Текст книги "Хроники Валькирий (СИ)"

Автор книги: Светлана Жданова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

   Он передернул плечами. Говорить об этом не хотелось. Да и не о чем было говорить.

   – Иди отдыхать. Я все равно не смогу уснуть, пока она хоть немного не оправится.

   Да и не доверит он Арлану свою Ночку, это и так понятно. По-другому и быть не может.

   – Ночка, что ты задумала?

   Валькирия и не думала отвечать, заметно дергано копаясь в кибитке, на которой приехал Гийом. Наконец она несколько неловко вылезла и подтянула древко, с замотанным тканью навершием. Двигаться Нюкта пыталась как можно осторожней, гнев притуплял боль и неудобство от заживающих ран, но полностью избавиться от них она бы не смогла даже с помощью настоя черёты. Да и пластики в ее теле не было никакой, словно перепуганная птица... хотя скорее чучело, с ног до груди обмотанное тугими бинтами, защищающими зашитые раны.

   – Тебе необходимо хотя бы еще несколько дней, – продолжал увещевать седой, не рискуя подходить к ней. Он умный, знает чем это чревато.

   – Мне лучше знать, что необходимо. Лучше поищи броню для Ворона.

   Вздохнув, Гийом смирился и отправился искать людей, способных вот так неожиданно полностью снарядить боевого коня. И можно быть уверенным, что когда Нюкта закончит со своей защитой, Ворон уже будет стоять во дворе.

   Дождавшись когда компаньон уйдет, а без его поддержки в небольшой сарай точно никто не сунется, она начала затягивать ремни на броне. Дело было не только долгим, но и довольно болезненным для нее. Чтобы не говорили байщики, но абсолютно бесчувственен только камень. Да и тело находилось не в лучшей форме: от долгого лежания мышцы начали слабеть, отвыкая от нагрузок, которыми беспощадно изводила их валькирия, мелкие, заживающие раны отчаянно чесались и зудели, в то время как развороченный бок уже просто горел огнем. Это уже не говоря об общей слабости. Но ярость, сильнее чем самые тайные эликсиры алхимиков Церции, подгоняла ее, даруя иллюзорные силы.

   И Нюкта знала как такое состояние обманчиво и опасно.

   Закончив собираться, она подхватила алебарду, клевец и запасной меч.

   На мгновение, только на мгновенье, пыл схлынул, обнажая чувства, которые больше всего пугали валькирию, и она напомнила себе, что в таком состоянии может сорваться в любой момент и холодная голова останется таковой недолго.

   Судя по гулу голосов, на небольшой площадке хозяйственного двора замка собралась приличная толпа. Всем им было интересно самим убедиться, что валькирия не только жива после того как ее остывающее тело принесли в город, но и понять что же она на этот раз задумала, и куда собралась... да и много чего еще. Им интересно... праздное любопытство.

   Почему-то принято считать, что валькирии непомерно горды. Зачастую такие выводы делаются из-за их нежелания подчиняться чужим правилам и справедливой самооценки, которая требует, чтобы к ним относились соответствующе. В случае же Нюкты, за гордыню часто принимали ее холодность и почти непоколебимое спокойствие и свободные, колкие речи. Так что большинство судачащих о странном поведении заметно взбешенной валькирии списывало всё именно на задетую честь, которую попрали возможно каким-то жутким образом. Откуда им было знать, что гордость так же гибка, как трава, в зависимости от желания выжить. Валькириям приходится слишком много пройти, чтобы утратить это человеческое понятие.

   Так что Нюкта даже не обратила внимания на жадные взгляды, рассматривающие ее высокую фигуру и осунувшееся лицо. Они даже раздражения не вызывали, куда уж больше того, что она и так испытывала.

   – Грёша? Нюкта, ты собираешься взять Грёшу? – округлил глаза Гийом, глядя на ее оружие. Уж он то точно знал, на что способна тяжелая алебарда, со столь непривычной удлиненными и занятно выгнутыми формами лезвий.

   – Ещё пару раз повтори, вдруг она испугается, сама из рук вырвется и ускачет.

   – Мне показалось, или Нюкта пыталась шутить? – негромко с каким-то непередаваемой интонацией спросил Арлан, стоящий неподалеку от полностью собранного, дышащего жаром и бьющего копытом Ворона. Приемному сыну барона всегда удавалась как-то по-особенному мешать в своих интонациях насмешку, серьезность и искушение. Отчего даже в тот момент по спине женщины прошла прохладная волна.

   Валькирия крепче сжала древко алебарды и попыталась удержать растущее желание снести кому-то голову.

   Гийом же глянул на блондина предостерегающим взглядом, что не скрылось от Нюкты.

   Вообще, после того как она очнулась два дня назад покровительственное отношение старого друга к светловолосому стало куда заметней. Если до попадания валькирии на клыки вожака, Гийом лишь с удовольствием наблюдал за ним, то сейчас смотрел едва ли не с сочувствием, прекрасно понимая, что может устроить ему валькирия. Вот только чудилась ей в таком отношении какая-то странная, непонятная глубина. Да, возможно седой проникся таким доверием благодаря взятой клятве, всё же она наверняка сняла груз опасений с его плеч, но Нюкта не могла в такое поверить – слишком хорошо она знала этого осторожного человека. И эта маленькая тайны чужих отношений бередила без того болезненную рану.

   Хотя она не могла не признать, что клятва Арлана, которую заставил дать Гийом, оказалась весьма своевременной. Без нее Нюкта нервничала бы куда больше... с ней же, пусть и не чувствовала себя в полной безопасности, но могла хотя бы снять кое-какие подозрения и исправить просчитываемые линии вероятностей. Впрочем, такое положение дел отнюдь не упрощало ситуацию, создавая только новые вопросы.

   Она потрясла головой, отгоняя от себя мысли, которых старалась не касаться эти дни. Слишком опасны они были, слишком сильно от них стучало сердце и выворачивалось всё внутри. Еще там, в лесу, валькирия знала насколько тяжело ей будет разбираться в происходящем, теперь же она едва ли не жалела, что осталась жива – так хотелось сбежать от того, что едва ли не с первых дней ее пребывания в землях барона Медока было неизбежно.

   А еще эти два дня, в учащающиеся просветы бодрствования, чернокудрая сестра смерти не только старательно избегала думать об Арлане, но и замечать его, полностью игнорируя присутствие в комнате. Благо он быстро это понял и больше не приходил. Хотя то, что этот мужчина вообще осмеливался не только попадаться ей на глаза, но даже пытался заговорить, удивляло.

   Вот только держать свои чувства под замком Нюкта не умела. Так что, проснувшись сегодня утром, воспользовалась отсутствием в комнате Гийома и, разворошив его вещи, добралась до заветной склянки, после пары глотков из которой, ноги перестали дрожать, а в походке появилась твердость, которая ей теперь еще не скоро грозит.

   И чем быстрее она шла по замковым коридорам, чем удивленней встречали ее люди, тем жарче разгоралась в груди ненависть.

   Бессилие – одно из самых унизительных чувств, столь болезненное для валькирии.

   – Хорошо подумала? – ухватил ее за руку Гийом, когда она уже уселась в неудобном седле облаченного в тяжелые боевые доспехи Ворона.

   – Ты собираешься ее отпустить?

   Седой шикнул на Арлана, стоящего достаточно далеко, чтобы не рисковать получить металлом под ребра. Всё же в уме и нюхе ему не откажешь – знает, когда не стоит лезть под руку.

   – Да. – Рука Гийома разжалась. – Взбешенная валькирия не лучший собеседник, уж поверь мне. Постарайся быть осторожней Ночка, – уже для нее сказал мужчина. – Я пока подготовлюсь к твоему возвращению.

   Она кивнула.

   Застоявшийся конь, чуявший настроение своего седока, только под знакомой рукой пообтерял первый пыл, с каким вырвался из замка. Радость от долгожданной встречи с хозяйкой в нем переплеталась с ее гневом и запахом крови, туманящим разум, словно хищному зверю. Когда его мышцы достаточно согрелись, Ворон развил такую скорость, что шавки, в первый момент бросившиеся ему под копыта, так и остались на земле, не успев увернуться.

   Обозленная, почти потерявшая привычный вид и разум валькирия даже не таилась, когда приблизилась к деревне, ныне населенной одними бесхвостыми выродками волков. Большая часть их все равно спала, а те что и заметили, долго не могли отойти от подобной наглости, не веря своим глазам и нюху. Так что когда огромный черный жеребец оказался на околице – стая оказалась не готова. Они просто не могли поверить!

   Холодный металл алебарды быстро согрелся кровью нечистых тварей. Словно забыв о прежних ранах, о самой жизни, о самой себе и мире, валькирия размахивала древком, раз и навсегда опрокидывая оземь своих противников. Даже не будь она той, кем была, в том месиве тел ей бы все равно не пришлось особенно прицеливаться для следующего удара – в кого-то бы да попала, но почерневшие глаза Нюкты даже не моргали, а руки раз за разом опускали лезвия на схаальское войско, унося за раз чью-то жизнь. Молодые, обезумевшие от происходящего оборотни уже не слушали воя своих подруг, матерей и прочих сук стаи, бросаясь в драку словно в омут – ломая хребты, рассекая животы и разбивая свои глупые головы об оружие валькирии или копыта черного Ворона.

   Всеобщее безумие и свалка охватила небольшую улочку деревни, чьи настоящие жители давно разбрелись по иным местам или гнили в земле с перегрызенным горлом. Схаалы просто не могли поверить и принять что одна единственная женщина, пусть и сидящая на жутком чудовище, способна на что-то подобное – убивать, убивать, убивать... как могут они сами, всей стаей нападая на мирных крестьян, без разбора разрывая плоть каждому кто попадется на пути. Едва ли не впервые они поняли – что значит страх и паника.

   Одна из молодых самок, то ли желая доказать свою силу и возвыситься, то ли мстя за сына или любовника, умудрилась одним прыжком скинуть валькирию из седла, но тут же и сама упала в пропитанную кровью грязь с распоротым животом. Сама же Нюкта очертив алебардой пространство вокруг себя, сменила оружие. Вот только схаалы рано приободрились. Первый же бросившийся на нее оборотень был встречен ударом клевца и с размозженной головой отлетел на достаточно приличное расстояние, чтобы прочие твари с новой силой осознали насколько же эта женщина не является человеком.

   С кудрявых, уже порядком спутанных волос капала чужая кровь, она же оказалась размазана по лицу, только подчеркивая глубокую тьму взгляда. Такой странной и непонятной она показалась самцам, что с них как-то разом схлынуло привычное безумие, заставляя чуть опускать и без того низкий зад в попытках поджать отсутствующий хвост. Они, как и самки, замершие неподалеку, прекрасно понимали – валькирия уже давно должна быть мертвой, и если не после встречи с их вожаком, то только появившись здесь. Но губы ее кривились, обнажая ровные белые зубы, словно клыки, а руки все еще сжимали оружие.

   Сама же Нюкта из последних сил старалась не выдать слабости, постепенно охватывающей тело. Она устала, так устала, что еще немного и оказалась бы под брюхом у Ворона. Но вместо этого, женщина презрительно наморщилась и убрала меч в ножны, затем подцепила кованным острым мысом сапога древко алебарды и подхватила его. Как она вновь оказалась в седле Нюкта даже не помнила.

   Как и не понимала, почему схаалы так легко выпустили ее из деревни. Разум туманило еще сильнее, чем когда она только выехала из города и решила не просто прогуляться по округе, собирая всех попывшихся на пути тварей, а заявиться в ближайшее логово. Видно утверждение об отсутствии гордости у валькирий в ее случае было очень уж спорно.

   Хотя раньше Нюкту лишь несколько раз захватывала такая буря эмоций, что она просто не выдерживала, окунаясь в ту бездну сознания, что опасней любой твари, личный Хадат сестер смерти, из которого они черпали воинский раж и в который падали с головой. Безумие... дающее почти знакомое ощущение легкости.

   Дорогу обратно она плохо запомнила, доверяясь Ворону, чьей жизнью так рисковала в этот раз. Вот только не зря в Церции давно обзавелись собственной конюшней, выращивая особых скакунов, выносливых, сильных, умных и удивительно преданных своим хозяйкам. Тем более что черный гигант был отнюдь не тем молодым жеребчиком, что пытался показывать норов и диктовать условия. Была только цель, которая на данный момент состояла в том, чтобы довести едва сидящую в седле валькирию в безопасность.

   Если кто-то и пытался ее преследовать, то Нюкта этого не заметила, как и не услышала визги и возню где-то позади.

   Дерзкое нападение валькирии произошло так внезапно и закончилось столь быстро и бесславно для оборотней, что некоторые их молодых и горячих самцов просто не успели увидеть всё своими глазами. Впрочем, большинство из них только посмеялась над вящем ужасом охватившим их соплеменников. Тем более когда их насмешки и удаль поддержал один из сыновей старого наместника, так что положив хвост на приказ вожака оставить девку в покое, они бросились в погоню.

   На трупы, оставшиеся лежать на дороге, троица схаалов предпочла закрыть глаза.

   Они уже почти нагнали здорового жеребца, выслеживая его по запаху крови, каплями тянущейся по земле, когда одного из самцов сбил совершенно незнакомый им оборотень. Клыки его тут же вцепились в горло, пробивая себе путь сквозь густую шерсть. Распластанный по сухостою схаал успел только взвыть перед тем как одним рывком его шея оказалась разорвана до самых позвонков. Товарищи поверженного удивленно замерли, разглядывая здорового самца с оскаленной окровавленной пастью и серебристой холкой.

   Правда тот явно не был настроен на разъяснения, вместо слов, или хотя бы намека на происходящее, бросился на следующего кобеля. Действия его были настолько непонятны, а тактика движений непривычной, что заставляла схаалов теряться еще сильнее, просто не понимая за что их наказывают смертью и почему этот оборотень подавляет их силой, нежели умением.

   Но, так или иначе, последнему кобелю, пытавшемуся убежать, этого так и не удалось.

   Уходя от его трупа, оборотень скосил глаза в сторону, туда, где чуть подрагивал воздух, и едва слышно зарычал, обнажая самые кончики внушительных белых клыков.

   Скинув маскировку, огромный черный зверь, с белым воротником, презрительно фыркнул:

   – Да понял! Не трогал я твою девку. Они не мои.

   Раскаленный докрасна солнечный диск, словно только что вынутая из печи металлическая болванка, медленно погружался в неровное марево горизонта. Погода точно сговорилась с подлыми тварями и теперь изводила каменную твердыню и скрывающихся в ней людей. После дождей пришла жара и теперь днем воздух был полон душной влаги, а ночью, когда возвращался ветер, подступающая осень напоминала о себе особой промозглостью, что забирается через порог домов, залезает под одежду и одеяла, принося с собой болезни и тоску.

   Местный жрец уже давно потрясал посохом, обвиняя всех и каждого в грехах и провинности перед богами, наказавшими эти земли. Вот только показательного чуда после празднования Пришествия так и не случилось, схаалы не спешили, поджимая хвосты, бежать прочь от людей столь богобоязненных, верующих и чтящих своих пророков. Если уж быть точным, то дела стали идти даже хуже. Но и на это молец нашел что ответить, обвинив во всем валькирию, убившую богомерзкую тварь на крыльце храма. Да и вообще – Нюкта ему крайне понравилась, как возможность списывать на нее все случающиеся бедствия, от неожиданного нашествия оборотней, и до горячки у жены булочника. Впрочем, самой "мерзкой проклятой твари" не было до этого никакого дела и столкнувшись с жрецом, она лишь дразнила его своими загадочными взглядами и непередаваемо обольстительными улыбками, как могла бы улыбаться давнему любовнику, повязанному с ней какой-то гнусной тайной. Такое поведение раздражало не только божьего прислужника, но и Арлана, испытывающего жуткую смесь негодования, оскорбления и недовольства. Но его чувства никого не волновали и эти двое расходились в стороны, один пить успокоительные настои и нести откровения о нечистой гадине, поселившейся в самом сердце их города и без того наказанного богами, другая же посылала вслед непонятный символ из сложенных пальцев и шла дальше. Горожане и беженцы из сел уже давно привыкли к этому, относясь к такому противостоянию скорее как к представлению.

   Да и вообще, простые люди на удивление легко приняли валькирию. Многие из них видели, как яростно защищает она их от тварей, принимая это за нечто большее, чем долг воительницы и охотницы за нечистью. Люди любят верить в идеалы и геройство на основе чистого энтузиазма.

   О том сколько она затребовала у Медока – им лучше было не знать. Уж если барон ему не сказал, отделавшись тяжелым вздохом...

   Арлан устало провел рукой по волосам. И так у него который день – любая мысль в итоге сводится к Нюкте.

   Похоже, сильно ее "прогулка" не помогла, как бы Гийом не заверял, что валькирии просто физически необходимо сбросить напряжение и гнев, прежде чем плодотворно говорить с ним. Арлан предположил, что есть и другие способы, на что седой довольно похабно ухмыльнулся, заверив в полной их неэффективности в данном случае – Нюкта придушит его быстрее, чем удастся распалить ее. И хотя сиарданец имел ввиду нечто другое, но этот способ он взял на заметку.

   Всё равно на тот момент ему ничего другого и не оставалось. За вспышку чувств и издевательство над организмом Нюкта расплачивалась, проведя еще два дня в бессознательном состоянии. Седой на нее сильно ругался и снова зашивал разошедшиеся раны, сетуя, что могут остаться шрамы.

   У Арлана же за это время появилась возможность не только коснуться валькирии, что делал и раньше, когда помогал перестилать постель, но и... Это глупо и как-то совсем по-мальчишески, но ему очень хотелось уткнуться лицом в ее волосы, почувствовать под пальцами тугие жесткие кудри и просто вдохнуть запах, исходящий от них. При Гийоме он старался даже особенно не рассматривать женщину, но вот когда тот оставил его ненадолго присмотреть за своей драгоценной Ночкой, Арлан просто не смог удержаться.

   Это так глупо. И так неправильно.

   Буквально с ума сходить из-за валькирии! И это зная, чем ему такое может грозить.

   Всё же он не умеет выбирать женщин.

   – Ты как леди на свидание собираешься, – усмехнулся Гийом, наблюдавший за ней из дальнего угла комнаты.

   – Даже еще тщательней, – взмахнула она кинжалом, который так неосмотрительно держала за кончик клинка. Затем чуть подбросила его и убрала клинок в ножны, противоположные от меча, всё равно она одинаково хорошо действовала обеими руками.

   Нюкта не обольщалась. Даже оделась нарочито небрежно, хотя в этот раз и не решилась разгуливать по замку совсем без защиты. Еще с прошлого раза раны не затянулись. Именно их она и скрыла под плотной, стеганой рубашкой и сделанной на заказ хорошо подогнанной по фигуре бригандиной. Последняя действительно в ее случае выглядела едва ли не щегольски, с учетом что пластинчатый доспех довольно мастерски имитировал куртку с рукавами до локтя. Но выбора все равно не было, им в свое время даже в голову не пришло на рядовую, пустяшную поездку запастись целым арсеналом, и последняя целая кольчуга оставалась таковой до предыдущего выезда Нюкты за пределы замковой стены. Так что Гийому пришлось достать вещь, которую в ином случае он бы ей ни за что не отдал, оберегая дорогостоящие латы словно дракон свои сокровища. Хотя его тоже можно понять – платил-то за всё именно он, сама валькирия наотрез отказалась тратиться на что-то подобное. В этом же случае у них действительно не было иного выбора. Впрочем, выбор это вообще не прерогатива сестер смерти.

   – Волнуешься?

   Поймав себя на непроизвольном нервном поглаживании бедер, валькирия сжала руки в кулаки и кивнула.

   – Заметно. Даже слишком, – подсказал очевидное Гийом. Впрочем, он был прав, после его слов взять себя в руки оказалось куда легче. – Иди, а то боюсь, как бы ни пришлось мне снова тебя тащить. В следующий раз будешь с этим эликсиром осмотрительней и лишний раз не потянешься. Двойная доза слишком опасна для организма, тем более такого ослабленного.

   – Всё же надо попросить у местных кумушек одолжить тебе чепчик. Подходяще будешь смотреться. Мне лучше знать, что делать, обойдусь без опеки.

   – Дообходилась уже, – крикнул ей вслед седой, до того как она закрыла дверь.

   Не давая себе времени на излишние размышления, способные сбить настрой, она довольно быстро дошла до кузницы. Хорошенько пнув дверь, валькирия взялась за кольцо и потянула на себя, только тут оценив, насколько тяжелой створка была на самом деле. Обычно валькирия на такое даже внимания не обращала, но сейчас мышцы напряглись и нещадно закололи. Противное ощущение слабости от такой демонстрации только усилилось. Пожалуй, она сейчас мало чем отличалась от простой женщины и в этом только ее вина – тут Гийом был полностью прав.

   Проявить столь очевидную слабость в ее положении оказалось смертельно опасным.

   Правда решимость больше никогда не повторять чего-то подобного несколько увяла, стоило столкнуться взглядом с растерянными серыми глазами, в которых отражалась странная в таком случае радость.

   – Не рано ты снова встала?

   – В самый раз. – О том какой исцеляющей силой обладает желание разобраться с происходящим и воткнуть светловолосому под ребра кинжал подлинней, она говорить не стала.

   – Понятно, – протянул он. Отложив железные пластины, которыми занимался до этого, Арлан вытер руки о кусок небеленой ткани, меж тем, не отрывая от нее несколько настороженного, но всё равно заинтересованного взгляда. – Предлагаю поговорить в другом месте, если ты не против. Здесь для тебя в такой амуниции жарковато будет.

   Конечно, и всё это время он бригандину с таким интересом рассматривал. Хотя какая ей разница, одежда всегда была для валькирии скорее защитой от возможного нападения, чем способ прикрыть свою наготу, которая не очень то и волновала свободных нравом сестер смерти. И в данный момент Нюкту больше беспокоило то, что она по-прежнему практически беззащитна перед ним, нежели то, что он видел ее голой, невеликое удовольствие, наверняка.

   – Ты выглядишь как несвежий покойник молодого аристократа, – прокомментировал он ее ухмылку.

   – Вот только я жива.

   Нюкта совсем не понимала, зачем ему пытаться говорить ей гадости, сам ведь знает, что на изнеженную леди, падающую в обморок от слова "труп", она никак не походит. Эти слова скорее навеяли не самые приятные воспоминания о том времени, когда ей понадобилось скрыть отсутствие у себя плоти в известном месте и наличие ума и военного мастерства.

   – А у тебя оказывается странные предпочтения, – сложила она руки на груди... плоской из-за особой конструкции доспехов.

   – И не говори, – отмахнулся от довольно явного оскорбления Арлан.

   Сняв фартук из жесткой, едва гнущейся кожи, он осмотрел себя и поднял на нее взгляд.

   – Не против, если для начала я переоденусь?

   Судя по угольным разводам на щеках и мокрым пятнам в подмышках и на спине, ему еще и вымыться не помешает.

   Странно, но она думала всё будет куда напряженней. Но идя за высоким светловолосым мужчиной, пахнущим потом и кобелем, Нюкта поймала себя на том, что гнев, горевший в груди даже после того как она буквально снесла две трети ценсы тварей, чуть не загнала Ворона и просто повела себя как испорченный капризный ребенок, похоже действительно уснул, убаюканный деланным спокойствием серых глаз. Осталось лишь острое желание... воткнуть ему под ребра кинжал... и посмотреть насколько скоро он затянет рану. Должно быть очень быстро.

   Проведя в довольно уютную хоть и захламленную комнату, Арлан раскрыл следующую дверь и сделал приглашающий жест.

   – Подождешь меня наверху? И очень прошу, без меня не начинай.

   Нюкта усилием воли сдержала выражение лица. Похоже, мужчина нервничал даже больше нее.

   Сделав несколько шагов в сторону, он позволил ей пройти и даже повернуться к нему спиной без опаски. Хотя вся ситуация и без того казалась валькирии абсурдной. Но вот только она уже ничего не могла поделать – злиться не получалось. Ей осталось только проявить показательное доверие, и остаться привычно холодной. Хотя бы внешне.

   Не нравилось ей то, как он на нее смотрит. Не нравилось едва ли не больше всей этой ситуации.

   Лестница наверх оказалась совсем без окон и наверняка о ней мало кто знал. Так что Нюкта не особо удивилась, оказавшись в личной комнате Арлана. Хотя если быть более точной – в своеобразном кабинете.

   Комната оказалась довольно большой для спальни, зимой такую протапливать довольно проблематично. Хотя это только с первого взгляда. Четыре больших окна выходили не на внешнюю сторону замка, а на маленький внутренний сад, что защищало их от сильного холодного ветра. Сдержанный, несколько устаревший, но не утративший своей основательности и уюта стиль оформления позволял закрыть стены тяжелыми гобеленами, судя по всему, висевшими поверх жестких, теплых и таких неаристократичных циновок. Новомодные тканевые занавесочки, которыми наверняка отделаны спаленки местных барышень, а в особенности побывавшей в столице и глотнувшей истинного шика Роксаны, такой защищенности от стылого ветра и холода не дадут. Все же остальные поверхности стен были скрыты ценными в этих местах деревянными панелями. В сочетании с тяжелой мебелью и обилием металла и кожи в качестве обивочного материала, выглядело все довольно занятно – так основательно и уютно, словно находишься не в далеком, забытом всеми богами военном форте, а загородной резиденции высокопоставленного политического мужа, что только подчеркивалось обилием книг и листов, разбросанных не только на письменном столе, но и вокруг него.

   Проявив любопытство, Нюкта взглянула на эти записи и ни нашла ничего предосудительного – на большинстве из них оказались зарисовки оружия или других предметов, способных выйти из-под молотка кузнеца. Сделаны они были с помощью графитовой палочки, зажатой в странной металлической трубке, лежащей тут же. Если учесть цену на данный минерал – то на свои причуды Арлан не скупился.

   Сделав еще один круг по комнате, предоставленной ей для осмотра, Нюкта наконец села в кресло у пустого камина. Под ребра тут же впилась одна из металлических пластин бригандины и валькирии пришлось вручную пытаться чуть сдвинуть ее. Когда же заскрипела тяжелая дверь, она уже сидела, спокойно поглядывая на хозяина этих странных апартаментов и оценивая теперь уже его.

   Для выходца из этих мест подобная внешность должна казаться довольно диковинной – широкая тяжелая кость, крупная, но при этом удивительно пропорциональная фигура, какими не отличались жители данного королевства. Да и светлые, цвета мокрого песка, волосы так же выделяли его из толпы. Любой, кто погулял по свету и разбирался в различиях человеческой породы, сразу бы сказал, что в этом мужчине уверенно говорит сиардская кровь, при этом той своей исконной ветви, что дала в новое время столько смесков. Никакой приторной смазливой красоты, четкость и даже грубоватость черт лица и особый разрез серых, без малейшего намека на голубизну, глаз.

   Хотя светловолосые аристократы Сиардии сразу бы определили в нем чужую кровь. Вот только вопрос – какую?

   – Ты смотришь на меня так, будто ждешь не дождешься когда я на тебя брошусь, – с наигранной обидой сказал Арлан, устраиваясь в кресле напротив.

   Нюкта же сощурилась, отчего черты ее исхудавшего лица заострились еще сильнее.

   – Кто ты такой и что здесь происходит?

   – Так сразу? – совершенно по плебейски присвистнул он. – Хорошо. Но сначала ответь сама, как давно ты знаешь и откуда? На будущее, знаешь ли.

   – Будущее? Ты двигаешься как схаал, ты пахнешь как схаал, ты нелюдь, и это заметно любому, кто имеет с ними дело. А когда? Давно.

   – И почему же не убила сразу, как тех двоих? – приподнял он брови. Заметно побледневшее лицо мужчины словно постарело от волнения, хотя это не сделало его менее обаятельным.

   – Мне было интересно. Сейчас уже нет. Сейчас я просто хочу знать.

   – Хочешь? Ну что ж, – в голосе Арлана почувствовалась обида, так непонятная валькирии.

   В этот момент она вообще не понимала его и того что сейчас происходит. Почему он ведет себя как нашкодивший щенок, почему позволяет ей всё это, почему так легко сдался? Это ведь она сейчас в заведомо слабом положении, без сил, здоровья и возможности хоть что-то противопоставить оборотню. Это она живет и дышит по его прихоти. Так что Нюкта покорно смиряла внутренние волны раздражения и гнева.

   – Задавай вопросы.

   – Это результат обращения?

   Судя по округлившимся глазам – она ошибалась.

   Хотя обращение и сложный ритуал, но вполне возможен при определенной крепости человека физически и изъяна морально. Правда, большинство обращенных – женщины, так поступали когда в стае намечалась проблема с потомством. Да, щенки от таких женщин рождались более слабыми, чем от чистокровных сук, и особи мужского пола нередко погибали не достигнув совершеннолетия, а иногда их мог придушить вожак, как помеху в передвижении и лишний рот. В то время как о девочках заботились, и пусть во внутренней иерархии они были ниже обычных, но все же выше кобелей. Тем более что их дети считались уже полноправными и по силе и выносливости не отличались от прочих.

   С мужчинами же так могли поступить ради выгоды, которую и подозревала Нюкта. Ведь что-то этим тварям надо в баронстве. Тем более что особенности обращенных малоизученны, и какими-то из них могли бы объясняться странности поведения и физиологии самого Арлана – от него почти никогда не исходил специфический запах молодого здорового самца, разум не плыл от запаха крови и битв, да и поведение казалось уж очень человеческим. Это уже не говоря о глупости тянуть в свою постель валькирию.

   Правда, считала она так до того самого момента пока не стало известно о похищении Роксаны. Ну кому может понадобится эта девка? До нее есть дело разве что Медоку... и Арлану.

   – Тогда с кем же связалась твоя мать? Как я понимаю ты все же полукровка. – Нюкта усмехнулась: – Ни у одного чистокровного схаала не может быть таких ярко выраженных национальных черт. Надо признать, это сбивает с толку.

   – Не могу поверить, что тебя что-то может сбить с толку, – тронула улыбка его губы.

   Нюкта же поморщилась. Она не могла понять, что движет им и почему он ведет себя именно так. Хотя и не могла не признать действенность такой тактики – спорить и злиться на него, было почти невозможно.

   – Может, перестанешь обмазывать меня медом и мы вернемся к первоначальной теме?