Текст книги "Так дорог моему сердцу"
Автор книги: Сьюзен Барри
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
С тех пор, как она уехала от тетушки Элоизы, она только однажды видела его, когда водила детей на прогулку. Питер и Паула оба с наслаждением ели мороженое после визита в любимое кафе. Они шли втроем, держась за руки и Вирджиния, выглядела невозмутимой и несколько безучастной в простом белом льняном платье, в белых босоножках на стройных загорелых ногах. Погода стала значительно теплее, а временами бывало даже жарко.
Но в тот день со стороны озера дул приятный ветерок, и Вирджиния была свежа, как английская садовая роза. Она смотрится особенно по-английски, подумал Леон, проезжая в машине по озерному берегу и заметив ее с детьми.
– Ну, ну! – воскликнул он, когда их глаза встретились, и хотя сердце Вирджинии бешено заколотилось, ей удалось не выдать себя.
Он довольно пристально смотрел на нее какое-то время, но и в самом деле, выражение ее серых глаз было совершенно непроницаемым, и если по какой-то случайности ее щеки порозовели, это могло быть с легкостью отнесено за счет жарких лучей полуденного солнца.
– Должен признать, что меня удивил ваш побег из дома тети Элоизы, когда вы даже не дали мне знать о ваших планах, но я сообразил, что вы собирались присматривать за этими детьми, а не запираться в монастыре! Кто-нибудь пользуется удовольствием находиться в вашем обществе? Не считая, разумеется, этих детей, которые выглядят настоящими озорниками.
Но он улыбался детям такой притягивающей улыбкой, пока говорил, что после минутной неуверенности они оба широко расплылись в улыбке ему в ответ, а недоеденное мороженое остановилось на полпути к их перемазанным ртам.
– Кажется, вы наслаждаетесь обществом друг друга, – заметил он. – Хотите еще мороженого? Если так, влезайте в машину, и я отвезу вас к “Франчини”, и, может быть мисс Хольт будет настолько любезна, что выпьет со мной чашечку кофе?
– О, нет! – быстро воскликнула Вирджиния, не давая детям хвататься за ручку задней дверцы машины. – Они перевернут вашу машину вверх дном, испачкают ее своими липкими пальцами, и кроме того, уже скоро обед...
– Чепуха! – воскликнул он и сам открыл заднюю дверцу. – А ну, полезайте, чертенята, а мисс Хольт может сесть рядом со мной, как послушная девочка!
У Вирджинии не было другого выбора, как только сделать то, что он приказывал. Когда машина тронулась с места, она с негнущейся спиной откинулась на спинку кресла в серебристо-серой обивке, в то время как Питер и Паула блаженствовали на заднем сидении такого шикарного “авто”. У “Франчини” Вирджиния не могла помешать ему баловать детей самым вопиющим образом. Она была удивлена, так как никогда не думала, что он способен быть таким, ничуть не заботящимся о соблюдении своего достоинства, или “достоинства” своего отличного темного костюма.
Он явно наслаждался обществом двух болтливых американцев. Они так много работали языком, что совершенно поглотили его внимание, и, к облегчению Вирджинии, у него почти не было возможности обратиться к ней с какими-либо замечаниями. Когда же Питер и Паула заинтересовались воздушным змеем, которого кто-то запустил в воздух неподалеку от того места, где владелец кафе “Франчини” расставил свои разноцветные столы и стулья, доктор Хансон улучил минуту, чтобы прямо посмотреть на Вирджинию и спросить:
– Вы довольны своей новой работой? Вам она действительно нравится?
– Я в восторге от нее, – ответила Вирджиния, может быть, не совсем правдиво – но, по крайней мере, это приятная работа.
Мгновение он молчал, пристально смотря на нее этим странным, приводящим в замешательство взглядом. И потом, доставая портсигар и протягивая его ей, напомнил:
– Двадцать второго моя тетушка устраивает праздник в вашу с Лизой честь. Надеюсь, вы найдете время, чтобы прийти?
– Конечно, найду, – быстро ответила Вирджиния. – Хотя я... – она смолкла, потом поспешно продолжила, – хотя я не могу понять, почему мадам д'Овернь доставляет себе так много хлопот из-за нас. Это больше, чем сердечно с ее стороны, и я надеюсь, вы передадите ей мой... мой привет, когда навестите ее? Скажите ей, что я очень скучаю по нашим вечерам!
– Передам, – пообещал он сухим, безучастным тоном. – Я уверен, она будет рада услышать, что вам так понравилось у нее.
– Да, о, да!
А потом, так как уже был час дня, он предложил подвезти их к вилле Ван Лунов.
Отклонив приглашение Мэри остаться на обед, погладил детей по голове и прохладно улыбнулся Вирджинии. И, не дав ей возможности сказать ему хотя бы еще одно слово, уехал.
Чем ближе становился вечер, который вдохновенно устраивала мадам д'Овернь, тем чаще Вирджиния стала думать о нем. От Лизы, которая продолжала регулярно звонить ей по телефону, она узнала, что это намеревалось быть довольно впечатляющим мероприятием, и к нему уже начались разнообразные приготовления, хотя вечер двадцать второго должен был быть еще только через две недели.
Мадам д'Овернь даже поговаривала о фейерверке, и по земле была протянута проволока, которая обеспечила бы разноцветные огни, которые должны были всех ослепить.
Возможно, также, что Карлу Спенглер удастся убедить спеть для них и так как, по-видимому, у нее был замечательный голос, праздник и в самом деле обещал быть чем-то захватывающим.
В тайне Вирджиния думала, что она с легкостью переживет, если темпераментная Карла решит, в конце концов не петь. Но если Карла будет петь, то Вирджиния чувствовала, что это будет не самый лучший момент вечера, так как Леон Хансон непременно будет среди гостей. Тогда ей придется стать свидетельницей того воздействия, которое окажет на него прекрасный голос Карлы.
Но больше всего ее заботило платье, которое она должна будет одеть на этот предстоящий вечер. Если праздник устраивался в честь ее и Лизы, тогда от них зависело выглядеть как можно лучше, хотя бы только в знак благодарности своей хозяйке за ее безмерную доброту. Лиза уже заявила, что им нужно купить что-нибудь новое, за счет того, то их расходы за последние несколько недель, что они провели в Щвейцарии, были значительно уменьшены за счет великодушия мадам д'Овернь.
Так как Лиза решила приобрести себе новое платье – и, вероятно, у нее была тайная надежда произвести в нем впечатление на Клайва Мэддисона – Вирджиния тоже сделала вывод, что и ей предстоит покупка. Девушки договорились встретиться в кафе “Франчини” в полдень, и после чая – первого, который они разделят вместе в кафе с тех пор, как приехали в Швейцарию – они проведут восхитительные полчаса, рассматривая витрины самых первоклассных магазинов одежды.
Лиза так была похожа на себя прежнюю, она была так весела и беззаботна, что Вирджиния не сводила с нее удивленного взгляда. Но войдя в один из магазинов, ей пришлось все свое внимание посвятить одной насущной проблеме – что выбрать? Как и Лиза, она тоже не знала, сможет ли когда-нибудь решить, потому что выбор был обескураживающий.
Наконец, однако, Лиза сделала свой выбор, и Вирджиния от всей души одобрила его. Лизе всегда к лицу были белые наряды. Сколько раз раньше Вирджиния видела ее, как она была мила, когда садилась за пианино в чем-то, что было похоже на белоснежные крылья мотылька? И эти белые кружева поверх тафтовой нижней юбки, и развевающаяся кружевная накидка, наброшенная на кремовые плечи, когда она будет бродить по саду в свете волшебных огней в ночь большого праздника, так удивительно подходили к ее темным волосам и глазам, что создавалось впечатление, будто платье шили специально для нее.
Вирджиния разрывалась между нарядом, в котором она стала бы выглядеть немного более утонченной, чем обычно, и другим, в прелести которого она тоже не сомневалась. У нее перед глазами стояла обворожительная Карла Спенглер в платье, каждая линия которого давала понять, что оно только что привезено из Парижа. Мысль о том, что она будет в простом синем вечернем платье, известном уже многим приглашенным заставила ее внутренне содрогнуться. Не удивительно, что доктор Хансон, который привык общаться с утонченными женщинами и жить в утонченной обстановке, отнесся к ней во время поездки в горы, как к девочке-подростку, которая ожидала награды в виде некоторых признаков нежной признательности.
К черту этот поцелуй!... Она изо всех сил старалась забыть его и яростно сосредоточила свои мысли на платье, которое держала перед ней продавщица. Это была черная паутина – почти такая же облачная, притягательная и заметная, как та, что однажды была на Карле Спенглер. Но, конечно, она не будет выглядеть, как Карла Спенглер. Лиза смотрела на это платье с выражением сомнения, она считала, что бледно-розовый цвет – нежный, неяркий цвет розы – больше соответствовал стилю старшей сестры.
– Я не думаю, что ты не можешь носить черное, – призналась Лиза, изучая сестру, склонив голову набок, – но ты... Однако, если ты чувствуешь себя очень взрослой, а розовый цвет кажется тебе детским...
– Кажется! – воскликнула Вирджиния почти яростно. – В нем я буду похожа на фею с рождественской елки.
– Мадмуазель будет восхитительно смотреться в розовом, – проворковала продавщица, рассматривая ее ореховые кудри и розовые щеки, которые были лишь немного темнее, чем само платье. – Почему бы вам его не померить?
Но Вирджиния покачала головой, вдруг решившись.
– Нет, я возьму черное!
Она купила себе не только черное платье, но и серебряные босоножки на головокружительно высоких каблуках, и длинные черные тонкие перчатки, которые закрывали ее белые локти. Лиза была крайне удивлена.
– Ты решительно настроена произвести фурор! – воскликнула она. – Это все, чтобы обратить внимание доктора Хансона?
– Конечно, нет! – воскликнула Вирджиния торопливо.
Но потом она с облегчением заметила знакомую фигуру на тротуаре, которая появилась в самый подходящий момент, чтобы снять с них бремя многочисленных свертков.
Это был Клайв Мэддисон. На нем были белые фланелевые брюки и спортивная куртка. Видимо он недавно играл в теннис. На лице было приветливое выражение, которое нравилось Вирджинии.
Он заявил, что собирается попотчевать их обеих самым огромным мороженым, которое они когда-либо пробовали в жизни.
– Вы появляетесь в самый нужный момент, не так ли, Лиза?
– Ах, но я приношу пользу не только Лизе, – защитился он – хотя не спускал с нее глаз. Она в это время была похожа на мороженое в своем полосатом розовом платье из льна и в огромной шляпе, которая бросала тень на ее тонкие черты, – я иногда действую и в других направлениях!
Это было так безоговорочно верно, что Вирджинии тут же пришлось это признать. Ведь среди всех новых знакомых, он был единственным, кто позаботился о том, чтобы ее решение согласиться на новую работу не превратило ее в домоседку. Мэри Ван Лун была по-своему к нему искренне привязана, и когда бы он не появился в ее доме, он всегда отыскивал Вирджинию и не однажды приходил к ней на помощь, когда дети слишком уж расходились на прогулке.
Он даже согласился приглядеть за ними, пока она была у парикмахера.
Он легко общался с детьми, но не так, как это получалось у доктора Хансона, но, по крайней мере, он мог заставить их слушаться, а также мог их развлечь.
Так что Вирджиния дружелюбно ему улыбнулась, как улыбалась всякому, кто ей нравился, и Лиза сидела, радостно слушая, как он говорил им, сколько народу было в отеле, где он теперь официально устроился на работу инструктором, и как мало свободного времени у него будет оставаться в будущем – и это была та причина, по которой он так усердно пользовался им сейчас, сказал он, многозначительно глядя на Лизу.
Лиза вспыхнула и больше уже не выглядела такой же счастливой, когда разговор перешел на предстоящий прием и ее отъезд домой, который должен был последовать почти немедленно после этого вечера. Родители хотели видеть ее дома скорее, поэтому, упражнения для пальцев будут продолжены в Лондоне под наблюдением опытного человека.
Как только получит разрешение, она сядет за пианино. Хотя это не имело для нее сейчас такого значения, как когда-то, ей все же не терпелось возобновить свою карьеру, которая оборвалась так много месяцев назад.
У Вирджинии закралось подозрение, что Лизино желание продолжать карьеру на музыкальном поприще было связано с Клайвом Мэддисоном и его собственными неудачными попытками найти подходящую работу. Если их дружба разовьется во что-нибудь большее – так как Лиза всем сердцем явно этого желала, хотя Вирджиния могла только догадываться, что было на уме у Клайва – тогда одному из них нужно быть уверенным в будущем. Так что Лиза вся пылала энтузиазмом, который в ином случае никогда не смог бы охватить ее!
Как бы Вирджинии ни нравился Клайв ей иногда хотелось, чтобы он не появлялся на горизонте сестры в этот период ее жизни.
Он поймал такси, чтобы развезти девушек по домам, и, высадив Лизу у виллы мадам д'Овернь – где его и Вирджинию уговорили ненадолго остаться – он продолжил путь к дому Ван Лунов. У подножия ступеней на террасу, за стеклами которой им радостно махали руками дети, он сказал почти торопливо:
– Однажды я попрошу вас сделать для меня кое-что, если вы не против, Вирджиния.
– Нет, отчего же, – ответила она, с любопытством глядя на молодого человека. – Но почему меня? Почему не Лизу? Вам не кажется, что она предпочла бы...
– Нет, – он решительно покачал головой. – Я не хочу просить этого от Лизы. Вы понимаете, это некоторым образом касается ее.
– Все таинственнее и таинственнее! – проговорила она.
Он обаятельно ей улыбнулся.
– Значит, я могу рассчитывать на вас?
– Конечно... если я что-нибудь могу сделать!
– Хорошая девочка! – тихо воскликнул он. – Можете, как мне кажется!
Он сбежал вниз по лестнице. Дети продолжали махать ему, и Вирджиния с некоторым любопытством подумала, что за услугу он собирается просить от нее, когда решит, что пришел подходящий момент.
Глава тринадцатая
Все мысли Вирджинии перед самым торжеством были так им заняты, что Лиза и ее дела отошли на задний план и не казались исполненными такой довлеющей важности.
Еще одно событие отвлекло ее внимание от Лизы в течение этих дней: возвращение Эдварда Ван Луна. Он побывал в стольких европейских столицах за последние несколько месяцев, поэтому был порядком изнурен. Но Вирджинии показалось, ему было приятно, что жена нашла такую милую молодую компаньонку присматривать за маленькими племенником и племянницей. И Вирджинии он сразу понравился. Она решила, что любой с такими проницательными, но добродушными глазами был достоин абсолютного доверия, и подумала, что хотя Мэри приходилось столько времени проводить одной, ей повезло, что у нее был муж, который явно обожал ее.
По случаю возвращения хозяина домой было устроено два обеда, на одном из которых среди гостей оказались Леон Хансон и Карла Спенглер. Вирджиния ухватилась за вполне законный предлог, чтобы не присутствовать на вечеринке. Этим предлогом ее снабдил маленький Питер, который весь день был беспокойным и несколько лихорадочным и который не соглашался ложиться спать, если она не останется около него.
Мэри, великолепно одетая для вечера, заглянула в детскую и попыталась уговорить Вирджинию оставить его на попечение девушки, которую выбрала и учила сама Вирджиния, но она покачала головой.
– Мне не хотелось бы, – сказала она. – Он такой нервный и впечатлительный, что нипочем не успокоится, если я оставлю его. В любом случае, мне здесь совсем не плохо. Я уже заказала, чтобы ужин мне принесли сюда на подносе, и вам не нужно забивать себе голову мыслями обо мне.
– Все равно, я буду думать, – колебалась Мэри, наполняя детскую ароматом французских духов. – Конечно, я могла бы попросить Леона взглянуть на него, хотя он не наш врач, и настолько значительный консультант, что не хотелось бы его просить об этом...
– Конечно, нет! – быстро воскликнула Вирджиния, которая ужаснулась при одной только мысли каково будет негодование Карлы Спенглер, если его попросят подняться в детскую! – А кроме того, я не думаю, что у Питера что-то серьезное. Это, вероятно, просто небольшая простуда и повышенная температура, и как только он заснет, я выскользну в соседнюю комнату и уютно устроюсь с книгой.
– Но разве вы вообще не спуститесь? Даже на полчаса?
– Мне бы не хотелось, если вы не возражаете.
Вирджиния улыбнулась ей, думая, что ее поведение было безупречным.
– Хорошо, если завтра ему не станет лучше, нам придется вызвать к нему нашего врача. Но я искренне надеюсь, что ему станет лучше, потому что завтра день вашего праздника, и вам никак нельзя пропустить его!
– Да, – в этом Вирджиния от души могла с ней согласиться. Она была почти благодарна Питеру за его сегодняшнее нездоровье, из-за которого ей было необязательно сидеть за уставленным цветами столом рядом с эффектной Карлой и человеком, от которого ожидали, что он вскоре женится на ней, и чувствовать, что для нее нет места в разговоре. Завтра вечером она наденет свое восхитительное вечернее платье. В любом случае, там будет множество людей и интимный разговор любого рода будет невозможным. Кроме того, она бы расстроилась, разочаровав мадам д'Овернь после всех ее хлопот, которые, возможно, занимали ее и в эту самую минуту.
– Утром с ним все будет отлично, – сказала она оптимистично. – Я дала ему пол-таблетки аспирина и он уже гораздо спокойнее, – добавила она, положив руку на маленький, влажный лоб.
Но к утру Питеру совсем не стало лучше, по сути, ему решительно было хуже. Когда прибыл семейный доктор, он поставил диагноз – сильная простуда, но допустил, что это могло быть предвестником какой-нибудь более серьезной болезни и им придется подождать, пока это не выяснится.
Мэри была в ужасе, но твердо оставалась на своей точке зрения.
– Вы не останетесь ухаживать за ним, – сказала она Вирджинии. – Нам придется пригласить к нему сиделку, а вы должны пойти отдохнуть перед приготовлениями к сегодняшнему вечеру. Что бы вы ни делали, вы не должны огорчать мадам д'Овернь, и я не хочу, чтобы вы тоже были расстроены. Так что идите и позвоните по тем номерам, которые вам оставил доктор Буланже, позаботьтесь о том, чтобы на сегодняшнюю ночь у нас была сиделка.
Вирджинии совсем не хотелось передоверять свой пост чужому человеку, особенно если Питер не был серьезно болен. У детей есть обыкновение простужаться, а потом моментально выздоравливать как раз в то время, когда вы думаете, что наступил критический момент. И для чего Мэри Ван Лун тратиться на постороннюю сиделку, когда это была работа Вирджинии?
Но хотя она искренне пыталась найти сиделку, которая могла бы явиться без отлагательств, ее усилия были обречены на провал, потому что ни одна из них не была свободна раньше следующего дня. Она доложила об этом Мэри, которая сама взялась за телефон, но не получила никаких результатов. Сиделка, опытная и квалифицированная, могла прийти только на следующее утро, но ни минутой раньше.
А тем временем, им придется самим управляться с Питером.
– Я остаюсь, а вы поедете на вечер, – сказала Мэри с решимостью.
Эдвард поддержал ее. Он видел коробку от портнихи, которая пришла для Вирджинии, и как к ее щекам прилил слабый румянец, когда она взяла ее из рук Эффи. Он мог представить себе, как он примеряет новое платье у зеркала в своей комнате. Вирджиния всегда вызывает все лучшие чувства у всех действительно приятных мужчин, а Эдвард Ван Лун был действительно приятным. Он мог бы легко пропустить этот праздник и вместе со своей женой провести славный вечер в своем собственном доме. На самом деле, он даже хотел этого. Но Питер, с абсолютной нехваткой здравого смысла, присущей его возрасту и, добавила бы Мэри, полу, взял дело в свои руки и отказался позволить Вирджинии даже уйти в ванную, когда настала пора готовиться к вечеру. В самом деле, он был так решительно настроен на то, чтобы не отпустить ее от себя, что у него вдруг пугающе подскочила температура. Вирджиния взяла его горячую ладошку, щупала вспотевший лоб и решила, что блеск его глаз был положительно дурным признаком, поэтому ей нужно остаться.
Мэри, возвращавшаяся в спальню из ванной в небесно-голубом купальном халате заглянула в детскую и хотела было поторопить Вирджинию, когда по выражению ее лица, заметила, что что-то было не в порядке.
– Что еще случилось? – она быстро подошла к Вирджинии. Она проговорила ей на ухо, шепотом, почти не шевеля губами: – Вы думаете, мы должны позвонить доктору Буланже?
– Нет. Но бессмысленно притворяться, будто я могу уехать сегодня, потому что я не могу!
Мэри выглядела действительно раздосадованной. Она закусила губу, а Вирджиния опустила фланелевое полотенце в теплую воду и обтерла покрасневшее лицо маленького больного и его влажные руки, цеплявшиеся за нее, потом поправила подушку под курчавой головкой и прошептала что-то успокоительное. Пока она говорила, Питеру как будто стало легче.
– Это прямо-таки приводит меня в ярость, – заявила Мэри, подходя к широкому окну и вглядываясь в сверкающую поверхность озера.– Конечно, я знаю, ничего нельзя поделать с тем, что эта маленькая мартышка подхватила простуду, но вы стали так необходимы ему, что он просто не отпустит вас!
– Что ж, я не очень возражаю, – Вирджиния в самом деле говорила правду, так как совесть весь день не давала ей покоя при мысли о том, что она собиралась покинуть своего воспитанника в том время, когда он больше всего в ней нуждался. Она очень сомневалась, что сможет в полной мере получить удовольствие от предстоящего праздника.
– Такое случается, тут уже ничего не сделаешь. А если Питеру станет хуже только из-за того, что мне захотелось повеселиться, я никогда не прощу себе этого.
– Я знаю, что не простите, – но Мэри продолжала кусать губы. – Все равно, мне кажется, это несправедливо!
– Но вы с мистером Ван Луном должны поехать оба.
Я не хочу, чтобы мы все огорчили мадам д'Овернь!
– Я хотела предложить, чтобы Эдвард поехал, а я бы осталась с вами...
Но огонек в глазах Вирджинии убедил миссис Ван Лун, что такой поворот событий никогда не одобрит ее юная гувернантка.
– Хорошо, – согласилась она со вздохом, – но если я уеду, а что-нибудь пойдет не так или вас надоест быть в одиночестве – хотя вы в любой момент можете позвать Эффи – вы должны сразу мне позвонить, и мы с Эвардом немедленно приедем назад. Договорились?
– Да, можете быть спокойны, – согласилась с ней Вирджиния.
Когда хозяин и хозяйка уехали из дома, и все стало тихо и внизу, и на верхнем этаже, Вирджиния почувствовала, что наступил необычно тихий вечер. Так как радио вмаленькой гостиной, которую она разделяла с детьми, должно было оставаться сегодня молчаливым и ее единственным развлечением могла быть книга – если сон Питера будет достаточно спокойным, чтобы дать ей возможность читать – и, может быть, еще мысли о Лизе, которая, по крайней мере, хорошо проводит время в своем прелестном новом платье из белоснежных кружев и танцует в объятиях восхищенного Клайва Мэддисона.
Если у Клайва не было серьезных намерений по отношению к Лизе до этого вечера, то они непременно появятся у него, стоит ему только увидеть ее в этом платье с величественно приподнятой маленькой темной головкой и глазами, светящимися от счастья?
Вирджиния вздохнула. Бедная Лиза!... Как неудачно, что ее угораздило влюбиться именно в это время!...
А потом мысль еще более неуместная подняла свою голову, как змея. Как неудачно, что ее самое угораздило влюбиться именно в это время!...
Питер, как она и думала, после того, как она некоторое время посидела у его кровати, погрузился в неспокойный сон. Его маленькие пальцы сжимали пальцы ее руки, и стоило ей хотя бы немного пошевелиться, как он начинал ворочаться и хныкать. Но постепенно его дыхание стало глубже и ровнее, жаркий румянец сошел со щек, и маленькая рука сжимала ее пальцы не так крепко.
В другой комнате Паула, чью кровать переставили на тот случай, если болезнь Питера окажется заразной, спала глубоко и без снов. Во всем крыле, где находилась детская, стояла полнейшая тишина, а единственным освещением была настольная лампа, которая проливала бледнозолотистый свет на голубоватую постель, где лежал маленький мальчик и недвижную фигуру девушки, которая не сводила с него глаз.
Вирджиния почувствовала, что может убрать руку, и встала, неслышно подошла к широко раскрытому окну. Каким волшебным все выглядело снаружи! Озеро было как будто сделано из серебра, и темные очертания деревьев, нависающих над ним, слегка колыхались от ночного ветерка. Был тихий ветер, а наступившая ночь была почти угнетающе теплой. Даже звезды были не такими яркими, как обычно, из-за этого теплого и тихого воздуха.
Ночь как будто специально была создана для танцев, для того, чтобы гулять по благоухающим тропинкам сада тетушки Элоизы и прислушиваться к музыке оркестра, играющего за стеной из цветов. Несомненно, многие пары воспользуются преимуществом закрытых зеленых беседок и укромных уголков, где до них все еще могли доноситься звуки музыки, но никто больше не мог бы потревожить их, если только не натолкнется на них случайно. Клайв и Лиза, наверное, отыщут для себя одну из таких беседок. Или, может быть, в этот момент они стоят бок о бок, облокотившись на каменную балюстраду, точно так же, как и Вирджиния стояла рядом с Леоном Хансоном, когда жила у мадам д'Овернь...
Перед мысленным взором Вирджинии вдруг встали доктор Хансон и золотоволосая Карла, ускользающие из толпы, которая наполняла в этот вечер виллу мадам д'Овернь, и находящие тихое убежище, где бы они могли остаться наедине...
Вирджиния беспокойно зашевелилась. Питер теперь, казалось, спал самым здоровым сном. Она прошла в свою спальню, открыла дверцы гардероба и достала платье, которое собиралась надеть к этому случаю. Оно висело, словно черное облако, на розовой вешалке, а в самом низу стояли серебряные босоножки.
Ей пришло в голову, каким детским было желание произвести впечатление, когда она была не создана для этого. Во всяком случае, не для незабываемых впечатлений.
Может быть, если бы она послушалась Лизу и выбрала розовое платье...
Какие еще случаи будут в ее жизни, чтобы надевать это восхитительное черное чудо?...
Она подошла к зеркалу и приложила к себе платье.
Через несколько мгновений она уже стаскивала с себя домашнее платье и дрожащими пальцами натягивала на плечи черное чудо. Оно мягко легло на ее стройные бедра, и, приглядевшись к своему отражению в зеркале над туалетным столиком, она почти открыла рот от приятного удивления.
Оно шло ей!... Оно не просто шло ей, оно изменяло ее!... Правда, розоватый свет в спальне льстил ей, но даже отбросив освещения, она все же была достойна восхищения в этом платье. Она так нравилась сама себе. Хотя ее кожа выглядела пугающе белой. Правда это может быть происходило из-за резкого контраста с темными складками ткани.
Но ее губы, казалось, светились, а волосы были полны танцующих золотистых бликов...
Внезапный шум в соседней комнате заставил ее резко отвернуться от зеркала и быстро пойти в сторону двери.
Питер спал так мирно, но, возможно, он снова проснулся...
Она открыла дверь и будто приросла к полу в центре детской. Питер все еще спал, насколько она могла определить, мельком взглянув на него. Вид у него был почти здоровый,он все еще лежал на боку, подложив одну руку под щеку.
Но дверь комнаты была отворена и в дверном проеме стоял высокий. стройный мужчина, одетый в безупречный костюм.Вирджиния уставилась на него и увидела белый галстук и фрак... гладко причесанные темные волосы, притягивающее, надменное лицо с резким подбородком и темные глаза, в которых был вежливый вопрос.
– Что... что вы здесь делаете? – запинаясь, спросила Вирджиния.
– Что вы здесь делаете? – возразил доктор Хансон.
– И почему вы так одеты? Я думал, вы являете собой образец самопожертвования, но, по-видимому, у вас тут какой-то конкурс красоты!
Глава четырнадцатая
Его интонации оказалось достаточно, чтобы помешать Вирджинии поддаться изумлению, и чувство негодования заняло его место.
– Я... я примеряла платье, которое надела бы сегодня, если бы пошла на праздник. В этом нет ничего преступного, не правда ли?
– По-видимому, Питеру стало лучше? – Он бросил взгляд на кровать, а потом снова посмотрел на нее.
– Почему вы не убедили миссис Ван Лун попросить меня взглянуть на него вчерашним вечером?
– Потому что я не думала, что это серьезно. я до сих пор не думаю, что это очень серьезно, но это очень нервный и впечатлительный ребенок и он уже сильно от меня зависит. Мне не хотелось бы оставлять его.
Он кивнул, подошел к кровати и стоял там, глядя на спящего ребенка. Теперь вид у Питера был совершенно естественный, и он спокойно дышал.
– Я приехал, чтобы заменить вас, если вам захочется часок потанцевать? – изумил ее доктор Хансон. – Я не намереваюсь отнимать пациента у доктора Буланже, но в нашем профессиональном этикете нет правил, запрещающих мне ненадолго принять на себя роль сиделки. А если вы не сможете появиться на вечере, который дается специально для вас, это будет довольно-таки странно.
– О, но я надеюсь, что миссис Ван Лун объяснила мадам д'Овернь... – начала Вирджиния, но он оборвал ее.
– Конечно, объяснила.
Он повернулся и невозмутимо оглядел ее сверху донизу, замечая все детали, которые заметила она сама, и, можетбыть, еще несколько вещей, которые не заметила она, так как была недостаточно тщеславна, но которые заставили вдруг смягчиться его пронизывающие темные глаза.
– Ваша сестра, естественно, была огорчена тем, что вы не появились сегодня, и я пообещал моей тетке, что вы будете с ними через самый короткий промежуток времени.
Мой шофер ждет у дома и отвезет вас, так как вы, по-видимому, готовы...
– Я не готова, – поспешно ответила она. – Я просто примеряла это платье и, в любом случае, не могу воспользоваться вашим любезным предложением остаться здесь с Питером.
– Почему? – удивился он, приподняв одну бровь.
Она бросила взгляд на мальчика, который заворочался, и доктор Хансон вывел ее на балкон, где они могли разговаривать, не опасаясь побеспокоить ребенка.
– Почему? – повторил он.
Вирджиния посмотрела на него и сразу поняла, что ни за что на свете не оставит свой пост сегодня ночью и не позволит Леону Хансону дать ей возможность, наконец, потанцевать.
Если он останется здесь, для нее не может быть никакого удовольствия в танцах – по этому поводу в ее душе не было никаких сомнений! А кроме того, у нее была еще одна, возможно, даже более веская причина, чтобы не ехать.
Она могла себе представить, какие взгляды, высокомерные и возмущенные, она получит от Карлы Спенглер, которая посчитает свой вечер совершенно погубленным. Вдобавок она не хотела испортить праздник самому доктору Хансону – если большую его часть он проведет в разлуке с женщиной, на которой собирается жениться!
