Текст книги "Все могут короли"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Бал – на этот раз в доме дюка Энгаса – был устроен маленький, почти семейный, и присутствовала на нем практически та же, уже знакомая Илис компания, с некоторыми изменениями. Слоока изменения не коснулись, он был тут как тут, и приветствовал ее поклоном – правда, на расстоянии.

– Будешь танцевать со мной, – заявил Марк, завидев его.

– Ну уж нет! – взбунтовалась Илис. – Не буду я танцевать – ни с тобой, ни с кем еще! Не желаю позориться!

Марк усмехнулся.

– Так не годится. Нужно подать отцу идею нанять для тебя учителя танцев.

– Вот и подай. А меня оставь, пожалуйста, в покое! К тому же, тебя уже ждут.

Повторять намек не пришлось: в стайке девушек Марк безошибочно отыскал взглядом Эву и покраснел. Прелесть, что такое! – в очередной раз с восторгом подумала Илис.

Она отыскала для себя укромное местечко, чтобы не путаться под ногами у танцующих и не слишком привлекать к себе внимание. Но ее уединение продолжалось недолго и было нарушено приставучим Слооком.

– Вы не ответили ничего на мое письмо, – заявил он без обиняков, остановившись перед ней.

– А я должна была? Послушайте, герр Слоок, а почему вы не танцуете? Мне кажется, я видела, что вон там, в уголке, бедняжка Илария томится без пары. Вы пришлись бы ей кстати.

– Мне трудно придерживаться такта, – ответил Слоок, серьезно на нее глядя. – Я все время сбиваюсь. А вашего кавалера, я вижу, увели?

– Я сама его отпустила, – ядовито улыбнулась Илис. – Садитесь, герр Слоок. Ответа на письмо вы не получили, но своего добились. Выкладывайте, что вам от меня нужно.

– Вы такая необычная девушка, миледи, так не похожи на всех остальных барышень…

– Это я уже слышала, – нетерпеливо возразила Илис, посматривая в сторону Марка. Как бы он не вырвался опять из нежных ручек белокурой малышки Эвы и не примчался бы спасать Илис от нелояльного князя. – То есть читала… говорите по делу, прошу вас. И поскорее. Если Марк увидит, что вы торчите возле меня…

– "Торчите"! – повторил Слоок со смешком. – Восхитительно! Если вы опасаетесь, что Марк может помешать нашему разговору, давайте поищем более подходящее место.

– Еще чего не хватало! Вот тогда он точно подумает о нас Безымянный знает что. Говорите здесь.

– Как вам угодно, – Слоок поклонился и, наконец, сел. – Тогда скажите мне, что вы думаете о войне, которую ведет император.

Илис вытаращила на него глаза.

– Вы с ума сошли? Нашли подходящую тему для разговора! И где?!

– Вы сами пожелали говорить тут.

– Не валяйте дурака. Я же не знала, какие вопросы вы начнете задавать.

– Может быть, все-таки уйдем куда-нибудь?

– И не подумаю. И отвечать на ваш дурацкий вопрос не буду.

– Почему?

– Да хотя бы потому, что знаю, что за этим последует. Я знаю, что вы пострадали в этой войне, и предполагаю, что вы имеете на нее зуб… ну то есть… в общем, вы поняли. Вы резко настроены против, полагаете эту войну захватнической, жестокой, несправедливой… напрасное кровопролитие, тысячи невинных жертв… так?

– А, – сказал Слоок с усмешкой и неосознанным жестом коснулся шрамов. – Так Марк вам уже рассказал?

– Да. Ну что, угадала я?

– Угадали… в общих чертах.

– А частности меня не интересуют, – сказала Илис и решительно встала. – И почему вы так уверены, что прямо из этого дома я не отправлюсь к своему покровителю и не шепну ему, какой неблагонадежный человек этот светлейший князь Рувато Слоок?

– Я не уверен, – спокойно ответил Слоок.

– Тогда, значит, вы и впрямь сумасшедший, и я напрасно сомневалась. О боги! – воскликнула Илис, демонстративно закатив под лоб глаза. – Ну почему у вас, мужчин, все разговоры так или иначе сводятся к войне? Пойду лучше поболтаю с Иларией. Я, видите ли, никак не могу подобрать нитки для своей новой вышивки. Может быть, Илария что-нибудь посоветует мне?

Вот так, победно думала Илис, удаляясь прочь от Слоока. И пусть думает, что я пустоголовая дурочка. Хотя, скорее всего, он так не думает… он достаточно умен, чтобы раскусить мои маневры. Но, во всяком случае, я избавилась от него хотя бы на время.

Уже подходя к Иларии, Илис не удержалась и обернулась. Слоок стоял там, где она оставила его, и смотрел на нее, улыбаясь.

«Несколько дней», о которых говорил Барден, обернулись двумя неделями. Приближалась зима, со дня на день ждали первого снега. Илис виделась со своим учителем крайне редко, буквально на бегу, и с удивлением ловила себя на том, что начинает скучать по нему. Скучать по звуку его низкого раскатистого голоса и по рыжим насмешливым глазам. Марк, хоть и бывал до дрожи похож на отца в иную минуту, все же не мог заменить его.

Дни Илис коротала с Илескаром в его храмовой лаборатории, или же прогуливалась с Марком. Илескар нравился ей своей непохожестью на остальных эдесских братьев Гесинды, которые все, как один, отличались громкоголосостью и амбициозностью. А Илескар был тихим, мягким, пожилым уже человеком, хотя еще далеко не стариком. С ним было спокойно и уютно. Но Илис, которая любила и поговорить, и послушать, этого было недостаточно. Конечно, Илескар выслушивал ее всегда очень внимательно, но сколько можно говорить в режиме монолога?! И учителем он был отнюдь не таким талантливым, как Барден. Объяснения его были дельными, но такими скучными, что временами Илис приходилось усиленно бороться со сном, несмотря на весь интерес к магии.

С Марком было несколько интереснее. Правда, в общении с ним заключались свои трудности. Например, с ним нельзя было поговорить на отвлеченные темы – за все жизнь он, кажется, не прочитал ни одной книги, где не содержалось бы «практических» знаний, которые потребовались бы ему в жизни. Он не читал ни поэм, ни романов, ни трудов по «отвлеченным», метафизическим и философским разделам науки – у него просто никогда не доставало на это времени. При этом Марк обладал весьма острым умом и, например, в стратегии разбирался едва ли не лучше убеленных сединами старых и опытных полководцев. Страшный перекос в его образовании был налицо.

С каждым днем Илис все сильнее понимала, как сильно она ошибалась на его счет в самом начале знакомства. Тогда Марк показался ей мягким и податливым, сильно подверженным чужим влияниям, но теперь она видела, что мягкость его – всего лишь обман зрения, неосознанная маскировка. Марк показывал себя тихоней, но до поры, до времени.

Несгибаемость его характера Илис успела испытать на себе. По собственному ли почину, или по указанию «свыше», он взялся через вечер таскать ее на столичные великосветские сборища, подобные тому, на которых Илис уже побывала. Она пыталась протестовать, но он как будто ее даже не слышал. Дошло до абсурда. Когда Илис, исчерпав все разумные доводы в защиту нежелания идти на очередной «вечер», заявила, что у нее нет ни одного приличного платья, в котором бы ее уже не видели ("а это просто неприлично для светской дамы – дважды появляться на людях в одном и том же туалете в течение недели!" – выпалила она в отчаянии), Марк немедленно устроил смотр ее гардероба. Вел он себя так бесцеремонно, как будто являлся, по крайней мере, ее мужем. Илис была страшно возмущена и горела от желания надавать ему оплеух. Но, уже почти произнеся формулу, рожденное которой заклинание должно было выкинуть наглеца из ее спальни, Илис встретилась с ним взглядом и осеклась. Из глаз Марка на нее смотрел Барден. Причем не тот, которого она знала, а тот, с которым ей никогда не приходилось пересекаться – и слава Двенадцати! Это был Барден-разъяренный, Барден-взбешенный, готовый крушить все вокруг ради одного сказанного ему поперек слова. Илис была не робкого десятка, но слегка струхнула. И не собственная безопасность ее беспокоила – ей страшно не хотелось увидеть проявление темной стороны натуры Марка, которого она почти уже считала своим другом. Поэтому она тихо отошла в сторону и позволила Марку закончить начатое. В конце концов, платья ничего не значили.

– В самом деле, твой гардероб ужасен, – вынес вердикт Марк, переворошив все ее немногочисленные наряды. – В том смысле, что он ужасно скуден. У тебя в Эдесе есть портниха?

– Твой отец присылал мне какую-то даму. Вот это платье и вот это – ее рук дело.

– Неплохо, но слишком мало. Скажи ей, что тебе как можно скорее нужно еще несколько платьев.

– Марк, не сходи с ума, – тихо сказала Илис.

– Ты первая завела разговор о том, что у тебя недостаточно нарядов, – ответил Марк отрывисто. – В чем дело?

– Ты ведешь себя… дико. И грубо.

– В самом деле? Возможно. Но, Илис, ты и святого смиренника из себя выведешь.

– Ты хотя бы извинился, – упрекнула не на шутку обиженная и встревоженная его поведением Илис.

– Если это доставит тебе удовольствие – прошу прощения.

С этими словами Марк поклонился и ушел, а Илис уселась рядом с разложенными на кровати нарядами и грустно подумала о том, что после этой ссоры их отношениям, видимо, настал конец. Как глупо! Марк ей нравился, как мало кто из знакомых ей людей.

Но она снова ошиблась: вечером Марк постучался в ее дверь, как ни в чем не бывало, и ни словом не упомянул о дневном разговоре. А Илис, которая еще час назад твердо решила, что швырнет в него чем-нибудь тяжелым и захлопнет перед ним дверь, если он явится к ней на глаза, спокойно приняла предложенную им руку.

Слоока она больше не встречала. Из обрывков случайно услышанного разговора знакомых Илис узнала, что некий недуг, периодически мучивший его со времени ранения, приковал его к постели. Вероятно, случилось одно из тех «затмений», о которых говорил Марк. Барышни весьма досадовали на это обстоятельство: зеленоглазый князь был у них в чести, хотя и никогда не танцевал.

– Теперь мы не увидим его по крайней мере две недели! – расстроено щебетала Илария Энгас. – Это просто ужасно. Князь, должно быть, очень мучается. Мне так жаль его!

Что до Илис, то ей ничуть не было жаль Слоока. К своему стыду, она даже радовалась его отсутствию, будучи более чем уверенной, что он при первой возможности возобновит свои туманные речи явно политического характера. А ей не хотелось ни впутываться в политику самой, ни впутывать в нее кого-либо другого. Странно, но Илис до сих пор не приходило в голову, что, связавшись с Барденом, она уже накрепко влипла в политику, как муха в паутину.

– 7-

Наконец, настал день, когда в дверь Илис постучался слуга, присланный Барденом. Император просил Илис немедленно зайти к нему в кабинет. Обрадованная Илис – за все это время он ни разу не приглашал ее для встречи, – немедленно отправилась к нему.

В кабинете Бардена было очень светло и очень холодно. Занавесы на огромных окнах были раздвинуты, а камин выглядел так, будто к нему не прикасались со дня окончания его кладки. По комнате вовсю разгуливали сквозняки. Илис невольно поежилась и позавидовала Бардену, который чувствовал себя отлично в одном просторном балахоне из мягкой тонкой шерсти. По ее мнению, в кабинете было не обойтись без меховой накидки.

– Здравствуй, Лисси, – Барден встретил ее своей неподражаемой обворожительной улыбкой. – Ну, как твои дела? Марк не обижал тебя?

– Почти нет, – честно ответила Илис.

Барден удивленно поднял брови.

– "Почти"? Как это понимать? Значит, все-таки обидел? Рассказывай, – приказал он.

– Да, в общем, ничего особенного, нечего рассказывать. Просто он замучил меня светскими вечеринками.

– Только и всего? Ну, так это я попросил его.

– Вы? – изумилась Илис. – Зачем?

– Чтобы ты не скучала без общества. Тебе не понравилось?

Илис пожала плечами.

– Иногда скучновато было, но в общем ничего.

– Если «ничего», значит, ничего страшного, – заключил Барден. – Садись, Илис поговорим, – он галантно придвинул ей кресло и сел сам. – А что Эдес? Понравился тебе?

– Красивый город, – ответила Илис довольно искренне. – Только ветреный очень.

– Если понравился, может быть, ты хотела бы остаться в нем подольше? Скажем, на зиму? Ты могла бы продолжить занятия с Илескаром.

Илис заподозрила неладное и заерзала в кресле. Барден смотрел на нее слишком уж внимательно и чуть ли не с отеческим участием.

– Герр Данис, в чем дело? Говорите сразу.

– Через несколько дней я уезжаю, Илис, – не стал тянуть Барден. – Я еду в Фрагию и, может быть, не вернусь в Эдес до весны.

– Фрагия – это ведь в Медее?

– Да. Там сейчас довольно тяжелое положение, и с наступлением зимы станет еще тяжелее.

– И что же? Вы не хотите, чтобы я ехала с вами и мешала вам? Или, может быть, я разочаровала вас как ученица?

– Не в этом дело, Илис, – покачал головой Барден.

– А в чем же?

– Там идет война, а военный лагерь – не самое подходящее место для молодой девушки.

– А! Так вы боитесь за мои нервы? Напрасно. Я всякое повидала.

– Не сомневаюсь. Пойми, Илис, я вовсе не намерен приказывать тебе остаться в Эдесе. Да ты, полагаю, и не послушалась бы такого приказа. Просто я хочу, чтобы ты хорошенько подумала и сделала выбор.

– И думать нечего! – рассердилась Илис. – Если я вас не разочаровала, и если вы не мечтаете еще от меня избавиться, я поеду с вами. И точка.

– Решительное заявление! – усмехнулся Барден.

– А я вообще – девушка решительная… Скажите, а Марк остается или едет с вами?

– Едет со мной. Его каникулы окончены.

– Вот так-так! – озадаченно проговорила Илис. – Вы уезжаете, Марк уезжает… и с кем же я должна была остаться?

– Илескар согласился присмотреть за тобой во время моего отсутствия. Вы с ним, кажется, сошлись довольно близко?

– Илескар, значит!.. И после этого вы будете утверждать, что не пытались спихнуть меня с рук! – возмутилась Илис.

Ей уже порядком надоело, что все только и делают, что передают ее из рук в руки, словно вещь или собачонку какую-нибудь. И при этом никто особенно не интересовался ее мнением. Пожалуй, Барден был первым, кто предоставил ей какой-то выбор. Обычно все говорили ей: "Теперь, Илис, мы с тобой поедем туда-то" или: "Извини, Илис, но тебе лучше остаться тут".

– Итак, решено: ты едешь со мной в Фригию? – сказал Барден, внимательно на нее глядя.

– Да.

– Хорошо. Только не жалуйся потом, пожалуйста, и не особенно рассчитывай вернуться в Эдес раньше марта. То есть ты можешь попросить меня открыть портал, но я не уверен, что стану делать это. А пока можешь идти. У тебя есть пара дней, чтобы собрать вещи и попрощаться с друзьями.

Илис уже приходилось путешествовать и по осеннему бездорожью, и по зимнему снегу, и опыт этот был не из приятных. Но, как оказалось, ехать в компании двух молодых оборванцев – совсем не то же самое, что путешествовать в составе королевской свиты – а Барден на самом деле вез с собой небольшую свиту. Состояла она из Марка, Альберта Третта, Илис, незнакомого ей эдеского магика, нескольких офицеров разного ранга и слуг. Над кавалькадой хоть и не развевались императорские стяги, но все же каждому встречному становилось ясно: едет важный господин. Впрочем, определить беглым взглядом, кто из путников есть тот самый важный господин, представлялось невозможным. Среди своих людей Барден выделялся разве что высоким ростом, низким голосом и шириною плеч.

Илис была единственной женщиной в отряде (она отказалась даже от личной служанки), и офицеры смотрели на нее с неодобрением и настороженностью. Ночевала она отдельно от всех, но вечера зачастую проводила вместе с Барденом и Марком, если только они не были заняты с картами, которых везли с собой целый ворох. Пока Барден обсуждал с ней очередной фрагмент из труда по теории магии, или объяснял ей какую-нибудь формулу, Марк сидел, согнувшись над картами. И ничто, казалось, не могло его заинтересовать в тот момент сильнее. Он был уже не тут, не с ними – он был в центре сражения, и в голове выстраивал план битвы. И Эдес, и столичные развлечения, и даже белокурая Эва – все было отодвинуто на задний план и перестало иметь всякое значение.

На подъезде к Фрагии отряд наехал на касотскую заставу. Как торопливо, вполголоса объяснил Илис Марк, такие заставы стояли на всех ведущих к Фрагии дорогах. Илис смотрела во все глаза: ей еще не приходилось находиться в центре военных действий. Но пока ничего интересного, кроме уставших и промокших от злых ноябрьских дождей офицеров и солдат, она не видела.

Императора и наследника вышел встречать начальник заставы, немолодой, заросший рыжеватой бородой (как отметила Илис, в Касот вообще было очень много рыжеватых блондинов), явно простуженный здоровяк. Он без лишних объяснений сразу признал Бардена и пригласил гостя отужинать с ним – благо надвигался вечер. Барден, не чинясь, приглашение принял, и до ночи они с начальником заставы, Марком и Альбертом обсуждали положение войск под стенами Фрагии. Под их разговор Илис и уснула, а утром они продолжили путь.

Сам город – точнее, его стены, – ей довелось увидеть только издалека. Вокруг, сколько хватало глаз, виднелись шатры с касотскими черно-красно-желтыми стягами над ними, и поднимались дымы костров. Штурм Фрагии шел вяло: касотская сторона время от времени постреливала по стенам из катапульт и луков, но без особого энтузиазма. Командование ожидало прибытия императора, дабы обсудить с ним обстановку и, приступить, возможно, к решительным действиям.

Императорский штаб разместился в крестьянском доме. Деревня, прилепившая почти под самыми городскими стенами, была давно оставлена обитателями. Многие уцелевшие дома в ней теперь занимали старшие офицеры из командования. Илис была рада: жить в деревенском доме, пусть тесном и темном, насквозь прокопченном, было несравненно лучше, чем в переносном шатре. Ей выпала высокая честь поселиться под одной крышей с императором, его сыном и ближайшим соратником герром Треттом. Подумав о том, в каком двусмысленном положении она оказалась, и какие слухи поползут о ней по лагерю, Илис хохотнула про себя. Любопытно, а отдает ли Барден себе отчет о том, в каком свете предстает в глазах подданных? Наверняка отдает, но не заботится об этом. Ну, так и мне заботиться не стоит, решила Илис. Тем более что моя репутация погибла уже давным-давно. Редко ли мне приходилось путешествовать и жить в исключительно мужском обществе?

– Я не намерен таскать тебя всюду за собой, – заявил ей Барден в первый же вечер, проведенный в новом пристанище. – Может быть, ты подолгу не будешь видеть меня. Поэтому возьми вот это, – он стянул с пальца перстень – один из тех, что были знакомы всему его окружению, – и передал его Илис. Перстень был дорогим, его украшало множество опалов, и Илис приняла его почти с благоговением. – Предъявишь, если вдруг возникнут проблемы. Но старайся соблюдать меру, не нарываться и не лезть на рожон. Мне будет неприятно, если с тобой случится беда. Здесь все-таки не шутки шутят… Подвернешься не вовремя – никто не будет разбираться, кто ты такая есть.

– Благодарю за доверие, герр Данис, – отозвалась удивленная Илис, разглядывая перстень. Нечего было и думать о том, чтобы носить его на пальце: из огромной лапищи Бардена можно было выкроить по меньшей мере две ладошки Илис. – Но наверняка могу пообещать вам только, что не потеряю перстень.

– И на том спасибо. Я знаю, ты любопытна, и твой любопытный нос тебя когда-нибудь погубит, но я все же буду надеяться, что произойдет это не слишком скоро.

– Вы что, всерьез за меня переживаете? – еще сильнее удивилась Илис.

– А ты разве не знаешь, – Барден смотрел на нее с нескрываемой насмешкой в рыжих глазах, – что император не может ни за кого переживать, потому что у него нет сердца?

– Нет, не знаю.

– Ну так еще узнаешь.

И Илис узнала. За зиму она вообще узнала о Бардене много такого, насчет чего предпочла бы оставаться в неведении; и видела его в разных видах, большинство которых не способствовало возрастанию приязненных чувств. Илис увидела его, наконец, в гневе, когда лицо его и шея наливались кровью, зубы по-волчьи скалились, а от рокочущих звуков голоса замирало сердце. Переставая сдерживаться, Барден начинал напоминать ураган или бурю – сравнения избитые, но верные: он становился таким же безжалостным, сокрушающим и слепым. В такие минуты Илис старалась держаться от него подальше, зная, что он перестает узнавать и даже замечать кого-либо и может причинить вред самым близким людям, не задумываясь об этом.

Будучи безжалостным командиром, Барден ни во что не ставил жизнь своих подчиненных, и готов был положить всех до единого человека, лишь бы добиться цели. Временами он требовал от своих людей, казалось, невозможного, и готов был карать смертью за малейшую провинность. И не только был готов, но и карал: за два месяца Илис стала свидетельницей пяти казней.

Вместе с Альбертом, он сам вел допросы пленных, не гнушаясь применением пыток и ментальной магии, причем и в последнем случае он действовал отнюдь не деликатно. Илис, правда, на допросах не присутствовала, – желания видеть все эти ужасы у нее не было, да и не допустил бы ее Барден, – но наслушалась от солдат леденящих кровь рассказов. Половине того, что рассказывали, верить не стоило, но и оставшейся половины хватало за глаза. К тому же, решив окончательно прояснить ситуацию с допросами, Илис задала Марку вопрос в лоб.

– Да, это правда, – так же прямо ответил ей Марк. – Отец очень жесток с пленными. Он никого не жалеет.

– А тебе приходилось присутствовать на допросах? – не успокаивалась Илис.

– Да, – коротко ответил Марк и отказался продолжать разговор. Но и так уже все было ясно.

От всех этих открытий Илис сперва стало очень не по себе, но потом она мысленно сказала: ты хотела увидеть истинное лицо Бардена? ну так и смотри, любуйся на здоровье. Ты удивлялась, почему вокруг него, такого милого и обаятельного, царит атмосфера тревоги и священного ужаса? Теперь уже удивляться не будешь… Но ей все-таки очень трудно было сопоставить того человека, которого она знала уже несколько месяцев, с тем, кого узнала сейчас.

Как ни странно, не смотря на жестокость Бардена и его страшные вспышки ярости, солдаты вовсе не ненавидели его. Наоборот, они готовы были едва ли не лобызать ему ноги. Илис долго удивлялась, пока не выяснила причин такого отношения к императору простых смертных. Будучи крайне требовательным к другим, Барден не давал спуску и себе. Сутками он мог торчать на позициях, в мороз и метель, деля с солдатами сухари и солонину, а по возвращении у него хватало сил еще и на беседу с Илис. Кого другого подобное насилие над собой давно прикончило бы, но Барден, вероятно, был сделан из железа. Ни хворь, ни стрелы, ни вражеские мечи его не брали. Несокрушимое здоровье плюс живой ум и невероятная удача позволяли ему успевать везде. И Илис не уставала восхищаться им, не прекращая при этом и ужасаться.

Марк – тот был из другого теста, чем отец. Илис находила его более человечным. Хоть он и без содрогания взирал на творимые его отцом ужасы, в обращении с людьми он был гораздо мягче. И он не был так неуязвим. В середине января он подхватил страшную простуду, и только чудом удерживался на ногах. Пылающий жаром, с воспаленными глазами и жестоким кашлем, он разъезжал по позициям, и Илис страшно хотелось загнать его отлежаться в постель. Но ни сам он, ни Барден как будто не замечали его состояния, и она помалкивала. Закончилось все закономерно: Марк свалился в бреду и лихорадке, и не вставал неделю. А едва почуяв себя в силах встать на ноги, он снова помчался в мороз, в метель, к своим солдатам. Ясно было, что Барден молчаливо одобряет его поведение, но Илис его самоистязания понять не могла.

В конце декабря касотцы вошли в разоренную Фрагию. Илис с внутренним содроганием ожидала, когда начнется обычная в таких случаях солдатская потеха. Ее унылый вид не укрылся от внимания Бардена. Объяснять, в чем причина, ему было не нужно, он и так все понимал с полувзгляда. И он категорически запретил Илис ступать на улицы Фрагии до тех пор, пока он ей не позволит. Она и не рвалась, но настроение у нее лучше не становилось. Барден смерил ее пристальным взглядом и спросил тяжело:

– Что, княжна, жалеешь, что поехала сюда со мной? – впервые со дня знакомства он назвал ее княжной.

– Есть немного, – честно призналась Илис.

– Хочешь вернуться в Эдес?

Илис подумала и ответила:

– Нет.

– Вот как? – прищурился Барден, и, явно издеваясь, продолжил. – Ты еще не исполнилась ко мне отвращения? Не хочется бежать от меня за тридевять земель?

– При чем тут вы? – возмутилась Илис. – Послушайте, если вы хотите порефлексировать или вызвать меня на откровенный разговор, то зря стараетесь. Неподходящий объект выбрали! Я вовсе не собираюсь убеждать вас, какой вы на самом деле хороший, и как несправедливо на вас наговаривают люди и вы сам.

На это Барден неудержимо расхохотался, а Илис подумала: вот тип идеального злодея – ни сердца, ни совести, смеется над своими злодеяниями, как ни в чем не бывало! Впрочем, если насчет совести Илис почти не сомневалась, то насчет сердца у нее оставались серьезные сомнения.

До наступления весны Илис успела побывать еще в одном месте: в самой северной точке Касот, в крепости с простым и одновременно говорящим названием Северная. Марк рассказал ей, что когда-то здесь проходила граница Скааны, но этого королевства не существует уже двадцать лет.

– Отец завоевал Скаану, когда был молод, – сказал Марк. – Из тех земель родом моя мать… Что до крепости, она существовала уже тогда, только называлась по-другому. Старого ее названия почти никто уже не помнит, как не помнят вообще скаанского наречия.

– Твоя мать – чужеземка? – Илис воспользовалась случаем поговорить об императрице, которую ей так и не довелось увидеть.

– Да, – ответил Марк. – Она была дочерью скаанского короля и единственной, кто остался в живых из скаанского королевского рода.

– Твой отец женился на ней и взял Скаану в приданое?

– Нет, земли и без того уже принадлежали ему.

– Зачем же тогда он женился? – удивилась Илис.

– Наверное, он любил ее, – ответил Марк серьезно.

Представить Бардена влюбленным юношей было свыше сил Илис, а потому она оставила бесплодные попытки и обратилась мыслями к более жизненным вещам.

Северная была хорошо укрепленным фортом, и внутри нее располагался большой гарнизон. Здесь не велось никаких военных действий, и Илис получила гораздо большую свободу передвижений, чем возле Фрагии, – но только в пределах крепости. За ворота в одиночку выпустить ее отказались, даже когда она предъявила опаловый перстень. Стража ссылалась на приказ императора, и Илис немедленно поинтересовалась, что они имеют в виду. Оказывается, существовало распоряжение Бардена, касающееся лично ее: император запретил выпускать ее из крепости под любым предлогом, если только она ехала не с ним. Илис удивилась, но за разъяснениями к нему не пошла. Невозможность выйти за ворота Северной ее ничуть не расстроила, поскольку ей хватало занятий и в пределах крепостных стен. В Северной было спокойно, – если так можно сказать про место, где стоит военный гарнизон численностью в несколько сотен, – у Илис имелась собственная комната, Барден был уже не так сильно загружен делами, и Илис могла, наконец, заняться, как следует, магией. Когда за окнами ревела пурга, было так приятно разместиться с книгой у жарко натопленного камина, замотавшись для пущего комфорта в шерстяной плед. В такие вечера даже Барден не возражал против огня в камине, хотя сам старался держаться от него подальше, как будто боялся растаять.

В крепости было несколько молодых офицеров, с которыми Илис уже через неделю после прибытия была на короткой ноге. Лишенные женского общества и очумевшие от многомесячного безделья, молодые люди наперебой ухаживали за нею, для них это стало чем-то вроде соревнования. Илис не привыкла выступать в роли объекта мужского внимания и поначалу смущалась (пряча смущение за язвительными насмешками), но вскоре освоилась и приняла игру. Благодаря ее манере поведения и пристрастию к мужскому платью, – в Северной Барден уже не заставлял ее носить дамские туалеты, – игра эта продолжалась недолго: для большинства офицеров Илис превратилась в "своего парня", товарища по дружеским вечеринкам с вином и картами. Вина Илис не пила, но в карты играла охотно, и обыгрывать менее трезвых партнеров получалось у нее весьма ловко.

– 8-

С молодым касотским офицером по имени Хельмут Клингманн Илис сошлась особенно близко. Может быть, потому, что он был наименее назойлив в наполовину шуточных ухаживаниях за ней, и вообще больше помалкивал. А может, потому, что ему явно симпатизировал Марк, который, как заметила Илис, в основном держался особняком от остальных офицеров.

Ничего особенно в Клингманне не было. Среднего роста, худощавый и белобрысый, он не привлекал к себе внимания. Но, как-то раз разговорившись с ним, Илис с удивлением обнаружила в нем знатока поэзии и романтических романов, о которых он, однако, судил с изрядной долей юмора. Илис, которая сама весьма иронично относилась ко всей этой рыцарско-любовной модной литературе, пришла в восторг, отыскав вдруг нежданно-негаданно единомышленника. Они стали беседовать все чаще и охотнее, проникаясь друг к другу взаимной симпатией, и, наконец, стали сходиться почти каждый вечер.

Хельмут был отпрыском не слишком знатного, давно обедневшего дворянского семейства. Все его состояние заключалось в жаловании, которое он получал на службе у императора. Ему было двадцать семь лет, двенадцать из них он провел в армии, но до высоких чинов не дослужился. По его собственным словам, ему все как-то не везло: назначения он получал в места тихие, спокойные, неопасные. Вот и в Северной он торчал уже безвылазно полгода, занимаясь муштровкой солдат. У Илис сложилось мнение, что лучше всего для него было бы оставить военную службу и поступить на должность, скажем, архивариуса.

– Я с детства мечтал прославиться как великий полководец, – с ироничным смешком поведал ей Хельмут в один из вечеров. – И всегда завидовал своему кузену, который весьма преуспел на службе. Правда, закончил он плохо… Но, глупо сказать, я все равно ему завидую. До сих пор.

– А что с ним случилось? – не смогла сдержать любопытства Илис.

– В голову его ранили в одном из сражений. Долго он, говорят, маялся, но Перайна помогла – живой остался, только с тех пор не в себе.

Так-так, подумала Илис. Знаем мы одного раненного в голову… который не в себе. Уж не про него ли речь? Вот смешно-то будет.

– А как зовут вашего кузена, Хельмут? – вкрадчиво спросила она.

– Князь Рувато Слоок. Известный столичный кавалер! Может быть, и вы его знаете?

– Знаю, – призналась не слишком удивленная Илис. – Только не знала, что вы с ним родственники.

– Удивительно, какое совпадение, – глаза у Хельмута так и засияли. – И давно вы его видели?

– В октябре. Пару раз пересеклись в Эдесе на вечеринках, немного поговорили – и все.