Текст книги "Сын лейтенанта Шмидта"

Автор книги: Святослав Сахарнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Глава тридцать четвертая
ОСТОРОЖНО, ТУТ ПОЛНО ЗМЕЙ!

Желтый автобус оторвался от спущенного на землю самолетного трапа, описал по летному полю петлю и подкатил к дверям аэровокзала северной столицы. Что-то кольнуло Николая: в толпе замерших в приветственном экстазе встречающих не было рыжей шевелюры и матросской рубахи Кочегарова. Председатель, не останавливаясь, прошел стеклянные двери, миновал зал ожидания, заполненный томящимися в креслах неудачниками с задержанных рейсов, вышел на площадь, не торгуясь, взял такси и, бросив водителю: «Парк растениеводства», откинулся на сиденье.

В городе умирало лето. В небе плыли надувные резиновые облака. Зеленую крону деревьев уже пробили желтые осенние пряди. Навстречу несся поток автомобилей, мчались, качаясь на асфальтовых волнах и роняя верткие гаснущие искры, троллейбусы.

Начался город. Поднялись в полный рост и унеслись прочь дома той вычурной архитектуры, которую презрительно называют «сталинской», но в которые охотно, путем хитроумных обменных комбинаций, вселяются и демократы, и монархисты.

Под колесами взгорбился, подбросил машину, оборвался мост через канал, промелькнули зеркальные двери театра. К стеклу с обратной стороны было приклеено написанное от руки объявление: «Идиот на малой сцене». Пересекли широкий главный проспект, зеленью брызнули деревья исторического сада. Великий баснописец, окруженный бронзовыми козлами и виноградом, безразлично посмотрел вслед такси. Засеребрилась, вздыбилась, ухнула под мост река. Снова потек проспект. Около агентства «Аэрофлота» грузили в автобус чемоданы и сумки феминистки. Над их баулами реяли плакатики «Балалайку в симфонический оркестр».

«Не иначе как, борясь с изнасилованием, они все же побывали у музыкантов», – решил председатель.

Над крышей такси прогрохотала идущая в город электричка, поднялись знакомые вязы и сосны. Сейчас будет дом…

Машина вылетела на последний поворот и с размаху остановилась. Улица была перегорожена полосатыми красно-белыми барьерами, стеной стояла милиция, оттесненная ею толпа кольцом окружала пустой с черными окнами козьмапрутковский дом.

– Все, шеф… Дальше ходу нет. Рассчитывайся… Что они тут делают? Только без сдачи, – скороговоркой проговорил водитель.

Бросив ему зеленую бумажку, недоумевающий Николай выбрался из машины и, холодея от дурного предчувствия, подошел к милиционеру.

– Отчего тут народ, что происходит? – спросил он.

– Что надо, то и происходит, – ответил остроумный милиционер и поиграл резиновой дубинкой. – Не напирайте, не напирайте, гражданин. Прохода нет.

– Но мне надо в этот дом. Я в нем живу.

– Никто в нем не живет.

– Как не живет? – Резиновые облака в небе над головой председателя тревожно задрожали. – Я в нем начальник. Там мои жильцы, мои вещи… Что делают с моим домом?

Подошел майор и, выслушав сбивчивые объяснения Николая, поморщился:

– Если вы из этого дома, то должны знать… Отойдите, отойдите, не мешайте людям работать.

– Взрывать его будут сейчас, миленького, – пропела, вывернувшись откуда-то сбоку, остроносая мышиная старушка в зимней кофте. – Сказали, будут в двенадцать, я пришла, уже половина первого – и не взрывают.

– Как взрывать? – ахнул Николай. – Постойте, постойте, господа. Что все это значит? Его нельзя взрывать. Он – памятник истории!

– Еще раз прошу, не напирайте, – на этот раз уже совсем сурово крикнул милиционер. – Не для вас оцепление, что ли?

– Дом, видите ли, им мешал. Как очередь очередников двигать, у них домов нет, а как взрывать, есть, – пела старушка. – Дом какой отличный. Сорок тысяч коммуналок в городе, а они взрывать. Коттеджи себе строят, квартиры на двух уровнях. Проспект, говорят, тут будут вести. Будто от парка кусок нельзя было отрезать. Я сама в коммуналке живу. В блокаду ремни ела.

– Как проспект? Что за проспект? – Николая трясло.

– Все тайком делают, – объяснил какой-то работяга. – Ни в газетах, ни по телевизору не сказали. Врут – и не краснеют. Кто-то пальцем ткнул, и хана твоему дому. Говорят, царь так Николаевскую дорогу провел: в одном месте карандаш ноготь задел, до сих пор там изгиб… Вон уже красные флажки подняли. Комиссия, видал, стоит. Мэрия привалила. Иностранцы, опыт перенимать. Шороху на всю Европу! Сейчас крутанут машинку.

Кто-то невидимый, действительно, крутанул машинку. Величественный, каким он казался еще недавно, дом обреченно вздрогнул, разом осел всеми этажами, фонтанчиками брызнула вверх рыжая кирпичная пыль, потекли стены, с хрустом расселись лишенные стекол окна, вывалились и рухнули бесполезные теперь двери. Село и замерло гигантской дымящейся кучей мусора то, что только что было зданием, жилищем, надеждой и гнездом.

– Старый кирпич – он крепкий, да против тола все равно не устоит, – рассудительно произнес работяга. – Дали бы мне в этом доме квартиру, нет – лучше все пылью пустить… При большевиках было и теперь. Так у нас всегда.

Толпа стала расходиться. Скрежеща и стреляя, откуда-то сбоку выползли спрятанные до поры четыре бульдозера и с четырех сторон принялись двигать кирпичную гору.

Милиционерские цепи поредели. Ошеломленный увиденным, Николай приблизился к руине и вдруг в кучке добротно одетых людей, к которым обращались за всеми указаниями и милиционеры, и прорабы, узнал и персикового начальника из мэрии, и его секретаршу в белых очках, и Костю Кныша в малиновом. Рядом с ними восьмерками двигалось в нетерпении взад-вперед электрическое кресло и стояли директор «Атланта» в зеленом френче, усатый охранник и Вергилий.

«Ждут, когда обнажится стена подвала. Разворотят стены, и вот она – капсула. Точного места не знают. Оттого и рванули».

Пропажа бумаг в архиве, визит атлантов в Заозерск, таинственный незнакомец на чердаке, наконец, этот взрыв… – все, с чем пришлось столкнуться в последние месяцы Николаю, неожиданно выстроилось в единую ясную цепь. Сейчас клад Карла Фаберже будет извлечен и в бронированном лимузине под охраной частных сыщиков доставлен в банк, чтобы затем осыпать дождем зеленых купюр и хрустящих чеков тех, кто сейчас напряженно наблюдает за ползающими по груде кирпичей бульдозерами.

Время шло. Народ, не подозревающий о величии момента, разошелся. У рухнувшего дома осталась только комиссия и рабочие. Взвод милиционеров перестал обращать внимание на зевак. Надвинулись тучи, потянуло холодом, подкатил автобус. Из него с понятной только для Николая мрачной суровостью выпрыгнули одетые в униформу и кроссовки с красными ромбами частные охранники. Четверка стальных жуков фронтом, дробя гусеницами кирпичи, пошла в последнее наступление. Обнажились стены подвала.

Неожиданно кто-то крикнул:

– Осторожнее! Тут полно змей!

– Откуда змеи?

Прыгая как обезьяны, охранники стали расшвыривать и убивать стремительно убегающих аспидов.

Но то, что требовало окончательного разрушения здания, было сильнее удивления или страха. Косые ножи бульдозеров слой за слоем продолжали снимать каменную крошку. Комиссия заволновалась и подалась вперед. Вот– вот откроется тайник. Николай дрожащими руками вытащил из кармана чертеж. Да, эта та самая стена… Еще один заход, и машина пройдет по отмеченному крестиком месту. Вот она пошла. Стена качнулась, от нее отвалился кусок. Открылась ниша. В ней что-то чернело.

На бульдозериста закричали. Машина стала. Рабочие руками стали разбирать завал. Открылся почерневший от сырости и времени деревянный ящик.

В нем!.. Вот она, та ужасная минута, когда клад, за которым так упорно гонялся председатель, уплывет в чужие руки. Ящик вынимают и ставят на землю. Комиссия сбивается вокруг него. Электрическая коляска врезается в толпу. Сбивают замочек. Откидывается крышка. Вздох, восторженные возгласы. Не в силах больше стоять на месте, Николай отодвинул плечом милиционера и сделал шаг вперед. Милиционер, сам крайне заинтересованный, взял его за руку, но не потянул назад, а тоже шагнул вперед. Продолжая держаться за руки, они вклинились в кольцо, которое образовали вокруг ящика члены комиссии. На лицах собравшихся засверкали вспышки – набежавшие фотографы, поднимая над головами аппараты и стреляя ими, лезли вперед. Вот из ящика извлечена слегка потемневшая от времени бронзовая капсула, вот кто-то из комиссии протянул руку, намереваясь отвинтить крышку. Персиковый чиновник успел выкрикнуть:

– Мсье Парасоль, остановите их!

Директор «Атланта» запрещающе поднял ладонь, но было уже поздно. Крышку капсулы сорвали, все головы разом наклонились над кубком. Оттесненное толпой механическое кресло взмыло в воздух и повисло над толпой. Однако дальше ничего из того, что ожидал Николай, не произошло: воцарилась тоскливая тишина.

– Там что-то не так, – сказал Николаю милиционер и отпустил его руку. – Напрасно нас дергали.

Растерянные члены комиссии беспомощно переглядывались. Никто не мог произнести ни слова. Под ногами остолбеневших людей деловито ползали уцелевшие крандылевские змеи. Парившее в воздухе кресло, издав низкий собачий вой, рухнуло на землю.

Николай спрыгнул с камня, на котором стоял, и, оттеснив потерявший дар речи зеленый френч, заглянул в капсулу. Она была пуста.

И тогда он с ошеломляющей ясностью вспомнил раннее утро в Мадрасе, старуху, лежащую в кресле, белый широкий подоконник и смуглую мальчишескую руку, тянущую к себе точно такую же капсулу.

Комиссия о чем-то начала шептаться. На щеках чиновника из мэрии персики сменились злой синевой, директор «Атланта» громко и отчетливо выругался по-русски.

Николай вздрогнул, нахмурится и, наконец, рассмеялся. Он смеялся тихим смехом человека, познавшего истину. На него стали оглядываться. Кто-то взял его под руку. Это был Малоземельский.

– Как Индия? – спросил он. – Вы даже не загорели. Было много дел? Признаюсь, я не удивился, увидев вас здесь. Ведь я догадывался – есть причина, которая держит вас в доме… Вы носите маску. Осторожнее, когда будете ее снимать, на лице могут остаться шрамы.

– Где теперь прутковцы?

– Нас переселили. Распоряжение мэрии – в двадцать четыре часа. Прекрасные квартиры в центре города, дом после капитального ремонта, под окном река, закованная в гранит. Приходите, посмотрите. Это полезно – текучая вода не позволяет забыть, что все на свете преходяще.

– Так все и переехали? – машинально спросил Николай.

– Почти все. Паскин женился на третьей. Вторая за бугром – уехала в Мюнхен, забрала даже мойку. Из Заозерска сообщили – умерла Крандылевская, залечил муж. После ее смерти по всему городу пошли гигантские тараканы. Вяземский завязал с авангардом, подался в маньеристы, но двери обивает до сих пор. Видите, сколько новостей… У вас вид человека, который только что избежал большой беды. В чем дело?

Николай усмехнулся:

– Вы правы, беда могла быть огромной – я мог разбогатеть. Но все обошлось. Было действительно опасно. Меня ожидала участь Шпенглера… Да-с, управдом из меня не получился. Чужая мечта, но и с ней пришлось расстаться. Между прочим, знаете, какая профессия самая безопасная? Я выяснил – погонщик слонов. Один мой знакомый индиец уверяет, что главное – не оскорблять животное.

Позади собеседников скрипнули тормоза. Николай и критик обернулись. На помятых крыльях подъехавшего черного лимузина лежала аспидная пыль дальних дорог. Передняя дверца ее со скрипом отворилась, и проеме показалось освещенное несмелой улыбкой лицо Ковальского.

– Самоход подан, пан Николай, – крикнул водитель лимузина. – Пршепрашем. Поихали до дому. Але я не бачу его, вашего дому…

– Вот вы и вернулись, Казимир, – невесело ответил председатель товарищества. – Ничем хорошим не могу вас обрадовать. Дома нет. Видите груду кирпичей? Все преходяще. Но как замечательно, что вы здесь. Потянуло обратно? Тоска по родине и друзьям? Вы – молодец. А то моя вера в человечество совсем было рухнула. Сейчас поедем. Мы с господином критиком окинем еще раз взором руину, в которую злые люди превратили наш храм, и поедем. Дорога от храма… Забросить вас по пути? – вопрос адресовался Малоземельному.

– Буду благодарен, если подвезете. Заодно посмотрите, куда нас переселили. Увидите кого-нибудь из знакомых, Паскину не подавайте руки – это с ним мэрия и «Атлант» провернули разрешение на взрыв.

Глава тридцать пятая
ПУСТЬ ЗАХВАТЯТ С СОБОЙ АКВАЛАНГИ

Когда прибывший своим ходом с берегов Вислы черный лимузин, обогнув зеленые деревья и стеклянные оранжереи Ботанического сада, выкатил на площадь, над которой навис бетонный носик причудливого здания, критик сказал:

– А ведь за то время, что мы с вами не виделись, Шмидт, вы сильно изменились. Вас словно подменили… Можете полюбоваться – Деловой центр, закат НЭПа и начало первых строек пятилетки. Прошу любить и жаловать.

– Знаю, – согласился Николай. – Казимир, будьте любезны, притормозите. Идемте, мой друг, я сейчас покажу вам шикарные апартаменты, логово тех людей, которые только что уничтожили дом, под крышей которого мы так уютно с вами жили. Казимир, подождите нас, мы быстро.

Отметив, что доска «Атланта» на месте, председатель правления провел Малоземельского к лифту.

Тонкий звоночек оповестил их, что лифт прибыл на четвертый этаж. Пройдя по коридору и памятуя рассказ Кочегарова, бывший председатель правления легко нашел нужную дверь, распахнул ее и, удивленный, замер. Зал был пуст. В углах на месте сорванных экранов и ламп стыли обрывки проводов. Обрубленные кабели крючковатыми пальцами торчали из стен. На том месте, где раньше стоял подиум, сиротливо голубело пыльное пятно. Двери в смежные комнаты были раскрыты, ветер, который врывался в распахнутые окна, шевелил клочки брошенных впопыхах входящих и исходящих. Их сгребала веником и складывала в мешок старуха уборщица.

– Майн готт, что случилось? – спросил председатель, приближаясь к ней. – Срочный переезд в новое помещение? Эти апартаменты разбогатевшим хозяевам уже показались нищими?

– Какое там, – уборщица прервала работу, поправила сбившуюся на глаза седую прядь и повела рукой, словно приглашая удивиться вместе с ней. – Лопнули. Как есть, милые, лопнули. Разбежались болезные. Акционеры их до сих пор ходют, деньги свои ищут. Да разве их найдешь! Говорят, у какого-то Китежа… У него деньги. А где он, этот Китеж? Лови его.

Председатель правления кивнул:

– Посылай, бабка, всех, кто ищет деньги, в Заволжье, на Керженец. Только пусть захватят с собой акваланги… Да-а, визит не удался. А я думал сделать вам сюрприз. Здесь ведь последнее время работал ваш брат. Ах, вы об этом знали! Ну нет так нет. Не будем отвлекать труженицу метлы от ее эпохального дела. Нанятый хозяином человек порой сам не знает, мусор какого грандиозного мошенничества он выгребает.

Когда сын лейтенанта и его спутник выходили из центра, работяга в синей спецовке, приставив стремянку, снимал со стены доску «Атланта». На асфальте около лестницы стояла наготове доска какого-то таинственного «Кекропа». Деловой центр продолжал плодить мифы.

Глава тридцать шестая
КАМНИ И ПРЕЗИДЕНТЫ

Бензиновый туман, перемешанный с пылью, рыжей тучей качался над городом. С бутылочным звоном катились трамваи. Ветер, с мелководного, помнящего галеры Петра, залива приносил запах водорослей.

Около дома на набережной рядом с двумя устало прилегшими на гранит сфинксами стояли Гоголь и Достоевский. Корифеи внимательно разглядывали припаркованную у подъезда черную автоколымагу.

– Вишь ты, какое колесо, – сказал автор «Шинели». – Как думаешь, Достоевский, доедет это колесо в Псков?

Его собеседник подергал жидкую бороденку, поскреб щеку и, подумав, ответил утвердительно:

– Доедет.

– А в Москву, я думаю, не доедет?

– В Москву не доедет.

Неизвестно, что бы еще предсказали черному лимузину столпы отечественной литературы, но дверь дома распахнулась и на пороге показался Николай в сопровождении водителя. В руке у Казимира Ковальского был видавший виды милицейский чемоданчик шефа. Подойдя к автомобилю, водитель бросил чемодан на заднее сиденье и, распахнув перед председателем лопнувшего товарищества дверцу, пригласил:

– Сидайте, будь ласка! Куда едем?

Бывший глава галеасцев задумчиво посмотрел на реку и отчаявшихся разгадать людские загадки сфинксов.

– Жаль, ах как жаль, Казимир, – ответил он. – Зачем капризная фортуна отвернулась от нас? Снова дальняя дорога, казенные дома и большие неприятности. Развилки шоссе, и на каждой ритуальный камень ГАИ с тремя надписями… Вы вернетесь в Арбатов. Вас там встретят Федор и его предприимчивая супруга. Поиски кладов кончились. Не стану же я искать золото партии. Кстати, вы знаете, где оно зарыто? В Непале, в храме под двойной статуей «Сакья Муни беседует со Львом Толстым о смысле жизни»… Вы станете заниматься частным извозом. А я поеду домой. Есть такой милый степной городок Посошанск. Не очень далеко от Арбатова. Добродушный гостеприимный народ. Всего две асфальтированные улицы. Вернусь в школу, стану снова преподавать астрономию. Знаете ли вы самую красивую звезду на небе? Ее называют Альфа Девы-Спика. Как она светит одинокому путнику! Да, в мире есть достаточно вещей, которые радуют без денег. Включайте мотор. Мы с вами виноваты, что родились в такое время, когда в мире все, включая президентов, ищут приключений и рушат судьбы, дома и страны.