Текст книги "Вознесение черной орхидеи (СИ)"
Автор книги: Светлана Тимина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)
Уже потом я узнала еще одну легенду об этих прекрасных цветах. Самые романтичные утверждают, что именно ученый-ботаник Джордж Крэнлейт показал миру черную орхидею, цветок которой он украл у одного из племен в Южной Америке. Папуасы, считавшие растение священным тотемом племени, не оставили безнаказанным страшное, по их мнению, преступление. Они подвергли нерадивого ученого страшным пыткам. Но именно его безрассудство, как уверены многие, открыло экзотическое растение из южноамериканских джунглей.
Но сейчас этот еще не раскрывшийся цветок был в руках того, кто никогда его не отдаст и не отпустит. Я не могла пока этого знать, но присущая каждой женщине интуиция вопила об этом во весь голос – а мне только предстояло научиться слышать зашифрованное послание собственного шестого чувства…
Этот день выдался солнечным и теплым – казалось, совсем несвойственным для двадцатых чисел октября. В парке уже активно желтела листва, первые заморозки пощекотали нервы обещанием скорых холодов, едва уловимым дыханием приближающейся зимы, которая вот-вот принесет с собой кровавые политические события, но о них мало кто пока догадывался. Не догадывалась о них и я, когда утром пыталась догнать в сознании обрывки сна с какой-то малозначительной гонкой по составу движущегося поезда. Меньше боевики надо было на ночь смотреть. Отметив в блокноте «поезд – перемены, скорость – жизнь не стоит на месте, бег – активность», я нырнула с головой в тридцатиминутную танцевальную тренировку, даже не отрицая, что именно мысль о том, что сегодня вечером снова увижу Александра, поднимает настроение сладким предвкушением высотой в разрушительное, но ласковое вместе с тем цунами… Эта мысль разгоняет кровь по сплетениям мышечных волокон и проникает глубже, окутывая своей защитной легкостью… И впервые мне не хочется сопротивляться, я готова впустить эту осторожную пока эйфорию в себя до последней капли, до каждого слияния нейронов и атомов, которые сплетут со временем идеальную структуру. Это моя уникальная возможность вырваться. Еще рано говорить о чувствах, говорить, по сути, просто не о чем, но желание оставить кошмар позади сильнее всех возможных опасений будущего.
Я готова говорить о чем угодно до мельчайшей детализации, до надуманной решительности, но к тому, что произойдет вечером, невозможно подготовиться…
Предчувствия катастрофы утром не было. Я бы даже сказала, замечательный день, всего две пары, выпила чаю с Мирандой Пристли, когда зашла посоветоваться по поводу предстоящего через год диплома, составила Эле компанию и тоже соблазнилась парафинотерапией ручек. Это шикарное ощущение, когда мир сам вращается вокруг тебя, а не ты едва поспеваешь за его безумным ритмом, теряя терпение и нервные клетки. Я все еще плавилась в лучах этого позитива, запрыгивая в условленное время в «лексус» Алекса, успокаивая биение застучавшего сердечка с послевкусием щемящего, приятного испуга на губах от поцелуя. С каждой встречей он становился более глубоким и подчиняющим, медленно расширяя свои полномочия на готовой к захвату территории. Ему не нужно было жечь восставшие города и истреблять их обитателей, путь его дипломатии изначально был выстлан ковровым полотном принимающей стороны. Слияние-поглощение шло своим чередом, а я не желала ему сопротивляться ни в коей мере. Меня вообще занимали совсем иные вопросы.
Ничего не поделаешь. Самокритичность и комплекс неполноценности присущи в той или иной мере даже королевам. Не избежала этого и я. Раньше страх и чувство нереальности новой зарождающейся робкой симпатии занимали все мои мысли, но, когда я убедилась в том, что это не иллюзии, страх зеркала обрел новое направление. Я так уверенно и беспринципно посылала в ад мелькающую за спиной тень доставшего меня фантома, что она таяла, побившись для проформы головой о колючую проволоку моего нового защитного поля. Я вглядывалась в свое отражение, пытаясь понять, что такой мужчина мог рассмотреть в, по сути, совсем еще ребенке, не вполне сформировавшейся девочке. Миловидное личико? О, я подозревала, что он мог бы легко добиться взаимности от каждой из «мисс Вселенная», которым я значительно уступала внешне. Точеная фигура? Да, не один десяток подростков и тех, кому за, втихаря свихнулся на этих самых изгибах, только Алекс ни разу не раздевал меня глазами и даже не смотрел на мою грудь, какое бы откровенное декольте ни было у каждого нового платья. Я была гораздо эрудированнее и сообразительнее своих подруг, впитывала новые знания, как губка, могла поддержать любой разговор на должном уровне – но достаточно ли этого было для того, чтобы удерживать рядом такого мужчину? Мои вопросы оставались без ответа, сомнения грызли куда чаще, чем атаки бестелесной Димкиной тени, и вместе с тем аура некой избранности, уникальности и непохожести на других набирала обороты, пока еще робко, но с каждым нерешительным шагом все сильнее и крепче. Само наличие подобного мужчины в арсенале каждой девчонки обещало в скором времени поднять самооценку до небес.
Перед этим сеансом у Ирины я была в приподнятом настроении, восхищалась осенними красками, солнечными бликами в витринах магазинов, приближением скорого листопада. Алексу, казалось, передалось мое настроение, он улыбался той самой улыбкой, которую я видела так редко и только мимолетно – искренней, настоящей, той самой, что собственноручно снимала с него маску хладнокровного эстета-повелителя.
– О чем вы там говорите? – качая головой и не сводя глаз с убегающего под колесами ровного блестящего асфальта, шутливо интересовался он. – Готовите план по захвату земного шара?
– Мой психолог запретила мне обсуждать это с кем бы то ни было!
– Я умею убеждать. Может, расскажешь сама?
Я расскажу ему это очень скоро. Только дар убеждения тут будет ни при чем. Это будет подзабытая истерика с обвинениями в адрес первоклассного специалиста в области психоанализа и даже отказ от продолжения лечения, и только чудом меня уговорят это продолжить. Я не догадываюсь, интуиция спит, даже когда Ирина лично заваривает мне изумительный белый чай, потому как только она одна знает секреты его приготовления и не доверяет секретарю. Ее умные внимательные глаза отмечают малейшее изменение моей улыбки, я чувствую это очень хорошо. Малоприятно, но я сама согласилась сотрудничать. Кажется, даже улавливаю секундное замешательство железной леди Фрейд перед тем, как она указывает на удобную кушетку для релаксации.
– Сегодня я попробую погрузить тебя в гипнотический транс. – Сердце срывается с места, стучит в грудную клетку с пока не высказанной просьбой выпустить на волю, и я смотрю на Милошину умоляющим взглядом напуганного ребенка.
– Может, не стоит? Ну пожалуйста…
– Чего ты боишься?
Мне сложно подобрать ответ на этот вопрос. Я боюсь того, что посторонний человек сейчас раскроет мое сознание, увидев то, что я прячу даже от самой себя и не желаю признавать. Я понимаю, там доверчиво уместились на импровизированной книжной полочке все мои опасения, которые мешают двигаться дальше и отпускать прошлое, я знаю, что Ирина сможет их искоренить в одно касание… Может, я просто сильно люблю эти страхи и не готова с ними расстаться?
– Юля, мы все запишем. Ты сможешь потом это просмотреть, и мы разберем каждое слово. Не переживай, я не буду делать тебе внушение из серии «убить президента»! Я все это делаю для того, чтобы тебе помочь, хотя иногда в подобных методах и мало приятного…
Ей приходится подвести меня за руку к кушетке, расправить подушки. В мире современных технологий нет места спиральным колебаниям кулона на цепочке – нажатие кнопки пульта, тяжелые темные шторы на окна, и на белой стене под вспышкой проектора оживает калейдоскоп меняющихся абстрактных линий и капель. Я не успеваю даже удивиться, ожившая картина притягивает взгляд, затягивая в себя, еще миг, и она трансформируется в технологию стереофильма, выключая сознание, резанув по пяткам и солнечному сплетению сладкой аналогией погружения в сабспейс… Капли искусственной реальности похожи на стайки маленьких рыбок, но они в этот раз движутся не за ладонью по ту сторону стекла аквариума, они танцуют в такт тихому и спокойному женскому голосу, вздрагивая, когда меняется его тональность, и умиротворенно затихая, когда его оттенок стремится к абсолютному покою. Я думала, это будет больно, я почувствую вскрытие защитного купола без всякой анестезии… Но я не ощущаю никаких прикосновений.
Нежный голос ведет за собой, и легкость этого полета мало похожа на то, что я испытала с Димой… А, что именно? Ира, как бы тебе там понравилось! Только я сама не понимаю, что же это было. Наверное, включение резервных генераторов психики, которая каждый день наедине с ним была под угрозой срыва. Почему? Проще так думать… Ты права… Даже в этом. Наверное, мне все это больше приносило удовольствия, чем боли. Почему я этому сопротивлялась?.. Я не знаю. Я не хотела! И, наверное, с самого начала… У меня ведь забрали право выбора и принятия решений…
Поднятие архивов памяти с полок даже не провоцирует аллергию на пыль, там царит стерильность… Слишком часто я к ним прикасалась, любовно поглаживая и не желая отпускать. Без протеста передаю эти глянцевые книги в дизайнерской обложке черно-красного цвета, цвета моей боли и затерянности в навязанной игре, в руки той, которая, кажется, знает, что с этим делать. Повинуюсь ее мелодичному голосу и расслабляюсь, не пытаясь взвешивать свои ответы и концентрироваться на необычных ощущениях. Доверчиво сдаю свое оружие еще не в полной уверенности, просто с робкой надеждой, что меня не уничтожат им же. Спящую.
Когда я открываю глаза, солнечный свет заливает комфортный кабинет психоаналитика, зайчики пляшут по светлым стенам в такт колыханию жалюзи. Ирина не теряет времени зря, похоже. Ее пальцы быстро бегают по клавиатуре планшета, перенося информацию с монитора стационарного компьютера.
– Все хорошо? – нейтрально спрашивает она, не глядя на меня, печатает последнее предложение и только после этого поднимает глаза, сцепив перекрещенные пальцы в замок. Я беспечно улыбаюсь в ответ, но улыбка медленно гаснет. Ее взгляд, выпущенный хищным прищуром разряд ледяных крупинок бьет наотмашь. – Теперь поговорим. – Вздрагиваю от сменившейся интонации, поспешно принимаю сидячее положение, обхватив руками подушку на своем животе. Атмосфера дружеского взаимопонимания уничтожена этим сухим тоном, тускнеют солнечные зайчики на стенах и потолке, а я вновь ощущаю острый спазм того, что называют «психологическим ознобом». Идеальная бровь Ирины слегка поднимается вверх, а на губах разгорается циничная улыбка, призванная убить меня своей зеркальной идентичностью со злорадной улыбкой совсем другого человека.
– Можешь не стараться.
– Что? – оглядываюсь по сторонам, одержимая лишь одним желанием – исчезнуть, раствориться, спрятаться в кожаной обивке дивана. Сейчас что-то произойдет, и я не хочу ждать, когда это случится! Оглядываюсь на дверь… Алекс обычно ожидает меня в смежной комнате отдыха. Закричать? Просто встать и выйти из кабинета, пусть мадам психоаналитик играет в эти игры со своим отражением?
– Изображать жертву. Пытаться доказать мне, как тебе ужасно страшно и как ты хочешь это прекратить. – Я вздрагиваю, когда Ирина медленно приближается ко мне. – Тебе сейчас как угодно, но не плохо, верно? – отшатываюсь от ее протянутой руки, словно от замаха для последующего удара. Голливудская улыбка пси-садистки шире, обнажая белоснежные зубы. – Аритмия пошла. Только не похожая на ту, что ты испытываешь, скажем, в ожидании экзамена или опаздывая на лекцию. Хорошо тебе? Приятно?
Я не понимаю! Я решительно не могу понять, что происходит! Эта докторша слетела с катушек? Или я под гипнозом просила ее прессануть меня до кровавых слез?
– У тебя румянец во все скулы, а сердце качает кровь совсем не в мозг, правда? Ты непроизвольно шире расставила ноги, чтобы не признаваться самой себе в том, как хочется их сжать и ощутить первый удар волны нарастающего удовольствия. Ты сейчас всего за несколько секунд вспомнила несколько особо острых моментов с ним, тех самых, от которых рыдала и хотела уснуть глубоким сном, вот только они разогнали твое сердце еще сильнее, вместо того чтобы сбить возбуждение ужасом? Только мое присутствие сейчас останавливает тебя от желания прокрутить эти моменты в памяти до каждой незначительной детали?
Закрой рот, дипломированная сука. Я не знаю, какому извращенцу ты отсосала за диплом Оксфорда, тебя вообще нельзя на пушечный выстрел подпускать к людям!
Меня трясет. Я сглатываю униженный шепот «хочу уйти», из последних сил нахожу в себе смелость посмотреть ей в глаза. Попытка, обреченная на провал.
– Ты заигра..лась. – голос дрожит. – Я не понимаю, что ты городишь. Давай заканчивать!
– Не понимаешь? – ласковый тон сошедшего с ума нейрохирурга. – Может, сейчас поймешь? – огромный монитор резким движением ладони развернут на 180 градусов, быстрый удар-хлопок по клавише, запустившей трансляцию записи. И мой мир содрогается последней конвульсией предсмертной агонии перед тем как взорваться, испепелив защитный озоновый слой ядерным взрывом пойманного с поличным подсознания.
То, что я вижу, слышу, осязаю внутри острыми судорогами-сжатиями всех артерий и капилляров, я не смогу воспроизвести вслух очень долго. Это может прикончить точнее, чем выстрел киллера мирового класса, потому что эта наемная убийца именно я сама. Не сознание и не подсознание, на которое так легко было все это свалить!
Эти слова, даже нет, эта счастливая улыбка погруженной в гипнотический транс девчонки, которая отвечает на вопросы с такой легкостью, словно весь ее мир заключен именно в этом: в погружении в такую открытую и родную уязвимость, в прелесть абсолютного подчинения. Подсознание говорит моими губами то, что я никогда в себе не признаю и еще не скоро смогу стереть из памяти.
«Я же знала, что он не перейдет эти пределы, а слезы иногда приходилось выбивать. Это просто на самом деле. Ты фильм «Хатико» смотрела?»
«Мне не было больно. Я не помню ни одного болевого ощущения. С каждым ударом мне хотелось остаться и раствориться в ожидании повторения…»
«Могла сбежать. И даже паспорт найти. Что-то не позволяло…»
Вроде бы безобидные фразы… Но я смотрю на собственное счастливое лицо. Усиленную жестикуляцию… И резкий разряд болезненного возбуждения ледяным откатом отключает все попытки сопротивления и поиска логического пояснения. Его просто нет…
Это невозможно. Это не я. Я не могу такого говорить. Я читаю заученный, нет, написанный текст, который меня заставили прочитать. Я всегда знала, что это не закончится. Ты впрыснул мне этот токсин во все центральные кровеносные артерии, где он активировал свою программу пролонгированного уничтожения, и знаешь, пусть лучше бы уничтожил, чем позволил себя обнаружить этими техниками гипноза-исцеления! Ты знал, правда? Ты же не мог не знать! Один ты имеешь это неоспоримое право прикасаться к моему сознанию, держать его в своем кулаке и, если надо, прятать от меня же самой!
Слезы срываются с ресниц, бегут по щекам арабской вязью капитуляции, той самой, которой я сопротивлялась с потрясающим успехом, не желая признавать… Ирина остается безучастной к этому бриллиантовому водопаду. Она просто молчит, ничего не комментируя, позволяя пережить этот апокалипсис моего правильного мира в одиночку, до сжимающей боли потерянных в иллюзии свободы дней, когда я так пыталась заставить себя стать кем-то, кроме себя же самой. Мой расслабленный голос бьет рикошетом с экрана, вспарывая клетки и закручивая нейроны, сжигая города огнем новой открывшейся правды. Я ненормальная. Меня надо было убить и не позволять этим семенам прорастать в моей же голове! Как… Как ты мог уйти, инфицировав собой весь мир Юлии Беспаловой, но забыв признаться, научить, подсказать, что же именно ей с этим делать? Ты поглотил мою жизнь, ты выпил ее до дна одним неспешным глотком, ты знал, что она никогда не выживет без этого нового горного кислорода!
Что ты наделал, твою мать? Как ты мог принять это решение и воплотить его в жизнь, не спросив при этом, хочу ли я стать обращенной в служители Тьмы? Не того я боялась! Не боли и твоей жестокости, нет, не твоей одержимости я должна была остерегаться! Я так зациклилась на тех ощущениях, что пропустила момент, когда ты ударом ноги высадил все двери в мое сознание, установив там свои порядки, заставив меня полюбить их, принять, отдаться им без остатка! Дима, как ты мог это сделать, неужели тебе было мало той боли, что ты мне причинил? Тебе стало легче от этого, хоть немного? Моя боль и облачение в черно-красный дресс-код под флагом твоего легиона сделало тебя хоть немного счастливее? Как, как мне теперь жить с этим желанием жажды подчинения и порабощения? Без этого я никогда больше не смогу дышать полной грудью, вся моя жизнь будет существованием растения, подключенного к аппарату искусственного жизнеобеспечения под названием «мнимая нормальность»!
– Пожалуйста… – Я не знаю, на какой минуте просмотра шепчу отчаянную просьбу, не осознавая, что вновь потеряла голос – психосоматический спазм гортани, как в тот раз, как тогда, с ним… Ира безжалостна.
– Юля, я знаю. Знаю гораздо больше, чем ты можешь себе представить! Дыши и прекрати думать о том, что скажут окружающие. Ты не выбирала, но ты сумела заглянуть в себя! Прими это и дай воплотиться в жизнь…
Боже. Что? Что она говорит? Ты ее прислал? Зачем?
– Ты сказала, что поможешь мне… Вырви это из меня! Я не хочу! Я не выбирала такую жизнь!
– Юля, задавливать в себе – еще опаснее! Посмотри, к чему это едва не привело, ты готова была доказать себе, что это игра, и в итоге едва не нарвалась на маньяка! Признай ты это раньше, никогда бы не стала так рисковать! Когда позволяешь себе смелость принять себя настоящую, ты уже не можешь позволить себе подобный риск. Подобные эмоции – редкий дар, который ты не станешь отдавать тем, кто купится только на сияние глянцевой упаковочной бумаги!
– Помоги мне от этого избавиться! – меня трясет, а слезы капают на светлую джинсовую ткань, смешиваясь с растворившейся тушью для ресниц, оставляя на импровизированном поле боя черные влажные отметины. – Я хочу нормальную жизнь!
– Ты можешь. Ты можешь получить даже счастливую жизнь, если примешь себя!
– Я никогда не приму себя такую! Блин, Ира, назначь лечение… отправь к психиатрам… может, они справятся… Я не хочу этот трэш, блядь, я хочу нормальную жизнь и кучу детишек!
Проходит очень много времени, прежде чем Милошина садится рядом и сжимает мою руку… Вы спросите, на каком моменте мне захотелось вцепиться в ее холеную лебединую шею, выдрать с корнями идеально уложенные волосы, впиться ногтями в ее искусный NudeLook? Еще не сейчас, еще нет… Финальный отчет, гори, мой мир, зажги это безумие скорого заката в каждой клетке! Давай, любовница Сатаны, добей меня словами, за которые тебя даже в современном мире могут лишить лицензии, а то и сжечь на костре!
– Ты хочешь избавиться от страха? – решительно спрашивает она, не собираясь сюсюкать и вытирать мои слезы.
– Я хочу, чтобы ты вырвала из меня это! Мне больше ничего не надо!
– Я повторю вопрос, – с*ка, не говори со мной таким тоном. Я сейчас взвою! – Ты хочешь ИЗБАВИТЬСЯ ОТ СТРАХА?
Я практически не замечаю акцента на последних словах. Киваю головой, смахивая прибывающие слезы. Хочу! Ты не представляешь, как я хочу, чтобы все это закончилось!
– Выход у тебя только один. Я сейчас скажу как есть, и не стану ходить кругами… Постарайся услышать и принять, нравится тебе это или нет! От отрицания ничего в твоей жизни не изменится, будешь прятаться по углам и вести жизнь коматозника, как в фильме «Матрица». Страх отравляет тебя день за днем, загляни ему в глаза!
– Как?!
– Просто, Юля. Пройди через все это снова и, когда страх навсегда покинет твое сознание, ответь себе, хочешь ли ты жить по-другому!
Слова вспыхивают огненным заревом, оседая белым горячим пеплом у моих ног. У самого основания столпов обнажившегося сознания. У критической точки невозврата, которую я перешагнула, за которой обрыв с хаотичным течением огненной лавы и еще протянутая рука, которую я буду отталкивать из последних сил…
– Да, именно так! – режет по-живому Милошина, убивая во мне прежний правильный мир. – Ты пока боишься, но я скажу это вслух! Отдай всю власть тому, кто это оценит, впусти в свой мир, не оставив закрытых дверей, дай ему уничтожить твой страх до последнего удара… Стянуть цепями твою обновившуюся сущность, чтобы ты не побежала вдогонку за таким любимым ужасом. Это не твое! Ему нет места в твоей новой жизни! Избавляйся от него и начинай уже жить и радоваться каждому новому дню!
Стальная хватка ладоней на моих запястьях… Не смей, сиди, ори во всю глотку, если хочешь, а меня калечить не дам, я еще тебя не вытянула окончательно, впереди минимум пять сеансов! Минимум, я сказала! И я не обещала, что моя методика будет иметь вкус швейцарского шоколада! Сидеть! Знай свое место, саба!
Я не помню, что я орала ей в лицо, какими эпитетами называла и что обещала сделать с ее потомством до десятого колена… Помню только, как успокоилась, и уже не вздрагивала, позволяя ей гладить себя по голове и нашептывать успокаивающие слова. Нет, я не приняла и не избавилась от желания убить на месте. На тот момент у меня просто не осталось сил, а желание вырваться за пределы кабинета жгло ледяным огнем. Мне не надо было переспрашивать, что же она имела в виду.
– Сделай это с тем, кому сможешь доверять, как самой себе! Ты не дослушала запись до конца, но ты сама себе призналась уже, что рядом есть такой человек!
Бежать… я подумаю об этом вечером… если я сейчас решу, что вы в сговоре, клянусь, я побегу к Лаврову и упаду ему в ноги с просьбой взорвать твою шарашкину контору, Ира! Тебе только имбецил мог доверить практику, какая нахрен европейская известность – да это благодаря тебе Кончита возомнила себя звездой! Хорош психолог! Зажравшаяся сука, решила положить меня к ногам Алекса в собственноручном шибари?
Я думала, просто кинусь ему на грудь со слезами и с требованием если не убить эту сучку Милошину, то поставить ее перед фактом, что я никогда больше не переступлю порог этого кабинета. Но моим планам не суждено было осуществиться – в комнате отдыха ожидал Денис. Стараясь не пялиться на мои заплаканные глаза, сообщил, что у Александра появились неотложные дела в клубе, а у него распоряжение отвезти меня домой… При других обстоятельствах я бы была рада его видеть, да я бы достала его расспросами о том, что происходит между ним и Элей, но сейчас был явно не тот случай. Сидела на заднем сидении автомобиля, сжавшийся в комочек, перепуганный очередным финтом собственного «я» ребенок, вздрагивая от леденящего озноба последнего потрясения, с трудом сдерживая слезы. Спасибо Денису, он молчал и не лез с вопросами. Ничего не закончилось, и убивающие наповал мысли ринулись в атаку на новую неприступную прежде крепость.
Комната встретила меня такими же бездушными зеркалами, как и прежде. Мне было наплевать даже на них. Ты получил меня и мое сознание. Ты получил меня полностью. Чего ты спрятался? Радуйся, танцуй, расфигачь их на осколки! Тебе не нужно ждать ночи, пробираться в мои сны – я здесь, совершенно без сил, тебе даже не нужно тратить время на разговоры, доказывая мне, кто я такая, с тобой или без тебя. Конченая леди kinky. Как бы я этому ни сопротивлялась, хватило обычного гипноза. Ты тоже стоял там, улыбаясь каждому моему слову? Это твои руки вернули телу тактильную память, твои прикосновения выдали меня с головой… Зачем? Ты действительно этого хотел?
И мог ты подумать, к чему в итоге приведет твой акт эгоцентричного самолюбования? На что способен тот, кому уже нечего терять? На многое. Он даже еще не понял, как падает небо, как остывает его прежнее солнце, как высшая сила стирает его собственные города и цивилизации в атомную пыль. Ничего больше не остается, кроме как принять разрушительную правду и… шагнуть вниз, сделать последний шаг, чтобы упасть или же взлететь, просто из любопытства… Потому что, повторюсь, после такого терять реально нечего!
Виски? Коньяк? Ликер? Юля, Юля… Ты никогда не была по этой части! Робкая вспышка зажигалки, умирающее пламя, новая скоропалительная жизнь очередной сигарете, дымом в облака, нет, в пережатое мнимым спазмом горло – не хочу, оставь меня, эта чужая навязанная Тьма. Исчезни, умри под каплей никотина! Я не хочу быть такой… Я не хочу быть твоей! Я не одна из вас, этому не быть никогда – кончилось, догорело, просто шипит, истекает конденсатом уставшего сознания… Почему мне некому помочь?!
Отступила даже твоя тень. Наверное, растерялась, задумалась о собственном поведении-давлении… Может, всколыхнулось в ней что-то от тебя прежнего, подобие эмоции, похожей на жалость… Именно поэтому ты меня не останавливаешь. Пальцы набирают номер Александра, словно давят на кнопки сердца, отбивающего сигнал SOS и уставшего колотиться в ускоренном режиме. Эти долгие гудки звучат мольбой отчаявшейся надежды на такое желанное соединение. Я не могу сформулировать свою боль в слова, в связки-предложения, в осмысленную речь – я просто знаю, что ты меня поймешь, даже если я буду молчать и дышать в трубку, подобно смущенной школьнице!
– Она сошла с ума! Ее нельзя подпускать к людям… Она… Она зло в чистом виде! Я не такая! – мои слова прерваны рыданиями. А он не задает лишних вопросов, и даже не пытается успокоить по телефону. Он вообще никогда не делает того, что лишено всякого смысла… Сухое «держись, скоро буду», моментальный упадок сил, настойка пустырника дрожащей рукой, и – залпом, словно пятизвездочный коньяк, вряд ли успокоит, но даст сил хотя бы умыться и переодеться… Не думать, зачем потянулась к нему в немой мольбе на спасение. Не анализировать, не искать подтекста! Обнаженное сознание не захлопнуло створки, еще не время прикасаться к его оголенным нейронам, дать время, пусть затянется тонкой кожицей, для начала достаточно хотя бы этого!
Он вошел в квартиру уверенным шагом хозяина положения. Я уже не плакала, ценой невероятных усилий удалось взять себя в руки и даже принять расслабляющий душ. У меня не было сил упасть в его объятия со сдавленными всхлипами, как и изложить всю суть своих переживаний – только отойти в сторону, наблюдая, как уверенно он снимает свои туфли, присев на одно колено, словно перед решающим прыжком, как выпрямляется с грацией осторожного хищника, вызвав у меня непроизвольный спазм гортани и желание смочить пересохшее горло.
А я просто не сопротивляюсь пока еще слабым вспышкам в районе солнечного сплетения, удлиняя между нами дистанцию, затираю ластиком набросок картины: я прижимаюсь к его сильной груди и просто выстреливаю по всем направлениям шрапнелью боли сегодняшнего открытия – пусть остановит одним движением вытянутой ладони, если какая срикошетит, пусть падают сплющенными гильзами у наших ног и никогда больше не возвращаются. Вместо этого дезертирую в комнату, переключаю каналы телевизора, испытывая неловкость и отчасти сожаление – не стоило поддаваться этому порыву, надо было подождать, пока подействует успокоительное. В первый раз, что ли, мне справляться с ударами судьбы в одиночку?
– У тебя пустой холодильник. Чем ты питаешься? Прекращай играть со своим здоровьем.
В его руках бутылка вина и два высоких бокала. Александр даже на кухне хозяин положения. Спорить, возражать, оправдываться нет никаких сил, только наблюдать, как ловко он извлекает пробку и разливает вино солнечного янтарного цвета по бокалам. Кажется, то самое вино, от которого я пришла в восторг в ресторане. Приказываю внутренней дрожи исчезнуть и перестать меня мучить, пока он расставляет на столике тарелки с виноградом и кокосовыми шариками «рафаелло».
– Рассказывай, Юля. – Радуюсь бокалу как возможности чем-то занять свои дрожащие руки. – Прости, я не должен был оставлять тебя одну. Мне надо было предвидеть, что это может так закончиться.
Вкусовые рецепторы оживают под прохладой полусладкого эликсира, выстреливают в мозг слабыми пока искрами удовольствия… Я выпиваю его до дна, пока Александр терпеливо ждет. Мне есть, что ему рассказать, не срываясь на крики и слезы с проклятиями, его уверенность непостижимым образом передается мне. И когда я заканчиваю, с изумлением ловлю холод его пронзительного взгляда. Мне кажется, он в бешенстве, и я понимаю, что не могли они быть в сговоре. Он всегда умеет скрывать эмоции, но сейчас явно не тот случай…
– Это недопустимо. – Фаланги пальцев добела сжимаются на высоком бокале, губы сомкнуты в плотную линию безжалостного главы мафии. Кажется, вздрагиваю и вжимаюсь в спинку дивана, который раз за день. Каналы эмпатии доверчиво распахнуты, и его ярость режет по их туннельным стенкам. Да я умру от разрыва сердца, если хоть раз подобное состояние этого мужчины будет направлено на меня! – Хорошо, что ты мне рассказала. В этот раз она зашла слишком далеко. Я ручаюсь, что вы закончите терапию за последний сеанс, и ты забудешь об этом.
– Она сказала, само не пройдет. Пока… – почему я не могу поднять взгляд выше пола? – Пока я снова это не… не попробую…
Вздрагиваю от прикосновения ладони к плечу, осторожного захвата, всхлипываю навзрыд, прижавшись щекой к его груди.
– Юля, тебе это сейчас не надо! Во всяком случае, не сегодня. Тебя добьет даже малейшая параллель. Мы спешить не будем, ты согласна?
Что? Что он только что сказал?.. Причем здесь «мы» и куда мы не опаздываем? Мой невысказанный протест выбирается за купол защитного поля, который Александр снова незаметно сплел в этом замкнутом пространстве, первые спирали безумного доверия раскручивают изогнутые лучи внутри обнажившейся, вскрытой скальпелем сути. Я не отшатываюсь только потому, что заставляю себя поверить в то, что его слова не так мною поняты. Конечно же, нет. Он же не мог бросить столько сил на мое спасение, чтобы усугубить его своим желанием… Или мое спасение именно в этом?
– Тише! – ведет тыльной стороной сильных ладоней по моим напряженным плечам. – Я тебе обещаю, больше она не станет проводить с тобой свои практики. Я завтра же с ней поговорю. И не смей думать, что ты как-то отличаешься ото всех. Мы с тобой не более ненормальные, чем окружающий мир. В одном она права, они так и проживут свою жизнь в рамках навязанной морали и правил, отрицая собственное я. Им просто не повезло! Тебе показали твой уникальный дар, а не то, что, как ты думаешь, тебя разрушает. Но за ее методы у меня с ней будет отдельный разговор!
