Текст книги "Люди и монстры (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Ты ничего не помнишь, бедняжка… – прозвучал над ухом сочувственный голос повелителя, холодные пальцы коснулись ее щеки, стирая чудесным образом сомнения и нерешительность.

– Я подскажу тебе, – мягко проговорил он. – Надо замкнуть узор.

Белка нахмурилась, удивляясь своей несообразительности. Конечно же, нужно замкнуть узор!

– Как, мой господин? – обратила она взгляд на бородатого, и тот по-отечески улыбнулся:

– Отдай ему частичку себя. Сосредоточься на нем. Подумай о нем. Полюбуйся на него. Смотри, какой он сложный, огромный… и прекрасный. Ну?.. Попытайся, Эмирабель фамилии Ронди. По сравнению с тем, что ты уже сделала, остались сущие пустяки.

—

Я

сделала?!..

– Ты. Мастерская работа. Вдохновенная. По-женски изящная и надежная. У меня такое никогда бы не вышло.

Чтобы скрыть смущение от похвалы, девочка мотнула головой на отвратительный грязный шар:

– А… что делать с пузырём?

– Когда рисунок замкнется, о пузыре… как ты изволила выразиться… можно будет забыть.

Что-то далекое закричало в глубине души – неистово, безумно, отчаянно, и музыка кружевной паутины поплыла фальшивыми нотами, на краткую долю секунды обнажая вокруг ужас, разруху и тьму, но повелитель тронул ее за плечо, и всё испарилось, как морок.

– Чего же ты медлишь?

– Д-да. Да. Сейчас, мой господин, – она обвела взглядом стену, отыскивая в сплетении алых и черных линий глубинную логику, погружаясь в них, теряясь, растворяясь – и ощутила, как получив ее внимание они запульсировали жизнью.

Ее жизнью.

Они засветились – слабо, поначалу едва заметно, но сильнее с каждым мгновением, и принялись расти. Даже не оборачиваясь, Эмирабель знала, что рваные края рисунка за ее спиной ожили и тянутся друг к другу, стремясь соединиться. При мысли об этом волна ужаса и ярости неожиданно всколыхнулась где-то глубоко в душе, и чей-то голос выкрикнул ее имя – раз, другой… Но повелитель ласково дохнул ей в лицо свежим льдом – и всё пропало.

– Спокойно, девочка. Всё будет хорошо, – глаза его вспыхнули.

«Отражая узор», – отрешенно подумала Белка. Ведь не могло же у человека быть угольно-черной радужки – и кроваво-алого зрачка.

* * *

– Он захватил ее!!! Помогай!!! – выкрикнул Филин, и в ту же секунду огромная тварь, похожая на летучую жабу, спикировала на него из открывшихся Врат, растопырив когти. Старик метнулся вбок, выплетая руками узор, и порыв ураганного ветра ударил чудовище об потолок. Повинуясь жестам, вихрь заметался по донжону, подхватывая и расшвыривая камни, доски и монстров, но на место каждой отброшенной твари из провала выпрыгивало три. Рамай вплел в его заклинание огненную струю, и рядом с голубым ветром Пасаре вырос и понесся на монстров торнадо, сыплющий синими искрами.

– Прекрати, куриная башка!!! – проревел старый граф. – Помогай ей!!!

– Они сожрут нас! – закрывая лицо от огня, юноша подался вперед, посылая ураган навстречу стае крылатых чудовищ.

– Лучше пусть сожрут они, чем!.. – прорычал дед. – К ней!!!

Рамай взмахнул руками, рассеивая свое заклинание и, пригибаясь и закрывая голову от летевших обломков, побежал к девочке. Наперерез ему кинулась свора чешуйчатых тварей. Он уложил заклятьем одну, ранил вторую, но остальные накинулась, сбивая с ног и целя на горло. Виконт рухнул под их натиском, закрывая лицо и шею. Челюсти, словно капканы, вцепились в руки, разрывая плоть и дробя кости – и вдруг монстры забились в агонии, а слух резануло родное: «…Ветер и волки!..»

Он вскочил, но тут же согнулся от боли, схватившись за искалеченную правую руку. До хруста стискивая зубы, чтобы не закричать, он вскинул глаза на спасителей. Отцовские гвардейцы!

– Охраняйте Рамая и девушку! – прохрипел он и бросился к Белке.

Девочка лежала, подтянув колени к подбородку и закрыв руками лицо. Виконт отвел ее ладони и увидел широко распахнутые глаза. Не мигая, они смотрели в никуда, и если бы не слезы, промывавшие дорожки в жуткой маске из крови и копоти, можно было подумать, что она умерла.

– Доамна Эмирабель?.. – юноша торопливо стиснул ее плечо.

Она даже не вздрогнула.

– Доамна Эмирабель!!! – выкрикнул он, перекрывая шум сражения – но девочка не шевелилась.

Рамай оглянулся, ища деда среди хаоса монстров, стали и магии – и замер. В нескольких клозах от них в свете Шара под слоем мусора и грязи блеснули черно-алые трещины. Переплетаясь и ветвясь, будто стрекала какой-то мерзкой твари, они тянулись к Шару.

– Доамна Эмирабель… – виконт обхватил ее, прижал к груди и заглянул в глаза, касаясь лбом ее лба. – Это я… Тень… Услышьте меня… Пожалуйста… Это Тень… Вы меня помните?

Он потянулся к ней всей силой, всеми мыслями, стремясь пробиться сквозь незримую стену между ними. Торопливо шепча ее имя, он вызывая в памяти их краткие встречи, образы Филина, матери, з

а

мок с его башнями, галереями и тайнами, небо и птиц над ним, траву, растущую на его древних стенах, и как колышет ее теплый ветер под утренним солнцем, и как веселые нарядные крестьяне собираются по праздникам на ярмарку к мосту… Оживляя в памяти то светлое, что видел, не покидая замка ни разу в жизни, он дарил собранные по крупицам драгоценные воспоминания ей, выплескивая разноцветным потоком, открываясь перед ней, чувствуя, как в страдающей душе Белки что-то пробуждается в ответ. Еще немного – и преграда падет, и он сможет разбудить ее и вытянуть в этот мир. Еще чуть-чуть… еще самую малость… еще…

– Доамна… Эмирабель…

Взгляд девочки просветлел, на краткий миг обретая осмысленность, и на Рамая обрушилась, обжигая, буря ее ужаса, боли и отчаяния. Он вскрикнул, как от удара раскаленным прутом, но рванулся к ней – и в ту же секунду черно-багряные молнии полыхнули в ее глазах, заставляя отпрянуть. С ужасом он ощутил, как Белка исчезает за возрождавшейся стеной – невидимой, как воздух, и непроницаемой, как гранит. Еще мгновение – и до нее уже не докричаться никогда…

Очертя голову, он бросился в сплетение чернильно-алых разрядов, и стена, как чудовищное надгробие, взметнулась за спиной, отсекая от мира.

* * *

Мелодия, гармоничная и захватывающая еще секунду назад, вдруг оборвалась и рассыпалась кляксами фальшивых нот. Раздался протяжный грохот камнепада, и беспорядочные красно-черные вспышки резанули глаза даже сквозь опущенные веки. Задыхаясь от страха, Белка вскинула голову.

Ажурная сеть вокруг нее пульсировала, будто перерезанная артерия, разбрасывая по залу черно-алые сполохи. Незнакомец в кремовом камзоле подался вперед, и прищур его из ленивого стал тяжелым, как у стервятника. Девочка хотела спросить, что происходит, но тут, раздирая черно-алую кружевную занавесь, прямо из стены в зал ввалился и упал окровавленный человек. На его спине и плечах дымились обрывки узора, испепеляя одежду и оставляя на коже багровые рубцы.

– Доамна Эмирабель! – выкрикнул он. – Не верьте ему!

Белка отпрянула, и взгляд ее метнулся на повелителя:

– Кто это?

– Неважно, – скривился он. – Займись своим делом.

Глаза ее стали закрываться сами собой, и лишь отчаянный выкрик юноши удержал от погружения в новый транс:

– Доамна Эмирабель!.. Это Сарут… Астаз Доар! Вспомните, что говорил Филин! Вспомните!!!

Стараясь подняться, он опирался об пол одной рукой – вторая беспомощно болталась сбоку, но черно-алое кружево обжигало его с каждым прикосновением.

– Сарут… Астаз?.. – девочка наморщила лоб, вспоминая. Повелитель напрягся, точно в ожидании удара – но память ее твердила одно: «Это мой господин. Я должна его слушаться. Это мой повелитель…»

– Хорошая девочка.

Бородатый улыбнулся, вытянул из ножен меч, с любопытством оглядел черный блестящий клинок, точно видел его впервые, и шагнул к незнакомцу.

– Я Тень! Тень! Помните меня?.. – взгляд раненого метнулся на оружие, на Астаз Доара, на нее – синие глаза цвета летнего неба полны надежды…

Смутное ощущение чего-то важного кольнуло сердце Эмирабель, но тут же пропало.

– Не помню…

– Не зря говорят – «навязчив, как тень». Но сейчас мы это исправим, – издевательски оскалился повелитель и взмахнул мечом. Остриё зазвенело о пол рядом с головой юноши – он едва успел отпрянуть. Астаз Доар скрипнул зубами и снова бросился на него.

Тот неуклюже покатился, спасаясь от атаки, и уже не сдерживая крика: каждое прикосновение ало-чернильного кружева клеймило как раскаленное железо. Астаз Доар нападал неумело, но безустанно. Рука его не привыкла к оружию: удары лишь дважды достигли цели, оставляя раны на плече и ноге синеглазого. В порыве сострадания Эмирабель шагнула к нему, но повелитель обернулся взбешенно, и черно-алые глаза вперились в серые, играючи сокрушая волю. Девочка вскинула руки к лицу, закрываясь, но от прожигавшего насквозь взора спасения не было.

– Займись узором! – рявкнул он, и она, не в силах противиться, полетела в транс, будто в пропасть.

Черно-красные нити ожили, почуяв ее внимание, потянулись друг к другу, и она ощутила, как разорванные синеглазым концы принялись сплетаться воедино.

Помочь им… отдать частичку своих сил… и еще… частичку… побольше… и еще… больше…

Ноги задрожали и подогнулись, будто тело стало раз в пять тяжелее, она покачнулась…

– Молодец, – прошептал баритон в ее голове. – А теперь то же самое – вокруг Шара…

Спеша угодить повелителю, она потянулась к замершим концам сети, открываясь и отдавая им себя – всю до капли. Узор запульсировал, наливаясь силой – ее силой! – и стал расти, затягивая гранит, как паутина. С радостью ощущая, что с каждой секундой всё больше растворяется в этом черно-алом совершенстве, Белка рухнула на пол – но ей показалось, что взлетела. Главное – ни на миг не прервать связь с ее любимым узором. Какая разница, что с ней случится, если главное дело всей жизни будет закончено! Еще немного усилий… затянуть кружевом островок нетронутого камня… раздавить гнилостный пузырь в середине… и всё. Ее повелитель… будет доволен…

Силы заканчивались. Дыхание, судорожное и быстрое, вырывалось рваными всхлипами. Эмирабель знала, что с каждым выдохом жизнь покидает ее, уходя в роскошный узор, но была спокойна и счастлива: выполнив свой долг перед повелителем она будет свободна… и сможет лететь, куда захочет…

К папе… и маме… к деду… к Лунге… Вот они обрадуются… когда увидят… когда… встре…тим…ся…

Каждая мысль давалась ей с трудом, и Белка, устав бороться, отпустила последнюю, наслаждаясь блаженной пустотой в голове…

…в сердце…

…в душе…

…наконец-то…

…конец…

…мама…

И вдруг весь мир взорвался агонией. Девочка закричала, не понимая, что происходит и откуда обрушилась боль – невыносимая, слепящая, рвущая на куски тело, разум и душу. Всё вокруг замелькало, как в кошмаре: блестящие гранитные стены то становились закопченными и разбитыми, то снова сияли. Пол то пустел, то покрывался людьми и чудовищами. Музыка узора то гремела, торжественная и грозная, то рассыпалась визгливой какофонией. Вопли, рычание, грохот сменялись провалами тишины, но тут же снова рвали перепонки. Ее повелитель то разлетался в прах, то восставал из него во всем своём яростном совершенстве… Неизменной оставалась лишь жирная черно-алая паутина на стенах и полу, вздымавшийся и опускавшийся меч, распростершийся рядом с ней человек – обожженный, окровавленный – и ее боль.

Боль от прикосновения Шара, на который ее отбросил синеглазый. Боль, испепелявшая паутину морока, из-под которой, будто феникс, воскресала память.

– Рамай?! – имя раненого вспыхнуло, точно факел в ночи, и ужас заставил ее забыть о мучениях. – Рамай! Тень!..

Синие глаза приоткрылись:

– Доамна… проклятие… з

а

мок… исцел…

Черный клинок погрузился в его грудь, вернулся – и кровь – алая, яркая – хлынула из раны. Чернильно-багровая сеть устремилась навстречу, жадно впитывая, и омерзение тошнотой ринулось к горлу девочки.

– Заканчивай узор! – властно склонился над ней повелитель.

Нет, не повелитель! Сарут Астаз Доар – с мечом, обагренным кровью Рамая!

Она вскинула руки к нему и закричала, выплескивая боль, ненависть и унижение этих кошмарных дней. Из ладоней ее вырвался столб черно-алого пламени, ударил в голову Астаз Доару, и в тот же миг всё вокруг заволокло тучами лилового пепла. Мгновением позже ревущее пламя врезалось в потолок. Кружево проклятия под куполом затрепетало, но от яростного огня спасения не было: расправившись с паутиной вверху, он побежал по ало-черным сплетениям вниз, оставляя после себя на камнях лишь обугленные трещины.

* * *

Люди, окружавшие Белку, Рамая и Шар плотным кольцом, замерли в потрясении: только что перед ними были десятки монстров, лилась кровь, сверкали когти и клыки, и вдруг – пустота и тишина, словно вырвали кусок мира. Только жирные хлопья пепла кружат в воздухе, дикое пламя мчит к ним, и огромная птица мечется вдоль стен, оставляя за собой радужное мерцание – превращаемое огнем в бурую пыль.

Мелкие осколки камней посыпались на пол, головы, плечи…

– Палкой в глаз!.. – панический выкрик Филина разорвал тишину. – Летите, волки!!! Спасайте требуху и перья!!!

– Какие перья?!

– Сейчас донжон провалится к Долдыку в зад, куроголовые болваны!!! – проорал Филин.

– Догоню, уходите! – рявкнул са Флуэр в ответ на взгляды волков, и тех словно бурей сорвало с места. Подхватывая раненых, гвардейцы побежали к подземному ходу – навстречу пламени, спешившему к полу.

А граф кинулся к Эмирабель.

Она лежала на груде камней – бывшем ограждении, прижавшись спиной к еле светившемуся Шару и обхватив голову виконта, распростертого рядом. Мугур взмахнул топором… и шмякнулся навзничь.

– Только тронь ее! – наподдав ему сапогом под ребра, гардекор мотнул Найзу головой: – Забираем Белку и уходим!

Несколько обломков упали рядом с пареньком. Он метнулся к девочке, глянул на стену пламени, коснувшуюся пола, на тайный ход… Последние двое волков нырнули в низкий проем потерны, и тут же стены задрожали. Острые осколки камней брызнули во все стороны. Найз схватился за рассеченную щеку – и вздрогнул от грохота: посыпались камни над входом, загораживая путь к отступлению.

– Другой ход! Через конюшни! – вспомнил Фалько, и точно по команде из стены напротив кладка выдавила несколько огромных камней, обнажая и заваливая второй проход.

– Поздно! – ухнула птица и спикировала, превращаясь в растрепанного старика в рваном балахоне с пятнами черной и алой крови.

Со сводов обрушился каменный град.

Старик вскинул руки, бормоча, и над головами людей вырос мерцающий купол. Камни забарабанили по нему, отскакивая, но не успел мальчик перевести дыхание, как несколько обломков покрупнее пробили защиту. Потом еще пара… и еще…

Гардекор глянул на засыпанные ходы, на надвигавшуюся огненную стену, на прыгавшие по полу камни и губы его скривились:

– Персонального кургана с кремацией никто еще не удостаивался. Мелочь, а приятно.

– Обойдешься, гусь! – сварливо выплюнул маг и быстро забубнил непонятные слова, шевеля в такт пальцами, будто что-то лепил. Шар за спиной девочки вспыхнул, клозах в трех от него воздух зарябил – и вместо охваченных пламенем стен мальчик увидел двор и куртину.

– Уби…райтесь! – прохрипел старик, падая на колени, но не опуская рук. – Не смогу… долго…

Стены донжона теперь не просто содрогались – они гудели и раскачивались, выплевывая камни и осколки раствора, точно из катапульты.

– Быстрее!!!

Несколько крупных обломков пробили купол и с грохотом врезались в пол, разбрызгивая черно-алые лужи.

– Быстрей! – Фалько скомандовал Найзу, кинулся к Белке, подхватил и бросился в дрожащий проход – из-под камнепада к бледному небу утра. Чернильно-кровавые отблески скакали за его спиной, как голодные демоны.

– Рамай!!! – пронзительный крик девочки перекрыл гул и грохот за спиной.

Гардекор с бранью опустил ее на землю, метнулся назад – и столкнулся с графом. На руках его был сын.

– Деда тащи! – рявкнул Фалько, перехватывая тело виконта.

– Рамай, Рамай, Рамай!!! – кричала и билась Эмирабель, не открывая глаз, пока Фалько не положил убитого рядом. Ладони девочки снова метнулись к его вискам, и она затихла. Граф коршуном накинулся на нее, но гардекор швырнул его наземь и схватил за горло:

– Ты же хотел, чтобы они поженились, мерзавец?

– Будьте вы прокляты! – прохрипел са Флуэр, вывернулся, вскочил, бросился к провалу… и испустил отчаянный крик. Найз обернулся, и в груди его захолодело. Провал исчез. Стена замка, сорняки до колена… и граф, остервенело лупящий кулаками в неровную кладку.

Мальчик оглянулся, надеясь понять, где они оказались – и тут земля под ногами содрогнулась, послышался гул, исходивший, казалось, со всех сторон сразу – и сверху посыпались мелкие камушки. Он отпрыгнул, поднял голову и увидел, как стена замка вспучилась, точно из нее пыталось вылезти нечто громадное. Внезапно из-под крыши вылетел камень. Точно выбитый щелчком исполинских пальцев, он пролетел над их головами, ударил в куртину и отскочил, куроча навесы.

– Пресвятой Радетель… – охнул Найз, и тут же раздался новый грохот и треск, и снова, и снова…

– К воротам! – гаркнул Фалько, подхватывая Белку. Застывший словно в ступоре Мугур очнулся, взвалил на плечо тело сына и, спотыкаясь, тяжело побежал за гардекором.

– Рамай… не уходи… Рамай… паутина… Рамай… – стонала девочка: на плач не хватало сил. Всхлипы ее терялись в оглушительном грохоте и воплях.

Камни выстреливали из стен и разлетались, как мячики, круша и давя. Стена замка за их спинами дрожала, раздираемая трещинами, и камни ее уже не летали – вырванные из кладки, они осыпались, как зерно под ветром из переспевшего колоса. Повсюду с воплями носились люди, ржали и визжали животные, кто-то выл на одной тонкой мучительной ноте, пока новый камнепад не оборвал этот звук навсегда. Земля сначала просто дыбилась, как взбесившаяся лошадь, сбивая всех с ног, а потом стали появляться трещины и в ней. Сперва узкие, потом всё шире и шире, они отверзались, как жадные пасти, глотая обломки, камни, мертвых, раненых и живых, и снова смыкались.

– Ворота! Пресвятой Радетель, помоги и спаси! Где выход?! Где ворота?! – кричали люди, мечась, сталкиваясь, роняя друг друга – но ворота пропали. Куртина тянулась сплошной неприступной лентой, невредимая несмотря на подземные толчки и каменный дождь. Отчаявшиеся забирались на нее и прыгали, находя быструю или медленную смерть у подножия, а камни всё летели и летели, загромождая двор россыпью обломков и тел.

Выхода не было.

Фалько затащил их под прикрытие груды камней, бывшей казармы, и беглецы сбились в кучу и прижались к ним в поисках защиты если не от землетрясения, то от камнепада. Граф, словно обезумевший, не выпускал тело сына. Белка, казалось, была без сознания, но стоило Фалько отнять ее руки от головы убитого, как она начинала всхлипывать и стонать, и он снова бережно возвращал ладони девочки к вискам молодого са Флуэра. Но сколько Найз ни присматривался, золотистых искорок – вестниц целительства – не заметил.

Набравшись храбрости, он выглянул из-за развалин в поисках донжона – и не нашел. Даже стены замка едва вырисовывались в полумраке, словно обломанные зубы, разрушенные за минуты так, как не удавалось векам. И едва мальчик с ужасом понял, что утро с каждой секундой становилось не светлее, а темнее, как совсем рядом тусклый оранжево-красный свет ударил из-под земли, и из разлома показались алые дымящиеся ручейки.

– Магма?.. – выдохнул за его плечом Фалько. – Прыщавое брюхо Долдыка… На куртину, живо!

Но было поздно. Земля содрогнулась, и между ними и крепостной стеной разверзлась широкая трещина. Из нее, словно раскаленная багровая река, хлынула лава, стремительно заливая пути к отступлению. Гардекор выругался и, подхватив Белку, стал карабкаться на развалины. Граф, не выпуская сына и не проронив ни слова – за ними. Положить девочку и убитого было некуда, и мужчины пристроились на острых краях обломков бок о бок, прижимая к себе свои ноши. Глаза Эмирабель были закрыты, дыхание прерывистым и слабым, и лишь губы шевелились непрестанно, повторяя несколько коротких слов. Наклонившись, мальчик сумел разобрать: «Я не могу… паутина… я не могу… не могу… там паутина…»

– Бредит, – пробормотал гардекор, не сводя взгляда с медленно поднимавшейся лавы.

Са Флуэр, ссутулившись и опустив голову, безмолвствовал, точно смерть сына забрала кусок и его жизни. Что-то похожее на жалость к графу шевельнулось в душе Найза – и пропало, заглушенное гневным «Так тебе и надо».

Земля перестала трястись, и даже каменные снаряды летали теперь редко и низко, но большой разницы в том, быть расплющенным или изжаренным, мальчик не видел. Если бы можно было засыпать камнями огненную реку до крепостной стены и пройти как по мосту… Но нет – магма прибывала слишком быстро. Неужели всё?..

Нет, нет, нет, нет,

нет!!!..

Он почувствовал, как пот заливает его лицо, грудь и спину – холодный, несмотря на подступавшую жару. Не желая сдаваться, он лихорадочно перебирал варианты спасения – неосуществимые все до единого. Он глянул на Фалько с надеждой, но не успел тот ничего сказать, как веки девочки дрогнули.

– Белка?.. – забыв обо всем, мальчик кинулся к ней и схватил за руку. – Как ты?

При звуках его голоса глаза Эмирабель изумленно распахнулись.

– Т-ты?.. – из искусанных губ вырвался тихий сип.

– Конечно я! И Фа… эру Тигр тоже здесь! Мы вернулись за тобой! Только… только…

Договорить он не смог – тихая, радостная улыбка озарила лицо Белки, на мгновение стирая следы мучений.

– Вы… вернулись… – прошептала она, и глаза ее засияли, будто не видела в жизни зрелища восхитительней мальчишеской физиономии, покрытой кровью и копотью.

– Ты не волнуйся. Теперь всё будет хорошо, – неловко соврал паренек, чувствуя, как в горле растет ком.

– Насколько это возможно, – уточнил гардекор.

Девочка улыбнулась, скосила глаза, вбирая мутноватым взглядом пожарища, метавшихся людей, проносившиеся камни, обжигающее багряное свечение, тьму за куртиной – и улыбка ее растаяла, а по лицу сумбурной чередой пронеслось узнавание, отчаяние, ужас… и стыд. Но стоило ее взору упасть на Мугура, как все эмоции вспыхнули, переплавляясь в одну: ненависть.

– Болью моей… кровью моей… – шевельнулись распухшие губы.

Лава у подножия их убежища всколыхнулась, а черная мгла за крепостной стеной с радостью подалась вперед, точно собака на голос хозяина. Со стен донеслись вопли ужаса.

Граф поднял на Белку потухший взгляд, словно всё самое худшее, что чародейка могла ему пожелать, с ним уже случилось – и опустил голову.

– Доамна Эмирабель, – проговорил он с трудом. – Я… сожалею о содеянном. Но если бы мне пришлось выбирать снова… я поступил бы точно так же. Роду са Флуэров был нужен кровный наследник. Хранитель Границы. Долг важнее чести и совести. Так написано на нашем гербе.

Рука его потянулась к кинжалу за поясом, и в тот же миг нож гардекора оказался у графского горла. Но Мугур, не замечая угрозы, протянул оружие девочке – рукоятью вперед.

– Я виноват. И хотя я ненавижу колдунов… Когда долг уходит… остаются совесть и честь са Флуэров. Я не прошу меня простить. Вы не сумеете. И я не заслуживаю прощения. Но если моя жизнь может искупить смерть вашего человека…

Девочка не пошевелилась.

– Вы… не вините меня? – слишком обессилевшая, чтобы повернуть голову, она указала глазами на разруху кругом.

– А вы себя?

Глаза Белки закрылись, и из груди вырвался судорожный всхлип. Гардекор обнял ее, как маленького ребенка, она обхватила его за шею руками, и тело ее задрожало, будто с рыданиями выходили все страдания, горечь и боль этих дней. Зная, что любые слова здесь не к месту, Фалько просто гладил ее по голове, тихо повторяя: «Ну же, ну же, ну же…»

Найз покосился на са Флуэра. Тот сидел прямо, с поднятой головой и сжатыми в ниточку губами. Ни дать, ни взять – надменный хозяин замка и графства… если бы не взгляд. Остановившийся, невидящий, точно устремленный в вечность. Жирную тьму кромсали алые отсветы лавы и пожарищ, и Мугур смотрел на догоравшие руины родового гнезда – но даже не щурился. Пальцы его механически перебирали слипшиеся от крови волосы сына. И снова жалость, внезапная и незваная, кольнула сердце мальчишки. «Если бы не ты! Если бы не твоя спесь!..» – прогоняя ее, яростно зыркнул он на Мугура, но прежней злости в душе не нашлось. «Какая разница, кто виноват больше… кто пострадал меньше… У нас – Лунга… У него – этот старик и сын… А еще слуги, стражники, волки… и весь замок. И он сам через час или полчаса… И мы сами. И всё из-за того, что его дурацкий долг не сошелся с честью…»

Он угрюмо сплюнул, вытирая пот со лба, и вдруг подумал, что ни за какие богатства и титулы не захотел бы очутиться на месте Мугура, когда совесть и долг оказываются по разные стороны баррикад.

Магма подступала выше и выше, жар делался невыносимей, и даже дышать становилось всё труднее. Вся усталость прошедших дней, казалось, упала на плечи в один безрадостный миг. Если бы хоть что-то можно было предпринять или просто надеяться на что-то… Но ни сила, ни хитрость, ни ловкость помочь тут не могли. Спасения ждать было неоткуда. Значит, оставалось ждать конца…

Белка всхлипнула в последний раз и затихла. Найз подумал, что девочка снова впала в беспамятство, но через несколько минут она вдохнула глубоко, провела по лицу рукавом, размазывая в дикую маску слезы, копоть и грязь, и повернулась к безучастно застывшему Мугуру. Наклонив голову, она заглянула ему в глаза и вздрогнула – от того, что увидела там. Губы ее шевельнулись почти беззвучно, и мальчик подумал было, что в продолжение проклятия, но расслышал – и не поверил своим ушам:

– Граф Мугур… са Флуэр… я… прощаю вас…

…воздух вокруг них всколыхнулся и зазвенел, точно ожил, наполняясь крошечными золотистыми искорками…

– …и… если сумеете…

…которые вспыхнули, расцветая…

– …простите меня…

…и брызнули фейерверком в разные стороны, увеличиваясь, сжигая тьму, гася пожары, замораживая лаву. Несколько искр устремились к голове Рамая и ласково опустились ему на лоб. Виконт вздрогнул, точно обожженный, и застонал.

* * *

Найз проснулся оттого, что болело всё тело, ныли ребра и горели раны – неглубокие, но не дававшие свободно повернуться и глубоко вдохнуть. Лицо его пылало, губы потрескались, а во рту пересохло. Чувствуя, что даже открыть глаза будет подвигом, не то, что встать в поисках воды, мальчик решил полежать еще немного. Вдруг кто-нибудь придет и даст ему попить, или получится заснуть снова.

Кровать под ним была мягкой, голова утопала в подушке, как в облаке. Вдохнув поглубже, он ощутил в воздухе горьковатый привкус сушеных трав – и в единый момент вспомнил всё: встречу с Гри и Армасаром, здоровыми и веселыми, чего нельзя было сказать про их хозяев, двухдневный путь от развалин до Плекаты, показавшийся бесконечным, испуганных крестьян, нервно-угодливого старосту, в доме которого они поселились, мытье и перевязку как в тумане – и блаженные объятия сна едва ли не раньше, чем коснулся кровати.

Сколько он проспал? Где остальные?..

Найз прислушался и понял, что всё это время в одной с ним комнате кто-то разговаривал. Один голос был тихий, срывавшийся, незнакомый. Второй – хриплый взволнованный шепот.

Графа.

– …Ты всегда ненавидел меня. Я знаю, – говорил он.

– Я всегда боялся тебя, – услышал паренек прерывистый шепот незнакомца. – Боялся разочаровать. Не оправдать ожиданий. Оказаться не достойным тебя. Ты хотел совершенного сына… воина… наследника рода… а я был всего лишь колдуном, которого пришлось объявить дурачком и прятать от всех. И ты возненавидел меня. А я не мог тебя ненавидеть, потому что мама всегда учила тебя любить. Просто потому, что ты мой отец… и если Радетель дал мне тебя, значит, так и должно быть… Она так говорила… а я верил… но любить тебя не мог, хотя… очень желал… И тогда у Рамая появился двойник. Его звали Тень… и он мог спокойно тебя ненавидеть и бояться… а я – бояться и любить. Как умел…

Найз ощутил, как краска конфуза заливает лицо: хоть и нечаянно, но подслушать для чужих ушей не предназначенное… Он хотел было сказать, что проснулся, но тогда са Флуэры поймут, что он слышал их разговор, и он умрет от позора. Мальчик в растерянности замер, пылая от стыда и притворяясь спящим. А отец и сын продолжали взволнованно шептать, то перебивая, то одновременно замолкая, давая другому высказаться – наверное, в первый раз за всю жизнь. «Неужели, чтобы двоим понять друг друга, – думал мальчик, – одному из них сначала обязательно надо умереть и ожить?»

– Может показаться глупым… – голос графа звучал нерешительно, – но… в детстве я тоже хотел, чтобы мой отец любил меня. Или хотя бы помнил о моем существовании. А ему было наплевать на нас с матерью. Да что на нас – на весь мир. Только магия на уме, эксперименты, вычисления, книги, медитации… Матери приходилось управлять графством, вызывая насмешки соседей, пока он запирался в донжоне – днями, зачастую неделями… Он терял представление о времени, а однажды не узнал меня, когда вернулся. И тогда я его тоже возненавидел. Как ты…

Мальчик вспомнил удивительного старика-филина, проход сквозь камни из гибнущего донжона, графа, молотившего кулаками в сомкнувшуюся стену… Значит, птица-маг – его отец… и сын тоже маг… а между ними – одинокий, не нужный им Мугур, полный спеси, принципов и обид…

А граф тем временем продолжал рассказ, переживая заново прошедшие годы:

– …Едва я достиг совершеннолетия, он захотел объявить себя покойником, чтобы получить полную свободу сидеть там безвылазно. Мы не соглашались… пока не пошли гонения на колдунов после смерти Симарона. Только тогда я одобрил его план. Мать к тому времени умерла. Когда родился ты, я был счастлив. Думал, что выращу достойную смену, научу всему, что знаю и умею сам, каким должен быть настоящий са Флуэр. А ты открыл свои способности и…

– Я старался! Честно! – голос виконта взволнованно сорвался. – Но ратное дело, законы, финансы, посевы, налоги… Для меня это стало одним сплошным непостижимым кошмаром, и я притворялся больным, чтобы избежать уроков. Но ты всегда видел обман… и кричал на меня за это… и бил… а я чувствовал себя еще б

о

́льшим ничтожеством… и прятался в магию.

Са Флуэр-старший помолчал и выдохнул с горечью:

– Просто… я пытался наставить тебя на истинный путь… и потерял, как потерял отца. Ты научился ходить сквозь стены, встретился с ним и пошел по его дорожке, наплевав на меня. Как он.

– Ты думал, что наказаниями меня можно исправить? – еле слышно шепнул Рамай.

– Нет. Но са Флуэры не сдаются, – граф помолчал и усмехнулся: – Что ты и доказал…

С улицы донесся топот копыт, и голоса смолкли. Всадник остановился у дома, и через пару минут скрипнула дверь, открываясь.

– Ну как лазарет поживает? – тихо спросил голос Фалько.