Текст книги "Пленник (СИ)"

Автор книги: Светлана Ключникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Принимаю душ в квартире с трупом. Стараясь не смотреть в сторону кухни, надеваю мужскую рубашку взамен испорченной куртки из Бюро. Моя рана на плече больше не кровоточит, зато кровью обливается сердце. Боль от совершенных преступлений заглушает боль от пулевого ранения. Физические муки – ничто по сравнению с душевными. Я понимаю, как много на себя взяла.

Возможно, мне было бы легче при наличии стимула. Если бы Аро стоял за моей спиной, как было в Бюро, у меня бы не было выбора. Либо я, либо меня.

Но Аро на этот раз предоставил меня самой себе. Я вынуждена сама принимать решение убивать. И теперь, нажав на курок, я отчетливо понимала, что это был мой выбор.

В этом и состоит его извращенный эксперимент? Посмотреть, на что способен человек ради того, чтобы выжить? Любопытство матерого убийцы, наблюдающего за новичком. Ему нравится видеть, как я опускаюсь все ниже и ниже… по ступенькам, ведущим прямиком в ад…

Закрываю за собой дверь и ухожу, слыша, как занимается за моей спиной новое пламя свершенного преступления…

Глава 10

Эта ночь становится самой длинной в моей жизни. Бесконечная гонка переездов и убийств. Нужно закончить до утра, пока другие агенты Бюро не спохватились и не связали воедино череду смертей. Иначе ко всем свидетелям будет незамедлительно приставлена охрана. И тогда мне придется уничтожить вдвое больше людей…

Охранник, лица которого я даже не помню, вышедший покурить на двор… Его девушка спит в доме, в мягкой постели. Уютный дворик едва освещен, поблескивает вода в небольшом бассейне. Тонкий красный ручеек, движущийся по мраморной плитке, к утру окрасит воду в розоватый цвет. Девушка найдет своего спутника жестоко убитым…

Охранник, спящий в квартире на первом этаже, который никогда больше не проснется…

Охранник, услышавший мои шаги, подскочивший и тут же рухнувший обратно с дырой в груди…

Аро ходит со мной, признав, наконец, что человеческие возможности ограничены. Или просто ему надоело возиться, он хочет ускорить процесс. Он вскрывает замки, взламывает оконные рамы, тихонько ведет меня туда, где я просто делаю свою часть работы. Он не вмешивается в сам процесс, но наблюдает очень внимательно, с выражением непреходящего удовольствия на лице.

У нас почти не возникает затруднений, ведь сейчас ночь, и все спят. Аро умеет проникать в квартиры быстро и бесшумно. Главное – просто следовать за ним.

Охранник-азиат становится для меня трудной жертвой. Его квартира пахнет сладкой выпечкой, повсюду разбросаны детские игрушки. Я спотыкаюсь, заметив через полуоткрытую дверь детскую двухъярусную кровать, мои мышцы костенеют, а ноги отказываются вести вперед.

Мы проникаем в спальню, «Глок-19» давно готов и направлен в сторону подушек. Вот только сердце останавливается, когда я вижу, кроме мужчины и его жены, двух спящих между ними маленьких детишек…

Их черные головки лежат на мягких подушках, материнская рука нежно обнимает их тельца. Черные волосы женщины убраны на затылке в пучок, чтобы не мешать.

Мужчина лежит на спине, знакомые черты охранника во сне расслаблены, он не похож на солдата. Здесь он любящий отец и муж.

Его зовут Мин Чан. Я помню его имя.

Опускаю пистолет, ужаснувшись тому, что уже сделала и что еще собираюсь. Сталь словно прибавляет в весе, руки дрожат, а по вискам струится обильный пот.

Аро молча стоит в стороне, ждет и наблюдает. Ничего не говорит, позволяя мне самой сделать очередной чудовищный шаг в ад.

Поднимаю пистолет и опускаю его. Поднимаю снова, но не могу заставить палец нажать. Не могу убить человека, у которого, насколько я успела заметить, четверо детей…

Всхлипываю, с трудом подавляя громкое рыдание, когда замечаю возле большой кровати маленькую розовую колыбель, украшенную атласными бантами. Пятеро...

Что-то ломается во мне…

Я больше не могу стрелять…

Пот едко щиплет глаза. А может, это слезы.

Не могу стрелять. Больше не хочу убивать.

Желаю только одного – стереть из памяти мучительные воспоминания. Стать прежней Беллой, которой я была всего несколько часов назад. Отмотать время вспять и послушаться Эдварда – принять гибель, не сопротивляясь. Потому что сейчас не уверена, что жить дальше с тем, что совершила, есть смысл…

– Быстрее, – тихо поторапливает Аро, и только тогда я вижу, что азиат не спит. Он смотрит на меня.

Его глаза не круглые и не испуганные, он не кричит, не паникует, просто смотрит на меня и пистолет. В полной тишине.

Я поднимаю оружие, целясь ему в голову, но медлю. Не могу нажать на курок. Дыхание то и дело прерывается: сдавленное, сиплое.

Правая рука азиата лежит поверх одеяла. Он осторожно поднимает ее ладонью вверх, как будто призывает меня повременить с убийством. Какой смысл в том, чтобы отсрочить смерть?

– Пожалуйста, не убивай мою жену и детей, – шепчет он безмолвно, я читаю слова по его губам.

Я хочу ответить, но в горле словно застыл комок остро ранящих колючек.

Медленно, не делая резких движений, Мин Чан спускает одну ногу с кровати. Его глаза пристально смотрят в мои глаза, а их выражение остается для меня загадочным. Он словно хочет что-то сказать, но не здесь, в другом месте. Он умоляет меня послушаться его, тихонько, осторожно, чтобы не напугать, указывая на дверь.

Аро молчит, не делая попыток помешать азиату двигаться, не принуждая меня спешить, и Мин Чан благополучно выбирается из кровати. С поднятыми вверх руками, беспомощный и безоружный, он осторожными жестами выманивает нас из спальни вон.

Я, словно завороженная, следую за ним, держа его на мушке, а палец на чувствительном курке.

– Не здесь, пожалуйста, не нужно будить детей, – еле слышно шепчет Мин Чан. – Пожалуйста, сюда. – Его спокойный, абсолютно собранный, без признаков паники голос почти гипнотизирует, и мы выходим вслед за ним на улицу, в темную ночь, подходим к двум большим мусорным контейнерам, стоящим возле пустынной ночной дороги сразу за оградой домика.

Здесь можно говорить чуть громче. Здесь мы не разбудим его детей.

Мин Чан опускает руки и стоит, не шевелясь. Я не вижу в его глазах даже следа страха. Только поразительное спокойствие и глубокий ум.

– Это Вольтури? – спрашивает он у меня, осторожно взглянув на моего спутника.

Я мрачно киваю, не в силах ответить вслух. Горло снова жжет кислота. Она жжет и мои глаза.

Я вдруг понимаю, что делает Мин Чан. Оберегает семью от чудовищного зрелища поутру. И чистота его самопожертвования опустошает меня, выворачивает наизнанку, вытаскивает наружу все мои черные деяния и бросает мне в лицо. Мы словно две противоположности, я зло, он – абсолютное добро.

– Пожалуйста, не убивайте жену и детей, они ничего не знают, – шепчет азиат, медленно опускаясь на колени и убирая руки за голову, как на казни. Он так похож на Эдварда в этот момент.

Я не выдерживаю перенапряжения и громко рыдаю, позволяя слезам скатиться по щекам.

– Он никому не расскажет! – Глядя на Аро, я взываю к снисхождению. – Пожалуйста, отпусти его!

Лицо Аро не меняется. Он подходит к контейнеру и откидывает крышку. Смотрит на азиата и равнодушно, непреклонно говорит:

– Полезай сюда.

Рыдания разрывают грудную клетку, хотя я знаю, что нельзя кричать.

– Я не могу, я не могу, – повторяю я, с ужасом глядя, как Мин Чан беспрекословно повинуется приказу.

– Только не убивайте жену и детей, – все время повторяет он.

– Давай, Изабелла, – подталкивает Аро, и я, отчаянно рыдая, поднимаю пистолет, который дрожит так, будто хочет выпрыгнуть из пальцев. Я ненавижу сейчас его грубую стальную силу всей душой.

Мин Чан смотрит мне прямо в глаза, его губы двигаются, словно в молитве:

– Это ничего, Изабелла, главное – не трогай жену и детей! Проследи, чтобы с ними ничего не случилось. Они не должны пострадать. – В глазах нет страха, и это сокрушает меня. Когда он кивает, подбадривая меня сделать то, что должна, я нажимаю на курок…

И отворачиваюсь, чтобы не видеть содеянное…

«Глок-19» с металлическим лязгом падает вниз, а ноги подкашиваются. Крышка контейнера захлопывается, и бесстрастный голос Аро приказывает мне подняться.

– Скоро рассвет, Изабелла, – строго говорит он. – Осталось всего три человека. Ты же не хочешь бросить дело на половине? Где твоя решимость, которая с самого начала покорила меня?

Я безудержно рыдаю.

– Эдвард ожидает тебя, – сурово напоминает мне Аро, тем самым призывая собраться. – Разве не ради него ты все это затеяла? Разве ты передумала и хочешь, чтобы он был наказан за преступление?

Я отчаянно мотаю головой, но не потому, что соглашаюсь с доводами Аро, а потому что прекрасно понимаю: это не обещание пощадить. Это ловкий обман, выдуманный лишь для того, чтобы принудить меня доделать начатое.

Для чего ему это, мне непонятно, ведь самостоятельно он сделает это быстрее, без колебаний и ошибок. Но, вероятно, я отличное развлечение в его скучной жизни, и он не желает так скоро со мной расставаться. Он хочет еще поиграть.

– Убей меня, – прошу я, спотыкаясь, когда Аро ведет меня по улице, грубо держа за плечо.

– Всему свое время, – отвечает он, помогая мне устроиться на сидении автомобиля. Машина с визгом трогается прочь.

Мимо проносятся дома, я бездумно смотрю на них, но не вижу. Перед глазами лицо Мин Чана, до последней минуты защищавшего семью, храбро смотревшего в лицо смерти, погибшего лишь по той причине, что он слишком много знал. Он не молил трусливо о пощаде, не кричал о помощи, не пресмыкался. Не спасал свою жизнь любой ценой, как это делаю я.

Стыд жжет меня, будто кислота разливается по всем внутренностям.

«Никакая страсть не стоит того, чтобы ради нее убивать». Теперь я понимаю истинное значение этих слов. Теперь я на одной стороне с Эдвардом. Я больше не боюсь. Не хочу спасать свою жалкую, пустую, непримечательную жизнь за счет убийства невинных людей. Эта цена слишком высока, и очень жаль, что я не поняла этого прежде, чем взяла в руки пистолет и направила его на агентов.

Не представляю, как посмотрю в глаза Эдварду, когда вернусь… Что теперь он обо мне подумает?

Если случится чудо и Аро отпустит нас, я никогда себе не прощу того, что совершила…

Если стану вампиром, мне снова придется убивать? Я этого не хочу…

Не понимаю, что произнесла это вслух, до тех пор пока Аро не отвечает мне, наклонившись к уху:

– Ты переменишь свои взгляды, Изабелла. Тебе понравится убивать. Я вижу потенциал. У тебя даже сейчас неплохо получается.

Я с отвращением гляжу на него. Линзы исчезли, и на меня смотрят алые глаза монстра. Я вижу свое отражение в них, как будто моя крошечная копия купается в море крови. Так символично. Я тоже монстр. Чувствую себя испачканной прикосновением к этому плотоядному миру. Хочу все забыть. Умереть.

– Еще не время, – повторяет Аро, и я понимаю, что он слышит мои мысли через прикосновение: его холодные пальцы крепко держат мое запястье. – Остался агент Доурси. Совсем чуть-чуть до конца.

Я приободряюсь. С одной стороны, нет смысла больше соглашаться на то, что делаю: Аро все равно убьет меня. Так пусть сам свершает свое несправедливое правосудие, я подожду в машине. С другой, я настолько опустошена, что действую будто робот. Отчасти это обусловлено бессонной ночью и тем, что я почти сутки не ела и не пила, – человеческие возможности ограничены, усталость дает о себе знать.

Молча выхожу и будто в коме следую за невозмутимым Аро. Сумочки давно нет, я потеряла ее. Рукоять пистолета нагрета теплом моих пальцев и словно приросла, став продолжением моей руки.

Что чувствуют солдаты, вынужденные ежедневно стрелять во врага? В людей, которые по другую сторону баррикады, у которых есть дети, семья. Привыкают ли они к убийствам настолько, что начинают воспринимать их как обыденность? Я чувствую себя именно так: мне все равно. Еще один или два человека не сделают меня хуже – я и так обеспечила себе горячую путевку в ад.

Дом Сэма Доурси стоит на окраине и обнесен глухим металлическим забором. Это богатый особняк, наверняка оснащенный охранной системой сигнализации и камерами слежения. Алек и Джейн исчезают в ночной тишине, и вскоре замок на резных воротах с тихим металлическим звуком открывается.

Окна небольшого двухэтажного домика темны. Дорожка вымощена тротуарной плиткой, я слышу запах цветов: розы и шиповника. Спотыкаюсь о тело и вздрагиваю, когда вижу лежащего мертвого человека в форме: это охранник. Агент Сэм Доурси, руководитель охраны Отдела расследований, полковник, военный, умеет защитить себя.

Мы беспрепятственно проникаем в дом, поднимаемся по винтовой лестнице в спальню. Бесшумно входим, и несколько секунд я растерянно смотрю на пустую кровать. А затем спальня резко освещается, и я слышу щелчок взведенного курка. Висок ощущает холодную сталь…

– Проникновение со взломом, а я-то пол ночи думал, кто так поспешно убирает свидетелей. Никак не ожидал, что это ты! – Голос ровный, со сдержанным гневом.

Агент Доурси делает шаг, появляясь в поле моего зрения и аккуратно держа меня на мушке: суровый, внушительный боец. Он смотрит прямо в мои глаза, которые слезятся от резко включенного света.

– Я ждал тебя, так что ФБР уже в минуте отсюда, – предупреждает Доурси, – советую бросить оружие.

Холодный пот выступает на всем теле. В голове все спонтанно перемешивается…

Хочу жить, несмотря на то, что несколько минут назад мечтала об обратном. Выжить, даже понимая, что заслужила смерть.

Хочу, чтобы Доурси нажал на курок и быстро прервал мои сомнения. Это просто, мне нужно всего лишь поднять свой пистолет, и все будет кончено в мгновение, – он вынужден будет выстрелить первым. Но я не могу заставить себя сделать это…

Презираю себя за слабость.

Ненавижу себя.

Одновременно я не могу понять, почему Аро молча стоит рядом и ничего не предпринимает? Все еще проводит свой тошнотворный эксперимент? Наблюдает, ему любопытно, чем все закончится? Ему все равно, кто умрет первым, я или другой агент? Конечно, ему безразлично, какая разница, в каком порядке умирают свидетели…

Все меняется за одно мгновение, в которое я решаюсь, послушаться Доурси и бросить оружие или спровоцировать его на расправу. Аро делает один короткий шаг в сторону от меня – должно быть, открывает себе наилучший обзор. Или не хочет пачкаться в моей крови…

Агент Доурси допускает ошибку, резко переводя пистолет на Аро…

В ту же секунду, – не отдавая себе отчет в том, что делаю, действуя спонтанно и интуитивно, – я поднимаю свой ствол и нажимаю на курок, превращая голову Сэма Доурси в кровавую бесформенность. Его лицо перекашивается, отображая шок. Несколько секунд он балансирует на одной ноге, тщетно пытаясь поймать меня на мушку. А затем кулем падает вниз, так и не выстрелив. Его пустеющий взгляд упирается в потолок.

– Молодец, – с уважением хвалит Аро, глядя на меня.

Слышу сдавленный крик и быстро поворачиваю голову в сторону шкафа. Аро уже там, распахивает дверь: на нас смотрит шесть испуганных пар глаз. Женщина, плача, прикрывает собой двух маленьких детей. Она неотрывно смотрит на тело агента Доурси и качает головой из стороны в сторону.

Мои руки бессильно опускаются, когда Аро вытаскивает кричащую и сопротивляющуюся женщину из шкафа на середину спальни. Она в одной сорочке, – видимо, нападение застало семью в постели, – но отважно сражается, царапая твердую кожу вампира слабыми человеческими ногтями.

Аро ногой захлопывает шкаф, и я благодарна ему за то, что дети не увидят творящегося здесь безумия.

Несколько секунд Аро, невзирая на отчаянное сопротивление и беспомощные угрозы женщины, держит ее за горло. А затем отпускает, и она падает вниз. Я послушно поднимаю пистолет, хотя мое нутро отчаянно протестует.

– Не нужно, – тихо говорит Аро, пальцем аккуратно направляя ствол вниз. – Она ничего не знает. – И скользит мимо меня к выходу из спальни.

Мы с женщиной смотрим друг на друга. Она не двигается, но тяжело дышит, из-под спутанных темных волос ее глаза с ненавистью буравят меня. Складывается ощущение, что она собирается наброситься, словно дикая кошка, и растерзать меня в клочья. Она борец, я ясно вижу это. Застыв, не могу заставить себя повернуться к ней спиной.

В момент, когда ее мышцы напрягаются, – хотя я не знаю, для чего, чтобы вцепиться мне в лицо или чтобы просто подняться, – я резко вскидываю «Глок-19» и стреляю. С коротким криком женщина падает рядом с мужем. Из дула пистолета выходит струйка дыма, подчеркивая драматичность ситуации.

Аро моментально образовывается рядом, с изумлением смотрит на меня. Сама не понимаю, зачем я это сделала. Последние часы моей жизни стали походить на мощеную ошибками феерическую дорогу в ад. Одна или две новых не исправят ситуацию.

– Она слишком много видела, – говорю я, разворачиваясь и уходя с места преступления. – Твои глаза, – поясняю я все еще ничего не понимающему Аро.

– О, – говорит он удивленно и, когда мы проходим мимо высокого зеркала в просторном холле, бегло заглядывает в него, рассматривая свои глаза. Он делает это настолько обыденно, как будто не присутствовал только что при смерти двух человек. Впрочем, он-то к такому зрелищу давно привык.

И снова в его взгляде восхищение, когда он смотрит на меня, даже сильнее, чем раньше. Но я больше не пытаюсь произвести на него впечатление ради того, чтобы выжить. Вместо этого я испытываю странное облегчение оттого, что скоро умру.

Дверь автомобиля захлопывается. Я думаю об Эдварде, когда мы отъезжаем. Боль жжет изнутри, я не уверена, что справлюсь с этим подавляющим чувством стыда, когда мы встретимся. Но я хочу увидеть моего вампира еще раз. Испытываю освобождение оттого, что все наконец закончилось, и мне больше не придется убивать. Это как сбросить с шеи тяжелый груз. Воспоминания навсегда останутся со мной, но самое страшное позади. Ничто не может быть страшнее того, что уже было. Даже собственная смерть не так пугает, как воспоминания.

Вижу знак выезда из города и удивляюсь, так как мы едем по шоссе, ведущему в Саффолк. Ничего не понимаю.

– Разве мы не вернемся к Эдварду? – испуганно спрашиваю я у Аро, и сердце замирает от мысли, что Эдварда, возможно, уже нет в живых.

– Не сейчас, – кратко говорит Аро. – Еще не время.

– Куда же мы? – недоумеваю я, и сердце проваливается в черную, проглатывающую бездну мрачного предчувствия.

– Ты забыла, Изабелла, – снисходительно улыбается Аро. – Свидетели. Остался еще один.

Глава 11

– Разве мы не вернемся к Эдварду? – испуганно спрашиваю я у Аро, и сердце замирает от мысли, что Эдварда, возможно, уже нет в живых.

– Не сейчас, – кратко говорит Аро. – Еще не время.

– Куда же мы? – недоумеваю я, и сердце проваливается в черную, проглатывающую бездну мрачного предчувствия.

– Ты забыла, Изабелла, – снисходительно улыбается Аро. – Свидетели. Остался еще один.

Не могу понять. Разве я еще не всех убила? Перебираю в памяти список жертв и не нахожу ошибки. Агенты и охранники, работающие в Бюро – все мертвы. До кого не могла дотянуться я – убрали сами Вольтури.

Дорога к Саффолку заставляет мое сердце сжаться в страхе. Я еще не понимаю, зачем мы туда направляемся, но пытливое подсознание знает ответ. Я просто не хочу верить в это. Возражая, качаю головой, глядя на тошнотворно-снисходительную улыбку Аро.

– Кто? – Мой голос хриплый и надломленный, лицо потеет, а тело будто превращается в лед.

– Джейкоб Блэк.

Не верю. Нет.

Все во мне отчаянно сопротивляется неизбежности, я ищу в глазах Аро подтверждение, что он шутит, но вижу только насмешку Короля, нашедшего новую забаву. Он знает что-то, чего не знаю я. Или забыла и не хочу вспоминать. Глупая овечка в руках опытного хищника, загнавшего зверушку в хитроумную западню.

Мотаю головой:

– Он же не имеет отношения к Бюро. Он ничего не знает. Зачем его убивать?

Аро улыбается удовлетворенно: именно такой реакции он ждал. Ему нравится играть со мной и заставлять делать вещи, воспоминания о которых измучают меня. Я – его личное развлечение, способ скрасить наскучившую вечность. Пешка в руках жестокого и непреклонного убийцы.

– Он видел фотографии вампира. Я прочел это в твоих мыслях, – напоминает Аро.– И разве он не поклялся искать тебя, если ты исчезнешь?

Глупый, глупый Джейк, зачем ты сказал так?

– Но это же… просто слова! – молю я, не находя в алых глазах монстра сострадания. – Он обычный учитель. На что он способен? У него нет никаких доказательств, нет зацепки, куда я могла бы направиться. Он не опасен для вас! Он даже не знает о вашем существовании, никогда не слышал вашей фамилии.

Аро не убеждают мои слабые оправдания.

– Некоторые охранники, которых ты сегодня уничтожила, знали меньше, чем твой Блэк, – напоминает он. – Но это тебя не остановило.

Меня тошнит. Я отворачиваюсь и опускаю голову между коленей, хватаю себя за волосы, сжимаю пальцами со всей силы, причиняя вред, лишь бы заглушить терзания. Из горла вырывается мучительный стон. Так больно, стыд гложет изнутри, я больше не желаю ни в кого стрелять. Лучше бы Аро сразу убил меня…

– Мы не должны оставить людям даже малейший шанс, – повторяет Аро строго, будто начальник прикрикивает на подчиненного. – Ты убьешь Джейкоба Блэка. Или я сделаю это сам…

Голос Аро не звучит как угроза, но я все равно слышу ее. Будет ли он менее милосердным, более ожесточенным, чем могла бы быть я? Что больнее – быстрая смерть от пули или смертельный укус? Я не хочу видеть, как из Джейкоба высасывают кровь, как его тело дергается, а глаза постепенно пустеют. Я не хочу ему мучительной смерти, которую наблюдала в кабинете агента Люка. Это чудовищно страшно, и точно болезненно… Решительно я сжимаю пистолет.

– Молодец, девочка, – удовлетворенно произносит Аро.

Светает, когда машина въезжает в Саффолк. Я гляжу на знакомые дома, отчетливо понимая, что вижу их в последний раз. Моя жизнь перевернулась с ног на голову за пару недель. Я всегда знала, что не приеду сюда больше, предчувствовала это, когда покидала маленький городок. Я могла вернуться лишь за вещами… Но даже не предполагала, что вот таким станет мое последнее свидание с родным городом.

Солнце освещает сонные улочки первыми лучами. Вампиры остаются в машине, предоставляя мне самостоятельно свершить суд. На секунду у меня мелькает мысль предложить Джейкобу бежать, но я же понимаю, что ему ни за что не позволят скрыться. Быстрая безболезненная смерть от моей руки предпочтительнее призрачной надежды на побег и медленной смерти в зубах вампира.

Нажимаю на звонок. Сердце стучит надрывно, руки и ноги дрожат. Кожу покрывает холодный и горячий пот попеременно. Мне так плохо, что я готова упасть замертво, сгореть от разрыва аорты.

Тяжелые шаги, и дверь распахивается, на пороге удивленный Джейкоб. Смотрю на знакомые черты, с мучительной нежностью вспоминая все, что нас связывало: детскую дружбу, переросшую в симпатию во время обучения в школе; первые попытки ухаживания в университете; многолетнюю тоску Джейка во время работы в школе… Что мне стоило уступить ему тогда? Ничего бы не произошло ни с ним, ни со мной, если бы я была чуточку менее эгоистичной… чуточку сговорчивей…

– Белла? – произносит Джейк растерянно.

– Привет, – шагаю вперед, стремительно обвиваю его шею руками, чтобы он не успел заметить пистолет. Ногой захлопываю за нами дверь, когда оторопевший Джейкоб автоматически кладет руки на мою поясницу. Его глаза шокировано распахнуты, для него мое поведение непонятно и непривычно.

Поддавшись спонтанному порыву, и чтобы он не увидел слезы в моих глазах, я целую его – страстно и отчаянно. Его губы не сопротивляются, но и не отвечают – чужие, бесчувственные, мягкие и слишком теплые. А затем, будто опомнившись, Джейк прижимает меня к себе и начинает целовать в ответ.

Мое тело немедленно протестует, сопротивляется нежности, которую Джейк несмело пытается вложить в это простое действие. Смогла бы я любить Джейкоба из чувства долга?

Теперь я знаю – нет. Чувствую это. Вся моя жизнь – это путь к тому, чем я стала сейчас. Неправильный, полный ошибок, чудовищный итог моих амбиций. Но это избранный мной путь, и я должна пройти его до конца, даже если стало слишком больно.

Отстраняюсь, и Джейк расслабляет руки, позволяя расстоянию просочиться между нами. В его глазах непонимание, удивление и восторг.

– Прости, – шепчу я солеными от пролитой влаги губами. Прижимаю холодную сталь к взлохмаченной голове, прямо над ухом. В его глазах не успевает появиться страх – вряд ли Джейк вообще держал когда-либо в руках оружие и знает, как ощущается холод дула у виска. – Прощай…

«Пум-м». – Моя рука в горячей крови друга, а его тело оседает вниз. Я опускаюсь следом, наблюдая, как жизнь медленно исчезает из его глаз. Глажу его по волосам, утешая, а он все так же непонимающе смотрит вверх, медленно моргая. Одинокая слезинка падает вниз и скатывается по щеке Джейка, создавая иллюзию того, что плачет он. Под моими пальцами сердце издает последний удар и замолкает навсегда…

Не могу оторвать взгляда от спокойного мертвого лица… перестать вспоминать и другие такие же лица… прекратить прикасаться ко все еще теплой коже. Не могу подняться, чтобы уйти, – руки Аро делают это, отрывают мое безвольное тело от Джейка и несут прочь. Ничего не чувствую, только помню… помню… помню… весь ужас прошедшего дня.

Это ненадолго. Смерть избавит меня от кошмарных воспоминаний. Я жду этого момента со странным, абсолютным, опустошающим равнодушием. Немного потерпеть, и пытка завершится. Я обрету незаслуженный покой.

Наверное, Эдвард испытывал то же самое, когда пришел в Бюро. Усталость. Презрение к себе. Обреченность. Обезличенное ожидание конца.

Мне кажется, что я пережила все то же самое, что и он, только ему понадобилось две сотни лет, чтобы дойти до этого самоубийственного состояния, а мне хватило нескольких длинных, как вечность, часов.

Аро убьет меня быстро или медленно? Полакомится моей кровью напоследок или ограничится тем, чтобы безболезненно сломать шею? Использует мой же пистолет? Сделает это на глазах Эдварда, или я больше не увижу вампира, которого успела полюбить? Имеет ли это теперь хоть какое-то значение? Могу ли я после всего вообще любить? Заслуживаю ли это?

Прошла одна ночь, но у меня чувство, будто между вчерашним днем и сегодняшним утром пролегла пропасть в несколько столетий. Я стала совершенно другой. Как будто в моей загубленной душе поселилась пустота, та же самая, которую я видела в глазах Эдварда. Нечего терять. Нечего желать. Не на что надеяться. Нечем гордиться.

Безразличие – это все, что у меня осталось.

Смиренное ожидание конца.

Слава богу, что эта нескончаемая, безумная, чудовищная и кровавая ночь закончилась. Скоро закончится и моя короткая скучная жизнь.

Я хотела стать чем-то большим, чем простым непримечательным учителем Истории, о котором никто и никогда не услышит. Хотела стать защитником, спасителем, телохранителем того, кого так быстро и отчаянно успела полюбить. Хотела испытать адреналин настоящей битвы, сделать свои дни ярче, но не ожидала, что краска будет цвета крови… Слишком высока заплаченная цена.

Послезавтра никто и не вспомнит обо мне – всего лишь имя в отчете Бюро, стоящее рядом со столбиком имен других погибших, сгоревших, пропавших без вести свидетелей. Найдут ли доказательства моей причастности к многочисленным смертям? Похоронят меня как жертву или как преступницу? Не все ли равно, ведь я этого никогда уже не узнаю.

Минуты, часы сливаются в одно бесконечное мгновение. Я готова к смерти. Какой-то крошечной, полуживой частью мозга пытаюсь убедить себя, что поступила правильно, ведь неизвестно, насколько сострадательно убивал бы Аро или остальные. Но это все равно не оправдывает меня. И я рада, что мои мучения вскоре прекратятся.

Автомобиль останавливается в лесной глуши, рядом еще с одним таким же, как и наш, автомобилем. Ледяная рука Аро заставляет меня подняться и идти вперед – в чащу, под своды вековых сосен и елей. Пахнет хвоей, под ногами по сухим сосновым иглам бегают насекомые. Мое тело вряд ли будет найдено здесь, так далеко от цивилизации. Даже если его обнаружат, от него останется только скелет…

Небольшая поляна залита неясным солнечным светом, едва пробивающимся сквозь пелену облаков. Аро выпускает мою руку, оставив меня на краю поляны, дрожащую и смертельно уставшую, и быстро двигается к группе вампиров, среди которых я с удивлением и растерянностью узнаю Эдварда. Он жив, расширенными, дикими глазами смотрит на меня. Его губы искривляются – не могу понять, от боли или отвращения. Я заслужила его осуждение в полной мере и не пытаюсь отвести мучительный взгляд. Я не сожалею о своем решении. Поздно отменять то, что сделано.

Не слышу, о чем вампиры говорят – они находятся слишком далеко. Усталым взглядом подмечаю, что все в сборе: здесь Феликс и Деметрий, Алек и Джейн, и вампирша с темными волосами, имя которой мне так и не довелось узнать. Они ругаются, о чем-то спорят, негодующе потрясают руками и с досадой закатывают глаза. Спокоен лишь Аро, степенно и терпеливо разговаривая с подчиненными. Когда он берет за руку Эдварда, вздрагиваем мы оба: и я, и он.

Эдвард отворачивается от меня, неохотно переводит на Аро затравленный, обреченный взгляд, пока тот что-то серьезно объясняет. Вампиры один за другим покидают поляну: сначала исчезают Феликс и Джейн, обдав мое лицо прохладным ветром. Деметрий медленно следует мимо, с человеческой скоростью, и ухмыляется, слегка задевая меня плечом, – странно, что я не падаю от толчка, ноги будто одеревенели, стали неживыми. Аро остается один, только женщина с ним.

Встречаюсь взглядом с Эдвардом – он смотрит напряженно, пристально. Мне кажется, что осуждение льется из него мощной волной, он меня презирает. Закрываю глаза, чтобы не видеть ни его смерть, ни свою. Скорей бы все закончилось…

Чувствую ледяные пальцы на своем горле и с трудом дышу. Умирать – страшно, даже если кажется, что ты готов. Изможденное сердце с трудом набирает обороты, – оно так устало гонять кровь.

Призрачный голос Аро, в котором я слышу насмешку, умело скрывающую восхищение, тихо раздается над ухом:

– Еще увидимся, дорогая моя Изабелла…

Проходит, казалось бы, доля секунды, – я еще не успеваю осознать, что означают слова, – а за спиной уже раздается рев моторов. Машины отъезжают. Распахиваю глаза и непонимающе смотрю на Эдварда. Он не двигается с места, – нас разделяет метров двадцать. Смотрит, не отрываясь, и по его лицу я не могу ничего прочитать. Мы замерли оба, раскинутые по двум разным берегам, разделенные магнитным притяжением противоположных полюсов, чужие и далекие, как звезды.

А затем, словно прорывает воздвигнутую сознанием защитную плотину, понимание случившегося обрушивается на меня: казнь отменена, не будет избавления от ужасных воспоминаний. Пережитый ужас последних часов, мельчайшие детали убийств, выражение лиц умирающих – все останется со мной навсегда. Стыд заполняет до краев, спазм горькой тошноты обжигает горло.