Текст книги "Её звали Карма (СИ)"

Автор книги: Светлана Поли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Нет, благодарю, – ответил за всех Нури.

– Хорошо расходится наше серебро... – начал было Мухтар.

– Здесь дешевая медь, много бронзы. Шелк дешевле, чем у нас, – перебил его Ананда.

– А караваны? – поинтересовался раджа.

– Не слишком часты... Кожа у них в цене, – продолжил Мухтар.

– Это радостная весть, – согласился Нури.

– Но ковры у них никуда негодные. Они прельщают только своей яркой окраской. Этого у них не отнять. Но нити в коврах сырые: сгниют быстро, – вставил Ананда.

– Почем арабская сталь? – последовал очередной вопрос.

– Гораздо дороже, чем у нас и наших северных соседей, – ответил Мухтар, знающий толк в оружие. – Караванный путь проходит гораздо севернее этих краев. И они остаются в стороне. А мы находимся почти в центре всех дорог.

Купцы еще долго сидели за чашками дымящегося чая, решая, каким будет караван, и подсчитывая предварительную прибыль.

5

На город спускался вечер. У пруда во дворце Махараджи горели огни, на легком ветру развевалась пестрая мишура. Лунный свет падал на кусты чайных роз и растворялся таинственным свечением в зеленоватой воде водоема. Звуки пьянящей и томной мелодии наполняли сады. Фокусники и дрессировщики забавляли гостей. Те смеялись от души. Изредка Нури поглядывал по сторонам, в надежде увидеть Карму. Та в это время стояла за резной мраморной колонной и с интересом наблюдала за гостем.

– Ну что ж, раджа, посмотрим в твои глаза! -проговорила она и неожиданно появилась перед своей новой жертвой.

Группа танцовщиц расступилась, и Карма начала игру... Ее полуобнаженное тело, гораздо светлее остальных, извивалось как шелковая лента на ветру. Длинные распущенные волосы, аккуратно убранные и украшенные диадемой, поблескивали на свету и беспрепятственно струились по обнаженным плечам и животу. Глаза сверкали, как топазы, пуская искры во все стороны.

Нури во все глаза смотрел на Карму, затаив дыхание. Увидев это, Равинанда тронул его за плечо.

– Раджа, она испытывает тебя. Помни о моей истории...

– Я искренне восхищен этой танцовщицей. И я помню все, что ты, почтенный друг, мне поведал, – успокоил тот.

Плутовка улыбнулась ангельски и запела:

Господин мой благородный,

Пожалей свою служанку.

Сердце стонет у несчастной,

Будоража память сердца.

Взгляд твой в душу проникает,

Заставляя разум плакать.

И ночами муки губят

Молодую плоть, терзая.

Отчего отводишь очи,

Не сжигая взором страсти?

Господин мой благородный,

Пожалей свою служанку.

Нури улыбнулся и потупил взор. Когда же он поднял глаза, Кармы уже нигде не было. Растерявшись, он начал зрительно искать ее в толпе.

– Она ушла, – проговорил Равинанда, поймав его суетливый взгляд.

– Почему?

– Не знаю. Может, устала.

– Я тоже пойду, – поднялся раджа.

– Нет. Благороднейший раджа останется, – спокойно, но твердо сказал Махараджа.

– Я уже пленник? И все из-за этой женщины? – улыбнулся Нури.

– Раджа ведь собрался к ней!

– Не беспокойся напрасно, справедливейший. Я пойду к себе... Если позволишь, конечно?

– Мне будет очень жаль, если это окажется не так. Спокойной ночи, мой молодой друг.

– Спокойной ночи, щедрейший. Утром я навещу Махараджу.

– Да будет так, – согласился тот и задумчиво проводил глазами удаляющегося гостя.

***

Карма вошла к себе в покои и закрылась. Рабыня – негритянка помогла ей переодеться за бархатной ширмой и проводила в купальню. Погрузившись в небольшой бассейн, северянка загрустила... "Прости меня, Господи! Прости за все! Не посылай мне новые муки: их я уже не вынесу. Пощади", – думала она.

Выйдя из воды, Карма завернулась в шелковую простынь и взяла бутылек с маслом для притираний.

– Маланга, помоги мне, – попросила она негритянку, усаживаясь на ковер.

Женщина молча подошла к ней и, перебросив золотистые пряди на грудь, стала натирать ее спину и шею ароматным розовым маслом.

– У Кармы сегодня нет настроения? – заметила она.

– Мне страшно, Маланга.

– Что-то случилось?

– Вроде нет. Но душа места себе не находит.

– Это Боги разговаривают с Кармой, – таинственно проговорила женщина.

– Но я не слышу, что они говорят мне.

– Карма услышит, когда Маланга выйдет, и луна озарит ложе.

– Ты много знаешь, Маланга. А кто со мной будет говорить? Луна? – Карма обернулась, заглядывая в красные глаза негритянки.

– Нет. Луна только слуга Богов.

– А солнце?

– И солнце тоже.

– А какие Боги будут говорить со мной?

– Которых ты услышишь, – нараспев говорила негритянка.

– А видеть я их буду?

– Нет.

– Они не причинят мне вреда?

– Вред причиняют Боги, которых ты не слышишь и не чувствуешь. Они подкрадываются осторожно. А те, которых ты слышишь – друзья твои, твои покровители, твои ангелы. Они стучатся к Карме, желая говорить с ней. Предупреждают и о хорошем, и о плохом! Боги любят Карму.

– Откуда ты знаешь?

– Ты слушаешь их, делаешь, как они велят. Все любят послушных и верных. И Боги тоже, – Маланга закончила массировать ей плечи и спину и поднялась с ковра за одеждой.

– Спасибо тебе, Маланга. Ты помогаешь мне, хотя никто не принуждал тебя прислуживать мне... – Карма обняла женщину.

– Лучше ухаживать за Кармой, чем слоняться без дела по дворцу и умирать от скуки и обжорства, – сказала та, погладив своей черной рукой золотистую голову подопечной. – Торопись, скоро луна заглянет в гости... – добавила Маланга и вышла.

Карма задумалась, достала из-под подушки кинжал и направилась с ним к окну. Луна уже давно царствовала в ночном небе, но ее свет еще не падал на ложе. С моря дул свежий ветер. Девушка присела у окна, в который раз разглядывая свое оружие.

– О чем хотят поговорить со мной Боги? О, Берджу? Как бьется сердце! – она подняла глаза к звездам. – Боги, услышьте меня! Скажите, что ждет меня? Мне так тревожно...

В дверь постучали. Карма уже направилась открывать, как вдруг вспомнила про кинжал в руках. Положив его на подоконник за портьеру, она подошла к двери.

На пороге стоял Нури.

– Раджа? – испуганно проговорила девушка. – Зачем?...

– Не бойся меня. Бесспорно, Карма очень красива, но я пришел сюда не для того, чтобы насладиться ее белым телом.

– Тогда зачем? – уже спокойнее спросила она.

– Разве Карма не звала меня?

Та испытывающе посмотрела в его томные глаза. Да, они не источали ничего негативного, напротив, от них веяло теплом и покровительством.

От образовавшегося сквозняка портьера заколыхалась, и кинжал, соскользнув с подоконника, упал в клумбу.

– Нет, Карма не звала раджу, – твердо ответила она.

– Неправда.

А теперь эти большие черные глаза казались добрыми и жалостливыми. Девушка продолжала смотреть в них и молчать.

– Карма прогонит меня?

Та растерялась, не зная, что делать и говорить ей дальше. Она продолжала вглядываться в лицо Нури, пытаясь прочесть его тайные мысли. Но эти мысли не вызывали у нее тревоги.

– Не бойся, я не сделаю Карме ничего такого, чего она страшится , – тихо и спокойно произнес раджа.

Его голос был мягким и убаюкивающим. Нури говорил неторопливо, располагая к себе доверием, и вовсе не спешил войти внутрь. Благородство и мужественность ощущались в этом невысоком, хорошо сложенном молодом мужчине с удивительно глубоким, бездонным взглядом и густыми вьющимися волосами до плеч, слегка припорошенными сединой.

Карма отошла от двери в сторону, давая понять, что разрешает войти.

– Разве Махараджа не говорил, чем закончились ночные похождения предшественников раджи? – грустно проговорила она, закрывая дверь.

– Говорил... – вздохнул Нури, опустив голову.

– Так что же почтенный гость не внемлет предупреждению? Выходит, раджу интересует то же, что и других, – печально подытожила Карма. – Уходи, благородный господин. Сам уходи, пока есть возможность.

– А как же "плачущий разум" и "память, будоражащая сердце"?

– Это лишь песня...

– Я хотел только поговорить с Кармой. Больше ничего я не имею в мыслях.

– О чем может раджа говорить с рабыней? – усмехнулась девушка.

– Карма же не считает себя таковой....

– Посмотрела бы я на раджу, если бы он был на моем месте, если бы на него смотрели как на животное и ждали только своего гнусного удовлетворения...

– Я вовсе не хотел обидеть Карму. Мне искренне жаль ее.

Девушка недоверчиво подняла на него свои голубые глаза.

– Скажи, как твое настоящее имя? Кто твои родители?

– Почему раджа спрашивает?

– Но Карма – санскритское слово, а ты светлая телом, волосами и глазами. Держишься ты с таким достоинством, о котором обычная рабыня и не подозревает. Однако, прекрасно танцуешь и поешь. Это, право, очень загадочно... Кажется, раджа начинает понимать, почему Карма обросла такой легендой...

– Что раджа может знать? – удрученно произнесла девушка и, подойдя к окну, присела возле него.

Нури опустился на ковер рядом.

– Расскажи о себе, Карма. Откуда ты?

– Меня никто никогда не спрашивал ни о моем происхождении, ни о моем прошлом. Неужели господину будет интересно?

– Очень... Карма хотела бы вернуться домой?

– Нет, – она покачала головой.

– Почему?

– Это очень длинная история... – пыталась она уйти от объяснений.

– Впереди целая ночь... Я буду слушать внимательно. Но, если Карма устала, раджа не станет ее беспокоить.

– Но Махараджа станет искать гостя.

– Не беспокойся. Я сказал, что пошел отдыхать.

– Ну что ж, – она тяжело вздохнула и задумчиво глянула через окно в темноту ночи. – Я расскажу тебе, раджа, печальную историю, которая подобна высохшей слезе на дряхлом лице времени... Но пусть благородный господин даст слово, что все мною рассказанное останется тайной для других.

– Хорошо, я выполню твою просьбу.

– Раджа спрашивал мое настоящее имя? – Карма внимательно посмотрела в глаза Нури. – Катерина – мое настоящее имя. Я – дочь славянского князя Василия, добровольно бежавшая из отчего дома прямо из-под венца...

Девушка замолчала, продолжая вглядываться в черты незнакомого мужчины. Тот, не моргая, смотрел в голубые "топазы" северянки, пытаясь проникнуть в самую ее сущность. Лунный свет залил своим сиянием всю комнату.

– Раджа так похож на Берджу...

– Берджу? Кто это?

– Берджу-у... – с глубокой печалью произнесла Карма и, вздохнув, смахнула рукой слезу.

Память стала крутить часы времени назад, и девушка начала свой грустный рассказ.

II часть

Сопротивляясь судьбе

...Цветок прекрасен, горд:

Ему чужда реальность.

Но наступает миг -

Он гибнет, осыпаясь.

1

Катерине тогда было пять лет. Девочка сидела в своей светлице и примеряла новый сарафан.

– Цыгане! Цыгане! – раздалось во дворе.

Катя бросила сарафан и помчалась вниз по ступенькам терема. Она так неслась, что наступила на подол и растянулась на дощатом полу. Заплакав, девочка посмотрела на разбитые локоть и коленки.

– Очень больно? – сочувствуя, спросил крепостной мальчик – индус.

– Тебе– то что?!

– Просто ты плачешь...

– Угу, тебе бы так... Поглядела бы я, как бы ты ревел. Вот, видишь, сколько крови.

– Когда глядишь, еще пуще болит... Ну, не плачь.

– Легко говорить – не плачь, когда у другого беда... – сокрушалась Катя. – Ты цыган?

– Нет. Мы – певцы при дворе князя Василия.

– Что-то я не помню, чтобы видела тебя средь наших скоморохов, – шмыгала носом девчушка.

– Пойдем со мной, моя матушка поможет тебе, -и мальчик повел хромающую страдалицу к своей матери.

Парамашвари покачала головой, глядя на раны, и на своем языке попросила сына принести отвар из лекарственных трав.

– А почему вы говорите не по-нашему? – удивилась Катя.

– Потому, детка, что мы из другой страны, очень-очень далекой. Там свой язык, свои обычаи и нравы, дитя мое.

– А как же я смогу понять, о чем вы говорите? – спросила девочка, глядя, как женщина перевязывала ее коленки.

– Я научу тебя, – улыбнулся мальчик.

– Как чудесно! – глаза у девчушки загорелись, как огоньки. – У нас будет свой говор, и его никто не будет понимать.

Парамашвари улыбнулась, пожурив по голове новую знакомую сына.

– Ну, вот и все. До завтрего утра заживет, – сказала она.

– Спасибо, тетушка... Не знаю, как тебя зовут...

– Парама, дитя мое, – ответила та.

– Какое странное имя. А как зовут тебя? – обратилась она к мальчику.

– Берджу. А тебя?

– Катерина, – с достоинством ответила девочка. – Пойдем, поглядим на цыган?

– Пойдем, – согласился Берджу. И дети побежали на городскую площадь, где бродячие артисты давали представление.

Мать улыбнулась, глядя им вслед, и задумалась. Парамашвари была крепостной танцовщицей, еще в юности попавшей за долги отца в рабство к богатому купцу. В рабстве родила от хозяина троих детей, которые один за другим поумирали. Натешившись молодой женщиной, купец, будучи с товаром в русских землях, продал ее князю Василию. А спустя четыре месяца танцовщица разродилась сыном, назвав мальчика Берджу. Однако Василий настоял на крещении младенца. Но, несмотря на то, что ребенка нарекли Никодимом, это имя люди постепенно забыли, потому как мать все время звала сына только по-своему. Впоследствии и остальные стали его так прозывать.

При дворе Василия было много крепостных артистов, которыми тот гордился и относился к ним благосклонно, разместив в отдельных от прислуги покоях нижней половины терема...

Катя быстро сдружилась с Берджу, и ее почти всегда можно было видеть в его компании или среди скоморохов. Постепенно она осваивала чужой язык и причудливые танцы. Парама полюбила эту добрую и ласковую девочку, которая с нежностью называла ее тетушкой. Однако женщина всегда помнила о том, что Катерина – княжна, и не сильно привечала ее, опасаясь людских пересудов и гнева своего нового господина. И хотя Василий не был против детских забав дочери: та была больно похожа на мать, и , чем старше становилась, тем сильнее напоминала умершую при родах княгиню, – все же условности двора строго соблюдал...

Шли годы. Катерина с Берджу росли. Их дружба со временем принимала иную окраску и, чувствуя это, они старательно скрывали такое открытие от посторонних...

***

Утро. Весело и призывно щебетали за окнами птицы, поочередно подлетая и присаживаясь на дубовый подоконник. Молодое солнце заглядывало в опочивальню и шаловливо играло на спящем лице девушки. Ее расплетенные волосы разметались по постели. Катерина повернулась на другой бок и потянулась.

Под окном раздалось мелодичное посвистывание. Катя соскочила с постели, откинув покрывало, и подбежала к окну, согнав прыгающих воробьишек.

– Берджу, я сейчас, – помахала она ему рукой и направилась к сарафану, на ходу снимая ночную сорочку и хватая чистую.

В опочивальню нагрянули няньки с умывальными принадлежностями.

– О, нет... – простонала Катерина и бессильно опустилась на кровать. – Как вы надоели! Я сама! Евдокия, я управлюсь сама. Оставьте воду и уходите. Ну же!

– Не серчай, княжна, но мы поможем тебе одеться и причесаться, – твердо, но учтиво проговорила пожилая женщина.

Девушка подбежала к окну.

– Няньки пришли... – потухшим голосом сообщила она Берджу.

– Я буду ждать на нашем месте у реки, возле рощи, – сказал парень и направился к воротам.

Катерину помыли, причесали, одели в чистый сарафан и препроводили в покои батюшки. Показавшись ему на глаза, ответив на пару-тройку вопросов о прошедшей ночи и грядущем дне и расцеловав родителя в обе щеки, Катюша "на крыльях" понеслась через сады и городские ворота к реке. Увидев издали сидящего у воды Берджу, она припустилась бегом.

– Фу, еле вырвалась, – проговорила она, переводя дыхание и присаживаясь на камень рядом.

Парень улыбнулся и протянул раскрытую ладонь полную земляники.

– Ой, какая крупная... – удивилась Катя и стала отправлять ее себе в рот, беря сразу несколько ягод. Ополоснув в реке ладони от ягоды, молодые взялись за руки и помчались по цветущему лугу к своему любимому месту. Здесь они углубились в рощу и, развалившись в траве, стали мечтать о путешествиях, рассказывать страшные сказки, смешные истории и выдумывать представления, чтобы потом их показать отцу Кати.

***

Однажды Парама остановила сына, спешащего на свидание.

– Берджу, сынок, не зайдут ли ваши дружеские отношения слишком далеко? Може их вернуть, покуда они не отправились куда-то дале?

– Ничего худого меж нами нет.

Мать опустила голову.

– Не пара она тебе, сынок. Не пара. Не забывай, что Катерина – княжна, а ты – крепостной артист...

– Я просто веселю княжну, матушка.

– Гляди, сынок, как бы дурного чего не вышло.

– Не беспокойтесь, – он обнял мать. – Я пойду?

– Ступай уж, – вздохнула Парама и погладила сына по щеке. Прикоснувшись к ногам матери, Берджу поспешил к реке.

Было тепло и солнечно. Молодые гуляли по лесу, собирали цветы и плели венки, играли в прятки, укрываясь за стволами берез и тополей, соревновались в беге, догоняли друг друга в салки. Намаявшись, сели на траву и притихли.

– Берджу... – Катя повернула к нему свою голову, украшенную пышным венком из полевых цветов, и встретилась с пылающими черными глазами. Оробев, она потупила взор. – Почто сердце так сильно стучится в груди?

– Мы бегали...

– А когда не бегаем? У тебя случается такое: ни с того, ни с сего оно начинает трепыхаться, словно выскочить хочет? А? – она снова глянула на него.

– Случается...– Берджу, не моргая, смотрел на подружку. – У меня и теперича оно трепыхается так, что в голове отдается...

– Правда?!

– Мы становимся взрослыми, – пояснил юноша.

– Так тревожно отчего-то...Мне нынче так хорошо, что становится страшно,– сказала Катя, глядя куда-то перед собой.

– ...Ты такая красивая, – загадочно улыбнулся Берджу, склонив на бок свою увенчанную цветами голову.

Девушка смущенно улыбнулась и, поднявшись с земли, обняла березу.

– Если бы я был князем...– вздохнул парень.

– И что бы было? – оживилась Катя и вопросительно посмотрела на него.

– Я бы женился на тебе.

– Правда?! – глаза ее засияли, но через мгновенье погасли. – Но ведь ты...

Берджу поднялся, стряхнув со штанов траву, подошел к березе и, положив свои ладони поверх ладоней Катерины, заглянул ей в глаза.

– Неужто все так худо?

– Значит я могу выйти замуж только за князя? – испуганно прошептала девушка.

– Или за купца, или за боярина...

– Но, Берджу... – начала было она.

– Почто мысли твои о грустном?

– А я-то думала... – растерянно пролепетала Катерина.

Вдалеке послышался топот копыт.

– Бежим скорее отселе, -Берджу схватил ее за руку, и они поспешили скрыться. – Здесь есть сухое дерево, выщербленное с одной стороны. Мы можем укрыться внутри него.

Они подбежали к дереву с широким стволом и юркнули в глубокую трещину в коре. Стук копыт приближался. Послышались голоса, мужская бранная речь и дикий хохот.

– Работенка не бей лежачего, – говорил один.

– Да. И выпивки вдосталь, особливо под праздники, – засмеялся другой.

– Но и грязные дела случаются, – встрял третий. – Так что деньгу и почести не за дарма выручаем.

– Брось, это редкостное дело. Обычно же – на заставу, да обратно, – резонно заметил второй.

– А душу мне греют скачки, – сказал первый. – Жду не дождусь, когда сызнова игрища настанут.

– Опять третьим придешь, – заметил второй, и все четверо разразились смехом.

Катерина силилась чихнуть, и она бы чихнула, если бы Берджу не зажал ей нос. Катя бесшумно вздрогнула и открыла испуганные глаза, прислушиваясь к окружающему шуму. Рокот голосов начал стихать, топот копыт слышался все дальше и дальше. Вновь воцарилась тишина, но молодые не спешили выбираться наружу. Они смотрели друг на друга и, казалось, не дышали. Их лица были близки, одно сердце чувствовало стук другого.

– Можно, я поцелую тебя? – прошептал Берджу.

Ничего не ответив, Катерина закрыла глаза и медленно приподняла подбородок. От первого поцелуя у обоих закружилась голова. Он не был бы таким чудесным и сладким, если бы не это необычное дерево, где они скрывались, стоя вплотную друг к другу.

Сквозь ветки деревьев на молодых заглядывало вечернее солнце, играя разноцветными бликами в их волосах. Влюбленные уносились душой высоко в небо и парили там над всем, чему было чуждо чувство первой любви...

2

Тихо падал снег. Он посыпал белыми хлопьями рощу и поля; мороз сковывал льдом ручьи и реки, закутывал людей в тулупы и шали...

Издалека доносился звон колокольчиков. По заснеженной равнине неслись наперегонки двое саней, запряженные тройками коней. Наст искрился на солнце, от скакунов пар шел, а из саней слышались смех и возгласы.

– Э-э-эх, милые! – крикнул Берджу, во весь рост управляя тройкой. – Обгоним Ваньку! Давай, давай.

– Берджу, догоняй! – кричали девчата из его саней.

На вторых санях возница держал поводья и, размахивая хлыстом, задорно выкрикивал сопернику:

– Кто проиграет, тот хворост собирает для костра!

– Ванька, вот тебе и разводить костер, – прокричала Катерина.

– Еще поглядим: кто кого! – в ответ выкрикнула Матрена из соседних саней и посмотрела на рядом сидящих друзей и подруг.

– К весне приползете! – заверил их Семен, сидя за спиной у Берджу. – Давай, теперь погоню я, – предложил он.

Семен стал к поводьям, а Берджу плюхнулся в девичий "малинник" рядом с Катериной. Их тройка стала обгонять соперницу и вырулила на укатанную дорогу возле леса. Не доезжая заставы, сани развернулись и помчались обратно. Возле леса Семен остановил коней, дожидаясь проигравших. Девчата и ребята налепили снежков, и, когда подлетела вторая тройка, они обкидали ее. Ванькина команда высыпала из саней и заняла оборону. Началось импровизированное побоище.

Случайно снежок "неприятеля" попал Катерине в лицо. Она сморщилась и отвернулась. Увидев это, Берджу поспешил к ней, проваливаясь по колено в снег. Снял рукавицы и горячими ладонями стал стирать тающий снег со лба и щек девушки.

– Больно было? – он продолжал держать ее лицо в своих ладонях.

– Не-а, – засмеялась Катерина и, резко высвободившись, плюхнулась в сугроб. Сделав снежок, она запустила его в задумчивого Берджу. Тем временем ребята и девчата начали парами разбредаться по лесу за хворостом.

– Кать...– Берджу догнал ее,беря за руку.

– Ну, чего? – застеснялась она.

– Ты завтре придешь на горку кататься? А?

– Если батюшка дозволит, – улыбнулась девушка.

– А ты скажи, что с Матреной идешь...

– Чего ты завсегда про Матрену толкуешь? – она сделала вид, будто обиделась.

– Она же подружка твоя...Ты чего, подумала, будто Матрена мне нужна?

– Я пошутила, – засмеялась Катя и бросилась бежать. Берджу за ней. Свалившись в сугроб, они обнялись.

– Берджу, пусти! – запротестовала княжна.

– А ежели не пущу? Чего делать станешь?

Катя стала вдруг серьезной.

– Не могу я на тебя так долго глядеть...

– Отчего так?

– Голова начинает кружиться...

– А ты закрой глаза.

Она прикрыла глаза, и Берджу стал целовать ее в нос, лоб и щеки.

– Берджу...Берджу, а ну кто углядит?

– Скучаю я по тебе...

– Как так?

– Мочи нет ждать кажный день, когда снова тебя увижу...

Катя сняла рукавицу и погладила горячей ладонью его по лицу.

– И мне тошно без тебя, Берджу. Что же будет с нами?

– Не знаю.

– Отец когда-нибудь дознается...

Не успела Катерина договорить, как дружок ухватил ее губы своими.

– Пообещай прийти завтра, – потребовал он, склоняясь над ней.

– Ладно, – засмеялась Катерина и, вырвавшись, побежала собирать сухие прутья для костра.

На другой день молодые встретились на большой горке, которая была сооружена возле реки по приказу Василия.

Вниз по ледяному скату, повизгивая и копошась, уже сползала ребятня.

– Ну, не бойся же, – Берджу тянул Катерина за руку.

– Там так высоко, – пыталась она сопротивляться.

– В первой раз завсегда боязно, но ты ж уже каталась ране. Сама говорила, что это очень весело – нестись с горы. Вон и Ванька с Матреной...

И молодые стали забираться по ледяным ступеням на самый верх горы. Берджу сел на салазки, Катерина устроилась позади него. Они оттолкнулись и с ветерком помчались вниз.

– Ой, Боженька! – зажмурилась княжна.

Еще мгновенье – и на снегу уже перевернувшиеся салазки и хохочущие влюбленные.

– Не страшно же? – спросил Берджу, помогая Кате подняться.

– Нет. Пошли еще прокатимся.

***

Подошла к концу долгая зима. Заплакали сосульки, на пригорках меж проталин зажурчали ручьи, тронулся на реке лед. Солнце становилось все ярче, зазеленела трава, расцвели первые подснежники...

На большой поляне за городом собирался народ на масленицу. Ремесленники и местные купцы раскладывали на лавках товар, стряпухи тащили самовары и блины с маслом и медом, мастеровые устанавливали в центре чучела из соломы, готовили дрова для костров, трудились над помостами для игр и состязаний. В церкви зазвонили колокола, и люд, разодетый и нарядный, поспешил на поляну.

То тут, то там были слышны песни и веселый смех. На одном помосте парни состязались в кулачном бою, на другом – скоморохи инсценировали конфликт между зимой и весной. Клубился пар от самовара в одном краю, коробейники расхваливали товары – в другом. Зазывала предлагал смельчакам поучаствовать в веселых прыжках, стоя в мешке или побороться, сидя на бревне. Народ толкался, зевал, торговался, плясал, пел и пил. Веселье продолжалось до темна. Наконец, подожгли чучело Зимы, а за тем развели и костры. И снова на поляне стало светло. Ребятня прыгала через огонь, молодежь пустилась в хороводы, а люди постарше затянули песни.

Договорившись, девчата убежали в лес, чтобы надрать молодых дубовых веток и ранних цветов, а потом сплести венки и в танце надеть их на своих ребят.

– Катерина, поди на Берджу наденешь-то? – засмеялись подружки, усаживаясь возле костра.

– А то на кого же?! – отозвалась она.

– Вы никогда уж и не разлучаетесь! – добавила Матрена.

– Да вовсе не так, – запротестовала Катя. – Ты-то сама не Ивану ли плетешь? Исстрадался он весь, иссох бедный. Одни уши остались!

– Ха-ха-ха! – засмеялись девчата.

– Да он и денно и нощно под окнами караулит, будто приведение. Ужо все очи промозолил. Но лучше его не сыскать на всем белом свете! – заявила Матрена.

Закончив плетение, хохотушки вернулись на поляну, где во всю шли пляски. Девчата затянули песню и пошли в хоровод, держа в руках свои плетенки. Постепенно к ним присоединились парни и, образовав пары, молодежь пошла в круг, где девчата, одна за другой, надели венки на головы своих возлюбленных дружков. Берджу с Катериной, такие молодые и счастливые, закружились в хороводе, не видя никого вокруг...

На небо высыпали звезды. Яркие и высокие языки пламени уносились от костров в высь. В огне потрескивали поленья.

Среди молодежи промелькнула нянька Евдокия. Увидев Катерину, она направилась к ней.

– Княжна, княжна! – позвала она ее.

– Чего тебе, няня? – выйдя из круга, та подошла к старой женщине.

– Государь-батюшка кличет.

Катерина с Берджу многозначительно переглянулись, и княжна последовала за Евдокией. Представ пред отцовы очи, и увидев его сдвинутые брови, она поняла, что родитель настроен на серьезный разговор.

– Ты звал меня, батюшка? – поклонившись, спросила Катя, как можно мягче и покорнее.

– Поди ближе...Где ты нынче была?

– На гулянии.

Отец нахмурился.

– Садись рядом...Послушай, дочка. Будучи ребенком, тебе многое дозволялось, чтобы ты не скучала, но теперь княжна стала взрослой и, надеюсь, начала многое разуметь. Детство минуло, и нынче не до шалостей. Пора вспомнить о том, кто ты есть.

– Не пойму я, батюшка, об чем ты толкуешь?

– Не подобает княжне вольно вести себя с простым людом.

– Разве я чего недозволенное творю?

– Именно, недозволенное, Катерина. Ты – княжна, а Никодим...то есть Берджу– холоп. Негоже якшаться с дворовыми. Ой, негоже, Катерина! Не забывайся, ты не чернавка, а княжеская дочь. И не порочь имени моего! Не желаю боле видеть тебя среди скоморохов и прочих холопьев. Княжне надлежит бывать в другом окружении!

– Но отец... – растерялась Катя. – В каком окружении мне надлежит бывать, среди напыщенных бояр?!

– Чтобы я не видал тебя боле со скоморохом!

– Батюшка, что стряслось? За что немилость такая?! Ты ведь никогда не запрещал мне водиться с Берджу? Сам говорил, что тебе любо глядеть, как мы резвимся?!

– То время ушло. Вы уж не малые дети. Тебе замуж пора.

– Но...батюшка, рано мне еще! – Катерина распахнула свои голубые глаза. – Смилуйся!

– Почто перечишь родителю?!

– Ты гонишь меня? Чем же я досадила отцу родному?

– Глупости говоришь, Катерина! Разве же я могу прогнать единственную дочь?! Господь с тобой! Не о том толкую я. А о том, что годов тебе ужо много, что не сенная ты девка. Потому надлежит достойно себя держать, как подобает княжне...Ну, а ежели ослушаешься и, как прежде, будешь дружбу водить с холопом, ей Богу прогоню из дому, чтобы не видать позору! – строго закончил Василий. – Ступай и поразмысли, об чем говорено было.

Катерина поднялась с лавки и пошла к себе в опочивальню. Села у окна и заплакала. Было у нее одно лишь утешение в жизни – Берджу, и того хотят отнять. Ни матери, ни бабки, ни брата или сестры. Тоскливо. А теперь и милого дружка требуют позабыть...

Под окном раздалось посвистывание.

– Берджу, – она выглянула и помахала ему рукой.

– Чего на гулянье не идешь?

– Отец запретил видеться с тобой.

– Значит, все? Наступило время расстаться?

– Не говори так, Берджу, не трави душу! – заплакала девушка.

– Что же нам делать-то теперь?

– Не знаю.

А тем временем Василий разговаривал в светлице со знатным и важным гостем. После боярин откланялся и, сев в повозку, уехал.

– Берджу, встретимся завтра вечером у сухого дерева.

– Кать...

– Как колокола прозвонят, жди!

В дверь постучали.

– Иди, Берджу. В дверь стучат. Завтра свидимся, – торопилась Катерина.

– Я буду ждать.

– Я приду, – быстро проговорила она и отошла от окна. Только присела, как в светлицу вошел отец.

– Ты одна?

– Да, батюшка.

– Чем занята?

– Задумалась малость.

– Не печалься, дочка. Господь повелел тебе быть княжной. Не гоже противиться его воле. Не гневи Бога. Завтра у нас гости будут. Разумеешь, как выглядеть должна?

– Знать веселиться мне не придется... – вздохнула девушка.

– У нас есть кому развлекать гостей. А твое место подле меня. Ты должна чувствовать свою власть над простым людом.

– Я все поняла, батюшка.

– Вот и славно, – решив, что дочь он убедил, Василий со спокойной совестью пожелал ей доброй ночи и вышел, а Катерина задумалась.

***

В просторной светлице князь Василий беседовал с гостями: старым грузным боярином Никитой и его сыном Андреем. Катерину тем временем няньки причесывали и наряжали.

– Батюшка ужо кличет, – быстро проговорила только что вошедшая Евдокия.

– Сейчас иду...Ну, все что ли? – обратилась княжна к нянькам.

– Все, матушка, все.

Катерина вышла из опочивальни и направилась в светлицу. Поклонившись гостям, она села в кресло по левую руку от отца.

– Моя единственная дочь, Катерина, – представил он ее заезжим боярам.

После короткой беседы князь пригласил гостей в трапезную отведать заморские вина и яства. За столом к Катерине подошел слуга и стал накладывать в блюдо рыбное кушанье.