Текст книги "Вознесение черной орхидеи (СИ)"
Автор книги: Светлана Тимина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)
Подкрашиваю ресницы перед большим зеркалом в ванной комнате, набрав на кисть рассыпчатые румяна, веду уверенный от скулы к виску, – повседневный макияж завершен без всякой аритмии и желания поскорее покинуть зону с зеркалом. Я даже не вспоминаю о своей новообретенной фобии! Ну, лишь на мгновение, когда остается финальный штрих – блеск для губ и капелька любимых духов на точки пульсации – я осознаю собственное бесстрашие вместе с внезапно потускневшим освещением и ощущением тяжелого взгляда за спиной. Ты же не выпустишь меня из своих когтей так просто, ты всегда был слишком крутым для подобного проявления милосердия. В твоей интерпретации это слабость!
Замираю на миг, перед тем как встретить в зеркальном отражении насмешливо – решительные искры собственных глаз. Чувствую очень четко, как бьется в приступе бесконтрольного бешенства невидимая глазу тень за спиной, и, наверное, я знаю, что с ней делать! Пальцы обеих рук сгибаются – все, кроме средних за миг до того как отразиться в хладнокровной амальгаме.
If you were dead or still alive – I don't care. And all the things you left behind, I don't care!
(Погиб ты или все еще жив – мне все равно! И на все, что осталось после тебя – мне наплевать!)
Я не зря танцевала утром с таким драйвом именно под эту мелодию. Нет случайных событий в неразрывной цепи под названием «Моя жизнь». Откуда этот ненормальный прилив сил? Мне кажется, так теперь будет всегда. Я не хочу думать о том, что это временное состояние эйфории скоро испарится без следа, внутренняя… нет, не богиня, амазонка, натягивает тугую тетиву лука перед контрольным выстрелом в лоб собственной затянувшейся депрессии. Я выживу, твою мать, я вытравлю тебя из собственной крови, перед тем как влить новую в свои крепкие сосуды! Я сдеру тебя скрабом из алмазной пыли не самой мелкой фракции со своей кожи, из своих мыслей путем вливания новых эмоций, из своей жизни, в конце-концов! Ты напрягся? Задергался? Правильно понимаешь, не зря боишься! Ты никто, всего лишь бесплотная тень, бестелесный фантом, плод моего травмированного воображения! А что бывает с тенями-призраками, когда их жжет огнем ослепляющего потока чужой решительности? Правильно! Они умирают! Ты чувствуешь жар выжженного периметра, защитного круга, приближающиеся языки пока что ласкового пламени? Грейся в последний раз, потому как скоро окоченеешь во льдах вечного забвения по имени «я переболела тобой»!
Я так уверена, что теперь этот боевой задор не пройдет… Приезжаю в академию на полчаса раньше, с удовольствием выпиваю латте в своем любимом кафетерии, уворачиваюсь от объятий девчонок, которые вчера переживали, но не решались позвонить и побежать следом… Смеюсь, слушая рассказ Лекси о том, как досталось Вове, и ловлю себя на мысли, что он имел полное право поступать так, как поступил, но при этом я тоже была права. Подруги ошарашены моим зажигательным драйвом и не могут понять, в чем дело. Если б я сама еще это понимала!
Волнуюсь ли я перед встречей? Может, чуть-чуть – до звонка подтверждения и неконтролируемо сильно – после него! Ядовитые дротики мягкого, но такого властного голоса проникают в кровь, словно подготавливая для дальнейшего вторжения… вторжения…
– Юлька, блин, ты меня чуть не облила! – шипит Лекси, удерживая в моей ладони чашку с едва не пролившимся кофе. – Ого! Что с тобой? Закрой рот, гланды простудишь!
Я представляю, как выгляжу со стороны, нокаутированная эротической ассоциацией, так и не закончив в уме фразу «вторжение в мои мысли». Челюсть действительно не мешало бы подобрать!
– Она покраснела, – злорадно хихикает Эля, оглядываясь. – Нет, облом! Я думала, тут только что прошел голый Дэвид Ганди, судя по ее глазам!
Я не обижаюсь. Я смеюсь вместе с ними, наотрез отказываясь давать какие-либо комментарии. Мне же самой легко списать все на железную формулу «давно не было секса». Даже Ярик держал меня на голодном пайке, прикрываясь непонятно кем озвученным постулатом «чем выше уровень Верхнего, тем позже он поднимает вопрос о фелляции». Только попытка пустить мысли на территорию фантазий заканчивается выбивающим ударом шока-страха-волнения с привкусом обреченности, которая никогда не была горькой на вкус. Да, Юля, на войне – читай: в попытке вытравить образ Димки из памяти, все средства хороши? Особенно секс с альфа-самцом, уровня которого тот бы не достиг никогда? Почему мне хочется забиться в угол и никогда оттуда не вылезать даже при осторожном дефиле по грани опасных фантазийных образов?
Социология немного расслабляет, хвала мастерской лекции преподавателя. Мне удается успокоиться и перестать считать кубики пресса на торсе Алекса. Да, дамы и господа, я девочка с феноменальной памятью. Одна половина ее боится до икотки остаться с ним наедине, а другая уже предвкушает этот момент. Говорят, изначально оба готовы к тому, чтобы оказаться в постели? Кажется, у меня начался страх первой брачной ночи.
После лекций я просто сбегаю. Не хочу, чтобы Эля видела меня с ним – вопросов не оберешься, а насчет дальнейших перспектив все очень туманно… Меня настолько беспокоит возможный шпионаж подруг, что в себя я прихожу только в его роскошном «Лексусе». После целомудренного поцелуя в лоб с вроде бы случайным касанием щеки.
– Как прошел твой день? – рентген-сканер по внезапному румянцу моих щек, проникновение ласкающей мезотерапии по всем нервным сплетениям. Он играет в свои игры, а мне никогда не понять их истинного значения! – Ты проголодалась?
Я весь день грызла осточертевшие кешью, потому как это источник сил и минералов, но ему об этом знать не обязательно.
– Да нет. Спасибо.
– У меня для тебя сюрприз. Он должен тебе понравиться. Поехали?
Доверие правит бал. Его сюрпризы не могут быть плохими, а моя внутренняя установка на благие перемены в жизни не спешит складывать свои крылья. Она еще не знает, что ей осталось совсем немного, совсем скоро от нее не останется следа – я могла обманывать себя, но сознание не прощает мистификаций. Оно ищет ахиллесову пяту вируса под названием самоуверенность, потому как жизнь отучила его верить в чудо.
4… 3… 2… 1…
…Я не ощущаю ничего: ни жесткой поверхности шкафчика, в который уперлась моя спина, ни холодного кафеля, на который едва опираются мои пальцы, ни встревоженного гула обслуживающего персонала дельфинария, которые пытаются пояснить, что такое впервые в их практике… Наверное, даже не врут, я не разбираю слов, слышу только интонацию голосовых вибраций. Тело трясет убивающим ознобом от самого болезненного осознания, и это пугающее состояние не спешит уходить…
Так не должно было быть! Только не так!
Я еще помню свой восторг, когда Александр озвучил, какой именно вид досуга меня ожидает. Я даже с трудом подавила желание броситься ему на шею!
Что я знала о дельфинотерапии? Не так уж много, никогда не было возможности и, скорее, свободного времени, чтобы попасть на сеанс. Мне известно, что эти сеансы проводятся под наблюдением психолога, в результате достигается очень значительный положительный эффект при лечении любого посттравматического синдрома. Во время контакта пациента с дельфином животное становится своего рода природным ультразвуковым сонаром. Благодаря непосредственному контакту с животным стимулируется кора головного мозга пациента. Результатом становится соответствующий положительный эффект. По крайней мере, так гласила ознакомительная программа мероприятия. По приезде я даже удивилась ассортименту предоставленных моделей купальников, мое прекрасное настроение достигло наивысшей отметки, и так легко было поверить, что я уеду отсюда совершенно новым человеком, лишенным прежних болезненных якорей. Кто же знал, что уже через полчаса все перевернется с ног на голову!
Умные глаза и улыбки этих потрясающих животных… боже, мне хотелось назвать их личностями с первого зрительного и тактильного контакта! В тот момент для меня перестали существовать и тренеры-дрессировщики, и психолог-консультант, и даже Александр, который остался наблюдать за моим исцелением «на берегу». Меня просто накрыло теплой волной самой позитивной энергии, выбивающей все заклепки наглухо застегнутого эмоционального кевларового бронежилета, так легко, ненавязчиво и искусно! Говорят, дельфины умеют читать мысли? Так и есть. Это непередаваемое ощущение! Ты словно смотришь фильм в формате 3Д, прикасаешься к тайным сплетением почти инопланетного разума в окружении белых облаков чистейшей доброты и расположенности… Ладони скользят по серым спинам новых друзей, приятная, ни с чем не сравнимая эхолокация щекочет барабанные перепонки, прошибая до слез беззащитного умиления! «Поиграй со мной!» – просят тебя эти немыслимо добрые существа, и разве им откажешь?! Нет! Смех счастья сам рвется наружу, так легко обрести того самого внутреннего ребенка, которого, оказывается, не смогли убить никакие обстоятельства! Волны тепла-исцеления, сладкого отката ментальных объятий, укрепление мысленной взаимосвязи…
Что произошло? Как жестокая реальность вновь выбросила меня на острое скалистое побережье, разрывая в клочья душу?! Только что я плыла, поочередно обхватывая серые скользкие спины щебечущих друзей, и в тот же миг…
Хватает одного слова тренера-наблюдателя. Я не понимаю его значения, мне совсем не до этого – я вижу, как вода начинает смывать внешний слой моего стресса под колебания радиоволн дельфинов, и когда в мою зону радиоэфира врывается скрежет белого шума, за миг до того, как атака щемящего осознания сжимает ледяные пальцы на горле…
Им больно. Не они, я была их отдушиной, глотком кислорода в темном мире, подчиненном воле группы людей, которые, используя свободолюбивых животных в благих целях исцеления, не думали о том, как тяжело им самим жить в неволе, в пространстве замкнутого и ограниченного периметра. Афалины – слишком гордые и умные существа, чтобы показать свою боль тем, кто нуждается в их утешении и благосклонности куда сильнее, но даже они бессильны перед волей непримиримых сплетений судьбы…
Эта боль прекрасных, свободолюбивых существ, которые никогда и никому не смогут причинить вреда, обрушивается неумолимой горной лавиной на мое сознание, раскрытое навстречу их доверию … Я могу ощущать чужую боль, потому что она равна той, что довелось испытать мне во всех ее аспектах…
Психолог-наблюдатель в растерянности, тренер рывком вытаскивает меня на бортик бассейна. «Укусили? Ударили?» – слышу его обеспокоенный шепот, но не могу ответить, горло пережато психосоматическим спазмом. Как тогда, еще совсем недавно… От такого же точно осознания сенсорами бунтующего естества потери собственной свободы и необходимости подчиниться нажиму чужих пальцев.
Рыдания не оставляют шанса здравому смыслу. Меня просто выгибает на холодном кафеле бортика, как после – на скамье раздевалки, в такт монотонному гулу увещеваний психолога… Я слышу только хладнокровный тон голоса Алекса, который заткнул их надолго, заставив слушать и не перечить. Мне все равно. Боль никуда не денется. Как я могла поверить в то, что смогу выстоять?
Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мои руки накрывают его теплые ладони.
– Юля, посмотри на меня.
Я не могу даже этого. Зажмуриваюсь, закрывая новый поток слез, трясу головой, но не пытаюсь оттолкнуть или вырваться… Мне сейчас нужно тепло, в любом его виде, в любом прикосновении, только не леденящий панцирь опустошения!
– Поговори со мной. Не надо закрываться и прятаться! Просто скажи что-нибудь!
Голос вернулся. Не вернулось только желание говорить, но не послушаться приказа-просьбы я просто не в состоянии. Запрокидываю голову, чтобы он не видел моих слез, которые в последнее время вызывают у мужчин эрекцию вместо сострадания, втайне надеясь, что смогла уместить в словах все то, что раскрошило до руин мой неокрепший мир.
– Они… Они в неволе!
Серые октябрьские сумерки так быстро переходят в ночь, не оставив шанса долго любоваться алеющей полосой быстрого заката на фоне нависших угольных облаков. Ночь, веерное включение цепи уличных фонарей, фары проезжающих мимо автомобилей.
Он не замечает ничего. Сильные пальцы вжаты в рулевое колесо темной древесины, сердце отбивает бит неумолимых килогерц, не в состоянии сбросить давление чужого страдания. Оно так беззастенчиво атаковало сердечную мышцу, что он был бессилен этому противостоять. А может, просто не хотел…
Она уснула. Он все еще в растерянности – вернуться обратно, согреть теплом своего присутствия, закрыть от тени того, кого сам был бы рад убить собственными руками за все страдания, что пришлось перенести этой потрясающей девочке с глазами ребенка… Или не возвращаться до тех пор, пока не сможет выстроить эмоции в ряд, раздав им четкие приказы. Они никогда не будут иметь над ним власти. Здесь одно решающее слово – Его!
Сегодня они восстали. Он не испугался. Он давно не знает, что такое страх. Ему известен только один его источник – страх за близких людей… Как бы он не отрицал того, что она стала ему невероятно близка, эта затея была обречена на провал изначально.
Закрыть. Защитить. Забрать любую боль себе. Залечить рваные раны души эликсиром новых светлых эмоций…
И вместе с тем… Одно не может существовать без другого. Поглотить ее полностью – для ее же блага, оставив по телу росписи-метки штрих-кода своих губ и пальцев, фиксируя стальной хваткой, чтобы не рвалась вслед за своей болью, позволив той лететь самой в далекие пустоши, где неминуема смерть от истощения… Выбить ее, вытеснить с резкими движениями члена внутри ее естества не ради физического обладания, ради одного – превратиться в разряды тока в ее высоковольтных проводах, обновленный ДНК новой крови в венах, растворить своей волей остатки воспоминаний и расписать этот белый чистый лист новой историей! Выпить ее слезы, транслируя через прикосновения губ и языка новую программу исцеления – это казалось чистым безумием… Но он понимал, что смог разглядеть правильный маршрут исцеления столь дорогого для него человека! Понимал или хотел верить? У него не было права на ошибку. А у нее не было столько сил, чтобы справиться с психологической травмой в одиночку.
… Вибрация телефона известила о том, что вызываемый полчаса назад абонент только что появился в зоне действия сети. Он не стал перезванивать, прекрасно зная, что она перезвонит сама. Расчеты оправдались. Уже через секунду раздался звонок вызова.
Голос женщины в трубке был уверенным и твердым, единственное, что выдавало никем не понятые нюансы их связи – нотки почтения и готовности помочь, искренние и открытые, далекие от стального профессионализма дипломированного специалиста мирового класса.
– Мастер, – Ирина, наверняка, сильно устала в конце рабочего дня, раз уж выбрала обращение по титулу, а не по имени. Но ему сейчас было не до нюансов и пояснений. Втайне удивившись несвойственной ему паузе-заминке перед тем как ответить на приветствие, он просто выдохнул в бездушный динамик смартфона:
– Бастет, мне необходима твоя помощь.
Глава 14
Движение ее ладоней завораживает. Он даже склонен полагать, что это направленная на расслабление и комфорт пациента жестикуляция, которой тоже был посвящен отдельный курс психологии в Оксфордском университете, и которая за шесть лет обучения по специализации многопрофильной психологии стала второй натурой.
К слову, сама Ирина никогда этим не хвастается, хотя ему ли не уметь читать мысли даже такого первоклассного гуру психоанализа, как она. Тщеславие присуще каждой женщине в той или иной степени, как и чувство собственного достоинства. Завышенная самооценка? Но что делать в мире психологии специалисту с комплексами? Ирина Милошина известна своими инновационными подходами в вопросе душевного исцеления пациентов, имена многих из них даже не принято произносить вслух. Психология высших учебных заведений Британии славится незыблемыми стандартами преподавания, но ей всегда было тесно в этих замкнутых рамках эмпирической системы, четко регламентирующей самоанализ и субъективный подход. Она сама любит подчеркивать, что именно стремление избавиться от рамок и открыть нечто новое сыграло ключевую роль в ее возвращении на родину. По ее словам, патенты, диплом, государственная награда и титулы трех диссертаций в резных рамах черного дерева служат только пылесборниками и элементами дизайна кабинета. Может, это еще одна уловка, направленная на абсолютный комфорт посетителя?
Би-свитч Бастет действительно чем-то похожа на сиамскую кошку и Багиру одновременно. Прежде всего, наверное, уникальной способностью перевоплощаться и постигать новое с отрывом от канонов общепринятой системы. Возможно, ее интерес к Теме несколько поверхностен, упор сделан не на получение удовольствия как такового, а на экзальтированный восторг очередного познания, этакая научная работа с элементами релаксации и новых ощущений. Она никогда не была его нижней, поэтому оставалась частично неразгаданным ребусом. И вряд ли их отношения, если бы такие имели место быть, расставили для него точки в подобном вопросе. Может, это бы сделало обращение за помощью одним из пунктов списка запрещенных воздействий.
Сложно в ее просторном кабинете, наслаждаясь чашкой изумительного белого чая, не чувствовать себя пациентом. Но он умеет держать себя в руках, и ничего лишнего здесь сегодня не прозвучит. Не потому, что это может быть как-то использовано против него, нет. И не потому, что мраморный обелиск может затрещать по швам от одного микроскопического разлома. Это его сущность человека, который привык все держать под контролем, никому не поясняя мотивов своих действий. Осторожные предположения Ирины его только забавляют – да и она прекрасно умеет не переступать грань в попытке притронуться к душе того, кто этого не допустит ни в коей мере. Это не опасение провала, это умение отделять работу и игры, не распыляя время и силы на того, кто в помощи самому себе не нуждается.
– Неужели Иру Милошину может шокировать такой жизненный вираж? – Алекс первым нарушает непродолжительное молчание. Но в серо-зеленых глазах женщины нет никаких излишних эмоций – удивления, сострадания, возмущения или же недоверия. Может, только профессиональный интерес, деловая сосредоточенность и едва уловимая глазу хаотичная работа мысли просчитывает алгоритм последующих действий.
– Такого слова нет в моем лексиконе, – легкое, естественное пожатие плеч. – И, скорее всего, я уже поняла суть проблемы. Но ты сам понимаешь, что должна убедиться в своих предположениях, и это произойдет только тогда, когда я смогу с ней переговорить.
– Как мне это сделать, чтобы не причинить ей боли?
– Правду, Алекс. Ты умеешь убеждать, но не смей приводить против ее воли. Иначе мне понадобится гораздо больше времени и сил. Тут уж, будь добр, реши сам. Нет ничего хуже работы с теми, кого приволокли ко мне силком даже из самых благих побуждений.
Он прекрасно осознает, что сделает для этого все. Юля будет здесь уже сегодня вечером, потому что каждый прожитый ею час наедине с такой непосильной болью вытягивает жизненные силы и все сильнее запаивает швы на всех выходах созданного воображением бункера. Он верит в то, что знал ее прежней: беззаботной, отчаянно-дерзкой, открытой и веселой. Да, ему хватило для этого той встречи в клубе и совсем несвойственного для него поступка – базового шпионажа. Та, прежняя, готова была разбить стекло своим маленьким кулачком с намотанным на него узлом галстука, не испытывая при этом ни чувства вины, ни бесконтрольного страха. Она была изначально куда сильнее того, кто разрушил ее жизнь в силу опыта и эгоистичных устремлений брать все, на что хватит сил. Его преемнику повезло, а ее невезение заключалось лишь в одном: в молодости его ученика и отсутствии трезвого взгляда на подобные вещи. Помочь не смог. Не увидел проблемы? Не захотел верить в то, что всегда подозревал, исходя из умозаключений и поступков Димы? Задавать вопросы было поздно, сейчас первоочередной задачей было разрушить черную боль последствий.
– Если тебе пришлось перенести сеанс из-за меня, мы можем выбрать любой другой день, – он не хочет, чтобы она помогала ему лишь из уважения к статусу и дружбе, и в то же время этому рад. Когда человек настолько дорог, забота обо всем остальном отходит на задний план.
– Торговый центр и «Армани» переживут день без моего нашествия, – улыбается Ирина. – Жду вас в 18:00. И вот знаешь, не думала, что когда-нибудь это скажу…
– Ну, попробуй, – он благосклонно позволяет профессионалу психоанализа прикоснуться к поверхности своих внешних мысленных сплетений. Она могла бы забраться гораздо глубже, но в психологии тоже действуют незримое правило БДР.
– Рискну! Почему настолько участились случаи отрицания чувств у мужчин, подобных тебе? И почему ты, со своим обширным кругозором, поддаешься влиянию общественного мнения, записавшего их в разряд нечеловеческих слабостей? Это просто повод для очередной диссертации!
– Ира, я не хочу об этом говорить! – его не злит и не раздражает этот вопрос, может, поверхностно царапает в районе солнечного сплетения аналогией с выводами Валерии. Он почти это принял. Почти – потому что чувство вины оказалось не совсем надуманным, но в конце тоннеля замаячил яркий солнечный свет решения этой проблемы. Таймер запущен, а перейти Рубикон – пара уверенных шагов. Не хватает самого малого – это понять, будет ли подобный переход реки во благо, пришествием-избавлением, а не кровавой экспансией новых земель под флагштоком орла гипотетического легиона.
– В этом нет твоей вины. Ты сам это прекрасно знаешь. Просто так проще оправдать свой интерес… свои проснувшиеся чувства! Верно?
– Ты когда-нибудь перестаешь думать о работе? – его не возмутила попытка тонкой игры психолога. Ирина Милошина задумчиво улыбнулась, поправив прядь волос не наигранным жестом.
– Согласись, что наш разговор сегодня имеет мало общего с банальной светской беседой. Но вернемся к твоей специфической просьбе. Я сейчас проведу параллель с тайной исповеди. Надеюсь, ты не думал, что будет иначе?
– Это твоя парафия, и ты будешь делать, как сочтешь нужным. Я не прошу отчетов и записей сеансов. Ты мне просто скажешь то, что я должен знать, ни больше ни меньше. – Эти правила негласно соблюдались изначально. Как бы он сам ни хотел проникнуть под кожу этой девочке с самой благой целью – забрать боль и исцелить – этим должен был заняться исключительно профессионал. Если суждено, она со временем сама ему откроется. Главная цель – не совершить ошибку, неосторожный шаг, за который он себя возненавидит. Даже если для этого придется подчиниться своду неприемлемых прежде правил.
– Именно. Совершить «поворот не туда» я тебе не позволю. Можешь быть спокоен на этот счет.
Белый чай оставляет интересное сладковато-терпкое послевкусие в рецепторах языка. Это сейчас так похоже на затаившееся предвкушение.
– Меня больше волнует она. Ты сможешь ей помочь?
– У Бастет не бывает провалов, – позволяет себе шутку Ирина. – Я не смогу, а именно помогу. Одна просьба, не вмешивайся и не переспрашивай, уверена ли я в выбранной программе исцеления. Я обижаться давно не умею, но тут уж очень постараюсь и разозлиться, и внести тебя в список врагов!
В каждой шутке только доля шутки? Это не про психолога с мировым именем. Экспрессивное высказывание разряжает обстановку, запускает цепную реакцию предчувствия чего-то грандиозного, нового и осуществимого… Пока еще сложно понять, что же это на самом деле, да он и не заглядывает так далеко – главная цель одна-единственная. Спасти эту девочку от себя же самой и тех внутренних демонов, что никогда добровольно не покинут оккупированный храм ее души. Он старается не вспоминать события вчерашнего вечера, но впервые в жизни это не удается. Чужие надрывные рыдания режут лазерными ножами каждого всхлипа перетянутые кевларовой обмоткой нервы, каждый толчок сжатых в кулаки ладошек в стремлении оттолкнуть и спрятаться выбивает выброс дискомфортного холода по сердечной мышце, неосознанная попытка открыться и прильнуть к груди в поиске источника тепла и покоя готова сорвать его тщательно зафиксированный спусковой крючок, минуя предохранители, чтобы совместить в одной яркой вспышке острого желания две его контрастные сущности-ипостаси. Сущности защитника-хранителя и непримиримого собственника, готового выбить эту боль не самыми гуманными методами вместе с последним воплем и криком обреченной на спасение, и одновременно – жертвы…
Не ему привыкать к такому сильному проявлению эмоций со стороны женщин, в теме это одна из остро прочувствованных составляющих, но сравнивать здесь не приходится. Если за прорывом сущности через слезы и непродолжительный внутренний диссонанс всегда следует волновой откат релакса, плавно переходящего в эйфорию с атакой эндорфинов и ощущением истинного освобождения, в слезах этой девочки не было ни выхода, ни прогресса. Только безысходность, которая нагло утверждала свое право завоевателя с каждым всхлипом и ослаблением самоконтроля. Это не было освобождением ни в коей мере, это был маршрут в неминуемый тупик, который не поддавался никакому изменению.
Побег или вынужденная мера? Он и сам этого не знал. Привычка всегда просчитывать на несколько шагов вперед и уметь опережать негативные последствия не позволила остаться с ней рядом ночью. Может, это было ошибкой, и он сам лишил себя возможности откровенного диалога постфактум. Или же это было единственным правильным решением, когда воля и непонимание происходящего вступили в опасную взаимосвязь, рискуя разрушить шаткое равновесие, взаимопонимание и ответное влечение на стадии зарождения? Он не мог себе позволить получить ответы на эти вопросы подобным опытным путем.
– Я не даю невыполнимых обещаний, – тихо сказала Ирина, замаскировав мимолетную растерянность глотком чая. Таким Анубиса еще не видел никто, хотя, справедливости ради стоило признать, что никто из посторонних не разглядел бы в нем сейчас внутреннего дисбаланса. Это было под силу только Бастет и, не исключено, именно путем наводящего анкетирования.
– Сколько времени тебе понадобится? – Александр чуть сощурил глаза, пытаясь поймать ее взгляд и нейтрализовать тщательно скрываемые попытки прикоснуться к эпицентру собственных переживаний. Но профессионала психологии было невозможно напугать взглядом, от которого могли сместиться полярные ледники.
– Самый тяжелый случай в моей практике потребовал 14 сеансов и закрепительные сеты с двухнедельным интервалом. Я смогу сказать точнее после первого сеанса психотерапии. Мои условия тебе известны. – Зуммер селектора и голос референта сообщил о том, что клиент прибыл раньше назначенного времени. Ирина с неохотой допила остывающий чай в два изящных глотка и велела проводить того в комнату ожидания, соблюдая негласное правило – конфиденциальность. Столкновение клиентов на входе-выходе было недопустимым, и не только у первого психоаналитика страны и города.
Условия были ему известны. Инновационный комплексный подход к работе с пациентом являлся ноу-хау Ирины и моментами был далек от шаблонного анализа свободных ассоциаций, сопротивления и переноса – собственно, ему были известны только эти. В чем заключался инновационный подход, понять было невозможно, оставалось одно – просто доверить Юлю опытным рукам Ирины. Ему еще предстояло это устроить, но вот в благоприятном исходе затеи он как раз и не сомневался. Как и старался не признаваться самому себе, какие возможности для него откроет психологическое исцеление этой девочки.
Мои пальцы едва ощутимо дрожали, и я со злостью отшвырнула очередной ватный диск прямо на пол. После вчерашнего нервного срыва и какого-то смазанного беспокойного сна я ощущала себя подавленной и разбитой. Может, это эффект всех тех таблеток, что удалось найти в аптечке?
Я помнила все, хотя дорого отдала бы, чтобы об этом забыть. Единственное, что выпало из памяти под действием первичного стресса – поездка домой и то, как он вывел меня из дельфинария. Кажется, у меня были мокрые волосы? Это меня волновало в самую последнюю очередь, как и подробности того, как именно я оказалась в квартире.
Новый стресс поджидал меня в стенах этой безопасной крепости-обители. Впрочем, не могу сказать, что на тот момент я успокоилась окончательно. Может, просто перестала рыдать и смотреть трэш-триллер из кадров самого адского лета, дрожать от этого проникшего в самое сердце звукового ряда с разламывающим сознание тембром беспощадно-циничного голоса, который вспарывал покровы моего самоконтроля тектоническими разломами. Я слишком устала, чтобы анализировать, что послужило нажатием красной кнопки для подобного эмоционального извержения – зеркально похожие властные нотки в голосе работника дельфинария, аналогия со свободолюбивыми животными, замкнутыми в периметре клетки-бассейна, или же просто все было куда банальнее – расслабленное сознание взорвалось так тщательно задавливаемыми на протяжении времени слезами, почувствовав ослабление контроля. А дома…
Сейчас я понимала, что он не мог этого знать. Впрочем, вчера мне было не до построения логических цепочек. Достаточно было сделать несколько глотков переслащенного черного чая, и истерика возобновила волновые откаты с безжалостным ассоциативным лицемерием...
Я не хотела плакать, размазывая водостойкую тушь вместе с – отбросим красивую литературную составляющую – соплями на глазах у такого мужчины, но я упустила момент, чтобы указать ему на дверь просто потому, что не соображала, что делаю…
Он тоже был угрозой. Прежде всего, из-за того, что пытался напоить таким же точно чаем, приторный привкус которого отложился в моей памяти надолго. Мне за прошедшее время стало настолько комфортно в своей хрупкой скорлупе, что любые попытки успокоить воспринимались в штыки. Иногда это иллюзорное убежище теряло ауру своей защиты, она прыгала, подобно скачкам напряжения в электросети. Тем страшнее мне было осознавать, что я неосознанно вжималась в поиске защиты в развитый рельеф грудной мышцы по сути чужого и пугающего меня мужчины, ощущая щекой мокрый сатин рубашки и монотонное, ровное биение сильного сердца…
Тогда я еще не понимала, что защитный кальцинированный барьер скорлупы был плодом моего угасающего воображения, как фокус с его временными мигающими отключениями. Не оно управляло мною в тот момент, когда истерика прорвала защитную плотину на глазах у постороннего человека. Я не смогла его выставить за двери? Я этого не хотела! Это был выбор моего подсознания, так как сознание в который раз саботировало свои служебные обязанности. Я пойму потом, что стало причиной таких качелей – желание слиться с ним в защитных объятиях, с соприкосновением каждой чакры, выпить предложенную безвозмездно энергию тепла и расслабления или стягивающая паническая атака по всем нервным сплетениям и бесконтрольный рефлекс оттолкнуть, сбивая до онемения кулаки о напрягшуюся прокачанную мускулатуру. Спрятаться в не самом надежном убежище спинки кровати, не имея возможности выразить этот испуг словами, потому как рыдания не позволяли выдать ничего, кроме бессвязных полустонов-полувсхлипов. Все имеет логическое обоснование… Все на интуитивно-неосознанном уровне…
