Текст книги "Понять. Поверить. Простить (СИ)"

Автор книги: Светлана Леонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 37 страниц)

Я до сих пор помнил, как метался от неизвестности, когда Эля вдруг исчезла. Безо всяких объяснений. Ее телефон был отключен, а на мои письма она не отвечала. Я вообще до сих пор склонен думать, что ее электронную почту взломали и все тщательно "чистили", потому как ни на одно из сообщений я так и не получил ответа.

Я искал ее везде. Но никто из знакомых не знал, что же произошло. Я подолгу ждал ее возле подъезда, но очень быстро понял, что Виктор Сергеевич был один, а остальные члены семьи куда-то уехали.

Я ужасно переживал: что же могло случиться, если Колчин был вынужден спрятать своих родных? Было страшно от мыслей, что Эле могло что-то угрожать. Я отказывался думать о том, что это как-то могло было быть связано со мной и моей семьей.

В довершение ко всему я стал замечать, что за мной велась слежка. Сначала я не придал этому большого значения, но все изменилось тогда, когда после одного из своих неудачных поисков Эли ко мне подошли трое неизвестных. Они застали меня врасплох в темноте подъезда: сначала следом за мной зашел один из них и, после его негромкого присвиста, с лестницы мне навстречу спустились еще двое. Они окружили меня и придвинули к стене, и я почувствовал, как к моему боку что-то приставили.

– Спокойно, парень, – услышал я голос одного из них. – Сегодня мы тебя просто предупредим: оставь девушку в покое и все будет хорошо.

– Да кто вы такие, – попытался я тогда вырваться, но получил кулаком в живот.

– Мы тебя предупредили. Пока по хорошему. Оставь девушку.

И, заслышав шаги наверху, незнакомцы быстро ретировались к выходу.

Это было первое предупреждение. Я тогда самонадеянно подумал, что смогу сам разобраться во всем. И поиски свои не прекращал.

Через два дня я снова встретил незнакомцев, но уже на улице: они окружили меня возле машины и снова по-своему сделали предупреждение оставить Элю, после которого на ребрах еще долго оставались синяки.

А на следующую ночь весь двор был освещен пламенем моей горящей машины.

Отец узнал о том, что мою машину подожгли, и пришел ко мне поговорить. Оказывается, что Колчин приходил к нему и требовал, чтобы я оставил его дочь в покое. Иначе он грозился действовать иными методами.

А я все равно не хотел отступать. Я боролся за Элю, не хотел ее отпускать ради прихоти ее отца.

Но новым ударом, еще более сильным, оказалось заявление об изнасиловании. И оно было написано от имени Эли. Меня вызвали в прокуратуру и предъявили обвинение.

Я не мог в это поверить: чтобы моя Эля обвинила меня в изнасиловании… Несколько дней я находился под подпиской о невыезде. У меня было много времени, чтобы обо всем подумать. А через две недели меня снова вызвали и сказали, что заявление забрал заявитель и обвинения сняты.

Дома отец рассказал, что в этот же день к нему приходил Колчин и заявил, что они заберут заявление из прокуратуры в обмен на какие-то уступки в делах. Но с еще одним условием, чтобы я забыл об Эле. Отец был вынужден согласиться на такие условия. Вот только я так легко не собирался сдаваться – я должен был найти Элю и поговорить с ней, узнать, почему она так поступила.

Но люди Колчина (а я уверен был, что это были они) теперь действовали жестче – на меня напали возле моего дома. В тот раз пришлось обращаться в больницу. Сразу после этого неизвестные несколько раз выстрелили из травматического оружия в машину моего отца, когда он там находился. Было еще пару покушений. Но последнее покушение заставило отца принять волевое решение отправить меня обратно в Германию.

В тот вечер я возвращался с работы поздно. Совершенно уставший, измученный собственными мыслями об Эле, я потерял бдительность и поплатился за это. Из глубины подъезда на меня напали все те же трое незнакомцев.

– Тебя предупреждали, парень, – сказал один из них. – Надо было слушать, а не своевольничать.

За этим последовал удар в лицо, затем удар в бок, в живот. Эти трое наносили удар за ударом. Я попытался отбиваться, но против троих у меня совершенно не было шансов. И вдруг в руках одного из них я заметил блеснувшее лезвие, а затем почувствовал, как оно вонзилось мне в бок один раз, другой… Всего было пять ударов. Нападавшие продолжили бы и дальше, если бы в это время из лифта не вышел мужчина с огромной собакой. Неизвестные быстро убежали из подъезда. А я был доставлен в больницу.

После нападения отец в срочном порядке организовал мой переезд в Германию. Впоследствии я узнал, что он разыскивал тех троих нападавших, чтобы привлечь их к ответственности и узнать имя заказчика, хотя и сам прекрасно знал, кто это. Да вот только этих троих вскоре нашли убитыми на заброшенной даче. Ниточка связи разорвалась и имя заказчика осталось для следствия неизвестным.

Я долго приходил в себя – мне понадобилось почти два месяца, один из которых я провел в клинике под наблюдением медперсонала.

Но едва мне стало легче, я снова, вопреки запретам отца, отправился в Москву на поиски Эли. Но ее я так и не нашел. От Максима я узнал лишь то, что Эля ушла от родителей и теперь ни он сам, ни Света не знают, как с ней связаться.

Я снова искал, искал, искал… Но вновь получил угрозу в свой адрес.

И как ни печально это было думать, но видимо отец оказался прав – Эля стала очень хорошим козырным тузом в руках своего отца. Она выбрала не меня, а благо своих родителей, не побоясь оклеветать меня. И я все чаще стал задумываться, а так уж ли она меня любила.

Я снова уехал в Германию. На этот раз я покидал Москву навсегда. И какой бы очевидной не казалась мне правда о поступке Эли, я все равно не мог ее разлюбить и забыть. А ее фото, одно-единственное, которые случайным образом уцелело после моего карательного сожжения всех остальных его собратьев, и то лишь потому, что лежало забытым в чемодане во внутреннем кармане, каждый день напоминало с прикроватной тумбы, как жестока порой бывает жизнь. Я отказывался верить в предательство той, которую безумно любил, но факты – вещь упрямая.

Снова благодаря протекции дяди, я смог устроиться в немецкую крупную компанию. И стал постепенно налаживать свою жизнь. Я брался за любую работу, загружал себя сверх меры и буквально приползал домой, совершенно изможденный, с единственным желанием: поскорее добраться до кровати и заснуть. Работа – сон, работа – сон, работа – сон… И так до бесконечности.

Поиски Эли так и не дали никаких результатов – она словно растворилась. Единственное, что мне удалось узнать, это то, что она покинула свою семью и больше не поддерживает с ними никаких отношений, ушла с института и даже забросила танцы. А Эвелина Викторовна Колчина словно в воду канула. И вскоре мне пришлось прекратить свои поиски, как бы не прискорбно это было.

Очень редко я пытался переключить себя на что-нибудь другое: несколько раз посещал клубы, чтобы попробовать там познакомиться с какой-нибудь девушкой, но не мог себя пересилить – все время сравнивал их с Элей, и сравнение было не в их пользу.

Пока однажды не встретил Карлу. Она пришла работать в нашу компанию. Мы познакомились, стали общаться. К этому времени прошло уже почти четыре года с того момента, как я уехал из России. Мои родители стали все явнее намекать, что мне пора было бы уже обзаводиться семьей. А я совершенно не горел таким желанием – все мои мечты о семье остались навечно там в Москве с Элей.

Но ровные отношения с Карлой вскоре навели меня на мысль, что если уж родители так хотят, чтобы я женился, то почему бы, в конце-концов, не сделать это? И Карла стала бы неплохим выбором на роль жены.

Я уже даже собирался сделать ей предложение. Но все оттягивал этот момент. Даже кольцо не спешил покупать. Я словно чего-то ждал. И не переставал в душе сравнение Карлы с Элей.

Осенью прошлого года мне предстояла поездка в Москву: были дела по работе, а заодно я решил и родных проведать. Я встретил одного своего знакомого, с которым раньше мы играли в одной команде в любительский хоккей, и он предложил мне прийти на игру, как говорится, вспомнить прошлое. И я, не раздумывая, согласился. Боже, я ведь даже и не представлял, что меня там ждет.

Я сначала и не сразу понял, что это ОНА. Просто мельком увидел какую-то девушку. И вдруг я ее узнал – это была Эля в том самом белом палантине, который я когда-то ей подарил. И она меня тоже узнала. Мне казалось, что я сплю – настолько неожиданной была наша встреча. Мы оба стояли и неверяще смотрели друг на друга. И я чувствовал, будто сердце остановилось – мне просто не верилось, что я вижу ее. А потом она вдруг сорвалась с места и убежала, оставив меня недоумевать о причинах такого поведения. Мне хотелось догнать ее, потребовать ответы на все свои вопросы, но, к сожалению, я не мог этого сделать.

А потом я вновь остался один на один со своими мыслями и воспоминаниями, которые ожили и снова причиняли невыносимые страдания. Почему Эля убежала? Почему не захотела остаться и поговорить? Не может же такого быть, чтобы по прошествии стольких лет ей было нечего мне сказать. Она вела себя так, словно чувствовала за собой какую-то вину. И тогда я вновь вспомнил о том злополучном заявлении. Как бы мне не хотелось верить в то, что Эля могла его написать, но вот ее поведение в тот день заставляло думать, что все это было правдой.

Я задержался в Москве еще на несколько дней, снова и снова пытаясь найти Элю – но как и прежде, ее нигде не было. Макс с ней не контактировал, а его сестра Света теперь жила за границей и тоже не поддерживала связей с Элей.

Я вернулся в Германию, так и не найдя ответов. А спустя несколько дней после моего приезда Карла заявила, что между нами все кончено. На мой удивленный вопрос, в чем причина, она спокойно ответила:

– Я терпеливо ждала, что ты сможешь меня полюбить. Но теперь я понимаю, что мне никак не тягаться с ней, – и она указала на фото Эли, которое стояло на прикроватной тумбе. – Ее зовут Эля, да? Каждый раз, когда мы занимаемся любовью, ты называешь меня ее именем. Я не хочу вести борьбу с твоим прошлым. Разберись в нем сам.

Карла ушла. И, как это ни странно, я в какой-то мере был этому рад. После той неожиданной встречи в Москве Эля вновь, словно ураганный вихрь, ворвалась в мои мысли: что бы я не делал, мои мысли были только о ней. Сколько бы я ни злился, сколько бы ни обвинял ее, все равно я продолжал ее любить. Находясь рядом с Карлой, я все время представлял Элю. Всегда – даже до поездки в Россию. Я не мог отпустить ее, да и просто не хотел. Любил, скучал и злился. Адская смесь чувств, которая никак не давала забыть Элю.

Я налил себе еще один бокал коньяка. И осушил его маленькими глотками. Сколько же всего мы упустили, потеряли за эти пять лет. Повинуясь непонятному порыву, я включил свой ноутбук и стал пересматривать фотографии дочери. Моя девочка, моя маленькая принцесса. Я так и не успел с тобой познакомиться. В памяти вдруг возник сон, который когда-то давно мне приснился. Я никогда не запоминаю сны, но именно этот запомнился. Мне снилась маленькая девочка, которая гуляла со мной в парке возле пруда. Мы вместе запускали в воду кораблик на управлении. И девочка называла меня папой. А затем она за руку вела меня в сторону лужайки, где на расстеленном покрывале сидела Эля и, с улыбкой и распахнутыми объятиями, ждала нас, подставляя щечки для поцелуев. И почему-то в конце этого сна девочка спросила: "Папочка, не оставляй нас больше, хорошо?".

Этот сон повторялся несколько раз. Я пытался вспомнить, когда же это происходило, и с удивлением, сопоставив все факты, все события и дату рождения Анечки, понял, что этот сон был за несколько дней до рождения дочери. Это была какая-то мистика: как будто малышка звала меня.

Но самое непостижимое случилось, когда Эля с Анютой попали в аварию. Я это чувствовал – и душой, и телом – у меня даже сердце тревожно билось. В душе было такое сильное волнение и тревога, что я просто никак не мог понять, что же происходит. Почему-то сразу же подумалось, что дома что-то произошло. Я позвонил маме, но она так ничего и не сказала – лишь только попросила меня поскорее приехать. Я до сих пор виню себя за то, что не бросил все и не приехал. Может мое присутствие ничего бы и не изменило, но я смог бы провести хоть некоторое время со своей маленькой дочерью, со своей принцессой. Да и Эля тоже очень нуждалась тогда в поддержке и любви. Я бы смог оставить свои обиды и просто быть рядом с ней. Но мне не дали этого шанса. Не дали мои же родные люди – моя семья.

Я смотрел на фотографии своей малышки и плакал. Мне не было стыдно за свои слезы – это были слезы боли, потери. Я не видел ее рождения, не держал ее крошечную на руках, не видел ее первых шагов, не слышал ее первых слов, не видел первых рисунков. Я так и не успел с ней познакомиться. Теперь, зная всю правду, я могу понять Элю, могу принять ее страх. Могу ее простить – я слишком сильно ее люблю, чтобы обвинять и ненавидеть. Но вот смириться с тем, что у меня навсегда отняли дочь, не смогу никогда – это будет всегда жить внутри меня. Я не стану никого обвинять, вот только выводы свои я извлек из этого жестокого урока судьбы: никогда не скрывать от своих близких НИЧЕГО и верить им.

И уже под самый конец стали приходить мысли о нашей встрече на Настиной помолвке. Когда я узнал от Светы, что у меня оказывается, есть ребенок, я был просто поражен. Я тут же позвонил отцу, чтобы сказать, что хочу приехать и разыскать Элю и узнать, правда ли это. А он лишь подтвердил, что это правда:

– Стас, раз уж ты так все узнал, то я тебе скажу еще больше: Эля дружит с Настей и будет сегодня на ее помолвке. Мы не хотели тебе рассказывать все по телефону, это было бы не правильно…

– Неправильно? – разозлился я. – Да о таких вещах нужно было сразу же мне рассказать. Пап, ты взрослый человек, ну как так можно…

Я лихорадочно прикидывал, что же теперь делать. И видел лишь одно правильное решение – приехать на помолвку, чтобы встретиться с Элей. По дороге в Москву я пытался унять свои чувства, но злость никак не унималась. И чем больше я думал о том, что у меня есть взрослый ребенок, тем больше понимал, что только накручиваю себя, но уже ничего не мог с этим поделать.

К сожалению, я не смог себя сдержать, увидев Элю. Злость и накопившаяся обида во мне взяли верх – и вот во что это все вылилось. Я только обвинял Элю и даже не дал ей возможности все мне рассказать, оправдать себя. Конечно же она теперь не хочет даже видеть меня. Ей и самой очень досталось от жизни: предательство родителей, беременность и уход в неизвестную жизнь, гибель Анечки. А тут еще и я со своими обвинениями…

Я должен ее увидеть вновь, я должен попросить прощения. Я хочу начать все с начала – я верю, что наша любовь все еще жива и что у нас все еще получится. Я люблю эту женщину и сделаю все, чтобы мы были вместе и чтобы она была счастлива.

В окно стали пробиваться первые отблески зари, а я все еще сидел, крепко сжимая в руке бокал. Я просидел так всю ночь, предаваясь воспоминаниям. Эля все свои переживания записывала в дневник, а я все держал в себе, глубоко-глубоко, не допуская даже порой самого себя к этим воспоминаниям. И вот сегодня все эти воспоминания разом нахлынули, разбередив душу.

Я десятки раз перечитывал этот дневник и очень остро ощущал Элину боль, ничуть не меньшую, чем моя собственная. Некоторые записи из Элиного дневника никак не желали покидать мои мысли и строчки все время мелькали перед глазами:

"Это был тот самый момент, когда я все для себя решила. Что бы ни случилось, что бы ни решили мои родители – я обязательно сохраню ребенка. Ведь это же его – Стаса – ребенок, зачатый от любви (я все же хотела верить в это). Я просто не имею право убить этого малыша, ведь вот же он – малюсенький, размером с горошинку, но ведь уже живой. А биение его сердечка теперь ощущалось и во мне внутри. Ведь это МОЙ… Нет НАШ малыш… Как я буду смотреть в глаза его отцу, зная, что убила плод нашей любви… "

"Я скучаю. Так скучаю, что внутри от одиночества все скручивает. В душе образовалась пустота и ничто не может эту пустоту заполнить. Даже маленькая Анюта не может ни вытеснить, ни заменить Стаса из моего сердца…"

Где же она сейчас? Мне было страшно за нее – как бы в таком состоянии она не попала в беду. Я чувствовал, что сейчас она остро нуждается во мне, но гордость и обида не позволяют Эле вернуться. Она боится, что я не прощу. А я простил. Я уже давно все простил, потому как моя любовь к ней выше всего.

Я разжал ладонь и посмотрел на предметы, лежавшие в ней: одна сережка с бриллиантиками и капелькой граната – та самая из пары, которую я подарил Эле на наш волшебный Новый год, (она обронила ее в ванной комнате в день Настиной помолвки, когда между нами состоялся разговор – Настя сказала, что Эля никогда не носила иных украшений, только эту пару сережек) – и кольцо с россыпью гранатов и бриллиантов – я хотел его подарить Эле незадолго до тех трагических событий в нашей жизни, хотел сделать ей предложение, но так и не успел. А я все эти годы бережно хранил ее подарок – часы. Они всегда были со мной, напоминая о тех волшебных днях, что были у нас с Элей. Может быть это мелочно, но мне постоянно нужны были напоминания о моей девочке, без которой я не жил, а существовал: эти часы, кольцо да фотография, которая стояла на тумбе и которой я мог любоваться часами, проводя пальцем по волосам, губам и глазам, рукам. У Эли была Анюта как напоминание обо мне и подаренные мною сережки, а у меня – ее часы, фото и то кольцо, которым я хотел связать наши жизни.

Ближе к вечеру ко мне приехали родители. Отец сразу же с порога заметил мое состояние:

– Хреново выглядишь, сынок. От Эли нет никаких вестей?

– Нет, – устало покачал головой я.

Мама подошла, поцеловала меня в щеку и прижала к себе (хотя еще не известно было, кто кого прижал к себе: она меня или я ее, при моем-то росте).

– Мы что-нибудь придумаем, – попытался подбодрить меня отец. – Найдется Эля, не переживай.

А я понимал, что Эля найдется только тогда, когда она сама будет к этому готова. Но и сидеть сложа руки тоже не хотел. Я буду все равно разыскивать ее. И буду добиваться вновь и вновь.

Глава 35

Глава 35.

Неделю спустя.

Эля уже битый час сидела в комнате снятой ею квартиры и гипнотизировала взглядом телефон. Позвонить или нет. В конце-концов она должна дать о себе знать отцу и Насте – они явно волнуются, не зная, куда она пропала и все ли с ней в порядке.

Первый, кому Эля позвонила, был отец.

– Папа, это я, – тихим виноватым голосом произнесла она в трубку.

– Элечка, доченька, где ты? – сразу же откликнулся Виктор. – Мы же все переживаем.

– Папочка, прости, – всхлипнула она, – у меня все хорошо.

Виктор внимательно слушал, желая узнать хоть что-нибудь существенное, но Эля больше ничего не говорила.

– Элечка, ну что случилось? Почему ты прячешься от нас?

Она тяжко вздохнула и закрыла глаза.

– Я просто хочу побыть одна. Столько всего навалилось, что я просто боюсь сойти с ума от этого. Мне очень тяжело пока оставаться в Москве.

– Солнышко мое, не глупи, возвращайся домой. Ты же большая девочка и должна понимать, что мы все тебя очень ждем и волнуемся. А ты даже не звонишь нам. Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но это же не выход убегать от проблем. Тем более, что со Стасом вы еще не обо всем поговорили…

– Пап, не надо про Стаса, – попросила Эля. Было еще слишком больно вспоминать про него. – Я просто позвонила сказать, что у меня все в порядке. Вот и все. Не переживайте за меня.

– Скажешь тоже: не переживайте. За полторы недели ты позвонила первый раз – как я могу не переживать? – Виктор старался сдерживать рвущееся наружу негодование, чтобы не вспугнуть дочь. – Ты хотя бы скажи, как долго собираешься прятаться.

– Я не знаю. Мне нужно собраться с мыслями и силами. Прости, мне больше нечего сказать.

– Элечка, – быстро проговорил Виктор, боясь, что Эля бросит трубку, – у тебя точно все хорошо? Может тебе деньги нужны или еще что-нибудь?

– Нет, пап, ничего не нужно. Я сумею о себе позаботиться. Спасибо. Я тебе еще позвоню как-нибудь.

И с этими словами Эля повесила трубку. Она хотела позвонить еще и Насте, но вот еще одного такого разговора точно не выдержит – и разрыдается. Она прекрасно понимает, что все за нее беспокоятся. Вот только сил совершенно не было, чтобы вернуться и глядеть им в глаза: отцу – потому что во многом из-за его действий пришлось страдать и Стасу, и ей самой; Стасу – потому что просто больно и стыдно за всю ту боль, что он перенес по вине ее семьи, и за то, что так и не нашла в себе силы рассказать ему о дочери, пока было еще не поздно; Зариповым – потому что просто стыдно за свою семью, потому что они приняли ее как родную, хотя должны были бы обвинять за то, что произошло с их сыном по ее вине.

Еще немного повертев в руках телефон, она все же положила его и отошла.

Виктор вопрошающе посмотрел на сидящего напротив начальника службы безопасности своей фирмы.

– Ну как, удалось засечь? – спросил он, нервно вертя в пальцах ручку.

– Без проблем, Вить, – ответил тот, глядя на монитор своего ноутбука. – Абонент зарегистрирован в Нижегородской области…

Виктор удивленно вскинул брови:

– Нижегородской области? Ты уверен?

– Да, это стационарный номер, зарегистрирован на имя физического лица в квартире. Вот адрес…

Виктор, не мешкая ни минуты, сразу же набрал номер Стаса.

– У меня для тебя информация, – сразу же без приветствия и предисловий начал он. – Мне сегодня позвонила Эля. Я пробил ее местонахождения, записывай адрес. Это Нижегородская область…

Колчин продиктовал адрес, только что сообщенный ему его сотрудником.

– Как давно она звонила вам? – услышал он взволнованный голос Стаса.

– Час или два назад. Мои телефоны сейчас стоят на прослушке и служба безопасности смогла засечь сигнал. Но это адрес жилой квартиры. Наверное, Эля снимает квартиру. В общем, я дал тебе информацию… Вот только Эля говорила, что пока не хочет возвращаться. Я боюсь, что она могла позвонить вот так в открытую только потому, что собирается еще куда-то уехать. Тебе лучше поторопиться, если хочешь с ней хотя бы поговорить.

– Спасибо, – только и ответил Стас и тут же отключился.

Стас удивленно посмотрел на лист бумаги, куда он записал только что продиктованную ему информацию. "Что же ты от меня прячешься, малыш?" – с тоской подумал он. И тут же подхватив адрес и пиджак, быстро направился к своей машине, набирая по пути незнакомый иногородний номер. Стас долго вслушивался, отчаянно надеясь услышать любимый голос. Но в ответ звучали одни лишь монотонные гудки.

– Ну ответь же, милая, я тебя очень прошу, – повторял он словно молитву, а в ответ все та же тишина: Эля не отвечала.

Стас не раздумывая направил свою машину по указанному адресу – и плевать было на то, что часы показывали уже восемь вечера, и что до нужного места он доберется лишь поздней ночью. Главное, что он должен как можно быстрее увидеть свою Элю, должен поговорить с ней. По дороге он снова и снова пытался дозвониться по указанному номеру, но ответом ему были все те же гудки.

***

Эля замерла на пороге в комнату и устало прислонилась к дверному косяку: телефон разрывался от настойчивого звонка, оглашая всю квартиру беспрестанной трелью. Она прекрасно понимала, что позвонив отцу, выдаст свое местоположение – с его-то связями и возможностями это было лишь дело времени. Вот только она не ожидала, что времени на это потребуется так смехотворно мало.

Вот только сейчас это был не отец. Эля сердцем чувствовала, что это был Стас – какое-то шестое чувство подсказывало ей это: сердце гулко отсчитывало удары, отзывающие пульсацией в висках и груди, а в душе поднялось такое волнение, которое еще не скоро сможет уняться.

Чего он сейчас от нее хочет? Ведь Стас уже все высказал при встрече. Он действительно был прав: нельзя простить того, что она скрыла от него Анюту – она действительно лишила его дочери, медля со своими сомнениями. А теперь уже ничего исправить нельзя. Стас всю жизнь будет проклинать ее за это.

А телефон меж тем все продолжал звонить. Эля почувствовала, как по щеке покатилась одинокая слеза. Как же хотелось услышать его такой родной и любимый голос – и не важно, по какой причине он звонит, главное, просто услышать! Эля бросилась к телефону и схватила трубку… Но в ответ уже раздавались монотонные гудки – она опоздала. Что ж, значит не судьба! Бросив печальный взгляд на телефон, Эля взяла свою сумку с вещами и шагнула из квартиры на лестничную клетку. Нужно ехать дальше.

***

Стас гнал свою машину по ночной трассе, отчаянно желая поскорее добраться до Эли, хотя он сомневался, что увидит ее. Все это время он пытался дозвониться по указанному Виктором Сергеевичем номером, но ему так никто и не ответил.

Дверь ему также никто не открыл. И Стас с горечью подумал, что он опоздал – на пару часов, но опоздал. И где теперь искать Элю он даже не представлял.

***

Уютно завернувшись в теплый плед, я села на диване, подмяв под себя ноги, и взяла кружку горячего чая. Со вчерашнего дня болело горло, да так, что с утра даже пропал голос. Этого и следовало ожидать: на дворе уже середина декабря, а я всегда умудряюсь в начале зимы заболеть. Да еще и подготовка школы танцев к открытию отнимает изрядное количество сил. Соглашаясь на просьбу Аллы Валентиновны, я и представить себе не могла, что это окажется настолько тяжелым и изматывающим делом. Хотя… Если бы знала, то отказалась бы? Нет, на тот период не отказалась.

Не знаю, что со мной происходит – раньше я никогда не боялась трудностей, всегда смело смотрела им в лицо. А сейчас бегу без оглядки. Все повторяется снова – я боюсь увидеться со Стасом, боюсь разговора с ним. Я чувствую свою вину и это меня буквально сжирает изнутри, вселяя только обреченность и понимание, что нам никогда уже не удастся быть вместе и стать счастливыми, как когда-то. То, что не сумели разрушить мои родители, разрушила я сама – доверие Стаса. Его уже не восстановишь. Я просто обязана была сообщить ему о дочери, но не сделала этого. Никогда в жизни не смогу себе этого простить.

В тот злополучный день, когда я узнала всю правду от матери, я не нашла ничего лучше, как отправиться к Алле Валентиновне, чтобы забыться в танце и музыке – для меня это всегда было лучшей терапией, способом выплеснуть те эмоции и напряжение, что скапливались в душе. Большой неожиданностью для меня стала ее просьба помочь ей в организации открытия новой школы-студии танцев, расположенной, правда, в другом городе. Сама она не могла пока заняться этим лично, так как ее мама была очень больна, а дочь, которая и должна была руководить школой, находилась за границей на обучении. И я, не раздумывая, согласилась, поскольку подобное предложение подразумевало под собой отъезд из Москвы на длительное время – предстояло не только помочь организовать открытие, но еще и отобрать преподавателей и присмотреться к их работе. Но для начала я вызвалась сопровождать нашу группу на межрегиональный конкурс, проходивший в Нижегородской области. После успешного выступления группы мне предложили дать мастер-класс в одной местной школе танцев – так я задержалась на неделю в том небольшом городе.

Одиночество… Одиночество – это та же пустота, только внутри самого себя. Можно и вправду находиться среди множества людей, но чувствовать себя ужасно одиноким.

Я с унынием посмотрела в окно на пугающую темноту – что же я делаю? Как бы далеко я ни уехала из Москвы, я все равно не смогу убежать от самой себя, от всех тех мыслей и переживаний, что затаились внутри меня. Сейчас я понимаю, что было глупо соглашаться уехать, но несколько тогда для меня это казалось лучшим решением.

Мысли снова вернулись к вечеру, когда я позвонила отцу – к тому настойчивому телефонному звонку, что я услышала уже на пороге. Почему я была уверена в том, что это был Стас? Зачем он звонил? Я все еще помню его суровый взгляд и голос, полный гнева и боли, когда он рассказывал мне о том, что сделали мои родители, и справедливо упрекнул в том, что я лишила его дочери. Он все мне сказал, чего же снова хотел? Просто извиниться? Да, я помню, как он пытался увидеться со мной в больнице, я помню тот букет белоснежных роз, что он передал мне – точно таких же, как когда-то, когда мы были еще вместе. В тот день я так и не смогла к ним даже притронуться – мне казалось, что едва я коснусь их, во мне оборвется та единственная ниточка, что поддерживает меня в этом мире живых. Мне казалось, что внутри меня все умерло в день, когда погибла Анечка. Но, оказывается, я ошибалась – оставалась маленькая крупинка души, которая жила надеждой и любовью. Его любовью. Стасом. И эта крохотная частичка умерла после нашей встречи. Я стала безжизненной. Я теперь жила только одними воспоминаниями.

Декабрь. Снег за окном… Завтра уже Новый год. Как незаметно быстро пробежало время: я думала, что уеду на месяц-два, ну от силы три, а все растянулось на полгода. Поначалу было очень тяжело одной в совершенно чужом незнакомом городе, начинать какое-то дело… Но в поисках хореографа для младшей группы, я сама неожиданно стала вести занятия при местном дворце культуры у девочек лет шести-семи. Это такие маленькие куколки-принцессочки: я видела, как горят их глазки, когда у них что-то получается и после занятия они показывают это своим мамочкам. И как радуются их родительницы за успехи дочерей. И я смотрела на них и завидовала – белой завистью, с доброй улыбкой на лице. Ах, если бы моя малышка была сейчас со мной… И снова на глаза навернулись слезы.

А потом вспомнился далекий Новый 2006 год. И Стас. Я до сих пор вижу его во сне, вижу, как он обнимает меня, целует, ласкает… И у меня все замирает внутри от таких снов, мне кажется, что я чувствую на себе его прикосновения. Я вспоминаю, как он был нежен со мной в моменты близости: мне так и не довелось больше почувствовать на себе чьих-то прикосновений и ласк – Стас был у меня единственным. Может это и глупо хранить верность одному мужчине, зная, что никогда с ним не будешь, но в первое время я просто разрывалась между заботой о маленькой Анюте, учебой и работой, мне было просто некогда думать о каких-то отношениях с мужчиной. А сейчас я просто не хочу этих отношений. Я понимаю, что все еще люблю Стаса – безнадежно, мучительно и сильно. Я снова хочу тонуть в его объятиях, хочу попасться под гипноз его черных глаз, хочу чувствовать его губы на моем теле, хочу засыпать в его объятиях, хочу его…

Поддавшись внезапному порыву я схватила трубку и набирала номер Зариповых. И совершенно неожиданно для меня через пару гудков я услышала его голос.