Текст книги "«З» - значит злоба (ЛП)"

Автор книги: Сью Графтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 17

Я уехала около часа дня. По дороге увидела телефон-автомат у заправочной станции. Подъехала и остановилась. Подростки из местной школы организовали мойку машин. Согласно написанному от руки плакатику, удовольствие стоило 5 долларов. Деньги собирались использовать на поездку в Сан-Франциско. Клиентов поблизости не наблюдалось. Ведра с мыльной водой стояли наготове, и ребята слонялись вокруг с видом, который говорил, что скоро они начнут поливать друг друга из шлангов. Если повезет, я не окажусь на линии огня.

Я поискала Пола Трасатти в телефонной книге. Там было два номера, один в доме на Хоппер роуд, другой – без адреса, просто Пол Трасатти, Редкие книги. Я нашла на дне сумки горсть мелочи и опустила монеты в щель. Я набрала сначала рабочий телефон, думая, что скорее застану его на рабочем месте. Он ответил еще до того, как телефон кончил звонить первый раз.

– Трасатти, – ответил он кратко. Он говорил, как человек, который ждал звонка с инструкциями, куда доставить деньги для выкупа.

– Мистер Трасатти, меня зовут Кинси Миллоун. Я частный детектив, работаю с адвокатом Джека Малека. Вы знали, что он арестован?

– Услышал об этом сегодня утром. Я позвонил Джеку, и его невестка сказала, что его только что забрали. Это она просила вас позвонить?

– Ну, вообще-то, нет. Я…

– Откуда у вас мой номер?

– Я нашла его в телефонной книге. Мне нужна информация, и я думала, что вы можете помочь.

– Какая информация?

– Мы говорили с Лонни Кингманом, и я знаю, что он захочет услышать о действиях Джека в тот вечер.

– Почему он не может спросить Джека?

– Конечно, спросит. Но нам будет нужен кто-то, кто подтвердит слова Джека. Кристи сказала, что Джек отвез вас в загородный клуб во вторник вечером. Это правда?

Последовало некоторое колебание.

– Это правда. Он заехал за мной после ужина. Дело в том, что я поменялся с ним местами, так что за рулем был я. Он был слишком вдетый. Это совершенно не для записи, так?

– Я не журналист, но конечно. Мы можем ничего не записывать, по крайней мере пока.

Вдетый, значит пьяный?

– Давайте просто скажем, что в этом случае я был назначен водителем.

Я прикрыла глаза, вслушиваясь в подтекст, пока машины проезжали туда-сюда по улице позади меня.

– Вы сидели за одним столом?

– Столы были заказаны. Места были закреплены.

Он был уклончив, как политик. Что вообще происходит?

– Я спросила не об этом. Меня интересует, можете ли вы подтвердить его присутствие на вечеринке.

Последовало непродолжительное молчание.

– Можно задать вам вопрос? – поинтересовался Пол.

– Какой?

– Если вы работаете на этого адвоката… как вы сказали его зовут?

– Лонни Кингман.

– Ладно, Кингман. Я знаю, что он не может повторить, что говорилось между ним и Джеком, но как насчет вас? На вас это распространяется?

– Наш разговор не привилегированный, если вы это хотели узнать. Все, относящееся к защите Джека, я передам Лонни. Это моя работа. Мне можно доверить информацию. Иначе я уже осталась бы без работы. Вы сидели вместе с Джеком?

– Понимаете, это то, о чем меня спрашивали полицейские.

Во рту у него, должно быть, пересохло, потому что я практически слышала, как он облизнул губы, прежде, чем заговорить.

– Джек хороший друг, и я не хочу, чтобы у него было больше неприятностей, чем уже есть.

Я сделал то, что мог, почти соврал.

– Полицейским врать не нужно, – сказала я. Может быть, линия прослушивается, и они проверяют мой настрой.

– А я и не врал. Я не пришел и не сказал этого, но был промежуток, когда Джек был, ну знаете. мм, где-то. Я имею в виду, что не могу сказать, что он был прямо там, у меня перед глазами.

– Угу. И насколько большой промежуток?

– Мог быть часа полтора. Я тогда ни о чем не думал, но, знаете, потом, когда это все случилось, я задумался. Я не хочу, чтобы меня цитировали, просто между нами.

– Вы знаете, где он был?

– Я знаю, где он сказал, он был. Прогуливался по гольф-корту до десятой лунки.

– В темноте?

– Это не так странно, как кажется. Я и сам делал такое. Курильщики выходят наружу покурить. Большинство членов клуба знают корт как свои пять пальцев, так что не могут заблудиться или свалиться в яму.

– Но почему бы он сделал это в разгар вечеринки?

– Он был расстроен, я бы сказал, очень огорчен, когда заехал за мной. Это еще одна причина, по которой я настоял, что сяду за руль. Джек иногда бывает неосторожен.

– Он сказал, что его огорчило?

Я подождала.

– Я могу оставить это при себе.

– Он сказал, что они с Гаем поругались.

– Из-за чего?

– Возможно, из-за денег. Я бы сказал, из-за денег.

– Вы говорите о деньгах, которые Гай должен был унаследовать?

– Да.

– Так что Джек был пьян и огорчен, а когда вы приехали в клуб, он исчез.

– Угу.

– Вы ему верите?

– Насчет прогулки? Более-менее. В смысле, это похоже на правду, если бы он попытался протрезветь и успокоиться.

– И он был спокойнее, когда вернулся?

На какое-то время мне показалось, что нас разъединили.

– Мистер Трасатти?

– Я здесь. Понимаете, дело в том, что он, вообще-то, не вернулся, когда я собрался уезжать.

Мне пришлось искать кого-нибудь, чтобы меня подвезли.

– И вы рассказали все это полициии?

– Ну, я должен был. Я чувствую себя плохо, но они были очень настойчивы, и, как вы сказали, я не мог соврать.

– Его машина до сих пор там?

– Думаю, да. Не могу поклясться. Мне показалось, что я видел ее на стоянке, когда собрался уезжать, но, наверное, ошибся.

– Но вы уверены, что Джека там не было?

– Да. Мой приятель говорил, что видел, как он шел по корту, недалеко от первой лунки.

Потом другой парень подвез меня домой.

– Можете дать мне имена этих двоих?

Я прижала трубку плечом, пока доставала из сумки ручку и клочок бумаги. Записала имена, которые ни о чем не говорили.

– И откуда вы узнали, где был Джек?

– Он сразу позвонил на следующее утро, чтобы извиниться, и тогда все объяснил.

– Он позвонил в среду утром?

– Я только что это сказал.

– Я хочу убедиться, что правильно вас поняла. Не помните, в какое время он позвонил?

– Думаю, около восьми.

– Так что это было до того, как кто-нибудь узнал, что Гай Малек мертв.

– Должно быть. Я знаю, что Джек об этом не упоминал. Наверное, если б знал, то сказал бы.

– Вы помните что-нибудь еще из разговора с ним?

– Ничего особенного. Я, наверное, навлек на него достаточно неприятностей. Надеюсь, вы не скажете ему, что я вам все это рассказал.

– Сомневаюсь, что у меня будет возможность поговорить с Джеком. Большое спасибо за помощь. Возможно, Лонни Кингман или я еще с вами свяжемся.

Тебе точно придется выступать свидетелем в суде, подумала я.

– Думаю, этого не избежать, – сказал он мрачно, как будто прочел мои мысли. Он повесил трубку до того, как я могла вытянуть из него что-нибудь еще.

Я проверила кучку мелочи, которую выложила на полочку в телефонной будке. Бросила в щель больше монет и набрала частную линию Лонни. Он снял трубку, не называя себя.

– Это Кинси. Как дела?

– Не давай мне ничего острого. Я могу вскрыть себе вены.

– Ты слышал насчет кроссовок?

– Еще бы. Лейтенант Робб с радостью доставил счастливую новость.

– Я так поняла, что узор на подошве совпал с отпечатком на месте преступления?

– О, конечно. И еще лучше, он сказал, что лаборатория нашла частицы мозга Гая Малека, брызнувшие на подъем. Боже, как Джек собирается объяснить кусочек мозга, застрявший в дырке для шнурка на его кроссовке? Не скажешь же «Ой, ребята, Гай случайно порезался и кровь попала на меня».

– А что говорит Джек?

– У меня не было возможности спросить. Его отвезли в районную тюрьму для оформления.

Позже поеду туда и хорошенько с ним побеседую. Он, наверное, скажет, что кроссовки были украдены. Ну да, конечно.

– Как насчет орудия убийства?

– Они нашли бейсбольную биту, засунутую в кучу спортивного инвентаря у бассейна. Кто-то пытался протереть ее, но следы крови остались. По крайней мере, отпечатков пальцев нет, так что мы должны благодарить бога за это. Что насчет его алиби? Надеюсь, ты скажешь, что сто членов клуба все время не сводили с него глаз.

– Не совсем так.

Я изложила события, как их описал Пол Трасатти. Услышала, как Лонни вздыхает.

– Очень плохо, что Джек не вышел, чтобы трахнуть чью-нибудь жену. Уверен, что у тебя есть теория.

– Он мог уйти из клуба пешком. Есть полдюжины мест у дороги, где он мог перелезть через ограду.

– И что потом? Загородный клуб далеко от поместья Малеков. Как он мог добраться до дома, чтобы никто его не увидел?

– Лонни, мне не хочется тебе это говорить, но у парня есть «Харли-Дэвидсон». Он мог спрятать мотоцикл заранее. Пешком до дома может быть час, но это только десять минут на машине.

– Ну и что? Где был Беннет в тот вечер? И что насчет Донована? Он был прямо там, в доме, когда произошло убийство.

– Я могу поговорить с Беннетом сегодня днем.

– Кто-нибудь видел, как Джек перелезал через ограду? Сомневаюсь. Кто-нибудь видел мотоцикл в период, о котором мы говорим?

– Могу проверить.

– Я знаю, какой линии придерживаются копы. Они говорят, что комнаты Джека и Гая рядом.

Все, что ему надо было сделать, это проскользнуть из одной комнаты в другую, вышибить ему мозги и вернуться назад.

– Все не так просто. Не забудь, что ему надо было спрятать кроссовки на дне коробки, вытереть кровь с биты и вернуть ее к бассейну, до того, как поспешить обратно в клуб.

– Хорошая мысль. В клубе есть охранник у ворот? Может быть, кто-то заметил, когда он уезжал.

– Я съезжу и посмотрю. Заодно могу проверить, сколько времени занимает, чтобы добраться оттуда до дома и обратно.

– Погоди с этим. В конце концов мы этим займемся. Сейчас давай сосредоточимся на том, чтобы найти другого обвиняемого.

– Это не должно быть слишком сложно. Не только Джек мог зайти в комнату Гая. Любой из обитателей дома мог это сделать. У копов есть орудие убийства, но, как ты сказал, на нем нет отпечатков Джека.

– Да, они могут найти отпечатки кого угодно.

– Так как же они собираются доказать, что Джек держал в руках эту чертову штуку? Может, его подставили.

Лонни фыркнул мне в ухо.

– Кто-то должен был взять пинцет, подцепить кусочек мозга, прокрасться в комнату Джека, найти в шкафу кроссовки и засунуть его туда.

– Это возможно, разве нет?

– Возможно, что Санта Клаус спустился по трубе и все это сделал. Дурно пахнет. Вся эта штука воняет.

– Мне нравится идея насчет свидетелей. Пока что кажется, что нет никого, кто видел бы его на месте убийства.

– Пока что нет, но копы не дремлют и прочесывают окрестности.

– Ну, тогда мы тоже этим займемся.

– Ты такая оптимистка.

Я засмеялась.

– Вообще-то, не могу поверить, что стою здесь и защищаю Джека. Он мне совсем не нравится.

– Тебе платят не за то, чтобы он тебе нравился. Нам платят за то, чтобы его вытащить.

– Сделаю все, что смогу.

– Я знаю, что ты сделаешь.

Прежде чем покинуть бензоколонку, я решила заправиться. На капоте моей машины капли утреннего тумана смешались с пылью, принесенной ветром с горы Санта Ана. Мой старый «фольксваген» был темно-бежевого цвета, и грязь на нем не была видна. На этой щеголеватой модели 1974 года потеки были более заметны, ручейки бледно-голубого пересекали пятнистую патину сажи. Птичка также отметилась на капоте. Я заплатила за бензин, включила зажигание, косясь через правое плечо, и въехала задом на место для мойки машин. Рябята начали свистеть и хлопать, а я улыбалась их энтузиазму.

Я стояла в сторонке, пока один из них залез в машину с бутылкой средства для мытья окон. Другой включил пылесос и начал чистить коврики. Команда из трех человек намыливала машину снаружи. Парнишка с пылесосом закончил работу, и я увидела, что он идет ко мне с конвертом в руках. Он протянул мне конверт.

– Вы искали это?

– Откуда он взялся?

– Я нашел его за передним пассажирским сиденьем. Наверное, провалилось в щель.

– Спасибо.

Я взяла конверт, наполовину ожидая увидеть уже знакомые напечатанные строчки. Вместо этого, мое имя было написано ручкой. Я подождала, пока парень отойдет, вскрыла конверт, и вытащила единственный листок бумаги. Письмо было написано от руки черными чернилами, почерк разборчивый, своеобразная смесь письменных и печатных букв.

Я взглянула на подпись. Гай Малек. Я почувствовала, как кристаллы льда формируются между лопатками.

Понедельник вечером. Жду, когда ты приедешь.

Эй, К…

Надеюсь, у меня хватит смелости передать тебе это письмо. Думаю, что хватило, если ты его читаешь. Я не приглашал девушку на свидание с тех пор, как мне было пятнадцать, и оно прошло не особенно хорошо. У меня вскочил здоровенный прыщ на подбородке, и я весь вечер искал причины отворачивать лицо.

В любом случае, вот что.

Когда мы разберемся с семейным беспорядком, не хотела бы ты съездить со мной на денек в Диснейленд? Мы можем поесть лед с сиропом, одеться пиратами Карибского моря, а потом прокатиться на лодке через Маленький мир, распевая песенку, которую ты полгода не сможешь выкинуть из головы. Я могу позволить себе сделать что-то смешное и глупое, и ты тоже.

Подумай об этом, и дай мне знать, чтобы я запасся Клерасилом.

Гай Малек.

P.S. На всякий случай, если со мной что-нибудь случится, убедись, что моя доля отцовского наследства достанется Евангельской церкви. Я действительно люблю этих ребят.

Когда я закончила читать, мои глаза были полны слез. Это было как послание с того света.

Я посмотрела вдоль улицы, моргая. Почувствовала боль в груди, лицо налилось жаром, нос заложило. Интересно, можно ли задохнуться от горя? Вместе с этим накатила волна чистой ярости. Я послала Гаю свои мысли через эфир. Я найду, кто тебя убил, и узнаю, почему.

Клянусь, что сделаю это. Я клянусь.

– Мисс? Ваша машина готова.

Я сделала глубокий вдох.

– Спасибо. Выглядит чудесно.

Я дала парнишке десять баксов и уехала с включенным на полную громкость радио.

Когда я добралась домой, то увидела маленький красный «порше» Роберта Дица, припаркованный перед моим домом. Я поставила портфель на тротуар и рассматривала его, боясь поверить. Он говорил, что его не будет две недели. Не прошло и одной. Я обошла машину и проверила номер, на котором было написано ДИЦ. Подняла портфель и вошла в калитку. Обогнула угол и отперла дверь. Чемодан Дица стоял у дивана. Футляр для костюма был зацеплен за дверь ванной.

Я окликнула «Диц?»

Никакого ответа.

Я оставила портфель и сумку на столе, прошла через двор к Генри и заглянула в кухонное окно. Диц сидел в кресле-качалке, нога задрана, демонстрируя больное колено. Опухоль ощутимо уменьшилась, и по жестам, которые он делал, можно было смело предположить, что ему откачали жидкость. Даже пантомима, показывающая иглу, воткнутую в его колено, заставило мои ладони вспотеть.

Сначала он меня не заметил. Это было как в немом кино, двое мужчин серьезно вовлечены в разговор на медицинские темы. Генри, в свои восемьдесят пять, был таким знакомым и близким – красивый, добрый, стройный, интеллигентный. Диц был замешан из более крутого теста – прочный, сильный, упрямый, импульсивный, такой же умный, как Генри, но больше природным умом, чем интеллектуально. Я поймала себя на том, что улыбаюсь им обоим. В то время как Генри был мягким, Диц был беспокойным, резким, без хитростей.

Я ценила его честность, не доверяла его делам, возмущалась его страстью к перемещениям, и жаждала определенности в наших отношениях. Во всех переживаниях, которые на меня свалились, Диц был закваской.

Он поднял глаза и заметил меня. Поднял руку в приветствии, не вставая с кресла.

Генри подошел к двери и впустил меня. Диц кратко рассказал о посещении клиники в Санта-Круз. Генри предложил кофе, но Диц отказался. Я даже не помню, о чем мы втроем говорили. В процессе пустого разговора, Диц положил руку на мой локоть, вызвав волну тепла. Краем глаза я заметила его насмешливый взгляд. Что бы я ни чувствовала, видимо, передалось ему по проводам. Должно быть, я жужжала, как линия электропередач, потому что даже легкий поток разговора начал спотыкаться и иссяк. Диц посмотрел на часы, издав озабоченный звук, как будто куда-то опаздывал. Мы торопливо извинились, вышли через заднюю дверь дома Генри и дошли до моей квартиры, не обменявшись ни словом.

Дверь закрылась за нами. В квартире было прохладно. Бледный солнечный свет проникал через затененные окна серией горизонтальных полос. Интерьер выглядел и ощущался как каюта корабля: компактная, простая, с темно-синими стульями и стенами из полированного тика и дуба. Диц расстелил кровать в нише у окна, освобождаясь от обуви. Я сбросила одежду, чувствуя, как желание нарастает с каждой снятой вещью. Одежда Дица присоединилась к моей на полу. Мы тонули вместе, в крутящемся движении. Сначала простыни были холодными, синими, как море, и нагревались от контакта с нашими обнаженными телами. Его кожа светилась, гладкая, как внутренняя поверхность морской раковины. Что-то в игре теней вносило в окружающее морской элемент, погружая нас в прозрачное сияние. Как будто мы плыли в неглубокой воде, мягко и грациозно, как две морские выдры. Все происходило в тишине, за исключением периодического гудения у него в горле.

Обычно я не думаю о сексе как об антидоте от боли, но это то, чем он был, и я полностью признаюсь – я использовала близость с одним мужчиной, чтобы облегчить боль от потери другого. Это был единственный способ утешиться. Даже в тот момент я испытала странное замешательство, пытаясь понять, какого из мужчин предала.

Позже я спросила Дица:

– Есть хочешь? Я умираю от голода.

– Я тоже.

Будучи джентльменом, Диц встал и подошел к холодильнику, где стоял голый, под холодным светом, изучая содержимое.

– Как может быть, что у нас кончились продукты? Ты все съела, пока меня не было?

– Еда есть, – сказала я, защищаясь.

– Банка маринованных огурцов.

– Я могу сделать сэндвичи. Там есть хлеб в морозилке, а в шкафчике – полбанки арахисового масла.

Он посмотрел на меня так, будто я предложила приготовить садовых слизней. Закрыл дверцу холодильника и открыл морозилку, оглядывая какие-то завернутые в целлофан пакеты, покрытые кристаллами льда. Закрыл морозилку и вернулся в постель.

– Я так долго не протяну. Мы должны поесть.

– Не могу поверить, что ты вернулся. Я думала, ты едешь путешествовать с мальчиками.

– Оказалось, у них были планы идти в поход с друзьями в Йосемит, и они не знали, как мне сказать. Когда я прочел в газетах об убийстве, то сказал им, что должен вернуться. Чувствовал себя виноватым, но они были рады до смерти. Не могли дождаться, когда я сяду в машину. Я уезжал и смотрел в зеркало. Они даже не остановились, чтобы помахать. Помчались по лестнице, чтобы забрать спальные мешки.

– Вы провели несколько дней вместе.

– И это было здорово. Теперь расскажи мне о себе и о том, что здесь происходит.

Пройдя тренировку с Лонни, я описала события кратко и эффективно, слегка спотыкаясь при упоминании Гая. Даже от звука его имени сжималось сердце.

– Тебе нужен план игры, – сказал Диц оживленно.

Я покачала рукой, может да, может нет.

– Джеку, наверное, завтра предъявят обвинение, если уже не предъявили.

– Будет Лонни тянуть время?

– Понятия не имею. Наверное, нет.

– Что значит, он будет настаивать на предварительном слушании в течение десяти судебных дней. Это не дает нам много времени. Как насчет этого дела с Максом Аутвейтом? Мы можем им заняться.

Я отметила «мы», но решила оставить неподтвержденным. Он серьезно предлагает помощь?

– Чем там заниматься? Я проверила все записи и регистрацию для голосования. И карты города. Имя такое же фальшивое, как и адрес.

– Старые телефонные книги?

– Я проверяла.

– Сколько лет назад?

– Шесть.

– Почему шесть? Почему не проверить все, начиная с года, когда Гай уехал? Даже раньше.

Макс Аутвейт может быть жертвой его подростковых криминальных лет.

– Если имя фальшивое, не имеет значения, как далеко заглядывать.

– Другими словами, ты была слишком ленивой, – сказал он мягко.

– Правильно, – признала я, не обижаясь.

– Как насчет самих писем?

– Одно мне прислали по факсу. Другое напечатано на обычной белой бумаге. Никаких отличительных отметок. Я могла попробовать снять отпечатки пальцев, но не видела смысла.

Мы не можем их проверить в системе, и нам не с чем сравнивать. Я положила письмо на всякий случай в пластиковую папку. Потом сняла с обоих копии. Один комплект оставила в офисе, заперла в столе. У меня уже паранойя.

– Другой комплект у тебя здесь?

– В портфеле.

– Давай посмотрим.

Я откинула простыню и встала. Взяла портфель с кухонного стола, рассортировала содержимое и вернулась в постель с пакетом католожных карточек и двумя письмами. Нырнула снова под простыню и передала Дицу бумаги, повернувшись набок, чтобы наблюдать за его работой. Он надел очки.

– Это очень романтично, ты знаешь об этом, Диц?

– Мы не можем трахаться весь день. Мне пятьдесят. Я старый. Мне нужно сохранять силы.

– Ага, конечно.

Мы приподняли подушки и расположились рядышком, пока Диц читал письма и просматривал карточки.

– Что ты думаешь? – спросила я.

– Думаю, что Аутвейт – хорошая тема. Кажется подходящим объектом для разработки, чтобы найти другого кандидата и, в любом случае, отвлечь внимание от Джека.

– Лонни сказал то же смое. Улики выглядят убедительно, но они все косвенные. Лонни надеется, что мы найдем кого-нибудь еще, чтобы показать пальцем. Думаю, он предпочитает Донована или Беннета.

– Чем больше, тем лучше. Если копы думают, что мотивом Джека была доля Гая в наследстве, то у других двоих мог быть тот же самый мотив. Для любого из них было бы так же просто проникнуть в комнату Гая.

Он перебирал карточки. Вытащил одну.

– А это что значит? О каком мошенничестве ты пишешь?

Я взяла карточку и изучила ее. Надпись гласила: «У вдовы выудили последние сбережения».

– О. Я не уверена. Я записывала все, что могла вспомнить из моей первой беседы с Донованом. Он рассказывал о переделках, в которые Гай попадал в юные годы. Большинство были мелкими актами вандализма и угоном машин, чтобы покататься, но еще он был вовлечен в какое-то надувательство. Я тогда не спрашивала, потому что только начинала поиски и думала только о том, как его найти. Меня не интересовало, что он натворил, если это не относилось к делу.

– Может быть стоит как следует присмотреться к его прошлому. Люди знали, что он вернулся. Возможно, кто-то решил свести счеты.

– Мне это тоже приходило в голову. Почему бы еще Марк Аутвейт проинформировал газету? Еще я подумывала, не написал ли письма один из братьев Гая.

– Почему?

– Чтобы изобразить, что у него были враги, кто-то кроме родственников, кто хотел бы его смерти. Кстати, Бадер хранил папку с газетными вырезками, описывающими эскапады Гая.

Диц повернулся и посмотрел на меня.

– Что-нибудь интересное?

– Ну, ничего сходу не припомню. Они у меня в офисе, если хочешь посмотреть. Кристи разрешила мне забрать, когда я была у них в доме.

– Давай это сделаем. Это хорошо. Может помочь выработать другую версию.

Он вернулся к письмам, внимательно их изучая.

– Как насчет третьего? Что в письме, которое получил Гай?

– Понятия не имею. Лейтенант Бовер не хотела говорить, и я ничего не смогла из нее вытянуть. Но готова поспорить, что его написал тот же человек.

– Наверное, полицейские эксперты работают, сравнивая письма.

– Может быть. А может, их не интересует Макс Аутвейт, потому что Джек арестован. Если они убеждены, что он подходит, зачем волноваться из-за кого-то еще?

– Тебе нужна помощь в черной работе?

– Очень.