Текст книги "Магия пространства (СИ)"
Автор книги: Светлана Ермакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
ГЛАВА 1
Медленно уходящая боль во всём теле. И в мыслях – единственная, откуда-то взявшаяся фраза – «Разве такое бывает, что люди живут на звёздах?» Нет, вряд ли я сейчас на звезде. Тут холодно, почти темно, жёстко и немного покачивает. И где же оно, это «тут»? Вытягиваю руку и провожу ею по металлическим прутьям. Я за решёткой? Да нет же, я в клетке!
Водопад памяти. Я – Филис Кадней… Нет, я – Ольга Самарская, которая более полугода прожила в теле Филис Кадней. А теперь я повторила её "подвиг" и, никого не спросясь, отняла жизнь у другого человека, маленькой девочки, вселившись в её тело. Да, она была безумна, и, видимо, опасна, раз её держат в клетке, и только это меня как-то оправдывает. Надеюсь, этот несчастный ребёнок умер в моём бывшем теле раньше, чем очнулся после переноса души – насильно перемещённые души приходят в себя гораздо дольше, чем те, кто идёт на это осознанно. И, надо быть с собой честной, жить – хорошо. Особенно хорошо – после того, как практически умер.
А клетка моя стоит в коляске, которая куда-то движется. Раньше рядом ещё сидела старушка-герцогиня, но сейчас её нет. Зато за загородкой немного виден водитель коляски. Я с трудом поднимаюсь на тоненькие ножки и заглядываю сквозь прутья клетки и поверх спинки сиденья.
– А куда мы едем? – любопытствую.
Язык у девочки не привычен к речи, и получается какой-то лепет, где не могут хорошо выговариваться все буквы. Водитель почему-то пугается, взглядывает в зеркало заднего вида, пугается ещё больше и коляска резко вихляет по дороге. Вытягиваю шею и вижу в отражении только верхнюю половину своей головы. Ну да, я бы тоже испугалась такого лохматого и чумазого ужастика.
– А где… бабушка? – задаю новый вопрос, едва коляска выровняла ход. Получилось примерно как "де бабуска".
Водитель бледнеет и что-то бормочет себе под нос. Наверняка говорит о том, какой я прекрасный ребёнок, не иначе. Мне он ничего не отвечает. Ну и ладно, у кого-нибудь другого спрошу, на нём свет клином не сошёлся. Главное, доехать бы до этих других побыстрее, помыться, оправиться и привести себя в порядок. Несомненно, столичный дом герцога Тонлея все возможности для этого мне предоставит.
"Куда приводят мечты" – есть такой замечательный фильм в моём родном мире. Мои простые мечты, о которых я думала в дороге, привели меня в ад. Когда коляска остановилась и водитель из неё выбежал, вскоре пришли какие-то сурового вида мужики, и, не обращая внимания на обращённые к ним слова и вопросы, грубо вытащили клетку со мной и перенесли её в ужасно вонючий хлев для свиней. В отдельный загон. Оставили меня там так, как есть, в клетке. И ушли.
Любопытные свиньи за перегородкой из положенных горизонтально досок поглядывали на меня в щели и пытались просунуть в них свои шевелящиеся пятачки. Ещё они похрюкивали и повизгивали при этом. Видимо, от восторга в связи с таким соседством.
– Цыц, хавроньи, дайте мне подумать спокойно! – приказала я.
Не знаю, виноваты ли не послушавшиеся меня свиньи, но осознать причины того, что происходит, было очень трудно. Ну, допустим, девочка была агрессивна. Но везли же её не на крестьянской телеге какой-нибудь, а в одной коляске с герцогиней! Да и одёжка на мне, хоть и грязная, да приличная, не похожая на грубоватую одежду крестьян. Кто же эта девочка, если не член семьи герцога Тонлея? То есть – кто же я теперь?
Ладно. Герцога тогда наверняка скрутили на дороге, поэтому ему теперь не до меня. А его мать-старушка? Допустим, её тоже больше волнует участь сына, и она осталась где-то там. Но кто-то же принял решение привезти меня сюда и запихнуть в этот хлев? Вряд ли водитель коляски так много на себя возьмёт, что сам распорядится ребёнком. Я знаю только одного столь жестокого и обладающего властью человека – это герцог Тонлей. Значит, скорее всего, сюда меня и везли по его приказу. А водитель просто сделал то, что начал делать ещё до ареста герцога – мол, мы люди маленькие, что велят, то и делаем. Примем это за рабочую версию. Теперь главный вопрос – как отсюда выбраться?
Дверь хлева отворилась и в неё вошла какая-то широкая баба с двумя большими вёдрами. Свиньи радостно завизжали, застучали раздвоенными копытцами и начали толпиться у передней стенки загона. Баба, мельком любопытно взглянув на меня, споро подоткнула подол длинной юбки с фартуком и опорожнила вёдра в деревянное корыто, стоящее в свином загоне. Завоняло ещё отвратительнее, чем до того, как бы ни удивительно это было. Потом баба достала откуда-то другое корыто, поставила его в мой загон и выплеснула из ведра остатки свиной кормёжки. Взяла говняную лопату и подвинула ею это корыто к моей клетке.
– Да как ты смеес так облассяться с алистоклаткой? – крикнула я возмущённо, – Я всё лассказу гелцогине!
Баба охнула и попятилась.
– Я самому его велисеству позалуюсь!
Баба сбежала. И чего я добилась, шепеляво качая тут права? Нет, ну не терпеть же было. К тому же, и правда, терпеть уже невозможно. Я кое-как через прутья клетки опорожнила мочевой пузырь в пододвинутое ко мне корыто. Примерно через полчаса в хлев вошёл пожилой мужик с широкой лопатистой бородой. Из-за его плеча любопытно выглядывали другие люди.
– Ты чего тут шумишь? – попытался грозно спросить он, подойдя к моему загону.
Но голос его, однако, при этом дрогнул. Боятся они меня. То ли буйства безумного ребёнка, то ли, наоборот, моей разумности, которой может оказаться поболе, чем у них. Надо поговорить с ним вежливо, и не обращать уже внимания на свою шепелявость.
– Давайте познакомимся. Как мне к вам обращаться?
– Так это… дядька Фокк.
– Ну меня вы наверное знаете, да? Кто я, по-вашему?
– Так… известно, кто. Отродье герцогское.
– Я не отродье, я его дочь! – одновременно обрадовалась и оскорбилась я, несостоявшаяся падчерица принцессы Маэлис.
– Так ведь безумная же…
– Я выздоровела. Вот когда мой папенька меня стращал, так я была безумной. А как увидела сегодня, что его схватили по приказу его высочества Винсента, так сразу в моей голове – хлоп! – и прояснилось разом. Понимаешь, дядька Фокк?
– Как так – разом? – не спешил доверять мне мужик.
– Не знаю, как, но уж как есть. Вы же наверное знаете, что раньше я и говорить не умела?
Дядька и народ, набившийся в проёме двери в хлев согласно закивал и загомонил.
– Ну вот. А теперь – слышите, как научилась? Вот как папеньку скрутили, так я и дар речи сразу обрела.
– А правду сказывают, что у тебя и мажеский дар имеется? – полюбопытствовал дядька.
– Надо говорить "магический", – снисходительно поправила его я, ходячее пособие для практиканта-логопеда, – Правда. Но я им пока не умею пользоваться.
– А правда, что ты девку-служанку убила? – высунулся какой-то пацан, который тут же наполучал сразу несколько звонких щелбанов от взрослых и спрятал свою голову.
О ужас. Я ещё и малолетняя убийца, вдобавок ко всему. Между тем, ответа от меня все ждали.
– Я не помню. Я ведь до сегодняшнего дня не в ясном разуме была.
– А что, ежели твоё прояснение скоро опять кончится? – опасливо спросил меня Фокк.
– Не кончится. Я ведь в разум как пришла теперь, так уже и захотела бы выйти – а не получится.
Фокк отошёл к народу и они начали совещаться. Я стояла паинькой, навострив уши. Вроде склоняются к улучшению моей участи… Даже не знаю, как так получилось, но тут я нечаянно всё испортила, звонко чихнув. И надо ж такому быть, что этим чихом я случайно напугала какого-то особо нервного крестьянина с тонкой душевной организацией, испугавшегося несомненно начинающегося у меня приступа безумия. Где-то вдобавок забрехала собака и заголосил младенец, усугубив ситуацию. В двери возникла нездоровая паника, и народ дружно попятился от хлева. Ну всё, тушите свет.
А свет и так почти погас. Наступившие сумерки никак не способствовали освещению и без того тёмного хлева.
– Ты это… – сказал подошедший ко мне Фокк, – посиди пока тут, до завтрева. Обчество так решило.
– Постель мне принесите и еды нормальной.
– Ишь ты, постель тебе сюды! – возмутился мужик.
– Тогда не сюды, а туды!
– Куды – туды?
– Куды, куды… – начала закипать я, – Сейчас яйцо снесёшь, раскудахтался. В дом! Я ведь не свинья, чтобы прямо так спать.
– Поесть принесу, – заупрямился мужик, – а поспать сегодня прямо так и придётся. Обчество решило.
– Вот всем "обчеством" вас король и прикажет пороть, чтоб неповадно было аристократов в клетках да в хлеву со свиньями держать!
Дядька тяжело вздохнул и удалился, почёсывая свой зад, явно предчувствуя неминуемую правоту моих слов.
Вскоре он вернулся, притащив мне какой-то драный зипун да краюху хлеба, лежащую на металлической кружке с водой.
– Ужин прямо королевский, – сказала я.
– Какой есть, – насупился мужик.
– Да я не в обиду, я правду говорю, – утешила я его, – Ужин такой в точности как в королевской тюрьме.
– На-кось, ташшы к себе вот, за рукав, – отмахнулся дядька.
Кое-как "вташшыв" зипун сквозь прутья решётки слабенькими девчачьими ручками, я уселась на него и принялась пить и есть. Когда подняла голову – мужика в хлеву уже не было. Я осталась одна, если не считать массово уснувших хрюшек, трогательно соприкасающихся друг с другом пятачками.
Ну вот, поела, теперь можно и… Нет, не поспать. Помагичить. Попытаться, во всяком случае. Закрыла глаза, расставила ладони, вызвала поток. Ну здравствуй, портальная магия, вот ты, значит, какая! Поток был похож внешне на камень опал – белёсая дымка с радужными переливами. Из курса общей теории магии я знала, что у телепортаторов главные камни для амулетов – тёмно-красный рубин или гранат традиционного цвета. Но только их поток магии слабо отливал в основном двумя цветами – бледно-розовым или голубоватым. А вот мой отражал наверное весь спектр, когда я подносила его к глазам и смотрела сквозь него на узкий огонёк окна жилого дома, просачивающегося сквозь стену хлева. Похоже, придётся мне где-то крупными бордовыми камнями разжиться, когда жизнь наладится. Эх, Жаргал, где теперь твоё наследство?
Рискнуть – не рискнуть переместиться? Если рискнуть, то совсем недалеко. Обессилеть до полусмерти это хиленькое тельце мне совсем не хочется. Как там рассказывал мне Цертт, не к ночи будь этот некромант помянут? Валент своей магией заставлял как бы соприкасаться то место, где он был, с тем местом, куда он хотел попасть. Закрыла глаза и сосредоточилась на ощущении пространства вокруг меня, читая знакомое заклинание, которым предваряла раньше сеансы магии вероятностей. А когда открыла, прямо на месте части решётки в клетке увидела маленький, в мой росточек, словно бы дверной проём. И тут же сделала шаг. А потом только выдохнула задержанный в лёгких воздух. Оглянулась – портал закрылся, решётка восстановилась, словно тут всегда и была. А меня внутри клетки уже не было, я стояла снаружи.
Эйфория – вот что я сейчас чувствовала. И ещё голод, хороший знакомый каждого практикующего мага. Выйдя из хлева, я огляделась. В доме, на подворье которого стоял хлев, свет в окне ещё не погас. Значит, далеко ходить не надо. Поднимаюсь на крыльцо, стучу. Бородатая физиономия дядьки Фокка, пытавшегося разглядеть незваного гостя, прилипла к ближайшему окну. Даже нос стал расплющенным, как у его хрюшек. Улыбаемся и машем, – открывай, мол, не менжуйся.
– Чего надо? – опасливо спросил Фокк, подойдя к запертой изнутри двери.
– Дайте попить, а то так есть хочется, аж переночевать негде.
– Я ж давал надысь.
– Опять надо дать. Растущему организму много еды требуется, аль не слыхал, Фокк?
Дядька потоптался, повздыхал, почертыхался в адрес тех рукожопов, которые толком клетку закрыть не умеют, да и впустил меня. Только в сени, правда.
– Вон, на топчан сидай.
Принёс он мне ещё хлеба, а в кружке на этот раз молоко было. Замечательное такое, свежее натуральное молоко, вкус которого совершенно позабылся мной, если даже я когда-то его и знала.
– Э-эх, – сказал с жалостью мужик, глядя, как я уписываю еду за обе щёки, и погладил меня по косматой голове.
– Спасибо, дядя Фокк, – сказала я, отдавая ему пустую кружку, – я наелась. Можно я тут посплю?
– Спи. Сейчас одеяло с подушкой дам.
Адский петух закукарекал откуда-то гораздо раньше привычного мне времени, ещё перед рассветом. Заскрипели двери, сторожко, но ощутимо мимо меня затопали люди, звякнули вёдра. Начался привычный крестьянский день. Я отвернулась к стене, накрылась колючим одеялом с головой и опять уснула. У меня сейчас каникулы по расписанию!
Проснулась, когда солнце уже ярко светило в маленькое оконце. Сходила на двор, нашла уборную и умывальник, которыми воспользовалась. Попросила у вышедшей из дома молодой бабы расчёску, но свои космы расчесать не смогла.
– Надо бы постным маслицем полить, попробовать, – посоветовала баба.
– Несите, – разрешила я.
Облили меня резко пахнущим подсолнухами маслом, взяли расчёску и стали продираться через очаговые колтунчики.
– Не бойся, тяни, я потерплю, – сказала я, – даже если где-то и выдернешь клок. Красота требует жертв.
– Аристократки, – уважительно протянула баба.
Потом помыли мне голову с душистым мылом, и посадили в доме за стол, как белого человека, а не как… не хочу даже вспоминать, аппетит себе портить перед оладьями с вареньем.
В разгар моего праздника живота вошёл дядька Фокк в сопровождении какого-то солидного господина.
– Вот, господин управляющий, это и есть, сталбыть, отродье, которое привезли давеча в железной клетке.
А я сижу такая умытая, причёсанная, с подсохшими чистыми и пышными волосами, и аккуратненько эдак вилочкой оладушек накалываю. Управляющий поместьем воззрился на меня, выпучив глаза.
– Добрый день. Как поживаете? – добила я его.
В общем, о том, чтобы опять запереть меня в клетку, и речи не было. Управляющий только просил Фокка, чтобы тот оставил меня пока у себя в доме, но Фокк упёрся и твердил, что кому же жить в господском доме, как не самого герцога дочке родной. Долго бы они ещё рядились, если бы оладьи у меня на тарелке не кончились.
– А теперь послушайте меня, господа, – сказала я, аккуратно рыгнув и промокнув губы кухонным полотенчиком.
На пути в столицу я сидела рядом с водителем, замотанная в большую пуховую шаль. Заднее сиденье было уставлено подношениями – корзинами с яйцами, тушками забитой птицы, простой выпечкой и прочей снедью. Откупалось "обчество", чтобы, значит, его не пороли.
ГЛАВА 2
На просторное крыльцо столичного дома герцога Тонлея высыпала челядь. Все с удивлением смотрели на знакомого водителя из поместья, на этот раз приехавшего с какой-то девочкой, каковая, выйдя из коляски, по-хозяйски распорядилась:
– Отвезите продукты к кухне, там пусть выгрузят.
Потом эта девочка – я, то есть – подошла к крыльцу и стала внимательно смотреть на встречающих. Я – на них, они – на меня.
– Вы бы ещё оркестр приготовили, – говорю, наконец, – для торжественной встречи герцогской дочки.
– Простите, юная леди, а как фамилия вашего папеньки? – спросил стоящий в центре пузатый господин в ливрее.
– Вчера была Тонлей, – усмехаюсь я со значением.
– Да это не наше ли отродье? – ахнула какая-то женщина.
– Ваше, ваше, – киваю я, – Только теперь я в полный разум пришла и ничего, что раньше со мной было, не помню.
Охи, ахи, "не может быть", "да как же это", "а где клетка", "ведь только два денёчка и отдохнули", "да не, эта на отродье не похожа совсем", "а на покойную герцогиню-то как зато похожа", "мы все умрём" и прочие возгласы. Ну, могу их понять. Увозили лохматого, бессмысленного и злобного чумазика, а привезли белого и пушистого ангелочка.
Подошла к пузатику – видимо, он тут главный.
– Ведите.
– Куда? – растерянно спросил он.
А и правда – куда? Сказать ему "в мои комнаты", так наверняка раньше девочку держали где подальше, может, даже и в подвале. Не, мне хватило со свиньями несколько часов пожить, с крысами как-то не хочется.
– К бабушке, – нашлась я.
Старушка и решит, где я теперь жить буду.
Но старушка ничего решить не могла. С ней "приключился удар", как пояснил мне пузатик-дворецкий, и она лежала на кровати без движения, могла только смотреть, да и то – одним глазом. Другая сторона лица оставалась парализованной. Я подошла к старой женщине и поглядела ей в удивлённо вытаращенный на меня глаз.
– А целитель что говорит? – спросила я находящуюся рядом горничную.
– Простите, леди Эвелис, целителя у герцогини не было.
Ну вот я и узнала, как меня зовут. А то уж опасалась, что придётся именем "Отродье Тонлей" везде подписываться.
– Почему не было? – возмутилась я.
– Мы посылали за тем магом-целителем, который раньше семью Тонлей пользовал, но он идти отказался, – ответил дворецкий, – говорит, все уже знают, что герцога нашего арестовали и всё имущество у нас отберут, так что нам за его труды и платить больше нечем. А мы-то ведь прислуга, не можем господские деньги брать без разрешения.
Да, о клятве Гиппократа тут явно не слышали.
– Тащите сюда целителя, этого или какого-то другого. Найдём, чем оплатить его визит. А отберут имущество или нет, ещё неизвестно!
Уж я постараюсь, чтобы не отобрали. Как-то не готова я оказаться на улице с парализованной старушкой на руках, и со статусом "без роду, без племени". К тому, что я аристократка, уже привыкла и отвыкать не хочется.
Велела принести мне чистую одежду, наконец. Дворецкий ушёл распорядиться, а я осталась у постели больной. Надо бы её в курс ввести, мало ли, что она не говорит, а слышать – всё слышит и понимать – понимает.
– Такие вот чудеса, бабушка, я в разум вот пришла полностью, управляющий поместья меня обратно домой и отправил. Я ничего не помню, что со мной было раньше, но откуда-то почти всё понимаю. Даже кажется, я иногда понимаю больше, чем другие. Как какой-то взрыв вчера услышала, так в моей голове будто бы и включилось это понимание. Так что теперь всё со мной будет в порядке, я больше никого не обижу. И магическим даром вещи двигать тоже больше никогда не буду.
У старушки из раскрытого глаза выкатилась слеза. Думаю, не от горя из-за произошедшего со мной. Если бы бабка свою внучку ненавидела, не ехала б с ней в одной коляске на прощанье.
– А папеньку моего наверное судить будут, я слышала, это он тот взрыв устроил, хотел самого его высочество убить. Наверное, говорят, чтобы король выдал замуж принцессу за папеньку и наследником престола их дитя объявил. Но ты не переживай, там вроде бы почти все живы остались. Так что может, папеньку слишком строго и не накажут.
Ага, как же. Да я б сама ему голову оторвала за покушение на жизнь Винсента! А наш король тем более к сентиментам не склонен. По себе знаю. Но старенькую леди жалко. Вдобавок она – оплот моей благополучной жизни тут, от этого её здоровье мне ещё дороже. Я переоделась и продолжала болтать, рассказала о том, что в деревне со мной было. Так мы и дождались мага-целителя.
Тот первым делом недоверчиво уставился на меня и, как показалось, посмотрел магическим зрением мой мозг – тот ли он, что был раньше. То есть – та ли я. Потом он брюзгливым тоном про гонорар спросил и добавил, что наличные деньги, насколько ему известно, герцог в замагиченном сейфе держит, который кроме него никто не откроет.
– Вам сказали, что ваш визит будет оплачен, господин доктор? Ну так в чём дело, или слово леди для вас – пустой звук? – сурово отчитала я его.
Тот только покачал головой – что, мол, ей можно объяснить, дитю, которое ничего понимать не может, хотя и разговаривать как-то вдруг научилась. Но за дело всё-таки взялся. Я понаблюдала за его работой, включив магическое зрение, как мы делали это в больнице академгородка. Эх, целительская магия, не далась ты мне, как мечталось. Впрочем, я не жалею о том, каким даром оказалась наделённой. Нисколько – ни тогда, ни сейчас.
Велела дворецкому принести еды и питья для целителя, чтобы тот подкрепился после обследования и лечения старушки – вижу ведь, как выкладывается человек, что-то в голове пациентки будто бы то ли вычищает, то ли заживляет.
После сеанса целитель, отойдя от заснувшей старушки, ни присесть, ни поесть не отказался.
– Что скажете, господин доктор, бабушка выздоровеет?
– Надеюсь, – слабо махнул рукой тот.
Я вышла с дворецким из комнаты и спросила, не знает ли он, где можно взять наличные деньги. Но тот подтвердил слова целителя, что деньги заперты у герцога в сейфе на магический замок, открывающийся только ему.
– А у герцогини?
У герцогини в тощем кошельке нашлись лишь несколько мелких монет, которыми она порой одаривала слуг.
– Так может, пригласить медвежатника?
– Кого? – удивился дворецкий.
– Ну, того, кто сможет сейф папенькин вскрыть. Под мою ответственность.
– Что вы! – замахал руками дворецкий, – Нас же потом в тюрьму посадят! Нет, мы можем только официальным путём пойти, бумагу в королевской канцелярии выправить, с ней и обратимся к уполномоченному магу-артефактору.
– Это долго, – вздохнула я.
Целитель вышел из бабкиной спальни туда, где мы с дворецким шептались.
– Ну что, леди, вы готовы оплатить мои услуги? – насмешливо спросил он и назвал нужную сумму.
– Для этого вам придётся прогуляться со мной до королевского банка, – ответила я.
Доктор не уставал поражаться мне, моему "взрослому" поведению, противоречащему тому, кого он перед собой видел и слышал. Но я не хотела играть перед всеми несмышлёныша – и трудно это, притворяться всё время, и, главное, проблемы-то решать надо было! Так что лучше пусть все окружающие привыкнут к мысли о чудесном преображении на почве волшебного взрыва. Главное только, чтобы других душевнобольных не попытались лечить аналогичным способом, а то и из нормальных людей конченых психов наделают. Высказала доктору версию моего выздоровления, мол, уникальным образом совпало множество факторов, включая особенности моего магического дара, который теперь будто бы затих.
А вообще, на моей стороне ещё играло то, что в этом мире словно в подкорку людям вбито уважение к аристократам, особенно такого высокого уровня. Всё, что ни делает аристократ любого возраста, если он не нарушает закон, для простолюдинов не подлежит сомнению и осуждению. Внешне, во всяком случае. Поэтому ни прислуга, ни целитель не смели явно выказать ко мне пренебрежение, они все обязаны были ко мне прислушиваться. А уж что они там про себя думают да обсуждают, мне неважно.
В банке я взяла карточку и написала на ней код своего анонимного счёта, а также сумму в наличных деньгах, которую нужно снять. С большим запасом, конечно. Отдала эту карточку доктору, чтобы это как бы он снял и клерки не подумали лишнего. Как хорошо-то, что его величество в своё время проявил принципиальное чистоплюйство и не стал официально называть меня именем "Филис Кадней". Иногда мне кажется, что королём надо родиться, чтобы интуитивно совершать такие правильные поступки.
Рассчиталась я с доктором, договорилась о его следующем визите для проверки состояния герцогини и её дальнейшего лечения, если потребуется. И отправилась в свой новый дом, рулить герцогством Тонлей. Больше-то ведь некому!
Дома велела собрать всю прислугу вместе, буду знакомиться и речь перед ними держать. Вот ничего ж себе! Какая орава собралась, как же их кормить-то всех? Забралась на несколько ступенек по лестнице, чтобы все меня видели и оглядела холл с целым озером разномастных голов и белых чепчиков. Напустила на себя нарочито-важный вид и начала вещать:
– Герцог Тонлей арестован, ждать его не надо, – рубанула я сразу о главном, – Главная тут сейчас для всех я, пока бабушка-герцогиня болеет. От вас требуется работать как прежде. А мне требуются: хорошие комнаты, горничная, секретарь и те люди, которые управляют герцогством.
– Я экономка в этом доме, – присела представительная дама в годах, – госпожа Свантокк. Могу подготовить для вас апартаменты и прислать новую горничную, ваша милость.
– А старая где? – задала я наиглупейший вопрос, и ещё до того, как услышала ответ, осознала всю его глупость.
Ведь с безумной девочкой могли находиться только крепкие санитарки.
– Обеих женщин, которые при вас сидели раньше, его светлость рассчитал перед тем, как отправить вас в поместье.
– Хорошо, займитесь этим, госпожа Свантокк, – важно кивнула я, – А кто секретарь моего отца?
Вперёд вышел сутуловатый и лысоватый мужчина, представившийся господином Уррием.
– После того, как я пообедаю и отдохну, мы займёмся с вами. Постарайтесь рассказать о порядках в герцогстве так, чтобы я всё поняла, – поставила я перед ним непосильную задачу.
– А управляющие герцогством? – спросила я у озера голов подо мной, и опять, как оказалось, ткнула пальцем в небо.
– Так они же все в герцогстве работают, – сказал дворецкий, – Тут ведь только столичный дом его светлости.
Как же хорошо, что я ребёнок, и с меня, как говорится, взятки гладки. То есть проявляю я смекалку и ум – прекрасно, глупость и невежество – естественно.
– Ну ладно тогда, – надула я губки, – у меня на этом всё. Можете идти работать.
Первые комнаты, которые мне предложили занять, я отвергла. Они были слишком взрослыми, с огромной и высокой кроватью, такой же ванной, и прочая. А я всё-таки не желала всем обитателям в доме устраивать полный разрыв шаблона. В итоге выбрала другие комнаты, но велела по возможности перенести сюда подходящую для меня мебель, пока я буду обедать.
В столовой попросила убрать кресло и принести мне стул повыше. А потом ещё подушечку. А то зрелище я из себя представляла преуморительное – сидит такая шмакодявка в одиночестве во главе очень длинного стола, и тарелка у неё на уровне рта. А бокал и того выше.
– С кем обычно обедал папенька? – спросила я у старшего лакея, пришедшего проследить за моим обслуживанием во время обеда.
– С её светлостью вдовствующей герцогиней, если гостей не было, – с поклоном ответствовал тот.
– Ладно, подавайте, – вздохнула я.
Ещё до окончания обеда я вдруг стала зевать – очевидно, моему организму требовался дневной сон. Не знаю, где слуги раздобыли для моей комнаты вполне приличную детскую мебель и даже игрушки. Две. Мячик и дудку. И горничная хлопала глазками в ожидании приказаний.
– Меня помыть, в постель уложить и не тревожить два часа, – не обманула я её ожиданий, потирая кулачками глазки.
Ближе к вечеру меня проводили в кабинет герцога. Вот опять – кто такие низкие кресла ставит по всему дому? Ладно, откинулась пока на спинку, чтобы видеть господина секретаря хоть немного получше.
– Садитесь, господин Уррий, будете помогать мне писать письмо королю.
Письмо мы писали долго – этот Уррий всё время лез со своими советами и настаивал на вычёркивании некоторых моих фраз, которые я, со своей стороны, считала самыми удачными. Я же знала – король не станет читать обычное слезливое письмо, ограничится упоминанием в общем докладе своего секретаря. А мне надо было, чтобы прочитал. Да ещё, желательно, захотел обсудить его в семейном кругу за ужином. В общем, сторговались мы с Уррием на таком варианте:
"Ваше величество,
Припадая к Вашим ногам, наипочтеннейше обращается к Вам несчастное заплаканное дитя.
Нет, я не могу просить у Вас снисхождения к моему заблудшему отцу, который достоин не только порицания, но и адских мук.
Также не прошу у Вас никакого содействия в дальнейшей судьбе моей престарелой бабушки, вдовствующей герцогини Тонлей, которая сейчас лежит, будучи парализованной вся, за исключением левого глаза, и меня, шестилетней уже почти что круглой сироты. У нас и так всё хорошо.
Умоляю Вас лишь об одном – не лишать нас с бабушкой герцогского статуса, а также крова над головой и обоих моих игрушек – мячика и дудочки. В общем, лучше ничего нас не лишать, удовлетворившись наказанием одного герцога.
Ущерб от преступления моего отца мы, разумеется, возместим всем пострадавшим в том размере, который они нам назовут. В разумных пределах, конечно. Я даже могу подарить им лучшую половину своих игрушек – дудочку, которая издаёт такие громкие звуки, что наш дворецкий подпрыгивает, если подкрасться к нему сзади и дуднуть в неё.
P.S. Выражаю надежду, что с его высочеством принцем Винсентом всё в порядке, и преступление моего отца не причинило его здоровью никакого серьёзного вреда.
P.P.S. Ваше величество, ещё, если Вас не затруднит, велите нам выдать разрешение на вскрытие денежного сейфа моего бедного папеньки, а то дворецкий идти по кривой дорожке и вскрывать его самостоятельно отказывается, хоть ты сто раз дуди ему в спину. А нам, между прочим, скоро зарплату всем слугам выплачивать.
Остаюсь навеки преданной Вам,
маркиза Эвелис Тонлей".
На конверте велела написать и выделить слова "Срочно!" и "Лично в руки его величеству". Потом пририсовала туда цветочек и отдала приказание, чтобы письмо немедленно доставили во дворец короля.