Текст книги "Так дорог моему сердцу"

Автор книги: Сьюзен Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Верно, – согласился он, подняв брови в удивлении. – Но разве это основание для того, чтобы вы не могли остановиться у нее? Как я уже объяснил, она с восторгом примет вас у себя, и если только вы не имеете других планов...?

– Нет-нет, – уверила она его. – У меня вообще нет никаких планов.

– Тогда, может быть, у вас есть возражения против того, чтобы остановиться у моей тетушки?

– Конечно, нет! – воскликнула она, в ее голосе чувствовалось возмущение, потому что он намеренно не понимал ее. – Я думаю, что это мило со стороны вашей тетушки и... но как же вы не понимаете? – она развела руками, и румянец смущения залил ее щеки. – Я не могу воспользоваться выгодами подобного предложения, потому что... мы совершенно незнакомы...

– Да, я понимаю, – сказал он с прохладными нотками в голосе и взглянул на нее с серьезным блеском в глазах.

– Вы, англичане, имеете непреодолимую страсть к независимости, не так ли? И хотя если вы будете настаивать на вашей независимости, это может означать, что ваша сестра, которая нуждается в вас, может остаться здесь в одиночестве, без единого близкого человека рядом, в такое время, когда необходимо поддерживать ее моральные силы. Вы предпочитаете, чтобы случилось это, но не примете гостеприимство моей родственницы, которая будет только счастлива приютить вас под своей крышей. Ну, в таком случае...

Щеки Вирджинии стали пунцовыми, и она сделала попытку смягчить то, что теперь как ей казалось, выглядит в некоторой степени грубостью.

– О, нет! – сказала она. – Я сделаю все, чтобы остаться рядом с Лизой! Просто ваше предложение остановиться у вашей тети застигло меня врасплох.

– Теперь, когда вы преодолели свое изумление, вы готовы рассмотреть эту идею? – голос его немного смягчился. – Сейчас я отвезу вас к ней, и вы вдвоем побеседуете? Тетя Элоиза, возможно, убедит вас, отбросить излишнюю щепетильность.

Вирджиния чувствовала, что он подсмеивается над ней, но когда он поднялся, как будто был твердо уверен, что она не может отказаться встретиться с его родственницей, она поднялась тоже, хотя все еще немного колебалась. В нем было что-то решительное, даже неумолимое, и она чувствовала, что было бы неприятно включиться в действительно серьезный спор с ним. И в любом случае, у нее было чувство, что он победит, каков бы ни был спор.

– Я не могу отнимать у вас так много времени?

– Чепуха! – сказал он. – Сегодня у меня есть несколько свободных часов, так что мы можем ехать сразу, если вы готовы?

Она не стала возвращаться в номер за шляпой и прошествовала за ним по отелю, в этот час наполненному посетителями до отказа. Он помог ей сесть в длинную черную машину и сел рядом с ней за руль. Его руки казались такими гибкими и твердыми на руле, что заворожили ее, и она поняла, что ему, вероятно, нравится водить машину. В любом случае, это была роскошная машина, и она прокладывала свой путь вдоль берега озера так беззвучно и легко, что создавалось впечатление, будто она летит над дорогой.

Красота озера завораживала. В этот час солнечного заката ослепительной и почти неземной белизны снега на горных пиках достигли своего совершенства. Сады вокруг вилл, дремавших на берегу озера, все были в необузданном цветении пурпурных и белых сиреней, розовых каштанов и альпийских роз. Плодовые сады разливались, как море белой и розовой пены, почти нависая над кристально чистой водой, а глубокий зеленый цвет новой листвы приносил в душу покой.

– Вы еще не решили, нравится вам здесь или нет? – неожиданно спросил ее доктор Хансон, когда они в молчании проехали несколько минут.

– О, да, – сразу ответила Вирджиния. – Я думаю, это даже слишком красиво. И все выглядит таким необыкновенно чистым, – добавила она, – как будто все дома каждое утро умываются какой-то волшебной росой!

– Вы в первый раз в Швейцарии?

– Да. Мы не путешественники. Наверное, потому что мы никогда не могли себе этого позволить, – честно ответила она.

Он искоса взглянул на нее и сбавив скорость, дал ей возможность полюбоваться одним из самых очаровательных садов на берегу озера, над которым возвышался белый дом, словно миниатюрный дворец из сказки. У потертых ступеней была привязана лодка, ступени вели в прозрачные воды озера.

– Это дом Ван Лунов, – сказал он. – Это мои друзья, очень обаятельные американцы.

Вирджиния вспомнила, что в вечер их знакомства в ресторане отеля его прелестная спутница Карла, напомнила ему, что они собирались к Ван Лунам. Она подумала, что за вечер они провели вместе?

Тетушка Элоиза – или мадам д'Овернь – ждала их в комнате, которая заставила Вирджинию думать о пышном салоне. Все ее представления о том, какой должна быть вилла, были основаны на изучении рекламных объявлений в английских газетах, предлагающих сомнительные “виллы в Илинге”, или Твикенхаме, или другом подобном районе.

Вилла мадам д'Овернь была не такой большой, как вилла Ван Лунов, и вид у нее был не такой сказочный, но это место могло бы восхитить самый эстетский вкус. Салон, в котором ждала их хозяйка дома стоя у большого окна, выходившего на все экзотические прелести сада, был не только великолепных пропорций, но и изысканно обставлен. А сама тетушка Элоиза была похожа на великую герцогиню, с высоко уложенными седыми волосами и лицом, которое могло бы соперничать с любой молодой женщиной. Она была одета как будто для приема какого-то важного гостя, в платье из синевато-серого бархата. На ее груди была приколота не одна сверкающая брошь, а вокруг шеи в несколько рядов обвивался жемчуг.

– Так вот вы какая, моя дорогая! – воскликнула она при виде Вирджинии.

Она улыбнулась и наклонилась вперед, держась одной рукой за тонкую эбонитовую трость, но не поднялась им навстречу. Позднее Вирджиния узнала, то она страдала отревматизма, который не мог вылечить даже ее племянник.

Она излучала радушие, а в голосе было какое-то искрящееся веселье.

– Как мило, – сказала она, – как ужасно мило, что Леон оказался способен убедить вас! Я надеюсь, вы захватили с собой все свои вещи, дорогая моя? Вам совсем не нужно возвращаться обратно в отель.

Вирджиния почувствовала на себе взгляд доктораХансона, а в нем несколько саркастический блеск.

– Сначала, милая тетушка, – сказал он, – вам придется убедить мисс Хольт, что ее действительно примут с радостью и что она ни в малейшей степени не стеснит вас. Кроме того, мне кажется, что она испытывает свойственный всем англичанам ужас перед зависимостью, и с этим вам придется что-то сделать!

– Ах, Боже мой, – мадам д'Овернь.– Мы что-нибудь придумаем.

Она смотрела на Вирджинию, как будто не могла найти ничего приятнее для глаз.

– Какие у вас славные волосы, моя дорогая, – сказала она. – Они очень напоминают мне мои собственные, какими они были до того, как стали такими бесповоротно белыми!

Она дотронулась до колокольчика у своего локтя.

– Мы посидим за чашкой чая, побеседуем и познакомимся друг с другом. Леон может бежать к своим пациентам или к любому другому, к кому хочет бежать, так как для того, чтобы мы узнали друг друга существенно, надо чтобы его не было с нами.

Леон Хансон одарил тетушку обаятельной улыбкой, блеснув очень ровными белыми зубами, и в этой улыбке была несомненная привязанность.

– Я хладнокровно принимаю свою отставку, – сказал он. – Но мисс Хольт уже выпила довольно много чая сегодня, хотя я думаю, она будет не прочь выпить еще.

Англичанки получают великое утешение от бесконечных чашек чая, – он посмотрел на Вирджинию с еле заметным вызовом в глазах. – Мне прислать ваши чемоданы сюда, мисс Хольт? Если хотите, я улажу это дело с хозяином, а вы потом уладите его со мной.

– Благодарю вас, – ответила Вирджиния, понимая, что она будет выглядеть действительно грубой и неблагодарной, если все еще будет уклоняться от гостеприимства мадам д'Овернь. – Это будет очень любезно с вашей стороны.

Тетушка Элоиза с триумфом посмотрела на своего племянника.

– Вот так мне удалось сделать то, в чем ты почти потерпел неудачу, Леон.

– Видимо, так, – ответил он с едва заметной сухой интонацией в голосе.

Услышав за окном шум подъезжающего автомобиля, они увидели, как у ступеней террасы остановилась машина, и их нее вышла стройная и очень элегантная молодая женщина и направилась к застекленной веранде.

– Ах, это Карла приехала попрощаться! – воскликнула тетушка Элоиза. Она посмотрела на Вирджинию и объяснила: У Карлы есть голос – голос, как у птицы, и она собирается в Италию, петь в Ла Скала. А после этого она ненадолго заедет в Америку.

Но Вирджиния наблюдала за Леоном Хансоном. Он стоял у окна и не сводил глаз с грациозной девушки, которая приехала попрощаться. Его лицо было темным – темным и погруженным в некое непроницаемое уныние, в котором было что-то странное и угрожающее.

Она вспомнила, что он, как ей показалось, не особенно сочувствовал тому, что музыкальная карьера Лизы прервалась. Может быть, это было потому, что сама мысль о молодой женщине, избравшей музыку своей профессией, была мучительная для него? Может быть, нестерпимо мучительна!

Глава четвертая

В течение нескольких последующих дней Вирджиния обнаружила, что удобно устроиться было вполне простым делом, так как в хозяйстве мадам д'Овернь она была очевидно желанным гостем. Мадам д'Овернь была идеальной хозяйкой, сама любя роскошь в окружающей обстановке, заботилась о том, чтобы гости под ее крышей наслаждались всеми удобствами.

Вирджинии отвели комнату, которая была гораздо роскошнее всех, где ей приходилось когда-либо жить. Когда она впервые увидела ее, то едва могла поверить, что эта спальня будет находиться в ее распоряжении, сколько ей будет нужно. Это была прелестная комната с бледно-зеленым ковром и занавесками розоватого муара, которые каскадом падали вдоль высоких окон и двери, которая открывалась на балкончик. У одной стены стоял туалетный столик, покрытый розовым сатином, а над камином висело зеркало в раме из кованого серебра. В углу стояло кресло, в котором она могла вытянуться в полный рост, положив ноги на обитую скамеечку. Рядом стоял изящный письменный столик. На маленьком столике рядом с ее кроватью лежали книги.

Проснувшись в первое утро, она обнаружила, что рядом стоит горничная с подносом для завтрака. Горничная поставила поднос на маленький столик, который простирался над кроватью и превращал завтрак, состоящий из дымящегося горячего кофе со сливками, которые плавали на нем густой пеной, хрустящих булочек только что из духовки, золотых кружочком масла и вишневого варенья, в истинное наслаждение.

Сначала Вирджиния вообразила, что она проспала слишком долго, и была готова извиниться перед девушкой, чье имя Франци ей было уже известно, но та засмеялась и заверила ее на довольно хорошем английском, что мадам д'Овернь всегда завтракает только в своей комнате, и ко всем гостям в доме относились так же.

– Мадам так страдает от ревматизма, что ей трудно одеваться, – сказала горничная.

– Тогда, может быть, я могу что-нибудь сделать для нее? – предположила Вирджиния. Ее внезапно вдохновила эта мысль. – Я могла бы разобрать для нее утреннюю почту и отвечать на ее корреспонденцию! Или, может быть, я могу выполнить какие-нибудь мелкие поручения.

Франци рассмеялась, показывая превосходные, крепкие, белые зубы. Ей было не больше шестнадцати-семнадцати лет, но она была так крепко сложена и хорошо развита, что Вирджиния сделала вывод: девушка росла в сельской местности. На это указывало в особенности то, что на ее щеках цвели самые соблазнительные розы.

– Мадам сочтет ваше предложение очень любезным, но едва ли она примет его, – ответила она, думая, что молодая англичанка была не так обворожительно красива, как мадмуазель Карла, и их гардеробы, конечно, нельзя сравнивать – Франци предыдущим вечером распаковывала вещи Вирджинии.

Но в юной леди было что-то, что напомнило Франци первые цветы, когда они появлялись после того, как стает зимний снег. Особенно безыскусные маргаритки, которые ковром покрывали долину, где был ее родной дом.

И мадам д'Овернь тоже рассмеялась от всего сердца, когда Вирджиния повторила ей свое предложение, заявив, что теперь ее переписка не доставляет больших трудностей, потому, что она была очень плохим корреспондентом. Но она благодарно похлопала по тонкому плечу Вирджинии.

– Вы можете каждый вечер играть со мной в шахматы, – сказала она. – А если вы еще не знаете, как в них играют, я вас научу. Леон – единственный человек, который играет со мной, но так как он всегда решительно настроен на победу – и почти всегда побеждает! – это не так уж интересно.

Так что после ужина каждый вечер, если никто не приходил в гости, Вирджиния играла с хозяйкой в шахматы в салоне, который был увешан розовато-лиловыми драпировками и где мебель в стиле ампир великолепно смотрелась на сиреневом ковре более темного оттенка. А по утрам она иногда обменивала библиотечные книги или ходила за покупками для мадам, выбирая для нее тесьму и кружева, потому что у мадам д'Овернь была слабость к оборкам, рюшам и подобным мелочам, и она нагружала себя ими при каждом удобном случае. У нее также была страсть к ювелирным украшениям: кольцам, брошам, колье – которые сверкали на ее широкой груди, и сережкам, которые привлекали внимание к ее чрезвычайно изящным ушам. Когда к ужину являлся гость, она обычно выходила увешанная бриллиантами и жемчугом. Черный бархат был ее любимой вечерней тканью и на его фоне ее высокая прическа из седых волос выглядела особенно великолепно.

Среди тех людей, которые ужинали с ними во время первой недели, которую Вирджиния провела на вилле, была миссис Ван Лун, чей сад и дом показал ей доктор Хансон.

Мэри Ван Лун была типичной американкой и красива той красотой, которая привлекала Вирджинию. Она казалась очень молодой, живой и сверкающей в блеске люстр, при дневном же свете она выглядела довольно увядшей, и в ее улыбке была усталость, которую Вирджиния находила трогательной. Но сильное чувство юмора делало ее чрезвычайно милой. С ней не было ее мужа; он по всему миру собирал сокровища искусства и часто оставлял ее на месяцы одну, от этого, возможно, так часто разочарование появлялось на ее лице.

Волосы у нее были такими же светлыми, как у Карлы Спенглер, но больше она ничем не была похожа на Карлу.

Вирджиния знала, что никогда не забудет тот день, когда она в первый раз приехала на виллу, а Карла неожиданно заглянула к ним, чтобы попрощаться перед отъездом в Италию. Она с нежностью обняла мадам д'Овернь, потом повернулась и протянула обе руки доктору Хансону, одарив его улыбкой, которая была рассчитана на то, чтобы растопить сердце любого мужчины. Потом она повернулась к Вирджинии и мгновение рассматривала ее, приподняв брови и явно стараясь вспомнить, где она видела ее раньше.

– Ах, конечно! – наконец воскликнула она. – Мы уже встречались раньше, не правда ли? В “Милано”! Вы ударились головой, и Леон пытался вам помочь.

– Мисс Хольт не ударялась головой, – вмешался доктор Хансон с легкой улыбкой. – Ее ударили!

– Ах, да, конечно! Те ужасные молодые люди! Один из них, должно быть, слишком много времени провел в баре.

– Я так не думаю, – сказала Вирджиния вежливо. – Это была чистая случайность.

– Очень мило, что вы так на это смотрите, но лично я бы рассвирепела, заявила она и посмотрела на Леона Хансона. – Значит, в результате того происшествия мисс Хольт стала твоей пациенткой, Леон? Ты продолжаешь наблюдать те повреждения, которые были ей нанесены?

– Совсем нет, – заверил он ее, странно посмотрев на Вирджинию. – Мисс Хольт теперь более-менее в порядке, но ее сестра – моя пациентка. Она находится в клинике, а мисс Хольт оказалась на мели в “Милано”. Тетя Элоиза решила, что ей доставит безмерное удовольствие, если мисс Хольт погостит у нее здесь, и я привез ее сюда буквально пятнадцать минут назад. Мне кажется, мы убедили ее, что она будет желанным гостем.

– Правда? – но в голосе Карлы сквозили холодные ноты. – Тогда вам повезло, мисс Хольт. Этот дом даже еще удобнее, чем “Милано”.

– Да, я это понимаю, – ответила Вирджиния, чувствуя себя неловко.

– Чепуха! – воскликнула тетушка Элоиза. – Было время, когда мне не приходилось самой подыскивать себе гостей, как сейчас, пожалуй, я действительно гордилась тем, что была такой хозяйкой, у которой всегда были гости. Но сейчас, после двух войн, и того, и другого, я только надеюсь, что они не захотят уехать слишком быстро. – Она сердечно улыбнулась Вирджинии. – Я рассчитываю на то, что мисс Хольт останется у меня в гостях еще несколько недель.

Карла отвернулась, как будто этот предмет перестал интересовать ее, и одна из ее тонких белых ладоней скользнула под руку доктора Хансона.

– Леон, cheri[1], куда мы пойдем сегодня вечером, чтобы отметить мой отъезд? Я хочу чего-нибудь особенного, потому что мы не увидимся довольно долго!

– В таком случае, кажется, праздновать нечего, – ответил он.

Она внимательно смотрела на него.

– Тем не менее, мы должны что-то сделать!

– Должны ли? – он взглянул на нее с едва различимым ласкающим светом в глазах, или это только показалось Вирджинии. – Как я, по-твоему, переживу твое отсутствие? – спросил он.

Она улыбнулась ему, и за ее длинными ресницами как будто колыхалось крохотное голубое пламя.

– Дорогой, – сказала она, – я не хочу, чтобы ты легко пережил мое отсутствие. Я бы очень расстроилась, если бы думала, что оно не заставит твое сердце немного помучиться.

Он покорился мгновенному порыву и легко прикоснулся к ее щеке.

– Но даже если так, тебя нельзя убедить переменить свои планы?

Она очень решительно затрясла головой.

– Нет, милый, даже ради тебя!

Вирджиния вместе с хозяйкой стояла бок о бок у окна и смотрела, как доктор Хансон подвел Карлу к машине, нежно держа под локоть. Мадам д'Овернь тихо вздохнула.

– Какая красивая пара, – заметила она, – но...!

Она покачала величественной седой головой.

– Они... помолвлены? – спросила Вирджиния с некоторыми колебаниями.

– Нет. По крайней мере, не официально, хотя все с минуты на минуту ожидают объявления об их помолвке.

Они уже много лет знают друг друга, еще с тех пор, когда были детьми, и он всегда обожал ее и защищал от любых неприятностей, которые могли ей повстречаться. Она тоже обожает его, но... Я не знаю! – она снова вздохнула.

– Это ее карьера встала между ними? – предположила Вирджиния с проницательностью стороннего наблюдателя.

– Может быть и так, – допустила тетушка Элоиза.

– И, возможно, со временем они найдут решение.

Потом она повернулась и странновато посмотрела на Вирджинию.

– Мой племянник весьма беспокоился о вас, – сказала она. – Ему очень не нравилась мысль о том, что вы будете в “Милано” одна. Теперь, когда вы здесь, ему будет гораздо легче.

– Да? – прошептала Вирджиния и задумалась, почему темноволосый выдержанный хирург, занятый своей профессиональной деятельностью и поглощенный своим любовным романом, который проходил не так уж гладко, должен был выкраивать мысли и время для нее.

Двумя днями позже, когда она навестила в клинике Лизу, она обнаружила, что та развлекает или ее развлекает – она не вполне была уверена, что будет правильным – какой-то странный молодой человек. Он небрежно сидел на балконной перекладине. Он казался длинноруким, длинноногим и атлетично сложенным, хотя правая рука у него висела на перевязи. У него были очень синие глаза и светлые волосы, которые слегка курчавились.

Лиза подняла на Вирджинию блестящие глаза.

– Это мистер Клайв Мэддисон, Джинни, – сказала она. – Мистер Мэддисон, это моя сестра!

– Как вы поживаете?

Он исключительно грациозно соскочил с балконной перекладины, шагнул вперед и протянул Вирджинии здоровую руку. Она нисколько не была удивлена, когда от его рукопожатия ее пальцы чуть не превратились в котлету.

– Вы тоже здешний пациент? – спросила Вирджиния, с любопытством рассматривая его и потом потирая себе пальцы.

– Еще только на пару дней, – сказал он, – а потом опять на расправу в безжалостный мир!

Он выглядел так, будто обычно считал мир чем угодно, но только не сухим и безжалостным местом. Он подтащил кресло для нее, а потом снова взгромоздился на перекладину.

– Балкон вашей сестры и мой соединяются, – объяснил он, – так что я не вижу оснований, чтобы не заглядывать иногда с визитом к ней, особенно если у нее нет серьезных возражений.

Он мельком глянул на оживленное лицо Лизы.

– Я не был слишком надоедлив, а, мисс Хольт?

– Наоборот, – заверила она его, – вы очень подняли мое настроение. Иногда здесь немного одиноко, – она посмотрела на Вирджинию с почти извиняющимся видом, – и появляется склонность предаваться унылым размышлениям. Но разговор с другой жертвой очень поднимает дух. Мистер Мэддисон, – прибавила она для сведения своей сестры, – ужасно разбился, катаясь на лыжах, и ему потребовалось порядочное время, чтобы так оправиться после травм.

– О, я очень сожалею, – сказала Вирджиния, разглядывая его. – Но вы кажетесь вполне здоровым.

– Я не просто здоров, – ответил он, – по сути, я настоящий симулянт. Но вы знаете этих врачей. Им нужно быть уверенными на все сто процентов.

В свою очередь он тоже разглядывал Вирджинию и про себя подумал что, хоть они и сестры, но совершенно не похожи, правда каждая по-своему очень привлекательна.

– Через пару дней меня освободят от этого лубка на руке, и тогда уже ни у кого не будет оснований жалеть меня. Хотя иногда определенное количество симпатии довольно приятно, – в его глазах блеснули смешливые искры.

– И вы останетесь в Швейцарии или вернетесь в Англию?

– Я еще не знаю точно. Я думал остаться здесь на лето, как профессиональный теннисист, прикрепленный к одному из отелей; но смогу ли я ухитриться получить такую работу после этого несчастного случая, надо еще посмотреть. В любом случае, мне придется много тренироваться, прежде чем меня возьмут.

– Понимаю, – сказала Вирджиния.

Вошла медсестра с сервировочным столиком на колесах и он поднялся.

– Кажется, для меня нет чашки, – улыбнулся он. – Я оставлю вас вдвоем, чтобы вы по душам поговорили.

– Нет, не уходите, пожалуйста, – взмолилась Лиза, к удивлению Вирджинии, и слабый румянец загорелся на ее щеках. – Я уверена, что нам принесут еще одну чашку, если только вы останетесь. А Джинни не будет возражать, – она поймала взгляд привлекательной медсестры-швейцарки, которая смотрела с явным весельем из-под накрахмаленной косынки. – Нельзя ли принести чай для мистера Мэддисона на этот балкон?

– Ну, конечно!

Вопрос был решен, принесли еще одну чашку, и хорошенькая медсестра смотрела на Клайва Мэддисона с веселыми искрами в ясных карих глазах. Было понятно, что она совсем не удивлена его завоеванием.

Он усмехнулся, глядя на нее.

– Спасибо, сестричка! Этого я не забуду!

Но по дороге назад к вилле тетушки Элоизы Вирджиния обдумывала события прошедшего дня и все более изумлялась. Лиза, которая никогда не выказывала ни малейшего интереса ни к одному мужчине, упрашивает человека, который фактически был ей совершенно незнаком, остаться и выпить чаю с ней! Это что-то невероятное! Даже при том, то он был чрезвычайно привлекательным молодым человеком, имел дар очаровывать людей и был товарищем по несчастью...

Все же это было неожиданно...

Глава пятая

Так получилось, что Вирджиния смогла поздравить Клайва Мэддисона с возвращением к более-менее нормальной жизни в то самое утро, когда его выписали из больницы. Она выходила из магазина, где только что купила ткань на которой собиралась испробовать свое искусство в шитье платьев, и восхитительную пижаму с ворсом для Лизы. Обе аккуратно завернутые покупки она держала под мышкой, когда увидела Клайва, который стоял и ждал ее на тротуаре.

Он наверняка видел, как она вошла в магазин. Он дружелюбно улыбался.

– Привет! Я надеюсь, у вас остались еще кое-какие деньги?

Вирджиния порозовела и ее глаза блеснули.

– Швейцарские магазины совершенно разорят мой кошелек, – созналась она, – но я не могу пройти мимо этих соблазнительных витрин. – Она с интересом взглянула на него. – Вы теперь свободный человек, или иногда еще нужно будет приходить на проверку?

– О, нет, я совершенно свободен и остановился в “Милано”!

– Но ведь это довольно дорого?

– Кошмарно дорого, но я немного знаком с тамошним управляющим и уверен, что со временем он наградит меня тем, что возьмет на работу тренером, что мне крайне необходимо. Когда это случится, я найду местечко подешевле, где можно будет скромно протянуть время, пока не начнется сезон. А теперь я хочу попросить вас кое о чем.

Он просунул руку под ее локоть и подвел ее к цветочному магазину.

– Вы навестите сегодня сестру?

– Да, мне нужно отнести ей обещанное.

– Отлично! Тогда вы можете захватить и кое-что от меня.

Когда они вышли из магазина, Вирджиния несла в руках огромный букет тепличных цветов, над которым едва виднелся ее небольшой подбородок, а Клайв держал ее свертки и перевязанную тесьмой корзинку с ароматными фруктами. Но хотя они были так нагружены, он не удовольствовался этим, пока не купил еще большую коробку отборнейших швейцарских конфет, так же перевязанную огромным атласным бантом, и Вирджиния ужаснулась тому, сколько денег он потратил. Она упрекнула его, когда он привел ее к кафе на открытом воздухе и заказал кофе для них обоих, но он едва посмотрел на нее с ленивой, насмешливой улыбкой в глазах и покачал головой.

– Если хочешь сделать хорошее дело, делай его от души! Кстати, не могли бы вы передать сестре привет от меня вместе с этими свидетельствами моего горячего желания, чтобы она как можно быстрее поправилась?

– Конечно, я не возражаю, – уверила она его. – Но Лиза рассердится, узнав, что вы были так расточительны.

– Не думаю. – Улыбка в его голубых глазах постепенно исчезла, и они стали куда серьезнее. – Ваша сестра – чудесная девушка, мисс Хольт.

– О, Лиза невероятно смелая, – сразу согласилась Вирджиния.

– Я думаю не только об ее смелости, – пробормотал он, рассеянно бросая недокуренную сигарету и зажигая другую. – Она вся такая... Она очень впечатлительная, я знаю, но и очень одаренная – у нее блестящий музыкальный талант, сказал бы я. Нужно что-то большее, чем только смелость, чтобы быть готовой пожертвовать всем, что есть у человека, ради мечты, ради жгучего желания.

Вирджиния угрюмо кивнула головой.

– Да, – сказала она, – я знаю. Но такая уж она есть. Лиза никогда не делала ничего наполовину.

– Если... если эта операция окажется неудачной, как вы думаете, что с ней будет?

– Я не смею и подумать, – созналась Вирджиния шепотом.

Он мгновение смотрел на нее пронизывающим взглядом, потом отвернулся.

– Этот Хансон, который проводит операции в клинике, – вы ему доверяете?

Вирджиния уставилась вниз на сливки, плавающие пышными хлопьями пены в ее чашке с кофе, и спросила себя, доверяет ли она Леону Хансону? Она пришла к ответу, что доверяет – по какой-то причине он внушал ей огромное доверие, как хирург, который мог сделать для Лизы все возможное.

– Основываясь на своем собственном опыте, – продолжал Клайв, так как она не отвечала, – потому что я и сам ему многим обязан, я действительно думаю, что он единственный человек, который может помочь вашей сестре. Но даже если так, она все-таки не похожа на меня. Я был в жутком состоянии, но я крепкий и думаю, что мог бы справиться и с худшим. Но Лиза... ваша сестра – она такая хрупкая... Мне не кажется, что она сможет выдержать еще больше. Ей уже порядком досталось, и эти ее глаза – они такие огромные и так часто туманятся от печали! Ведь ее постигнет ужасное разочарование, если операция потерпит неудачу, не лучше ли было бы...

Он замолчал, сминая сигарету в пепельнице.

– Не лучше ли было бы что? – мягко спросила Вирджиния.

– Не было бы лучше попросить Хансона сказать ей, что он не умеет творить чудеса. То есть, если у него есть хотя бы одно малейшее сомнение, а вам, вероятно, это известно, может быть, стоило бы попытаться и уговорить ее... ну, подумать о другом будущем?

Вирджиния покачала головой.

– Для Лизы есть только одно будущее, – сказала она с убеждением.

Мэддисон с некоторой даже печалью вгляделся ей в лицо и, к ее удивлению, внезапно вздохнул, это был странный прерывистый вздох.

– Я боялся, что вы так и скажете, – сказал он и уставился на букет чудовищного размера, который лежал на ее коленях. – И боюсь, что я склонен согласиться с вами...

Большой автомобиль медленно полз по озерному берегу – большой, блестящий, черный автомобиль, и когда Вирджиния взглянула в ту сторону и заметила его, она немедленно узнала в человеке, сидевшем за рулем, того, о ком они так недавно говорили. Как раз тогда на дороге образовался небольшой затор, и машине пришлось ненадолго остановиться. Доктор Хансон огляделся, и Вирджиния автоматически подняла руку, чтобы помахать ему, но швейцарский хирург не ответил даже кивком. Казалось, он посмотрел сквозь нее, да и сквозь ее спутника тоже. А потом поток движения постепенно двинулся вперед, и Вирджиния, у которой безотчетно порозовели щеки, почувствовала, как ее снова изучают глаза Клайва.

– Это был Хансон, – сказал он – как будто у него могло быть хоть малейшее сомнение! – Иногда он бывает мрачным типом, но такая работка любого может сделать мрачным. Даже меня – если б я видел столько же обратной стороны жизни...

– Я не думаю, что он нас заметил, – сказала Вирджиния.

– Правда? – он странно улыбнулся, думая о том, что, если бы он так не влюбился в Лизу, ее сестру, то его должна была бы привлечь Вирджиния с ее широким белым лбом, русыми волосами, которые поблескивали на солнце, мягкими серыми глазами и чувственным ртом.

– ...Ну, может, и не заметил, – согласился он.

Но тем же вечером Вирджиния поняла, что оба они ошиблись.

Это был один из тех редких вечеров, которые приносили тетушке Элоизе истинное удовольствие, когда ее племянник принимал приглашение отужинать в нею, и она тщательно заботилась о том, чтобы к ужину не было других посетителей. Она обожала, когда он находился в ее полном распоряжении. Хотя и с такой гостьей, как Вирджиния, к которой она уже успела искренне привязаться, это было почти так же приятно.

Он приехал рано, и Вирджиния была в салоне одна.

Она улыбнулась ему робкой, но дружелюбной улыбкой, и он кратко пожал ей руку. Это был первый раз, когда они пожали друг другу руки, вспомнила она. В его теплых, твердых пальцах она почувствовала необыкновенную полноту жизни.

Он подошел к широкой оконной нише и стоял, глядя на сказочное очарование сада в свете заходящего солнца. Она подошла к нему и они стояли, обсуждая великолепие вечера и совершенство расстилавшегося перед ними пейзажа. Вирджиния заметила, что на его лице было угрюмое и немного замкнутое выражение. На мгновение ей показалось, что с Лизой что-то случилось.