Текст книги "Её звали Карма (СИ)"

Автор книги: Светлана Поли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Афоня, что за гости? По какому делу они пожаловали? Что надобно молодому боярину? – шепотом спросила та.

– Сватать тебя, княжна, прибыли за этого молодого боярина.

– А батюшка чего же? – вспыхнула девушка.

– Боле ничего не знаю.

Катерина посмотрела на отца – тот оживленно беседовал с гостями, – потом перевела взгляд на молодого гостя. Андрей, нимало не стесняясь, откровенно разглядывал ее. Княжна потупилась. Ей было достаточно раз глянуть на этого гостя, чтобы понять: он никогда не завоюет ее сердце. Его огненно– рыжая шевелюра с такими же усами и бородой были просто противны Кате, не говоря уже о молочном цвете кожи, красном носе и колючих наглых глазах. "Променять Берджу на этого мерзкого боярина? Что ж это ожидает-то меня? Боже сохрани!" – подумала Катерина.

Зазвонили колокола. Она вздрогнула и испуганно глянула через открытое окно на реку, видневшуюся вдали. Михеич, княжий слуга, хлопнул пару раз в ладоши, и в трапезную повалили артисты. Вошел и Берджу. Увидев его, Катерина стыдливо опустила голову. Юноша обвел глазами всех присутствующих гостей и сразу обо всем догадался. Все поняла и Парама. Она глянула на сына, потом на княжну и досадливо покачала головой.

Скоморохи ударили по гуслям и давай прославлять Василия.

– Батюшка, князюшка, ты благодетель наш... – запели они хором.

– Ты благодетель наш, – подпели женщины.

– Сокол ты ясный наш, – забасили мужики.

– Свет Алексеевич... – снова подтянули женщины.

Катерина позвала Михеича.

– Скажи батюшке: нездоровится мне что-то. Уйти желаю. Ступай.

Слуга подошел к Василию и в поклоне зашептал просьбу ему на ухо. Тот, глянув на дочь, соглашаясь качнул головой.

– Государь дозволяет княжне покинуть веселье, – прошептал подойдя Михеич.

– Благодарствую, – отозвалась Катерина и, поднявшись из-за стола, направилась из светлицы. Берджу проводил ее печальным взглядом и поник головой. Вслед ушедшей княжне зазвенели бубенцы, полилась веселая песня, и молодые девчата пустились в пляс.

Завернув за угол, княжна бросилась бежать прочь из княжьих хором на волю.

– Что стряслось, княжна-матушка? – попалась ей у ворот Евдокия с корзиной.

Катерина остановилась.

– Куда собралась моя голубка?

– Евдокия, помоги мне разоблачиться, – вдруг опомнилась девушка.

– Конечно, милая. Почто слезы у голубки моей наворачиваются?

– Ой, няня... – простонала Катя.

– Ну, ну, – старая женщина приобняла девицу и повела ее обратно в терем.

На веранде показался Андрей. Он заинтересованно проследил за ними, пока те не скрылись из виду.

3

На другой день Катерина оделась попроще и побежала со двора к реке. Она и не заметила, что молодой боярин последовал за нею.

Берджу сидел возле воды, опершись о кривую березу, и бросал в реку камешки. Андрей шел за княжной по пятам, но, увидев, что та побежала к парню, спрятался за деревом.

Услышав треск веток, Берджу повернул голову и, ничего не сказав, опустил ее с грустью. Катерина дотронулась до его плеча и заглянула в лицо.

– Все ж таки пришла? – печально проговорил он.

– Думаешь, я выйду замуж за того боярина?

Парень безнадежно посмотрел на нее и отвел взгляд в сторону.

– Мне никто не нужен окромя тебя! – она взяла его за лицо. – Я не смирюсь с разлукой. Нет! Берджу, милый...

– Не надо, княжна... – вздохнув, юноша отвернулся.

– Ты отворачиваешься? – изумилась Катя.

– Зачем напрасно мучиться?

– Напрасно?!

– Неужто ты не разумеешь, что все кончено: теперь мы стали теми, кем есть на самом деле?!

– Но я не смогу без тебя...

– Можешь взять меня в дом мужа, – безразлично произнес Берджу. – Тогда кажный день у тебя на глазах буду...

– Нет! Нет! – заплакав, она закрыла лицо руками и села на траву. – Я хочу остаться с тобой. Я хочу быть твоей! Только твоей!

У Берджу все внутри закипело от таких откровенных слов. Он умоляющим тоном стал убеждать свою возлюбленную, став перед ней на колени и смотря в лицо:

– Но ведь я – никто. Ты же видишь это. А ты – княжеская дочь. Батюшка твой никогда не отдаст мне тебя. Он может казнить меня, коли ему вздумается! Пойми же ты это, наконец! Я – никто! Ничто! Вот, пустое место, – слеза поползла по его щеке.

Катерина обняла Берджу.

– Неправда, – шептала она ему на ухо. – Это неправда! Ты для меня – все: воздух, мой Бог, ты – моя жизнь! У меня никого дороже тебя нет, и я никому тебя не отдам!

Андрей не слышал, о чем говорили влюбленные, но, чтобы злоба вцепилась в горло, достаточно было и того, что он увидел. Боярин, злобно прищурив глаза, закусил губу и, отведя взор в сторону, задумался.

Молодые стояли на коленях, обнявшись.

– Неужто ты не отречешься от меня? – Берджу умоляюще смотрел в большие голубые глаза Катерины.

– Нет, родной! Нет, любый мой! Я скорее умру, чем стану женой чужому.

Парень снова крепко прижал свою милую к груди и, затаив дыхание, прикрыл от умиления глаза.

– Давай убежим туда, где родилась твоя матушка? – прошептала Катя.

– Я не знаю туда дороги...

– Мы спросим у нее.

– Там, наверное, так хорошо... – вздохнул Берджу.

– Бежать нам надобно!

– Неужто ты кинешь все и отправишься со мной в неведомое? – юноша испытывающе посмотрел ей в глаза, пылающие страстью.

– Да, Берджу!

– И ты станешь мне женой?

– Да, милый мой.

– И мы...никогда – никогда не расстанемся!

– Никогда, любый мой.

Мгновение они молчали, глядя друг другу в глаза.

– Ты – моя Карма, – тихо произнес Берджу и, погладив девушку по щеке, стал целовать ее лицо, обхватив за голову. Поцелуи были короткими и отрывистыми, такими, как не дарят друг другу юные влюбленные, когда методом проб и ошибок постигают древнее искусство любви.

Андрей, стоя за деревом, сжимал кулаки. Он решил быть здесь до конца и посмотреть, чем закончится встреча молодых. А те, ничего не подозревая, расслабилась и сели на траву.

– Ты нарек меня Кармой. Карма – это значит судьба.

– Ты и есть моя судьба.

– Карма...Красиво. Немного похоже на мое имя.

– Кать...

– Чего?

– Пойдем искупаемся? – предложил Берджу. – Душно.

– Може до острова доберемся?

– Легко, – согласился парень.

Они поднялись с травы, сняли обувь и вошли в воду. Андрей проследил за ними, пока те не скрылись в зарослях.

– Ладноть...Я им устрою милование! Рабой у меня станет. В ногах валяться будет! А этот жалкий черномазый споет свою последнюю песню. Княжна шибко красива, чтобы отступаться от нее. Пущай милуются...в последний раз. Князь Василий поди ни об чем и не подозревает...

Затаив злобу и замышляя недоброе, боярин побрел обратно к терему, а влюбленные переплыли речушку и вышли на берег.

Мокрая одежда прилипала к телу. Льняной сарафан плотно облегал стройную фигурку девушки. Катерина бросила башмаки на траву и начала выжимать подол сорочки и сарафана, отвернувшись от Берджу. Тот снял рубаху, отжал и повесил на ветку.

– Сымай сарафан, а не то застудишься.

Девушка застеснялась.

– Не пужайся. Ты ж в сорочке останешься.

– А я и не боюсь, – смущенно пролепетала она в ответ.

Она сбросила с себя мокрое платье и стала выкручивать его. Берджу подошел к ней, взял из рук сарафан и, отжав его получше, разбросил на ветвях кустарника так, чтобы на материю попадало солнце. Катерина же продолжала отдирать от тела прилипшую сорочку, через которую виднелись все девичьи прелести.

– Не страшно: живо обсохнем. Надоть под солнце только стать, – улыбнулся Берджу. – Иди же сюда...

Та несмело подошла к нему ближе.

– Никак боишься меня?

– Вовсе нет... – отозвалась княжна.

– А женой собралась быть... – засмеялся парень. – И нагишом спать придется...

– Я знаю... – тихо проговорила Катерина, глянув на мгновенье в пылающие глаза милого и сразу же опустив голову.

Тот перестал смеяться и, оглядев девушку с ног до головы, не спеша подошел к ней, взял ее лицо в свои ладони.

– Катенька, – он погладил ее по щеке. – Нет боле мочи подале от тебя держаться. Сам не свой хожу. Почто терзаешь меня так? Почто?

Часто дыша, та молчала. Берджу поднял ее голову за подбородок и коснулся губ своими. Катерина прикрыла глаза, ожидая повторения. И оно не замедлило последовать: пылкое, страстное, растекающееся по всему телу. Развязав горловину сарафана, Берджу оголил девичье плечо и прижался к нему губами.

– М-м-м, – Катерина испуганно отстранилась от него. – Не надо...– она покраснела.

– Чего так?

– Ну... – девушка замялась. – Боязно...– и провела тыльной стороной ладони по щеке, словно стирая с нее стыдливый румянец.

– Тут, окромя нас, боле нет никого...

Катя опустила голову и, улыбнувшись, побежала в глубь острова.

Остановившись, она оперлась о старое дерево и, тяжело дыша, подняла лицо к небу. Догнав княжну, Берджу навалился на могучий ствол с другой стороны и взял ее за руку.

– Скоро уж смеркаться начнет... – задумчиво произнесла та.

Парень долго смотрел на ее поднятое к верху лицо, потом потянулся и поцеловал в шею.

– Берджу – у... – пропела она с укоризной.

– Тебе не нравится? – он прижал ее к дереву собой.

– Не по себе мне делается...Будто земля из-под ног уплывает.

– И у меня все плывет перед глазами.

Катерина обняла Берджу.

– Боязно мне, – чуть не плача, прошептала она. – А коль отец дознается, что нам будет, любый мой?

– Не тревожься, голубка моя. Не отдам я тебя никому: ни батюшке твоему, ни уж тем более этому рыжему боярину.

– А Господь не нашлет на нас страшную кару?

– Неужто любиться грешно? – и Берджу снова стал целовать Катерину.

– Люблю...Пуще жизни люблю тебя, – зашептала она. -Поклянись родный: чтоб не стряслось, мы завсегда будем вместе.

– Жизнью своей клянусь.

Прикрыв глаза, они стали сползать по стволу дерева на траву, погружаясь в безумный мир любви...

***

Начали сгущаться сумерки. Кое-где на небе уже заблестели первые звезды. Молодые шли по дороге к городу.

– Через разные ворота нужно в город войти, – сказала Катерина.

– Не тревожься: я не выдам нашу тайну. Кать...

– Чего?

– Моя ты теперичя. Моя на веки вечные.

Та стыдливо опустила голову.

– Твоя ... А теперичя ступай...Ступай.

Берджу пошел в обход, а княжна, накинув на голову платок, прошла через ближайшие ворота и направилась в церковь.

В соборе было тихо, никого видно не было. Она подошла ближе к алтарю и, став на колени, принялась молиться, скрестив на груди руки...

Не успел Берджу войти в горницу, как на него обрушилась мать.

– Где тебя шайтан носит? Отчего ты весь мокрый? Князь – батюшка дознавался, куда ты запропастился? В гневе он. Княжна, случаем, не с тобой была? Отвечай!

– Да нет...

– Княжна счезнула... – Парама без сил присела на табурет.

– Как ?! – изумился парень.

– Как из опочивальни своей вышла на обедню, так и счезнула. И тебя тут нет! Князь решил, что вы вместе. Лютовал он больно. Чего ты мокрый?

– Раков ловил.

– А где ж они?

– Вон, в узелке.

– Так ты нынче видал Катерину?

– Вчерась только, когда гости были. А боле нет.

– Одежу сыми, надень сухую, – мать поднялась и достала из сундука вещи, чтобы помочь сыну переодеться. – Сватались к княжне. Вскорости свадьба будет. И тебе надобно уж обзавестись женой.

– Только Катерина мне мила! – выпалил сын.

– О, Всевышний, сжалься над сыном моим! – взмолилась мать. – Голову только морочит она тебе, а ты веришь. Не быть вам вместе, сынок. Отродясь не бывало, чтоб князья сроднились с холопами. Пощади мать! Ты же у меня один. Ежели случится что? И так государь осерчал на тебя. Какому Богу мне молиться, чтобы ты остепенился? Люди-то чего о тебе судачат...Небось слыхал? Вон шепчутся: мол, высоко взлетел, кабы крылья не подрезали. Отступись, сынок.

– Матушка, чего ж делать-то теперича, ведь жизни нам нет друг без дружки?!

– Будь сильным. Вырви ее из своего сердца. Помучаешься малость, и засохнет все. Забудешься за другой девкой. А вот ежели государь дознается, не пощадит он тебя. По добру отступись.

– Без нее мне и жизни не надобно! – сокрушался юноша.

– Послушай мать. Свое сердце послушай. Никогда не быть вам вместе. Погубит она тебя, но твоей не станет. Сердцем чую неладное, – Парама смахнула слезу и вышла из горницы, захватив узелок с раками.

Берджу сел у окна и загрустил.

– Что ж теперь будет– то, ведь я уже попортил ее ...

... А тем временем служка обходил церковь, готовясь закрыть двери на ночь, и вдруг увидел лежащую на полу у алтаря женщину. Подбежал к ней, видит: без сознания та. Побежал за священником. Тот, едва подошел к лежащей на полу, сразу признал в ней княжну. Святой отец отправил служку с известием к Василию, а сам стал приводить знатную особу в чувство. В скорости прибежали Евдокия с Михеичем.

– Где я? Что со мной? – тихо спрашивала княжна.

– Обморок, матушка, – ответил дьякон.

Перенесли Катерину в комнату священника, положили на лавку. А у той жар начался. И давай Евдокия над ней хлопотать: рушником испарину с лица стирать, да отвар из лекарственных трав готовить. А сама носом шмыгает – слезу пускает.

– Что стряслось-то с тобой, голубушка наша? Мы тебя ищем повсюду – с ног сбились, а ты туточки в хвори пребываешь. Почто не сказалась, где будешь, матушка?

– Евдокия, Господь меня прибрать хочет, – еле слышно прошептала Катерина.

– Бог с тобой, матушка! – всплеснула руками нянька. – Все образуется, милая, – она стала поить хворую целебным отваром, чтобы вернуть княжне силы. – Пей, золотко, пей, голубушка.

Катерина выпила содержимое чеплашки и снова легла, отвернув голову к окну. На дворе уже царствовала ночь: в комнату заглядывал молодой месяц, все небо искрилось от метеоритного дождя.

***

Катерина лежала в своей постели с закрытыми глазами. Возле нее суетилась Евдокия. Собрав вещи княжны, она направилась к двери из опочивальни. Вдруг за окном раздалось посвистывание. Больная открыла глаза и позвала няньку.

– Евдокия...

– Что, голубка? – обернулась та.

– Это Берджу. Приведи его сюда.

– Лапушка, одумайся. А ежели государь-батюшка дознается?

– Делай, что велено.

Через некоторое время дверь отворилась, и Евдокия вошла в опочивальню с юношей.

– Теперь же ступай, Евдокия. Позже придешь. Самовар поставь.

Та поклонилась и вышла.

– Не тревожься: мне ужо легче. Отец дознавался у меня о наших встречах. Справлялся, не собирается ли Берджу жениться? Обещался сосватать тебе какую-то сенную девку.

– Зачем ты мне это говоришь? – насторожился юноша.

– Ты не видал батюшку?

– Нет. Никто не знает, что мы были вместе тогда на острове. – поспешил он успокоить княжну.

– А твоя матушка?

– Я ей сказал, что за раками ходил.

– Берджу, бежать надобно.

– Хворая ты еще.

– Не беда. Полегчает, – отмахнулась Катерина.

– Далеко на юге есть море. Вот только карту бы добыть...

– У батюшки бумаг множество, поди и этот документ имеется.

– Я вот об чем тревожусь: далеко мы не скроемся. Хватятся скоро – хуже станет.

– Но и тут житья нам не будет. Разлучат.

– Подготовиться надо, – сказал Берджу. – Путь до моря длинный. Идти будем весну, лето и осень, покуда морозы не затрещат.

– Так ведь на дворе уж лето. А до следующей весны ждать никак нельзя: посватались ко мне. Они-то до весны дожидаться не станут.

За дверью раздались шаги, и, распахнув дверь, в опочивальню вошел Василий. Увидев Берджу, князь переменился в лице.

– Где Евдокия?

– За самоваром пошла, государь, – ответил Берджу и поклонился.

– Ты здесь еще по какой надобности? – грозно спросил князь.

– Евдокия позвала подмогнуть, – не краснея ответил парень.

– Ступай прочь, – холодно произнес Василий. Поклонившись, Берджу вышел.

Князь убрал руки за спину и стал расхаживать по комнате. Подойдя к окну, поглядел в него и развернулся к дочери.

– Почто ослушалась?

– Не разумею, батюшка, – тихо произнесла Катерина, поднимаясь с постели.

– Не велено было с холопом видеться. Почто своевольничаешь?!

– Так что ж мне теперича и вовсе запретно глядеть на простой люд? Может и Евдокию отымите?

– Не ерничай, Катерина...

В опочивальню влетела Евдокия:

– Ой, матушка! Схоронитесь: государь-батюшка вот-вот сюда пожалует... – но увидев Василия, стоявшего у окна, женщина застыла в испуге.

– Пошла прочь! – зарычал князь.

Евдокия поставила самовар и молниеносно исчезла из опочивальни.

– Об чем это она?! А!

– Батюшка, сжальтесь надо мной. В чем вы уличить меня жаждете?

– Ну, гляди, Катерина! Ежели еще раз застану его подле тебя, не жди пощады.

– Почто недоверие такое, батюшка?

– Ложись, не студись. На Яблоневый Спас под венец пойдешь с боярином Андреем. А покуда час твой не пробил, под надзором нашим пребывать станешь. Ложись, я пришлю Евдокию, – сказал отец и вышел из опочивальни.

Катерина забралась под покрывало и, уткнувшись в подушку, разрыдалась.

– Господь милосердный, пощади рабу Твою верную. Почто муки адовы терплю? Почто?! Не разлучай с милым моим, не отымай последнее счастье мое! Ни об чем боле не прошу. Молю только о жалости!

Она плакала от нестерпимой, щемящей боли в груди, от горечи и бессилия, от нежелания покориться злой судьбе, от своей беспомощности; от того, что сейчас лето, а не весна, от того, что она – княжна, а Берджу – крепостной, от того, что некуда ей податься и еще, и еще от чего-то. Наревевшись досыта, бедняжка заснула. И виделось ей во сне: будто стоит она в лодке, и та удаляется от берега все дальше и дальше, а Берджу, стоявший на песке, тает прямо на глазах, словно туман. И вот уж не видно родного берега, только черные волны норовят захлестнуть хрупкую посудину.

4

В трапезной горели свечи. Афоня вынимал из бронзовых треножников огарки, меняя их на новые свечи, и собирал восковые оплывы в берестяной коробок. Было тихо: за длинным сосновым столом ужинали только князь Василий и его дочь, Катерина. Они сидели по разные стороны стола, друг напротив друга; сидели молча, изредка перебрасываясь парой фраз.

– Как здоровье у княжны?

– Хворь отступила, батюшка.

– Добро...Михеич, поди ближе.

– Да, государь, – пожилой слуга склонился перед Василием.

– Ближе, – поманил он его рукой и стал говорить тихо, чтобы было слышно только им двоим. – С сего дня и до той поры, покуда княжна не покинет отчий дом, глядеть станешь за каждым шагом ее.

– Разумею, государь.

– Ежели чего подозрительного углядишь, известишь немедля.

– А на кой предмет должон догляд я весть?

– На предмет певца, Никодима. Гляди, чтоб этого смерда и близко не было подле дочери моей.

– Ага.

– Погодь, не мельтеши. А когда княжна с мужем отбудут, поглядишь денька два-три за этим холопом. Уразумел, чего требуется от тебя?

– Уразумел, батюшка. Чего уж тут мудреного?!

– Ступай. Да гляди у меня!

Михеич низко поклонился и вышел.

Катерина, сидя за другим концом стола, никак не могла разобрать, о чем толковал отец со слугой. Когда тот вышел, она внимательно посмотрела на родителя, пытаясь уловить хоть намек на то, о чем он думает, но князь был непроницаем. Остаток ужина они просидели молча...

***

Небо становилось малиновым. Солнце клонилось к закату. В церкви зазвонили колокола, и народ заторопился на вечернюю молитву. Катерина стала входить в церковь следом за отцом, перед которым все расступались и низко кланялись, и тут увидела у ворот помощника государева конюха, одиннадцатилетнего Тимошку. Зацепив его за рукав, она отвела того в сторону.

– Тимош, из церквы идти будешь, заглянь в горницу к Берджу, отдай ему это, – она быстро сунула подростку в руки плотно свернутый небольшой легкий платок. – Только гляди, чтоб тебя там никто не увидал. А может встретишь его где по дороге, так еще и лучше. Ясно?

– Ясно, княжна, – обрадовался заданию парнишка.

– Схорони платок за пазухой – то, а то не ровен час углядит невесть кто. Вот так. А теперь ступай с Богом.

Тимофей поклонился и, придерживая рукой спрятанный под рубахой платок, стал протискиваться через толпу ближе к алтарю. Священник окуривал алтарь фимиамом, раскачивая кадило. Катерина зажгла свою свечу и приблизилась к отцу.

– Восстаните! Господи, благослови, – возгласил диакон. И весь народ стал на колени, держа перед собой свечи.

– Слава святей, и Единосущней и Животоворящей, и Нераздельней Троице внегда, ныне и присно и во веки веков, – подтянул иерей.

– Аминь, – пропел хор.

Берджу тихонько вошел в церковь и устроился неподалеку от выхода. Внутри царил полумрак. Свет от пламени свечей отражался бликами на иконах, и те словно оживали. Стоял густой запах ладана: священник окуривал прихожан фимиамом.

– Господи Боже наш, помяни нас, грешных и непотребных раб Твоих, внегда призывати нам Святое Имя Твое, и не посрами нас от чаяния милости Твоея; но даруй нам, Господи, вся яже ко спасению прошения и сподоби нас любити, и боятися Тебе от всего сердца нашего, и творити во всех волю Твою. Яко Благ и Человеколюбец Бог еси, и тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков...

Катерина стояла на коленях, склонив голову, и глядела на пламя свечи. "Господи, помилуй меня, – думала она. – Защити меня, грешную. Избави от мук адовых. Заступись за меня пред батюшкой. Сотвори чудо, чтоб не быть мне женой этому боярину. Помоги нам с Берджу. Храни нас в пути – дороге. Дозволь соединиться мне с любым моим. Ты Всевидящий, Знающий, Могий, Заступник. Аминь".

– Миром Господу помолимся, – донесся до княжны протяжный голос диакона.

– Господи, помилуй, – запел хор. – О Свышнем мире и спасении души наших, Господу помолимся. О мире всего мира, благосостоянии Святых Божиих Церквей и соединении всех, Господу помолимся.

Берджу перекрестился и увидел далеко впереди Катерину. Та осеняла себя крестным знамением. "Катюша, Катюша... как же все будет-то? – думал он.– Не верится мне в счастье наше... Что-то не зовешь ты меня уж который день: можа покорилась батюшке? Тяжко на душе. Бежать... Бежать надоть. А на кого ж я мать кину? Да и отпустит ли она меня? Ох, и тревожно..."

– Спаси, Боже, люди Твоя и благослови достояние Твое, посети мир Твой молостию и щедротами, возвыси рог христиан православных и низпосли на ны милости Твоя богатыя; молитвами Всепречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии; силою Честнаго и Животворящаго Креста...

Пробравшись в половину, где обитали артисты, Тимошка постучал в дверь комнатушки Берджу. Никто не отозвался. Тогда, оглядевшись по сторонам, он протиснул маленький сверток под дверь и выбежал, направляясь к конюшне. Только Тимошка скрылся за углом терема, как к Берджу в светлицу вошла мать.

– Ой, на что это я наступила? – она подошла к окну, подпалила лучину и глянула на пол. – А-а-а, понятно. Вечно он раскидывает одежу, – она наклонилась за платком. – Это не его платок... Да в нем схоронено что-то...

Парама развернула материю и извлекла кусок бересты. Догадавшись, чье это может быть послание, мать разгневалась:

– Ну уж нет! Не бывать тому! Забаву нашла... Но у нас тоже гордость имеется, – она сунула записку себе в лапоть, а платок – в рукав рубахи. – Кажный должон знать место свое, – и женщина сложила ладони в молитве.

В светлицу вошел Берджу.

– Матушка? – удивился юноша.

– А-а, сынок, вернулся ужо? – растерянно пробормотала та.

В конюшню к другам заглянул. Они зовут состязаться на скачках.

– Ну что ж... – улыбнулась мать и похлопала сына по плечу. – Силой и ловкостью ты у меня не обделен. Опочивай, пойду я.

– Доброй ночи, матушка.

– Да храни тебя, Всевышний.

Берджу лег на лавку и, подложив руку под голову, задумался. Лежал так без сна, глядя через окно на звездное небо, пока не догорела лучина.

А тем временем Катерина накинула на плечи длинный черный платок и крадучись пошла по темному терему со свечей к потайному выходу.

Михеич сидел в своей коморке и при свете лучины царапал что-то на бересте. Дверь комнатушки была приоткрыта, и, проходя мимо нее, княжна не осталась незамеченной. Пламя лучины задергалось от порыва ветра, и слуга насторожился, услыхав едва уловимый шорох материи. Тихонько выглянул из своего укрытия. В конце коридора мелькнуло что-то темное. Перекрестясь, он накинул на себя покрывало и, осторожно прикрыв дверь, чтобы не выдать себя, отправился следом за таинственным черным полуночником.

Катерина вышла из терема и направилась к реке. При свете луны был отчетливо виден силуэт движущейся фигуры, спускавшейся по белым каменным ступеням. Таким образом, слуге стало ясно, что таинственный незнакомец – женщина. То ли княжна почувствовала слежку, то ли решила проверить, не идет ли кто за ней, но она обернулась. Лунный свет озарил ее лицо, и Михеич узнал княжну. Теперь ему не было так боязно, и, раздираемый любопытством, он бодренько, с еще большим усердием последовал за Катериной дальше, прячась за косяками изб и деревьями.

Та остановилась возле реки, не далеко от места, где находилось заветное дерево. Посмотрев по сторонам, она присела на бревно и, поглядывая время от времени на дорогу, ведущую в город, стала поджидать Берджу. Но он так и не пришел.

"Что же могло стрястись? – думала Катерина. – Отчего Берджу не пришел? Може послание не получил? Или матушка не пустила? А може побоялся прийти, коль отец пригрозил расправиться с ним? Да, нет, он бы все одно передал бы весточку, тем более ночью, когда и батюшка, и все слуги опочивают. – Она вновь посмотрела по сторонам. – Еще чуток обожду, да возвернусь. Можа по дороге угляжу..."

5

Стук копыт раздавался все ближе и ближе. Лошади остановились прямо под окнами княжеской светлицы. Катерина выглянула на улицу. Из коляски, запряженной четверкой вороных, вышли бояре Герасимовы, отец с сыном.

– М! – княжна стукнула кулаком по подоконнику. – Прикатил! Век бы мои глаза его не видали! – она отошла от окна и резко села в кресло перед зеркалом, разглядывая свое отражение. – Отступился бы боярин от меня сам, – вздохнула Катерина и подперла голову руками. – А когда отрекаются от невесты? Что бы такое удумать? Вот! – оживилась девушка. – Отыскала спасение! На прокаженной...никто не захочет жениться, – она соскочила с кресла и бросилась к своим пузырькам и баночкам...

– Государь... – Михеич вошел в хоромный зал и поклонился до земли.

– Чего тебе?

– Вчерась княжна... – начал было тот.

– Поди ближе. Ну, чего там?

– Княжна вчерась ужо поздненько , почти что ночью, к реке ходила...Во всем черном таком, аки ведьма... – таинственно шептал Михеич, выпучив глаза.

– М, собака! – Василий ударил слугу кулаком по лбу, чуть не свалив того с ног. – Бред несешь всякый! Языка лишиться вздумал, смерд непотребный?!

– Бог с тобой, кормилец наш! – перекрестился старик.

– Ты дело говори: чего она у реки делала?

– Уж больно долго была она там, я аж зубами стучать начал. Не разумею, государь, почто княжна у реки сидела. Колдовала что ли? Все на небо глядела.

– Прикуси язык, холоп, а не то вздерну: буде тада ворон пужать. Я не спрашивал, об чем думаешь. Я справлялся, чего видал! – грозно гаркнул князь.

– Уразумел, батюшка!

– До конца был?

– Да, государь, да. Сдается мне, княжна поджидала будто кого, – испуганно пробормотал Михеич.

– Вот оно что...Та-ак. Ясно! – задумчиво произнес Василий. – Его, значить, поджидала...Ладноть. Поглядывай и дале за Катериной, докладывай обо всем, чего увидишь либо услышишь, – князь потрепал старика за седую бороду.

– Как прикажешь, заступник наш...

– Ступай.

Михеич, откланявшись, вышел из хором, аккуратно и тихо прикрыв за собой резные дубовые двери, а князь задумался, сдвинув брови.

– И этого чертеняку тоже обженить надоть ...

Двери распахнулись, и в зал вошли будущие родственники князя, боярин Никита с сыном.

– А-а-а, проходите, гости дорогие, – обрадовался Василий и, поднявшись с кресла, пошел к гостям навстречу. – Афоня, подать меду! – крикнул он в сторону...

***

Катерина сидела в беседке возле терема с букетом полевых цветов.

"Придет, не придет... Придет, не придет..." – думала она, отрывая у ромашки лепестки. Сзади к ней подошел Андрей.

– Катерина... – окликнул он ее.

Та обернулась, и молодой боярин, глядя на нее, от испуга попятился назад. Потом совладал с собой и ближе подошел к княжне.

– Что стряслось с моей невестой? – поинтересовался Андрей.

– Захворала я. Теперь на меня не глянет и отец родной, уж не говоря о молодом

боярине, – и она принялась истошно вопить.

– Н-да, – Андрей задумался. – Не стоит так убиваться. Это ж не проказа. Все образуется.

Катерина снова принялась рыдать.

– Люди разное поговаривают... – хлюпала она носом.

"Думаешь, я поверю в твою хворь, хитрая бестия? – подумал усмехаясь Андрей. – Как бы не так! Знаю, почто изуродовалась так. Избавиться от меня удумала? Придется тебя разочаровать – не отступлюсь я от тебя, уж дюже ладное приданое за тобой дают",

– Меня за тобой, княжна, послали. Родители наши видеть нас желают.

– Как же я в таком уродстве пред очи батюшки вашего покажусь?

– Так же, как и пред мои очи показалась... – съехидничал боярин.

Увидев размалеванную дочь, Василий растерялся и даже забыл, о чем разговаривал с Никитой. Тот тоже глаза выпучил и дара речи лишился.

– Что с лицом твоим, дочь моя? – возмутился государь.

– Хворая я, батюшка. Нездоровится мне, морозно шибко...

– Не серчайте, гости дорогие, отлучусь на чуток, – попытался улыбнуться Василий и, взяв Катерину под руку, – отвел ее в сторону. – Ты что ж это удумала? Опозорить родителя хочешь? Почто упорствуешь в дурости своей?! Удумала бунт учинить? Я живо тебя вразумлю. Евдокия!

– Что, государь? – поклонилась подбежавшая нянька.

– Запри ее, – начал он шепотом, чтобы гости не слышали. – И пусть сидит в опочивальне своей, доколи не позволю показаться пред очи мои. Вон с глаз моих! – закончил князь и вернулся к гостям.

– Катерина, матушка, что ты еще удумала? Зачем оспины такие мерзкие наставила на лице своем холеном и пригожем? Почто гнев у батюшки вызываешь?

– Учить меня удумала?! – сквозь зубы процедила княжна.

– Что ты, голубушка! Это я так, не подумавши, ляпнула. Глаша, разыщи Алевтину и Варьку и живо приготовьте баню государыне нашей, – распорядилась Евдокия по ходу дела, увидев в коридоре сенную девку, стоявшую без надобности.

Вскоре в опочивальню княжны холопки приволокли лохань, и давай

наполнять ее теплой водой.

– Ох, княжна, накличешь на себя беду. Почто отца – батюшку не слухаешь? – сокрушалась нянька, снимая с нее дорогой сарафан, расшитый каменьями.

Катерина молча стояла, позволяя себя раздеть, потом забралась в лохань.

– Долейте горячей воды, а то студеная уж больно, – командовала Евдокия, засунув для пробы руку в лохань. Девчата подхватили ведра и унеслись из опочивальни за кипятком.

– Ну, зачем тебе, голубушка, надобно было так мазать себя?

– Ты не уразумеешь.

– Ведь молодой боярин и впрямь подумает, что ты дурнушка.

– Мне того и надобно.

– И впрямь не уразумею, княжна...

– Опостылел мне Андрей, другой мне люб!

– Так ты замуж не желаешь?

– Не желаю!

– Ах, вон оно что...Глупая ты еще, дитя мое, – тяжко вздохнула нянька, намывая плечи и спину юной госпоже. – Разве ж ради любви замуж идут? Выходят, чтоб семью и детей иметь, чтоб жить в достатке и под защитой мужа. А любовь тут не при чем. Она позже появляется.