Текст книги "Сердце ждет любви"

Автор книги: Сюзанна Энок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Это не для меня… Дверь распахнулась.

– Неожиданная встреча, – тяжело дыша, сказал Огаст, входя в комнату и снова закрывая дверь. – Брэм у вас в гостях, отец?

Брэм разозлился. Ему только не хватало появления этого «золотого мальчика», чтобы при сравнении с ним выглядеть еще более недостойным.

– Тебя это не касается, Огаст. Я уже обращался к тебе, а ты отослал меня сюда. Уходи.

– Он мой наследник, – заявил Левонзи, прежде чем ответил Огаст, – и он желанный гость в моем доме. А ты нет. Три минуты истекли. Прощай, Брэмуэлл.

– Так он просил у вас денег? – спросил маркиз Хейт, прислоняясь к двери, его массивная фигура была надежным засовом.

– Да, просил, – усмехнулся герцог. – Можешь себе представить такую наглость? Как будто я лишил его содержания, чтобы затем подарить деньги.

– Последний, черт побери, раз я говорю, что это не для меня, пропади все пропадом! – прорычал Брэм: крышка на кипевшем котле гнева готова была сорваться.

– Нет? А тебе не кажется, что твой дорогой друг Может потребовать десять тысяч фунтов у любой обожаемой светской дамы? Не сомневаюсь, ты вместе с ним будешь смеяться нам в лицо.

Брэм опешил. Неужели герцог так видит все происходящее? Как способ для Косгроува и для него самого посмеяться над глупостью светского общества?

– Я забочусь только о том, как избавить леди Розамунду от обязательств перед Косгроувом. И вы ничего не потеряете, я все вам верну. И я не смеюсь над такими вещами.

– Ты считаешь, что я настолько наивен?

– А я думаю, что Брэм говорит правду, отец, – неожиданно вмешался Огаст.

На мгновение в комнате наступила мертвая тишина. И Брэм, и его отец смотрели на Хейта. Брэм сжал челюсти, чтобы не открыть рот от изумления. Видимо, и Левонзи испытывал нечто подобное.

– Такты на его стороне? – наконец спросил герцог.

– Я говорю, что считаю его мотивы честными.

– Это слова. Всего лишь слова. Приведи мне хотя бы маленькое доказательство, что это не грязный заговор, не еще одна попытка сделать из меня дурака и заставить расстаться с десятью тысячами фунтов, которых я уже никогда не увижу.

Хорошо еще, что Левонзи не захлопнул перед ним дверь, чего он более чем заслуживал. Переведя дыхание и коротко попросив Бога пожалеть если не себя, то Розамунду, Брэм снял с пальца кольцо с рубином и положил его на фортепиано.

– Я порвал с Косгроувом, – сказал он. Вероятно, его тихий голос произведет большее впечатление, чем если бы он кричал. – Навсегда. Я украл это кольцо, если вы хотите знать, как я вернул его. И я возвращаю его вам. Я знаю, вы жалеете, что отдали его мне.

– Да, жалею. – Левонзи подошел, схватил кольцо и снова отошел к окну. Он осмотрел кольцо, как будто проверял, не повредили ли его.

– Это была последняя совершенная мной кража.

– К чему такая жертва?

Брэм заколебался. Сказать это вслух, зная, что Розамунда не ответила на его чувство, казалось глупостью. Ну, была не была.

– Я задумался над своей жизнью, отец. По-новому оценил ее и понял, что она заведет меня в тупик.

– Что же тебя подвигло на это? – источая сарказм, спросил Левонзи.

– Любовь.

– И чья это жена?

– Пока еще ничья. Через четыре дня она будет официально помолвлена с Кингстоном Гором.

– Рад за тебя, Брэм, – тихо сказал его брат. – Давно пора.

– Ты можешь поверить в эту чепуху, которую он тут несет? – возмутился Левонзи. – Но меня не втянуть в какую-то аферу, чтобы снова я оказался в дураках.

Все правильно, подумал Брэм. Он слишком долго был бессердечным негодяем, чтобы разом сорвать эту личину, приросшую к его коже.

– В таком случае извините меня, я спешу к игорным столам. Мне надо выиграть еще четыре тысячи фунтов, нет, восемь, чтобы подстраховаться, до пятницы. Это был последний срок. Кроме того, ни Косгроув, ни Абернети уже не успеют отозвать свое объявление о помолвке из «Таймс».

– Восемь тысяч? – повторил Огаст. – Я одолжу их тебе.

Брэм замер на полдороге, его сердце наполнилось внезапной надеждой, которую он чувствовал только в присутствии Розамунды.

– Ты же сказал, чтобы за деньгами я обратился к Левонзи.

– Что ты и сделал. Я нахожу твои причины убедительными. Приходи ко мне утром.

Брэм разрывался между желанием обнять брата и убежать поскорее, пока Хейт не передумал, но решил остаться.

– Спасибо тебе, Огаст. От души.

– Пожалуйста. Рад, что смогу помочь.

И спасибо всем святым, кто приложил к этому руку. Теперь он мог спасти ее. Свою Розамунду. И у него появился шанс спастись самому. Хотя ситуация продолжала оставаться сложной.

– Вы должны знать, что Косгроув считает, что Черный Кот – это я.

– Мы в этом разберемся, когда придет время. Левонзи возмущенно прорычал:

– Я лишу тебя наследства, Огаст, если ты дашь ему хоть один шиллинг!

Огаст поднял голову:

– Тогда вы останетесь без наследника, отец.

– Я назначу наследником Оскара. Титул не достанется тебе.

– Это ваше право, конечно. Но я сомневаюсь, что мой сын откажет своему дяде в восьми тысячах фунтов.

– Тогда я откажу в наследстве всем вам, неблагодарные, недостойные мерзавцы!

Маркиз Хейт пожал плечами:

– Пусть так и будет. Радуйтесь, что вы, отец, станете последним герцогом Левонзи. Если не смягчите свое сердце и не предоставите Брэму последний шанс.

Герцог переводил злой взгляд с одного брата на другого. Брэм сомневался, что Огаст действительно рискует потерять все свое наследство и способность содержать семью из-за поддержки заблудшего младшего брата, но вопрос был в том, верил ли в это Левонзи. Или, по крайней мере, верил ли он в искренность этого поступка.

– Ну, – наконец проворчал герцог и безнадежно махнул рукой, – делай что хочешь, Огаст. Я не участвую в оказании помощи этому негодяю.

Огаст кивнул:

– Тогда пойдемте обедать. Я жду тебя завтра в десять часов, Брэм.

Брэм понимал намек, что ему следовало удалиться. Брат отступил в сторону, и он открыл дверь.

– Ты спас меня.

– Теперь мы не успеем сделать тебе приличное свадебное платье, – раздраженно вздохнула леди Абернети. – Пусть будет по-твоему и ты наденешь что-нибудь, в чем мы все тебя уже видели.

– Да, мама. – Роуз застегнула ожерелье. Больше всего ей хотелось, чтобы мать перестала топтаться в дверях ее спальни. Мысль о том, что ей – пусть даже в мелочи – разрешили поступить по-своему, была непривычной. Однако если бы она имела право голоса – так бы и поступила. Живи она в совершенном мире, она никогда не вышла бы замуж за Косгроува и ей не приходилось бы спасаться бегством.

Только она не была уверена, что где-то существует мир, хотя бы отдаленно напоминающий совершенство. А в настоящем у нее была лишь одна причина выйти замуж за маркиза: надо было защитить Брэма. Она думала об этом, когда заявила, что не уедет без него, независимо от того, что он там говорил о кражах и Черном Коте. Он был обижен на судьбу, находился в опасности и все-таки даровал ей надежду, предложил реальную помощь.

– Пойдем, Роуз, – позвала ее Беатриса, спускавшаяся по лестнице. – Ты же знаешь, когда Фиона говорит, что мы должны приехать в семь, она имеет в виду половину седьмого.

– Да, Беа.

Фиона, леди Твейн, любила делать вид, что ее званые обеды намного важнее, чем были на самом деле. И Роуз впервые не перевела стрелки у чьих-либо часов, поэтому ее мать была готова уже целый час. Беа все еще выбирала шляпку, а Джеймс дремал в бильярдной. И она ни капельки не чувствовала себя виноватой.

В холле мать с Беа болтали, ожидая, когда отец стащит Джеймса вниз по лестнице. К счастью, эти двое не давали никакой возможности вмешаться в их разговор, ибо Роуз, погруженная в свои мысли, не обращала на них особого внимания.

Только очень тонкая преграда из надежды и веры отделяла ее от впадения в абсолютную панику. Она верила, что Брэм сделает все возможное, чтобы исправить положение. Но пока еще боялась, что он не сможет закончить дело через три дня и при этом не погубить себя. Теперь его благополучие беспокоило ее. Как бы она ни хотела поступить правильно и защитить свою семью, она твердо решила бежать. А теперь все изменилось, иона снова ступила на опасный путь – только для того, чтобы дать ему шанс оправдаться, спасти его. Жизнь вновь оказалась запутанной, бестолковой.

В какой-то момент, когда она уже будет готова почувствовать себя счастливой, может случиться что-то ужасное. Она остановилась на полпути к карете и краем глаза заметила у дома чью-то тень. Человек шевельнулся, указав ей на двор у конюшни. Брэм.

– Я сейчас вернусь, – сказала она, возвращаясь к дому. – Возьму другую шаль.

– Поспеши, Роуз, ради Бога. Я не хочу опоздать.

– Да, Беа.

Она вбежала в дом. Что-то случилось? Не пришел ли он сказать ей, что у них совсем нет времени и бежать придется прямо сейчас? Решил ли он уехать вместе с ней? Она все еще на это надеялась. Жизнь с Брэмом – даже тайная и в грехе – была бы предпочтительнее той, что готовили ей ее родители. У двери в кухню Брэм схватил ее за плечо и повернул лицом к себе. Она не успела и ахнуть, как он прижался к ее губам в страстном поцелуе.

Роуз прильнула к нему, ухватившись одной рукой за лацкан сюртука, а другую погрузив в его волосы. Когда это произошло, все вокруг потеряло свое значение – близость Брэма Джонса возносила ее к небесам.

– Здравствуй, – прошептал он, покрывая поцелуями ее лицо.

– Здравствуй. – О, как ей не хотелось спрашивать его, не случилось ли чего-нибудь плохого! – Что привело тебя сюда? – только и решилась спросить она.

Он еще раз поцеловал ее.

– Ты. Я хочу тебя, Розамунда. Приятная дрожь пробежала по ее телу.

– Меня ждет карета.

– Да, я видел. – Он заправил за ухо выбившуюся прядь ее волос. – А я уже был готов еще раз забраться к тебе через окно. Куда ты собралась?

– Одна из подруг Беатрисы пригласила ее на обед. Сестра настаивала, чтобы я поехала с ней. Полагаю, что Беа сказала ей, что я выхожу за Косгроува, и Фиона беспокоится, потому что я поймала маркиза, а она – всего лишь виконта.

– Ты не выходишь за маркиза.

Это прозвучало так… уверенно, категорично. Если бы это сказал кто-то другой, она бы испугалась, но уже несколько раз она не соглашалась с ним, и он уступал. Она думала, что никто раньше не ставил ее желания и потребности выше своих собственных. Она ответила ему долгим взглядом, смотрела на его четкие, красивые черты лица и видела ум в его черных глазах и появившиеся в них веселые искорки. Роуз свела брови.

– Что случилось?

– У меня есть деньги.

От этих слов у нее замерло сердце.

– Не может быть, – прошептала она дрожащим голосом.

Брэм кивнул улыбаясь. Непривычное выражение появилось на его лице. Казалось, оно светилось от счастья. У нее дрогнуло сердце.

– Не все они у меня на руках, иначе я бы с ними пришел к тебе через парадную дверь. Но Огаст обещал мне завтра утром одолжить еще восемь тысяч. И вместе с теми, которые уже у меня, этой суммы достаточно, чтобы откупиться от Косгроува и даже заплатить проценты, какие бы он ни потребовал.

– Слава Богу! – чуть не закричала Роуз, всплеснув руками. Тяжелейший груз свалился с ее плеч. Она прижалась к Брэму и целовала его жаркими, обжигающими поцелуями.

Он сделал это. Он спас ее. Вдруг поняв, как ее неожиданная страстность должна быть истолкована столь закоренелым распутником, как Брэм, она отстранилась.

– Я целую тебя не потому, что ты достал деньги, – краснея и смущаясь, пробормотала она. – Я хочу сказать, что я, нет, не то… что, конечно, но…

– Для тебя это облегчение, – перебил он, по-прежнему улыбаясь. – Ты счастлива. И в этом нет никакой вины. И честно признаюсь, мне очень приятно целовать тебя, Розамунда.

Неожиданно что-то шевельнулось у нее внутри. «Это ничего не значит», – сказала она себе. И ей не надо знать почему. Но очевидно, она все же догадывалась.

– Почему тебе нравится целовать меня? Черная бровь приподнялась.

– Что ты сказала? Роуз заколебалась.

– Я так признательна тебе и, конечно, сделаю все, чтобы отблагодарить тебя, но…

– Роуз, – перебил он с погасшей улыбкой, – что тебя мучает?

– Я высокая, Брэм. С плоской грудью. У меня веснушки. Я далеко не красавица. А ты знал множество женщин более привлекательных, чем я. И если ты чувствуешь, что почему-то обязан проявлять свою симпатию ко мне, то это совершенно не нужно. Или это объясняется тем, что ты видишь сходство наших отношений с родителями или какое-то родство душ, но это еще не значит, что ты должен…

– Что я должен? – рассердился он.

– Говорить, что любишь меня. Я ничего не ожидаю…

– О, хватит об этом! – Он взял ее за плечи, посмотрел ей в глаза и как будто одной силой воли заставлял не отводить взгляда. – Как ты, наверное, поняла, я не девственник, Розамунда. Я повидал мир и показал себя, оказывался в разных ситуациях. Я спал со столькими женщинами, что трудно вспомнить. И ты думаешь, что мое сердце тронут обязательства или жалость?

Она покачала головой:

– Нет. Но…

– Ты самая умная, красивая и чистосердечная женщина из всех, кого я когда-либо встречал. Мне нравится беседовать с тобой, а я терпеть не мог болтать с женщинами. Ты словно свеча в окружающей меня темноте. И если мне когда-нибудь повезет и я завоюю твое сердце, как ты завоевала мое, я… – Он помолчал. – Пожалуйста, никогда больше в моем присутствии не принижай себя.

Боже!

– Спасибо тебе, Брэм, – прошептала она с полными слез глазами.

– Тебе спасибо. И если мое признание ты принимаешь, я буду считать, что жил на свете не зря. А сейчас возвращайся к своим родным. Я пойму это правильно.

Больше всего ей хотелось, чтобы он снова сделал ей предложение, ибо после произнесенной им речи она поняла, что ничего не имеет против того, чтобы провести с ним всю оставшуюся жизнь, негодяй он, или не негодяй. Она должна была честно признаться, что ей понравились рассказы, где он выступал в роли негодяя. Вполне благородного негодяя.

Только заняв свое место в карете рядом с раздраженным и нетерпеливым семейством, она вспомнила, что он нашел деньги, чтобы помочь ей, но ничего не сказал о том, как он собирается помочь самому себе.

Глава 19

Брэм выехал на рассвете и ехал, старательно избегая парков и дорог, по которым он раньше часто ездил. Поскольку Изабель Уоринг была рядом с Розамундой и слышала угрозы Косгроува, то Салливан и Фин тоже об этом должны знать. Они будут сговариваться, как лучше всего спасти его, но, честно говоря, он этого не хотел.

Идеальным решением проблемы было бы, если бы Косгроув провалился в болото или деньги удовлетворили бы его. Тогда бы Брэм сделал предложение Розамунде и она бы приняла его, а герцог предоставил бы им как постоянную резиденцию Лаури-Хаус. Будут расцветать цветы и подрастать дети, и никто не будет попрекать его позорным прошлым, и он навсегда останется порядочным человеком.

Беда была в том, что он по-прежнему чувствовал себя таким же негодяем, каким был всегда. Его друзья нарушали закон по причинам, как он считал, дававшим им такое право. Он же поступал так, чтобы сделать интереснее жизнь, становившуюся все более скучной. Один только факт, что он влюбился во время попытки совершить единственное доброе дело, едва ли мог оправдать все, что он совершил. И Розамунда была совершенно права, когда не доверяла ему.

Точно в десять часов он подъехал к Марстен-Хаусу. И немного удивился, когда не увидел герцога, пытающегося преградить ему вход в дом. Огаст действительно достал восемь тысяч фунтов наличными, не выходя из-за письменного стола.

– Как это тебе удалось? – спросил Брэм. – Я думал, что с твоим распоряжением мне придется объехать половину банков Лондона.

– У меня свои способы. Не такие таинственные или необычные, как у тебя, но есть.

– Не собираюсь спорить.

Они добавили эти деньги к уже собранным им и лежавшим в его сумке. Это было настоящее состояние, и он чувствовал сильное искушение схватить Розамунду и сбежать с таким богатством в руках.

– Теперь об этом деле с Черным Котом, – сказал Огаст, упираясь бедром в угол стола, который из вежливости даже не скрипнул. – Брэм, ты не можешь думать…

– Я негодяй, Огаст, как тебе это известно по собственному опыту. Слава Богу, все знают, что я не поддерживаю отношений с семьей, поэтому никакая сплетня или скандал не повредят тебе. Я постараюсь, чтобы этого не случилось. – Брэм встал, надел на шею тесемки сумки и перекинул ее через плечо, чтобы не потерять. Затем он протянул руку: – Спасибо. Я отблагодарю тебя, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни.

Огаст пожал его руку.

– Я это знаю. И как бы там ни было, у вас с отцом могут быть разногласия, но с какой стати нам с тобой не сохранить отношений, установившихся за эти последние несколько недель?

– Мне бы этого хотелось.

– Будь осторожен.

– Постараюсь.

К одиннадцати часам Брэм подъехал к Дэвис-Хаусу. Его сердце забилось сильнее. Ведь он собирался сделать подарок в огромную сумму денег очень гордому и, вероятно, очень подозрительному человеку. А главное – увидеть Розамунду. Его Розамунду, которая не выходила у него из головы ни на минуту.

Нельзя было отрицать тот факт, что он сошел сума. А что бы произошло, если бы он попросил ее руки второй и последний раз? В том случае, разумеется, если бы его до той поры еще не убили. Возможно, арест был меньшим из двух зол. В этом случае он мог бы надеяться, что она примет его предложение.

Он постучал в крепкую дубовую дверь медным молотком. Тишина. В одно страшное мгновение он испугался, что семья увезла невесту к Косгроуву с утра пораньше. Он уже приготовился ударить в дверь ногой, как она открылась.

– Милорд, – сказал дворецкий, умудряясь выглядеть одновременно и высокомерным, и недовольным. Ох уж эта обслуга!

– Лорд Абернети у себя?

– Если вы подождете в холле, я доложу.

Опять приходится ждать в холле. Брэм коротко кивнул, вошел и прислонился к стене, скрестив на груди руки. То, что его бесцеремонно оставили здесь, наводило на мысль, что семья заодно с этим негодяем Косгроувом.

– Чем обязан? – спросил, выходя из кабинета в сопровождении дворецкого, Абернети.

– Всего одно слово, милорд.

– Сегодня утром я очень занят. Может быть, вы оставите свою визитную карточку и придете завтра?

Брэм расправил плечи и шагнул к нему.

– Я думаю, вы захотите выслушать меня. Нахмурившись, граф отступил в сторону, пропуская Брэма в свой кабинет.

– Только побыстрее, ладно? Я еду в парламент.

– Конечно. Прикройте дверь, если можно.

Как только Абернети сделал это, Брэм снял сумку с плеча. Затем выложил ее содержимое на стол графа.

– Здесь четырнадцать тысяч фунтов, – сказал он. – Косгроув наверняка запросит двенадцать, но вы сможете заплатить все, что он потребует.

Граф посмотрел на деньги.

– Я не понимаю.

– А что тут понимать? Откупитесь от Косгроува и избавите вашу семью от его влияния.

– И вместо него буду в долгу у вас? Я не могу понять, как это может улучшить положение. Замужество Роуз снимет с нас долг. А это, – он указал на деньги, – передаст меня во власть другого дьявола.

Что это случилось со старой пословицей: «Дареному коню в зубы не смотрят»? И уж конечно, не закидывают грязью.

– Это не заем. Это подарок.

– Подарок? Вы серьезно?

– Да.

– С какой целью?

– О Господи! – Не ожидая приглашения, которое он все равно не рассчитывал получить, Брэм подошел к винному шкафчику и налил себе бокал портвейна. – Считайте, что это попытка успокоить мою совесть. Я помогал вашему сыну сойти с пути истинного, поэтому я в какой-то степени несу ответственность за его долги.

– Да, но что вы хотите получить от меня взамен?

«Вашу дочь. Меня бы устроила такая же сделка, какая была заключена с Косгроувом».

– Ничего.

– Никто не делает подарки такой стоимости, не рассчитывая получить что-то взамен. Особенно если этот кто-то похож на вас.

Брэм прищурился, соображая. Ему не нравилось положение, в котором он выложил все свои карты на стол, не узнав сначала, чего они стоят. Но если Абернети решил, что проще откупиться Розамундой, чем связывать себя договором с ним, то все было напрасно. Видимо, им все-таки придется ночью сбежать в Гретна-Грин.

– Хорошо, у меня есть только одна просьба в обмен на эти деньги.

– Я это знал. Ваш отец всегда говорил, что вам нельзя доверять ни в чем, кроме заботы о себе самом.

– Милорд, если вы поймете, что я пытаюсь сделать, то, может быть, это заставит вас воздержаться от оскорблений. – Он перевел дыхание. Спорить со своим предполагаемым тестем было бы неразумно. – Все, чего я прошу, – это разрешения ухаживать за вашей дочерью.

– За Роуз?

– Да, за Розамундой.

Лучше воткнуть себе в голову бильярдный кий, чем добровольно общаться с ее отцом.

– Так вы хотите увести ее от Косгроува? Я все еще не вижу разницы между вашим предложением и тем, что делает он.

– Я не требую, чтобы Розамунда вышла за меня замуж. Я хочу иметь возможность встречаться с ней. Пусть она, в конце концов, сама решит, за кого ей выйти замуж. В любом случае – деньги ваши. Долг будет выплачен. Вот и вся разница.

– А если я не разрешу вам… ухаживать за Роуз?

– Деньги останутся у вас, пока вы не отдадите их Косгроуву и не уберете с торгов вашу дочь. – Он отхлебнул добрую половину бокала. – И если вы согласитесь, вам больше не придется обедать с Косгроувом, стоять рядом с ним на суаре или проводить с ним праздники. Вам больше не придется испытывать унижение оттого, что он хвастается перед вашей дочерью своими любовницами. И никто не будет знать, что вы продали ее в уплату карточного долга.

– Никто этого и не знает.

– Узнают, если вы не согласитесь вытащить свою дочь из этой грязной истории. Я позабочусь об этом. Я делаю доброе дело, но я никогда не говорил, что я добрый человек.

Наконец Абернети обмяк и опустился в кресло, как-то сразу постарев. Вот оно, понял Брэм. Забота и беспокойство за дочь не поколебали его, но вмешался страх дурной славы. Хм… Вероятно, у Розамунды отец был еще хуже, чем у него. Довольно странная мысль.

– Почему вы сами не отдадите ему эти деньги? – спросил граф с последним усилием побежденного человека.

– От меня он их не примет. Мы в таких отношениях, что не разговариваем друг с другом. И я ему ничего не должен. Должны вы.

– Хорошо. Но я не стану вас благодарить, поскольку знаю, что вы делаете это, чтобы извлечь выгоду для себя. Я не могу оставаться в неведении.

– Я всего лишь пытаюсь получить шанс на спасение. – Брэм отставил в сторону бокал. – Проверьте, чтобы Косгроув забрал объявление о помолвке из газеты.

Абернети несколько покоробил этот приказной тон, но еще один взгляд на деньги, лежавшие на столе, и он смирился. Значит, все идет как надо.

– Прощайте, милорд.

Брэм вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Только теперь он произнес короткую благодарственную молитву тому, кто мог бы ее слышать. Он не покорил леди. Он был должен своему брату восемь тысяч фунтов, и он получил врага в лице очень опасного человека. А ему хотелось кричать от радости, отплясывая джигу.

У него зашевелились волосы, когда он внезапно увидел Розамунду, смотревшую на него с верхней площадки лестницы. Он приложил палец к губам и указал на кабинет за его спиной. Ему только и не хватало, чтобы Абернети подслушал их и подумал, что он плетет какой-то заговор.

Кивнув, она спустилась по лестнице и остановилась на предпоследней ступени. Потому, как она держалась, было ясно, что дворецкого неподалеку нет. Брэм взял ее руку, склонился к ней и поцеловал. Этот простой жест проник в самую глубину его души.

– Спасибо тебе, – прошептала она, касаясь рукой его щеки.

– Я чрезвычайно рад, что освободил тебя от этого негодяя.

– А теперь нам надо спасать тебя.

Брэм отстранился от нее:

– Я сам займусь этим.

– Но ты помог мне. Я должна отплатить тебе тем же.

– Ты невинная сторона в этом деле, – шепнул он, сдерживая себя, чтобы не дать волю чувствам и не обнять ее. Самообладание. Ему не всегда удавалось его сохранять. – А я – иного поля ягода. Грехи отягощают меня. Но если придется расплатиться за содеянное, я сделаю это, не втягивая тебя.

– А не может ли Косгроув блефовать, говоря о доказательствах, как ты думаешь? Не исключено, что он только пытается заставить тебя раскрыть карты.

– Ты уже разбираешься в игорной терминологии. Наверное, он может и блефовать. Полагаю, мы узнаем это после того, как твой отец повидается с ним. – Он оглянулся, чтобы посмотреть, не возвращается ли дворецкий на свой пост. – Мне пора уходить.

Она схватила его за рукав.

– Ты будешь сегодня на суаре у Клементов? – спросила она.

Улыбнувшись, он подошел к двери.

– Разумеется.

– Его не видно? – Салливан натянул поводья своего черного коня Ахилла, брата брэмовского Титана.

Фин покачал головой.

– А что, если он прячется от нас?

– К сожалению, он знает Лондон лучше, чем мы оба, вместе взятые.

Остановившись посреди Хеймаркет-стрит, они решили, что план поисков мест, где мог бы находиться Брэм, не удался.

Выругавшись, Салливан круто развернул Ахилла.

– Я думаю, что самым неожиданным местом, куда он мог поехать, является Джонс-Хаус, – в раздумье сказал Финеас.

– К Левонзи? Никогда, скорее в аду пойдет снег. – Салливан снова огляделся по сторонам. – А впрочем, чем черт не шутит.

– Тогда показывай дорогу. Ведь у меня даже нет адреса.

Брэм сидел на бочонке позади конюшни герцога. Он жевал персик и перелистывал страницы книги по римской истории, которую утром одолжил у Огаста. Это обойдется ему в пять фунтов, но конюхи и грумы поклялись, что никому не скажут, где он скрывается, и прежде всего Левонзи. И Титан, щипавший в тени травку, казался весьма довольным.

Вероятно, не было ничего героического в том, чтобы прятаться от друзей, но он не придумал более надежного способа уберечь их от возможных неприятностей. Поразительно, как одно доброе дело безвозвратно изменило его понятия, всю его жизнь. Теперь ему хотелось, чтобы его друзья были невредимы, здоровы и счастливы. А для этого лучше всего держаться от них подальше.

– Ты должен мне фунт, – послышался за углом конюшни голос Фина.

– Его действительно нет в доме, – возразил низкий голос Салливана, – поэтому я не уверен, что ты выиграл пари.

Широко раскрыв от неожиданности глаза, Брэм захлопнул книгу.

– А вы, пара оболтусов, оказались умнее, чем я ожидал, – проворчал он, взяв другой персик. – Значит, вы нашли меня. А теперь уходите.

– Мы приехали повидать лорда Хейта, – сказал Салливан, подкатывая другой бочонок и усаживаясь на него. – Ты уже отдал деньги Абернети?

– Чертов болтун Огаст. Да. Я именно так и поступил.

– Ну и?..

– И что?

Фин прислонился к стволу дерева, росшего напротив.

– Хорошая сегодня погода. Подходящий для сына герцога день, чтобы быть арестованным за воровство, как ты думаешь, Салливан?

– Нет, ветер с востока слишком силен, – подхватил Салливан. – Более подходящий день для побега, скажем, в Шотландию, пока здесь не установится тишь да гладь.

– Гм… Может, ты и прав. Как ты думаешь, Брэм?

– Я думаю, что сегодня вечером я буду у Клементов танцевать с леди Розамундой Дэвис. А вы можете гулять где вам хочется.

– Значит, ты не сделаешь попытки избежать ареста? – Салливан поднял камень и швырнул его в сторону сада. – Ты же не оставлял себе ничего из того, что брал. Вряд ли это можно считать воровством.

– Дело не в этом.

– Тогда в чем, черт побери, это проклятое дело? – потребовал ответа Фин.

– Проклятое дело, Фин, в том, что я хочу очистить свое имя. Я убил в себе идиота, каким был без всякой на то причины. Меня за это казнят. Я хочу встретить палача с поднятой головой. И единственная причина, заставлявшая меня прятаться от вас обоих, состоит не в том, что я не хочу вас видеть, а совсем в другом. Я надеюсь еще раз увидеть Розамунду, потанцевать с ней, пока еще с Боу-стрит не пришли за мной. Вот так. Теперь я сентиментален и романтичен, и едва ли меня стоит спасать.

– Но если тебя арестуют, ты уже не сумеешь еще раз сделать предложение своей возлюбленной. Что же тебе остается? Последний танец и прощание навсегда?

Брэм вскочил.

– Что же я, по-твоему, должен предпринять, Салливан? – разозлился он. – Отрицать, что я совершал дурные поступки? Обвинить в этом кого-то другого? Я был негодяем. И обязан возместить содеянное.

– Это, разумеется, честно и благородно, – ответил таким же тоном Салливан, – но что мы получаем в итоге? Косгроув остается на свободе, и некому будет оберегать твою леди Роуз.

– Вы оба начнете заботиться о ней. – Брэм подошел к Титану, сунул ему кусок сахара в рот и сел в седло. – Окажите сами себе любезность. Сегодня ночью не выходите из дома.

Салливан и Фин переглянулись, провожая взглядом удалявшегося Брэма.

– Значит, с этой минуты мы охраняем леди Роуз, – проворчал Салливан.

С мрачной улыбкой Фин покачал головой:

– Он не так сказал. Он подчеркнул, что мы должны заботиться о ней. Что, как я понимаю, означает, что мы должны сделать все возможное, чтобы она была счастлива.

– Что ж, похоже, выбора у нас нет.

Роуз, затаив дыхание, ждала, пока отец с Джеймсом не вернулись в дом со всеми долговыми расписками, которые ее брат давал Косгроуву. Облачко дыма в камине гостиной и ее обязательства перед маркизом Косгроувом рассеялись. Она примостилась на краешке дивана. Невыразимая радость и облегчение были так велики, что она долго не могла окончательно прийти в себя. Роуз сидела, сохраняя холодное выражение лица и радуясь, что все позади. В эту минуту никто не мог знать того, что она заметила в это утро: ее месячные задержались.

Она не хотела думать об этом. Одно событие сразу же после другого – это было уж слишком. Потом она разберется, не ошибка ли это, удастся ли ей действительно изменить свою жизнь, или теперь на нее свалятся новые проблемы.

– Должна сказать, – заметила ее мать, когда они сжигали бумаги, – хотя и приятно было бы видеть тебя маркизой, Роуз, репутация лорда Косгроува заставляет желать много лучшего.

– И в самом деле, – согласился ее отец. – Этот парень просто безумен, и я очень надеюсь, что наши пути больше не пересекутся. – Он многозначительно посмотрел на Джеймса.

– Да, отец, – кивнул молодой виконт с необычным смирением.

Это было плохим признаком. Предчувствие грядущей беды усилилось.

– Джеймс, не поможешь ли мне достать в библиотеке с верхней полки книгу?

– Конечно.

– Роуз, ты опять не пристроена, – заявила леди Абернети. – Репутация синего чулка не улучшит твоих шансов.

– Да, мама. – Совершенно очевидно, что ее никогда не будут считать чем-то иным, кроме как предметом товарообмена. Она хотела предоставить своим родным возможность жить собственной жизнью, как они жили до появления Косгроува. Только пусть оставят ее в покое. Она изменилась. Безвозвратно.

Как только они с Джеймсом остались одни в библиотеке, она схватила его за руку:

– Расскажи мне, что произошло. Как все было? Он вырвал руку.