Текст книги "«М» - значит молчание"

Автор книги: Сью Графтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

13

Внизу Чет Креймер представил меня своему зятю и затем откланялся. Винстон Смит оказался тем самым полным продавцом, которого я видела раньше. Интересно, как у него с продажами машин, подумала я. Судя по всему, не очень хорошо, принимая во внимание то, что он пребывал в состоянии, близком к сомнамбулическому. Я сидела в его офисе, из которого был виден автосалон, спиной к стеклянной перегородке. Стол Винстона стоял так, что он мог следить за клиентами и при этом не казаться невнимательным к посетителю.

При ближайшем рассмотрении его фигура казалась больше грузной, чем полной. Он выглядел так, словно простая прогулка до машины вызывает у него одышку и дыхание со свистом. Пепельницы нигде не было видно, но я уловила запах сигаретного дыма, исходившего от его одежды и дыхания. Из-за второго подбородка воротник рубашки был таким тугим, что, казалось, удушит его, если он наклонится завязать шнурки ботинок. Длинные и слегка вьющиеся на макушке волосы были зачесаны в стиле раннего Элвиса Пресли.

Как только я села, зазвонил телефон.

– Извините, – сказал он и поднял трубку. – Винстон Смит у телефона. – И затем осторожно: – В чем дело? – Я понятия не имела, кто был на телефонном проводе, но он бросил быстрый взгляд в мою сторону и слегка пригнулся к трубке, понизив голос: – Подождите секунду. – Он положил трубку на стол. – Я сейчас вернусь. – Эти слова были обращены ко мне.

– Конечно.

Винстон вышел из офиса. Я видела, как на первой телефонной линии мигала красная лампочка, пока он не снял трубку ближайшего телефона. На стене напротив меня на полке выстроились его учебники по коммерции. В центре стояла цветная фотография в рамке – жених и невеста. Я подошла к полке и взяла фотографию, чтобы поближе разглядеть ее. На ней Винстону было лет двадцать пять: он был стройным, красивым, кудрявым. Смокинг придавал ему очень элегантный вид. Рядом с ним стояла дородная Кэти Креймер в таком узком подвенечном платье, что ей, наверное, было трудно дышать. Ее груди выпирали из платья как две сдобные булки, взошедшие на дрожжах и только что вынутые из духовки. За годы, прошедшие со дня свадьбы, эти двое поменялись местами. Теперь она была стройной, что явилось результатом длительных физических упражнений, в то время как он, очевидно, оставил всякую надежду на то, чтобы вернуть себе былую фигуру. Какое он имел отношение к исчезновению Виолетты? Я не могла забыть вскользь брошенные слова Тэннье о том, что Винстон знал о Виолетте больше, чем говорил.

Я поставила фотографию на полку и опустилась на свое место буквально за секунду до того, как Винстон вернулся, бормоча:

– Извините. – Он снова сел за стол, но что-то в его поведении изменилось. – Моя жена, – объяснил он, – мне пришлось сделать ей выговор за то, что она помешала беседе с посетителем. Извините еще раз.

– Нет проблем. Я уже разговаривала с ней, и она показала мне дом. Просто чудесный.

– Еще бы ему не быть чудесным за такие деньги, – заметил он, криво улыбнувшись.

– Вы играете в гольф?

Он отрицательно покачал головой.

– Это она играет. Я работаю без отдыха. Если вы заметите, что я хромаю, то это оттого, что я тяну свою лямку. – При этих словах он рассмеялся, и я в ответ улыбнулась, думая: «Кто бы говорил…»

– Я никогда не могла понять любителей гольфа, – сказала я. – Гонять мячик, а затем забивать его палкой? Хотя с такой точки зрения можно рассматривать множество видов спорта. А ваши дочери тоже играют в гольф?

– Эмбер брала уроки, до того как уехала в Испанию, но посмотрим, как будет дальше. Ей быстро все надоедает, так что она наверняка переключится на что-нибудь другое. Британи совсем не спортивна. Кэти вам, должно быть, сказала, что она похожа на меня.

– Я знаю, что Тиффани в июне выходит замуж.

– Тук-тук, тук-тук, – проговорил он, притворяясь, что ударяет по кассовому аппарату. – Вы знаете, сколько в наши дни стоит свадьба?

– Понятия не имею.

– Я тоже. Кэти скрывает это от меня, так что я не могу возражать. Но подозреваю, что примерно как государственный бюджет.

Мы оба рассмеялись, хотя мне было не смешно. Стало ясно, что у Винстона и его жены средства не из одного источника.

Он достал носовой платок и вытер верхнюю губу, где выступила капелька пота. Потом положил платок обратно в задний карман.

– Она сказала мне, что у вас есть вопросы по поводу Виолетты Салливан.

– Если вы не возражаете.

– Не важно, возражаю я или нет, я подчиняюсь приказам, – сказал он снова с быстрым легким смешком. Шутник, да и только.

Я задумалась. Его поведение напоминало мне поведение супружеских пар, которые добродушно подшучивают друг над другом на людях, выставляя напоказ свои обиды, чтобы снискать сочувствие окружающих. Если бы Кэти была с нами, она бы парировала его иронию собственными шуточками, чтобы посмеяться над ним. Я внезапно почувствовала к нему жалость: он выглядел несчастным.

– Каким приказам?

– Что?

– Каким приказам вы подчиняетесь?

– Не важно. Это долгая история.

– Я люблю долгие истории.

– Вы что, больше ни с кем не встречаетесь сегодня?

– Я должна встретиться с Дейзи, но если вы разрешите мне воспользоваться вашим телефоном, я могу перенести встречу. А вы пока можете выкурить сигарету.

Я позвонила Дейзи на работу, сказала ей, что не смогу встретиться с ней за ленчем, и предложила вместе с Тэннье пообедать втроем в «Голубой луне» в Санта-Марии. Эта идея ей как будто понравилась, так что я пообещала позвонить позднее, чтобы окончательно договориться.

Я ожидала, что Винстон пойдет покурить в вестибюль, но он взял ключи от машины и повел меня на боковую автостоянку. Он помог мне сесть в голубой «шевроле» 1987 года выпуска. Устроившись на водительском месте, он сказал:

– Эта модель будет у нас в продаже только до 1988 года. Затем я сменю ее на что-то другое.

– Но она выглядит шикарно.

– Так думаешь, пока не увидишь что-нибудь получше. Как бы тебе ни нравилось то, что имеешь, всегда появляется нечто такое, что тебе непременно хотелось бы заполучить. Отсюда и неудовлетворенность.

– Если принять подобную точку зрения.

– Такова моя работа – внушать доверчивым клиентам желание приобрести последний писк моды. Заставить их заглотнуть наживку. Но мне это противно.

– Почему бы вам в таком случае не заняться чем-нибудь другим? Никто ведь не приставляет к вашему виску пистолет.

– Мне пятьдесят четыре года: поздновато менять профессию. Угостить вас ленчем?

– С удовольствием.

Я подумала о «Макдоналдсе», но он повез меня через весь город к супермаркету, где хозяин автостоянки и его жена соорудили переносную решетку для жарки барбекю. Вращающаяся металлическая решетка была черной, шириной с двойную раковину, с блоком и цепью, чтобы поднимать и опускать ее. Куски говядины поджаривались на гриле над горячими углями, и вокруг распространялся ароматный мясной дух. С другой стороны на гриле лежали разрезанные пополам и намазанные маслом булочки.

На парковку тянулся непрерывный поток машин, заполняя все свободное пространство. На столе возле двери высились пачки бумажных салфеток, бумажные тарелки, пластиковые приборы и многочисленные бумажные пакетики с соусом и бобами. Тут же стояли три переносных стола с алюминиевыми стульями. Сквозь прозрачную дверцу холодильника виднелись жестяные банки с содовой водой по двадцать пять центов за штуку.

Мы припарковались насколько могли близко ко входу и встали в очередь, насчитывающую около трех десятков человек. Но ради такой вкуснятины стоило подождать и даже на время забыть о хороших манерах.

– Bay, как они это готовят? Это потрясающе! – восхищалась я с набитым ртом.

– Это фирменное барбекю Санта-Марии, – объяснил Винстон. – Мясо натирают солью, перцем и чесноком и жарят на особых углях.

– Сказочно!

Мы оба облизали пальцы, прежде чем воспользовались влажными салфетками, которые нам выдали вместе с едой. Приведя себя в порядок, я сказала:

– Спасибо за прекрасное угощение.

– На здоровье.

Мы встали, освободив алюминиевые стулья для людей, дожидавшихся свободного места. Постояли возле машины, пока он закуривал сигарету. Наигранно веселое выражение его лица сменилось на более мрачное. Он не производил впечатления счастливого человека. Его подавленность, даже какая-то обреченность, казалось, заражала сам воздух.

– Знаете, почему я это делаю? – спросил он, указывая на сигарету.

– Жена не разрешает вам курить дома.

Он бросил на меня удивленный взгляд.

– Откуда вы знаете?

– Я была у вас дома. Там нет пепельниц.

– Она очень строго к этому относится.

– Многие люди не переносят табачный дым, – сказала я мягко, не упоминая о том, что и сама отношусь к их числу.

– Это мне известно. Как бы там ни было, я не хочу говорить об этом.

Я не спросила, что он подразумевает под «этим». Вместо этого я сказала:

– Прекрасно. В таком случае поговорим о Виолетте.

Он долго молчал и наконец произнес:

– Она была потаскушкой.

Кэти употребила то же слово. Я сказала:

– Все говорят, что она потаскушка. Хотелось бы услышать что-нибудь новенькое.

Я наблюдала за его мимикой, стараясь понять, что происходит в его голове.

Он изучал огонек своей сигареты.

– Кэти меня к ней ревнует.

– Ревнует или ревновала?

– Ревнует.

– Это интересно. Виолетта пропала тридцать четыре года назад.

– Постарайтесь убедить ее в этом.

– Мне показалось, что они едва знали друг друга.

– Это не совсем так. Лайза Меллинкэмп была лучшей подругой Кэти. Затем появилась Виолетта, и Лайза оказалась замешанной в семейной драме семьи Салливан. Родители Лайзы были в разводе, что в то время случалось намного реже, чем сейчас. Теперь это в порядке вещей. Тогда же на это смотрели как на нечто, случающееся только с людьми из низших сословий. И тут появилась Виолетта, которая уже считалась полуизгоем. Она взяла Лайзу под свое крыло. Кэти не могла с этим примириться.

– Поэтому она ненавидела Дейзи?

– Конечно, ненавидела. Дейзи тоже привязывала Лайзу к Виолетте. Лайза проводила много времени у Салливанов. У нее был парень в то лето, хотя он порвал их отношения в тот уикэнд, когда пропала Виолетта.

– Странно, что так много событий оказываются связанными с Виолеттой. Возможно, не прямо, а косвенно. Вас уволили. Мать Тэннье умерла.

– Иногда я думаю, что все, что с нами случается, в конечном итоге влияет на кого-то другого. День, когда меня уволили, был самым плохим в моей жизни. Мне было двадцать лет, и я потерял всякую надежду на образование в колледже.

– Чем вы планировали заниматься?

– Я даже не помню. Чем-нибудь лучше того, что я делал. Я не торговец. Мне не нравится манипулировать людьми. Креймер смотрит на это как на игру и всегда выигрывает. Но мне от всего этого тошно.

– Но у вас как будто дела идут хорошо.

– Посмотрели бы вы на мои счета. Мы с трудом сводим концы с концами. Кэти умудряется тратить деньги быстрее, чем я их зарабатываю. Членство в кантри-клубе, новый дом, одежда, отпуск. Она не любит готовить, так что мы почти постоянно ужинаем в ресторанах… – Он замолчал и покачал головой. – Хотите посмеяться?

– Конечно.

– Теперь она говорит, что ей нужно ее собственное «пространство». Она сообщила мне об этом вчера вечером. Сказала, что, поскольку наши девочки выросли, ей пора изменить свою жизнь.

– Она хочет развестись?

– Кэти прямо этого не сказала, но она к этому клонит. Сейчас она занимается свадьбой Тиффани, но считает, что после этого каждый из нас должен пойти своей дорогой. Мол, мне следует найти себе другой дом. Это она звонила, когда вы пришли. Я надеялся, что она передумала, но увы… Правда, она просила, чтобы я не рассказывал об этом вам.

– Ну и ну!

– Вот именно: ну и ну! Я потратил годы, делая то, что мне говорили, давая ей все, что она хотела. Теперь же ей нужна свобода, и я должен платить и по этому счету. У нее, возможно, есть кто-то другой. Но я не спрашиваю. Она все равно солжет, так какой смысл спрашивать? Единственный плюс состоит в том, что я больше не должен буду ублажать ее.

– Может быть, стоит объясниться?

– Объясниться в чем? Она не признает, что у нас есть проблема, а скажет, что ей просто нужно пожить отдельно – для «ясности». Мне бы тоже не помешало немного ясности – нанять напористого адвоката и подать иск раньше ее. Это бы вправило ей мозги.

– Может быть, ваша жена имеет в виду только то, что говорит: небольшую передышку?

– Нет. Она, должно быть, задумала это давно, дожидаясь, пока мы переедем в новый дом, прежде чем обрушить это мне на голову.

Он молча курил, прислонясь к двери со стороны водительского сиденья, а я – к крылу автомобиля возле него, и мы оба наблюдали за толпой, стоявшей в очереди за барбекю. Подобно опытному психотерапевту я не прерывала молчание, ожидая, пока он сам нарушит его. Я уже теряла терпение и собиралась заговорить первой, как вдруг Винстон сказал:

– Я не говорил этого никому. Это мелочь, но она не выходит у меня из головы. В ту ночь, когда Виолетта исчезла, я видел ее машину.

Я не смотрела на него, боясь спугнуть.

– Где?

– Около Нью-Кат-роуд. Было уже очень темно. Дорога ремонтировалась, так что все было перерыто. Я долго ехал в объезд, будучи в очень подавленном состоянии. Никогда в жизни я не был в таком плохом настроении, разве что сейчас, – добавил он с горечью.

Я почувствовала, как на моей голове зашевелились волосы.

– И что она делала?

– Я не видел Виолетту. Только «бель-эйр». Я подумал, что у нее какая-та проблема с машиной… может быть, кончился бензин… но мне было наплевать. Я решил, что если она такая крутая, то пусть справляется сама. Когда я услышал, что она пропала, мне следовало сообщить об этом в полицию, но сначала я не считал это важной информацией, а потом стал бояться, что меня могут заподозрить в причастности к ее исчезновению.

– Почему?

– По понятным причинам. Я потерял из-за нее работу.

– Странно, что только вы видели ее машину.

– Да. Я подумал, что, возможно, кто-то еще ее видел, но никто в этом не признавался. Я до сих пор не могу поверить, что, кроме меня, ее никто не видел. Когда дело замяли, я решил молчать.

– И вы никому не сказали?

– Кэти. После того как мы поженились. Я считаю, что у супругов не должно быть секретов друг от друга, и мне не хотелось ничего утаивать от нее. Однажды ночью я перепил и все ей выболтал. Она не придала этому значения. Сказала, чтобы я об этом забыл, и я так и сделал. Детектив несколько раз беседовал со мной, но никогда не расспрашивал, где я видел Виолетту в последний раз, а сам я держал язык за зубами.

– А машина просто стояла там?

– Да. Ярдах в пятнадцати – двадцати от края дороги. Я ясно видел ее в свете своих фар.

– Вы уверены в том, что это была ее машина?

– Совершенно уверен. Такая машина была единственной в округе. Она водила ее с той минуты, как Фоли подарил ее ей.

– У нее не были спущены шины?

– Возможно. Я не заметил, но могли быть и спущены. Все могло быть.

– Двигатель был выключен или работал?

– Выключен, да и фары тоже. Дорога была очень неровной, и я затормозил, собираясь сделать поворот. Тогда-то я и увидел машину. Я опустил стекло и выглянул наружу, но все было тихо. Я просидел так несколько минут, потом послал все к черту и поехал обратно той же дорогой.

– Не могла ли она остановиться, чтобы выпустить погулять собаку?

– Я не видел собаку. В тот момент мне даже в голову не пришло, что тут происходит что-то ужасное. Но сейчас я в этом уверен.

14

Винстон повез меня на то место на Нью-Кат-роуд, где видел машину Виолетты. Мне хотелось осмотреть его, но я не настаивала, зная, что ему надо работать.

Он засмеялся, когда я высказала свои сомнения.

– Бросьте! Чет меня не выгонит: я тот болван, который оплачивает счета его дочери.

Он поехал по 166-му шоссе к востоку от Кромвелла и через три мили свернул направо, на Нью-Кат-роуд, которая по диагонали пересекала на юге 1-е шоссе. До сентября 1953 года, когда была достроена эта дорога, водители были вынуждены проезжать много миль в объезд, направляясь из Санта-Марии в Сайлес, Арнауд или Сирина-Стейшн. Мы миновали старый дом Тэннеров. Теперь, когда я увидела его снова, его фасад в стиле Тюдоров произвел на меня неприятное впечатление. Земля через дорогу была вспахана, и с нее был снят урожай, но тут и там виднелись саженцы вперемежку с буйно разросшимися сорняками.

Винстон въехал на подъездную аллею Тэннеров, и мы вышли из машины. Я оставила сумку в автомобиле, но взяла с собой карту.

– Где-то здесь, – сказал он, неопределенно махнув рукой. – Я помню тяжелую строительную технику – экскаватор, бульдозер – и большие насыпи земли. Дорогу в тот момент ремонтировали, и на ней стояли ярко-оранжевые колпаки и временные заграждения для запрета проезда, хотя его и так почти не было. Однако теперь трудно узнать это место.

Винстон перешел дорогу, и я последовала за ним, наблюдая за тем, как он вертел головой. Он сделал несколько шагов назад, стараясь вспомнить точнее.

– Я не ожидал, что трасса проходит так близко от усадьбы Тэннеров. Я был почти уверен в том, что она находится на некотором расстоянии в том направлении, подобно большому объезду, но, должно быть, ошибался.

– Это все равно что строящийся дом, – сказала я. – Когда вы видите только бетонные плиты, комнаты кажутся очень маленькими. Но потом возводятся стены, и все вдруг начинает казаться намного больше.

Он улыбнулся:

– Верно. Я никогда не задумывался над этим. Можно подумать, что это была совсем другая дорога.

– Может быть, вы проехали мимо Виолетты и не заметили ее? Если у нее была проблема с машиной, она могла пойти к ближайшей телефонной будке.

– О нет. Я бы заметил ее, если бы она шла по дороге. Я внимательно смотрел по сторонам, а ей бы пришлось пройти не одну милю. Странно, что до сих пор я старался не думать об этом инциденте, потому что чувствовал себя виноватым и не хотел вспоминать о нем. Мне следовало тогда остановиться и узнать, в чем дело.

– Не вините себя. Возможно, это не имеет большого значения.

– Я тоже так думаю. Она бы все равно сделала то, что собиралась, независимо от меня. Просто я жалею о том, что не повел себя как джентльмен.

– С другой стороны, вы не были ничем ей обязаны. – Я открыла карту, чтобы определить хотя бы примерное расстояние между пунктами. – Вот что меня озадачивает: автозаправочная станция около Таллиса не могла быть больше чем в трех милях от того места, где вы видели машину. Она наполнила бак в шесть тридцать вечера, так что трудно себе представить, что у нее так быстро кончился бензин.

Винстон пожал плечами.

– Она могла кого-нибудь ждать. Это очень пустынное место. Я оказался там по чистой случайности. Ехал наугад, пока не понял, что дальше дороги нет. Это буквально был конец света.

– Вы заметили другие машины?

– Нет. Помню только, что была кромешная тьма. Ночь была тихой, и я мог слышать вдалеке приглушенный звук фейерверка в Сайлесе.

– Значит, это было до половины десятого, когда салют кончился.

– Верно. Я об этом не подумал.

– Фоли клянется, что был в парке, и я полагаю, что некоторые люди готовы подтвердить это. Но что там делала Виолетта? К этому времени она должна была находиться уже на расстоянии двухсот миль от города.

По пути назад мы болтали о вещах, не связанных с этим делом. Когда мы приехали в компанию, Винстон высадил меня возле моей машины. Я вышла, но тут же сунула голову к нему в окно.

– Спасибо за ленч, – сказала я. – Я очень благодарна вам за то, что вы рассказали мне насчет машины Виолетты. Я не уверена, что это очень важно, но это свежая информация, и уже этим она полезна.

– Я рад.

– Еще один вопросик, и я отпущу вас на работу. Вы никому не рассказывали о своих отношениях с Кэти?

– Вы имеете ввиду, храним ли мы это в секрете? Никак нет.

– Я спрашиваю потому, что позднее буду разговаривать с Дейзи. Конечно, я могу держать эту информацию при себе, если хотите.

– Мне все равно. Кэти всегда разбалтывает о наших проблемах своим подругам и прислушивается к их мнению на этот счет при условии, что оно совпадает с ее собственным. Можете рассказывать кому хотите. Пусть почувствует на собственной шкуре, как это «приятно».

Покинув его, я отъехала на боковую улочку и набросала в блокнот свой разговор с Винстоном. Мне повезло, что он был сердит на свою жену. Рассказ о машине принес больше вопросов, чем ответов, но по крайней мере Винстон видел Виолетту на Нью-Кат-роуд, хотя в департаменте шерифа считали, что к тому времени она уже покинула город. Или погибла. Но если Фоли убил ее и похоронил, на чем он мог отвезти ее труп? У Салливанов была только одна машина, и если ее оставили на Нью-Кат-роуд, на чем он мог ехать туда и обратно? Парк в маленьком городке Сайлесе находился в шести милях оттуда. Предположим, что после окончания фейерверка и до приезда Фоли домой прошло три часа – столько времени ему бы потребовалось только на то, чтобы дойти пешком от парка до Нью-Кат-роуд и обратно. А что он мог сделать с машиной? Винстон предположил, что Виолетты не было в машине, потому что она кого-то ждала, а в таком случае она должна была постараться как можно скорее уехать из города, как только увидела своего мужа. По крайней мере такая возможность не исключена. Меня смущала собака. Все утверждали, что Бэби все время лаяла, тогда почему Винстон не слышал лая?

В четыре часа я стояла перед входной дверью Лайзы Клементс. Дом был простым – длинная деревянная коробка с крыльцом. В Санта-Марии было чистенько, но городок видал и лучшие времена. Деревья и кустарники слишком разрослись, поскольку никто не ограничивал их рост. В садах было темно, а окна закрывали вечнозеленые растения, возвышавшиеся над крышами. Тень создавала прохладу, обволакивающую, как дымкой, все дома в округе.

Женщина, открывшая мне дверь, выглядела моложе своих лет. На ней были теннисные туфли, мешковатые брюки и белая поварская куртка, застегивающаяся спереди. Светлые волосы до плеч расчесаны на пробор и убраны за уши. Голубые глаза, широкие прямые брови и большой рот. Белая кожа с россыпью веснушек на носу отливала кремовым оттенком. В V-образном вырезе поблескивал серебряный медальон в форме сердечка. Лицо ее не выражало никаких эмоций.

– Что вам угодно?

– Вы Лайза?

– Да.

– Я Кинси Миллхоун.

Она не сразу вспомнила, кто я такая, а затем спохватилась:

– Я забыла, что вы должны прийти. Извините. Проходите, пожалуйста.

– Я не вовремя?

– Все нормально. Извините, я не могла вчера с вами долго разговаривать, я как раз уходила из дома, когда вы позвонили.

Я вошла в гостиную, обставленную дешевой, но стильной мебелью: плетеные кресла, большие индонезийские диванные подушки в наволочках из черно-желтой набивной ткани, на полу циновка и множество растений, которые при ближайшем рассмотрении оказались искусственными.

– Нет проблем. Спасибо за то, что согласились встретиться со мной сегодня. Вы повар?

– Без специального образования. Это мое хобби уже много лет. Я пеку в основном свадебные торты, но могу испечь все, что угодно. Присаживайтесь.

Я села в одно из плетеных кресел, спинка и сиденье которых были снабжены специальными подушечками в парусиновых наволочках.

– Хозяин квартиры, которую я снимаю, был пекарем. Сейчас он на пенсии, но любит что-нибудь испечь. В вашем доме пахнет так же, как у него, – ванилью и жженым сахаром.

– Я настолько привыкла к этому запаху, что даже не замечаю его. Это, наверное, все равно что работать в пивоварне и не ощущать запаха пива. Но мой муж всегда говорил, что у нас дома пахнет именно так – ванилью и сахаром.

– Вы замужем?

– Сейчас нет. Я уже шесть лет в разводе. У него свой бизнес. Мы остались добрыми друзьями.

– У вас есть дети?

– Сын, – ответила она. – Кевин и его жена Мерси ждут своего первенца, дочку, в ближайшие десять дней, если малышка родится в срок. Они хотят назвать ее Елизаветой в мою честь, хотя раньше собирались дать ей имя Либби. – Ее пальцы коснулись серебряного медальона, словно чтобы не сглазить.

– Вы выглядите слишком молодо для бабушки.

– Спасибо, – сказала она. – Чем я могу вам помочь?

– Дейзи Салливан наняла меня в надежде найти свою мать.

– Да, я слышала. Вы уже общались с Кэти Креймер.

– Приятная женщина, – солгала я, надеясь, что Бог не вырвет мой язык.

Она улыбнулась, заправляя за ухо прядь волос.

– Желаю вам успеха! Я очень хотела бы знать, что случилось с Виолеттой. Она изменила мою жизнь.

– В самом деле? К лучшему или к худшему?

– О, конечно, к лучшему. Она оказалась первым взрослым человеком, который проявил ко мне интерес. Я выросла в Сирина-Стейшн, одном из самых дерьмовых мест на свете. Вы его видели?

– Дейзи мне его показала. Он кажется городом призраков.

– Теперь да. Раньше там жило намного больше людей, но все были такие занудные и консервативные. Виолетта была как струя свежего воздуха, простите за банальность. Она плевала на общепринятые правила и на то, что думали о ней люди. В ней жил дух свободы. По сравнению с ней все остальные казались скучными и тусклыми.

– Вы первый человек из тех, с кем я разговаривала, кто сказал о ней что-то хорошее.

– Я уже тогда была ее единственной защитницей. Сейчас я понимаю, что ей было свойственно саморазрушение. Она была импульсивной… или, лучше сказать, безрассудной. Она одновременно и привлекала, и отталкивала людей.

– Как это?

– Я думаю, что многие хотели бы делать то же самое, что и она, но не имели такой смелости.

– Она была счастлива?

– О нет. Совсем нет. Ей отчаянно хотелось другой жизни. Ей до смерти надоели бедность и побои Фоли.

– Так вы думаете, что она сбежала из города?

Она взглянула на меня, прищурившись.

– Конечно.

– Каким образом?

– Таким, каким делала и все остальное. Она знала, чего хочет, и перехитрила всех, кто стоял у нее на пути.

– Это звучит жестоко.

– Ну, это вопрос семантики. Я бы сказала «определенно», но иногда это одно и то же. Я чувствовала себя несчастной, когда она уехала, не попрощавшись. Я бы сказала ей: «Счастливого пути, и да благословит вас Бог!», но в четырнадцать лет я не могла бы произнести таких слов, хотя именно так и думала. Я очень страдала, но была рада за нее. Понимаете, что я имею в виду? Ей выпал шанс, и она воспользовалась им. Дверь распахнулась, и она выскользнула из нее. Я восхищалась ею.

– Вы, должно быть, очень по ней скучали.

– Сначала ужасно. Мы всегда болтали с ней обо всем, а тут она внезапно исчезла. Я была просто убита.

– И что вы сделали?

– Что я могла сделать? Училась жить без нее.

– Она никогда не давала о себе знать?

– Нет, хотя тогда я была уверена, что даст. Пусть бы это была одна-единственная открытка с одной строчкой или вообще без текста. Даже почтовой марки было бы достаточно. Все, что угодно, но я бы знала, где она. Я воображала ее на Гаити или в Вермонте – в каком-нибудь месте, совершенно не похожем на это. Я много месяцев ежедневно заглядывала в почтовый ящик, но полагаю, она не могла рисковать.

– Не понимаю, какой здесь риск?

– Вы ошибаетесь. Соня – женщина, работавшая на почте, – заметила бы ее послание при разборе корреспонденции. Я бы не сказала ни единой душе, но пошли бы слухи. Соня была сплетницей, и Виолетта это знала.

– Вы последняя имели с ней более или менее длительный контакт.

– Да, и я много думала о том вечере. Он не выходит у меня из головы. Это все равно как мелодия какой-нибудь песни, которая звучит в вашем мозгу, что бы вы ни делали. Даже теперь, хотя прошло столько лет. Образ Виолетты тускнеет. Но знаете что? Стоит мне почувствовать запах фиалкового одеколона – бац! – и она снова возникает передо мной. И тогда я не могу сдержать слез.

– Вам когда-нибудь приходило в голову, что с ней могло что-то случиться?

– Вы имеете в виду преступление? Люди говорили об этом, но я никогда в это не верила.

– Почему? Вы же видели, как Фоли ее бил. Вы не думали, что она могла попасть в беду?

Она покачала головой.

– Я считала, что произошло нечто другое. Я пришла в тот день раньше назначенного времени и увидела на стуле коричневые бумажные пакеты. Оттуда виднелись ее любимые вещи, и я спросила, что она собирается с ними делать. Она сказала, что разбирала свой шкаф и кое-какую одежду хочет отдать в благотворительную организацию. Тогда это показалось мне глупостью. Позднее – после того как она исчезла – до меня дошло, что она приготовила вещи не для этого.

– Чтобы уехать? Куда?

– Не знаю. Может быть, к другу или к подруге. Наверное, было такое место.

Я заморгала.

– Она говорила что-нибудь об этом?

– Ни слова. Фоли не было дома – не знаю, где он был, – и я пришла, чтобы посидеть с Дейзи. Она сменила тему, так что я не стала больше задавать вопросов.

– Странно, но я впервые об этом слышу. Я прочла все статьи о Виолетте, но нигде не упоминалось ни о каких пакетах с одеждой.

– Ничего удивительного. Я попыталась рассказать об этом помощникам шерифа, но они вели себя так, словно ничего не хотели слышать. К тому времени они были заняты тем, что расспрашивали Фоли о том, где он был в тот субботний вечер. Я не настаивала, чтобы они меня выслушали: я считала, что поскольку Виолетта ничего мне не сказала, значит, не хотела, чтобы кто-нибудь знал.

– И вы так ничего им и не сказали?

– Нет. Я боялась, что если они подумают, что она уехала из города, то перекроют дороги или что-нибудь в этом роде.

– Зачем? Она была взрослым человеком. Если она решила уехать по доброй воле, они не имели права вмешиваться. В обязанности полиции не входит охотиться за сбежавшими женами или мужьями. – Я старалась, чтобы мои слова не звучали так, будто я ее обвиняю. Ведь ей было тогда четырнадцать лет, а подростки оценивают события совсем не так, как взрослые.

– О да, то, что вы говорите, разумно, но в то время я этого не понимала. Фоли тогда совсем потерял голову, и я боялась, что он бросится за ней вдогонку.

– Но к тому времени она могла уже быть в Канаде.

– Конечно. Я считала, что чем дальше она уедет, тем в большей безопасности будет.

Мысленно я закатила глаза.

– Вас не беспокоило, что ваше молчание поставило Фоли в трудное положение?

– Он оказался в нем по собственной вине. Я тут ни при чем.

– Он всегда утверждал, что его жена сбежала. Вы могли бы подтвердить его точку зрения.

– Почему я должна была ему помогать? Он много лет колотил ее, и никто не вмешивался. Наконец она убежала от него, и тем лучше для нее. Что касается меня, то он мог гореть ярким пламенем – я бы и пальцем не пошевелила.

– Меня удивляет, что вы рассказали это мне, хотя никогда не упоминали об этом раньше. Репортеры наверняка вас расспрашивали.

– У меня не было никаких обязательств перед ними. Во-первых, я не люблю журналистов. Как они себя называют?.. «Репортеры расследований». Во-вторых, они были грубы и почти всегда обращались со мной так, будто я являюсь соучастницей преступления. Все, что их интересовало, – это продать побольше газет и сделать себе рекламу.