Текст книги "Мир После (ЛП)"

Автор книги: Сьюзен И

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 60

Каждая клеточка в моем теле замерзает, а затем взрывается ледяными осколками. Холодные иглы впиваются в меня. По крайней мере, так кажется.

Эти ощущения наиболее сильны, когда моя голова уходит под воду, будто она была последним бастионом тепла в моем теле. Мне хочется вопить от шока, но мои легкие настолько замерзли, что вопль умирает внутри меня.

Темная буря кружит вокруг, когда я пушечным ядром срываюсь вниз. Я утратила всякое ощущение собственного тела и направления.

В конечном счете, я прекращаю падать, но, остановившись, я не уверенна где верх. Мое тело кувыркается, пока секундомер воздуха в моих легких отсчитывает время.

Никогда бы не подумала, что не пойму где верх, а где низ, но без силы тяжести и света я не могу этого сказать. Я слишком напугана, чтобы выбирать направление.

Меня окружают пузырьки стремительно тающего воздуха, и я могу думать только об ужасных вещах, поджидающих меня в водяных глубинах ада. Все эти полубредовые ночи с мамой, напевающей в темноте, рисуют картинки демонов, утаскивающих меня в ад, заполняющийся водой огромный гроб-море. Эти темные фигуры двигаются в воде или…?

Забудь об этом.

Дыши. Плыви. Думай.

Не время быть поглощенной водоворотом бессмысленной чуши, не поможет.

Пузырьки. Что-то с пузырьками.

Разве они не поднимаются вверх?

Я подношу руку ко рту, чтобы почувствовать пузырьки и выпускаю драгоценный воздух из моих горящих легких. Они щекочут меня, проплывая по лицу и мимо ушей.

Я следую в ту же сторону. Течение воды может унести пузырьки в любом направлении, но, в конечном счете, они поднимутся наверх, правильно? Я определенно надеюсь на это.

Я выпускаю еще немного воздуха, пытаясь не выдохнуть больше, чем мне нужно, пока пузырьки, соответственно, не касаются моего носа по пути вверх. Я гребу ногами со всех сил, следуя за пузырьками так быстро, как позволяют мои саднящие легкие.

Я начинаю отчаиваться, что плыву в неверном направлении, когда замечаю, что вода становится более переливающейся, светлой. Я плыву быстрее.

Наконец, голова взмывает на поверхность, и я делаю большой глоток. Соленая вода заливается в рот, когда волны бьют в лицо. Легкие сжимаются, и я отчаянно пытаюсь контролировать кашель так, чтоб не вдохнуть полный рот воды.

Море вспыхивает рядом со мной и что-то взрывается.

Головы, руки, крылья. Ангел, с которым я танцевала танго, тоже нашел путь наверх.

Он побеждает, отчаянно глотая воздух и разбрызгивая воду. Его перья промокли и, кажется, он не очень хорошо плавает. Он машет руками и крыльями, бесполезно шлепая ими по воде.

Он и дальше держится на плаву, но это очень утомительный способ плыть. Если бы он был человеком, он бы уже истратил всю свою энергию и утонул.

Я разворачиваюсь и отталкиваюсь от воды. Я так замерзла, что едва могу двигать руками.

Крылья ангела взмахивают впереди и блокируют меня. Они подтягивают меня поближе к нему.

Я тянусь за ножом, надеясь, что он все еще прикреплен к нейлоновой повязке. Руки настолько замерзли, что я едва его чувствую, но он на месте. Это обычный нож, а не ангельский клинок, но я все равно могу порезать его. Он все еще чувствует боль, все еще может истекать кровью. Ну, может, в таком холоде он не почувствует всей боли, но я должна попытаться.

Он тянется ко мне, и я всаживаю нож в его руку.

Он отскакивает назад и затем тянется ко мне другой рукой, хватая за волосы. Я режу его предплечье. Он отпускает, но затем снова хватает меня раненой рукой, разбрызгивая воду.

Он подтаскивает меня к себе, обвивает руками и тащит вниз, в классической попытке утопить, обезопасив себя, как учили инструкторы.

Я глубоко вдыхаю. Он толкает мою голову в ледяную воду, и она снова поглощает меня.

Не знаю, пытается ли он утопить меня в финальном «я-заберу-тебя-с-собой» жесте или просто подчиняется инстинктам. В любом случае, я закончу тем, что умру, если у него получится.

Я отбиваюсь со всей паникой и остатками сил, раня его тело и руки все глубже. Снова и снова.

Кровь подогревает воду.

Он ослабляет хватку, и у меня получается вынырнуть и набрать полные легкие воздуха. Он больше не толкает меня под воду, но все еще держит.

– Ты – не единственный монстр в этом мире, – выдыхаю я.

В северной Калифорнии есть еще большая белая акула. Наши сёрферы и акулы, кажется, по большей части живут в мире, за исключением редких нападений акул. Но никто никогда не зайдет в воду, при этом истекая кровью.

Я сильнее разрезаю его грудь. Ленты крови вытекают из него.

Мы встречаемся взглядами. Он думает, что я говорю о том, что монстр – это я. Быть может, он прав.

Я – не большая белая акула, но все эти ножевые порезы и удары напоминают мне маму и ее жертв. На этот раз я не против сходства. На этот раз я сильнее держусь за ее сумасшествие.

Иногда мне лишь нужно выпускать свою внутреннюю маму наружу.

Я снова режу его, словно сумасшедшая. Наконец он отпускает меня.

Я отплываю от него так быстро, как только могу. Я не блефовала насчет акул.

Нож усложняет греблю, но я не выпускаю его, пока не отплываю на безопасное расстояние от истекающего кровью ангела. Только тогда я засовываю его обратно в нейлоновую повязку.

Я настолько выжата, что замечаю леденящий холод снова только через несколько гребков. Дыхание превращается в клубочки тумана перед лицом, а зубы стучат, но я заставляю себя двигаться.

Глава 61

Сильный всплеск сотрясает воду.

Клубок крыльев и конечностей проносится над поверхностью, проделывая каналы в море.

Это Раффи и два ангела сцепились в схватке. Они кружат и сражаются, вспахивая волны.

Вскоре они разделяются и в конце тормозят, поднимая брызги и погружаясь в воду. Мечи обоих вражеских ангелов оголены, отчего им труднее плыть. Они висят на них, сражающихся с водой с их обвисшими, бесполезными крыльями.

Раффи выглядит не лучше. Его кожистые крылья промокают хуже, чем оперенные ангельские, но, очевидно, он понятия не имеет, как с ними плавать. Возможно, на небесах нет океанов.

Я плыву к нему.

Один из ангелов роняет меч, крича от боли и разочарования. Он, вероятно, держал его, сколько мог, но трудно оставаться на плаву, одновременно вкладывая меч в ножны, и еще труднее плыть с мечом в руке.

Второй ангел качается на поверхности, пытаясь удержаться на плаву, сжимая одной рукой меч.

Когда в третий раз ангел уходит под воду, кончик клинка опускается вниз, как будто он слишком тяжел для него. Голова ангела появляется на поверхности, и он с трудом выдыхает «нет, нет, нет» с непередаваемой тоской.

Кончик клинка падает в воду и исчезает. Меч ангела принял решение за него.

Меня не удивит, если меч – это единственное, с чем связаны воины, за исключением их товарищей по оружию. Это возвращает к воспоминанию, какие шок и боль испытал Раффи, когда меч отверг его.

Я плыву быстрее. Или пытаюсь. От холода у меня все онемело и дрожит, и сложно контролировать собственное тело.

Они все удерживаются на плаву, но с трудом. Мне интересно, как долго они смогут продержаться.

Только на расстоянии взмаха крыла Раффи я кричу:

– Раффи, прекрати молотить крыльями, – он оборачивается ко мне.

– Успокойся и я подплыву к тебе.

Я слышала, что большинство утопающих не могут сохранять спокойствие. Они должны собрать всю волю, чтобы противостоять инстинкту самосохранения, чтобы прекратить паниковать. Это позволяет довериться тому, кто спасает тебя.

У Раффи, должно быть, невероятная сила воли, потому что он немедленно прекращает бултыхаться. Он осторожно шевелит руками и ногами, но этого недостаточно, чтобы удержать его наплаву. Он начинает тонуть.

Я плыву с максимальным ускорением, на которое способна.

Его голова скрывается под водой до того, как я успеваю добраться до него. Я хватаю его, но его гигантские крылья создают сильное сопротивление, и меня затягивает вниз.

Мы оба погружаемся под воду.

Даже сейчас, когда мы тонем, он не бьется в истерике. Я в восторге от его стальной воли, управляющей его инстинктивными порывами. И от степени его доверия.

Под водой я не могу посоветовать ему сложить крылья для уменьшения сопротивления. Я отчаянно хватаюсь за крыло и сворачиваю его.

Он понимает и складывает крылья вдоль тела. Они выглядят легкими и тонкими, как воздух. Я уверена, что если он узнает, как использовать их в воде, он сумеет скользить на них, как скат.

Пинаясь и вытягивая, как могу, я вытаскиваю нас на поверхность. Не то чтобы я супер пловец, но, как большинство калифорнийских детей, я провела достаточно времени в океане, чтобы чувствовать себя в нем комфортно. С полыми костями Раффи, или что там делает его легким, он не тяжелая ноша.

Волна накрывает меня, когда его голова всплывает, и он начинает дышать. Я плыву, обхватив одной рукой его плечо и грудь, удерживая наши лица над водой.

– Греби ногами, Раффи. Пинайся ими, – его ноги работают как мощный мотор.

Как только мы соберемся и сможем двигаться в общем ритме, мы отплывем от остальных ангелов.

Тот, которого я подрезала, по-прежнему тихо дергался в кровавой воде не так далеко от остальных. Не знаю, что произойдет в борьбе между бандой ангелов и стаей больших белых акул, но хотелось бы находиться подальше, чтобы не видеть этого.

Так как ангелы находятся на территории акул, я ставлю на акул. Кто сказал, что ангелов нельзя убить?

Они быстро исчезают в тумане, и я полагаюсь на сверхъестественный инстинкт Раффи, который поможет нам плыть в направлении берега.

Все говорят, что вода Южной Калифорнии теплая, но к водам Северной Калифорнии это не относится. Конечно, не Аляска, но достаточно холодно, чтобы получить переохлаждение, ну или, по крайней мере, чувствовать, что получил переохлаждение. Никогда не видела, чтобы серферы входили сюда без гидрокостюма. Но тело Раффи теплое даже в этой морозной воде, и, я подозреваю, что это его жар поддерживает во мне жизнь.

Когда он устает, мы отдыхаем на его раскинутых крыльях. Расправленные крылья без усилия удерживают нас на плаву.

Когда достигаем берега, волны становятся более бурными, и мы неловко падаем. Волны то швыряют и топят нас, то несут к берегу.

Нам удается выбраться на песок. Мы проползаем достаточно далеко, чтобы быть выше уровня прибоя прежде, чем рухнуть кучей мокрых волос и одежды.

Я оглядываю архангела, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

Он тяжело дышит и смотрит на меня так напряженно, что это заставляет меня испытывать неловкость.

Я понимаю, что нужно что-то сказать. Мы не разговаривали с тех пор, как он ушел из нашей комнаты в отеле старой обители на операцию. С тех пор прошло много времени, он думал, что я мертва.

Я открываю рот, чтобы сказать что-то значительное, запоминающееся.

– Я…

Ничего не происходит.

Я протягиваю руку, думая, что, возможно, нужно касаться руками, чтобы наладить контакт. Но между пальцами запутались водоросли, и я рефлекторно стряхиваю их. Они со склизким хлопком приземляются на его лицо, а потом соскальзывают вниз.

Он раскидывается на песке, безмятежно смеясь.

Его смех слаб и ему не хватает воздуха, но это по-прежнему лучший звук, который я когда-либо слышала. Он полон тепла и подлинной радости, которую может испытывать только живой, дышащий… эм… человек.

Он дотягивается и хватает меня за руку. И тащит по песку к себе. Мое платье задирается, в нем больше песка, чем ткани, но мне все равно. Он обнимает меня и крепко прижимает.

Он – теплый очаг в море льда. Находясь в его руках, я ощущаю себя дома, которого у меня никогда не было. Раффи все еще с трудом сдерживает смех, рокочущий у него в груди. Моя грудь движется в такт с его дыханием, и я улыбаюсь.

Но где-то на полпути настроение меняется. Он сотрясается от звуков, сильно похожих на смех, но это не так. Он держит меня так крепко, что если нагрянет армия скорпионов и попытается вырвать меня из его рук, то не сумеет.

Я глажу его волосы и шепчу слова утешения, которые он говорил мне в прошлый раз, когда мы были вместе.

– Шшш, – говорю я. – Я здесь. Я рядом.

Он такой теплый, как полуденное солнце в летний день.

Мы держим друг друга в нашем маленьком теплом очаге, спрятанные от монстров ночи, клубящимся вокруг туманом и кровавым прибоем, плещущемся у наших ног.

Глава 62

Мы оказываемся на пляже, среди ряда домов, укрытых завесой тумана. В Мире До эти дома стояли в пешей досягаемости от воды, но не на пляже.

В Мире После они тонут в море обломков и оказываются ближайшими к воде. Многие из домов до сих пор выглядят нетронутыми, с их морскими коньками на флагах, деревянными шезлонгами на крыльце, словно ожидают, что жильцы вот-вот вернуться домой.

Спотыкаясь, я плетусь в гостиную за Раффи, измученная настолько, что не замечаю ничего вокруг. Внутри мы защищены от ветра. Дом не отапливается, но по сравнению с тем, что было, здесь гораздо теплее. Я мокрая и вся в песке, мое тонкое платье облепило тело как перчатка.

В отличие от меня, Раффи в полной боеготовности. Он проверяет каждый угол дома, прежде чем расслабиться.

Здесь нет электричества. В комнатах царит темнота. Туманное лунное сияние льется сквозь окна. Нам повезло. В доме есть камин с ящиком для дров рядом с ним, вместе со спичками, и декоративные свечи на каминной полке.

Я пытаюсь зажечь свечи. Мои руки трясутся так сильно, что я ломаю три спички, прежде чем зажигаю свечу. Раффи разводит огонь. Едва появляется крошечный язычок пламени, я немного расслабляюсь. Можно подумать, часть меня всерьез беспокоилась, что мои жизненные функции напрямую зависят от огня.

Раффи бьет дрожь, но он встает и закрывает вертикальные жалюзи на окнах. Не знаю, как ему хватает на это сил. Моих ровно столько, чтобы подползти к камину и оставаться как можно ближе к живительному теплу.

Он даже находит время, чтобы схватить пару одеял и полотенец, где-то в темных закоулках дома и завернуть меня в одно из одеял. Моя кожа так заледенела, что я едва ощущаю мягкое тепло его руки, растирающей мою шею.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он.

Я отвечаю, клацая зубами.

– Настолько хорошо, насколько это возможно, после купания в кишащей ангелами воде.

Раффи кладет руку на мой лоб.

– Вы, люди, такие хрупкие. Если вас не убивает время, то это делают микробы, акулы или переохлаждение.

– Или жаждущие крови ангелы.

Он встряхивает головой.

– Вроде все в порядке, и вдруг вы уходите навсегда, – он уставился на мерцающий в камине огонь.

С моих волос капает ледяная вода, сбегает ручейками по шее и спине. Платье липнет к телу, словно влажный песок. Будто прочтя мои мысли, Раффи оборачивает пляжное полотенце вокруг своей талии и скатывает его на животе, чтобы удержать на месте.

Он стаскивает ботинки и сдирает штаны.

– Ты что делаешь? – нервно спрашиваю я.

Он продолжает раздеваться.

– Пытаюсь согреться. Тебе следует сделать то же самое. Мокрая одежда сохранению тепла не способствует. Его штаны плюхаются на ковер.

Я не решаюсь сделать это, пока он сидит так близко ко мне, напротив огня.

Он раскрывает свои демонические крылья. Я полагаю, он пытается их высушить, но они создают эффект тепловой ловушки. Мышцы спины расслабляются, едва я ощущаю, как теплый воздух окружает меня.

Я встряхиваюсь, пытаясь избавиться от ледяной воды. Раффи окружает меня крыльями, согревая нас обоих.

– Отлично поработала там, – говорит он.

Архангел смотрит на меня с молчаливым одобрением.

Я удивленно моргаю. Не то, чтобы никто не говорил мне этого раньше, но не так. По-другому. Неожиданно.

– Ты тоже, – мне хочется сказать больше.

Лихорадочно подыскиваю слова, роясь в хранилищах мыслей, но дверь туда с треском захлопывается. Мысли давят на дверь как поток, грозясь затопить меня. Я упорно держу дверь закрытой, привалившись спиной для верности. Мой язык все еще путано излагает мысли.

– Ага, ты тоже.

Раффи кивает, как будто понял все то, что я не решилась высказать.

Какое-то время мы молча слушаем, как потрескивает огонь в камине.

Я согрелась настолько, что готова избавиться от шершавого, влажного платья, высасывающего тепло кожи. Я заворачиваюсь в одеяло поплотнее и прикусываю кончики, чтобы удержать его на месте ширмой.

Раффи ухмыляется, видя, как я извиваюсь, пытаясь сбросить мокрое платье.

– Я уверен, что респектабельный современный мужчина повернулся бы спиной, а то вдруг одеяло свалится.

Я киваю, крепче стискивая одеяло зубами.

– Но тогда мы потеряем тепло, – он разводит крылья на несколько дюймов, чтобы продемонстрировать наглядно.

Холодный воздух мгновенно впивается в мои ноги. Раффи сводит крылья обратно и пожимает плечами.

– Постарайся, чтобы оно не упало.

По-прежнему молча извиваюсь на месте, высвобождаясь из левого рукава.

– Я не ехидничаю, если что, – говорит он, – потому что это было бы катастрофой.

Сощуриваюсь и посылаю ему взгляд, говорящий: даже не пытайся меня рассмешить.

– Ты слышала шутку о…

Я разрываю платье под одеялом. В любом случае, оно безнадежно испорчено. Срываю его и выбрасываю из-под одеяла.

Оно приземляется на штаны на ковре.

Раффи разражается хохотом, прекрасным беззаботным и искренним. Смех так заразителен, что я едва сдерживаюсь, чтобы не вторить ему.

– Ты просто мастер гениальных решений, – усмехаясь, говорит архангел. – Правда, все они из серии – рвать, ломать, пинать, но творческий подход налицо.

Я разжимаю зубы – теперь я могу держать одеяло руками.

– Надоело мокнуть, вот и все. Я думаю, твоим шуткам не грозит стать смешными.

– Меня ранят твои комментарии, – говорит он с улыбкой.

Слово "ранят" отзывается во мне эхом, я вижу, что так и есть, ибо его улыбка меркнет.

– Что случилось там, в старой обители? Я видел, как тебя ужалил скорпион. Я смотрел, как ты умираешь. Как тебе удалось выжить?

Объясняю, что жало скорпиона парализует и замедляет сердцебиение и дыхание так, что человек кажется мертвым.

– Я думал, что потерял тебя.

Потерял меня?

Я уставилась в огонь, не видя ничего перед собой.

– Я тоже думала, что потеряла тебя, – с трудом выговорила я.

Огонь трещит и пожирает древесину. Это напоминает мне о пожаре в старой обители, когда Раффи спас меня, даже если он думал, что я мертва.

– Спасибо, что вернул меня моей семье. Это было безумно и опасно делать.

– Я был слегка чокнутым и опасным в тот момент.

– Ага, я заметила. – Мне никогда не избавиться от воспоминаний как Раффи крушит тубы с заключенными в них скорпионами, как убивает монстров, видя мою смерть.

Его губы кривятся, словно он смеется над самим собой.

– Должно быть, это было увлекательно.

– Нет, на самом деле не было. Это было… душераздирающе. Это разбило мне сердце.

Я моргнула, когда осознала, что произнесла это вслух.

– Я имею в виду… – ничего не приходит в голову, чтобы объяснить как-то то, что я только что сказала.

– Разбитое… – он смотрит в огонь, – сердце…

Раффи произносит слова так, словно они для него внове, затем кивает.

– Ага, полагаю, это отражает суть.

Огонь потрескивает в камине. Удивительно, как быстро он согрел нас.

– Я не говорю, что ты был убит горем, – я будто бы забыла родной язык, с трудом подбираю слова. – Я только сказала, что на это было невыносимо смотреть… для меня.

Он не подтверждает, но и не отрицает, мог он или не мог быть убит горем.

– Ну ладно, может, ты действительно немного расстроился. – Как неловко!

Теперь я окончательно смутилась. Часть меня ругается последними словами, что я такая тупица, а часть – с замирающим сердцем ждет реакции.

Оранжево-красное пламя растет и становится жарче. Ритмичный танец и потрескивание огня гипнотизирует. Восхитительное тепло.

– Ты дрожишь, – говорит Раффи неохотно, даже с горечью. – Прими душ. Может, нам повезло, и здесь есть горячая вода.

Он медлит, а я задерживаю дыхание.

Раффи отстраняется от меня.

Он встает и уходит в темноту дома.

Холод моментально возвращается, едва исчезает защита от крыльев. Я смотрю, как Раффи сливается с тьмой – сначала крылья, затем голова, плечи и руки скрываются в тени.

И все.

Глава 63

Я сижу, глядя ему вслед, и хочу сказать что-нибудь, но не знаю что именно.

Неохотно встаю и отхожу от камина. В доме становится холодней, пока я поднимаюсь наверх в поисках ванной.

Там есть мягкие полотенца, сложенные аккуратными стопками, что предполагает, что их не использовали после стирки. Это было, наверное, несколько месяцев назад.

Я принимаю душ при свете свечей. Вода едва теплая, но в сравнении с океаном кажется в самый раз. Хотя, я не задерживаюсь долго. Лишь на время, достаточное для того, чтобы смыть песок, мыло и шампунь как можно быстрее. Я все еще дрожу от холода, просочившегося в мои кости и не могу дождаться, когда снова буду сухая и в тепле.

На двери ванной висит толстый халат, в который я хотела бы завернуться. Но эта роскошь для людей из Мира До, а не для тех, кто в любую минуту может бежать от монстров или мародеров.

Я быстро роюсь в шкафах и ящиках для одежды. Лучшее, что я могу найти – это вязаное платье или свитер. Все остальное, как минимум, на четыре размера больше. Я обвязываю свитер вокруг пояса вместе с шарфом и натягиваю пару эластичных брюк. Ноги удобно прикрыты до самых лодыжек, хотя это, скорее всего, укороченные брюки.

Уверенна, что могла бы найти что-то получше, но я не хочу ошиваться со свечей у окна на втором этаже. Туман скрывает крохотный огонек, но стоит ли напрашиваться на неприятности?

Внизу гостиная тепло освещена отблесками огня от камина. Раффи стоит на стуле, приклеивая одеяло поверх окна. Должно быть, он подумал о том же, о чем и я – о привлекающем внимание свете свечей.

Есть что то такое в нем, стоящем на стуле и пытающимся достать до верхнего окна, что помогает мне расслабиться. Это кажется таким нормальным.

Ну, нормально, если ты игнорируешь темные крылья, скользящие за его спиной. Я догадываюсь, что он высушил их. Крюки и косы сверкают в свете свечей. Ни пера, чтобы покрасоваться. Я задумываюсь, начищает ли он косы?

– Ты ведь не Падший? – вопрос срывается с моих губ прежде, чем я успеваю прикрыть рот рукой.

– Из всего, что я слышал, это лишь делает меня еще более сексуальным для вас, Дочерей Человеческих.

Он заканчивает приклеивать последний кусок одеяла.

– Что вы все находите в плохих мальчиках?

– Я задала вопрос, Раффи. Это серьезно.

– Это шанс для тебя обеспечить себе спасение? – он спрыгивает со стула и, наконец-то, оборачивается, глядя на меня.

При взгляде на меня, его плечи сотрясает немой смех, который вскоре перерастает в открытое хихиканье.

Смех Раффи – это то, чем я обычно наслаждаюсь, за исключением того, что он смеется надо мной.

Я смотрю себе под ноги. Допускаю, что могла сильно торопиться, пока одевалась наверху.

То, что при свете одной свечи выглядит как свитер с едва заметным узором, при свете нескольких оказывается свитером с леопардовой расцветкой. И поскольку он большой для меня, то везде собирается в складки и свисает.

То, что я приняла за темный шарф вокруг моей талии оказывается красным галстуком, а коричневые носки на самом деле являются несоответствующей парой из розового и фиолетового.

– Почему всем остальным можно выглядеть, будто они участники вечеринки поохотимся-на-зомби, а я должна переживать на счет моды?

Он не прекращает хихикать.

– Ты выглядишь, как леопардовый шарпей.

Я думаю о маленьких собачках, похожих на мопсов с большими складками кожи.

– Знаешь, ты пугаешь меня. Меня будет преследовать то, что меня обозвали морщинистой маленькой собакой в мои нежные семнадцать лет.

– Ага. Чувствительная девушка. Это показывает, какая ты есть, Пенрин. – Свет от камина смягчает его черты лица и согревает кожу. – Но если тебе нужен небольшой толчок для твоего нежного эго, то могу сказать, что ты великолепно выглядела с крыльями.

Внезапно я чувствую себя неловко.

– Спасибо… Наверное.

– Ты не хочешь выглядеть великолепно с крыльями?

– Боюсь, что это может стать предметом насмешек, что я, гм, похожа на морщинистую собаку с крылышками, но я же хороший человек или что-то такое, – я смотрю на потолок, пока размышляю об этом. – Ладно, это не смешно, получилась действительно плохая шутка.

– О, не беспокойся. Ты в безопасности, – уверяет он. – Я никогда никому не скажу, что ты хороший человек.

Я неодобрительно смотрю на него, и он хихикает над своим собственным комментарием. И в этот миг он снова становится тем же Раффи, которого я знала на дороге.

Мы нагреваем воду на газовой плите, которая все еще работает, если ты можешь зажечь ее спичкой.

После этого мы сидим у камина, попивая горячую воду из кружек, пока я рассказываю, что происходило со времени нашей последней встречи. Тепло такое приятное, что я хочу свернуться калачиком и уснуть.

– Где мой меч?

Я глубоко вздыхаю. Я не упоминала о сновидениях меча. Будет немного чересчур, если я признаюсь, что я совала нос в его жизнь.

– Мне пришлось оставить его в куче хлама на тридцать девятом пирсе в Сан-Франциско, когда меня поймали.

– Ты оставила ее?!

Я киваю.

– У меня не было выбора.

– Она не заслужила одиночества.

– Думаю, никто из нас не заслужил.

Мы встречаемся взглядами, и через меня пробегает электрический заряд.

– Она скучает по тебе, – шепотом говорю я.

– Правда? – его голос смягчается. Он так пристально вглядывается в мои глаза, что, клянусь, смотрит прямо мне в душу.

– Да, – тепло приливает к моим щекам. Я… – Она постоянно думала о тебе.

Свет от свечей мягко мерцает на линии его подбородка и губ.

– Ненавижу терять ее, – его голос теперь – низкое рычание. – Я и не осознавал, какую поддержку получил. – Он тянется и убирает мокрую прядь волос с моего лица. – Как опасно может быть привыкание.

Его взгляд приковывает меня к месту, и я не могу ни пошевелиться, ни вдохнуть.

– Может, девушка должна услышать это. Может, она тоже хочет быть с тобой, – слова сливаются в поспешном шепоте.

Он закрывает глаза и глубоко вдыхает. Качает головой.

– Этому не бывать.

– Почему?

– Правила. Традиции. Опасность. Со мной быть опасно.

– Опасно быть без тебя, – я ближе придвигаюсь к огню.

Он тянется и набрасывает одеяло мне на плечи.

– И все равно это не меняет правила.

Я закрываю глаза и чувствую тепло его пальцев, пробегающих по моей щеке.

– Кому нужны эти правила? Конец света, помнишь?

– Нам нужны. Ангелы – раса воинов.

– Я заметила. Но зачем они вам?

– Единственный способ сдерживать общество убийц вместе на веки вечные – это строгая субординация и нулевая терпимость к нарушению правил. Иначе мы бы давным-давно поубивали бы друг друга.

– Даже если правила бессмысленны?

– Иногда они имеют смысл, – он ухмыляется. – Но это не относится к делу. Главное – чтобы воины исполняли приказы, а не судили о них.

– Но если они отделяют тебя от вещей и людей, которые тебе небезразличны?

– Особенно тогда. Часто это самое эффективное наказание. Смерть – не большая угроза для настоящего воина. Но забрать твою Дочь Человеческую, твоих детей, друзей, твой меч – вот это действительно наказание.

Не могу ничего с собой поделать. Придвигаюсь ближе к нему так, что мое лицо находится на расстоянии поцелуя.

– Мы правда такие страшные?

Он практически нечаянно смотрит на мои губы. Но не отодвигается ни на миллиметр. Он приподнимает бровь.

– Дочери Человеческие действительно опасны. Не говоря уже о раздражительности, – он пожимает плечами. – Хотя, их болтливость – довольно мило.

Я откидываюсь назад.

– Я начинаю понимать, почему твой меч ушел от тебя. – Ой. Вышло неправильно. – Прости, я не имела в виду…

– Она ушла, потому что делала то, что приказано было делать, почувствовав тьму.

– Почему?

Он смотрит в кружку.

– Потому что Падший с ангельским клинком слишком опасен. Их крылья со временем изменяются и, в конечном счете, отрастает их собственное оружие, если они переживают достаточно сражений. Иметь оба крыла Падшего и ангельский меч – это слишком опасное оружие, чтобы оно было дозволено.

– Но ты же не Падший, так? Почему тогда твой меч бросил тебя?

– Ее запутали крылья, – он берет питье, выглядя так, словно желает, чтобы это было что-то покрепче воды.

– Она частично понимает, но это не похоже на разум, – он наполовину улыбается.

Я вздыхаю и опускаю кружку.

– Твой мир отличается от моего. Разве у вас есть что-то общее с людьми?

Он смотрит на меня этими глазами убийцы на идеальном лице.

– Ничего, чтобы мы могли допустить.

– Нет никакого пути избежать этого, правда? – спрашиваю я. – Мы – смертельные враги, и я бы должна пытаться убить тебя и тебе подобных.

Он прислоняется ко мне, прикасаясь своим лбом к моему и закрывает глаза.

– Да, – его нежное дыхание ласкает мои губы, когда он говорит.

Я тоже закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на тепле его кожи.