Текст книги "«З» - значит злоба (ЛП)"

Автор книги: Сью Графтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Глава 4

Я вернулась в свой офис, напечатала адрес на конверте, выписала чек штату, положила его в конверт вместе с заполненной формой, наклеила марку и вложила пакет в ящик для отправляемой почты. Потом сняла трубку и позвонила Дарси Паско, секретарше из страховой компании Калифорния Фиделити. Мы немного поболтали о прежних днях, прежде чем я озвучила ту же просьбу, с которой обращалась к служащей из Управления автомобильного транспорта. Страховые компании всегда пользуются их данными. Воообще-то, у Дарси не было официального допуска, но она знала, как это обойти. Я сказала:

– Все, что мне нужно – это адрес.

– Сколько у тебя времени?

– Не знаю. Сможешь сделать завтра утром?

– Наверное, но это будет тебе стоить… Повтори еще раз, как зовут парня?

Когда я вернулась домой, в квартире горел свет, но Дица не было. Он принес мягкий чемодан, который поставил за диван. В шкафу висел чехол для костюмов. В нижнй ванной на туалетном бачке стоял его несессер. Пахло мылом, а на штанге для душа висело влажное полотенце.

Я вернулась в кухню и включила радио. Элвис пел последние строчки из «Can't help falling in love».

– Поговори у меня! – буркнула я и выключила его.

Я поднялась по винтовой лесенке в спальню, где сняла кроссовки, растянулась на кровати и уставилась в окошко на крыше. Уже было гораздо позже пяти, и темнота опускалась, как шерстяное одеяло, плотное, свинцово-серое. Из-за сплошной облачности я даже не могла видеть вечернее небо через плексигласовый купол.

Я была усталая, голодная, и немного не в себе. Одиночество – странная вещь.

С одной стороны, иногда хочется компании просто для комфорта, кого-то, чтобы обсудить, как прошел день, кого-то, с кем можно отпраздновать повышение по службе, кого-то, кто поможет, когда ты заболеешь.

С другой стороны, когда привыкнешь быть одной (другими словами, когда все делается по-твоему), ты удивляешься, как можно принимать на себя тяжесть отношений.

У других человеческих особей имеются собственные, горячо защищаемые, мнения, привычки и манеры, плохой вкус в искусстве и музыке, не говоря о плохом настроении, предпочтениях в еде, страстях, хобби, аллергиях, эмоциональной фиксации, которые совершенно не соответствуют правильным, то-есть вашим. Не то, чтобы я размышляла в таком ключе о Роберте Дице, но, входя в квартиру, я отметила раздражающее напоминание о присутствии «другого». Он вовсе не был назойливым, неприятным или неаккуратным. Он просто был здесь, и его присутствие действовало на меня как раздражитель. Я имею в виду, куда это вело? Никуда, насколько можно сказать. Только я к нему привыкну, он удерет снова. Так зачем утруждаться и приспосабливаться, если его компания не постоянна? Лично я не нахожу гибкость желательной чертой.

Я услышала, как ключ поворачивается в замке, и поняла, что заснула. Села, поморгала. Внизу Диц включил свет. Слышно было шуршание бумаги. Я встала, подошла к перилам и помотрела вниз, на него. Он включил радио. Я заткнула уши пальцами, чтобы не слышать, как Элвис душевно поет о любви. Кому нужна эта фигня? Диц был большим любителем музыки-кантри, и я надеялась, что он переключит канал, чтобы найти что-нибудь более бренчащее и менее подходящее моменту. Он почувствовал мое присутствие и поднял голову.

– Хорошо. Ты дома. Не видел твоей машины на улице. Я купил еды. Хочешь помочь распаковать?

– Сейчас спущусь.

Я быстренько завернула в ванную, где провела расческой по волосам, почистила зубы и воспользовалась удобствами.

Я забыла, каким домашним может быть Диц. Когда я о нем думала, первым в голову приходил его опыт в деле личной охраны.

– Откуда ты знал, что нам нужно?

– Я проверил. Сюрприз, сюрприз. На полках было пусто.

Холодильник был открыт, он складывал туда яйца, бекон, масло, ветчину и всякие другие предметы с высоким содержанием жира и холестерина. На столе стояли упаковка пива, две бутылки «Шардонне», арахисовое масло, консервы и разные приправы, вместе с буханкой хлеба. Он даже не забыл о бумажных салфетках и полотенцах, туалетной бумаге и стиральном порошке. Я положила консервы в шкафчик и выключила радио. Если Диц заметил, он ничего не сказал. Он спросил, через плечо:

– Как прошла встреча?

– Нормально. Я не продвинулась ни капли, но надо было с чего-то начать.

– Что будешь делать дальше?

– Я попросила Дарси поискать в Управлении автотранспорта, через страховую компанию, где я работала. Она надеется найти что-нибудь к завтрашнему утру. У меня есть другие ниточки, но на Дарси самая большая надежда.

– Ты больше не работаешь в Калифорния Фиделити?

– Вообще-то нет. Меня уволили, потому что я не хотела целовать чью-то задницу. Я снимаю офис в юридической фирме. Так лучше.

Я видела, что он хотел задать другие вопросы, но, наверное, решил что, чем меньше сказано, тем лучше. Он сменил тему.

– Сходим куда-нибудь поесть?

– Что ты предлагаешь?

– Что-нибудь, куда можно дойти пешком и не нужно специально одеваться.

Я посмотрела на него, со странным чувством протеста.

– Как поживает старый друг?

Диц подавил улыбку.

– Нормально. Так вот что тебя раздражает?

– Нет. Не знаю. Кажется, я была в депрессии неделями и только что это поняла. Еще я нервничаю из-за работы. Я работаю на мою двоюродную сестру Ташу, чего, наверное, не надо было делать.

– Двоюродная сестра? Это что-то новенькое. Откуда она взялась?

– Боже, как ты отстал.

– Бери куртку и пошли. Расскажешь мне все за ужином.

Мы прошли пешком от дома до ресторана на волнорезе, три длинных квартала, почти не разговаривая. Вечер был очень холодным, и огни вдоль залива были похожи на остатки рождественских декораций. Через мягкий шум прибоя слышалось позвякивание буйка, крошечный звук, смешивающийся с мягким похлопыванием воды о катера и яхты в затоне.

Многие суда были освещены, и случайные промельки жизни на борту напомнили мне о трейлер-парке, сообществе маленьких пространств, казавшихся снаружи такими уютными.

Походка Дица была стремительной. Голова опущена, руки в карманах, каблуки стучат по тротуару. Я поспевала за ним, вспоминая все, что знала о нем.

Его детство было странным. Он рассказывал, что родился в фургоне, на дороге, недалеко от Детройта. Его мать рожала, а отец был слишком нетерпелив, чтобы искать больницу. Его отец был забиякой и скандалистом, который работал на нефтяных вышках и перевозил свою семью из города в город, когда стукнет в голову. Бабушка Дица, мать его матери, путешествовала вместе с ними, в любых транспортных средствах – грузовике, фургоне, легковушке. Все, уже бывшие в употреблении, и готовые к тому, чтобы сломаться, или быть проданными, если не хватало денег. Диц учился по старым учебникам, пока его мать с бабушкой пили пиво и выбрасывали в окно пустые банки. Мы с ним разделяли нелюбовь к официальному обучению. Из-за ничтожного опыта общения с официальными институтами, Диц мало подчинялся дисциплине. Он не столько выступал против правил и законов, сколько их игнорировал, считая, что они к нему не относятся. Мне нравилось его бунтарство.

Но, в то же время, я была осторожной. Я была за осторожность и контроль. Диц был за анархию.

Мы дошли до ресторана «Пароход-бродяга», тесное душное помещение, в которое надо было подняться по узкой деревянной лесенке. Кто-то пытался придать месту морской колорит, но публику привлекали, главным образом, свежевыловленные сырые устрицы, жареные креветки, похлебка из моллюсков и домашний хлеб.

У входа был бар, полный напитков, но большинство клиентов предпочитали пиво. Воздух был насыщен запахом хмеля и сигаретного дыма. Среди громкой музыки, взрывов смеха и разговоров, шум, казалось, можно было потрогать. Диц обвел глазами комнату в поисках места, потом открыл боковую дверь и нашел нам столик на веранде, с видом на бухту. Снаружи было тише, и холодный воздух компенсировался красным сиянием прикрепленных к стене пропановых обогревателей. Соленый запах океана казался здесь сильнее, чем внизу. Я сделала глубокий вдох, втягивая его в легкие, как эфир. У него был такой же успокаивающий эффект, и я расслабилась.

– Будешь шардонне?

– С удовольствием.

Я сидела за столом, пока Диц пошел назад, в бар. Наблюдала через окно, как он разговаривает с барменом. Ожидая заказа, он нетерпеливо оглядывался вокруг. Подошел к музыкальному автомату и изучил список пластинок. Диц был из тех людей, которые ходят туда-сюда и барабанят пальцами, внутренняя энергия постоянно вырывается пузырями на поверхность. Я редко видела его читающим книгу, потому что он не мог сидеть спокойно так долго. Когда он все-таки читал, он был недосягаем, полностью поглощен, пока не закончит.

Он любил состязания. Он любил оружие. Он любил машины. Он любил инструменты. Он любил взбираться на скалы. Его основной позицией было: «Для чего себя беречь?»

Моей основной позицией было: «Давайте не будем принимать поспешных решений».

Диц побрел обратно к стойке и стоял там, звеня мелочью в кармане. Бармен поставил на стойку кружку пива и бокал вина. Диц расплатился и вернулся на веранду, принеся за собой запах сигаретного дыма. Он сказал:

– Обслуживание медленное. Надеюсь, хотя бы, еда будет хорошая.

Мы чокнулись, хотя я не была уверена, за что мы пьем.

Я открыла меню. Есть не очень хотелось. Может быть, салат или суп. Я обычно по вечерам много не ем.

– Я звонил мальчикам.

– И как они?

Я никогда не видела его сыновей, но он говорил о них с любовью.

– Хорошо. У мальчиков все прекрасно. Четырнадцатого Нику исполняется двадцать один. Он на последнем курсе в Санта Круз, но он только что поменял специальность, так что, наверное, проучится еще год. Грэму девятнадцать, он на втором курсе. Они снимают квартиру вместе с другими ребятами. Они умницы. Им нравится учиться, и они знают, чего хотят. Больше, чем я когда-либо. Наоми сделала прекрасную работу, без особенной моей помощи. Я их поддерживал, но проводил с ними не так уж много времени. Меня мучает совесть, но ты же знаешь, какой я. Я катящийся камень. Ничего не могу с этим поделать. Я никогда не смогу остепениться, купить дом и работать с девяти до пяти.

– Где Наоми?

– В Сан-Франциско. Она выучилась на юриста. Я оплатил обучение – это у меня хорошо получается – но всю тяжелую работу сделала она. Мальчики сказали, что она выходит замуж за какого-то адвоката.

– Хорошо для нее.

– Как насчет тебя? Чем ты занималась?

– Ничем особенным. В основном, работой. Я не беру отпусков, так что не была в местах, не связанных с подтверждением земельного права или с проверкой биографии. Со мной просто обхохочешься.

– Тебе надо научиться играть.

– Мне надо научиться многим вещам.

Из-за столика в углу веранды подошла официантка.

– Вы готовы сделать заказ?

Ей было около тридцати, золотистая блондинка, коротко остриженная, со скобками на зубах. На ней были шорты и майка, как будто был август, а не 8 января.

– Дайте нам минутку, – попросил Диц.

В конце концов мы разделили большую миску мидий на пару в остром томатном бульоне.

На второе Диц ел слабоподжаренный стейк, а я – салат «цезарь». Мы оба ели, как будто наперегонки. Когда-то мы так же занимались любовью, словно это состязание, чтобы увидеть, кто придет первым.

– Рассажи мне про депрессию, – попросил Диц, отодвинув тарелку.

Я отмахнулась, – Забудь об этом. Не люблю сидеть и жалеть себя.

– Давай. Тебе можно.

– Я знаю, что можно, но зачем? Я даже не смогу тебе объяснить, в чем дело. Может, у меня упал уровень серотонина.

– Несомненно, а что еще?

– Думаю, все как обычно. То-есть, иногда я не понимаю, что мы делаем на этой планете. Читаю газеты, и все безнадежно. Бедность и болезни, вся лапша, которую тебе вешают на уши политики, чтобы их избрали. Потом появляется озоновая дыра и исчезают тропические леса. И что мне со всем этим делать? Я понимаю, что не в моей власти решать мировые проблемы, но хочется верить, что где-то существует скрытый порядок.

– Удачи.

– Ага, удачи. В любом случае, я ищу ответы. Большую часть времени я воспринимаю жизнь, как она есть. Делаю то, что делаю и, кажется, что это имеет смысл. Но иногда я теряю направление. Знаю, что звучит глупо, но это правда.

– Почему ты думаешь, что существуют какие-то ответы? Ты стараешься, как можешь.

– Из чего бы это ни состояло.

– В этом и загвоздка. – Он улыбнулся. – Как насчет работы? Что тебя беспокоит?

– Я всегда психую перед началом дела. Когда-нибудь я его провалю, и мне не нравятся такие мысли. Это вроде боязни публичных выступлений.

– Откуда взялась двоюродная сестра? Я думал, у тебя никого нет.

– Я сама думала. Выяснилось, что у меня в Ломпоке куча двоюродных сестер. Я бы предпочла не иметь с ними дела, но они все время объявляются. Я слишком стара, чтобы иметь дело с какими-либо «узами».

– Врунишка, – сказал Диц ласково, но продолжать тему не стал.

Подошла официантка. Мы отказались от десерта и кофе. Диц попросил счет, который она достала из пачки, прикрепленной к пояснице. Несколько секунд у нее ушло на подсчет.

Желтые носки и высокие черные кроссовки придавали ее одежде некоторый класс. Она положила счет на стол, лицом вниз, немножко ближе к Дицу, чем ко мне. Возможно, это была ее тактика, на случай, если бы мы были парой, которая поменялась ролями.

Она сказала: – Я могу забрать это, когда захотите, – и повернулась, чтобы отнести кетчуп на другой столик. Должно быть, она обладала метаболизмом, как у птички – у нее даже не появились мурашки от холода.

Диц мельком взглянул на чек, моментально проверив сумму. Достал кошелек, вытащил пару купюр и засунул под свою тарелку.

– Готова?

– Как только скажешь.

Домой мы шли долго. Кажется, легче разговаривать в темноте, не глядя друг на друга. Разговор был поверхностным. Я мастер подбирать слова так, чтобы держать людей на расстоянии. Когда мы пришли домой, я позаботилась, чтобы у Дица было все необходимое – простыни, две подушки, запасное одеяло, маленький будильник и свежее полотенце – все жизненные удовольствия, кроме меня.

Я оставила его внизу и поднялась по винтовой лесенке. Добравшись до верха, я наклонилась через перила.

– Если у тебя болит колено, я не думаю, что ты будешь бегать со мной утром.

– Боюсь, что нет, извини. Придется пропустить.

– Постараюсь тебя не разбудить. Спасибо за обед.

– На здоровье. Спокойной ночи.

– Не забудь приложить лед.

– Слушаюсь, мэм.

Получилось, что я заснула намного раньше него. Диц был совой. Не знаю, чем он занимался. Может, чистил свои сапоги, или свой пистолет. Может быть, смотрел телевизор с выключенным звуком. Я точно его не слышала. Иногда, переворачиваясь на другой бок, я осознавала, что свет в гостиной еще горит. В его присутствии было что-то очень успокаивающее. Когда ты одинок, то редко чувствуешь себя защищенным. Обычно ты спишь, готовый вскочить и вооружиться при малейшем шуме. Под охраной Дица я прошла через пару фаз быстрого сна, проснувшись за долю секунды до включения будильника. Открыла глаза, протянула руку и поймала, до того, как он вострубил.

Я совершила утреннее омовение за закрытой дверью, чтобы не распространился звук текущей воды. С кроссовками в руках я на цыпочках спустилась вниз и подошла к входной двери, не разбудив Дица. Обулась, наскоро сделала растяжку и зашагала быстрым шагом, чтобы разогреться.

Цвет ночи переходил от черного, как смоль, к угольно-серому, и к тому моменту, когда я достигла бульвара Кабана, тьма начала подниматься. Рассвет окрасил раннее утреннее небо бледными акварельными красками. Океан был серебристо-голубым, небо прояснилось от дымно-лилового до мягкого персикового. Нефтяные буровые вышки усыпали горизонт, как гроздья радужных блесток. Мне нравится звук прибоя в этот час, крики чаек, мягкое воркованье голубей, уже выхаживающих вдоль дорожки. Платиновая блондинка с черным пуделем шли навстречу, пара, которую я встречаю почти каждое утро.

Пробежка была хорошей. Иногда пять километров даются тяжело, что-то, что я делаю, потому что должна. Сейчас я радовалась, что нахожусь в хорошей форме. Не знаю, что бы я делала с такой тавмой, как у Дица, которая исключала бег. Я никогда не стану чемпионом, но для снятия депрессии нет ничего лучше.

Я развернулась на Ист Бич и побежала назад, слегка прибавив скорость. У меня за спиной всходило солнце, окатывая небо ручейками желтого света.

Возвращаясь домой, запыхавшаяся и вспотевшая, в приподнятом настроении, я чувствовала себя прекрасно.

Когда я вошла, Диц был в душе. Он принес газету и положил ее на стол. Сложил диван и убрал куда-то подушки. Я поставила кофейник и поднялась наверх, ожидая, когда он выключит душ, чтобы включить свой.

В 8.35 я была одета, позавтракала и забирала свою куртку и ключи от машины. Диц еще сидел за столом, со второй чашкой кофе и газетой, разложенной перед собой.

– Пока, – сказала я.

– Счастливо.

По дороге в центр города я остановилась у кондоминимума неподалеку, с двумя повестками в суд в руках. Я доставила обе без инцидентов, хотя парень и его подружка вряд ли были рады меня видеть. Иногда кто-то делает абсурдные вещи, чтобы избежать появления в суде, но большинство людей кажутся покорными судьбе. Если кто-то протестует или безобразничает, я обычно говорю одно и то же:

– Извини, приятель, но я – как официантка. Я не готовлю неприятности, я только их подаю.

Хорошего дня.

Для разнообразия я оставила машину на общей парковке напротив здания суда и прошла два квартала до работы. Мой нынешний офис представляет собой бывший конференц-зал юридической фирмы Кингмана и Ивса, находящейся в центре Санта-Терезы. Десять минут езды от дома. Здание выглядит трехэтажным, но первый этаж – иллюзия. За каменным фасадом с зарешеченными и закрытыми окнами находится маленькая автостоянка, на двенадцать закрепленных мест. Большая часть служащих в здании и меньшая часть квартиросъемщиков вынуждены искать парковку в другом месте. В близлежащих кварталах нет счетчиков, но стоянка ограничена девяноста минутами, и большинство из нас получает минимум один штраф в месяц. Иногда по утрам бывает смешно смотреть, как мы стараемся объехать друг друга, чтобы занять свободные места.

Я поднялась по лестнице, игнорируя удобства лифта, маленького, едущего целую вечность и создающего впечатление, что он вот-вот застрянет.

Зайдя в офис, я обменялась приветствиями с секретаршей Лонни Кингмана, Идой Рут. Я редко вижу Лонни, который либо находится в суде, либо упорно трудится за закрытой дверью.

Я зашла в свою комнату, где записала дату, время и сделала краткое описание пары, которой вручила повестки. Быстренько напечатала счет за проделанную работу и вложила все в коробку для отправляемых бумаг. Сняла трубку и откинулась в своем вертящемся кресле.

Калифорния Фиделити открывается в девять, но Дарси обычно приходит раньше.

– Привет, Дарси, это я.

– Ой, привет, Кинси. Погоди минутку, я не за своим столом.

Она поставила меня на режим ожидания, и я слушала остатки рождественских песен, испытывая умеренный оптимизм. Я решила, что если бы Дарси ничего не нашла, то так бы и сказала. Через полминуты я услышала ее голос.

– Так. У Гая Дэвида Малека нет действующих водительских прав в штате Калифорния. Он был лишен их в 1968 и не получал новых.

– Вот черт.

Дарси засмеялась.

– Да подожди ты. Вечно ты спешишь. Я только сказала, что он не водит машину. У него есть удостоверение личности, выданное штатом Калифорния, оттуда я и почерпнула информацию. Его адрес: шоссе № 1, почтовый ящик 600, Марселла, Калифорния, 93456. Наверное, он там и живет. Похоже на ранчо или ферму. Хочешь увидеть фотографию?

– У тебя есть его нынешняя фотография? Это прекрасно. Просто не верится. Ты волшебница.

– Эй, ты имеешь дело с профессионалом. Какой у тебя номер факса?

Я дала ей номер факса Лонни и потянулась за телефонной книгой.

– Ты уверена, что он в Марселле? Это всего в ста пятидесяти километрах.

– Согласно данным Управления автомобильного транспорта. Теперь тебе легче будет работать.

– Точно. Сколько я тебе должна?

– Не волнуйся. Мне пришлось подделать пару форм, чтобы запрос выглядел официальным, но никто не будет проверять. Заняло меньше минуты.

– Ты прелесть. Спасибо огромное. Нам надо встретиться и пообедать. Я угощаю.

Дарси засмеялась.

– Я тебе напомню.

Я положила трубку и принялась искать в телефонной книге код Марселлы. Он оказался таким же, как в Санта-Терезе, 805. Я позвонила в справочную и дала оператору имя Гая Малека. По адресу, который дала мне Дарси, телефона не числилось.

– У вас есть в списке Гай Малек в этом районе? Г. Малек? Какой-нибудь Малек?

– Нет, мэм.

– Ладно. Спасибо.

Я прошла по коридору к факсу, как раз вовремя, чтобы увидеть, как появилась копия документа Гая Малека. Черно-белая копия имела смазанный вид, но можно было разглядеть данные: Пол – М, цвет волос – БЛНД, цвет глаз – ЗЕЛ, рост 173, вес 70, дата рождения 02.03.42. Он выглядел намного лучше, чем в школьном альбоме.

Ура! Должна признаться, я ощущала самодовольство, усаживаясь за стол. Выглянула моя истинная натура и погладила себя по головке.

Я позвонила Таше и представилась ее секретарше, когда она взяла трубку.

– Таша на собрании, но я ей скажу, что это вы. Может быть она сможет ответить, если это важно.

– Поверьте мне, важно.

– Можете подождать?

– Конечно.

Ожидая, я разложила часть пасьянса. Одна карта вверху и шесть внизу. В глубине души, мне даже было жалко, что все выяснилось так быстро. Мне не хотелось, чтобы Донован подумал, что платит мне за то, что он мог бы сделать сам. Хотя, по правде, так оно и было. Очень много информации хранится в общедоступных архивах. У большинства людей просто нет времени или желания делать нудную работу. Они рады спихнуть ее на частного детектива, так что в конце концов все выигрывают. Но это было слишком легко, тем более, я не была уверена, что семья сочтет, что мое открытие послужит их истинным интересам. Я перевернула следующую карту во втором ряду и выложила ниже еще пять.

Проявилась Таша, ее голос звучал нетерпеливо и озабоченно.

– Привет, Кинси. Что случилось? Надеюсь, это важно, потому что я по уши в работе.

– У меня есть адрес Гая Малека. Я подумала, что лучше сразу сообщить тебе.

Последовало секундное молчание, пока она переваривала информацию.

– Быстро. Как ты умудрилась?

Я улыбнулась ее тону, который являлся идеальной смесью удивления и уважения.

– У меня есть свои пути.

О, как заманчиво удовлетворение, когда мы думаем, что впечатлили других своим умом.

Это одно из извращений человеческой натуры, когда мы больше заинтересованы в восхищении наших врагов, чем в одобрении друзей.

– У тебя есть карандаш?

– Конечно. Где он живет?

– Недалеко. – Я продиктовала ей адрес.

– Там нет телефона. Или его вообще нет, или он на чьем-то другом имени.

– Чудесно. Я передам это Доновану, и посмотрим, что он захочет делать дальше. Он будет рад, я уверена.

– Сомневаюсь. У меня сложилось впечатление, что они все были бы счастливы, если бы Гай умер.

– Ерунда. Это семья. Я уверена, что все будет хорошо. Я попрошу Донована перезвонить тебе.

Через пятнадцать минут телефон зазвонил. Это был Донован Малек.

– Хорошая работа. Я удивлен, как все быстро получилось. Я думал, поиски займут недели.

– Это не всегда так просто. Нам повезло. Вам нужно что-нибудь еще?

– Мы с Ташей только что об этом говорили. Я предложил, чтобы мы попросили вас съездить туда лично. Таша может послать ему письмо, но люди иногда странно реагируют на письма от юристов. Вы ощущаете угрозу, даже не вскрыв конверт. Мы не хотим задать неверный тон.

– Конечно, я могу с ним поговорить, – сказала я, раздумывая, каким должен быть верный тон.

– Мне хотелось бы услышать из первых рук о теперешних обстоятельствах Гая. У вас найдется время в течение следующих двух дней?

Я проверила свой календарь.

– Могу поехать сегодня днем, если хотите.

– Чем раньше, тем лучше. Я прошу вас быть, по возможности, тактичной. Понятия не имею, слышал ли он о папиной смерти, но даже после столь долгого отсутствия он может огорчиться. Кроме того, деньги – тоже деликатная тема. Кто знает, как он отреагирует.

– Вы хотите, чтобы я рассказала ему о завещании?

– Не вижу, почему нет. Все равно он узнает, рано или поздно.