Текст книги "Мир После (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен И
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Сьюзен И
Мир после
Глава 1
Все думают, что я мертва.
Моя голова покоится на коленях матери в кузове большого грузовика. Из-за стремительно наступающего рассвета горе на лице мамы становится видно все отчетливей, а гул двигателей заставляет вибрировать каждую кость в моем безвольном теле.
Мы часть автоколонны Сопротивления. Полдюжины военных грузовиков, фургонов и внедорожников мчатся сквозь стоящие на дороге мертвые автомобили подальше от Сан-Франциско. Позади нас все еще видна ангельская обитель, полыхающая после удара Сопротивления.
Витрины магазинов и стоящие вдоль дороги автомобили завалены газетами, что напоминает всем о Великой атаке. Мне не нужно читать газеты, чтобы понять, что в них написано. Все они были изданы еще в первые дни Нашествия, когда журналисты все еще пытались зафиксировать события, происходящие в мире. Я по-прежнему помню эти кричащие заголовки:
ПАРИЖ В ОГНЕ, НЬЮ-ЙОРК ПОД ВОДОЙ, МОСКВА РАЗРУШЕНА.
КТО СТРЕЛЯЛ В ГАВРИИЛА, ПОСЛАННИКА ГОСПОДА?
АНГЕЛЫ СЛИШКОМ ПРОВОРНЫЕ ДЛЯ РАКЕТ.
НАЦИОНАЛЬНЫЕ ЛИДЕРЫ ПОТЕРПЕЛИ ПОРАЖЕНИЕ.
КОНЕЦ СВЕТА.
Мы проезжаем мимо трех лысых мужчин, завернутых в серые простыни. Они расклеивают грязные и мятые листовки одного из культов Апокалипсиса. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем уличные банды, различные культы и члены Сопротивления, наконец, объединятся? Мне кажется, даже наступление Апокалипсиса не может удержать нас от желания сбиться в группы.
Члены культа останавливаются на тротуаре и смотрят, как мы проезжаем в своем переполненном грузовике. Моя семья, должно быть, выглядит крошечной – испуганная мама, темноволосая девушка-подросток и семилетняя девочка, сидящие в кузове, полном вооруженных людей. В любое другое время мы выглядели бы овцами в компании волков. Но теперь мы имеем то, что люди могли бы назвать «обществом».
Некоторые мужчины в нашем фургоне носят камуфляж и держат в руках винтовки. Некоторые люди все еще целятся из пулеметов в небо. Несколько новичков выжигают у себя на теле татуировки, обозначающие убитых ими. Тем не менее, эти люди держатся от нас на приличном расстоянии.
Весь последний час, что прошел после взрыва ангельской обители, моя мама раскачивается взад-вперед и скандирует нечто на выдуманном ею же самой языке. Ее голос поднимается и опускается, словно она ведет свои собственные дебаты с богом. Или, может быть, с дьяволом.
Слезы капают с ее подбородка мне на лоб и на пол грузовика, и я знаю, что ее сердце сейчас разрывается на части. Это ломает меня, ее семнадцатилетнюю дочь, обязанностью которой была забота о семье.
Она думает, что я просто безжизненное тело, которое принес ей сам дьявол. Вероятно, она никогда не сможет выбросить из головы воспоминание о том, как я лежала на руках у Раффи, а его демонические крылья подсвечивал огонь.
Интересно, что бы она подумала, узнай о том, что Раффи самый настоящий ангел, которому достались крылья демона из-за предательства сородичей? Наверное, это будет более странно, чем, если бы ей сказали, что на самом деле я не мертва, а просто парализована жалом ангельского монстра-скорпиона. Мама бы просто решила, что этот человек еще более сумасшедший, чем она сама.
Моя младшая сестренка сидит у моих ног, словно замороженная. Ее глаза совершенно пусты, а спина неестественно прямая, несмотря на тряску в грузовике. Выглядит все это так, будто Пейдж закрылась в себе. Грозные мужчины продолжают поглядывать на нее, словно испуганные мальчишки, выглядывающие из-под своих одеял. Она похожа на помятую, сшитую куклу из кошмара. Я очень не хочу думать о том, через что она прошла, прежде чем стать такой. Какая-то часть меня хочет знать больше, но остальная радуется блаженному неведению.
Я делаю глубокий вдох. Рано или поздно мне придется встать. У меня просто нет выбора – я должна повернуться к миру лицом. К моему телу наконец-то вернулась чувствительность. Я сомневаюсь, что смогу сейчас бороться или делать что-то в этом роде, но, насколько я могу судить, я уже в состоянии двигаться.
Я сажусь.
Я предполагаю, что если бы все тщательно обдумала перед этим, то была бы подготовлена к ужасающим крикам. Главный среди крикунов – моя мать. Ее мышцы застыли от ужаса, а глаза неестественно широко распахнуты.
– Все хорошо, – говорю я. – Все в порядке.
Мои слова звучат невнятно, но я благодарна тому, что мой голос не как у зомби. Это было бы забавно, за исключением одной отрезвляющей мысли, надоедливо звучащей в моей голове: Сейчас мы живем в мире, в котором ты можешь быть убит лишь за то, что не похож на всех остальных.
Я протянула руки в успокаивающем жесте, попутно стараясь заверить их в том, что я не представляю опасности, но мои слова теряются в крике. Очевидно, паника распространяется молниеносно в таком маленьком пространстве, как кузов грузовика. Некоторые солдаты буквально расшвыривают друг друга, стараясь пробраться в заднюю часть грузовика. Многие из них выглядят готовыми выпрыгнуть из движущегося транспорта.
Солдат с сальным, прыщавым лицом нацеливает на меня свою винтовку, выглядя при этом так, словно собирается совершить первое в своей жизни убийство.
Я серьезно недооценила уровень первобытного страха, циркулирующего вокруг нас. Эти люди потеряли все: свои семьи, свою безопасность и даже своего Бога. И теперь на их глазах оживает труп и тянется к ним свои руки.
– Со мной все хорошо, – говорю я так ясно, как только могу. Мой взгляд направлен на солдата с намерением убедить его в том, что ничего сверхъестественного сейчас не произошло. – Я жива.
В данный момент я не знаю, расслабятся ли они или вышвырнут меня из грузовика, стреляя при этом вслед. Меч Раффи все еще у меня, привязанный к спине и скрытый под курткой. Он дарит мне хоть какое-то утешение, но все же не сможет уберечь от пули.
– Послушайте, – мягко сказала я, стараясь не делать резких движений, – я просто была обездвижена. Вот и все.
– Ты была мертва, – возразил бледный солдат, который выглядел моим ровесником.
Кто-то постучал по крыше. Мы все подпрыгнули от неожиданности, и мне повезло, что солдат случайно не нажал на курок.
Заднее окно открывается, и из него выглядывает Тру. Наверное, он бы выглядел строгим, если бы не его рыжие волосы и лицо маленького мальчика, покрытое веснушками. Трудно всерьез относиться к парню с такой внешностью.
– Эй! Отойди от мертвой девочки. Она – собственность Сопротивления.
– Да, – произнес его брат-близнец Тра из машины. – Она нужна нам для вскрытий и других опытов. Вы думаете, так легко найти девушек, убитых демоническими принцами?
Как и всегда, я не могла различить близнецов, поэтому просто называла одного из них Тра, а другого Тру, особо не задумываясь, кто из них кем был.
– Не убивай мертвую девушку, – сказал Тру. – Я с тобой говорю, солдат!
Он указывает на парня с винтовкой и впивается в него взглядом. Можно подумать, что сходство с Рональдом Макдональдом [1]1
Рональд Макдональд – клоун, являющийся талисманом компании McDonald’s.
[Закрыть]и такие прозвища, как Труляля и Траляля, лишат их власти. Но у этих парней, похоже, есть способности быстро переходить от шутки к смертельной угрозе. По крайней мере, я надеюсь, что они шутили о вскрытии.
Грузовик останавливается на стоянке. Это привлекает наше внимание, и мы озираемся вокруг. Возвышающееся перед нами глинобитное здание мне знакомо. Это не моя школа, но я видела ее множество раз. Перед нами средняя школа Пало-Альто, или, как ласково ее называют, Высокая Пэлли. Полдюжины грузовиков и внедорожников останавливаются на школьной автостоянке. Солдат все еще следит за мной, но, по крайней мере, он опустил свою винтовку на сорок пять градусов. Многие люди уставились на нас, пока остальная часть нашей автоколонны искали, где припарковать автомобили. Все они видели меня в объятиях существа с демоническим крыльями, коим для них являлся Раффи, и все они думали, что я умерла. Их взгляды меня смущают, поэтому я сажусь на скамейку рядом со своей сестрой.
Один мужчина подходит, чтобы коснуться моей руки. Возможно, он хочет убедиться, теплая ли я, как живое существо, или холодная, как труп. Лицо моей сестры мгновенно меняется от отстраненного безразличия сломанной куклы до яростного оскала рычащего животного, поскольку она набрасывается на человека. Ее острые, как бритва, зубы лишь подчеркивают исходящую от нее угрозу. Когда мужчина отходит, она вновь возвращается на свое место с безразличным лицом и словно превращается в куклу из ночных кошмаров.
Мужчина оглядывается назад и переводит взгляд туда-обратно между нами с сестрой в поисках разгадок вопросов, на которые я не могу ответить. Все люди на автостоянке видели эту сцену, и в их взглядах также можно прочитать вопросы и страх.
Добро пожаловать в цирк шапито.
Глава 2
Пейдж и я привыкли к тому, что на нас все смотрят. Я просто игнорировала взгляды, а Пейдж улыбалась зевакам из своей инвалидной коляски. Очарованию Пейдж было трудно сопротивляться.
Так было раньше.
Наша мама вновь начала говорить на непонятных языках. На сей раз, она смотрит прямо на меня во время пения и создается ощущение, что она молится обо мне. Гортанные звуки, льющиеся из ее горла, заглушают приглушенный шум толпы. Мама может даже в дымном дневном свете выглядеть жутко.
– Ладно, давайте на выход, – произносит Оби сильным голосом.
Он примерно шесть футов ростом, с широкими плечами и мускулистым телом, но именно приказной тон и уверенность в себе отмечают его как лидера Сопротивления. Все смотрят и слушают, когда он ходит между грузовиками и внедорожниками, выглядя при этом, как самый настоящий командир в зоне военных действий.
– Очистить грузовики и главное здание. Держитесь подальше от открытого неба как можно дольше.
Приказ меняет настроение, и люди начинают прыгать из грузовиков. Люди в нашем грузовике пихают и толкают друг друга, спеша оказаться подальше от нас.
– Водители, – приказывает Оби. – Когда грузовики будут пусты, разместите ваши транспортные средства в пределах досягаемости. Скройте их посреди неработающего транспорта или там, где их будет сложно увидеть сверху.
Он идет через реку беженцев и солдат, раздавая приказы и направляя людей, которые иначе бы потерялись.
– Я не хочу, чтобы были видны признаки того, что это место обитаемо. Ничего не убираем и ничего не выбрасываем в пределах мили. – Оби делает паузу, когда видит, что Тра и Тру стоят рядом и смотрят на нас.
– Господа, – говорит Оби. Тра и Тру словно выходят из транса и смотрят на него. – Пожалуйста, покажите новобранцам куда идти и что делать.
– Хорошо, – сказал Тру, отсалютовав Оби с мальчишеской улыбкой.
– Новички! – требовательно произнес Тра. – Все, кто не знает что делать, следуйте за нами.
– Подходите, ребята, – сказал Тру.
Полагаю, что это относится к нам. Я неуклюже встаю и на автомате подхожу к Пейдж, но останавливаюсь прежде, чем коснусь ее. Похоже, какая-то часть меня считает, что она – опасное животное.
– Идем, Пейдж.
Я не уверена, что сделаю в том случае, если она не сдвинется с места. Но она встает и следует за мной. Я не знаю, привыкну ли когда-нибудь к тому, что она теперь может ходить на собственных ногах.
Мама тоже следует за нами, хотя не прекращает свое пение. Напротив, она поет более пылко и громко.
Все мы шагаем в поток новичков, идущих за близнецами.
Тра притормаживает, обращаясь к нам.
– Мы возвращаемся в среднюю школу, где наши инстинкты работают лучше всего.
– Если ты хочешь изрисовать стены граффити или избить своего старого учителя математики, – говорит Тру, – то лучшей сделай это там, где даже птицы не смогут тебя увидеть.
Мы идем к главному зданию. С улицы школа выглядит обманчиво маленькой. Тем не менее, позади главного здания есть целый комплекс современных построек, связанных между собой крытыми проходами.
– Если кто-то из вас ранен, то пройдите в этот замечательный класс. – Тру открыл ближайшую дверь и заглянул в нее. Это был кабинет с висящим на стенде скелетом в натуральную величину. – Кости составят вам компанию, пока вы будете ждать врача.
– И если кто-то из вас является врачом, – сказал Тра. – То ваши пациенты ждут вас.
– Это и есть все мы? – спрашиваю я. – Единственные оставшиеся в живых?
Тру посмотрел на Тра.
– Девочкам-зомби можно разговаривать?
– Если они симпатичные и готовы устроить бои в грязи с другой девочкой-зомби.
– Чууувак. Так держать.
– Это отвратительно, – я косо смотрю на них, но тайно рада, что они не волнуются о моем возвращении из мертвых.
– Не настолько, ведь ты еще не разлагаешься, Пенрин. Просто ты только что вернулась из мертвых.
– Только пусть будет с разорванной одеждой и прочей фигней.
– И с желанием съесть соскиииии.
– Он имеет в виду мозги.
– Это именно то, что я имел в виду.
– Вы не могли бы ответить на вопрос? – Спрашивает парень в потрескавшихся очках. Судя по всему, он не в шутливом настроении.
– Конечно, – ответил Тру на полном серьезе. – Это наше место рандеву. Остальные присоединятся к нам здесь.
Мы идем в слабом солнечном свете, и парень в очках плетется позади группы.
Тра наклоняется к Тру и шепчет ему довольно громко, чтобы я услышала:
– Сколько ты поставишь на то, что этот парень первым сделает ставку на бой девочки-зомби?
Они обмениваются усмешками и многозначительно шевелят бровями.
Октябрьский ветер просачивается сквозь мою блузку, и я не могу не посмотреть на пасмурное небо, выискивая там конкретного ангела с крыльями летучей мыши и грубоватым чувством юмора. Я с силой пинаю разросшуюся траву и заставляю себя отвести взгляд.
Окно класса завешано плакатами и объявлениями о требованиях к поступающим в колледжи страны.
Другое окно открывает вид на полки со студенческими работами. Фигурки из глины, древесины и папье-маше всех цветов и стилей занимают каждый сантиметр свободного пространства на полках. Некоторые из них настолько хороши, что навевают грусть из-за осознания того, что эти дети еще долгое время не смогут заниматься искусством.
По мере продвижения через школу близнецы делают все возможное, чтобы оставаться с моей семьей. Я отступаю немного назад, думая, что будет неплохо видеть Пейдж перед собой, где я могу присматривать за ней. Ее движения скованы, словно она еще не привыкла к своим ногам. А я не привыкла видеть ее в таком состоянии, и мой взгляд то и дело останавливается на сырых стежках, покрывающих ее тело. Они делают ее похожей на куклу вуду.
– Так это твоя сестра? – Спрашивает Тру тихим голосом.
– Да.
– Та, ради кого ты рисковала своей жизнью?
– Да.
Близнецы вежливо кивают, но делают это словно на автомате. Обычно так выглядят люди, когда не хотят сказать что-то оскорбительное.
– Ваша семья лучше? – спрашиваю я.
Тру и Тра оценивающе смотрят друг на друга.
– Нет, – говорит Тру.
– Не совсем, – одновременно отвечает Тра.
* * *
Класс истории – наш новый дом. На стенах полно дат и плакатов по истории человечества. Месопотамия, великая пирамида в Гизе, Османская империя, династия Мин.
И Черная Смерть.
Мой учитель истории говорил, что Черная Смерть уничтожила от тридцати до шестидесяти процентов населения Европы. Он попросил нас представить, каково это – шестьдесят процентов твоего мира мертво. Я не могла тогда этого представить. Это было настолько нереально.
Являя собой странный контраст, все эти древние исторические плакаты затмевает картина с астронавтом на луне с голубой Землей позади. Каждый раз, когда я вижу наш бело-голубой шар в космосе, я думаю, что это, должно быть, самая прекрасная вещь во вселенной.
Но и она тоже выглядит нереальной.
Снаружи все больше грузовиков грохочет на стоянке. Я подхожу к окну, а мама начинает толкать столы и стулья в одну сторону. Я выглядываю и вижу одного из близнецов, ведущего в школу ошеломленных новичков, словно Гамельнский Крысолов [2]2
Гамельнский крысолов, гамельнский дудочник – персонаж средневековой немецкой легенды. Согласно ей, музыкант, обманутый магистратом города Гамельна, отказавшимся выплатить вознаграждение за избавление города от крыс, c помощью колдовства увёл за собой городских детей.
[Закрыть].
Позади меня моя маленькая сестренка говорит: “Есть”.
Я деревенею, и различные гадости переполняют мою голову.
Я вижу отражение Пейдж в окне. В размытом потустороннем мире этого отражения она смотрит на маму, как любой другой ребенок, ждущий ужина. Но в искривленном стекле ее голова искажается, увеличивая стежки и удлиняя ее острые зубы.
Мама наклоняется и гладит волосы своего ребенка. Она начинает напевать ей навязчивую песню-извинение.
Глава 3
Я устроилась на койке в углу. Лежа спиной к стене, я могу видеть всю комнату при свете луны.
Моя младшая сестра лежит на койке у стены напротив меня. Пейдж выглядит крошечной под своим одеялом. Прямо над ней расположены плакаты исторических деятелей в натуральную величину: Конфуций, Флоренс Найтингейл, Ганди, Хелен Келлер, Далай-лама [3]3
Флоренс Найтингейл – сестра милосердия и общественный деятель Великобритании.
Конфуций – древний мыслитель и философ Китая.
Хелен Адамс Келлер – американская писательница, лектор и политическая активистка.
Далай-лама – духовный лидер тибетского народа.
[Закрыть].
Стала бы она похожей на них, если бы мы не жили в Мире После?
Скрестив ноги, моя мама расположилась у кроватки Пейдж, продолжая напевать свои мелодии. Мы попытались накормить мою сестру тем, что мне удалось раздобыть в беспорядке школьного кафетерия, который с утра должен превратиться в кухню. Но она не смогла удержать в себе ни консервированный суп, ни протеиновый батончик.
Я перемещаю свой вес на край раскладушки, стараясь найти положение, в котором рукоять моего меча не будет давить на ребра. Держать его все время при себе – лучший способ предупредить попытки забрать его и обнаружить, что лишь я единственная могу поднять его. Последнее, что мне нужно, так это объяснять, где я раздобыла ангельский меч.
То, что я сплю с оружием, никак не относится к тому, что я нахожусь в одной комнате с сестрой. Совершенно не относится. Также это не имеет ничего общего с Раффи. Меч – это не единственная вещь, напоминающая мне о времени, проведенном с ним. У меня есть еще множество порезов и синяков, напоминающих мне о тех днях, которые я провела в компании ангела, моего врага. Того самого, которого я, наверное, больше никогда не увижу. До сих пор никто не расспрашивал меня о нем. Лучше так, чем думать о том, что наша группа все еще не распалась
Я пытаюсь прогнать эту мысль и закрываю глаза. Моя сестра снова недовольно стонет поверх маминого пения.
– Спи, Пейдж, – говорю я.
К моему удивлению, ее дыхание выравнивается и она засыпает. Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза. Мелодия моей матери исчезает в небытие.
Мне снится, что я в лесу, где произошло массовое убийство. Я недалеко от старого лагеря Сопротивления, где погибли солдаты, пытаясь защитить себя от низших демонов.
Кровь стекает с веток и капает на опавшие листья, словно дождь. В моем сне нет тел, которые должны быть везде, как и нет перепуганных солдат, стоящих спина к спине с винтовками на взводе. Это просто поляна с капающей кровью.
В центре стоит Пейдж. На ней старомодное платье с цветочным принтом, как на одной из тех девочек, которых мы видели висящими на дереве. Ее волосы в крови, так же как и ее платье. Я не уверена, что сложнее – смотреть на кровь или на следы стежков, пересекающих ее лицо.
Она протягивает руки ко мне, как будто ждала меня долгое время, чтобы ее забрали, хотя ей сейчас всего семь лет.
Я уверена, что моя сестра не была частью той резни, но, тем не менее, она здесь.
Откуда-то из лесу слышится мамин голос:
– Посмотри ей в глаза. Они такие же, какими и были всегда.
Но я не могу. Я вообще не могу смотреть на нее. Ее глаза уже не те. Они не могут быть теми же.
Тогда я поворачиваюсь и бегу от нее прочь. Слезы текут по лицу, и я кричу, обращаясь к лесу в противоположной стороне от девочки позади меня.
– Пейдж! – звенит мой голос, – Я иду. Держись. Я скоро буду.
Но единственный признак моей сестры – хруст опавших листьев после новой Пейдж, бегущей за мной через лес.
Глава 4
Я просыпаюсь от того, что моя мама что-то выскребает из кармана своего свитера. Она кладет это на подоконник, освещенный рассеянным утренним светом. Это желто-коричневая слизь и измельченная яичная скорлупа. Она очень осторожна, пытаясь заставить эту гадость капнуть на подоконник.
Пейдж дышит ровно и, кажется, что она все еще спит. Я пытаюсь выкинуть из головы свой сон, но его обрывки все еще преследуют меня.
Кто-то стучит в дверь.
Дверь открывается, и в нашей комнате появляется веснушчатое лицо одного из близнецов. Я не знаю, которого из них, поэтому просто думаю о нем как о Тру-Тра. Он морщит нос с отвращением, когда чует запах тухлых яиц.
– Оби хочет видеть тебя. У него есть пара вопросов.
– Чудесно, – сонно отвечаю я.
– Да ладно. Это будет весело, – он посылает мне очень яркую улыбку.
– Что если я не хочу идти?
– Ты нравишься мне, детка, – говорит он. – Ты бунтарь.
Он прислоняется к косяку и одобрительно кивает.
– Но если честно, никто не обязан кормить вас, давать вам кров, защищать, быть добрым с вами, относится по-человечески.
– Хорошо, хорошо. Поняла, – я вылезаю из постели, радуясь тому, что спала в футболке и шортах.
Мой меч с глухим стуком падает на пол. Я забыла, что он был со мной под одеялом.
– Тсс! Ты разбудишь Пейдж, – шипит мама.
Глаза Пейдж немедленно открываются. Она лежит как мертвая, уставившись в потолок.
– Крутой меч, – чересчур небрежно говорит Тру-Тра.
В моей голове раздаются тревожные звоночки.
– Почти такой же хороший, как и электрический хлыст для коров.
Я почти ожидаю, что мама стукнет его своим хлыстом, но он невинно висит на спинке ее раскладушки.
Меня гложет чувство вины, когда я понимаю, насколько счастлива, что у моей мамы есть хлыст, на случай если ей придется защищать себя от… людей.
Больше половины людей здесь носят какой-то из видов самодельного оружия. Меч является одним из лучших, я рада, что мне не приходится объяснять, зачем ношу его. Но есть в нем что-то, что привлекает больше внимания, чем мне бы хотелось. Я поднимаю меч и прикрепляю ремнем через плечо, чтобы помешать любой попытке поиграть с ним.
– У него есть имя? – спрашивает Тру-Тра.
– У кого?
– У твоего меча, – он говорит так, будто бы это нечто, само собой разумеющееся.
– Ой, пожалуйста, только не начинай, – я выбираю одежду из случайных комплектов, собранных мамой прошлой ночью.
Она также принесла с собой пустые бутылки из-под содовой и прочий хлам неизвестного происхождения, но к той куче я даже не притронулась.
– Я знал парня, у которого была катана.
– Была что?
– Японский меч самураев. Превосходный, – он хватается за сердце так, словно влюбился. – Его звали "Меч света". Я продал бы свою бабушку в рабство за него.
Я понимающе киваю.
– Можно, я дам имя твоему мечу?
– Нет. – Я достаю джинсы, которые должны подойти, и один носок.
– Почему?
– У него уже есть имя. – Я продолжаю копаться в груде одежды в поисках носка.
– Какое?
– Мишка Пуки.
Его дружелюбное лицо вдруг стало серьезным.
– Ты назвала свой уникальный, прекрасный меч, созданный для того, чтобы калечить, убивать и ставить на колени твоих врагов, выслушивая при этом плач их женщин, – Мишка Пуки?
– Да, тебе нравится?
– Даже шутить так – преступление против природы. Ты это понимаешь, не так ли? Я отчаянно пытаюсь не сказать кое-чего против девушек, но из-за тебя это довольно-таки тяжело.
– Да, ты прав, – я пожимаю плечами. – Мне следовало бы вместо этого назвать его Тотошкой или Флосси. Как думаешь?
Он смотрит на меня так, будто я еще более сумасшедшая, чем моя мама.
– Я ошибаюсь? У тебя на самом деле карманная собака в ножнах?
– О, мне интересно, смогу ли я найти розовые ножны для Мишки Пуки. Может быть, со стразиками? Что? Это слишком?
Он выходит, качая головой.
Его так легко дразнить. Я не спеша переодеваюсь и выхожу за дверь следом за Тру-Тра.
Кажется, будто коридор переполнен, как стадион Окленда во время ежегодного чемпионата по бейсболу.
Несколько мужчин среднего возраста обменивают перо на пузырек с лекарством. Я думаю, что в Мире После это версия наркосделки. Другой показывает что-то похожее на мизинец, потом убирает его обратно, когда парень тянется за ним. Они начинают спорить шепотом.
Две девушки идут, съежившись над несколькими банками супа, как будто бы они держат в руках горшочек золота. Они нервно оглядывают каждого, пока плетутся по коридору. Рядом с главным входом несколько человек со свежевыбритыми головами расклеивают листовки одного из Культов Апокалипсиса.
Снаружи заросший газон, устрашающе пустынный с мусором, разлетающимся от ветра. Любой, кто смотрит вниз с неба, может предположить, что это здание такое же заброшенное, как и другие.
Тру-Тра рассказывает мне о том, что уже превратилось в большую шутку: высший состав Сопротивления занял место в учительской, а Оби вступил в должность директора школы. Мы пересекаем школьный двор, следуя в кирпичное здание Оби, не покидая крытого перехода, даже учитывая тот факт, что так путь будет гораздо длиннее.
Вестибюль и залы в основном здании еще больше заняты, чем в моем, но, похоже, у этих людей есть цель. По коридору мчится парень, волоча за собой кабель. Несколько человек перемещают столы и стулья из одной комнаты в другую.
Подросток толкает тележку, заставленную сэндвичами и кувшинами с водой. Когда тележка проезжает мимо, люди хватают еду и напитки, как будто они имеют право на доставку еды, если работают в этом здании.
Тру-Тра берет пару сэндвичей и протягивает мне один. Как будто я часть толпы.
Я проглатываю свой завтрак до того, как кто-то поймет, что я не отсюда. Но с полным ртом я едва не давлюсь, когда вижу кое-что.
У людей в этом здании удлиненное оружие. Оно выглядит так, будто на него надели глушители, как это делают в фильмах убийцы.
Если на нас нападут ангелы, шум не будет иметь значения, потому что к этому моменту они уже будут знать, где мы находимся. Но если мы будем отстреливать друг друга…
Еда во рту вдруг стала на вкус как обычная холодная ветчина со специями и черствым хлебом, вместо того восхитительного угощения, коим была минуту назад.
Тру-Тра вваливается в дверь.
– … ошибка, – звучит мужской голос из комнаты.
Люди сидят перед компьютерами в несколько рядов, полностью погруженные в мониторы. Я не видела ничего подобного со времен Нашествия. Некоторые из них не сочетаются с обстановкой, учитывая их очки и татуировки в виде дьявольского рога.
Многие люди настраивают компьютеры на задних рядах и смотрят большой телевизор, стоящий перед доской. Похоже, что Сопротивление придумало, как получить постоянный источник питания, по крайней мере, для одной комнаты.
Оби находится в центре всей этой активной деятельности. Шеренга людей следуют за ним, ожидая его согласия на что-то. Несколько человек в комнате следят за ним и за чем-то еще.
Боуден сидит рядом с ним. Его нос до сих пор опухший и в синяках из-за нашей драки во дворе предыдущего лагеря Сопротивления, произошедшей пару дней назад. Может быть, в следующий раз он научиться разговаривать с людьми как с людьми, вместо того чтобы издеваться над ними, пусть даже они такие маленькие девушки, как я, и кажутся легкой целью.
– Это была поправка в планах, не ошибка, – говорит Боуден. – И ни за что на свете это не было "предательством человечества". Сколько раз я должен объяснять это?
Удивительно, возле двери стоит корзинка с шоколадками. Тру-Тра прихватил две и протянул мне одну. Когда я чувствую батончик Сникерса у себя в руке, я понимаю, что это священная вещь.
– Опережать события – это не значит менять планы, Боуден, – говорит Оби, просматривая документы, которые передал ему сварливый солдат. – Мы не сможем следовать военной стратегии, если позволим пехотинцу выбирать время действий только потому, что он не может держать рот на замке и рассказывает обо всем кому попало. Каждый прохожий и каждая продажная шлюха уже знают об этом.
– Но это не…
– Твоя вина, – отвечает Оби – Я знаю. Тошнит уже от того, сколько раз ты это сказал. – Оби скользит взглядом в мою сторону, когда слушает следующего в ряду.
После минутной фантазии о вкусе шоколадного батончика я засовываю его в карман куртки.
Может, я могу убедить Пейдж съесть это.
– Боуден, ты пока что свободен, – Оби приглашает меня войти.
Когда мы проходим мимо друг друга, Боуден рычит.
Оби усмехается мне. Женщина, сидящая в следующем ряду, изучающе смотрит на меня с более чем профессиональным интересом.
– Приятно видеть тебя живой, Пенрин, – говорит Оби.
– Приятно быть живой, – отвечаю я. – У нас ночь кино?
– Мы создаем дистанционную систему наблюдения вокруг Бей-Бридж, – говорит Оби. – Это окупает наличие такого большого количества гениев в Долине, которые могут сделать невозможное возможным.
– Двадцать пятая камера подключена, – кричит кто-то из последнего ряда. Остальные программисты продолжают печатать на компьютерах, но я чувствую их волнение.
– Что ты ищешь? – спрашиваю я.
– Что-нибудь интересное, – отвечает Оби.
– У меня есть кое-что, – кричит программист позади нас. – Ангелы в Саннивэйл на автостраде Лоуренс.
– Переведи это на главный монитор, – говорит Оби.
В передней части аудитории включается один из больших телевизионных экранов.
