Текст книги "В ловушке гарпий"

Автор книги: Святослав Славчев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Поколебавшись, я неожиданно спрашиваю у нее:

– Госпожа Виттинг, еще один вопрос. Какую ошибку допустил в своих опытах доктор Манолов?

Она провожает меня до двери, подает на прощание руку и улыбается:

– Доктор Манолов никогда не допускал ошибок!

Виттинг собирается еще что-то добавить, но в это время раздается мелодичный звук электрического звонка.

– Минуточку, – обращается она ко мне и открывает дверь.

На ступеньках стоит ее помощник, оберкуратор Макс. Он не менее удивлен, чем я. Секунду-две мы молчим, потом он здоровается.

– Входите, Макс! – приглашает его Виттинг. – Я вас заждалась!

Я сразу же прощаюсь и ухожу. Неожиданно у меня возникает нелепая мысль: может, нужно было спросить у Макса, в чем ошибся Манолов? Или у Виттинг – что ее связывает с Хельгой Линдгрен?

Я отгоняю эту мысль и, спускаясь по средневековым ступенькам, решаю, что неплохо бы взглянуть, как выглядит дом Ленарта в вечернее время. И повторить проверку с помощью моего прибора. Отсутствие или изменение в показаниях подтвердили бы, что днем там кто-то скрывался.

Я делаю для себя вывод, что вечерний Кронсхавен интересен лишь в центре и в районе порта. Старинные улицы, по которым я шагаю, абсолютно пустынны. Многие дома кажутся покинутыми жителями, играют как бы роль декораций и памятников старины. В бледном свете фонарей выплывают кованые гербы и цеховые эмблемы на оградах, служившие когда-то символами благополучия и всеобщего уважения. Сплетенные обручи – у дома бондаря, три бронзовых шара – над дверью аптекаря, ножницы – на калитке портного. Во всем царит порядок. Люди здесь рождались, росли, наслаждались и страдали, а в воскресные дни после обязательного посещения церкви собирались на площади. Там было интереснее всего. На телегах привозили в клетках осужденных. Их причащали, палач, прося прощения, целовал им руку, а затем взмахивал топором…

Странный мир. Мир теней, непонятных нам, потому что мыслили они иначе, чем мы. Как будут мыслить другие поколения через каких-нибудь лет триста. И никому в голову не придет, что когда-то по этим ступенькам, гонимый тревогой, спускался однажды вечером, никому не известный в этом городе следователь из далекой страны, вынужденный обдумывать каждое свое слово, и каждый свой шаг.

Дорога до улицы Виллемстад заняла у меня пятьдесят минут. Я уже научился ориентироваться в этом городе, расположенном вокруг холма и гавани. В доме № 26 зажегся свет, лишь в окнах правой стороны третьего этажа темно. На площади изредка раздаются шаги запоздалых прохожих, неоновые лампы заливают ветви кленов синюшным марсианским сиянием.

Я останавливаюсь у низких каменных перил ограды, окружающей парк, напрасно вглядываясь в темные окна квартиры Ленарта. Наверное, часть их выходит во внутренний двор, но если попытаться проникнуть туда, это может привлечь внимание. Придется довольствоваться одной—двумя беседами с жильцами дома.

Сделать это, однако, не так-то просто. Входная дверь заперта. Я наугад нажимаю кнопки звонков нескольких квартир, пока кто-то злым голосом не отвечает мне, что с бродягами-иностранцами он не желает иметь никакого дела. Замок на двери простой, его не составило бы труда открыть, но не хотелось бы подтверждать только что услышанное о себе мнение. Да и не нужно, потому что к дому подходит супружеская пара, возвращающаяся, по-видимому, после вечерних покупок, потому что глава семьи тащит за собой тяжелую хозяйственную сумку на колесиках.

Подхожу к ним и объясняю, что я, мол, коллега доктора Ленарта, только сегодня приехал из-за границы, мне срочно нужно поговорить с ним.

Я произвожу на них благоприятное впечатление, ибо супруг, хотя и лаконично, но все же отвечает мне. Да, доктор Ленарт живет здесь. Ему можно позвонить снизу. Никто не отвечает? Быть может, он задержался в клинике.

– Может, он уехал? Жаль, если мне не удастся встретиться с ним. Хотелось посоветоваться с ним по поводу одного интересного случая, который…

Супруг становится более разговорчивым, но все же занимает у двери такую позицию, чтобы я не смог войти в дом. Действительно, вот уже несколько дней они не встречали доктора Ленарта. Но это ни о чем не говорит, потому что они вообще редко видят его.

Супружеская пара вежливо прощается со мной, входит в дом и захлопывает дверь у меня перед носом. В душе вскипает возмущение местной подозрительностью, превратившейся, насколько я могу судить, в манию.

Уже девять часов вечера, и площадь быстро пустеет. Мои представления жителя юга о вечерней жизни портового города приходят в противоречие с действительностью. На стоянке дремлют оставленные авто, в iокнах отсвечивают голубыми огоньками экраны телевизоров, со стороны парка разносится горьковатый запах влажной травы.

Нужно возвращаться, делать здесь мне больше нечего. Я жду телекса, который, должно быть, уже получен администратором.

Я иду вдоль низких перил ограждения парка, бросив прощальный взгляд на темные окна третьего этажа. А что если вдруг в них блеснет огонек?

Вдруг неожиданно до моего слуха доносится тихий, сдавленный крик:

– …Помогите!

Он доносится откуда-то из парка. Я останавливаюсь и весь обращаюсь в слух. Да, вот опять:

– Помогите!.. Помогите!..

Не теряя времени, а перепрыгиваю через перила и бегу по мокрой траве в том направлении, откуда донесся крик.

И, оказавшись на одной из пустынных аллей, в десяти метрах от себя замечаю двух парней, волочащих за собой отчаянно сопротивляющуюся девушку. Один из них зажимает ладонью ей рот, а другой – выкручивает руки.

По тому, как ловко они действуют, в их безошибочно можно угадать профессионалов.

Это проносится у меня в сознании за долю секунды до того, как я устремляюсь к ним.

Заслышав мои шаги, хулиганы поворачиваются ко мне. Я выбираю более рослого, делая рывок в его сторону. В призрачном свете фонаря успеваю разглядеть выдающуюся вперед квадратную челюсть и маленькие наглые глазки под коротким ежиком волос. Провинциальный супермен. Он – посильнее своего дружка, который, заломив девушке руки, прячется за ней, как за щитом.

Делаю ложный выпад вправо, и супермен получает свое. Однако удар я наношу не совсем точно, потому что он, качнувшись, медленно опускается на колени, но не падает. Этого тоже достаточно, потому что сейчас…

Неожиданно я получаю удар в солнечное сплетение. У меня перехватывает дыхание. Мне просто нечем дышать от дикой боли, парализовавшей все тело…

Кто-то опять замахивается.

Меня бьет девушка! Второй тип обходит меня сзади.

Это ловушка!

Слева я замечаю скамейку, нужно укрыться за ней, укрыться во что бы то ни стало… Делаю отчаянный прыжок, но у меня вновь перехватывает дыхание… Я уже за скамейкой, и получаю секундную передышку. В глазах двоится. Только бы удержаться на ногах…

Теперь все трое окружают меня. У “супермена” появляется в руках нож.

Меня охватывает дикая, неудержимая ярость. Не думая ни о чем, собрав последние силы, я отчаянно толкаю ногой скамейку. Она переворачивается, вслед за ней, вскрикнув падает “супермен”.

Я оказываюсь над ним, но девушка и второй хулиган впиваются в меня мертвой хваткой. Бьют, пытаясь свалить с ног. Мой локоть утопает в чьем-то животе. Если не удержусь на ногах – тогда конец…

Вдруг до меня доносится чей-то крик. Кто-то спешит ко мне на помощь!

Двое нападавших отпускают меня и спасаются бегством… “Супермен”, прихрамывая, трусит к кустам и тоже исчезает из виду. Я не в состоянии преследовать их, ноги у меня подгибаются…

На аллее появляется высокий крепкий мужчина приближается ккустам, оглядывается, потом идет ко мне. В руке у него зажат обрезок толстой металлической трубы.

Пронесло. Помощь подоспела вовремя!.. Я сажусь на перевернутую скамейку и стараюсь отдышаться. Провожу по лицу рукой и чувствую на пальцах что-то липкое. Кровь… В синюшном свете фонаря она кажется темно-коричневой. Не знаю, чья она, не исключено, что моя собственная.

Мужчина внимательно осматривает меня.

– Как вы себя чувствуете? Не ранены?

У него крупное мясистое лицо, широкие скулы. Он достает из кармана носовой платок, протягивает мне. За ухом у меня рваная рана. Судя по всему – не серьезная, потому что кровь больше не течет.

– В двух шагах отсюда есть вода, – говорит мужчина. – Хотите умыться?

Я поднимаюсь и медленно бреду за ним. Благодарю за помощь, в ответ он только машет рукой. Потом интересуется, как я здесь оказался. Отвечаю, что услышал крики о помощи. Он замечает, что это полная глупость с моей стороны, что я попался на примитивную уловку. За каких-нибудь сто крон здесь так отделают, что потом никакой доктор не поможет.

Его лицо кажется мне знакомым, где-то я его уже видел. Я умываюсь, подставив ладони под струи фонтанчика, украшенного фигурами бронзовых тритонов, и постепенно начинаю приходить в себя. Холодная вода здорово освежает. Растираю лицо, стараюсь глубже дышать. Спасся. Бедный Дон Кихот, в очередной раз он получил по шее. Но в глубине души я даже немного злорадствую – “супермену” все же придется какое-то время попользоваться костылями! Номер со скамейкой не прошел для него даром.

А вот этого широкоскулого я положительно где-то уже встречал. Напрягаю память, но из этого ничего не выходит. И вдруг в сознании всплывает автомобиль на стоянке у супермаркета в Юргордене. Опущенное стекло окна и вызывающе выставленный в него локоть!

Я отнимаю от лица мокрый платок и бросаю на него взгляд.

Ошибки быть не может, это он. Человек, следующий за мной тенью, готовый в любой момент, получив приказ, нажать на курок.

Даже в столь плачевном состоянии меня распирает смех. Жуткий нервный смех – реакция на пережитую опасность.

Я буквально трясусь в беззвучном смехе, а мой спаситель изумленно таращится на меня. Передо мной наемник, который не убил, а спас меня! Просто он еще не получил приказа, и если кто-то другой отправит меня на тот свет, он не получит обещанной суммы!

Я не могу отказать себе в удовольствии рассмотреть своего ангела-спасителя. Да и у него есть редкая возможность увидеть меня вблизи, а не в оптический прицел.

Передо мной профессионал. Мощная фигура, лицо баварского крестьянина с тяжелым взглядом серых глаз. Наверное, прежде служил во флоте – на кисти правой руки, сжимающей обрезок трубы, красуется татуировка. Медведь, не очень умный, но сильный медведь – вот кто он! Все же ему хватило ума вовремя прийти мне на выручку. Меня так и подмывает спросить его, не встречались ли мы где-нибудь раньше. Например, в Юргордене.

Как бы там ни было, в данный момент он мой спаситель. Я вновь благодарю его, и мы направляемся по аллее к выходу из парка. Молчание представляется мне неудобным, но о чем говорить? Не рассказывать же ему, что здесь я в командировке (он ведь знает это), что живу в пансионе ЮНИЭЛ (не скажу ему ничего нового!) Чтобы не молчать, я все же сообщаю ему эти факты, а он притворяется, что ему страшно любопытно все это слышать от меня. В свою очередь, я любезно интересуюсь личностью своего спасителя.

Оказывается, он действительно бывший моряк. Живет в другом городе, а в Кронсхавене находится по службе (это-то мне хорошо известно!), причем старательно избегает рассказывать о характере своей работы. В целом, мы остаемся довольны друг другом.

На площади мы прощаемся. Я направляюсь к пансиону, а он исчезает в одной из улиц. Если немного подождать, то наверняка можно будет обнаружить его автомобиль, прячущийся в тени домов. Но делать мне это незачем. Нужно возвращаться и справиться насчет телекса. Шепотом проклиная негодницу, угодившую доктем прямо в солнечное сплетение, и стараясь ровно дышать, я кратчайшей дорогой отправляюсь к пансиону.

ТОРГОВЫЙ АГЕНТ ПЕТЕР ВАН ГРООТ

Я иду лесом. Он особый, как в снах моего детства. Тропинка вьется между старых деревьев. Она то взбирается вверх, то спускается вниз, а с ветвей свисают кружева исландского лишайника, время от времени касающиеся моего лица. Я иду по тропинке в полной тишине. Потом начинает накрапывать дождик, но меня от него спасает густая листва деревьев.

Мне не до дождя. Я должен разыскать кого-то, кто – я твердо знаю это – мне очень нужен. Но вот беда, я позабыл, кто он. Я пускаюсь бежать. Ветви хлещут меня, но я не обращаю на это внимания.

Неожиданно лес кончается. Я оказываюсь на поляне. За ней пологий песочный склон ведет к озеру – серому и мрачному, похожему на дождевую тучу. По его свинцовой поверхности плавают, лопаясь, мириады пузырьков, отчего оно кажется живым.

По берегу идет человек

Я не могу рассмотреть его лица, вижу лишь его удаляющуюся фигуру, но знаю, что это Женя. Именно его я и должен был разыскать. Он все такой же – сухощавый, задумчивый, вечно куда-то спешащий.

Женя? Но он же умер. И потому-то я приехал в эту страну.

Дождь усиливается. Капли шумно барабанят по воде, силуэт мужчины растворяется…

Нет, это просто дождь барабанит по подоконнику, и я понимаю, что проснулся.

Я лежу и слушаю шум дождя. Незаметно похолодало, погода испортилась. По невидимым водосточным трубам несутся журчащие потоки дождевой воды. Остатки сна покидают мое сознание.

Мне снился Женя таким, каким он был в молодости, и от этого камень на душе становится еще тяжелее. Не знаю, чем вызван этот сон, воспоминаниями ли о поездках в студенческие годы в Рильские горы или еще чем-то. И я вновь с горечью осознаю, что его нет в живых. Когда-нибудь настанет и мой черед, и всех, кто его помнил, но никто и никогда больше не встретит его.

Вот так. Вечный страх разума перед смертью.

Я стараюсь отогнать мрачные мысли. Раз не удастся вновь заснуть, лучше уж думать о вещах более разумных. К чему бояться смерти? Ведь сама она есть главное условие жизни.

За окном изредка проносятся одинокие машины. Свет их фар преломляется в оконном стекле и на мгновенье выхватывает из темноты углы и стены моей комнаты. Слышится характерный шелест шин по мокрому асфальту.

Лучше подумать о делах.

В чем ошибся Женя? Почему “ошибочно выданы” его подопытные животные? Какой смысл имеет в его записи слово “четыре”? Понять это – самое важное.

Разве зверьки не должны были остаться в живых? Это мысль. Хелен Траугот подсказала, что дозы облучения были чересчур велики. И все же они выжили. Все отражено в протоколах, ничто не осталось скрытым… Нет, так дело не пойдет!

Я чувствую себя путником, попавшим в лабиринт. Интересно, а если предположить, что я и мой противник – оба мы находился на равном расстоянии от решения загадки. И мне, и ему известны отдельные важные детали. Но то, что известно одному, недостает сопернику! Вот бы встретиться, посидеть за рюмкой коньяка, обсудить все по-человечески!

Эта мысль заставляет меня улыбнуться в темноте. Ведь после того, как мы встретимся, один из нас выйдет из игры. Скорее всего – он. Наверняка – он. В мире шпионажа не существует смягчающих вину обстоятельств. Там все предельно ясно. Разведцентр платит и требует работы. Пока удается перехитрить противника (к примеру, такого как я) или убрать его с дороги (что почти одно и то же) – ты на высоте. Центр рассчитывает на тебя, а ты – на увеличение личного счета в банке. И тешишь себя надеждой на обеспеченную старость, виллу в Швейцарии и любование закатами над Юнгфрау или Лаго ди Комо.

Но такая игра не для мелких сошек. Пусть ты принес Центру не одну сотню тысяч долларов, но в случае провала или даже небольшой ошибки, агент выбывает из списка живых. Разъезжая по белому свету, продолжая обедать в дорогих ресторанах и содержать шикарную любовницу, он по существу мертв. Обруч вокруг него стягивается. Он начинает чувствовать вокруг холод молчания и все же продолжает обманывать себя. Наконец, получает задачу. Значит, он еще нужен Центру! Но эта задача оказывается последней, и ему приходится расплачиваться за дорогие рестораны и шикарную любовницу собственной жизнью, которая внезапно обрывается на пороге новых надежд…

За смерть Жени милости ему ждать неоткуда. Он должен за это заплатить. Самой дорогой ценой.

Мне же необходимо найти верное решение. Ленарт скрылся, ибо ему стало известно то, чего я пока не знаю. И это непременно связано с опытами!

Я включаю ночник. Полтретьего ночи. Чудесное время для рассуждений и гипотез!

Достаю из кармана пиджака копии, подготовленные факсом, и вновь забираюсь в теплую постель. Раскладываю листы поверх одеяла и начинаю сверку совместных опытов Ленарта и Манолова по датам. Предполагалось провести шесть серий. В ходе двух серий все животные умерли, и опыты были прекращены.

Я пытаюсь разобраться в этих двух неудачных сериях. Успешные опыты доступны для всех, они легко могут быть повторены, изучены. Разведцентры располагают отличными лабораториями и обученными специалистами. Успешные опыты давно занесены в их картотеки, перепроверены и из них извлечено все ценное.

А за неудавшимися сериями может скрываться многое. Они могут быть проверкой, повторением чего-то другого…

Одну минуточку! Проверкой? Манолов ведь требовал от Ленарта как раз проверки!

Я чувствую, что приблизился к чему-то важному. Возникшее предположение пока неясно мне самому, но захватывает все сильнее.

Что если две последние – неудавшиеся серии были предприняты для проверки другого эксперимента, того самого, который проводился над животными, попавшими в подопытную партию по ошибке?

По ошибке… Они были выписаны ошибочно…

Их ошибочно выдали для опытов по облучению!

Эта мысль всплыла откуда-то из подсознания. В первый момент она показалась абсурдной. В следующую минуту – странной, но не невероятной. А потом вдруг все стало понятно. Разрозненные осколки калейдоскопа пришли в движение, стали складываться в картину.

Женя получил партию подопытных животных для экспериментов по своей, раковой тематике. Вечером он ввел им препарат. Правдоподобно, не так ли? А Эмилия утром, в его отсутствие, провела с ними другие опыты – по теме трансплантации. И отправила их на облучение. Нелепая случайность, в результате которой над животными были проделаны одновременно два эксперимента.

Два эксперимента одновременно. Животные должны были погибнуть, так как доза радиации была смертельной. Погибнуть до одного. Но четыре зверька выжило, лучевая болезнь проявилась у них в легкой форме. Благодаря препарату, который ввел им Женя.

И хотя рисовавшаяся мне картина оставалась мутной и деформированной, как в кривом зеркале, все же это была картина.

Женя не создал панацеи против рака. Такой панацеи не существовало.

Тем не менее четверо осужденных на смерть зверьков спаслись. Произошла удивительная ошибка. Препарат, который Женя надеялся использовать в борьбе с раком, оказался протектором.

Судьба подарила Жене протектор. Так называется вещество, препятствующее развитию лучевой болезни после радиоактивного облучения.

Нужно спокойно подумать. Нужно все взвесить, нельзя сразу же принимать эту версию.

Итак, протектор. Маловероятно, хотя и возможно. Тогда становятся понятны и те две строки на половинке квитанции. Точнее, почти понятны. Картина начинает приобретать все более ясные очертания.

Боже милостивый, да знал ли Женя цену этому открытию? Впрочем, настоящий протектор он не обнаружил, ему удалось лишь нащупать направление исследований. Но для пресловутых разведцентров протекторы – самая драгоценная дичь. Это почти как золотая жила. Да что там золотая жила – намного ценнее. За сведения о протекторах платят десятки и сотни тысяч, на их разработку отваливают миллионы, а уж убивают без всяких колебаний. Ведь протекторы – это защита от радиации в случае ядерной войны.

Не шевелясь, я лежу на кровати. Белизна прямоугольных листков режет глаза.

Да, это все объясняет. Из-за такого протектора Женю вполне могли отправить на тот свет. Он молчал, а из этого следует, что кто-то обманом заставил его молчать. Доверчивость и доброта погубили его. А обманул его Ленарт.

Теперь понятно, почему Ленарт исчез.

Нужно еще подумать. Все взвесить. Действительно ли все это так. Случайность. Ну, а кто всерьез возьмется утверждать, что в науке нет места случайностям?

Теперь мой капкан сработает. Он не может не сработать, потому что речь идет о протекторе.

Я собираю листки, выключаю лампу, но еще долго лежу в темноте, наблюдая, как за окном в лучах фар отсвечивают янтарем струи дождя.

…………………………………

Для того чтобы проснуться, пришлось сделать усилие. Понимаю, что непростимо валяться в кровати, поддавшись усталости, но не могу найти сил поднять голову. Пришлось призвать на помощь всю самокритичность и растолкать уснувшую совесть. В конце концов это дало нужный результат: я встаю и, охая, отправляюсь под холодный душ – заслуженное наказание за ночное бдение.

Однако ночные мысли не забыты. Прежде всего-Ленарт. Необходимо позвонить в Ан’экс ле Мер, впрочем, я заранее знаю, что это гиблое дело. И еще определить круг людей, с которыми Эрвин Ленарт поддерживал контакты, подумать о том, где он может скрываться. Возможно, он не покидал пределов страны, во всяком случае, мне хочется в это верить.

Ох, сколько раз мне уже приходилось составлять подобные планы.

Располагаюсь перед телефоном и пытаюсь связаться с комиссариатом. Как и следовало ожидать, Ханке на месте нет. А мне хотелось застать его с утра и выяснить, сможет ли он добиться разрешения на обыск в доме Ленарта. Конечно, шансов вырвать согласие прокурора почти никаких, но неплохо знать, на чем мы стоим.

Как только я кладу трубку, раздается телефонная трель. В голосе Кольмара чувствуется воодушевление:

– Простите за беспокойство, господин инспектор, но я только что получил сведения, о которых вы просили. Вы заедете в комиссариат?

Это сигнал, что он раскопал нечто интересное. Я даже догадываюсь, что именно.

Выглянув в окно и убедившись, что небо затянуто свинцовыми тучами, я смиренно натягиваю плащ. Как и во всем мире, и здесь метеорологи не отличаются точностью прогнозов-вчера по радио обещали всего лишь переменную облачность. Вообще, с климатом на нашей планете творится бог весть что. И сколько бы ни утверждали в своих статьях ученые, что все в порядке, дождь от этого не перестает быть дождем.

Десять минут, определенных в моем расписании на так называемый завтрак, я провожу в полупустом вестибюле и как всегда распределяю их между автоматом с бутербродами и автоматом для “эспрессо”. Оживленный утренний поток уже успел рассосаться по автобусам, стоянки личных машин также опустели, и время вроде бы замедлило свой бег. Администратор не спеша развешивает в своей конторке ключи, швейцар спокойно уселся в одно из кресел.

На улице не холодно, однако нельзя сказать, что погода благоприятствует моей прогулке пешком. Острый мелкий дождик колет лицо, заставляя прохожих кутаться в воротники пальто.

Кольмара я застаю в его кабинете, он висит на телефоне, упорно стараясь выжать из кого-то нужные ему сведения. На письменном столе перед ним раскрытая папка с делом Манолова, сверху – с десяток фотографий.

Я сажусь, а он, закончив разговор, сгребает фотографии и протягивает их мне.

– Прошу вас, господин инспектор! Это я получил утром.

Кольмар слегка возбужден, в его нотках сквозит профессиональная гордость.

На всех фотографиях снят один и тот же мужчина. Он молод, хорошо одет, среднего роста. На отдельных снимках скрытая камера запечатлела его лицо крупным планом. Интеллигентное лицо, с живыми темными глазами, с подбритыми по последней моде бакенбардами. Тип лица явно не скандинавский.

На складе он появился рано утром и принялся осматривать выставленные под навесом разбитые машины, хотя и не походил на обычных дельцов, постоянно околачивавшихся вокруг таких складов и наперечет известных всем работникам.

Затем события начали развиваться в полном соответствии с моим предположением. Он долго рассматривал машины, подолгу останавливаясь возле каждой, и наконец задержался возле нашего покореженного “пежо”.

– Эрик поинтересовался у него, какие части ему потребуются и не хочет ли он воспользоваться услугами монтера, – поясняет Кольмар.

Эрик – это наш человек на складе. Я вполне оцениваю его работу скрытой камерой – фотографии очень приличные для тех условий, в которых они делались.

– Ну и?

– Тот тип не стал ввязываться в разговор. Просто сказал, чтобы “пежо” доставили ему по указанному адресу. И добавил, что будет там к одиннадцати часам.

– И кто же это?

Кольмара распирает гордость именно потому, что он знает имя этого мужчины. И я его хорошо понимаю. Для того чтобы меньше чем за час по крупицам собрать сведения о нем, ему пришлось немало побегать под дождем и покрутить диск телефона.

– Петер ван Гроот, – сообщает Кольмар. – Представитель ряда фирм по производству медицинской аппаратуры.

– А адрес, оставленный им?

– Это его дом. А также нечто вроде конторы.

Ясно, что они начинают действовать. И даже не стали выжидать, решили взяться за дело немедленно. Кольмар, которому ничего не известно об ампуле, причинившей смерть Манолову, не совсем понимает, что означает вся эта суета вокруг разбитой машины, однако и его охватил азарт преследования.

Кольмар поворачивается к висящей на стене карте.

– Коллега, где находится этот дом, – спрашиваю я.

– В Бергстадене.

Стоя у карты, Кольмар пальцем обводит район, испещренный густой сетью улиц, островами и извилистыми каналами. Из его объяснений мне становится ясно, что в этом районе живут избранные – владельцы небольших вилл, поселившиеся вдали от шумных городских улиц и дымного порта. Типичный аристократический квартал, где люди живут замкнуто и куда закрыт доступ для простых смертных. Мне нетрудно представить, как он выглядит и какие драмы разыгрываются за изысканными фасадами изящных коттеджей.

– У меня есть одна просьба, – говорю я Кольмару. – Опишите мне путь, по которому будет доставлено “пежо”.

– Я… Я как-то не подумал об этом, господин инспектор. Но если нужно, я немедленно свяжусь с Эриком.

– Ни в коем случае! Прикиньте просто, какую дорогу вы выбрали бы на месте шофера.

Кольмар вдруг становится похожим на нерешительного школьника, вызванного к доске учителем географии. Разыскав на карте склад, который находится практически на окраине в противоположной части города, он проводит от него линию к одной из самых широких городских артерий и задумывается.

– Наверное, он проехал бы по Тюрингатан… Да, скорее всего по ней.

Это довольно длинная улица, одним концом она упирается в пресловутый аристократический квартал. В принципе, неплохо было бы иметь под рукой компьютер, чтобы рассчитать, откуда мог бы проехать грузовик с катастрофировавшим “пежо”. А так как Кольмар не компьютер, ему приходится изрядно попотеть над решением этой задачи. И все же, после того как он долго рассматривал лабиринты улиц с односторонним движением, мосты и автобусные маршруты, он, страдальчески вздохнув, показывает на одну из площадей.

– Вот здесь они непременно проедут, господин инспектор!

Площадь находится посередине Тюрингатана, значит, после нее свернуть грузовику некуда.

Я начинаю анализировать предполагаемый маршрут. Потом даю Кольмару несколько различных по сложности заданий и покидаю здание комиссариата, мысленно стараясь как можно лучше распланировать свое поведение на следующий час. Я посвящаю его отправке телексов в Софию, провожу серию телефонных разговоров, причем один из них – с Велчевой, и у меня как раз остается время для того, чтобы на автобусах добраться до площади на Тюрингатан.

Поиск площади отнял немного больше запланированного времени, поскольку я плохо знаю город, но в конце операция заканчивается успешно – я нахожу нужную площадь. Выполнение первой части плана завершается тем, что я бросаю якорь на автобусной остановке вблизи площади.

Дождь действует на нервы. Над городом повисли серо-стальные тучи, словно подобранные по цвету со всего Балтийского моря, а я торчу на автобусной остановке, изучая расписание движения автобусов. Занятие это не вселяет в меня бодрости, ибо промокший плащ все сильнее начинает липнуть к плечам Гораздо больший оптимизм внушают мне такси – тут и там мелькают зеленые огоньки Поэтому есть надежда, что при необходимости одна из машин окажется под рукой.

Итак, особняк в Бергстадене, в одиннадцать часов. Меня живо интересует, кто будет сопровождать трайлер с “пежо” Может, тот, кто вмонтировал ампулу со смертоносным ядом в машину Манолова? Или кто другой? Во всяком случае, на сцене должен будет появиться кто-то, кто знает об этой ампуле.

По необходимости время ожидания я заполняю маленьким экспериментом. Его цель – проверить, продолжает ли заботиться о моей персоне “Медведь”, мой вчерашний спаситель.

Проверка заключается в том, что я на ходу вскакиваю в отходящий автобус и после небольшой поездки по улицам вновь возвращаюсь на свой наблюдательный пункт. Вокруг меня все спокойно. Наверное, мой ангел-хранитель получил более серьезное задание, и подозреваю, что я даже знаю, какое.

Все дальнейшее – вопрос терпения и везения.

Терпению я обучен. Стоически выстаиваю под дождем, отгоняя мысли о возможных последствиях простуды. Занятие весьма полезное.

Везение не оставляет меня. Без десяти одиннадцать в конце улицы появляется столь нужный мне грузовик с платформой На ней – заботливо укутанная брезентом разбитая машина Манолова. Сознание автоматически регистрирует движущиеся за платформой автомашины: “сааб”, голубой “фиат”, “опель” старой модели, пижонского вида “форд-торнадо” – последний нетерпеливо обгоняет всех подряд, вздымая грязные тучи брызг. Несколько машин неизвестных мне марок. И одно свободное такси, которое появляется, словно по заказу.

Останавливаю такси и усевшись, разыгрываю в ответ на вопросительный взгляд шофера небольшой этюд: выступаю в роли иностранца, который разыскивает в Бергстадене знакомый ему дом, но не знает его номера. Объясняю, что был в этом доме всего один раз, помню как он выглядит и все в таком духе. Отмечаю, что таксист не очень воодушевлен обрисованной мною перспективой.

– И помедленнее, – прошу я его. – Понимаете, я должен сориентироваться.

Ориентирование заключается не столько в изучении бульвара и стоящих на нем зданий, сколько в наблюдении за машинами. “Торнадо” умчалось далеко вперед, обогнало платформу и по всей видимости направилось к какой-то загородной вилле. Все верно, сегодня пятница, для людей высокопоставленных уик-энд уже начался. Машины неизвестных марок ныряют в переулки. “Сааб”, почти не тормозя, сворачивает на одном из. перекрестков и таким образом тоже выходит из игры. “Опель” останавливается перед небольшим ресторанчиком Следовательно, мне остается следить за “фиатом”. Того, кто сидит за его рулем, рассмотреть не удается. Сосредоточиваю на “фиате” все внимание Он следит за платформой, не принимает попыток обойти ее.