Текст книги "Все могут короли"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

– Так научи их понимать. Для чего я поставил тебя во главе гильдии?

– Я не правитель, Эмиль, и мне трудно держать в узде такое количество неуравновешенных людей.

Эмиль пристально уставился на Тармила.

– Ты что, хочешь сказать, что не справляешься? – хищно спросил он. – Хочешь, чтобы я освободил тебя от должности?

– Нет. Мне просто нужен помощник.

– А! Ясно. Хорошо, я подумаю над этим. А пока, Тармил, крепись: в ближайшие дни тебе придется принять пятерых магиков из Скааны.

– Что?! Еще пятерых?! – вскричал Тармил. – Эмиль, не сходи с ума, храм всех не вместит! Ты что, хочешь собрать в него магиков со всего материка? Тогда тебе придется выселить из Эдеса весь народ.

– А это тоже твоя задача, Тармил: сделать так, чтобы гильдия не ограничивалась Эдесом. Нужно, чтобы она начала действовать и в других городах. Все храмы Гесинды должны быть связаны между собой.

– Это нелегко будет сделать, даже с помощью порталов.

– Ты уж постарайся. Возьми за образец хоть гильдию Сумеречных братьев. Они отлично поддерживают связь между храмами по всему материку, и при этом обходятся без всяких телепортов.

Тармил невольно рассмеялся и покачал головой.

– Не думаю, что братья Фекса захотят делиться своими секретами.

– А мы их хорошо попросим! Между прочим, Тармил, это мысль: надо бы встретиться и поговорить с их эдесским гильдмастером.

– Нет, ты, действительно, тронулся умом, Эмиль. Кто тебя допустит до гильдмастера?

– А кто меня не допустит? – усмехнулся Эмиль и демонстративно задрал подбородок. – Я – император.

– Мне можешь не напоминать, я-то это знаю. Ты им лучше расскажи… У них очень жесткие правила, Эмиль. Полагаю, они распространяются и на императоров тоже.

– Сегодня ты на удивление пессимистично настроен. Поживем – увидим. Я все-таки попытаюсь добиться этой встречи.

– И не забудь насчет помощника.

– Не забуду, – кивнул Эмиль и задумался.

Легко было пообещать, но он совершенно не представлял, где взять человека, который мог бы помочь Тармилу в делах магической гильдии. Это не должен быть магик: как правило, магики не годились на административные должности опять же в силу исключительной замкнутости характеров. Их занимали только свои собственные проблемы. Эмиль надеялся со временем переломить их эгоизм, но сделать это быстро представлялось невозможным. Так что требовался человек, который умел управлять, приказывать и следить за исполнением своих приказов. Вместе с тем он не должен бояться магии и шарахаться от магиков, как от зачумленных. М-да, где же взять такого человека? Эмиль вспомнил решительный взгляд Альберта и его бесстрашные речи. Да, вот кто подошел бы на эту роль! Альберт сумел бы действовать жестко и навести порядок среди неуживчивых магиков. Но отдать Альберта гильдии?.. При мысли об этом Эмиль почувствовал короткий болезненный укол неудовольствия. Ну нет! Альберт останется при нем. Юноша умен, услужлив, расторопен и исполнителен, но не только в этом дело. В последнее время Эмилю казалось, будто между ним и его адъютантом протянулись очень тонкие, едва ощутимые, но вполне реальные ниточки-паутинки привязанности. Иногда даже Эмиль начинал думать о нем как о своем младшем брате… но об этих мыслях Альберту, который наверняка что-то слышал об обстоятельствах гибели родного брата своего императора, лучше было не знать. В контексте этих обстоятельств разговоры о братской любви звучали по-настоящему пугающе.

Говоря короче, отпускать от себя Альберта Эмиль не хотел. И он подозревал, что юноша сам не захочет сменить место службы. К тому же он, кажется, недолюбливал Тармила.

Расстаться, например, с Вернером было бы гораздо легче. Но чернокудрый красавец, несмотря на всю свою отчаянную храбрость, слишком мягок и уступчив, ему не хватает жесткости. Ему больше подходит исполнять приказы, чем отдавать их.

Что же до офицеров… Эмиль досадливо покрутил головой. Для всех них магики хуже диких зверей. Они смирились с тем, что император их происходит из той же проклятой породы, но не привыкнут к этому никогда.

– Боюсь, что поиск помощника будет делом нелегким, – медленно проговорил Эмиль, наконец. – У тебя нет никого на примете?

Тармил покачал головой.

– Увы.

– У меня тоже… ну ничего, посмотрим, что тут можно сделать. Так… мне сегодня еще нужно вернуться в лагерь, офицеры меня потеряли, должно быть. Но сначала я еще хочу поговорить с Туве. Покажешь, где ее устроили?

Тармил молча сделал приглашающий жест в сторону двери. Повинуясь ему, щелкнул замок, и дверь медленно отворилась. Эмиль удивленно поднял брови, но промолчал и вышел в коридор.

Ранее апартаменты, в которых разместили Туве, принадлежали принцессе Алмейде. Но она не навещала столицу с тех пор, как потеряла старшего сына, – вот уже восемь лет, – и ее комнаты всегда пустовали. Эмиль распорядился, чтобы их поддерживали в приличном состоянии, но все равно в них заводилась пыль, сырость и плесень, и вид у них был нежилой. Когда в Эдес привезли скаанскую принцессу, Тармил убедил сенешаля отдать эти комнаты ей и трем ее служанкам.

У дверей застыли два стражника в доспехах и при оружии. Мимо них Эмиль прошел, усмехнувшись – какие предосторожности ради хрупкой девушки! Впрочем, в таком деле лучше переусердствовать. Его адъютанты знали, что с Туве ничего не должно случиться, и устроили все наилучшим образом. Молодцы мальчишки!

Стражники отсалютовали императору мечами и распахнули перед ним двери. Эмиль вошел в комнаты, в которых провел многие часы своего детства вместе с братом, сестрой и матерью. Три молоденькие скаанские служанки, занятые раскладыванием разноцветных мотков шерсти по маленьким корзинкам, при его появлении подскочили с мест и присели в низких реверансах. Пряжа при этом соскользнула с их колен и пестрым ковром устлала пол.

– Уйдите все трое, – бросил им Эмиль на всеобщем, и девушки поспешно упорхнули, побросав рукоделие. Вряд ли хоть одной из них пришла мысль о том, что неприлично их госпоже оставаться наедине с молодым мужчиной, хоть он и император.

Следующие две комнаты были пусты. Эмиль медленно прошел через них, отыскивая взором детали, которые могли что-то рассказать об их нынешней хозяйке. Таких деталей было на удивление мало. Каким-то образом Туве умудрялась не оставлять отпечатка своей личности на тех предметах, которыми пользовалась.

В самой дальней комнате, с большими наборными окнами, стояла рама с натянутым на нее куском синей ткани. На ткани уже можно было различить контуры и уже готовые отдельные элементы будущего рисунка: чернокудрый рыцарь с поднятым кверху мечом сражается с неким огнедышащим чудовищем, а за поединком, укрывшись за деревом, наблюдает девушка. Рыцарь был очень похож на Вернера.

Перед рамой, склонив к вышивке бледное лицо, сидела Туве. Ее руки легко порхали над натянутой тканью, брови сосредоточенно сошлись на переносице, как будто она решала какую-то невероятно трудную головоломку. Бесшумно вошедший Эмиль остановился в дверях и некоторое время любовался ею, прислонившись к дверному косяку. Картина была восхитительная; подобно меду, она услаждала его сердце. Потом, наконец, Туве заметила его. Она вздрогнула и еще ниже склонила лицо. Хотя она не повела в сторону Эмиля и бровью и вообще не дала понять, что ее как-то задевает его присутствие, в комнате повисло ощутимое напряжение.

– Здравствуй, Туве, – больше не таясь, Эмиль подошел, встал за ее спиной и чуть наклонился над вышивкой. – Прекрасная работа! У тебя очень тонкий вкус.

Ответа, как всегда, не последовало, а вот напряжение заметно возросло. Игла в пальцах Туве так и мелькала туда и сюда, прокалывая ткань.

– Я заехал ненадолго, – продолжал Эмиль, – и не мог уехать, не повидав тебя.

Во время разговоров с Туве его не оставляло ощущение, что он теряет разум. Возможно, так оно и было: способность мыслить логически и прислушиваться к голосу разума покидала его, не говоря уже о способности сохранять подобающие властителю империи достоинство и гордость. К тому же, Туве была единственной женщиной, при взгляде на которую у него начинало сосать под ложечкой.

– Ты снова не хочешь даже посмотреть на меня?

Он еще ни разу не опустился до мольбы, но чуял, что скоро это произойдет. Присутствие Туве в одном с ним пространстве действовало на него странным и страшным образом: временами он почти терял себя. Но избавиться от потребности видеться с ней было все равно что освободиться от пристрастия к опиуму. Эмиль никак не мог перебороть себя.

Он наклонился ниже и заглянул Туве в лицо. Какие холодные, чистые, прекрасные черты! Его завораживала именно эта холодная чистота, ее недоступность. Красота – банальна и доступна, в этом Эмиль, не ограничивающий себя в количестве любовниц, убедился давно. Привыкнув к окружению самых красивых женщин, он уже не находил ничего особенно волнующего в красоте как таковой.

Не удержавшись, он коснулся пальцами ее щеки. Кожа, на вид напоминающая холодный молочный камень, на ощупь оказалась нежной и гладкой. От его прикосновения Туве вздрогнула, уколола палец иглой и отдернула руку. Эмиль стремительно схватил ее узкую ладонь и поднес ее к губам. Не сопротивляясь, красавица застыла в ледяной неподвижности, выпрямив спину. Никогда, кроме того первого раза, той встречи в замке ее отца, она не противилась никаким его действиям.

Ладонь была холодная и как будто неживая. Холодный шип кольнул Эмиля в самое сердце, он отпустил ладонь и медленно сказал, заходя Туве за спину:

– Ты вздрагиваешь! Ты и знать меня не хочешь. Ладно. Только имей в виду, что к алтарю Травии я тебя все-таки поведу, и произойдет это в скором времени. Так что советую тебе начать обдумывать фасон свадебного наряда уже сейчас, – холодный и равнодушный тон давался ему нелегко; совсем не так ему хотелось бы говорить с Туве. – Подозреваю, что я не мужчина твоей мечты… Но послушай, Туве, если ты не хочешь этой свадьбы – у тебя есть возможность все изменить. Если ты меня ненавидишь, если я тебе так противен, что ты не желаешь смотреть на меня и с трудом выносишь мои прикосновения – скажи мне это. Скажи словами! Можешь даже располосовать мне своими коготками лицо, – я знаю, ты вполне способна на это; я испытал на себе силу твоей ярости, – покажи только, что тебе не все равно.

Молчание. Эмиль хотел надеяться, что ей не все равно, что молчит она не из-за равнодушия, а из-за гордости. Ведь если допустить, что в Туве действительно умерли все чувства, то это… это просто ужасно. Что тогда делать, Эмиль просто не представлял. Ему страстно хотелось вытащить наружу из Туве хотя бы какое-нибудь чувство, пусть это будет ненависть, лишь бы она стала хоть немного походить на живую женщину, а не на ледяную куклу. Но временами он чувствовал себя бессильным свершить это, а бессилье, в свою очередь, вызывало в нем ярость. Он привык сам себя считать всесильным.

– Ты испытываешь мое терпение, – шепнул он угрожающе, склонившись к ее уху, и положил руки на ее шею. По сравнению с его огромными ладонями ее шея казалась по-детски тонкой и хрупкой. Он мог бы сломать ее одним движением пальцев. – И рискуешь вызвать мой гнев. Ты слышала уже от кого-нибудь, что в гневе я страшен? Так это правда. Не боишься?

Окончательно взбешенный бесконечным молчанием, Эмиль обхватил ладонями ее голову, запрокинул ее и грубо поцеловал холодные губы. Руки Туве испуганно взметнулись, но тут же снова упали и неподвижно застыли на коленях. Целовать ее было все равно что целовать холодную куклу… или неподвижную покойницу. Он резко оттолкнул ее от себя и отпрянул сам. Ощущение было невыносимое. Эта ледяная жестокая красавица могла заморозить любое желание.

– Это только начало, – сказал Эмиль хрипло, сам толком не зная, что имеет в виду. – Дальше будет хуже, если не одумаешься.

Ему страшно хотелось что-нибудь сломать, сокрушить, развеять по ветру. Сдерживался он с трудом, зная, что если даст волю своему гневу, закончится это прискорбно. Сорвавшись, остановиться вовремя он не умел.

Ему удавалось более или менее сохранять спокойствие, но над притоком крови к лицу у него власти не было. И смотреть на него в эти минуты было жутковато: лицо и шея налились кровью, зубы оскалились. Но на Туве эти зловещие изменения не произвели никакого впечатления. Она по-прежнему не смотрела на него, впившись неподвижным взглядом в центр туго натянутой на раму ткани. Эмиль тоже перевел взгляд на вышивку. Чернокудрый рыцарь, пронзающий мечом чудовище… Раздался треск, ткань лопнула и поползла по центру, деревянная рама повалилась на пол. Теперь эти обломки годились разве только на растопку печи.

Туве сидела, закрыв лицо руками. Эмиль посмотрел на нее, на остатки рукоделия и с усилием разжал кулаки.

– Я прикажу прислать тебе новую раму и ткань, – сказал он сквозь зубы. – И еще пришлю к тебе портниху. Объяснишь ей, какое платье хочешь надеть в день своей свадьбы.

Возвращаясь от Туве, в крытой галерее Эмиль наткнулся на Карлоту. Он был слишком взвинчен, чтобы сразу же открыть портал и отправиться в лагерь, и потому решил пройтись, успокоиться. Но встреча с Карлотой успокоения не принесла.

Он не видел сестру с прошлого года, и потому произошедшие в ее внешности перемены бросились ему в глаза. Карлота стала как будто еще выше, сильно пополнела, а особую монументальность ее облику придавал царственный двойной подбородок. Ее пышное тяжелое тело было затянуто в светло-желтый блестящий атлас, соломенные завитые пряди волос кокетливо спускались на плечи. Полную белую шею в несколько рядов обвивало ожерелье из крупного жемчуга. В целом, Карлота выглядела очень нарядной, очень здоровой и отнюдь не скорбящей.

Завидев Эмиля, она сделала такую мину, как будто у нее заболел зуб, но голову склонила почтительно.

– Ваше величество…

– Можешь не лицемерить, – оборвал ее Эмиль. – Мы одни.

– Говорят, ты любишь карать за малейшую непочтительность, – тут же переменила тон Карлота, поднимая на него дерзко сверкающие глаза, и добавила язвительно: – Братец.

– Ты занялась коллекционированием слухов? Преинтересное, должно быть, занятие.

– А ты уже наигрался со своей войной? Я вижу, что-то взволновало тебя. Что же это? неблагоприятные сводки с поля боя?

На этот раз терпение Эмиля истощилось быстро, для словесных игр он был в неподходящем настроении.

– Короче: что тебе нужно, Карлота?

– От тебя – ничего, – задрала царственный подбородок Карлота. – Почему ты считаешь, что всем от тебя что-то нужно?

– Потому что так оно и есть. Всем от меня что-то нужно. И тебе что-то нужно, раз ты сунула нос в Эдес, зная о моем скором возвращении.

– Моя дочь тяжко болеет, и я приехала помолиться Перайне о ее скорейшем выздоровлении. Вот и все. Ты тут ни при чем.

– Тащиться ради этого через полкоролевства? У вас в провинции что, не осталось храмов?

– Ты всегда был безбожником, – не совсем понятно заявила Карлота. – Почитаешь одну только Гесинду, на других тебе наплевать.

Эмиль пожал плечами.

– Не вижу связи между моей безбожностью и твоим приездом в Эдес. Кроме того, извини, ты не похожа на скорбящую мать, дни и ночи безотрывно проводящую у ложа больного дитя.

Карлота побагровела, набычилась, и стала поразительно похожа на брата.

– Да что ты знаешь о больных детях и материнских чувствах! Ты даже никого никогда не любил, потому что Гесинда забрала твое сердце!

– Если даже так, это не моя вина, – парировал Эмиль. – Ладно, сестричка, я пока принимаю твои слова на веру. Ходи в свой храм, молись, сколько хочешь. Но помни, что я присматриваю за тобой. И если в твою очаровательную золотистую головку забредет какая-нибудь не та мысль…

– На что ты намекаешь?! – вскинулась Карлота.

– Ты знаешь – на что. Горячая семейная любовь у нас в роду. Каждый так и ждет, как бы преподнести ближнему своему приятный сюрприз.

– Говори за себя, братец!

Ладно-ладно, подумал Эмиль. Разыгрывай из себя оскорбленную невинность. Но я-то вижу, как блестят твои глаза, и без всякой ментальной магии знаю, что ты такая же, как я. Своего не упустишь. Твое несчастье, что ты родилась женщиной. Будь ты мужчиной, я ходил бы, поминутно озираясь в ожидании обоюдоострого сюрприза из-за угла. Впрочем, тебя и в женственном воплощении стоит остерегаться. Я ведь до конца так и не уверен, что тот разбойник с отравленным кинжалом – не твой посланец… Это вполне в твоем духе, послать убийцу. В одном ты на меня не похожа, сестричка: сама ты рук марать не станешь, и если что-то опасное и неприятное можно перепоручить, ты это сделаешь.

Отвесив шутовской поклон, Эмиль посторонился, пропуская сестру. Карлота царственно прошествовала мимо, шурша юбками.

Три нелегких разговора в какие-то несколько часов! Эмиль чувствовал себя донельзя уставшим. А ведь день не окончен. Надо еще отыскать Вернера и Альберта, они должны вернуться в лагерь вместе с ним. И, разумеется, они засыплют его вопросами, на которые не хочется отвечать… Еще нужно подумать о помощнике для Тармила… и об истинных намерениях Карлоты… и – о боги! – о собственной свадьбе, раз уж он вообще заговорил о ней… и о чернокудром рыцаре с вышивки Туве. Откуда он, Борон его возьми, вообще там появился?! Да еще такой похожий на Вернера…

Эмиль закусил губы. Он прекрасно сознавал, что Туве теперь – его самое больное место. И нельзя, чтобы кто-нибудь об этом догадался.

– 6-

Следующие две недели прошли как в угаре. Эмиль был настолько занят, что у него едва оставалось время на еду и на сон; и если бы не верные Альберт с Вернером, которые напоминали ему о необходимости отдыха и подкрепления сил, он, возможно, просто свалился бы от истощения.

Торжественной встречи в Эдесе избежать не удалось. Горожане желали видеть своего императора во главе войска, особенно после широко разнесшейся вести о раздвижении границ Касот. Эмилю пришлось битый час гарцевать на коне по переполненным народом улицам столицы, и под конец он почти оглох от приветственных выкриков и ошалел от летевших ему в лицо осенних цветов. Люди на время позабыли свой страх перед колдуном-императором и наперебой протягивали к нему руки в надежде коснуться хотя бы края его плаща. Кое-кто даже протягивал к нему детей, как будто он обладал силой благословления. Хорошо, что лошадь под Эмилем была хорошо выученной и не пугалась такого скопления людей. Хуже, что ментальная защита Эмиля с трудом выдерживала этот восторженный агрессивный напор. В обществе одного человека или нескольких людей он мог обращаться к их мыслям и чувствам только когда сам желал того. Но все менялось, когда люди собирались в толпу. Тогда Эмиль чувствовал себя так, будто попал в самый эпицентр толпы, и его со всех сторон толкают, пихают и норовят опрокинуть. Он не знал точно, но предполагал, что если это произойдет, если его «опрокинут», то толпа его просто растопчет, и от разума его останутся одни ошметки. К счастью, царствовал он не первый год, и научился более или менее успешно выдерживать такие массовые сборища. И все равно они протекали очень тяжело и оставались для него сущим кошмаром. Он надеялся, что когда-нибудь ситуация переломится, и он начнет получать удовольствие от противостояния толпе, но пока силы его возросли недостаточно.

После торжественного выезда и последовавшего за ним праздничного застолья (тоже то еще удовольствие) ему пришлось вместе с Тармилом принимать прибывших из Скааны магиков.

Молодого императора-колдуна они рассматривали с опаской, но и с нескрываемым интересом. Они ожидали увидеть человека гораздо более зрелого. Эмиль ясно читал удивление в их глазах.

Они держались настороженно, очевидно не понимая его намерений и не спеша довериться ему, когда он объяснился. Как и большинство собратьев, скаанские магики были людьми осторожными, расчетливыми и привыкшими полагаться исключительно на холодный рассудок. Знакомые не понаслышке с творением иллюзий, они не верили даже тому, что видели их глаза и чего могли коснуться их пальцы. А сейчас речь шла даже не об иллюзиях – с ними говорил ментальный магик! Эмилю пришлось долго беседовать с ними, прежде чем они начали хотя бы немного оттаивать, и в глазах их зажегся огонек любопытства.

Во время разговора он вдруг испытал странное ощущение, нечто вроде щекотки где-то внутри головы, за переносицей. Это было очень неожиданно. Он встрепенулся и по очереди пристально всмотрелся в лицо каждому из скаанских магиков. Все взгляды были обращены на него, все были одинаково внимательны, но взгляд одного из собеседников показался ему более глубоким, если можно так выразиться, и вместе с тем несколько опасливым. Это был белокожий и светловолосый мужчина лет тридцати пяти, с очень светлыми, как будто вылинявшими глазами. Он меня прощупывает! с волнением понял Эмиль. О боги, неужто я наконец наткнулся на другого ментального магика?.. Первая встреча за тринадцать лет!

И это было именно так. Они со скаанцем еще некоторое время прощупывали друг друга, пытаясь определить возможности оппонента; при этом разговор не прерывался ни на минуту. Эмиль не спешил раскрываться полностью, скаанец тоже осторожничал. Судя по его поведению, он тоже впервые пересекся с таким же, как он, ментальным магиком, и был не совсем уверен, как себя следует теперь вести. Эмилю быстро надоело осторожничать, ему не терпелось завести разговор о наболевшем, и он в лоб спросил: "Как давно у вас открылся этот Дар?" Скаанец заметно вздрогнул и ответил с опаской, запинаясь даже в мыслях: "Л-лет десять назад… в-ваше величество". – "Вы встречали кого-нибудь еще с подобным Даром?" – "Н-нет, ваше величество…" Если не считать запинок, мысль его была отчетлива и носила направленный характер, в отличие от мыслей обычных людей, которые никогда не могли собраться и сосредоточиться, и вечно перескакивали с одного на другое. Эмиль кивнул и задал следующий вопрос: "Вы полностью контролируете Дар или бывают ситуации, в которых он дает о себе знать помимо вашей воли?" Скаанец заколебался, Эмиль отчетливо чувствовал его нерешительность. Ясное дело, ему не хотелось открываться так сразу перед незнакомым магиком, к тому же таким, который и без того имел над ним власть как правитель империи, куда теперь входила и Скаана. Пришлось надавить на него, несильно, но жестко: "Отвечайте! Вы что, рассчитываете в ближайшие десять лет встретить еще одного такого же несчастного, как вы, и поговорить по душам с ним, но не со мной? Вам не хочется поделиться наболевшим и, возможно, получить совет?"

Только теперь он заметил, что все остальные присутствующие в комнате смолкли. Вероятно, по выражению лиц они поняли, что между императором и скаанцем параллельно общей беседе идет второй, неслышный им диалог, которому они не желали мешать.

– Продолжим, господа, – поспешно проговорил Эмиль вслух, пытаясь вернуться мыслями к делам насущным, а ментальному собеседнику сказал с сожалением: "Поговорим с вами попозже, у нас еще будет время".

Но время на разговор со скаанцем никак не удавалось выкроить. За магиками последовали другие гости, которые требовали к себе личного внимания императора. Как и ожидал Эмиль, в Эдес потянулись скаанские дворяне: мелкие северные князьки и таны, не выдержавшие давления. Кто-то из них явился собственной персоной, чтобы лично засвидетельствовать свое почтение новому правителю; они изнемогали от желания принести Эмилю присягу и вручить дары. Эмиль устал от них невероятно: они были темны и необразованны, некоторые – вовсе не грамотны, страшно льстивы, к тому же толком знали только свой родной язык. На касотском гости не разговаривали вовсе, а слова всеобщего языка корежили самым безобразным образом, и понять их было затруднительно. Промучившись с ними целый день, Эмиль догадался обратиться к одному из скаанских магиков с просьбой послужить переводчиком, и дело пошло легче.

Вытянутые физиономии родовитых гостей развлекли его сильнее, чем удивленные взгляды магиков. Они тоже явно не ожидали увидеть на императорском троне такого молодого человека с правильными и даже приятными чертами лица. Заглянув мельком в их мысли, Эмиль невольно улыбнулся тому образу грозного Бардена, который обнаружил в них. Общего у него с этим вымышленным и жутковатым персонажем был разве что только высокий рост и цвет глаз.

Несколько знатных дворян, которые поначалу не пожелали признать власть нового императора и запершиеся в своих замках, и которые по-прежнему находились в осаде, – часть войска Эмиль оставил в Скаане для поддержания порядка, – эти дворяне прислали к Эмилю своих гонцов с посланиями. В посланиях, как и предполагал Эмиль, содержались мольбы о снисхождении. Не слишком доверяя касотским армейским офицерам, руководящим осадами, мятежные дворяне желали сдаться лично императору. Судя по тону этих посланий, они были в панике.

– Как они все трясутся за свои жизни, – заметил Эмиль, небрежно бросая очередное просмотренное письмо в груду ранее прочитанных. Вместе с дюком Энгасом и Тармилом они с самого утра разбирали корреспонденцию, прибывшую из разных концов королевства. Письма из Скааны приходили одно за другим уже несколько дней подряд, и Эмилю наскучило читать их. Все они как будто были написаны под диктовку одного человека. – А всего-то и понадобилась пара недель осады.

– Но еще далеко не все выразили желание присягнуть вам, ваше величество, – ответил дюк Энгас. – Многие продолжают хранить гордое молчание.

– Посмотрим, на сколько их хватит.

– Кроме того, – подхватил мысль главнокомандующего Тармил, – присяга еще ничего не гарантирует, ваше величество, – при посторонних он обращался к Эмилю так, как требовали того правила этикета. – Присяга еще никому не помешала плести интриги и заговоры.

– Пусть плетут, – ответил Эмиль.

– Вы слишком уж самонадеянны, – рискнул заметить дюк Энгас. – Вы уверены, что настолько прочно сидите на троне?..

Эмиль улыбнулся.

– Пусть тот, кто хочет узнать это, проверит сам. Или вас, дюк, этот вопрос тоже сильно занимает?

– Меня занимает благополучие государства, – ответил дюк Энгас без улыбки. – И мне очень не хотелось бы, чтобы начались смуты.

– Спокойствие в королевстве в наших руках, дюк. Ну а пока, полагаю, будет разумным удовлетворить просьбы этих господ, – Эмиль указал на распечатанные письма. – Освободим их, и пусть приезжают посмотреть на своего императора.

Уладив более или менее все срочные дела, Эмиль собрал советников и министров – тех, кто пребывал на данный момент в Эдесе, – и сообщил о своем намерении жениться. И, не дожидаясь, пока они опомнятся и забросают его вопросами, объявил имя невесты.

После чего откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди и приготовился наслаждаться вспыхнувшим в зале совета скандальчиком.

А сообщение его спровоцировано самый настоящий небольшой скандальчик. Спокойствие соблюдал один только Тармил, который уже был в курсе дела и успел вдоволь поволноваться раньше. (Кстати сказать, он был единственный из служителей Двенадцати, кого Эмиль считал нужным приглашать на советы.)

Для остальных же само намерение императора жениться стало шокирующей новостью. Никто не ожидал, что это событие произойдет в скором времени. Вот уже несколько лет Эмиль занимался исключительно делами империи и военными проблемами и о женитьбе вроде бы не думал, если не считать его неудачной попытки посвататься, о которой большинство придворных уже и позабыло. Что же до его выбора невесты… Конечно, прибытие Туве в Эдес не осталось незамеченным. Как ни старался Эмиль избежать огласки раньше времени, все же от разговоров было никуда не деться. Придворные обсуждали «гостящую» во дворце скаанскую королевну и строили на ее счет различные догадки.

Слухи подогревал тот общеизвестный факт, что молодой император никогда не был аскетом в плане отношений с хорошенькими представительницами прекрасного пола (хотя ради справедливости нужно отметить, что и до разврата он никогда не опускался, и это тоже все знали). И свои отношения с придворными красавицами скрывать никогда не пытался. Поэтому некоторые придворные болтуны предполагали, что северная дева приглянулась императору, и он отвел ей роль своей фаворитки. Им возражали, что ранее император никогда не вел себя так неразумно, как бы прекрасна ни была женщина, а этот его поступок разумным никак не назовешь. К тому же, северная королевна, говорят, не блещет красотой, а вы вспомните всех тех прелестниц, которых император приближал к себе! Розы, молоко и мед, дивная стать, богатые кудри – у императора взыскательный вкус! Зачем ему какая-то бледная замухрышка?

Впрочем, проблемы внешности императорской невесты занимали советников в последнюю очередь. Их возмущало другое: то, что Эмиль выбрал себе в супруги королевну из завоеванного им государства, от брака с которой, по их мнению, не было никакой выгоды. Она не могла принести богатого приданого, все ее земли и без того принадлежали касотскому императору, со Скааной невозможно было заключить торговый или военный союз, как всего несколько лет назад. И если раньше в намерениях императора был какой-то смысл, то теперь его решение казалось совершенно бессмысленным.

Возмущению придворных не было предела, но Эмиль не торопился успокаивать их. Пусть накричатся вволю, выдохнутся. Он слушал их и улыбался.

Именно эта улыбка заставила их, в конце концов, утихнуть. Она говорила: кричите – не кричите, а все равно будет по-моему. И они знали, что так оно и будет. Точно так же улыбался старый Исса, когда принимал какое-то решение, от которого не намеревался отступать, и старшие советники еще помнили это. Да и мимику Эмиля они успели неплохо изучить за прошедшие восемь лет.

– Но почему снова именно она, эта скаанка, ваше величество?! – в этом коротком вопросе эрл Бранар, пожилой уже человек, старший казначей, выразил то, что мучило всех присутствующих в зале. – Объяснитесь, прошу вас!

Просить у императора объяснений было рискованно, но Бранар был так взволнован, что совершенно забылся.

– Объяснений не будет, – отрезал Эмиль. – Туве станет императрицей, и точка.

– Но интересы империи… – начал было Риттер нерешительно.

– Мне кажется, об интересах империи я забочусь достаточно. Господа! Просто примите мое сообщение к сведению. Обсуждению оно не подлежит.

– Но ваше величество! – никак не мог успокоиться Бранар. – Не лучше ли было обратить внимание на барышень, более достойных трона империи? Вы с легкостью могли бы найти достойную вас невесту как в Касот, так и за ее пределами! Подумайте, сколько знатных девушек…

Эмиль с усмешкой сощурился, и под его взглядом старик-казначей проглотил окончание фразы.

– Интересно, кого же вы считаете более достойной меня, чем моя избранница?