Текст книги "Страждущий веры (СИ)"

Автор книги: Светлана Гольшанская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц)

Глава 5. Горевестница

1526 г. от заселения Мидгарда, Белоземье, Веломовия

Артас наблюдал с балкона за показательным поединком сына с рыцарем из ордена во внутреннем дворе замка. Глаза свербели от яростного весеннего солнца. Требовалось прикладывать руку козырьком, чтобы разглядеть площадки для тренировки с оружием. Приходилось признать, что Вейасу не хватает ни ловкости, ни навыка, ни смекалки. Все выпады были до скуки предсказуемы, а неуклюжая техника оставляла бреши в защите и не позволяла нанести хоть сколь-нибудь значительные удары. Противник – костлявый безусый молодчик из бедного рода – поддавался, отрабатывая вручённое Артасом золото, но даже такой трюк не спасал положение. Во время очередного парирования Вейас запутался в ногах и споткнулся, едва не налетев на «вражеский» меч. Бестолочь! Противник шарахнулся в сторону и испуганно глянул на балкон. Артас дал знак заканчивать. Хватит уже позора на один день.

– Не переживай так, – похлопал его по плечу Кейл, которого прислал Совет ордена в качестве своего уполномоченного представителя.

Моложавый и подтянутый, с копной курчавых, тёмно-каштановых волос, он был одного с Артасом возраста. Старый друг и соратник. Он поможет все замять, ведь не зря же Артас его из передряг вытаскивал: карточных долгов, пьяных драк и плена иблисов в далёком Эламе.

– Он же юнец совсем. Приставим к нему компаньона посмышлёней, и, глядишь, за пару лет походной жизни научится, с какой стороны за меч держаться.

– Лишь бы он до этого светлого дня дожил, – пробормотал Артас.

Он-то даже в детстве к обучению относился куда серьёзней, а со времён испытания не проиграл ни одного тренировочного боя. Разжижается, видно, старая кровь. Нет в ней былого могущества. Проиграть низкорожденному – такой позор, а этой бестолочи и дела нет. Как кот на сметану улыбается!

Вейас привалился к стене рядом с тёмной нишей, якобы переводил дыхание, а сам украдкой с кем-то перешёптывался.

Лайсве, с кем же ещё? Близнецы, они ещё в утробе матери были неразлучны, во всех детских шалостях участвовали вместе, делили пополам невзгоды и радости. Теперь их пути должны разойтись: его ждёт судьба Сумеречника и наследника рода, а её – жены и матери. Почему дети так быстро вырастают? Ещё вчера Артас качал их, совсем крох, на коленях, а сегодня должен отпустить каждого во взрослую жизнь. Сейчас он впервые жалел, что столько времени проводил вдали от дома. Если бы он больше занимался воспитанием детей, быть может, они бы лучше подготовились к тому, что их ждёт за порогом замка.

«Лайсве, моя любимая маленькая девочка, что я буду делать, когда в следующий раз вернусь домой, а ты не выбежишь из ворот мне навстречу? По чьей глупой прихоти приходится отдавать свой алмаз мерзавцу, который его даже оценить не в состоянии?»

После помолвки Лайсве стала угрюмой и замкнутой. Заперлась у себя в спальне, устроила голодовку. Артас, конечно, не слишком беспокоился. Сердобольная нянька Эгле на пару с Вейасом таскали ей еду с кухни охапками, а сама выбиралась погулять тайком уже на второй день. Артас притворялся, что ничего не замечает, позволяя ей насладиться последними днями свободы, и жалел, что не сможет больше ничего для неё сделать.

Нужно помириться. Хотя бы попробовать.

– Лайсве! – позвал Артас.

Тоненькая фигурка внутри ниши вздрогнула, но всё же вышла из тени. На ней было короткое платье небесно-голубого цвета, в котором она казалась совсем ребёнком. Как можно, её – и замуж?

– Возьми меч и покажи, чему научилась, когда за братом подглядывала.

Близнецы удивлённо переглянулись. Вейас вложил сестре в руки оружие и подтолкнул к середине двора. Мальчишка-поединщик ошалело глянул на балкон. Видимо, с девушками драться ему не приходилось, но ослушаться приказа он не посмел и встал наизготовку. Его руки тряслись.

– Что ты задумал? – Кейл подался вперёд.

Артас приложил к губам палец и кивком указал на дочь.

Она несколько раз взмахнула мечом, примеряясь, гордо вскинула голову, убрала за спину косы и в точности повторила стойку поединщика. Кейл хохотнул. Расслышав насмешку, Лайсве напряжённо выпрямилась и без сигнала ринулась в бой. Поединщик едва устоял на ногах, суматошно отбиваясь и следя, чтобы не задеть её. Кейл присвистнул.

Девочка-то чудо как хороша. Точно с Вейасом украдкой удары отрабатывала. Поправочка: заставляла его отрабатывать. Гибкая, как кошка, а ярости-то в ней сколько – на сотню саблезубых демонов хватит, не меньше. Наверное, давно хотела себя показать, да никому интересно не было, а сейчас вот во всей красе, старается-то как! Хоть бы каплю её упорства Вейасу. Ан нет, бестолочь – он и есть бестолочь. Ещё и жалуется постоянно. Лайсве-то намного тяжелее: мышцы не наработаны, выносливости совсем нет, дыхание сбилось. Но не сдаётся, отчаянная. Ух! Вот этот удар был хорош! Поединщик аж попятился. Видно, не до конца старая кровь прогнила.

Ещё несколько хлёстких движений, и Лайсве начала выдыхаться. Утёрла пот. Снова атаковала. Жаль, рассчитывать и сохранять силы её никто не учил – не стоило вкладывать все в первые удары. Поединщик неловко увернулся, задев её плечо. Выступила кровь.

– Стойте! – выкрикнул Артас, жалея, что это затеял.

Впервые он осознал, почему женщин к драке не допускают: вид их ран непереносим! Его не услышали. Лайсве замахнулась, поединщик контратаковал. Она словно предугадала его действия, вывернулась и выбила меч из рук.

– Я победила! – возликовала Лайсве.

Артас, перепрыгивая сразу через две ступени, сбежал по лестнице и поспешил к дочери.

– Ты проиграла: поединок был до первой крови, – стоявший рядом Вейас указал на потемневший лоскут рукава.

Лайсве скосила взгляд и, всхлипнув, уставилась на Артаса блестящими от слёз глазами.

– Я проиграла, – повторила она осипшим голосом и уронила меч.

Артас протянул руку. Собирался ответить, что это не имеет никакого значения, бой был великолепен и… Но Лайсве уже умчалась, не позволив даже взглянуть, сильно ли она ранена. Оставалось только побиться головой об стену. Он же хотел как лучше!

– Чего это она? – недоумевал Вейас.

Артас отвесил ему подзатыльник:

– Думать иногда надо, прежде чем говорить, дурень!

Вейас потупился и потёр ушибленное место.

– Весело у вас, – подоспел Кейл и, разглядывая непотребный вид Артаса, покрутил пальцем у виска: – Ты совсем рехнулся?

Наверное, так и есть. Не мужское занятие – детей воспитывать, а уж тем более девочек. Что у неё только на уме? Теперь даже прочитать не выходит.

Артас кинул поединщику ещё одну монету – бедолага был белее простыни и клацал зубами. Думал, наверное, его на ближайшей осине вздёрнут. Артас бы и вздёрнул, только чувствовал, что виноват сам. Сыну велел разыскать Лайсве и вернулся вместе с нетерпеливо переминающимся с ноги на ногу Кейлом на балкон.

– Какой демон тебе в ребро ударил? – встревожился старый друг, когда они остались наедине.

– Но Лайсве была хороша, согласись? – сейчас Артас больше всего желал, чтобы его дочь родилась мальчиком.

– Для девчонки, – пожал плечами Кейл.

– Ты бы видел её в святилище. Ветер даже мне так не отвечает. А когда я пытался успокоить её во время помолвки, она, кажется, обернула мой дар против меня. Можешь себе представить?

– К чему ты это рассказываешь?

У Кейла своих детей не было, и он явно не понимал, почему Артас бунтует против древних порядков.

– Её дар мог послужить на благо ордену гораздо лучше, если бы ей не пришлось так рано выходить замуж. Не в битвах, конечно, но в Круге судей или книжников. Я слышал, туда берут девушек с даром.

– Поверь, Артас, ты не хочешь такой участи для своей дочери, – печально ответил Кейл. – Неужели её жених настолько тебе не понравился? Какой у него дар?

– Оборотень. Шакал, – последнее слово Артас выплюнул, как проклятие.

Кейл рассмеялся:

– Тогда не тебе, дорогой друг, переживать надо, а ему. Если у твоей дочери действительно сильный дар, стоит ей только с ним освоиться, как этот шакалёнок заскачет перед ней на задних лапках, как левретка.

– Но он же безответственный слюнтяй и идиот, ещё хуже Вейаса. На такого нельзя положиться. Если что случится, Лайсве останется со своими проблемами совсем одна.

– Юноши сейчас все такие. Поверь, то, что показал сегодня твой сын, далеко не худший вариант.

– Лучше бы ей выбрали кого-то из наших, небесных: телепатов или, быть может, телекинетиков.

– Телекинетиков? – Кейл поперхнулся собственным смехом и посерьёзнел: – Уж не задумал ли ты с авалорскими некоронованными королями породниться?

Артас отвернулся. Слишком хорошо понимал, что это невозможно. Телекинез – королевский дар. В супруги телекинетики берут только себе подобных, очень редко кого-то со стороны.

– Они, по крайней мере, благородны и чтут брачные клятвы.

– Твоя гордыня тебя погубит, – Кейл хмуро покачал головой и отвернулся. – Женский дар – проблема мужа, а не отца. Ты должен её отпустить. Лучше подумай о той сотне воинов, которую твоя армия получит, как только Лайсве отправится к алтарю вместе с шакалёнком. У тебя ещё есть сын, который запросто может провалить испытание или даже погибнуть, если мы ему не подсобим. Чтобы что-то получить, нужно чем-то пожертвовать – помни это, Артас.

Он молчал. Жертвовать дочерью ради сына казалось ему неправильным.

***

Подперев дверь своей спальни тумбой, я улеглась на кровать. На белоснежной простыне остались кровавые следы. Рана совсем не болела. В красные дни намного хуже бывает: как прихватит живот, уже и на стенку лезть хочется, а кровь будто вся наружу изливается. Кажется, не переживёшь ты этих нескольких дней, но нет – всё проходит, чтобы вернуться в новом месяце с новыми муками. Нянюшка утешала, что во время родов намного хуже бывает. Куда уж хуже?

Жаль, что я такая неуклюжая. Ещё бы самую малость, и победила бы. Хотя какое кому дело? Отец решил друга развлечь, а с поединщиком всё сговорено было. Я чувствовала, что он поддаётся, а хотелось сражаться наравне с ним. Но это невозможно: девочек не берут в воины, девочки должны ждать мужа у очага и рожать детей... Пока муж развлекается с очередной служанкой.

Я встала и открыла окно. Пахнуло весенней свежестью, смешанной с ароматом цветущих яблонь. Сладко-то как, раздольно. Хотелось сбегать на речку или забраться на самую высокую ветку вековечного ясеня и ждать, когда с приветственным клёкотом вернутся с зимовки журавли. Но я уже не ребёнок, мне нельзя.

Помолилась бы ветру и небу, попросила совета и поддержки, но наших богов на самом деле нет, как нет и богов мужа. Всё лишь выдумки, чтобы подчинять людей и навязывать им свою волю. И дар наш, получается, вовсе не божественный, а может, и демонический, ведь демоны-то есть. У отца весь трофейный зал их рогами и шкурами забит. Выходит, никакие мы не избранные, а просто обманываем людей, точно демоны, с демоническим даром. И сражаемся с себе подобными, только чтобы самим больше досталось.

Плохо без богов. Ничего не имеет смысла: ни женская доля, ни мужская, ни даже сам орден. Непонятно, что хорошо, а что плохо, какой должен быть порядок и ради чего стоит жизнью мучиться. Можно же просто раз – и выпрыгнуть из окна. Внизу каменистый склон. С десятисаженной высоты точно насмерть разобьюсь. Не будет ни позорного замужества, ни волчьей травы на завтрак, ни даже месячных кровей. Ничего не будет. Пусто.

– Сестрёнка, хватит дурить, открывай! – раздался за дверью голос Вейаса. – Отца здесь нет.

Я отодвинула тумбу. Следом за братом в комнату заглянула нянюшка и, охая, осмотрела рану. Вскоре примчалась Бежка с тазом кипячёной воды, бинтами и заживляющей мазью на пчелином воске. Вейаса выгнали, а меня раздели и перевязали.

– Ты как? Сильно больно? – сочувственно спрашивал брат из-за притворенной двери. – Хочешь, я с кухни оладку стащу? Хочешь, тот оберёг из медвежьего когтя у резчика выкуплю? А хочешь... хочешь... Ну скажи, чего хочешь, я всё сделаю!

– Ничего, Вей, отстань! – прикрикнула я, когда он стал совсем уж невыносим. – И вы отстаньте, слышите?! Идите же! И до церемонии не возвращайтесь. Видеть никого не желаю. Отца в особенности, так и передайте!

Не слушая возражений, я вытолкала служанку и нянюшку из комнаты и снова придвинула тумбу. Как же они надоели со своей жалостью! Одна справлюсь. Дальше хуже будет, я знаю.

Ветер недовольно зашелестел занавесками.

– И ты отстань! – разозлилась я и захлопнула ставни. – Тебя нет, значит, и разговаривать со мной не смей! Я тоже больше не буду... Никогда!

Бросилась на кровать и разрыдалась.

***

Побыть в одиночестве до церемонии не вышло: на следующий же день отец велел начинать сборы. Я, естественно, отказалась. Тогда слуги сами принялись укладывать в дорожные сундуки мои вещи. Я безучастно наблюдала, как редеют ряды ни разу не надетых платьев в шкафу, как исчезают с полок выписанные из далёкого Дюарля парчовые туфельки, украшения скрываются в инкрустированных перламутром ларцах, гребни и щётки, зеркальце в серебряной оправе – прятали всё, словно не хотели, чтобы здесь осталось хоть малейшее напоминание обо мне. Я не выдержала и ушла. Бродила по замку, по всем открытым и тайным галереям, поднималась на все башни, прощалась с каждым камнем, ощущала неумолимый бег времени. До конца детства остался всего день, до конца жизни ещё один, а дальше неизвестность и пустота – существование никому не нужной, безвольной куклой. Так тому и быть.

К церемонии взросления мне купили платье из золотой парчи. Я не сопротивлялась ни когда корсет затянули так, что из глаз хлынули слёзы, ни когда на ноги надели неудобные узкие туфли, ни когда в высокую причёску вплели колючие белые розы. Отец уже не вёл меня под руку – моё место теперь было сбоку от хозяйского стола, вместе с жёнами и дочерями знатных рыцарей. Слуга подвинул мне стул, налил в кубок вина, положил что-то на тарелку – я не следила. Отец произносил долгую напутственную речь, поздравлял брата со вступление во взрослую жизнь. Дядюшка Кейл зачитывал послание Совета для Вейаса.

– Тебе надлежит отправиться в Чернолесье в Докулайской долине, – зычно выкрикнул он, чтобы все услышали. Не так близко, чтобы заподозрили, что всё подстроено. – В знак того, что ты прошёл испытание, нужно принести оттуда шкуру белого варга. Не чёрного, не бурого, не рыжего, а белого, запомнил?

Вейас кивнул с серьёзным видом, а потом не выдержал и рассмеялся. Отец поднял руку, чтобы отвесить ему подзатыльник, но под внимательными взглядами гостей передумал и тоже выдавил из себя некое подобие улыбки.

Присутствующие расслабились, и отец подал знак начинать пир. Женщины за столом обсуждали наряды, парикмахеров, какие-то сплетни – я не прислушивалась. Кивала невпопад, отвечала односложно: «Да», «Конечно», «Я вас понимаю». Во время танцев я отнекивалась от редких приглашений, объясняя всем, какой у меня ревнивый жених. Хоть на что-то он сгодился. А ложь… если богов нет, то кто за неё осудит?

Когда слушать старушечьи сплетни и наблюдать за весельем сил не осталось, я вышла освежиться на балкон. Ночное небо заволокли тучи, скрыв звёзды с луной. Парило. Воздух стал зыбким и не двигался. Так тихо только перед бурей бывает. Снизу доносились недовольные выкрики стражников. Похоже, кто-то явился без приглашения и с боем прорывался на пир. Одолело любопытство. Я перегнулась через перила, надеясь разглядеть хоть что-нибудь в темноте. Взвыл ветер. Я едва не опрокинулась на камни. Одна из роз выскользнула из причёски и улетела. Во мраке сверкнули белесые глаза.

– Пустите! – заскрежетал старушечий голос. – Я несу весть от богов. Не смейте меня задерживать!

Сердце тревожно ёкнуло. Нет, не может быть, это всё нянюшкины сказки! Надо предупредить. Я подобрала юбки и со всех ног бросилась обратно. Отец стоял у хозяйского стола в конце зала и беседовал с дядей Кейлом. Протискиваясь между танцующими, я спешила к ним, но меня постоянно останавливали, лезли с расспросами.

– Плохие новости из Эскендерии, – мрачно сообщил дядя Кейл, разворачивая какую-то бумагу. – Из Муспельсхейма вернулся пропавший отряд.

– Это тот, который несколько лет назад отправляли искать истоки новой религии бунтовщиков? Кажется, они называют себя единоверцами. Ну так хорошо же, что отряд вернулся, – искренне недоумевал отец.

Дядя Кейл качнул головой:

– Вернулись только трое телепатов: Трюдо, Масферс и Рат. Остальных подкосила лихорадка. Но это ещё не самое странное. На совете они стали уговаривать глав ордена принять новую религию. Сказали, что во время болезни они увидели свет истины и уверовали: нет бога, кроме Единого, и лишь в нём наше спасение.

– И что? Капитул согласился? – скептично вскинул брови отец.

– Вы знаете, там… – робко вмешалась я, встав между ними.

– Лайсве, не сейчас. У меня важный разговор, – отец отодвинул меня, а дядя Кейл продолжил:

– Естественно, нет. Но телепаты использовали внушение, представляешь? Их тут же взяли под стражу, сейчас пытаются разобраться.

– Я знаю Рата и Трюдо, – отец нахмурился. – Не верится, что они нарушили присягу без веских причин.

– Полагают, что они одержимы, но никаких следов демонического присутствия не находят.

– Послушайте, это важно! – я ещё раз попыталась привлечь их внимание, но они снова шикнули.

– Самое паршивое, что бунтовщики воспрянули духом. Решили, что это знак, – дядя Кейл отвёл взгляд, словно собирался сообщить огорчительную весть. – Все силы теперь направлены на подавление мятежа. Тебе не смогут выделить ни одного воина.

– Но ведь это не для моего развлечения! – громко возмутился отец. – Гулей надо добить сейчас, иначе они снова расплодятся и все наши жертвы будут напрасны.

Дядя Кейл бессильно развёл руками.

Ну всё? Достали со своей глупой войной! Никакого Единого нет, как и других богов, а битвы с демонами – всего лишь ради наживы. Так почему бы хоть раз не забыть о делах ордена и позаботиться о своих близких? Ведь завтра нас может и не стать! Сжав кулаки, я закричала:

– Вёльва у ворот!

Пламя свечей потускнело. Стемнело и похолодало, как на кладбище. Смолкли музыканты, плясуны испуганно замерли, разговоры истлели сами собой. Все взгляды устремились на меня. Даже неунывающий Вейас побледнел и подобрался ближе к нам.

Отдаваясь эхом в высоких каменных сводах, послышались тяжёлые шаги. Скрипнули двери. Головы повернулись к выходу. На пороге показалась невысокая коренастая фигура в тёмном балахоне. Шагнула в зал. Под опадающим капюшоном взметнулись жидкие седые волосы. На изрезанном морщинами лице полыхнули слепые белёсые глаза. Гости словно по команде сдавленно выдохнули и посторонились, пропуская старуху вперёд. Она ползла, как улитка, шаркая и отбивая узловатой клюкой монотонный ритм. Никто не смел заступить ей дорогу.

Отец неестественно выпрямился, закрыв меня собой, Вейаса схватил за руку. Испугался! Надо было слушать, когда я предупреждала.

– Артас Веломри, почему твои стражники не пускали меня на праздник? – захрипела вёльва, остановившись у возвышения для хозяйского стола. – Неужто совсем старые порядки забыли? Или возгордившимся охотникам уже и дела нет до божественной воли? Она нас породила – она и убьёт.

Хорошо, что вёльва не слышала наши святотатственные речи: может, богов и нет, но горевестницы вполне существуют и способны такую судьбу напророчить, что потом вовек не расхлебаешь.

Отец вздрогнул:

– Чего ты хочешь, старуха?

Дядя Кейл подался вперёд, чтобы стать между ним и вёльвой, но ей хватило лишь раз взглянуть слепыми глазами, как он отшатнулся.

– Того же, чего и всегда: объявить волю богов.

Отец оттянул воротник и сглотнул. Голос вёльвы возвысился и бичом хлестнул по каменным сводам:

– Ветер велел, чтобы твой сын отправился в Хельхейм и добыл клыки вэса.

Вейас едва слышно присвистнул. Хельхейм? Но из ледяной пустыни на краю света, поди, никто не возвращался. И что за вэс? Я взяла брата за свободную руку, чтобы ободрить.

Все поражённо молчали. Гости не смели даже шелохнуться, не то что заступиться за Вейаса. Как же, доблестные воины – выжившей из ума карги испугались! Хотя… мне тоже было страшно до дрожи в коленях. Вёльвы всегда появляются в преддверии лиха: не обыденной смерти, а голода, засухи, нашествия или мора. Поэтому их прозвали горевестницами. И боятся даже больше Жнецов – костянокрылых сборщиков душ.

Я дерзнула: попыталась выйти вперёд, чтобы защитить брата, но отец затолкал обратно.

– Мой сын отправится в Чернолесье и добудет шкуру белого варга. Так назначил орден.

Отец перевёл взгляд на дядю Кейла. Тот пожал плечами и понурил голову.

– Подкупленный твоим золотом орден не властен над божьим промыслом, – зло каркнула карга. – Судьба твоего сына в Хельхейме, не в Чернолесье. Такова воля даровавшего вам силу Ветра.

– Ветер безумен, если его воля такова. Мой сын не станет служить безумцу!

За окнами сверкнула молния. Громыхнуло так, что зазвенели стекла. Дождь зашёлся по крыше барабанным боем. Жутко. Как будто он всё слышал, всё понял и разозлился!

– За гордыню свою, Артас, будешь наказан, – грозно сверкнули белёсые глаза. – Прервётся твой род: не вернётся сын с испытания. И сокровище своё тоже не сохранишь: дочь увянет, как её мать, на родильном ложе.

Шея отца побагровела.

– Как ты смеешь, горевестница, являться в мой дом без приглашения и вещать о смерти моих детей?!

Он подался вперёд и взмахнул рукой – хотел ударить, но дядя Кейл повис у него на плечах.

– Остановись, Артас, так нельзя!

– Лайсве! – закричал Вейас и метнулся ко мне.

Всё поплыло перед глазами. Я словно наяву увидела, как громадное клыкастое чудище раздирает моего брата на ошмётки. Я сама истерзанная, в поту, истекала кровью на белых простынях. Чёрные мары хохотали у моих ног и уносили так и не глотнувшее воздуха дитя в ледяной ад.

Стало темно.