Текст книги "«О» - значит омут (ЛП)"

Автор книги: Сью Графтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

– Немецкая овчарка?

– Что-то вроде. А что?

– Ничего. Просто любопытно.

– О, боже. Только не это. Держись подальше от неприятностей, если можешь, – сказал он и повесил трубку.

Я выбрала момент, чтобы позвонить в Феникс, Аризона и просветить директора по кадрам насчет их фантомного работника. Она дала мне номер факса и поросила прислать отчет.

Я напечатала свои заметки и прошла квартал до нотариальной конторы, чтобы воспользоваться их факсом. Мне нужно было послать две страницы, и процесс занял пять минут, просто чудеса скорости. Когда-то я не выдержала и купила собственную машину, но сейчас я не пользуюсь факсом достаточно часто, и она стала не нужна.

Я села в свой «мустанг», заправила его у поворота на 101 шоссе и поехала вдоль побережья в Пипхоул (население 400 человек). Земля, как часто встречается в Калифорнии, была частью испанского земельного гранта, выделенного Амадору Сантьяго Дельгадо в 1831 году.

Его мать была дальней родственницей Марии Кристины, четвертой жены короля Фердинанда Седьмого, и единственной из жен, кто подарил ему живого наследника.

Нет ясного объяснения щедрости Марии Кристины, но Амадор получил землю после смерти своей матери. Он со своей юной невестой, Дульсинеей Мединой Варгас, отправился в Калифорнию, вступил во владение землей и основал большое ранчо для разведения чистокровных испанских лошадей. Через год Дульсинея умерла, рожая их единственное дитя, дочку Пилар Сантьяго Медину. В горе Амадор продал своих лошадей и обратился к глубоко удовлетворяющему утешению в вине. С его смертью, в 1860 году, Пилар унаследовала его обширные владения, которые, в основном, вернулись к дикому состоянию.

В то время это была тридцатилетняя некрасивая женщина, но она была умна, и ее богатство вполне компенсировало грузную фигуру и невыразительное лицо, которыми ее наградила природа.

Когда в 1862 году был принят закон о земельных участках, жаждущие поселенцы хлынули со всей страны в Калифорнию, чтобы потребовать свой участок в 65 гектаров, обещанный правительством. Гарри Фланнаган был одним из них. Он был голубоглазым ирландцем, с ярко-рыжими волосами, мускулистыми руками и сильными плечами и спиной, предназначенными для тяжелой работы. В Ирландии Гарри был бедняком и возможность стать землевладельцем пьянила ему голову. Он несколько месяцев путешествовал по калифорнийскому побережью, пока нашел свое место и подал заявку в ближайлшее земельное управление в Лос-Анджелесе. Как требовалось, он написал, что ему исполнился двадцать один год, и поклялся, что никогда не выступал с оружием против Соединенных Штатов и не укрывал их врагов. Далее он заявил о намерении засеять землю и построить жилище, понимая, что, если останется на земле пять лет, она будет принадлежать ему, совершенно бесплатно.

Неровный участок, который он выбрал, был красив, но на нем практически не было пресной воды, что делало земледелие рискованным. Несмотря на близость к океану, земля была сухой, и он мог оценить иронию судьбы: ничего, кроме воды, насколько видно глазу, и ее нельзя использовать.

Никто не позаботился сказать ему, что последние двадцать пять лет идеалистически выглядевший залив был известен как Пуэрто Полвориенто, «Пыльный порт».

Несмотря на очевидные недостатки, Гарри был убежден, что сможет использовать землю к своей выгоде, и занялся этим с энтузиазмом.

Единственным небольшим препятствием для его амбиций был факт, что шестьдесят пять гектаров, на которые он подал заявку, полностью входили в земли, принадлежавшие Пилар Сантьяго-Варгас. Неудивительно, что этот факт привлек внимание Пилар, что заставило ее оседлать коня и поскакать, чтобы бросить вызов наглому захватчику.

Осталось неизвестным, как прошла встреча, или на какие хитрости пустился отважный фермер, чтобы защитить свои надежды, но в результате, через месяц Гарри Фланнаган взял в жены Пилар Сантьяго-Варгас. После всего, он оказался не из тех мужчин, которые отпускают шуточки по поводу нескольких лишних килограммов. Что касается ее невзрачности, то у него были мотивы для снисходительности.

Через восемь с половиной месяцев она родила ему сына – первого из семерых, которые появились на свет с интервалом в два года, банда огненно-рыжих испанцев. По соглашению, Пилар и Гарри по очереди давали сыновьям имена, которые были, по порядку, Хоакин, Ронан, Бендикто, Эндрю, Мигель, Лиам и Пласидо.

Гарри и Пилар прожили в браке пятьдесят шесть лет, пока его не сразила эпидемия гриппа в 1918 году. Пилар прожила еще пятнадцать лет и умерла в 1933 году в возрасте 101 года.

Величайшим достижением Гарри было основание Водной Компании Фланнагана, которая предоставляла воду жителям Пипхоула по двадцать пять центов за галлон, сделав его богатым за пределами воображения. После этого он организовал строительство Дамбы Пуэрто, которая была закончена в 1901 году и предоставила систему для подачи в город водопроводной воды.

Как ни странно, за всю жизнь я редко бывала в Пипхоуле, и теперь с нетерпением ожидала увидеть его вновь.

12

Уокер Макнэлли

Понедельник, 11 апреля 1988.

– Мистер Макнэлли?

Он услышал, что к нему кто-то обращается. Открыл глаза. Он не узнавал женщину, которая наклонилась поближе. Она положила руку на его плечо и потрясла. Ее лицо выражало нетерпение или озабоченность и, поскольку он не был с ней знаком, то не знал, что именно.

Освещение над головой было ярким, и плиты на потолке выглядели, как в учреждении, сделанные для поглощения звука, хотя он не мог вспомнить, как они называются.

– Мистер Макнэлли, вы меня слышите?

Он хотел ответить, но тяжесть наполнила все его тело, и усилие было чрезмерным. Он понятия не имел, что происходит, и совершенно не помнил событий, которые могли объяснить то, что он лежит на спине, не может пошевелиться, с незнакомой женщиной, наклонившейся над ним.

Что-то болело. Он перенес операцию? Ощущение не было острым. Скорее, тупая боль, которая распространялась по всему телу, с толстым белым слоем сверху, холодным и тяжелым, как снежное одеяло.

Женщина отошла в сторону, и две копии лица Каролин появились в поле его зрения, одна немного размытая. Подступила тошнота, когда поверхность зарябила и растворилась по краям.

– Уокер.

Он сосредоточился, и два изображения соединились в одно.

– Ты знаешь, где находишься?

Снова он хотел ответить, но не мог пошевелить губами. Он так устал, что едва мог сохранять внимание.

– Ты помнишь, что произошло?

Ее взгляд был полон ожидания. Ясно, что ей был нужен ответ, но он не мог его дать.

– Произошел несчастный случай.

Несчастный случай. В этом был смысл. Он задумался над словами, в поисках изображений того, что случилось. Ничего не приходило. Он упал? Ему в голову попала пуля или камень?

Вот он здесь, лежит на спине. До этого все пусто.

– Ты помнишь, как съехал с дороги?

Нет. Он хотел помотать головой, чтобы она знала, что он ее слышит, но не смог.

Дорога. Машина. Идея была простая, и он понял ее. Он знал, что произошел несчастный случай, но не мог представить свое к нему отношение. Он был жив. Он предполагал, что пострадал, но не знал, насколько серьезно. Мозг еще функционировал, даже если тело временно... или, может быть, постоянно... не работало. Каролин знала, и он хотел, чтобы она сказала, но идея была странной.

– Ты знаешь, какой сегодня день?

Он даже не догадывался. Он даже не мог вспомнить последний день, который помнил.

– Понедельник. Мы с детьми вернулись сегодня из Сан-Франциско и увидели, что твоей машины нет. Я распаковала чемоданы и разрешила детям несколько минут посмотреть телевизор, когда к дому подъехала полицейская машина. На 154 дороге произошла авария. Твоя машина всмятку. Просто чудо, что ты жив.

Он закрыл глаза. Он совершенно ничего не помнил. Он понятия не имел, почему оказался на 154 дороге, и никаких воспоминаний о столкновении. Для него существовала только зияющая черная дыра, пустая стена, которая разделяла настоящий момент и недавнее прошлое. Он смутно припоминал, как уходил из банка в четверг, но дверь захлопывалась для всех последующих событий.

Пришел доктор, невролог, по имени Блейк Барриган, которого Уокер знал по загородному клубу. Барригана интересовали его мыслительные функции, и он провел несколько тестов.

Уокер помнил собственное имя. Он знал, что Рональд Рейган является президентом США, хотя и не голосовал за него. Он мог просчитать в обратном порядке, начиная от ста, восьмерками, задание, которое он вряд ли смог бы выполнить в нормальном состоянии.

Барриган был серьезным мужчиной среднего возраста, и когда Уокер наблюдал, как шевелятся его губы и знал, что он передает информацию о его состоянии, он чувствовал себя слишком утомленным, чтобы интересоваться.

В следующий раз открыв глаза он оказался в отдельной комнате и слышал чьи-то разговоры в коридоре. Он проверил свое тело; болел правый локоть, и грудная клетка казалась сдавленной там, где, видимо, стянули его ребра. Он потрогал правую сторону головы и обнаружил болезненную шишку. Наверное, у него были небольшие повреждения, о которых он еще не знал. Он чувствовал запах вареного мяса и зеленого горошка с металлическим привкусом, напоминание о консервах его юности. Стук и звяканье за дверью намекали на тележку с подносами с едой.

Вошла нянечка и спросила, голоден ли он. Не дожидаясь ответа, она опустила перила с одной стороны его кровати, привела кровать в сидячее положение и поставила поднос на тумбочку, придвинув ее поближе. Там была упаковка апельсинового сока и маленький контейнер с вишневым желе.

– Что сегодня? Воскресенье?

– Понедельник, –ответила она. – Вас перевели сюда час назад из отделения скорой помощи, и вы пропустили ужин. Вы помните, как сюда попали?

– Моя жена здесь?

– Она только что ушла. За детьми присматривала соседка, и ей нужно было уложить их спать. Она вернется завтра утром. У вас что-нибудь болит?

Он отрицательно потряс головой, вызвав головную боль, которой раньше не ощущал.

– Я не понимаю, что произошло.

– Доктор Барриган все объяснит, когда придет сюда. У него пациент в хирургическом отделении, и он сказал, что заглянет к вам перед уходом домой. Вам еще что-нибудь нужно?

– Нет, спасибо.

После того, как убрали поднос, он открыл ящик тумбочки и нашел карманное зеркальце. Посмотрел на свое отражение. Глаза были подбиты, на лбу – фиолетовая шишка и синяк на правой стороне лица. Наверное, при столкновении он ударился о руль или ветровое стекло.

Он убрал зеркало, понимая, как ему повезло, что на лице нет порезов или сломанных костей.

В 9.00 появилась медсестра с подносом лекарств. Она сверила его имя по больничному браслету и вручила ему маленький бумажный стаканчик с двумя таблетками. Когда он был маленьким, мама давала ему такие же стаканчики, наполненные M&M.

– Это поможет вам уснуть, – сказала медсестра, увидев выражение его лица. – Вам нужна «утка»?

Как только она это произнесла, он понял, что его мочевой пузырь переполнен, и давление почти болезнено.

– Пожалуйста.

Она поставила поднос и достала пластмассовый предмет из шкафчика позади кровати.

У него были крышка, ручка и наклонный носик . Его дети на пляже нашли бы этой штуке сотню применений.

– Я оставлю это вам. Когда закончите, позвоните.

– Спасибо.

Она задернула шторку вокруг его кровати, заслоняя его от любопытных глаз. Уокер подождал, пока она уйдет, повернулся на левый бок и пристроил свой пенис к отверстию.

Несмотря на его лучшие намерения, ничего не получилось. Он попробовал расслабиться.

Попробовал отвлечь мысли на что-нибудь другое, но все, о чем он мог думать, это его потребность помочиться. Это было бы смешно, если б необходимость пописать не была такой категоричной. Он ощущал что-то подобное, когда они с Каролин проходили лечение от бесплодия, и его просили эякулировать в стаканчик, чтобы его сперму проверили под микроскопом перед каждой из пяти безрезультатных попыток искусственного оплодотворения, через которые они прошли.

Он сделал глубокий вдох, надеясь, что его мочевой пузырь смилостивится. Бесполезное занятие. Он сдался, и когда давление стало невыносимым, позвонил на пост. Прошло пятнадцать минут, прежде чем появилась нянечка. Она пощупала его живот и отправилась посоветоваться с медсестрой, которая вернулась в комнату в сопровождении ученицы.

Она принесла пакет для катетеризации, открыла его и достала катетер, пару резиновых перчаток и пакетик с лубрикантом. Она рассматривала ситуацию как возможность для урока.

Она ухватила его пенис и объяснила, как провести катетер через уретру к мочевому пузырю.

– Надеюсь, вы не возражаете, – сказала она в сторону, вспомнив об Уокере.

– Нормально, – ответил он. Если она этого не сделает, его мочевой пузырь лопнет. Он только наполовину слушал, дистанцируясь от происходящего.

– Размер катетера определяется в французских единицах, – объясняла она ученице.

– Самые распространенные размеры от 10F до 28F. 1F равен 0,33 миллиметра или 0.13 дюйма, 1/77 дюйма в диаметре...

После объяснения студентке необходимой техники, медсестра заставила ее попробовать.

Девушка извинялась. Ее пальцы были ледяными и дрожащими. После двух неудачных попыток медсестра взяла дело в свои руки и ввела катетер с удивительной эффективностью.

Облегчение было чудом. Вся процедура была унизительной, но он уже переделал ее в смешной анекдот, который расскажет на следующей коктейльной вечеринке.

В конце концов он уснул, хотя был разбужен четыре раза за ночь. Дважды – чтобы проверить его жизненные показатели, однажды, когда у него разболелись ребра, и он вынужден был попросить таблетку, и один раз, когда нянечка зашла в его комнату по ошибке. В какой-то момент он осознал, что Блейк Барриган, засранец, так и не появился.

На следующее утро, в 8.30 пришла Каролин. Как прикинул Уокер, она только что отвезла Флетчера и Линни в садик. По крайней мере, сейчас он хорошо соображал и полностью проснулся, хотя так и не помнил ничего об аварии.

Он знал, что у них была самая лучшая страховка, так что не волновался о затратах. Придется повозиться с бумагами и обходиться без машины, пока он не возьмет что-нибудь в прокате.

Опять возникла головная боль, начинаясь с затылка.

Каролин сняла пальто и повесила на ручку кресла. Потребовалось десять секунд, чтобы заметить, что она не смотрит на него, и еще десять, чтобы понять, как она сердита.

Обычно Каролин была спокойной и добродушной, но иногда выходила из себя, и за это приходилось тяжело расплачиваться. Это настроение он знал: холодная, отстраненная, лицо бледное от гнева.

– Что-нибудь не так?

Ему не хотелось вступать в словесный поединок, который, как он знал, должен последовать.

Он понятия не имел, что ее разозлило, но, если он не спросит сейчас, она будет его замораживать, пока он этого не сделает.

– Я так понимаю, что Блейк Барриган не зашел вчера вечером, чтобы рассказать тебе обо всем.

Мимолетно он подумал, что небрежность Блейка может объяснить ее поведение. Каролин относилась к таким вещам серьезно. У нее были высокие требования к себе, и она ожидала от других, что они будут отвечать ее запросам и вести себя соответственно. Если Блейк обещал, что зайдет, то ему лучше бы сделать это.Уокер сказал:

– Нет, насколько я знаю. Медсестра сказала, что у него пациент в хирургии.

– Ты убил девушку.

– Что?

– Ты слышал, что я сказала.

В ту же секунду он почувствовал, что его душа отсоединилась от тела, как отцепленный вагон остается на рельсах, в то время как остальной поезд движется вперед. Он парил в углу комнаты, глядя на себя сверху. Он видел выражение замешательства на своем лице. Он видел выбившуюся прядь волос Каролин, ее черты, искаженные перспективой с его точки наблюдения. На мгновение он подумал, что умер. Вообще-то, он на это надеялся, потому что сказанное ею было слишком ужасным, чтобы принять. Во рту так пересохло, что он не мог говорить.

Каролин продолжала равнодушным тоном, как будто говорила о вещах, не имеющих к нему отношения.

– Ей было девятнадцать лет. Она была на каникулах, училась на втором курсе университета.

Она ездила в Сан-Франциско, провести выходные с друзьями. Она сказала матери, что не хочет попасть в час пик, поэтому выехала в понедельник в девять утра. В четыре двадцать

она спускалась по 154 дороге, всего в пяти километрах от дома, когда ты пересек центральную линию и врезался спереди в ее машину. У нее не было шансов.

Каролин замолчала, сжав губы, пытаясь успокоиться.

Уокер потряс головой.

– Каролин, клянусь богом, я ничего этого не помню.

– Неужели? – сказала она с цинизмом. – Ты не помнишь, как пошел в бар в «Стейт и Ла Кеста» в понедельник днем?

– Я даже не знал, что он там есть.

– Вранье. Гостиница «Молодчина»? Мы сто раз проезжали мимо, и ты всегда шутил по поводу названия. Ты был пьян, когда явился туда, крикливый и несносный. Ты настаивал, чтобы тебя обслужили, но бармен отказался, и когда он попросил тебя уйти, ты устроил скандал. В конце концов, он позвонил в полицию, когда ты уже был в дверях. Один водитель видел, как ты выезжал на 101 шоссе, зигзагами, но пока он доехал до заправки, чтобы позвонить, ты уже свернул на 154.

– Это неправда. Этого не может быть.

– Есть еще три свидетеля – два бегуна и водитель пикапа, в который ты едва не врезался. Он съехал с дороги. Ему повезло, что остался жив.

– Я не могу ничего вспомнить.

– Это называется алкогольный провал в памяти, если ты сам не догадался. Забудь то, что было, и ты освободил себя от обвинений. Как еще лучше обойти вину, чем стереть ее из своего сознания?

– Ты думаешь, что я это сделал нарочно? Ты же знаешь меня. Разве я когда-нибудь...

Каролин заставила его замолчать.

– Знаешь, что странно? Мы ее видели – девушку, которую ты убил. Мы с детьми, наверное, выехали из Сан-Франциско в то же время, что она. Я не поняла, кто она, пока не увидела фотографию в утренней газете. Мы остановились у кафе возле Флорал Бич. Дети проголодались и капризничали, нужно было сделать перерыв. Она сидела в первой кабинке, ела бургер и картошку, когда мы вошли. Мы уселись в соседней кабинке, и дети валяли дурака, подглядывая за ней через перегородку. Ты знаешь, как они это делают. Она начала строить им рожицы, и они пришли в совершенный восторг. Она закончила еду до того, как нам принесли нашу, и помахала от дверей, когда уходила. Она была такая свеженькая и хорошенькая. Я помню, что подумала, хорошо бы Линни была такой милой с детьми, когда вырастет...

Лицо Каролин сморщилось, она закрыла рот рукой, всхлипывая, как ребенок, раскачиваясь взад и вперед. Она обхватила себя за талию, как будто у нее болел желудок.

Он хотел дотянуться до нее, но знал, что любой жест с его стороны покажется вопиюще неадекватным. Неужели кто-то умер по его вине? Страдание Каролин было заразным, и он почувствовал, как слезы потекли из его собственных глаз, он заплакал так же автоматически, как зевают в присутствии человека, который только что зевнул.

В то же время, в какой-то удаленной части мозга, он надеялся, что она заметит его слезы и сжалится над ним. Она была способна на смены настроения и эмоций, выходила из себя в одну минуту и прощала в следующую. Ему нужно, чтобы Каролин была на его стороне. Не как враг, а как союзница.

– Детка, мне так жаль. Я понятия не имел, – прошептал он. Его голос сорвался и он почувствовал напряжение в груди, когда выдавил из себя звук. – Не могу в это поверить.

Мне больно это слышать.

Каролин вскинула голову.

– Тебе больно? Больно? Ты был пьян в задницу. Как ты мог это сделать? Как ты МОГ?

– Каролин, пожалуйста. Ты имеешь право сердиться, но я не хотел этого делать. Ты должна мне верить.

Он знал, что его слова звучат слишком рационально. Сейчас не время пытаться убедить ее.

Она слишком расстроена. Но как он выживет, если она повернется против него?

Все их друзья любят Каролин. Они ей верят. Все считают ее ангелом : тактичная, сердечная, преданная, добрая. Ее сострадание было безграничным, если только она не чувствовала, что ее предали. Тогда она становилась немилосердной. Она часто обвиняла его в холодности, но по сути, это у нее было каменное сердце, не у него.

Уокер сказал:

– Я не прошу сочувствия. С этим я должен жить до конца дней.

Он внутренне поморщился, потому что взял неверный тон. Получилось обиженно, а он хотел выразить раскаяние.

Каролин достала из сумки носовой платок, вытерла глаза и высморкалась. Вздохнула, и Уокер подумал, что, может быть, худшая часть шторма уже миновала. Она покачала головой с печальной улыбкой.

– Хочешь узнать, что я нашла дома? Ты, наверное, забыл об этом тоже. Я нашла пустую бутылку из-под водки и шесть банок из-под пива в мусорном баке. Виски было повсюду во дворе, где ты разбил бутылку. Наверное, ты упал поперек стола, потому что он перекосился, и везде было битое стекло. Удивляюсь, как ты не перерезал себе глотку.

Она замолчала и прижала платок ко рту. Снова покачала головой и сказала:

– Я не знаю тебя, Уокер. Я понятия не имею, кто ты такой, и что ты за человек. Серьезно.

– Что я должен сказать? Мне жаль. Я больше никогда не выпью ни капли, пока живу. Даю тебе слово.

– Ой, ради бога. Уволь меня. Посмотри на себя. Ты пил несколько дней, и теперь невинная девушка мертва.

Он знал, что лучше не продолжать защищаться. Надо было подождать, дать ей высказаться, и тогда, может быть, она смягчится. Он протянул руку, ладонью вверх, в молчаливой мольбе о контакте.

Каролин наклонилась вперед.

– Я подаю на развод.

– Каролин, не говори так. Я брошу. Обещаю тебе.

– Мне плевать на твои обещания. Ты говорил, что можешь бросить в любое время, когда захочешь, но ты имел в виду, когда я слежу за тобой. Стоило мне отвернуться, ты начал опять, и посмотри на результат. Я тебе не нянька. Это не моя работа. Ты отвечаешь за себя и ты все испортил.

– Я знаю. Я понимаю. Мне нет прощения. Умоляю, не делай этого. Мы семья, Каролин. Я люблю тебя. Я люблю детей. Я сделаю все, что угодно, чтобы исправиться.

– Этого не исправишь. Несчастная девушка погибла из-за тебя.

– Не надо этого повторять. Я все понял, и ты не представляешь, как ужасно я себя чувствую.

Я заслуживаю самого худшего. Я заслуживаю всего, что ты можешь высказать мне – ненависть, обвинения, что угодно, только, пожалуйста, не сейчас. Ты мне нужна. Я без тебя не выживу.

Ее улыбка была ехидной и она округлила глаза.

– Ты такой засранец.

– Может быть, но я уважаемый человек. Я приму всю ответственность. Ты не можешь выносить мне приговор за единственный неверный шаг...

– Единственный? Может, вместе со всем остальным, ты забыл свой предыдущий случай вождения в пьяном виде?

– Это было сто лет назад. Дурацкая история, и ты знаешь это. Коп остановил меня из-за просроченной наклейки на номере. Парень был придурком, ты сама говорила.

– Не настолько придурком, чтобы не унюхать виски в твоем дыхании и не отправить тебя в тюрьму. Я заплатила за тебя залог. Из-за тебя социальный работник едва не порвал наше заявление на усыновление.

– Ладно. Хорошо. Я сделал это, Ваша Честь. Признаю свою вину. Я сто раз извинялся, но ты все время об этом вспоминаешь. Главное, что ничего не случилось. Ни ущерба, ни беды...

Она встала и взяла свое пальто.

– Скажешь судье, когда тебя привлекут : «Ни ущерба, ни беды». Будет хороший повод посмеяться.

Остаток дня прошел в тумане. Он симулировал бОльшую боль, чем испытывал, чтобы получить больше лекарств. Благослови бог перкосет, его нового лучшего друга. Уокер поковырял ужин, потом попереключал с канала на канал телевизор, слишком беспокойный, чтобы сосредоточиться. Он прокручивал в голове разговор с Каролин сотню раз.

В чем он не решился признаться, из боязни, что она разозлится еще больше, то что он ничего не чувствовал. Как он мог сожалеть о последствиях, когда до, после и во время исчезли?

Уокер проснулся в 9 вечера, не заметив, как заснул. Он услышал шаги в коридоре и повернулся к двери, ожидая увидеть Блейка Барригана. Ему никогда особенно не нравился этот парень, но их жены дружили, и ему самому очень нужен был друг, именно сейчас.

Барриган, как большинство врачей, был способен держать осуждение при себе, выражая сочувствие, испытывал он его, или нет.

Когда Хершел Родес появился на пороге, Уокер подумал, что у него галлюцинация.

Хершел Родес? Почему он зашел в его больничную палату? Уокер знал его по школе в Санта-Терезе, где у них иногда были общие уроки. Хершел был домашним мальчиком, неуклюжим и толстым, с плохой кожей и отсутствием социальных навыков. Чтобы компенсировать свои недостатки, он был серьезным и хорошо учился, несчастный дурачок.

Учителя его любили, потому что он внимательно их слушал и принимал участие в процессе.

Вот насколько он был не от мира сего. Он поднимал руку в классе, и его ответы обычно были верными. Он вовремя сдавал задания, даже доходил до того, чтобы печатать свои работы за триместр. Что за подлиза.

Хершел был одним из тех, кого избегают и игнорируют популярные ребята. Никто никогда не был с ним особенно грубым, и если он знал о подмигиваниях и округленных глазах за своей спиной, то не подавал вида.

Сейчас ему было под сорок, до сих пор круглолицый, темные волосы зачесаны назад, в стиле, который Уокер не встречал с 1960-х. Он был заслуженным учеником и закончил школу третьим в их выпуске. Уокер слышал, что он закончил Принстон и пошел в юридический колледж в Гарварде. Он первым поднял планку так высоко. Его специальностью стала криминальная защита. Уокер видел его рекламу в Желтых страницах, на целый разворот – убийства, домашнее насилие, вождение в нетрезвом виде, наркотики.

Это кажется не очень благородным способом зарабатывать на жизнь, но Хершел, видимо, делал это хорошо, потому что Уокер видел его шикарный дом в Монтебелло. Он стал лучше выглядеть с годами, и черты, которые казались недостатком в подростковые годы, теперь сослужили ему хорошую службу. У него была репутация жесткого соперника во всем, за что бы он ни брался – гольф, теннис, бридж. «Глотку перережет», вот что о нем говорили. Он играл жестко, он играл, чтобы выиграть, и никто не становился у него на пути.

Хершел, казалось, был поражен его видом.

– Боже, ну и видок у тебя!

– Хершел Родес, кто бы мог подумать. Не ожидал тебя увидеть.

– Привет, Уокер. Каролин просила меня зайти.

– Как адвоката или как друга?

Лицо Хершела ничего не выражало.

– Едва ли мы с тобой друзья.

– Хорошо сказано. Чтоб ты знал, она меня видеть не хочет, такой кусок дерьма, каким я оказался. Не могу поверить, что она надо мной сжалилась.

Хершел слегка улыбнулся.

– Она поняла, что это в ее лучших интересах. Ты идешь на дно, она идет вместе с тобой. Никто из нас не хочет это увидеть.

– Боже, конечно нет. Садись.

– Ничего. Я могу долго стоять. Надеюсь, ты знаешь, в какие неприятности вляпался.

– Почему бы тебе не рассказать? Не уверен, что кто-нибудь упоминал об этом, но последние четыре или пять дней полностью исчезли из памяти.

– Неудивительно. Ты попал в скорую с уровнем алкоголя в крови 0.24 – в три раза больше официального предела.

– Кто сказал?

– У тебя взяли кровь.

– У меня было сотрясение мозга. Я был без сознания.

Хершел пожал плечами.

– У меня взяли кровь, когда я был без сознания? Что за фигня. Они могут такое делать?

– Конечно, по закону подразумеваемого соглашения. Когда ты получал права, ты дал согласие на химический анализ по требованию. Даже если бы ты был в сознании, у тебя бы не было выбора. Если бы ты стал отказываться, тебя бы обвинили в отказе и взяли бы кровь все равно, согласно делу Верховного суда Шмербер против штата Калифорния о сохранении улик, которые могут исчезнуть.

– Черт. Мне это нравится. Шмербер против Калифорнии. И это все? Расскажи мне остальное.

У тебя должно быть больше.

– Тебе предъявят обвинение по статье 191.5 – лишение жизни посредством автомобиля, находясь в нетрезвом состоянии. Это подразумевает четыре, шесть или восемь лет, если у тебя нет предыдущих случаев, тогда – от пятнадцати до пожизненного.

– Блин.

– Когда у тебя был предыдущий случай?

– Два года назад. Поищи, я не помню точной даты.

– Еще тебя обвинят по статье ВС– 20001, пункт С – побег после фатального дорожного происшествия.

– О чем ты говоришь? Какой побег?

– Твой. Ты покинул место преступления. Копы обнаружили тебя почти в километре, пробиравшимся вдоль дороги в одиночку. В одном ботинке. Помнишь детскую песенку?

« Мой сыночек Джон лег в кроватку в штанишках и одном башмаке»...

– Перестань, – сказал Уокер. Он бы отрицал это, но вдруг почувствовал проблеск воспоминания о том, как наступил на камень. Он выругался и запрыгал на одной ноге, смеясь над болью.

Хершел продолжал, все тем же мягким тоном, не спуская глаз с Уокера. Уокер подумал, не злорадство ли видит в его глазах, долгожданный и такой сладкий реванш Хершела Родеса за прошлое пренебрежение.

– Тебя еще обвинят по статьям ВС-23153 А и В – вождение в нетрезвом виде, ставшее причиной телесных повреждений. Если ты был осужден за вождение в нетрезвом виде в течение последних десяти лет, тебя могут обвинить в убийстве второй степени, согласно делу Уотсона.

– Блин, Хершел. Мне надоело говорить, что у меня был долбаный предыдущий случай, так почему бы тебе не засунуть в задницу эту ВС-23153?

– Ты кому-нибудь еще говорил об этом?

– Только тебе и жене. Поверь мне, это более, чем достаточно.

Хершел наклонился ближе.

– Потому что у меня есть совет для тебя, приятель: держи свой рот на замке. Не говори ни с кем об этом. Если тема всплывет, молчи. Ты глухой и немой. Моя твоя не понимай. Ты меня слышал?

– Да.

– Хорошо. Доктор сказал, что выпишет тебя завтра утром.

– Так скоро?

– Им нужна койка. Посмотрю, удастся ли мне уговорить копов подождать с арестом, пока ты будешь дома. Иначе они арестуют тебя прямо здесь, пристегнут наручниками к кровати и поставят копа у двери. Что бы ни случилось, помни это слово: Молчи.

Уокер помотал головой, сказав сквозь зубы «Черт».

– В настоящее время, тебе будет полезным лечь на реабилитацию. По крайней мере, показать, что ты хочешь исправиться.

– Я не могу. Я должен содержать семью.

– Тогда, анонимные алкоголики. Три встречи в неделю, минимум, даже ежедневно, если до этого дойдет. Я хочу, чтобы ты выглядел как парень, который отрекается от своих грехов и раскаивается в своих деяниях.

– Ты собираешься вытащить меня из этого дерьма?

– Возможно, нет, но я – лучшая твоя надежда. Если тебе от этого легче, дело не будет рассмотрено в суде еще от трех до шести месяцев. И, кстати, мне нужен чек.

– Сколько?

– Для начала, двадцать тысяч. Когда мы пойдем в суд, мы говорим о двух с половиной тысячах в день, плюс стоимость экспертов.