой панике. Это все, на что я способна, слишком живы воспоминания о параличе от яда.

К счастью, у меча нет таких проблем. Ликование накатывает волной, когда он легко взлетает вверх и с силой опускается вниз.

Когда я открываю глаза, второй скорпион валяется на земле, истекая кровью, его хвост подергивается в конвульсиях. Второй исчез, может, полетел залечивать раны, а может – уполз умереть с миром.

Я – единственное живое существо в моей части рощи. Я скольжу в тень от ближайших деревьев, пытаясь восстановить дыхание.

Скорпионы все еще приземляются, но далеко от меня. Их привлекает толпа людей, застрявшая у забора.

Они хватают людей и жалят их под разными углами, словно упражняясь или наслаждаясь этим. Даже, когда они присасываются к жертвам, чтобы выпить их, другие скорпионы продолжают жалить одних и тех же жертв.

Люди кричат и толкают друг друга на забор, пытаясь вскарабкаться на него. Они бросаются в рассыпную, пытаясь найти место, где можно перебраться через ограду, но их настигают скорпионы.

Тем немногим счастливчикам, кому удается перебраться, повезло. Скорпионы, словно ленивые хищники, заняты ближайшими жертвами и не обращают внимания на тех, кто ускользнул.

Когда жертвы соскальзывают на землю, скорпионы присасываются к ним. В то же время твари теряют интерес к тем, кто перебрался через ограду и бежит к школе через улицу. Скорпионы взлетают и вертятся как облако насекомых, прежде чем раствориться в темнеющем небе.

Что-то шуршит за моей спиной, и я разворачиваюсь с мечом наготове.

Это мама идет ко мне шаркающей походкой.

Мы единственные люди, двигающиеся по эту сторону забора. Остальные кажутся мертвыми. Я продолжаю прятаться в тени на случай, если скорпионы вернуться, но вокруг тихо и спокойно.

Мама в замешательстве смотрит на меня.

– Она пропала. Я потеряла ее.

Слезы сверкают на ее окровавленном лице. Шатаясь, она идет к забору, не обращая внимания на упавших людей.

– Я в порядке, мам. Спасибо, что спросила. – Я хватаю медведя и вытираю кровь с меча его шифоновой юбкой. – Ты в порядке? Как ты выжила?

– Конечно ты в порядке, – она продолжает иди. – Ты невеста дьявола, а это его создания.

Я вкладываю меч в ножны и надеваю наверх медведя.

– Я – не невеста дьявола.

– Он вынес тебя из огня и позволил воскреснуть из мертвых. У кого еще есть такие привилегии, как не у невесты дьявола?

Она единожды увидела меня на руках у парня и сразу же поженила нас. Интересно, что подумает Раффи о том, что моя мама будет его тещей.

– Ты видела, куда пошла Пейдж?

– Пропала, – ее голос сорвался. – Я потеряла ее в лесу.

Моя реакция на эти слова была бы однозначной на прошлой неделе. Теперь же я не знаю, что испытываю – панику или облегчение. Возможно, и то и другое.

– Ты спряталась от скорпионов? – спрашиваю я. – Как ты выжила?

Ни слова в ответ.

Если бы кто-то сказал мне, что у моей мамы есть магические способности, я бы без проблем поверила в это. Это даже особенно не удивило меня, что она выжила каким-то чудесным образом.

Я следую за ней к забору. Весь путь усеян жертвами, лежащими в неудобных, неестественных позах. Хотя на них больше не нападают, они продолжают съеживаться и усыхать как вяленое мясо. Роща выглядит как поле боя, усыпанное человеческими телами.

Мне хочется успокоить жертв, сказать им, что они поправятся и все будет отлично, но, учитывая размах нападения, я не уверена, что так и будет.

Пара скорпионьих тел лежит на поле среди жертв. Один застрелен в живот, второй – в голову.

Мама осматривает тела, словно ищет кого-то. Она вытаскивает одного, с застывшей гримасой ужаса на лице, и тащит его к упавшей секции ограды.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

– Подношение, – отвечает она, с трудом таща беднягу. – Нам нужно отыскать Пейдж, а значит, нам нужно подношение.

– Ты пугаешь меня, мам, – тяжело вздыхаю я.

Она не просит моей помощи, вскидывает вверх мужчину и насаживает на кол. Он соскальзывает обратно на кучу тел.

Я хочу остановить ее, но когда в ее голове созрел безумный план, ничто на свете не остановит ее.

Опускается ночь. Облако скорпионов давно исчезло вдали, и в небе нет ни одного отбившегося от стаи.

Мысль о том, чтобы бродить в роще в темноте, разыскивая мою демоническую сестру, не совсем совпадала с моими представлениями о хорошо проведенном времени. Однако она не могла путешествовать одна по многим причинам. И будет намного лучше, если ее найду я, а не перепуганные люди из Сопротивления.

Так что я оставляю маму делать то, что она там задумала, и возвращаюсь в тень рощи.

Глава 20

Уже почти что ночь, когда я возвращаюсь к резне у ограждения. В тумане вокруг жертв блуждают люди. Некоторые склонились над павшими близкими, другие погрузились в плач и выглядят испуганными. Несколько человек роют неглубокие могилы.

Моя мать закончила свой проект, хотя ее саму нигде не видно. Мужчина, которого она тащила, теперь сидит на груде тел, руки его вытянуты через забор, словно он испуганное и пугающее чучело. Она привязала его к месту кусками веревки, которые, скорее всего, нашла у одного из парней, что поймали Пейдж.

Ярко-красная помада акцентирует внимание на его искаженных в крике губах. Рубашка на пуговицах распорота, обнажая почти безволосую грудь. На ней, в сообщении, написанном помадой, говорится:

«Тронь меня – и займешь мое место».

Устрашающий эффект от работы моей матери весьма высок. Каждый старается обходить тело стороной.

Когда я прохожу мимо тел, к женщине, лежащей вблизи, нагибается мужчина и проверяет ее пульс.

– Послушайте, – говорю я. – Эти люди могут быть и не мертвы.

– Но не эта. – Он продвигается к следующему телу.

– Может казаться, что они мертвые, но они могут быть просто парализованы. Это действие жала. Оно парализует и заставляет тебя выглядеть мертвым во всех отношениях.

– Ну да, отсутствие сердцебиения тоже. – Он качает головой, выпускает запястье парня, которое проверял, и движется к следующей жертве.

Я следую за ним, в то время как солдаты целятся своими винтовками в небо в поисках любых признаков повторного нападения.

– Но вы можете и не прощупать пульс. Думаю, яд замедляет все. Я считаю…

– Ты доктор? – спрашивает он без остановки в своей работе.

– Нет, но…

– Что ж, я доктор. И могу сказать, что если нет сердцебиения, то нет никакого шанса, что человек жив. Кроме очень редкого случая, такого как падение ребенка в замерзший пруд. Лично я не вижу здесь ни одного ребенка, упавшего в замерзший пруд, а ты?

– Знаю, звучит безумно, но…

Двое мужчин изнуренно поднимают женщину и волокут ее к неглубокой могиле.

– Нет! – кричу я.

На ее месте могла быть я. Каждый думал, что я была мертва, и если бы обстоятельства сложились по-другому, они могли бы бросить меня в яму и похоронить заживо, пока я наблюдала, парализованная, но будучи полностью в сознании.

Я подбегаю и встаю между мужчинами и ямой.

– Не делайте этого.

– Оставь нас в покое. – Мужчина постарше даже не смотрит на меня, мрачно неся жертву.

– Она может быть жива.

– Моя жена мертва. – Его голос срывается.

– Послушайте меня. Есть шанс, что она жива.

– Ты можешь оставить нас в покое? – Он бросает свирепый взгляд из уголков глаз. – Моя жена мертва. – Слезы хлынули из его покрасневших глаз. – И останется мертвой.

– Она, вероятно, слышит вас прямо сейчас.

Лицо мужчины краснеет так, что становится больно на него смотреть.

– Она никогда не вернется. А если вернется, то уже не будет нашей Мэри. Это будет некая мерзость. – Он указывает на девушку, одиноко стоящую у дерева. – Подобно той.

Женщина выглядит хрупкой, потерянной и одинокой. Даже с коричневым шарфом, обернутым вокруг ее головы, и перчатками на руках я узнаю сморщенное лицо Клары, женщины, которая выбралась из руин обители. На ней тусклого цвета пальто, которое говорит о ее нежелании быть замеченной. Предполагаю, присутствие людей определенно не приветствуются.

Она обхватывает себя, словно цепляясь за мужа и детей, которых стремиться найти. Все, что она желала – это найти свою семью.

Семья Мэри подтаскивает ее парализованное тело к неглубокой могиле.

– Вы не можете этого сделать. – Говорю я. – Она полностью в сознании. Она знает, что ее хоронят заживо.

Молодой парень спрашивает:

– Папа, думаешь…

– Твоя мать мертва, сын. Она была славным человеком, и у нее будут достойные похороны. – Он поднимает лопату.

Я хватаюсь за него.

– Отойди от меня! – Он отряхивает мою руку, дрожа от ярости. – Просто потому, что у тебя не хватает порядочности делать то, что правильно для твоей семьи, не означает, что ты вправе мешать другим принимать правильные решения для их семей.

– Что это должно значить?

– Ты должна была покончить с сестрой милосердно и с любовью, пока посторонним не пришлось вмешаться и сделать это для тебя.

Мужчина берет лопату, полную земли, и бросает ее в яму на свою жену.

Она падает на ее лицо, покрывая его.

Глава 21

В темнеющей роще, Оби подзывает одного из своих парней.

– Пожалуйста, определи госпожу Янг и ее мать и убедись, что они будут в безопасности в течение ночи.

– Ты арестовываешь меня? – Спрашиваю я. – За что?

– Это для твоей защиты, – говорит Оби.

– Защиты от чего? Конституции США?

Оби вздыхает.

– Мы не можем позволить тебе или твоей семье быть на свободе и вызывать панику. Мне нужно сохранять порядок.

Человек Оби навел мне на грудь глушитель пистолета.

– Следуй по улице и не доставляй мне никаких неприятностей.

– Она пытается спасти жизни людей, – говорит дрожащий голос.

Это Клара, она запахивает свое огромное пальто, как будто желая исчезнуть.

Никто не обращает на нее внимания.

Я посылаю Оби взгляд, говорящий: "Ты это серьезно?". Но он занят, подзывая другого парня.

Он указывает на жертв маминого издевательства.

– Почему эта отвратительная груда тел до сих пор здесь? Я сказал вам убрать их.

Человек Оби говорит двум другим парням убрать тела. Скорее всего, он не хочет делать это сам.

Оба парня машут головами и отступают. Один из них крестится. Они поворачиваются и бегут к школе, как можно дальше от тел.

Мой охранник сопровождает меня через место кровавой расправы, я слышу Сэнджая, приказывающего людям складывать неопознанные тела в фургон для вскрытия.

Я отшатываюсь от них. Просто не могу смотреть. Может эти люди, действительно, мертвы. Надеюсь, что это действительно так.

Меня швырнули на заднее сидение полицейской машины, припаркованной на дороге. Мама уже здесь.

Между передним и задним сидениями полицейской машины есть металлическая сетка. На задних окнах решетка. Под задним стеклом есть одеяла и несколько бутылок воды. Моя нога ударяет ведро с крышкой, дополненное комплектом гигиенических салфеток.

Мне хватает минуты, чтобы понять, что они никуда не повезут нас. Это наша камера.

Великолепно.

По крайней мере, охранник не забрал мой меч. Он даже не обыскал меня на наличие оружия, так что предполагаю, что он не был копом в Мире До. Тем не менее, вероятно он забрал бы мой меч, если бы тот не выглядел как постапокалептический уютный мишка.

Я делаю маленький глоток воды, которого едва хватает на утоление жажды, в расчете на то, чтобы в ближайшее время мне не захотелось писать.

Люди лихорадочно спешат, пытаясь закончить свою работу до наступления полной темноты, является ли их работой перетаскивание тел в фургон для вскрытия или захоронение своих близких. Каждую минуту они поглядывают на небо, но когда темнота скользит над ними, люди начинают нервно оглядываться, как будто бы беспокоятся, что кто-то подкрадется к ним.

Я понимаю. Было что-то ужасающее в том, что бы остаться одному в темноте, особенно с теми, кто, как вы думаете, умер.

Я стараюсь не думать, что это слишком напоминает жертв. Парализованные, но осознающие действительность, оставшиеся беспомощными во тьме полной монстров и лишенные семьи.

Когда последнее неопознанное тело заброшено в фургон, рабочие захлопывают его и уезжают.

Те, кто не поехал в фургоне, рысью побежали по улице к школе. Тогда семьи, не зависимо от того, закопали ли они своих близких, побросали лопаты и бегут за рабочими, очевидно, не желая отставать.

Мама начинает издавать тревожные животные звуки, когда видит, что все уходят. Когда ты параноик, последнее что бы ты хотела, быть в ловушке в машине, когда не можешь бежать и спрятаться.

– Все в порядке, – сказала я. – Они вернутся. Они отпустят нас, когда успокоятся. И мы отправимся на поиски Пейдж.

Она дергает ручку двери, потом перепрыгивает на мою сторону попробовать другую. Стучит в окно. Гремит экраном, отделяющим переднее сидение от заднего. Ее дыхание становится тяжелым.

Она всерьез сходит с ума.

Последнее, что нам нужно, так это массовая истерия в пространстве меньшем, чем диван.

Когда последние отставшие солдаты пробегают мимо моего окна, я кричу:

– Поместите меня в другую машину!

Они даже не смотрят в мою сторону, пробираясь в темноте по улице.

И я оказываюсь застрявшей в очень ограниченном пространстве с мамой.

Глава 22

Много чего крутится в моей голове.

Я делаю глубокий вдох. Стараюсь убрать все заботы в сторону и сосредоточиться на том, что важнее.

– Мама? – Мой голос тих и спокоен.

То, что я действительно хочу сделать, это спрятаться и уйти с ее пути, когда она в таком состоянии. Но это не выход.

Я протягиваю бутылку воды.

– Ты хочешь немного воды?

Она смотрит на меня так, будто я безумна.

– Прекратите пить! – Она хватает бутылку из моей руки и прячет ниже заднего окна. – Мы должны сохранить ее.

Ее глаза осматривают всё вокруг нашей тюрьмы. Ее отчаянное беспокойство видно в каждой линии ее лица. Кажется, что вокруг ее рта и около бровей стало гораздо больше морщин. Напряжение убивает ее.

Она роется в своих карманах. С каждым разбитым яйцом, которое она находит в них, она приходит в бешенство. К моему облегчению, кто-то забрал у нее кнут. Я очень не хочу думать, сколько силы пришлось приложить тому, кто забрал его.

– Мама?

– Заткнись! Заткнись! Заткнись! Ты позволила тем мужчинам забрать ее!

Она захватывает металлическую сетку с одной стороны и спинку с другой. Она сжимает их так сильно, что вся кровь уходит из ее рук, превращая их в белые когти.

– Ты позволила тем монстрам делать все те ужасные вещи с ней! Ты продала себя тому дьяволу и не могла даже спасти свою сестру? – Линии между бровями делают ее лицо кошмарным. – Ты не могла даже смотреть ей прямо в глаза, когда она нуждалась в тебе больше всего. Ты там охотилась на нее, не так ли? Таким образом, ты могла бы убить ее сама! Разве не так? – Слезы текут по ее замученному лицу.

– Что хорошего в тебе? – Она кричит мне в лицо с такой силой, что ее собственное лицо становится малиновым, будто оно готово взорваться. – Ты бессердечная! Сколько раз я тебе говорила держать Пейдж в безопасности? Ты хуже, чем бесполезна!

Она хлопает рукой по сетке несколько раз, пока я не думаю, что таким образом она сможет навредить себе.

Я пытаюсь это остановить.

Но независимо от того, сколько раз я слышала, как она орет на меня, ее слова до сих пор звучат во мне.

Я вжимаюсь в свой угол, пытаясь отдалится от нее как можно дальше. Она придумает то, что для нее соответствует её сумасшедшей логике и затем вернется ко мне.

Я готовлю себя ещё к одной её бури ярости. Это не то, что я хочу испытать в тюрьме настолько маленькой, что мы даже не можем лечь. Это не то, что я хочу испытать в любое время, в любом месте.

Если дело дойдет до этого, я достаточно сильна, чтобы победить её в бою, но она не остановится, даже если я причиню ей боль. Лучше всего, если я смогу просто успокоить ее.

Но я не знаю, что сказать ей, чтобы успокоить. Пейдж всегда была той, кто делал это. Так что единственное, что приходит мне на ум, это музыка.

Я напеваю.

Это песня, которую она пела нам, когда была плохом настроении. Я думаю, это что-то вроде ее песни-извинения. Закаты, замки, прибой, обрывы…

Она могла бы проигнорировать меня или она могла бы прийти в бешенство. Это могло успокоить ее или сделать ее ещё более сердитой, чем когда-либо. Если и есть одна вещь, в которой вы можете быть совершенно уверены, так это то, что моя мама совершенно не предсказуема.

Пощечина.

Она бьет так сильно, что отпечаток ладони на моей щеке, как я думаю, никогда не исчезнет.

Она бьет меня снова.

В третий раз я хватаю ее за руку прежде, чем она снова притронется к моему лицу.

В этой жизни меня резали, били, пинали, пихали, толкали и душили все мои встречные противники. Но ничто не причиняет боль так, как удар от собственной матери.

Я напоминаю себе, что она уже несколько дней, как не принимает лекарства, но это не облегчает жало боли и обиды за ее действия.

Я готовлю себя к её подчинению, надеясь не причинить ей много боли, и что это не выйдет из-под контроля. К счастью, этого уже не нужно.

Выражение ее лица меняется от яростного к тоскливому. Ее пальцы ослабли на металлической сетке. Она сутулится, и сворачивается клубком около двери.

Она дрожит от слёз на её лице. Она рыдает и кричит как маленький ребенок.

Ее муж бросил ее с монстрами.

Демоны забрали её дочерей.

Миру пришел конец.

И никто её не понимает.

Если бы Пейдж была здесь, то она подержала бы маму и гладила бы по волосам. Пейдж успокаивала бы ее до тех пор, пока она не заснула. Она делала это, бесчисленное количество раз, даже после того, как наша мать причинила ей боль.

Но я не Пейдж.

Я свернулась в своем собственном углу, сжимая мягкий мех моего плюшевого медведя.