Текст книги "Жена навеки (...и смерть не разлучит нас) (СИ)"

Автор книги: Светлана Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Жена навеки (...и смерть не разлучит нас)
Светлана Волкова

Пролог. Утрата и обретение

Над домом мага Нолгара реяли белые ленты – знак траура. Дети и внуки сегодня пришли в родительский дом, проводить в последний путь бабушку и мать.

Они собрались вокруг ложа умирающей, по очереди брали ее руку, говорили ласковые слова и благодарили за жизнь и любовь, что подарила она каждому из них. А старший сын тревожно не сводил глаз с черной фигуры в углу спальни...

Странный человек, которого Нолгар привел в дом, не принадлежал к их семье. Он выглядел дряхлой развалиной – куда более дряхлой, чем женщина на смертном одре. Желтая, как пергамент, кожа, глубоко запавшие глаза под белесыми ресницами, редкие седые пряди свисали с макушки. Некромант.

Те, кого со страхом и почтением именовали Мастера Смерти, обладали долголетием, как и маги. Но тела магов застывали в одном возрасте и оставались такими до смерти. А тела некромантов продолжали стариться весь их долгий век. При встрече с ними обычные люди отшатывались в страхе и отвращении, как от оживших мертвецов.

Лишь знающие люди – такие, как Нолгар, – кланялись с почтением и благоговением. Они понимали, сколь тонкими, сложными и опасными вещами управляют некроманты. Может настать час, когда никто не поможет, кроме этих отталкивающих личностей – как сегодня.

Каждый простился с умирающей. Ее муж – хозяин дома – приказал детям и внукам выйти. Они повиновались, но старший сын задержался. Он видел, что зловещий гость не тронулся с места.

– Что ты задумал, отец? – спросил он и кивнул на некроманта. – Зачем он здесь? Почему выгоняешь нас, но оставляешь его?

Нолгар властно положил ладонь на плечо сына. Между ними была разница в девяносто лет, но выглядели они ровесниками. Старение магов останавливалось между сорока и пятьюдесятью годами.

– Положись на меня, – ответил он, и в его тоне было больше приказа, чем успокоения. – Я знаю, что делаю. Я люблю твою мать и не причиню ей вреда.

– Объясни, – продолжал настаивать сын. – Я имею право знать. Мы все имеем право. Мы любим ее, как и ты.

Нолгар молча смотрел на сына. Словно размышлял, стоит ли делиться с ним замыслом или лучше промолчать. Колебался он недолго. Маг был прямолинейным человеком и не любил ничего утаивать, тем более от семьи.

– Я хочу ее вернуть. Найти после перерождения и воссоединиться с ней.

– Но как такое возможно, отец?! Человек может переродиться спустя десятилетия и даже века, на другом конце земли или даже в ином мире! А может и вовсе не возвращаться, остаться свободным духом в бесплотном пространстве!

– Для этого здесь мастер Вомрубелиохи. Он протянет нить между мной и Дейрани. Поможет ей возродиться недалеко от меня – и скоро.

Сын в ужасе отшатнулся от отца.

– Это кощунство! Свобода души неприкосновенна! Никто не имеет права привязывать ее к земному миру. Ты сказал, что не причинишь ей вреда, но это худшее, что один человек может сделать другому! Душа сама выбирает, когда и где ей воплощаться вновь!

Глаза Нолгара гневно сверкнули. Напрасно он надеялся, что сын поймет его.

– Я не причиню вреда Дейрани. Лишь помогу ей. Она хочет того же.

– Ты ее спрашивал? Мама, ты слышишь? Ты действительно хочешь, чтобы некромант привязал твою душу к отцу?!

Дейрани лежала с закрытыми глазами, утомленная долгими разговорами. Внезапные крики сына и мужа растревожили ее предсмертный покой.

– Нолгар... Эбел... Что происходит?.. Вы... вы ссоритесь?..

– Мама, отец привел некроманта! Он совершит черный ритуал, привяжет твою душу! Скажи ему – может, тебя он послушает! Я не могу его разубедить!

– Довольно! – рявкнул Нолгар.

Невидимый вихрь подхватил Эбела и вытолкнул из спальни. Дверь захлопнулась. В коридоре послышались голоса, в дверь забарабанили. Нолгар прищурился – и все звуки стихли. Комната погрузилась в тишину, обнесенная звукоизолирующим магическим барьером.

Он не собирался прислушиваться к Эбелу и остальным. Разве могут они понять его любовь к их матери?! Мир устроен так, что дети и родители должны отпускать друг друга. Мать лелеет и оберегает ребенка, пока он беспомощен и зависит от нее. Отец учит и наставляет жизни. А потом наступает время, когда ребенок отделяется, начинает сам оберегать себя и учиться жизни. Родители отпускают его, предоставляя собственному пути.

Годы спустя он лелеет и оберегает родителей, беспомощных в старческой немощи. А затем отпускает, предоставляя иному Пути, что пролегает в нематериальной вечности между мирами. Таков порядок бытия – разумный и неукоснительный. Время лелеять, время отпускать.

Но не то между супругами. Прилепившись друг к другу единожды, они становятся ближе и дороже любого человека на земле. Близость между родителями и детьми задана законами природы. Близость между мужем и женой задана потребностью души. Нет большего страдания для души, чем разрыв этой близости – изменой ли, угасанием любви или смертью.

В наступившей тишине раздался неприятный старческий смех. Некромант Вомрубелиохи заговорил, и речь была такой же причудливой, как имя:

– Очередной безумец верит, что сможет возвратить любовь. Ту, что уйдет сегодня в бездну, ты никогда не обретешь. Другая женщина родится. Другое тело, запах, вкус, и голос. И повадки. Не вспомнит ничего, что было между вами. Ты будешь ей чужим. Не вспомнит, не узнает, не полюбит. А ты полюбишь? Будешь смотреть – не узнавать. Не та. Чужая, не родная. Напрасно станешь искать в ней тень другой. Но не найдешь. Подумай. Еще не поздно отменить. Позволить ей уйти своей дорогой, ступить на Путь свободной, без привязок, без цепей. Кто любит, отпускает. А держит тот, кто одержим.

Нолгар стиснул кулаки с такой силой, что ногти до крови впились в загрубевшую кожу.

– Мастер, мне ведомо, что традиции твоего ремесла предписывают разубеждать каждого, кто обратился к тебе. Так ты проверяешь твердость его намерения иметь дело со Смертью. Мое намерение тверже скалы. Ты не сможешь разубедить меня. Делай то, для чего я тебя нанял.

В этот момент Дейрани открыла глаза и простонала. Нолгар бросился к ней. Женщина выглядела вдвое старше мужа. Он был крепок и моложав, она – старуха на пороге смерти. Но в глазах мага сиял тот же огонь любви, что вспыхнул в нем шестьдесят два года назад, когда он впервые увидел ее шестнадцатилетней на берегу Закатного Океана.

Тогда маг пролетал над побережьем птицей-оборотнем, в обличье кондора. Юная Дейрани плескалась в волнах и пела. Услышав дивный голос, кондор остановил полет и закружился над одной точкой. Надвигался вечер. Лучи заходящего солнца золотили поверхность океана и кожу прелестной пловчихи. От зоркого глаза хищной птицы не укрылась ни одна черта девичьего тела.

Он приземлился на берег и обернулся мужчиной. Девушка вскрикнула и попыталась уплыть от него. Но маг нагнал ее. Дейрани, взбудораженная появлением таинственного человека-кондора, сопротивлялась недолго. Нолгар овладел ею, а наутро увез с собой на северо-восток материка, в край лесов и озер.

Дитя солнца и океана, Дейрани полюбила родину Нолгара. Хоть здесь и было меньше солнца и простора, чем она привыкла. Вместо бескрайнего побережья – темная зелень лесов, вместо просоленного океаном воздуха – запах кедровых сосен. Нолгар не собирался держать любимую вдали от родного края вечно. Много раз за эти годы они возвращались к океану – туда, где случилась их первая встреча и ночь любви.

Почти двадцать лет они прожили вдвоем, бездетно. Первый сын, Эбел, родился, когда Дейрани было за тридцать. Еще через три года – второй сын. Магия Нолгара позволяла с удобством контролировать его способность к зачатию, обе беременности были желанными и осознанными. На этом супруги остановились, решили оставить себе больше пространства друг для друга.

Сейчас Нолгару было сто тридцать четыре года. Дейрани – семьдесят восемь. С нежностью и заботой он собственноручно ухаживал за любимой, когда жизненные силы покинули ее, и она перестала вставать с постели. Омывал ее тело, одевал и раздевал, переворачивал, менял постель.

Не тени брезгливости не испытывал он, касаясь ее морщинистой пожелтевшей кожи. За увядшим, утратившим свежесть и притягательность телом он видел прекрасную душу женщины, что отдала ему себя без остатка, дарила бескрайнее наслаждение близости, родила и вырастила двоих сыновей.

И никакие силы Вселенной не отнимут у него Дейрани. Он не позволит даже смерти разлучить их.

– Нол... Прошу тебя... Что бы ты ни задумал, откажись. Отпусти меня. Позволь себе отгоревать по мне, когда пройдет время. Найди другую женщину. Лучше – такую же волшебницу, как ты сам, чтобы не утратить ее так скоро, как меня... А мне позволь уйти, не удерживай, молю тебя...

– Не надо, Дейрани... Ты останешься единственной. Я не буду искать другую. Только ты, любимая. Навсегда.

По старческим щекам Дейрани покатились слезы. Ей не суждено умереть в покое и безмятежности. Она хотела уйти в свет свободной, простившись с близкими. Но боль мужа, его нежелание смириться с утратой терзали ее.

– Одумайся, глупец! – проскрипел некромант. – Не видишь разве – не хочет любимая твоя менять свободу в посмертии на вечную любовь твою. То не любовь – болезнь. Последний шанс одуматься. Назад пути не будет.

Глаза Нолгара сверкнули пламенем.

– Послушай, мастер. Я не для того привел тебя, чтобы ты читал мне поучения. Заткнись и делай свое дело! Иначе, клянусь, я сделаю свое – собственной магией. Не посмотрю на твою немощь. Тебе не понравится, поверь.

Угроза ничуть не испугала некроманта. Он хихикнул – тонко, неприятно.

– Что ж, дурачок. Коль хочешь – получай. Намаешься изрядно и вспомнишь много раз слова мои. Не оберешься разочарований. Но будет поздно. Будешь связан – своей же одержимостью, глупец.

Некромант засунул руки в складки потрепанного, замусоленного одеяния и принялся извлекать оттуда камни и кристаллы разных форм и расцветок, неразборчиво приговаривая. То ли он коверкал слова общего наречия, то ли бормотал на своем, непонятном Нолгару языке.

Казалось, его карманы бездонны. То, что он вытащил из них, не могло уместиться в складках драного рубища. Вомрубелиохи выложил разноцветную мозаику вокруг смертного одра Дейрани, достал мел и принялся вычерчивать сложную фигуру. Нолгар сидел подле жены, держал ее за руку и не сводил глаз с некроманта. Ритуал, что он готовил, протянет незримую, невещественную нить между магом и его возлюбленной. Нить эта не разорвется, когда душа Дейрани оставит тело. Не позволит ей уйти далеко от Нолгара во времени и пространстве, вынудит возродиться в новом теле скоро и близко. И тогда маг сможет отыскать любимую. Начать их жизнь заново.

Четыре часа спустя ритуал был завершен. Дейрани оставалась на земле еще два. Нолгар преданно восседал подле нее, не желая упускать последние мгновения близости к той Дейрани, что он помнил и любил. Потом она станет другой – некромант говорил истину. Нолгар и сам понимал это... но, видимо, не до конца.

Наконец пробил последний час. Закрыв глаза, Дейрани испустила последний вздох. Мертвые пальцы разжали ладонь мужа. Нолгар неподвижно смотрел на тело любимой, оставленное ею. Ни слезинки не скатилось по его щекам. Когда умирает родной человек, для простых людей приходит время траура и скорби. Для мага Нолгара пришло время напряженного ожидания и поиска. Он найдет Дейрани. Вернет ее любовь в мир живых.

Двенадцать лет спустя...

Черный кондор кружил над тайгой. Густые темно-зеленые кроны деревьев казались бескрайним морем, что простиралось на тысячи миль с юга на север. Восточная кромка леса пролегала у подножия могучих отвесных гор, прозваны Восточными Столбами. Так высоки были горы, что люди, живущие на расстоянии нескольких миль от их подножия, в любую погоду не видели солнца от рассвета и до полудня.

Кондор следовал за незримой нитью, что вела его сердце. Три года он ждал, пока нить станет ощутимой, обретет направление. Три года та, кого он искал, блуждала между мирами, пытаясь уйти от привязи. На четвертый год она наконец вошла в мир, который покинула.

Следующие девять лет человек, привязавший свободную душу, искал точку на другом конце привязи. И когда наконец определил направление, бросился сюда, на восток. Чем ближе к Столбам, тем плотнее ощущалась нить. Так он определил, что не ошибся.

Возбужденно билось сердце. Наконец он увидит ту, кого ждал двенадцать лет... Пусть сейчас она – восьмилетний ребенок, пусть ему придется вытерпеть еще столько же, сколько уже прождал. Он согласен на все. Терпения ему не занимать.

Нить вспыхнула и завибрировала, направляясь в пульсирующую точку. Есть!  Кондор спланировал на крону векового дуба, обернулся белкой – более удобное обличье для перемещения в густом лесу. Перепрыгнув по веткам через пару дюжин могучих дерев, белка услышала человеческие голоса. Детские голоса.

Рыжей стрелой она слетела по стволу на землю, и вот у дерева стоял высокий, крепкий мужчина на вид чуть старше сорока лет. Он пошел на голоса, раздвигая руками кусты. И вскоре наткнулся на малинник, а в нем – на двух детишек с большими туесками под ягоду. Парень и девочка. И в этот миг маг Нолгар испытал первое разочарование из тех, что предрек ему некромант Вомрубелиохи.

Дети принадлежали к расе хевья. Не ксаранди, как сам Нолгар и Дейрани. Маг упрекнул себя, что не задумался над этим раньше. В этом краю его соплеменники почти не жили. Только хевья.

Увидев незнакомца, дети закричали и рванули прочь. Но уперлись в невидимый барьер, воздвигнутый магией Нолгара.

– Эй! Тише! – окликнул маг на наречии хевья. – Я вас не обижу. Не убегайте!

– Ты кто?! – воскликнул мальчишка, примерно четырьмя годами старше девочки.

– Друг.

– Глотта нам не друзья!

Глотта. Так хевья называли ксаранди. На их языке – захватчик. Тот, что пришел вытеснить. Пришелец и враг. Ксаранди не понимали этой ненависти. Они не обижали хевья, не проливали их кровь. На Ремидее хватило бы места обеим народностям. Некоторые хевья считали так же и мирно проживали в городах ксаранди.

Но были те, для кого соседство чужаков стало нестерпимым. Такие упрямцы отказывались жить бок о бок с "пришельцами" и "захватчиками". Они отступали все глубже на восток, основывали уединенные общины и культивировали в них ярую ненависть к "глотта". Похоже, что в одной из таких общин и воплотилась Дейрани.

Проклятый некромант. Напророчил. Нолгар одернул себя в собственном раздражении. Хевья ли, ксаранди – это была Дейрани. Он полюбит ее и в обличье чужой расы, раз так сложилось. Маг пробрался сквозь колючую поросль к девочке, взял ее за худенькое плечо. Мягко и бережно, стараясь не напугать. Повторил:

– Я вас не обижу. Как тебя зовут?

– Лесс, – проговорила она, и мальчик тут же стукнул ее по руке.

– Не разговаривай с глотта!

Широкая ладонь Нолгара сжала запястье пацаненка – осторожно, не до синяков.

– Я не глотта. Мое имя – Нолгар. Моя раса называется ксаранди. И у нас есть такое слово – вежливость. Хевья знают, что это? Например, не влезать, когда обращаются не к тебе.

Мальчишка зыркнул на него глазенками, полными ненависти. Нолгар вздохнул и убрал руку.

– Как хочешь. Лесс, – снова обратился он к девочке, – как твое полное имя?

Она пожала плечами. Снова встрял парень:

– У хевья только одно имя, глотта! Это вы коверкаете свои имена пещерным хра на смех.

– Значит, Лесс... – пробормотал маг. – Кто твои родители?

– Рухта-бортник и Бами, – ответила настороженно.

– Проводи меня к ним. И возьми это. Мой тебе подарок.

Нолгар взял детскую ладошку, перевернул и вложил в нее колечко. Тонкий золотой ободок с маленьким рубином – как раз на пальчик Лесс. Девочка, как зачарованная, вглядывалась в сверкающий камень. Маг улыбнулся.

– Надевай.

– Выкинь, Лесс! Не бери подарков от глотта!

Девочка неуверенно скользнула взглядом по другу, потом по мужчине. Она была худенькой, смуглой и темноволосой – как все хевья, с большими карими глазами. Нолгар снова взял ее руку и надел кольцо сам. В сердце вонзились десятки шипов. Маг вспомнил, как семьдесят четыре года назад надел этот перстень на палец Дейрани. Так состоялось их обручение.

Нолгар уменьшил кольцо магией, ровно под ладошку его маленькой невесты. Сейчас тоже состоялось обручение, о котором Лесс из расы хевья пока не знала. Но узнает. Маг не привык скрывать своих намерений.

– Отведи меня к родителям, Лесс.

Мальчишка верещал, предупреждая подругу не вести глотта в деревню. Нолгар схватил его за шкирку, оттащил от Лесс и запихнул обратно в малинник.

– Собирай ягоду и не лезь не в свое дело, говорун. Не пытайся бежать за нами.

Конечно, мальчишка не послушался и рванул с места... но остался стоять как вкопанный. Нолгар проверил, нет ли поблизости медведей, и ограничил действие заклятья десятью минутами. Лесс довела его до селения на три дюжины больших домов. Хевья жили расширенной семьей под одной крышей. По дороге маг расспросил ее о братьях и сестрах. Их было четверо.

Девочка обошла один из домов и подвела к  смуглому мужчине с бородой. Он выстругивал снозы – тонкие короткие прутья, которые бортники вставляли в дупло дерева крест-накрест, укрепляя пчелиные соты.

– Мастер Рухта?

Бортник поднял голову. При виде чужака лицо сделалось недружелюбным.

– Мое имя Нолгар. Позвольте побеседовать с вами.

– Слушаю, – бросил бортник.

– Я хочу жениться на вашей дочери, мастер. Не сейчас, – успокаивающе поднял руку маг. – Через десять лет, как дозволяют ваши традиции.

– Глотта не женятся на хевья.

– Иногда женятся. И даже рожают детей. Вот только внуков не могут. Полукровки бесплодны. Но Лесс сказала, что у вас еще три ребенка, два сына и дочь. Ваш род не прервется. А я дам Лесс достаточно любви, чтобы она была счастлива. У меня богатый дом в городе Лудар, что на северном берегу озера Фросах. Лесс поселится в нем, ей станут прислуживать, она никогда ни в чем не будет нуждаться.

– Жить среди глотта, быть женой глотта, родить бесплодных детей или не стать матерью вообще – такое счастье ты обещаешь моей дочери?

– Я окутаю ее заботой и лаской. Посвящу всю жизнь ее счастью.

– Зачем? Если тебе приспичило уложить в постель женщину хевья, неужели в твоем озерном городе мало тех, кто кланяется и угодничает вам?

Нолгар вздохнул. Он мог бы ничего не объяснять Рухте – все равно не поймет. Но маг хотел быть уважительным с тем, чье семя привело Дейрани обратно в смертный мир.

– Религия ксаранди учит, что люди живут не одну жизнь, а много. Двенадцать лет назад умерла моя жена. С помощью магии я узнал, что ее душа возродилась в теле вашей дочери. Вы можете не верить мне или считать мое убеждение глупостью. Пусть для вас будет важным лишь одно – Лесс безмерно дорога мне. Я намерен дать ей лучшее из того, чем обладаю сам.

– Дать? Вы, глотта, только берете. Вы не знаете, что такое давать. Вы приходите и делаете что вам вздумается. Вы не спрашиваете нас. Просто берете то, что считаете своим. Ты не спросил ни меня, ни Лесс. Пришел и объявил решение. Зачем тебе меня умасливать? Ты все равно сделаешь то, что хочешь.

Нолгар стремительно развернулся к девочке, которая таращилась на взрослых во все глаза.

– Лесс, я хочу спросить тебя перед отцом. Хочешь жить в большом красивом доме на берегу озера, кушать диковинные сладости и фрукты, носить шелковую одежду и много украшений с драгоценными камнями? Больше и красивее, чем колечко, что я дал тебе.

Девочка зарделась и пожала плечами. Рухта фыркнул.

– Прибереги свои посулы для разнеженных детей глотта. Наши дети живут в простоте. Их не соблазнишь сластями и побрякушками.

– Хорошо, мастер. Я приду десять лет спустя и повторю свои вопросы Лесс. Посмотрим, что она на них ответит. До тех пор она будет носить мое кольцо. Снять его невозможно – оно зачаровано. Его ширина увеличится, по мере того как Лесс подрастет. Оно всегда будет ей по руке. Чары не позволят причинить ей вред... и лишить девственности. Когда она войдет в девичий возраст, ее целомудрие будет надежно защищено. Десять лет спустя я вернусь. Не пытайтесь скрыть ее от меня – чары кольца приведут меня к ней.

Он повернулся к девочке.

– До встречи, Лесс. Не забывай меня.

Нолгар покинул деревню хевья, и через мгновение в небо взмыл черный кондор. Он уносился прочь, на запад, сохраняя в памяти узкое смуглое личико с большими темными глазами. Так непохожее на то лицо, что он любил... Так сложно видеть в нем Дейрани. Нолгар напомнил себе, что она еще ребенок. Нельзя сравнивать ее с взрослой женщиной, изведавшей мужчину и материнство. Но она – Дейрани. Ее душа в другом теле. Он научится видеть любимую в этой девочке хевья...

Лесс, – проговорил про себя маг ее имя, точно перекатывая птичьим языком внутри клюва. Дочь бортника из дремучего Морехского Леса. Что ждет их обоих? Каким окажется будущее? Лесс...

Глава 1. Суженый

В эту ночь я не сомкнула глаз.

Спозаранку, едва небо меж густо-зеленых крон только-только начало светлеть, слезла с лежанки, натянула рубаху, бесшумным ужом выскользнула из дома и побежала прочь из деревни. День обещал быть самым обычным. Все так же мерно покачивались на ветру ветви деревьев, стрекотали неугомонные сверчки, свиристели птицы и пахли лесные цветы.

Он и был самым обычным, этот проклятый день. Для всех, кроме меня. А мне хоть надевай погребальную рубаху взамен нынешней, белёной. Сегодня моя жизнь оборвется. Та жизнь, какую я знала с детства, в селении родичей.

Явится чужак, что объявил меня суженой, без моей на то воли и согласия родителей. Заберет из родимого леса в странное, чужое место под названием "город". Старая Мота говорит, города глотта из камня. Каменные дома, каменная земля, даже небо каменное. И едят глотта камень. Посадит суженый меня перед глыбой и велит: "Грызи".

Так и буду перед той глыбой сидеть, пока не умру с голоду. А потом склюют меня вороны да стервятники. Или муженек-колдун обратит все в тот же камень, да заставит съесть другую жену, глотта, которая умеет камни едать.

Отец на Моту ругался и говорил, что глотта камень не едают, а питаются как люди – мясом, молоком, грибами, медом да ягодами. И с голоду я в том городе не помру. Но лицо при том у отца было смурное. Не хотел он отдавать меня глотта. Да кто ж его спросил, чего он хочет. Глотта всегда делают, что им угодно. А хевья покоряются или уходят.

Суженый сказал – уходить бесполезно. Пометил меня колдовским кольцом. По нему колдун-глотта выследит нас, куда бы отец ни увел семью. Болко-кузнец предлагал отсечь мне палец вместе с кольцом, но отец не дал. Сказал: "Чем мы лучше глотта, ежели начнем изуверствовать над собственными детьми?!"

Так что палец остался при мне, а с ним и демонское кольцо. Замедлив бег, я поднесла руку к лицу, посмотрела на него в очередной раз. Алый камень вырос с тех пор, как я позволила пришлому чародею надеть его мне на палец, оковать себя злыми чарами. Заклятый ободок тоже расширился и блистал в лучах солнца. Кровь в меду, пришло на ум мне, дочери бортника. Красное на желтом. Как пещерный людоед вырвал из груди сердце и утопил в меду, перед трапезой.

Я опустила руку и прибавила ходу. Ни к чему мешкать. Я ведь не просто погулять спозаранку вышла, и даже не за добычей. Помощи просить собралась. Избавления от проклятущего жениха. Если кто и мог спасти от него, так это Хозяин Земли.

Просить Хозяина о защите и милости страшно. Он хранит порядок в лесу. В наши, человеческие порядки не вмешивался. Что мы делаем промеж собой, его не касается. Хотя некоторые старики верят, что Хозяин наблюдает и за нашими нравами и обычаями. Якобы забавляют они его. Бывало, кто-нибудь осмеливался молить его о поддержке и в личных делах, не только в лесных. Откликался Хозяин или нет – никто не признавался.

Сегодня, на краю отчаяния, посмела и я рискнуть. Не осталось выхода, кроме как просить лесного владыку вмешаться в то, что его не касалось... Выйдя на открытую полянку, я опустилась на траву, сложила руки в молитвенном жесте. Вынула из кармана рубахи костяной гребень, положила перед собой. Подношение.

Те, кто ходил к Хозяину с личными просьбами, отдавали ему то, что им дорого и памятно. Хранить мир и порядок – таков его долг. За это люди уважали и почитали его. Но за особенные, запредельные просьбы требовалась жертва. И принимал он не сами вещи, но чувства и отношения, заложенные в них.

Гребень этот вырезал мне старший брат на двенадцатилетие – из берцовой кости тура, убитого им на первой охоте. С тех пор я не пользовалась другими и берегла его как зеницу ока. Лишь крайнее отчаяние понудило меня расстаться с ним. Мало у меня было дорогих вещей – не слишком-то я ими дорожила.

Отложив гребень, я старалась не смотреть на него и не сожалеть о предстоящей утрате. Лучше потерять вещь, чем самого брата. Чем расстаться с родичами и лесом. "Хозяин Тал, – зашептала я, – услышь, откликнись... Не оставляй в беде". Так я бормотала, зажмурившись. А потом раздался голос:

– Малышка Лесс. О чем недозволительном ты пришла просить?

Я открыла глаза. Гребень исчез. А передо мной стояла тонкая фигура в зеленой полупрозрачной рубахе. Надень такую человек – все срамные места виднелись бы из-под нее. Но сквозь Хозяина виднелась трава, цветы и деревья. Не только рубаха – он весь был полупрозрачным.

Кожа у владыки Тала была светлой, и волосы тоже. Длинные и пушистые, они обрамляли тонкое изящное лицо, струились по плечам, испуская бледное свечение. Глаза – зеленые, в цвет одеяния... и леса.

– Благодарствую, что отозвался, Владыка. Не оставил Твою рабу. Чужак придет за мной и заберет из деревни. Из леса. Не хочу жить в каменном городе, хочу остаться с родными. Защити, не дай чужаку забрать! Все сделаю, что прикажешь.

Тал грустно посмотрел на меня. Протянул руку, из рукава выпал мой гребень. Сердце упало в пятки. Хозяин отказывался помочь.

– Почему, Владыка?!

– Не хочу ссориться с братом Фросахом. Твой жених живет на его земле, в городе, что на берегу его озера. Вступлю с ним в схватку – и брат призовет к ответу. А без схватки не обойтись. Настырен твой суженый. Не отдаст тебя просто так. Не надо этой земле, чтобы Хозяева воевали с людьми, а потом еще промеж собой. Да и не причинит он тебе зла – дорожит тобой слишком. Будет холить и лелеять. Может, ты еще переменишь мнение, проникнешься любовью к нему и возвращаться в лес от него не захочешь.

– Не бывать тому! – взъярилась я, забыв, с кем разговариваю. – Никогда не полюблю проклятого глотта!

– Никогда не говори никогда, Лесс, – молвил Владыка Тал. – Вы, люди, переменчивы. Что хевья, что ксаранди.

Меня покоробило, когда Хозяин назвал глотта словом, которым они сами себя величали. Слишком нежным, слишком красивым. Глотта – вот подходящее слово для них. Как удар тесака, которого чужаки заслуживают.

– Так может и он переменится, – буркнула я. – Не лелеять меня будет, а посадит камень грызть!

Владыка Тал расхохотался серебристым смехом.

– Так ведь и ты к нему не с чистыми помыслами идешь, Лесс! О чем Крам с тобой сговаривался на земляничной полянке? Умеешь быть коварной – сумеешь и постоять за себя. Ступай в озерный город, к братцу Фросаху. Поздоровайся там с ним, почти его, глядишь, не оставит без покровительства. Я передам, чтобы приглядывал за тобой. Без защиты тебя не оставим. Но и в человечьи дела вмешиваться не будем. Не нужно оно земле, – повторил Хозяин.

Его рука потянулась к моим волосам – черным как смоль, так непохожим на его, золотистые. Он растрепал их – и сгинул. Истаял в воздухе. Вот и попросила. Ясно теперь, почему другие молчат, не делятся, как владыка их привечает. О чем тут говорить. Склизкий он, что твой уж. Значит, только на себя надеяться...

А про нашу с Крамом полянку, он, значит, проведал... И про сговор наш, про опасные помыслы... Оно и понятно – что утаишь от Хозяина Земли?

На эту полянку я и побрела, встав с колен. С Крамом мы договорились встретиться с утра. Помиловаться в последний раз, прежде чем суженый заберет меня... Уж как люто ненавидел мой дружок демоново колечко! Это он был со мной в малиннике в тот день, когда колдун явился в первый раз. На его глазах чужак опутал меня коварным заклятьем.

Он не просто надел колечко. Еще и запечатал мое женское место. Никто не мог коснуться меня там, кроме меня самой. Ой как Крам проклинал и глотта, и его колечко! Но мы с милёнком не смирились с демоновыми чарами. Не так, а эдак исхитрялись приласкать друг дружку, так что кольцо и помехой не было.

Крам уже ждал меня на укромной полянке. Высоченный, смуглый, с пухлыми губами и жгучим взглядом. Сразу набросился жадно, принялся целовать везде где мог достать. А чары-то нигде и не мешали, кроме самого заповедного места.

Ох как мне в такие минуты хотелось колдуна-глотта придушить! Ему-то самому небось лет сто, а Крам – молодой, крепкий да горячий... Лоно мое ныло и тосковало по нему, а достанется старому чародею. Что за несправедливость, духи-хранители??! За что мне такая недоля?

– Сегодня он придет, Крам... – бормотала я, пока руки парня залезали мне под рубаху, оглаживали живот и спину. – Как же не хочу уходить с ним...

– И я не хочу отпускать тебя, Лесс... Помни, что я тебе говорил. Надо разведать о глотта побольше. Их глупая вера нам поможет. Разговаривай с этим магом, он большая шишка в своем городе. Выслушивай, высматривай. Глядишь, просечешь, как уязвить глотта. Отплатить за притеснения... а может, избавиться навсегда!

– Ох, Крам... Как же мне страшно... А вдруг он узнает? Что тогда сделает со мной?

– Ничего не сделает. Он верит, что ты – мертвая глотта. Его жена. Я же говорю, в кои-то веки глупая вера глотта нам на руку. Он с тебя пылинки сдувать будет. А я буду рядом. Я приду в тот город, найду его дом и глаз с него не спущу. Дам о себе знать. Так что не бойся – я тебя защищу от всех глотта! И, Лесс...

Рука Крама потянулась к завязкам моей рубахи...

– Ты избавишься от кольца. Он хочет сделать тебя женой. Значит, ему придется снять чары, что хранят тебя там, внизу. А как снимет... тогда и я смогу быть с тобой. По-настоящему... Не так, как сейчас. Приду в его дом... Убью, а ты станешь моей.

– Сколько ж до того терпеть-то, Крамушка, – заныла я.

Милёнок стащил с меня рубаху, потянулся губами к моей груди. Взял мою руку и направил мне же между ног... Лишь я сама могла касаться собственного тела в его укромных уголках. Да еще будущий муж, сожри его горные хра...

– Сколько ни доведется, потерпим, – пробормотал он, отрываясь неохотно от меня. – Хевья умеют терпеть. До поры до времени. Но когда придет пора – тогда глотта несдобровать. Кровавыми слезами умоются, твари пришлые...

Злой, лютый огонь промелькнул в глазах Крама. Яро набросился он на меня, едва ли не растерзать хотел мое неповинное тело, запечатанное проклятым демоном. И так жарко мне стало от его ярости; от того, что невозможно утолить ее, впустив в себя, позволить выплеснуться в моем лоне, что загорелась и я сама. Простонала, лаская себя, а потом начала обнимать и ласкать дружка – страстно, истово. Ни капельки этой страсти не перепадет глотта. Пусть умоется. Кровавыми слезами.