Текст книги "Страждущий веры (СИ)"

Автор книги: Светлана Гольшанская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)

– Развилка, – Вейас перевёл факел вначале на большую галерею, уходящую влево, а потом на меньшую – вправо.

– Но в сказании о развилке ничего не было!

Легенда об Апели, вероятно, сильно исказилась за время, что передавалась из уст в уста. Умом я это понимала, но с досадой ничего поделать не могла.

– Конечно, не было. Через пещеру же шёл слепой, поэтому никакой развилки не увидел.

– Должны были увидеть другие! Что теперь делать? Не возвращаться же обратно.

Вейас повёл плечами. До перевала далеко, сезон бурь вот-вот начнётся – точно убьёмся на скользких камнях.

– Попробуем наугад, – выдал брат. – Ты у нас удачливая, так что и выбирать тебе.

– Чтобы всю вину потом на меня спихнуть?

Паршивец похлопал глазами и улыбнулся. Что ж, делать нечего: баб всегда к медведям первых отправляют. Женская доля, демоны её побери! Я потопталась на месте и безо всякой уверенности шагнула в меньшую галерею. Она показалась мне более уютной. Послушная лошадка привычно ступила следом.

– Погоди, я метку оставлю, чтобы не заблудиться.

Вейас поднял с пола камень и выцарапал на скале у прохода крест. Земля под ногами задрожала. Моя лошадь испуганно всхрапнула и взвилась на дыбы. Поводья обожгли ладони.

– Лайсве! – закричал Вейас.

Я упала, выпустив лошадь. Грохоча, с потолка посыпались камни. Я прикрыла голову руками и больше ничего не видела.

Кромешная тьма. Ни огонька, ни звука рядом.

– Вейас!

Ответило лишь разнёсшееся гулом эхо.

Я умерла? Стала тенью на том берегу Сумеречной реки и буду бродить здесь, не узнавая родных, в полном одиночестве до скончания времён! Страх точил сердце ледяными когтями, по спине катились струйки пота. Кряхтя, я приподнялась на локтях и села, упёршись в бугристую стену. Надо успокоиться. Что там говорили древние мыслители? Я чувствую, значит, существую. Содранные коленки и локти саднят, с разбитого лба течёт кровь. Я жива! Пока…

– Вейас! – позвала ещё раз – не помогло.

Надо куда-то идти, кого-то искать, но без факела я запнусь об камень и размозжу себе голову. Страх затаился на время, но я ещё ощущала его ледяное дыхание на затылке. Это мешало думать. Душили всхлипывания, по щекам текли солёные ручейки. Ведь не хотела я плакать вовсе! Утёрла лицо рукавом и заставила себя подняться, придерживаясь за стенку. Шагнула вперёд, осторожно проверяя ногой пол. Ещё шаг, и ещё. Обострившийся в темноте слух уловил глухое рычание. Рокот водопада? Не может же здесь медведь спать в самом деле. Охрани, милостивый Дуэнтэ!

Мелькнул огонёк, как отсвет факела.

– Вейас? Вейас, погоди, я здесь!

Огонёк удалялся. Не хотелось оставаться одной в темноте. Я побежала следом, спотыкаясь и сбивая ноги о камни. Снова упала! Думала, точно голову проломлю, но меня подхватило рыжее пламя. Я подняла голову и уставилась в синие глаза-блюдца.

– Ты вернулся за мной?

Руки закопались в лохматую гриву. Огненный зверь заурчал и опустил меня обратно на пол. Света от его шерсти было намного больше, чем от факела. Теперь я видела пол и стены на несколько саженей впереди. Как в своём давнем сне я взобралась зверю на спину. Он помчался по петляющему тоннелю. Всё сливалось в тёмную полосу, оставалось лишь ощущение скачки, бьющего в лицо воздуха и пелены слёз на глазах. Тугие мышцы перекатывались подо мной, взведённой тетивой натягивалась спина и выстреливала семиаршинными прыжками. Так быстро и мощно! От восторга спирало дыхание.

– Больше я тебя не отпущу, слышишь? – я уже не соображала, что и кому говорю.

Зверь замер посреди огромного зала, изукрашенного искристыми самоцветами. По бокам рос лес из каменных колонн, сводов не было видно. Зверь сделал несколько шагов и лёг у расстеленных на полу шкур: медвежьих и волчьих. Я скатилась по плюшевому боку и распласталась на них. Зверь навис надо мной, заглядывая в глаза. Всё существо наполняла нега. Разум отдалился в глубины сознания, тело действовало само. Я обняла зверя за шею и поцеловала мохнатую морду. Как же приятно: касаться его щекочущей шерсти, прижиматься теснее. Пламя перетекало в меня – я чувствовала его под кожей. Впервые кто-то так щедро делился со мной теплом и силой. Тело пленили судороги удовольствия. Я утопала в огненном море, от пяток до макушки, всеми свои чувствами и мыслями в нём. Больше меня не существовало – было лишь колыхающееся в беспрестанном танце пламя. Повсюду!

Увядшие лепестки опали и истлели. Я лежала посреди шкур нагая, ощущала вспотевшей кожей холод. Пусто и одиноко внутри.

– Зверь! Зверь! – взывала я, но без толку.

Он исчез. Теперь, должно быть, навсегда.

Живот скрутило и начало распирать. Внутренности сжимались и рвались наружу. Вспышки непереносимой боли то повторялись через каждое мгновение, то затухали, и я погружалась в полудрёму. И снова разрывалась на части. По ногам заструилось что-то вязкое, липкое. Стремящееся освободиться от бремени тело разверзалось пополам. Оттуда, из самой сердцевины на свет выбиралось нечто жуткое, беспроглядное.

Я лишилась чувств. Когда пришла в себя, полностью одетая лежала у костра, на котором кипел котёл. Похоже, у меня снова было видение. Ласковая ладонь провела по щеке. Вейас? Наверное, он переживал. Я повернула голову. Это был кто-то другой. Сгорбленный, ветхий и тёмный, будто сотканный из ночи. Та самая вёльва, которая помогла нам с братом изменить судьбу!

– Тяжёлая доля тебе выпала, деточка, – хрипела она, продолжая гладить мою щёку крючковатыми пальцами. – Хочешь, я всё обратно поменяю? Жених у тебя будет всем на загляденье – сильней и благородней воина вовек не сыскать. А уж как любить станет! Как ни одну женщину ещё мужчина не любил. Дети, достаток, гордость рода – всё, как ты хотела. Даже больше: молельни и приюты для сирот откроешь, пример другим покажешь – людям по всему Мидгарду жить легче будет.

Почему она такой доброй и жалостливой стала? И эти прикосновения… не старческие вовсе. Вёльва зачерпнула из котла полную чашу и протянула мне:

– Я сварила твою судьбу, выпей. Не бойся, теперь она будет слаще мёда.

Я приняла чашу и повертела её, грея руки. Разглядывала. Словно живая, внутри клубилась чёрная дымка. Вкрадчивый шёпот проникал в уши сладким ядом:

– Выпей! Будь с нами. С нами хорошо. Мы любим тебя.

Напевные слова завораживали. Я поднесла чашу к губам. Голоса зашептали яростней:

– Забудь о том, кого ищешь. Прими нашего бога. Сделай его их богом.

Из чашки высунулось тонкое щупальце и потянулось ко мне. Наваждение как рукой сняло. Я отшвырнула зелье и подхватила лежавший рядом меч. Во время путешествия брат учил меня разным приёмам, а заодно тренировался сам – другого партнёра по спаррингу у него не было. Сейчас я была готова столкнуться с врагом лицом к лицу. Замахнулась на отступившую к костру тёмную вёльву. Неуловимым движением старуха выхватила клинок из складок собственной одежды. Как он там уместился? Парировала удар. Меч держала уверенно, словно и не старуха вовсе. Мы закружились в стремительном танце в такт музыке скрещивающихся клинков. Я сражалась с трудом, нанося самые сложные удары из своего арсенала. Вёльва отбивалась играючи. Да и не дралась всерьёз, совсем как подкупленные отцом поединщики. Боялась меня задеть ненароком. Это сбивало с толку, бесило неимоверно. Коротким движением я отвела в сторону клинок противницы и бросилась наутёк. Петляла между каменными сосульками, отыскивая тропу в темноту ещё одной галереи.

Сколько я бежала без оглядки? Ноги не спотыкались, стены будто расступались передо мной. Сердце грохотало, дыхание сбилось и вырывалось из груди сдавленными сипами. В лицо дохнуло прохладой, свежим воздухом. Это подстегнуло. Из последних сил я метнулась под бескрайний купол звёздного неба. Свобода! От радости забыла об осторожности, запнулась за корягу и рухнула на мёрзлую землю. Веки устало смежились.

Преследовательница нагнала меня и опустилась рядом на колени. Коснулась ласково, не по-старушечьи, не по-женски вовсе – так по-хозяйски и вместе с тем отчаянно обнимают только влюблённые мужчины. Сильные, перевитые жгутами мышц руки баюкали меня, как ребёнка.

– Зачем ты бежишь от меня, родная? Зачем борешься? – стальной голос мягчился, был певуч и искренен, как никогда раньше. Я узнала его, даже не открывая глаз. Мой суженый из сна. Догнал всё-таки. – Оставь оружие, я не хочу сражаться, только не с тобой. Я люблю тебя. Мы сможем быть вместе всегда. Отчаяние и горе уйдут. Я дарую тебе вечную жизнь – только прими мою тьму.

Я рванулась, но его хватка оказалась слишком крепкой.

– Брат мой, Ветер, помоги! – мольба смешалась с надломленным стоном.

– Почему ты все время зовёшь его, родная? – шептал суженый всё так же ласково и печально. – Он не добр и не милостив. Он бросает тебя каждый раз. Это он посылает тебе невзгоды и страдания. Он убьёт тебя рано или поздно. Так почему ты отдаёшь своё сердце ему, а не мне?

– П-пожалуйста, отпусти, – еле выдавила из себя.

– Я… не… могу… – цедил он почти так же сдавленно, как я.

Склонился ближе и впился в губы поцелуем, вливая в уста тьму. Она спускалась по горлу и вонзалась пиками в самое сердце, бередила старые раны, возрождала тлен, о котором говорил Юле.

– Зверь, спаси, заклинаю! Не позволяй им сделать это со мной!

«Тогда ты умрёшь», – полыхнул на краешке увядающего сознания голос.

– Пускай! Лишь бы им не достаться.

«И цена будет непомерна».

– Я согласна на всё!

Сердце загорелось вместе с присосавшейся к нему тварью. Теперь пламя было везде: плавило плоть, обугливало кости, заставляя уже почти мёртвую оболочку осыпаться пеплом.

«И платить придётся не тебе», – было последним, что я услышала перед кончиной.

– Лайсве! – звал Вейас, хлеща меня по щекам.

Открыла глаза и поймала его руку. Я лежала у него на коленях. В вышине расстилалось заволочённое тучами чернильное небо. Падали снежинки, замирали на трепещущих ресницах и скатывали по щекам холодными каплями.

– Мы выбрались? – не веря, спросила я.

Голова ныла, а мышцы стали вязкими и ленивыми.

Вейас кивнул на высившуюся за его спиной громадину Спасительного хребта. Рядом с нами спокойно паслись наши лошади. Живые!

– Лик Истины и вправду ужасен, – я хлюпнула носом. Жуткие образы лезли в мысли и до ряби кружили перед глазами.

– Не думаю, что это был какой-то там Лик. Похоже, мы плесени или грибных спор надышались. Они могут вызывать галлюцинации, я читал. Точно, там были грибы! – Вейас ухватился за разумное объяснение, как за спасительную соломинку, но я-то видела, что на нём лица нет. Из-за меня это или из-за того, что ему примерещилось?

– Как ты меня нашёл?

– Побежал по тоннелю вперёд, пока не оказался снаружи. А тут ты лежишь, – Вейас передёрнул плечами и принялся перебирать пальцами мои волосы. – Я боялся, что ты погибла под обвалом.

– Расскажи, что ты видел. Расскажи, станет легче!

Он покорно лёг так, чтобы наши макушки соприкасались. Взял меня за руку и переплёл пальцы.

– Я видел вэса. Я ловил его, пытался подстрелить, но ничего не выходило – он оказался слишком шустрый. Тогда я попросил помощи у простолюдина. Он победил вэса одним ударом меча и вручил мне его клыки. Я вернулся домой героем, меня приняли в орден, но потом… Простолюдин потребовал награду, и я отдал ему свои регалии и тебя в жёны.

– Я не сопротивлялась? – мне теперь и за сказочного принца замуж не хотелось.

– Нет… – выдохнул брат. – А потом я проткнул себя его мечом. Вогнал в живот по самый эфес.

Вейас закрыл лицо руками и замолчал. Я поцеловала его в щёку, чтобы подбодрить.

– Я тоже видела странное: как огонь боролся с тьмой.

– И кто победил?

– Все умерли. Я так точно, – теперь настала моя очередь всплакнуть, но Вейас притянул меня к себе и крепко обнял. Все кошмары истаяли, как тени в лучах полуденного солнца.

– Давай пообещаем друг другу, что всегда будем вместе, я – защищать, а ты – ограждать меня от глупостей и вдохновлять на подвиги.

– Разве мы не обещали это перед побегом?

Вейас качнул головой и приложил обе моих ладони к своим губам.

– Можно, я открою тебе одну тайну? Только не пугайся.

– Не буду, – я заглянула в его красивые глаза. Жаль, что в темноте так плохо видно. Я бы смогла угадать по взгляду, о чём он грустит. – Ты можешь сказать мне что угодно – ничто не заставит меня думать о тебе плохо.

Вейас приоткрыл рот. Вздохнул, набираясь решимости. Время тянулось не быстрее улитки.

– Я… – он закашлялся и отвёл взгляд. Я уже вся истомилась. Что у него за ужасная тайна, о которой даже я не знаю? – Я… – он провёл ребром ладони по моей щеке, совсем как суженый из сна. И потом вдруг: – Что это за шум?!

Глава 12. Под вересковыми холмами

1527 г. от заселения Мидгарда, подножье Спасительного хребта, Лапия

Земля дрожала, словно по ней нёсся прорвавший плотину поток, грохот давил на уши. Забыв об усталости, мы выбежали на опушку ельника, который скрывал выход из пещеры. Внизу расстилалась длинная лощина. Лысая, лишь на противоположном склоне виднелся кустарник, а за ним сотни светляков. Да это же глаза! Я зажмурилась. Воздух искрил от льдисто-голубых демонических аур. На дне лощины мелькнул фиолетовый всполох.

– Это нашествие! – зашептала я.

– Они обойдут, – Вейас очертил рукой направление их движения и указал в сторону лощины, как раз туда, где я заметила таинственный всполох.

– Там кто-то есть. Он не видит демонов из низины. Мы должны ему помочь!

– Мы не успеем, только сами пропадём! – отговаривал Вейас, но я не слушала. Не могла бросить попавшего в беду. Спасать людей от демонов – долг Сумеречников.

– Ты хотел, чтобы я вдохновляла тебя на подвиги. Но если боишься, оставайся.

Я побежала к лошадям.

– Дура! – брат поспешил следом. На то и был расчёт.

Через мгновение мы уже мчали в лощину по крутому склону. Копыта гулко ударялись о стылую землю, ветер свистел в ушах, сердце трепетало в предвкушении опасности.

– Там, – я махнула рукой в сторону ауры.

Ниже, на самом дне, чуть левее от нас. Умолчала, что она была подозрительной. Не время сейчас думать – лавина демонов уже показалась на вершине противоположного склона. Они походили на коренастых северных лошадей, разве что крупнее немного. Шерсть их была очень длинной, как у медведей, а морды косматыми со светящимися жёлтыми глазами навыкате. Мощные, вдове больше лошадиных, копыта сотрясали землю.

Вейас вжал пятки в конские бока, метнулся к сидевшей у костерка фигуре и что-то выкрикнул. Из-за топота я не расслышала. Брат перекинул незнакомца через холку своего коня и поспешил прочь. Я обернулась. Глаза с вертикальными полосками зрачков завораживали. Демоны хрипели и фырчали. Ноги несли их в общем порыве, который поглощал все стремления отдельных особей, единая стихия, что сметает всё на своём пути. Если заступить им дорогу, поди, и мокрого места от тебя не останется.

Я замешкалась, но моя лошадь сама припустила за собратом так быстро, что меня чуть не сдуло. Я прижалась к шее и вцепилась в гриву. Только бы не упасть! На такой скорости кости не соберу. Лошадь Вейаса скрылась за деревьями. Моя испуганно заржала и наподдала ещё быстрее. Хорошо хоть вверх, а не вниз, а то бы мы кубарем покатились по склону. Несколько сумасшедших скачков, и мы тоже укрылись в роще. Лошадь перешла в рысь и замерла возле запыхавшегося собрата. Я скатилась на землю. От напряжения ноги тряслись и немели, я едва не рухнула. Брат спешился и вместе с незнакомцем наблюдал, как по лощине несётся табун. В свете выбравшейся из-за туч луны виднелись лишь силуэты. Удалялись, удалялись, пока и вовсе не исчезли.

Мы одновременно выдохнули.

– Рано в этом году ненниры объявились. Зима, наверное, будет лютой, – зазвенел мелодичный женский голосок.

Девушка?! Что она делала ночью так далеко от города? Я прищурилась и ощутила её слабенькую, прикрытую дымчатой пеленой, ауру.

«Вейас, это демон!» – мысленно позвала я и выхватила меч.

Незнакомка застыла, словно не верила, что я осмелюсь ударить. Тем лучше. Я замахнулась, но как только мелодичный голос зазвучал вновь, рука предательски дрогнула:

– Я Эйтайни, дочь Ниама Мудрого, короля туатов, – незнакомка поклонилась в пояс. – Благодарю за спасение, господа Сумеречники. У нас с вами мир.

«Убери меч», – строго приказал Вей.

Я поморщилась, но подчинилась. Слышала что-то про этих туатов, да и не похоже, чтобы она врала.

– Давайте найдём безопасное место для ночлега и разведём костёр, а потом уже будем разбираться, что к чему, – скомандовал брат и потянул за собой взмыленных лошадей.

Мы с Эйтайни побрели следом. Я украдкой бросала на неё любопытные взгляды, она отвечала тем же, а потом мы обе отворачивались и делали вид, что ничего не заметили. Туата была невысокой, ниже меня на полголовы, в плаще с длинным капюшоном, надвинутым на самое лицо.

Огороженная густым ельником поляна нашлась довольно скоро – и от ветра защита, и ненниры вряд ли попрут на деревья. Я собрала хворост, Вейас притащил несколько сухих сосёнок и порубил на дрова. Эйтайни распалила костёр одним взмахом руки, пока мы сооружали навес из еловых лап. Втроём расселись по брёвнам, приваленным у кострища. Я грела руки у огня, Вейас коптил насаженный на прут кусок хлеба. Любил поджаренное до горелой корочки. Эйтайни разглядывала нас и чего-то ждала.

– Не хотите угоститься? – Вейас протянул ей свёрток с хлебом, солониной и луком.

Туата соизволила снять капюшон, и мы разглядели её получше. Длинные тёмные волосы струились по плечам и прятались под плащом. Оттенок немного раскосых глаз в свете костра разобрать не получилось, зато пламя удачно подчеркнуло черты лица, мелкие, словно выточенные из камня искусным скульптором, тонкие изогнутые брови, аккуратный маленький нос, резко очерченный чувственный рот. Завораживающе красива, но не людской красотой.

– Я не ем человеческую пищу, – Эйтайни тряхнула выбившимися из-под плаща кудрями и улыбнулась, извиняясь: – Туаты едят только вересковый мёд, молоко и мясо наших чудесных коз и овец. И корни некоторых растений.

Я тихо хмыкнула. Конечно, куда нашей грубой пище до верескового мёда. Наверное, потому она такая приторная, что аж скулы сводит. Вейас вон как на неё заглядывается, даже хлеб спалил. Теперь там точно есть нечего, кроме углей.

– Как же быть? Ваши сородичи вряд ли простят нам, если вы останетесь голодной, – брат буквально источал елей.

Пускай сама коренья копает! В потёмках в мёрзлой земле. Так уж и быть, палку я ей для этого одолжу.

– Проводите меня в наш подземный дворец, – Эйтайни оценивающе прищурилась на меня, а потом просительно посмотрела на Вейаса. – Он недалеко, под грядой холмов за вашим поселением.

– Урсалией?

Эйтайни кивнула и положила руку Вейасу на колено. Я чуть не поперхнулась. Раздражение выплеснулось наружу:

– А как дочь короля оказалась одна ночью в дне пути от дворца?

Она будто специально подстроила, чтобы мы её спасли.

– Наследная принцесса, – Эйтайни попыталась взять меня за руку, но я отшатнулась. Она поняла свой промах и отодвинулась. – Я поругалась с отцом. Он приводил ко мне женихов, один другого нелепее. Я всем отказывала. Тогда отец рассвирепел и сказал, что если я не найду себе мужа до конца дня, то должна буду убраться с его глаз долгой. Вот я и ушла. Хотя, наверное, была неправа, раз едва не угодила под копыта ненниров в самом начале пути. Нужно вернуться и попросить прощения.

Я обняла руками колени и задумалась. Если бы я сдалась после первой трудности, то никогда сюда не добралась бы. Вернулась бы в Ильзар, вышла замуж за Йордена и умирала бы со скуки в его родовом замке в степях, опасаясь лишь смертельной порции яда на завтрак. Действует быстро и не оставляет следов. Нет уж, надо идти вперёд, как бы там ни было. Хотя иногда мне казалось, что, смирись я со своей участью, всем стало бы лучше.

– Почему молчишь? Где хоть капля сочувствия? – туата с вызовом смотрела мне в глаза. – Ты же должна понимать меня, как никто другой.

– Как ты догадалась? – спросила я упавшим голосом.

Она слишком хитрая, она заведёт нас в погибель.

– От тебя пахнет не как от мужчины, ты двигаешься и разговариваешь не как мужчина. Ты насторожилась, а мужчина попал бы под мои чары и успокоился, как твой брат.

Я снова потянулась за мечом, но Вейас упреждающе положил руку мне на плечо:

«Если мы причиним ей вред, то нарушим перемирие, которого орден добился с таким трудом».

Когда это он стал печься о делах ордена?

– Мы проводим вас, принцесса, это такая честь, – Вейас учтиво облобызал подставленную ручку.

Меня вот-вот стошнит!

– На мою сестру не обижайтесь. Она робеет в присутствии монарших особ, к тому же вы так легко разгадали её тайну.

Я не робею! Нет, бывает, конечно, но не перед вшивой демоницей!

Эйтайни одарила меня снисходительной улыбкой, от которой захотелось взвыть и залезть на дерево. Я принялась ворошить дрова в костре, чтобы разжечь опавшее пламя посильнее. Брат перешёптывался с Эйтайни, они о чём-то хихикали, а я чувствовала себя изолированной от них и от всего мира. Никогда так остро не ощущала своё одиночество.

– Что за тайну ты хотел мне открыть? До того как напали ненниры, – напомнила я о себе.

– Сейчас не место и не время, – вымучено ответил брат. – К тому же мы не одни.

– Мы могли бы отойти за деревья.

– Поздно уже. О таких вещах надо на свежую голову разговаривать, – брат смотрел куда угодно, только не на меня. Момент упущен. Жаль. – Ложись-ка лучше спать: завтра предстоит долгий переход.

Хочет избавиться от меня, чтобы продолжить миловаться с туатой? Что ж, не стану облегчать им жизнь.

Я упрямо ворошила головешки, подкидывала хворост и даже пару дровишек нашла.

Вспомнились отец и нянюшка. Дома, когда Вейас меня бросал, я всегда могла выплакаться у них. А здесь нет никого, кто бы встал на мою сторону. Именно поэтому хотелось вернуться, а не из-за опасностей и тягот долгого пути. Я бы всё вынесла, если бы рядом был кто-то близкий.

– Тебе стоит прилечь, – я вздрогнула, когда рука туаты опустилась мне на плечо. – Ты выглядишь измождённой.

Кожу на висках защекотало от мягкого прикосновения. Голова отяжелела. Я будто с высоты ухнула в тёмную бездну.

***

Лайсве осела на землю и погрузилась в колдовской сон. Вейас поднял сестру на руки.

– Не бойся, она не проснётся до утра, – Эйтайни заговорщически подмигнула.

Он отнёс Лайсве под навес и уложил на постель из еловых лапок, застеленную потрёпанным одеялом с десятком латок. Лайсве так тщательно за всем следила, даже когда в этом не было необходимости. Вейас подложил ей под голову сумку и укутал в дорожный плащ. В темноте едва удавалось различить черты её безмятежного лица. Такая нежная, чистая, она бы не поняла его чувств, испугалась, осудила. Он и сам себя осуждал. Это так больно – быть рядом и не мочь прикоснуться, высказать, что на сердце. Оттого Вейас и волочился за каждой встречной юбкой, но после плотских утех тоска только усиливалась, мучила нестерпимо. Проклятье близнецов – кажется, так оно называлось. Согрешившие любовники в следующей жизни рождались близнецами, чтобы томиться от невозможных чувств. Вейас не верил в глупые предрассудки, да и вряд ли Лайсве даже в прошлой жизни могла сотворить что-то плохое, а вот он был никчёмным с самого рождения. Нет, он не потревожит её покой, не замарает о свои нечестивые помыслы. Надо как-то себя унять.

С трудом вырвавшись из пленительного созерцания, Вейас поцеловал сестру в лоб и вернулся к костру. Эйтайни уже заняла место Лайсве и так же, как сестра до этого, грела руки над пламенем.

– Ты можешь меня вылечить?

Туата перевела на него по-кошачьи прищуренный взгляд.

– Смотря от какой болезни, и только за плату, – пожала она плечами. – Дар, полученный просто так, не ценится и работает плохо, но если ты отдашь мне что-то дорогое, то мои чары проникнут в твою душу и будут действовать до конца жизни.

Хорошо! Надо знать, на что идёшь, особенно если собираешься прыгать в тёмный омут. Впрочем, ему не привыкать. Вейас протянул руку:

– Я болен любовью к собственной сестре. Если ты излечишь меня, я отдам всё, что попросишь.

Она придвинулась совсем близко. Ноздри защекотал сладкий цветочный аромат. Он дурманил и кружил голову настолько, что сказанное доходило с трудом:

– О, это коварная и опасная болезнь. Излечить её можно лишь другой любовью.

Туата забралась к Вейасу на колени, провела ногтем по его шее, оставляя длинную царапину, и приложилась к ней губами. Сердце замерло, стало жарко, несмотря на ночные заморозки, боль пронзила тело, переросла в безумное желание. Туата оплела ногами спину Вейаса и зашептала завораживающим голосом:

– Отныне ты забудешь сестру. Любить будешь одну меня, дышать лишь мной. Моя воля станет твоей, мои желания твоими, мой народ твоим.

«Вейас», – зов Лайсве разрезал пелену наваждения. Прозрачной фигурой перед мысленным взором возник дорогой сердцу образ: печальные глаза и самая тёплая, самая искренняя улыбка. Он попытался вырваться, но было уже слишком поздно. Туата скрепила их договор поцелуем. Чертила пальцами на его лице колдовские знаки и заклинала:

– Отпусти её. Она уйдёт. Только я буду в твоём сердце, в твоих мыслях и даже в душе.

Он должен отпустить – так будет лучше для всех, особенно для Лайсве. Вейас притянул к себе Эйтайни и поцеловал с неистовством клокотавшей в крови страсти. Но видел лишь, как светлый образ развеялся по ветру. Стало пьяняще легко и раздольно. Они упали на землю и любили друг друга до первых лучей солнца.

***

Крепкий сон освежил и прибавил сил. Давненько я не проваливалась в тёмный омут без тревожных сновидений, даже не просыпалась от лесных шорохов через каждые несколько часов. Было уже позднее утро. Я сладко потянулась и встала. Брата рядом не оказалось. Припомнились вчерашние события, и сделалось не по себе.

Вейас нашёлся у затухшего костра. Дрых в обнимку с демонической мерзавкой, укутавшись плащом. Пахло от них лихорадочно-пьяными эмоциями, неправдоподобно счастливыми и удовлетворёнными. Хотелось пнуть обоих, но я не стала. Они только посмеются.

Стараясь не шуметь, я подобрала с земли котелок и направилась к ручью, что стекал с гор неподалёку. Пожухлые листья и трава, еловые и сосновые лапы – всё покрылось бахромой изморози. Воду стянуло тонкой коркой льда. Утреннее солнце ещё не успело её растопить – пришлось сбивать палкой и ждать, пока поднявшаяся со дна муть осядет. Я вымыла котелок и набрала воды почище. Идти обратно не хотелось. Не зная зачем, я принялась ковырять мёрзлую землю и срезать жёсткие заскорузлые корешки, мыла их в ручье, пока руки не свело от холода.

Когда я вернулась, брат с туатой ещё спали. Пришлось самой колоть дрова и разводить огонь, но я справилась. Ветер подхватил тлеющее в хворосте пламя и довершил дело. Я покромсала коренья в котёл и долго ждала, пока они размякнут и пустят соки, окрасив воду в желтовато-коричневый цвет. Вылила маслянистое варево в самую большую миску и ещё раз сходила к ручью за новой порцией воды, на которой приготовила обычную человеческую пищу – жидкую похлёбку из остатков овса с чечевицей.

Лошади выели полянку, на которой мы навязали их пастись вчера, и подзывали меня нетерпеливым ржанием. Я напоила их и перевела на новое место.

Близился залитый тусклым умирающим солнцем полдень. Зимнее светлое время пролетало почти незаметно – несколько часов, и уже сумерки.

Я растолкала лежебок и вручила им по миске с едой.

– А ты молодец! – улыбнулась Эйтайни, принюхиваясь к вареву. – Неужто в кухари набиваешься?

Захотелось отобрать миску и надеть паршивке на голову. Может, тогда её волосы перестанут быть такими пышными и блестящими, а наглые фиалковые глаза – презрительно щуриться в мою сторону. Я надеялась, что брат заступится, но он вместо этого одной рукой поглаживал увитые татуировками пальцы Эйтайни, а второй черпал похлёбку, вооружившись деревянной ложкой. Смотрел лишь на туату, а она на меня. От этого я даже самой себе казалась жалкой. Махнула на них рукой и, забившись в угол под навесом, завтракала в одиночестве.

Вскоре мы собрались и двинулись в путь. Вейас ехал впереди с Эйтайни за спиной. Туата слишком крепко обнимала его за талию и шептала на ухо, он смеялся. Сзади я ничего не слышала, а подъезжать сбоку и видеть, как меня игнорируют, не хотелось. Я понуро перебирала тёмные пряди густой лошадиной гривы и бездумно глазела по сторонам.

Наступала зима. Небо разжижалось и нависало над самой головой, давило на плечи. Ледяной ветер пронизывал до костей. Посерела трава на промёрзлой до основания земле. Зябко скрючились сучья деревьев, ощетинились ежовыми иглами кусты с похожими на капли крови подмороженными ягодами. Я не удержалась и сорвала парочку. Покрутила в руке и спрятала за пазуху.

Вскоре багряным стал весь мир, утопая в лучах заходящего солнца. Кровавые сумерки сменились ночной мглой. Лишь луна и звёзды освещали путь. На севере они выглядели ярче, чем у нас дома, особенно наконечник стрелы Охотника, Северная звезда. Она мерцала и переливалась впереди. Звала.

Эйтайни уговорила нас не останавливаться на ночь. Спасительные перелески, где мы могли бы укрыться и развести костёр, остались далеко позади. Впереди раскинулась пустошь с пологими склонами холмов. Кони оскальзывались и спотыкались на ставшей комьями инистой почве, не падали только благодаря тому, что мы одёргивали их поводьями. Время ползло полудохлой черепахой, и мы ползли примерно с той же скоростью. Прошла целая вечность, прежде чем сбоку забрезжила ржаво-зелёная полоса рассвета и сумрак начал рассеиваться, облекая мир в зыбкую дымку.

Из тумана показались покосившиеся, изборождённые трещинами каменные плиты, тонкие, поставленные стоймя, обтёсанные сверху в форме полукруглой арки. Я свесилась набок, чтобы рассмотреть выбитые на них рисунки: растительный орнамент и надписи на древнеманушском. Верёвочкой вьются с петельками – ни одного знака не отличить. Дарованная Безликим рунница куда проще. Хотя, говорят, книжники в Эскендерии новую письменность придумали, совсем лёгкую. Кажется, она буквицей называется. Вейас про это лучше знать должен. Он же «случайно» читал отцовские книги.

– Вей, смотри, это древнее манушское кладбище!

– Ага, – безразлично бросил брат и, милуясь с Эйтайни, поехал дальше.

Как же так? Вейас и раньше увлекался девушками, но чтобы обо всём остальном забыть… Его будто подменили.

– Не останавливайся здесь! – окликнула меня Эйтайни. – Кто знает, какое зло могло поселиться на заброшенном погосте?

Я заторопила лошадь. Повеяло чем-то тленным.

«Приди ко мне. Я расскажу тебе дивную сказку. Такую больше нигде не услышишь, – зашептал таинственный голос. – Там будет и свободолюбивая дева, и всемогущий повелитель ночи, и благородный воитель, и Мёртвый ветер, который губит всё на своём пути».