Текст книги "Вознесение черной орхидеи (СИ)"
Автор книги: Светлана Тимина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)
Размеренный бит, базис идеальной музыкальной композиции в исполнении сердечного ритма – ты можешь уловить каждую ноту звучания, и для этого не нужно обладать идеальным музыкальным слухом. Ровные размеренные удары убаюкивают своей идеальной ритмичностью, выдавая уверенность и расположение их обладателя, но музыкальное послание считывается на интуитивном уровне. И так же неумолимо бьет на поражение ускорение или замедление этой мелодии, со скачком из классики в скрежет тяжелого металла. Малейшее ускорение с более высокими оглушающими нотами вызывает беспричинную панику, как и беглый взгляд в его глаза – доли секунды, но их достаточного, чтобы отметить расширение зрачков и потемнение притягательной янтарно-зеленой радужки с проблесками чего-то темного, пугающего и высекающего новую порцию ледяных искр в глубине твоего собственного сжавшегося сердечка. А может, новоприобретенный дар телепатии не был достоянием одного Димы, и я уже тогда уловила скрытую угрозу, которую, хочется верить, он смог убить в себе используя колоссальный опыт?..
Я этого никогда не узнаю. В наших дальнейших отношениях я практически всегда буду видеть альтруизм там, где он просто идеально совпадал с самыми темными желаниями этого мужчины, но он был слишком умен для того, чтобы причинять мне моральную травму, которая закоротит прошлое с настоящим. Тьма навсегда прописана в ДНК людей, подобных ему, тех, кто выбрал свободу самовыражения своих желаний, однажды признав в себе эту необходимость. Но даже я со своим развитым воображением не могла просчитать наперед, насколько отлична и индивидуальна глубина ее глянцевого мрака, который может уничтожить одним вакуумным сжатием и в то же время исцелить своими откровенными объятиями.
Сегодня я еще не ощущала приближения чего-то нового за очередным порогом стратосферы, в этот раз меня вели поэтапными плавными движениями, а не сверхзвуковым хлопком острого рывка в шокирующую неизбежность чужого ХОЧУ.
Макияж смоки-айс не хотел подчиняться моим дрожащим пальчикам, но особо выбирать не приходилось. Как бы мне ни рвало душу вчера болезненными ассоциациями, как бы ни припухли веки и ни полопались сосуды до гламурного розового оттенка, эту интимную частичку личной жизни я не собиралась никому демонстрировать. Капли в глаза до снежной белизны белка, обжигающую холодом гелевую маску на припухлости век, очередная попытка идеально ровного росчерка черного лайнера… Кажется, попытки с седьмой мне это удалось, тщательная растушевка угольно-синих теней замаскировала последствия вчерашних слез. Я из последних сил старалась удержать усилием воли и мысли обрывки недавнего боевого запала. Удавалось плохо. Но я настолько этим увлеклась, что не замечала знакомого сгущения световых бликов за спиной, не вздрагивала от едва уловимого дыхания в спину, от легкого царапающего скрипа по панцирю возродившейся защиты – я просто отмахнулась от этого, как от надоедливого комара. Первый шаг навстречу переменам был сделан вчера, и для меня, несмотря на срыв, уже не было возможности свернуть с этого маршрута. Казалось, что пространство за моей спиной уже нагревалось яростным подземным огнем прошлого, которое не хотело отпускать, но я удалялась все дальше от этой зоны вулканической активности, оставив сгорать в агонии также свой роковой фантом.
Он еще будет биться и пытаться вернуть меня обратно в эту огнедышащую бездну, но на момент апогея собственного уничтожения уже не сможет дотянуться до меня руками. Поздно. Я готова была вырваться и идти только вперед – и не на поводке ошейника, за правым плечом на пару шагов сзади, а просто наслаждаясь теплом от властного и самого нежного сжатия моей тонкой ладони в его сильных пальцах… Такая уязвимо беззащитная и одновременно сильная, равная ему во всем, несмотря на то, что спина какое-то время будет носить отметины плети, которые будут не шрамами, а дополнительными рычагами для турбоускорения моих новых крыльев!
Мои задатки экстрасенса (определенно, они были в роду, пусть даже в двадцатом колене!) прерваны трелью телефонного звонка, я помню о потерянном на макияже времени и жму кнопку вызова, не теряя секунд для взгляда на дисплей.
– Как ты сегодня, моя девочка? – Выпрямляюсь, выронив кисть для румян на пол. Не потому, что это обращение бьет параллелями, не потому, что в его голосе все та же всепоглощающая сила и власть без намека на готовность успокаивать мурлыкающими колыбелями в стиле моих подруг, а потому, что это обращение входит в обиход и символизирует собой пока еще не взятую до конца преграду перехода на иной уровень.
– Здравствуйте, – мой голос даже не дрожит. – Я в академию собираюсь. Все хорошо.
– Сегодня занятия тоже окончатся в 15:00?
Это похоже на ненавязчивый допрос, но возмутиться у меня недостаточно сил.
– Да… Только мне в библиотеку надо… – хмурюсь, подумав, что он может мне и не поверить – кто сидит в библиотеках в век интернета и дистанционного изучения? – Задали реферат, некоторую информацию невозможно найти во всемирной паутине.
– Ты сможешь освободиться в половине шестого?
Скорее всего, я закончу раньше… Киваю, даже не подумав, что он не может этого увидеть. Да и женская сущность берет свое.
– А мы куда-то поедем сегодня? – мне показалось, или затуманенное любопытством и предвкушением сознание уловило кратковременную заминку?
– Да. Хочу оговорить сразу, ты не имеешь права отказаться!
Ни хрена себе! Он шутит, это в интонации его расслабляющего голоса. Только воображение сразу рисует одну из комнат его суперзасекреченного клуба с обилием агрегатов в стиле страшилок из сети. Но впервые без панического ужаса, с ментоловым покалыванием в мышцах. Да что он мне вчера скормил под видом успокоительных таблеток?!
– Звучит угрожающе, – бестия просыпается моментально, пригладив растрепанные пряди. Долго спала, ну-ка, напомни своей хозяйке значение термина «флирт»! – Вы скажите сейчас, потому как на парах я не смогу ни о чем другом думать!
Давай, Беспалова, жги. Ты можешь обманывать себя сколько угодно, но хищницу, обитающую внутри, было не под силу уничтожить даже хищнику сильного пола.
– Скажу. В шесть ты будешь на приеме у психолога. Лучшего в нашей стране.
Пузыри волнующей эйфории с треском лопаются в районе солнечного сплетения, оросив противной водянистой пылью с привкусом щелочи. Трясу головой. Он что, решил, что я двинулась головой? «А разве нет?» – философски замечает внутренний голос.
– Ну нет… Я здорова! На фиг психологов… – забываю о манерах истинной леди. Ощущение чуть ли не предательства… маленького ребенка, которому вместо куклы подарили звездный крейсер.
– Юля, не обсуждается. Я не буду пассивно наблюдать, как ты себя убиваешь. Не бойся, там уколов не делают! И, ты не поверишь, даже не заставляют пить горячее молоко.
Как?! Ну вот как дрожь возмущения нокаутирована искрами веселья, рвущимися через пережатую было протестом гортань? Может, моя паника вызвана тем, что я перепутала психолога с психиатром? Наш менталитет таков, что всегда ставит знак равенства между этими двумя профессиями. У нас вообще все гораздо проще, психоаналитики по совместительству друзья-собутыльники, депрессии и прочие нервные стрессы всегда считались буржуазной блажью. Терпение и труд, остальное мелочи…
– В условленное время буду ждать там, где и вчера. Никаких попыток побега!
В его арсенале тысячи рычагов. Возможно, мне и не нужен этот психолог, Алекс и сам легко справляется с этой ролью… Что же ему помешало успокоить меня и перенастроить на свою волну собственными руками? Я не уверена, что хочу об этом знать, потому что просто так у таких мужчин ничего не происходит.
Ожидание вечера рисует в воображении аналогию с приемом у Стерхова. Сухие вопросы, обязательное дежурное внушение и непроницаемая маска бездушного андроида. Ничего нового вроде как меня там не ждет. Этого вполне достаточно, чтобы подчиниться чужой воле и перестать отрицать тот факт, что я действительно слишком сильно зациклилась на собственной боли.
Не обошлось, конечно, без допроса. Вроде бы обе подруги заняты построением (а кто-то и уничтожением) отношений со вторыми половинками, но среди студенческой тусовки новости разносятся быстро. Лекси похвасталась новым планшетом, зацепившись за мое восхищение черной глянцевой поверхностью.
– А на что похоже? На чей-то «лексус»?
Хуже всего было не это. А то, что Эля вдруг проявила похвальное рвение к науке и безапелляционным тоном заявила, что пойдет со мной в библиотеку. Примечательно, что даже успела что-то отфоткать и законспектировать. Если умудрится получить высокий балл на семинаре, я буду чувствовать гордость и за себя тоже. За то, что выступила таким вот примером для подражания.
– Восстановим мозги чашечкой горячего шоколада? – Элька буравит меня взглядом с хитрой улыбочкой а-ля «я все равно увижу, кого ты там прячешь». Лучше бы ты не видела. А то у меня действительно проснется желание попросить Александра о специфической обвязке моей любопытной подруги. Может, я даже это сфотографирую, хватит и камеры «айфона».
– У меня планы, сорри, – на часах 17:20, я пытаюсь решить сложнейший ребус – сумею ли уйти незамеченной. Как бы не так! Эля не отходит от меня ни на шаг.
– Действительно, это же смерть для фигуры! Прогуляюсь с тобой до остановки, ты не против? Я так и знала! А мы вчера с Денисом оттусили в клубе. Я не думала, что он так классно танцует!
Вот она, завуалированная манипуляция с откровенностью – я тебе рассказала, твоя очередь. И как назло, я сразу вычисляю автомобиль Александра на парковке. И внезапно желание затеряться, отделаться от подруги или сигануть на пассажирское сиденье со скоростью ямайского спринтера вытеснено ласкающим злорадством, совсем несвойственного мне прежде. Улыбка предвкушения развлечения искренняя, настоящая, и я готова, кажется, даже поцеловать его при встрече… Но, наверное, после такого и психолог не справится. В первый наш поцелуй в Ялте я думала, что никогда его больше не увижу…
Довольно улыбаюсь, услышав шокированный выдох Эльки где-то за спиной. Мне хочется театрально наклониться к ее заалевшему ушку и шепнуть, что Александр приехал наказать ее за болтливость. А он непроизвольно подыгрывает. Если теплая улыбка адресована мне, Эле достается сухой кивок.
– Эллада Магометовна, рад вас видеть.
Вовремя зажимаю рот ладонью, но приступ смеха уже не остановить.
– Алиева, ты еще и Магометовна? О, боже… – следующая реплика вызвана восторженно-почтительным выражением на личике подруги… Да она поплыла от счастья только потому, что заказчик запомнил ее имя и отчество? Или от обращения на «вы»? Или от того, что мы с ним знакомы и меня сейчас увезут в неизвестном направлении? А мне как-то быстро все становится понятно. Впрочем, он и не отрицал, что это не случайность – фотосессия и знакомство.
Я сажусь в машину рядом с ним, помахав на прощание ошалевшей подруге. Смотрю, как она быстро достает свой телефон и набирает номер. Вряд ли Лекси, скорее всего, МЧС или Дениса с воплем «что у твоего босса с моей подругой?».
– Мне просто необходимо было увидеть тебя снова, – отвечает Александр на невысказанный вопрос, который застыл в моих глазах. – Думаю, мои методы не вызвали негативных ассоциаций?
Дай подумать. Крупная сумма в бюджет моей подруги, ее поднятая работой в таком клубе самооценка, и, как бонус, ее отношения с парнем, на которого я бы до знакомства с Димой накинулась с запалом нимфоманки? Прощупывая ко мне подход, он смог сделать счастливыми, хотелось бы верить, сразу двоих… Основные же силы будут брошены на уничтожение моей депрессии.
Я не отвечаю. Просто улыбаюсь в ответ, закинув голову и разглядывая зеленые переливы его необычных глаз.
Когда я нервничаю или чего-то боюсь, мой взгляд цепляется за сотни мельчайших деталей.
Миндалевидная форма ногтя психолога Ирины с изящным французским маникюром. Раскрывшиеся листочки зеленого чая в чашке. Родинка на ее виске. И не сильно кричащая, но все равно такая заметная надпись Oxford на одном из документов в рамке на стене.
Это интригует меня сильнее всего. К тому же позволяет преодолеть небольшой страх этой встречи. Я подхожу к стене, прикасаюсь пальцами к рамке… Ошибки нет. Гербовая бумага… Голография…
– Вот это да!
– Я сама очень часто смотрю на него. Особенно когда устаю. – Доктор играет в добрую подругу. – Самооценка никогда не падает!
Я еще не понимаю, каким именно образом эта женщина смогла ненавязчиво вывести меня на рассказ о летних приключениях. Может, предложением перейти на «ты» и недолгим разговором о новостях в мире моды? В ее кабинете время словно останавливается, здесь особая аура, которая нейтрализует тревогу, скованность и закрытость. И именно в этом виден высокий профессионализм психолога – пациент должен расслабиться и переключиться на волну сотрудничества и коммуникации. Спокойствие и желание все рассказать не случайно, это тщательно разработанная сложная стратегия, отключившая центр сопротивления парой фраз. Я еще этого не знаю, она признается мне на последнем сеансе.
– Ложись, – тепло улыбается Ирина. – Ты, наверное, видела в американских фильмах, как это происходит?
Конечно, я видела. Со стандартным набором фраз во главе с коронным номером «вы хотите об этом поговорить?». Сейчас это кажется даже забавным.
Она поправляет удобную подушку под моим затылком, а я чувствую только умиротворение и легкое любопытство. И почему я боялась утром? Закидываю ноги, освобожденные от колодок модельных ботильонов, на подлокотник с выемкой.
– Анализ свободных ассоциаций обычно не предусматривает двустороннего контакта, – обволакивает ее приятный тихий голос. – Но мы с тобой попробуем немножко раскачать этот процесс наводящими вопросами. Начни с того момента, когда тебя поставили перед фактом заточения. Что ты чувствовала, кроме страха и злости?
Кажется, хмурюсь, с трудом поборов желание сказать «ну тебя, Ира, давай о колготках!». Только этот порыв угасает, оставив после себя любопытство. Действительно, что я чувствовала, кроме этого?
– А мне убить его хотелось. Ну, как убить… может, морально. Может, показать на примере разбитых флаконов, где я имею его принципы в принципе. И, кстати, это было даже весело, когда разбивала… – память уносит меня в не столь далекое прошлое на легчайших крыльях, и я не вижу на горизонте приближения грозового фронта. Пальцы Ирины замерли в сантиметре от моих висков. Может, там незаметные рецепторы, которые блокируют неприятный царапающий осадок? – Я даже думала, что мы посмеемся вместе…
Я не догадывалась, что эмоций было настолько много. Причем самых разных… Каким боком среди них на тот момент притаились азарт и предвкушение в микроскопической дозе? Я не успеваю понять их окраску, но голосовые связки смыкаются, выпуская наружу без стеснения то, в чем я себе бы никогда не призналась…
– У тебя было чувство вины за то, что ты сделала?
Пазл кружит в спиралевидном завихрении воздушных потоков с проблесками статических разрядов, которые соединяют его элементы в замкнутую композицию… Закономерное слияние контуров, заискрившие контакты стыков с цельной картиной того, чего бы я никогда не осознала без легкой наводки… Какая-то мелодия рождается внутри, я не могу определить ее тональности. Слова слетают легко, вдох-выдох, пока в венах бурлит абстрактная сыворотка правды. Она не вспарывает нервные волокна острыми скальпелями нежелательной правды, мне кажется, я вдыхаю все глубже с каждым слогом своего повествования… Легкий транс-полусон с подталкивающими к выходу вопросами психолога, может, это была неизвестная мне техника гипноза?
Странно, что впоследствии я смогла воспроизвести этот разговор до мельчайших деталей.
– Как себя чувствуешь? – если бы Ирина мягко не подвела меня к окончанию сеанса, я бы пролетала в этой расслабленной нирване до утра. Так мне казалось. По телу разливался приятный тонизирующий ток, а сознание воспринимало вещи с позиции нейтрального созерцания.
– По поводу снов, сделай вот что. – Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы сосредоточиться. – Записывай элементы и попробуй проставить знак равенства с ассоциацией. Не придумывай специально, первая ассоциация самая точная. Ничего страшного, если ты перестанешь их запоминать до нашей следующей встречи.
– А мне уже легче, – улыбаюсь я, с удивлением прислушиваясь к своему внутреннему состоянию. – Так будет все время?
Добрая подруга-психолог мягко качает головой.
– Не стану тебя обманывать, Юля, нам понадобится гораздо больше времени для того, чтобы тебе действительно стало легче!
…Закат подсвечивает горизонт над низкими залегшими облаками, когда мы возвращаемся домой. Почему-то я не могу замолчать, у меня чувство, что все, о чем я молчала, превратилось в слова, которые царапают трахею изнутри, вырываясь на свободу.
– Ирина славится своим инновационным подходом, – соглашается Алекс, сжимая сильными руками рулевое колесо. Я стараюсь не пялиться на его пальцы, прежде всего, потому, что мне нравится на них смотреть. Мелодия в сознании не утихает ни на миг, а подзабытая эйфория окутывает шепотом набегающей волны. Конечно, откуда мне знать, что наступит момент, когда я захочу вцепиться этой Ирине в глотку и прекратить сеансы психотерапии, на которых мне докажут то, что я не хочу в себе признавать? До этого еще три сеанса, а я так устала мучить себя, что уцепилась за самое несущественное улучшение. Мне мало, я хочу воспользоваться любой возможностью, чтобы закрепить его и раскрутить до запредельной отметки…
– Оно крутится! – теряю интерес к его рукам, веду ладошкой по стеклу. Мы проезжаем парк Горького и новое колесо обозрения. Почему у меня раньше не возникало желания пощекотать свои нервы запредельной высотой, которой я на самом деле боюсь? На миг забываю все слова, смотрю на Алекса взглядом котика из «Шрэка» и уже не удивляюсь, когда он понимает меня без слов. Парковка, огни винтажных фонариков на широкой аллее с завершающим аккордом экспозиции – огромным колесом с бусинами смотровых кабинок. Он едва поспевает за мной, или мне так кажется? Запрыгиваю в кабинку, тогда как ему понадобился уверенный шаг через бортик с сохранением аристократической осанки. Сетую на медлительность адского механизма с черепашьим подъемом кабинки, по которой от нетерпения наворачиваю круги.
– Госпром! – мы еще не поднялись на достаточную высоту, чтобы разглядеть практически весь город, но маковка высотки со шпилем подсвечена неоновым синим цветом и привлекает внимание сразу. Подпрыгиваю от нетерпения – кажется, расшатывая при этом кабинку. Что происходит? Где боязнь высоты? Я сегодня на Патриарших, то есть, на Алексеевке, встретилась не с психоаналитиком, а с Сатаной?
– Органный зал! Там новая подсветка! – практически ложусь грудью на стекло, ощутив болезненно-возбужденный рывок сердца при взгляде под ноги, на широкий ковер из крон желто-зеленых деревьев. Тотчас же об этом забываю, потому что наш воздухолет набирает высоту и открывает панораму города.
– Юля, отойди от стекла и сядь! – разрезает флаг моей эйфории безапелляционный приказ.
– Не хочу! – ладошки скользят по тонкому плексигласу. Ощущаю, как он медленно поднимается. Расстояние в пару шагов преодолено за несколько растянувшихся во времени секунд.
Это охренительное ощущение. Ты словно зажата между двумя источниками адреналинового кайфа – запредельной высотой в критической точке абсолютного парения и ментальным осязанием сильного мужского тела за спиной, настолько близко, что его дыхание обжигает кожу доверчиво открытой шеи через шелк рассыпавшихся волос. Сегодня нет зон личного пространства и кода скрытого доступа – психолог с Оксфордским дипломом взломала какой-то тайный секрет одного из навесных замков, который как раз и отвечал за страх острых ощущений. Мне бы задуматься об этом и провести параллели с рассказом о том, что я чувствовала, когда меня в прямом и переносном смысле слова буквально обращали в рабыню, забирая волю… Только мне слишком хорошо от рухнувшей с плеч каменной глыбы, которая, по факту, всего лишь мелкий осколок.
Я впервые за все время не вздрагиваю от его прикосновения…отнюдь не нежного! Никакой хватки за волосы (еще не вечер), но рывок за плечо мало похож на объятия заботы, как, впрочем, не похож и на проявление раздражения и злости.
– Что та… кое… – мой поворот прерван собственным испуганным криком. Нет, кабинка не содрогается. Вместо нее делает тройной кульбит мое сердце. Я держу этот взгляд, к которому уже успела привыкнуть и которого практически не боюсь, и этого достаточно, чтобы не заметить иную опасность…
Я изумленно выдохнула в теплые губы, накрывшие мои повелительным нажимом… Сердце совершило сверхзвуковой прыжок, перекрывая кислород и переворачивая панораму тонущего в сумерках города в перевернутую в пространстве абстракцию. Удар ошеломительного непонимания, осознание запредельности происходящего вместе со скользящим движением языка поверх контура моих расслабленных губ…
Эта вспышка потрясает своей силой настолько, что я не могу пошевелиться. Я не целую его в ответ, я просто не в состоянии этого сделать – я ошеломлена совсем не внезапным натиском, сердечко не срывается в танец страха и неприятия, наоборот! Это кажется логичным и ожидаемым на фоне последних событий!
Сильные руки нежно и решительно сжимают мои предплечья, не делая попытки соскользнуть ниже – к такому я точно пока не готова. Новая рельефная тень защитными крыльями заслонила собой окружающий мир с высоты птичьего полета. Нежные касания языка без намека на страстную агрессию изучают новую открытую территорию поверхностным сканером, а я не думаю о том, что могу это остановить одним движением ладони…
Хороший способ заставить меня отойти от непрочного плексигласа смотровой кабины! Когда он медленно отстраняется, разжимая объятия, я на автомате делаю несколько неуверенных шагов в направлении скамьи, неосознанно прикасаясь к губам, сохранившими ритм сладкой пульсации.
Я не знаю, какая именно покерная партия была разыграна представителями моего ада и Эдема в тот момент. Возможно, им просто надоело мое нытье. Кто сказал, что там не жаждут, подобно древним римлянам, хлеба и зрелищ?..
Глава 15
– Может, хватит? – Лекси вытягивается на каменном ложе хаммама, умостив подбородок на предплячьях, и поворачивает голову в мою сторону. Молодой и симпатичный массажист как раз вспенивает по ее телу воздушное мыльное облако. У меня этот этап уже позади, я кайфую от аромата кофе со сливками – эту вкусно пахнущую массу как раз наносит мне на спину вторая массажистка. Парня узурпировала Лена, и я ей даже благодарна, не люблю, когда меня трогают посторонние мужчины.
– Хватит что? – за последние семь дней эти две выели мне мозг чайной ложечкой со своими допросами. Гестапо царапало крышку гроба в попытке завербовать их обеих в свои ряды.
– Молчать! – отталкивается от противоположного бортика бассейна Эля. Массажист поднимает голову и тут же опускает глаза. Ну правильно, зачем нам верх от купальника в бассейне, да, супер-фотограф века? Что там говорят о врожденной скромности женщин с восточными корнями? Лезгины сильно гордый народ для всасывания с молоком матери неудобных традиций? – Ты уже, это самое… вступала с ним в полемику?
– Эля, – чуть вздрагиваю от сильного нажима массажистки. – Дениска не царапает щетиной, когда лижет тебе киску?
– Дениска пользуется электробритвой. Не съезжай!
Черт, одна я вижу в обслуживающем персонале прежде всего людей, и не собираюсь обсуждать свои проблемы в их присутствии?
– Она улыбается! – подскакивает на ложе Лекси, хлопья мыльной пены кружат в воздухе, оседая на ее распущенных волосах, – супер-блондинка королева в любой ситуации. Мне даже стыдно за небрежно скрученный на затылке узел. – Юль, у тебя глаза есть? Ты, вообще, рассмотрела, насколько он шикарный мужчина, или это видят все, кроме тебя одной?
Их партизанским методам позавидует МИ-6, параллельно вскрывая глотки конкуренту – Моссаду. В нашу вторую встречу Эля как раз предусмотрительно отошла в тень, зато Ленка шла напролом в стремлении увидеть воочию «нового бойфренда Беспаловой». Со всем стандартным набором: эффектным выходом из своего гламурного автомобиля, и, всплеснув в ладоши с изумленным криком «Юля!» (ага, так давно не виделись, целых десять минут после лекции). Чеканным шагом на 15-сантиметровых каблуках белых в россыпи страз туфель, которые так некстати подвели свою носительницу, якобы случайно попав в ямку в самый интересный момент, дав галантному Александру возможность поддержать мою подругу за локоток. Дальше по тексту: «Ах, я такая неловкая, простите меня. Вот прям голова закружилась, с чего бы это… А! «Фаренгейт»! Все понятно! А я лучшая подруга, еще одна…».
Осмелюсь предположить, что в тот самый момент Алекс и испытал на ней свой фирменный взгляд, не прекращая улыбаться в ответ, что не позволило нашей кукле сморозить глупость в стиле «а пойдемте с нами в кофейню/боулинг/суши-бар». Думаете, ее это испугало? Смутило всего лишь, но этих десяти минут нам с лихвой хватило, чтобы убраться восвояси со студенческой парковки. Но после этого выступления моя подруга обещала повести меня к окулисту, потому как я в упор не замечаю, какой «лакшери стайл» находится рядом. Мне оставалось только мысленно благодарить ее за то, что не называла его «папиком», подобно части группы, которая все же сделала это за глаза. Ничего тут не поделаешь, появление такого мужчины стало событием для армии сплетниц, Беспалова почти медийная личность, которую то ненавидят, то копируют.
– Лекс, ну, мало ли. чего она улыбается… может, ей щекотно… Важно другое! «Он был самым лучшим, не смей называть его е..нутым садистом, я не верю, что он мертв, другого такого не будет» – отныне больше не на вершине нашего хит-парада! Ты можешь вспомнить, когда мы в последний раз с пеной у рта обсуждали, во что Димка был одет, когда довел ее до пяти оргазмов?
– А чего он в тот момент был одет?
– А потому что «у него такой взгляд, который может отыметь бесконтакто», ты что, забыла?
– Эй, я еще тут. – Первые ростки раздражения приглаживают пока еще безобидными кожаными полосами мой самоконтроль. – Я не собираюсь обсуждать это с вами! Прежде всего, потому, что обсуждать нечего!
– Ну да, ты типа такая маленькая наивная девочка, которую хочется кормить мороженым и качать в колыбельке без намека на секс. Не смеши меня! – Квотербек Эллада Магометовна в ударе. – К тому же можешь сколько угодно чесать, что стала спокойной и приветливой от психотерапии и ромашкового чая… Я что, не знаю, что так ведут себя после хорошего траха?
– Она сейчас скажет, что даже не целовалась с ним! Юль, ты говоришь, что не помнишь отца. Может, это твой настоящий нашелся? – о боже, Лекси на самом деле допустила такую вероятность?
– А мы сейчас сделаем по-другому! – Эля подтягивается на руках, грациозно запрыгивая на мозаичную плитку бортика. Надеюсь, они не собираются меня пытать? – Можно нам турецкий кофе?
Лена хихикает в согнутые локти, пока массажист коротко передает ее распоряжение в динамик портативного и влагостойкого средства связи. Точно что-то задумали. В спа-салоне ее матери, особенно по выходным, плотно забитый график посещений, но Ленка просто силком притянула меня сюда. Теперь понятно, расчет был на расслабление и чрезмерную болтливость. Эльчик защитным флангом и заодно в роли запасного нападающего.
– Ну, ты будешь говорить? – мурлычет восточная примадонна хаммама, пожалев нервы массажиста и обвязав полотенцем грудь. – Давай начнем с малого. Целовались?
Меня спасает просьба моей массажистки перевернуться на спину для завершающего аккорда процедуры. Закрываю глаза, позволяя уложить поверх век тонкие кружочки огурца, пропитанного настоем листьев эвкалипта. Хорошая защита от их пристальных взглядов, иногда разбирает смех от этой попытки скопировать манеру смотреть, как у Алекса. Никому из них даже Димкин не повторить.
Что происходило с мистической сферой инь-янь, безумием под названием «я и призрак прошлого» за эти пролетевшие шесть дней, спросите вы? Я бы рада соврать, что иллюзии-галлюцинации остались в прошлом. Рада бы, да не могу! В тот день, когда Ирина вдохнула в меня веру в то, что теперь кошмары отойдут на второй план, я летала. Да, знаю! Не только поэтому! Если раньше в мои светлые фантазии с треском, круша все на своем пути, врывалась суровая действительность, то сейчас все обстояло с точностью до наоборот – улыбнувшаяся робкой улыбкой позитивная реальность оказалась под угрозой гибели, не в силах противостоять непроглядной тьме моих воспоминаний и сновидений наяву.
Еще не сошла легкая дрожь властного, ошеломительного поцелуя с моих припухших губ, еще прыгало сердечко, наслаждаясь пляской подзабытой эйфории, гладило изнутри ощущение уязвимости с привкусом сладости, повинуясь самому первобытному инстинкту – вынужденной покорности лесной амазонки, утратившей силы после очередного ранения, а потому добровольно сдавшейся в руки пещерного охотника, который отнял у нее необходимость рисковать жизнью наедине с неприветливым миром. Ей больше не нужно было разжигать свои костры, ожидая попадания молнии в ближайшее дерево, терять силы во время охоты и приготовления ужина. Ужин за ней и так оставили, но новые обязанности для выживания были настолько комфортными, что новая пещерная обитательница впервые ощутила спектр эмоций под названием «счастье». В этот раз ее не оглушили дубиной и не поволокли по острым камням за волосы, рискуя сорвать скальп. И даже не поставили перед выбором – я или же смерть в лапах саблезубых тигров, которые по факту были ласковыми пятнистыми кошечками с бутафорскими резцами. В новом витке в ее судьбы предполагались компромисс и забота, готовность рискнуть жизнью ради нее же самой и обеспечить достойный рост потомству. А еще – великолепный шанс забыть жестокость питекантропа из соседнего племени, который в свое время нанес ей незаживающую рану за стремление отстоять свободу.
Я любила прокручивать эти кадры в своем воображении. Подогнувшиеся колени, непреодолимое желание улыбнуться и прижаться к Александру в теплом благодарном объятии. Его шепот «какая мужественная девочка», янтарные искры нежности и желания в изумрудной поволоке взгляда, обострение всех ментальных рецепторов, которые безошибочно ловили волны, не несущие никакой угрозы. Купол защитного поля, сотканного из умиротворяющего спокойствия, моего легкого приятного смущения от произошедшего, и все-таки прорвавшейся улыбки очаровательного ребенка – я не могла ее сдержать. Даже не следила за бликами за стеклом покачивающейся смотровой кабины – может, потому, что ее раскачало аритмичное биение двух сердец? Я не понимала даже, что мы пошли на снижение, время в очередной раз замедлило свой хаотичный бег. Но у Александра привычка держать руку на пульсе даже самых нестабильных материй на высоте. Пол уходит из-под ног, и внутренности ласкает теплым бризом, когда высшая сила крепко прижимает меня к его груди. Я даже не успеваю понять, что произошло, пока холодная вечерняя сырость набирающей обороты осени не схватывает неприятной дрожью пальцы, вцепившиеся в лацканы его пиджака. Он не торопится опускать меня на землю, словно хочет защитить от порывов ветра и любого холода, который может причинить мне вред. А я боюсь дышать, чтобы не спугнуть эмоцию, которую давно считала похороненной. Ловлю в душе лучи весеннего солнышка (они закручиваются спиралью по замкнутым линиям нервной системы), и не могу погасить эту улыбку.
