Текст книги "Люди и монстры (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

там

– не смогут тоже.

– Моё проклятие?.. – недоуменно переспросила она – и вдруг вспомнила. Горькие, обжигающие, рвущие душу слова, чернильно-алые трещины на стенах, вопросы Голоса про них… Но ведь когда она проклинала, она не могла пользоваться магией по желанию! И думала, что слова – это только слова!..

– Слово мага может и убить, и спасти. Поэтому маг всегда должен думать, что говорит и кому, – без тени упрека заметил Рамай, и от этого пламя стыда вспыхнуло ярче и опалило больнее.

– Я не знала… Прости…

– Я не сержусь, – мягко ответил виконт. – Есть вещи похуже, чем проклятие чужака.

– И какие же? – уязвленная «чужаком» в ответ на «друга», буркнула девочка.

– Любовь родного человека.

– Что?.. – не поняла Белка.

Ответить виконт не успел: стена неожиданно кончилась, и они оказались на полу огромного зала.

* * *

Девочка оглянулась, силясь понять, куда принес ее Тень: яркий одинокий источник света в середине, окраины, терявшиеся во мраке, бока лестниц и галерей, слабо отблескивавших шлифованным камнем – но ни одного окна. Или это был не зал? Но подвалов с таким высоченным потолком ведь не бывает? И с галереями?..

Додумать она не смогла: радостное восклицание Голоса ударило ей в голову, точно стрела, и Белка закричала, прижимая ладони к вискам, чувствуя, что тело перестает слушаться и собственные мысли растворяются в нахлынувшем потоке чужой воли.

– Филин!!! – отчаянно проорал Рамай, прижимая ее к себе, будто мог защитить – и тут же откуда-то сверху на них спикировала огромная птица. Она опустилась на пол, обняла их обоих крылами, сомкнувшимися над головами беглецов точно шатер, и воздух замерцал серебристыми искрами. Голос взорвался ругательствами и угрозами, взвыл – глухо, издалека – и пропал.

Эмирабель, не веря в избавление, еще с полминуты продрожала, всхлипывая и не опуская рук, пока тонкие корявые пальцы – или птичья лапа? – не дернула ее за волосы, и высокий скрипучий голос не проворчал:

– Потом хныкать будешь! Натворила бед – расхлебывай!

Белка отняла ладони от головы, вскинула испуганный взгляд на говорившего – и сразу узнала. Огромные янтарные плошки-глаза, седые крылья, бело-рыжее оперение, клюв, кривой как боевой топор…

– Ты… вы… не галлюцинация?! Вы были у меня! Когда я… мне…

– Видел девочку спящей – обязан жениться! – захихикал филин и взмахнул крыльями. Взметнулось облако пыли, и из него вышагнул тощий старичок с бородой до колен и в коричневом балахоне. Спутанные седые волосы до плеч, крючковатый нос и кустистые брови над желтыми глазами делали его и впрямь похожим на филина.

– Так вы… не птица?! – потрясенная зрелищем, виденным доселе лишь на картинках в книге сказок, Белка вытаращила глаза.

– От курицы слышу! – старикан воинственно выпятил узкую грудку.

– Разрешите вас представить. Это не курица. Это – Эмирабель Ронди, – галантно произнес Рамай, но девочка могла бы поклясться, что в голосе его дрожал смех. – И это не филин. Это П

а

́саре са Флуэр. Мой дед. И мы в гостях в его донжоне.

Белка изумленно охнула:

– Твой дед?! Но это значит… это значит… что вы – отец Мугура?! Этого… И погодите! Ходы! Ходы между мирами… монстры… как-то связаны?.. Рамай… Кровь рода…

– Одна сорока трещит как сто молочниц на базаре! – сердито фыркнул старик и ткнул в пол пальцем, таким же тонким и кривым, как он сам: – Смотри! Оно уже тут! И ст

о

́ит Сар

у

́ту…

– Кому? – не поняла девочка.

Волшебник возмущенно вскинул руки:

– И эта бестолковая кукушка лезет проклинать?! Не зная, кто такой Сар

у

́т Аст

а

́з До

а

́р?! Фу, тьфу, улетай, выбросить не жалко!

– Она не знает его имени, но сущность уже поняла, – вступился Рамай.

– У меня в ее возрасте достало мозгов понять его сущность, не бросая ему под ноги душу! Если они у него вообще есть… – буркнул, поежившись, Пасаре и снова ткнул пальцем в пол. Но Эмирабель уже и без него видела, как из темноты исподволь наползала черно-красная сеть, устилая плиты, будто паутина и пожирая замок мил за милом. Ее тонкие лучики касались еще чистых камней, медленно ветвились, соединяясь друг с другом, и взятые в окружение островки гранита начинали крошиться.

– Твои стараньица! – мрачно зыркнул на нее маг, и Белка почувствовала, как ее желудок сжимается от страха и отвращения. Она проследила взглядом за направлением движения трещин и увидела в центре зала низкое сооружение, напоминавшее деревенский колодец. Но ни крыши, ни в

о

́рота над ним не было, а из недр исходило теплое золотистое сияние, будто за каменной кладкой таились сотни светильников или крошечное солнце.

– Что это? – не в силах отвести взгляда, прошептала девочка.

– Пограничный столб, – так же шепотом произнес старик.

Она оглянулась на него с возмущением – сколько можно издеваться над ее невежеством, она и сама прекрасно знала, что ничего не знает! – но лицо патриарха са Флуэров было серьезно, и даже испугано.

– Пограничный Шар, – напряженным шепотом повторил он, втягивая голову в плечи. – Один из многих когда-то, теперь один из немногих. Они отделяют мир Сарута от нашего. Держат границу в местах силы. Колонны в храмах Радетеля видела? Выбей одну – ничего не случится. Две – ничего не случится. Десять – покачнется! Еще одну – и хрясь-трах-тарарах-бах-тарабах! Это – та самая «еще одна», после которой крыша посыплется. Сгинет эта – и всё. Фу, тьфу, улетай!

– Это… чем-то грозит? – отчего-то Белке стало очень холодно.

– Грозит, грозит, грозит! Мир Сарута присосется к нам, как паук к мухе! Чмок, хлюп, фьють – и нету! Шкурка, лапки, крылышки… пакость! – с отвращением затараторил и замахал руками Филин, будто стряхивая с них что-то липкое и гадкое. – Фу, тьфу, улетай, выбросить не жалко! Гниль! Запустение! Мор! Серое солнце! Серое небо! Серый день! Серое сердце! Серая кровь! Вода – яд! Трава – яд! Еда – яд! Улетай, муха! Улетай! Не мы первые, не мы последние!

Девочка представила пустоши вместо лугов, сухостой там, где были леса, ямы с отравленной водой – бывшие моря, умирающих людей и животных, перевела взгляд на трещины, продвинувшиеся за эту минуту на пару нолов к Столбу…

– Пресвятой Радетель и всё горнее воинство его… – выдохнула она, чувствуя, что дрожит. – Это… что… Что мы должны делать?

Старик кольнул ее острым взглядом из-под нависших бровей и ткнул в грудь пальцем с кривым когтем филина:

– Ты! Ты должна делать!

– Что?!

– Ты целитель. Вылечи замок, – просто ответил Рамай.

– Как?

– Как человека. Очень большого и очень больного.

Озадаченно-недоуменное выражение промелькнуло по лицу девочки, но тут же сменилось решительным:

– Когда лечу, я касаюсь головы или больного места. Где у замка…

– Там, – не дослушав, виконт указал на колодец. – Дотронься до Шара. Это – его сердце. Сердце подойдет?

– Сердце не ходит, глупый мальчишка, поэтому шевели ногами, пигалица! – сердито фыркнул из-за его спины старик, схватил Белку за руку и поволок к колодцу.

Она ожидала увидеть провал, уходящий в землю на клозы, а может, и на дистанты, но так далеко лезть не пришлось. Пограничный Шар, и впрямь похожий на солнышко величиной с арбуз, покоился на каменной чаше-подставке в самой середине огороженного пространства. Эмирабель прищурилась, разглядывая пациента внимательней – и неожиданно почувствовала, как закружилась голова. Всё вокруг покачнулось, поплыло и стало растворяться, сливаясь в одно незначительное мутное пятно. Во всем зале – да что там зале, во всем мире! – осталось лишь это золотое сияние, от которого она не могла бы оторвать взгляда даже под страхом смерти. Пропади всё, пройди века или обрушься замок – какое это имело значение, пока Шар сиял, заливая волшебным светом лицо и глаза, если она могла стоять рядом, покачиваясь, блаженно улыбаясь, утихая, забывая обо всём, улетая, тая, тая, тая…

Она не поняла, что оказалась на полу, пока ушибленное плечо не выстрелило резкой болью, выбивая слезы из глаз, из легких – вскрик, а из головы – морок.

– Палкой в глаз, Рамай… – просипел голос Филина где-то вверху. – Она не может… Бедная куропатка…

– Она не настроена на него. Наверное, надо…

– Надо – не надо, будет – не будет, любит – не любит! – сердито взвился старик, и во все стороны брызнули мелкие бело-рыжие перья. – Время летит, как опоздавшая стая виверн на зимовку, а он тут гадания устраивает!

Сквозь щелочки слезившихся глаз девочка увидела, как виконт нахмурился.

– Времени нет, – эхом повторил он и поднял взгляд на деда: – А ты сам смо…

– Еще один безмозглый тетерев! – яростно вскричал Пасаре. – Это ее проклятие! Причем тут я?!

– Верно, – помрачнел, но не обиделся юноша.

– Пусть попробует снова! – потребовал старый граф. Не дожидаясь согласия, он вцепился тонкими, как веточки, пальцами Белке в запястье и рванул, поднимая.

– Но я даже подойти к нему не могу! – при одном взгляде в сторону Шара рука ее машинально метнулась к глазам. – Я будто теряюсь… слепну… и…

– Теряешься? Слепнешь? – Филин заморгал – и вдруг торжествующе ухнул: – Значит, тебе надо поводыря!

– Что?.. – Рамай недоуменно глянул на старика и просиял: – Точно! Ты прав! Мы должны попытаться!

– Конечно, я прав! Я прав, даже когда я лев! Я всегда прав! Как это скучно! Фу, тьфу, улетай! – дед его взмахнул руками – и они превратились сначала в львиные лапы, а потом в крылья. Белка почувствовала, как незримая сила несет ее под крыло старика, обернувшегося птицей. Под другим крылом уже стоял его внук.

– Готова? Думай о замке! Думай, птичка, вспоминай!!!

Она представила его себе – древние стены с расширенными глазами окон и трагически вскинутыми арками, башни как мускулы, кожа-куртина, ворота как рот, вены-потерны, сердце-донжон с крошечной точечкой-Шаром – душой… и тут же почувствовала его. Не как человека или животное – нечто огромное, безмолвное, безответное, мучительно страдающее, но не умеющее даже застонать. Ощущение немой боли ударило в сердце, как раскаленное копье, вырвав нежданный всхлип.

– Г-готова, – почти беззвучно шепнула она.

– Закрой глаза, – приказал старик, и Эмирабель повиновалась – этому указанию и следующим. Голос Филина звучал сначала четко, потом всё глуше и глуше, пока не стало казаться, будто он зарождался у нее в голове. – Почувствуй меня… Почувствуй Рамая… Откройся… Прими и отдавай… Отдавай и принимай… не закрывайся… мы одно целое… ты, я и этот свиристель… почувствуй это… дай силе протекать без препятствий… отпусти всё… расслабься… всё будет так, как должно быть… Умничка птичка… умничка… Теперь почувствуй замок… Спокойно! Это всего лишь куча камней! Камни болеть не могут! Все так думают! И ты так думай!.. Умничка… Снова почувствуй меня… Рамая… замок… Умничка… Готовься…

Девочка ощутила, как воздух ударил ей в лицо, в глаза через опущенные веки – свет, как всё вокруг закружилось, поплыло, маня в блаженное забвение… и стихло. Перед ее внутренним взором неожиданно предстал амулет, почти так же ясно, как если бы она смотрела на него глазами, но на этот раз не усыпляя и не лишая сознания. Сейчас его свет не казался ослепительно-ярким, и она смогла разглядеть под прозрачной поверхностью нервно клубящиеся сероватые облака.

– Чует… боится, бедняга… Протяни руки, но не касайся. Поприветствуй. Откуда я знаю, что ты говоришь, когда здороваешься! Хоть «не сдохла ли наконец ваша любимая собака», какая разница! Потянись к нему! Да не рука-а-а-ами, воронища!!! И дождить ответа! Дождись!!!.. Вот… Умничка птичка… Теперь коснись его кончиками пальцев…

От сияющего, как солнце, шара, она ожидала тепла или вибрации, но к ощущению, нахлынувшему в то же мгновение, Эмирабель была не готова. Ощущению холода, дрожи, боли и ужаса, стократ превышавшему всё когда-либо изведанное ей во время целительства. Ощущению одного умиравшего существа и другого, испуганного грозящей гибелью. Замка и амулета.

Захлестнутая огромностью и неожиданностью чувства, она хотела отдернуть руки – но было поздно. Точно сами собой, ладони ее легли на мутную поверхность шара…

* * *

Белка упала и застыла, не в силах шевельнуть даже пальцем. Если бы ей сказали сейчас, что она умерла, она бы еще долго думала, огорчиться ей или обрадоваться: настолько полное изнеможение она не испытывала еще ни разу в жизни. Ледяные плиты под ней, холодный влажный воздух, боль своя, боль чужая – она не чувствовала и не помнила ничего. Девочка не понимала даже, открыты у нее глаза или закрыты: она смутно видела колодец и часть галереи, но без объема и цвета, будто нарисованные на мешковине. В ушах звенела на мерзкой комариной ноте тишина.

Отчего она упала? Что происходило после того, как руки коснулись шара? Получилось ли у нее задуманное? И с ней ведь, кажется, был кто-то еще? А задуманное – что?.. Хотя какая разница… Спать… отпустить всё… забыть… уснуть… спать…

Что-то большое и мягкое рухнуло рядом, и в ноздри ударил едкий запах, от которого желудок сжался в комок и прыгнул к горлу. Она застонала, пытаясь отвернуться – и ядовито-зеленая вспышка обожгла сетчатку даже через веки. Или глаза ее были открыты?..

Гром ударил по барабанным перепонкам – и моментально поток звуков обрушился на нее, как река, прорвавшая плотину. Рев, треск, вопли, шипение, грохот, вой, стук, визг!.. Если бы смогла, Белка зажала бы уши – но сил не хватало даже на это.

Комок синего света просвистел над ее головой и с хрустом врезался в нечто рычащее слева. Рык превратился в хрип и пропал. Вспышки слепили, не переставая, летели камни и обломки досок, что-то острое вцепилось в лодыжку и так же неожиданно сгинуло, а сверху вдруг брызнули горячие капли зловонного дождя… И вдруг всё закончилось. Остался лишь запах гари, оплавленного камня, и непонятная едкая вонь, о происхождении которой Эмирабель, алхимик, не могла даже догадываться.

– Ага, склевали каплуны хозяйские гроши! – прозвучал ликующий клич, и тут же упругая волна воздуха обдала ее, бросая в лицо новую порцию смрада, пыли, мелкой щебенки… и бело-рыжих перьев.

– Что?.. – Белка попробовала закрыть глаза и обнаружила, что всё это время они и были закрыты.

– Всё хорошо, – поспешил заверить ее другой знакомый голос, и запах теплого хлеба, смешанный с железистой нотой крови, накатил из-за спины. Сильные руки приподняли ее, усаживая, бережно поддерживая голову, и она одним долгим взглядом окинула открывшуюся перед ней картину: обломки галереи, из которой, будто гнилые зубы, торчали обгоревшие доски… оплавленные кратеры в стенах, остывавшие и истекавшие малиновой лавой… омерзительные останки и ошметки чего-то, что только кошмарам снится в кошмарах…

– От…ку…да?.. – едва понимая и слыша себя, выговорила девочка, но седое крыло, огромное, как флаг на шпиле башни, взметнулось и указало на дальнюю стену. Там, клозах в пятнадцати от пола, дверной проем темнел осыпью камней, а из порога торчал огрызок галереи.

– Нашли дорогу по переходу, – дыхание виконта коснулось ее шеи как ласковый ветерок, успокаивая и вселяя надежду. – Не знаю, что происходит в замке… Но сюда они больше не попадут.

– Петушились петушки, да перышки порастрясли! – радостно хихикнул Пасаре, опустился перед Белкой, и обернулся стариком – жест, адресованный темноте, крыльями показать было бы затруднительно. – Сдохни, Сарут Астаз Доар, как твои крысы!

– Сарут?!.. – в одно мгновение Белка вспомнила всё и почувствовала, как кровь отливает от лица.

– Не волнуйся, – Рамай ободряюще сжал ее плечи. – Он хотел открыть Врата, но здесь это просто так не сделать. Для этого нужно собрать вместе много обитателей его мира, или чтобы его кто-то пригласил. Мы лишили его и того, и другого.

– А проклятие?! – спохватилась Эмирабель.

– Отступает, отступает! – возбужденно округлил глаза старый граф и замахал руками, будто что-то отгоняя: – Фу, тьфу, улетай, выбросить не жалко!

– У нас… у тебя то есть, – поправился юноша, – почти получилось. Если бы не твари – ты бы завершила!

– Сейчас завершит! – самоуверенно изрек патриарх са Флуэров и мотнул головой внуку: – Поддержи! Продолжаем! Полетели!

– Стойте… – Белка страдальчески нахмурилась, силясь ухватить какую-то мысль, невероятно важную, но из-за усталости соображая медленно и туго.

– Чего стоять! Бежать надо! Вставай, лентяйка! Провалялась полвечера! – сердито притопнул старичок.

– Но она устала… – попытался защитить ее Рамай – и получил свою долю ругательств.

– Подождите!.. – яростно мотая головой в надежде хоть так прояснить мысли, промычала Эмирабель.

– Вставай, вставай, никчемуха с мухою! Крылышки топырь! Чай, не в гости прилетела! – прикрикнул Филин, и девочка почувствовала, как и впрямь поднимается в воздух, будто на крыльях – и еще исступленней замотала головой, так, что слезы из глаз вперемежку с искрами:

– Погодите!.. Много обитателей! В одном месте!..

– Чего курлыкаешь?.. – не понял старик – и полет ее прекратился.

– В одном месте! Чтобы открыть Врата! – отчаянно выкрикнула она. – Они обязательно должны быть живыми?

– Что?.. – нахмурился Рамай – но его дед понял.

Уронив Белку на руки внуку, он крутанулся, воинственно озираясь – и встретился взглядом с парой оранжевых шаров величиной с апельсин.

Время застыло.

Тьма вокруг шаров начала рваться, как бумага, выпуская плоскую морду, за ней – покрытую слизью башку, мощные лапы, гребнястую шею, покатые плечи… Рука Пасаре взметнулась, собирая заклинание из воздуха – и время кинулось наверстывать упущенное. Из тьмы в зал, один за другим, с рычанием посыпались твари, большие и мелкие. Рамай обернулся, на пальцах – огненный сгусток в искрах молний… И тут Эмирабель схватилась за голову и закричала – исступленно и беззвучно. А в тишине, на несколько секунд повисшей в донжоне, рокотом надвигавшейся лавины прозвучал добродушный смех Голоса.

* * *

– З-зараза… – поморщился Фалько, вытирая лопухом черную кровь с лезвия топора. Оставь ее хоть на несколько минут – разъест хуже ржавчины, не отчистишь, только стачивать, проверено не раз.

Найз прислушался, обводя настороженным взглядом окрестности.

Солнце катилось за горизонт в фиолетово-багровые тучи. За холмами в конце прямой, словно копье, улицы виднелись шпили башен замка са Флуэров. Давно покинутая деревушка, в центре которой они оказались, снова замерла – беленые стены в потеках, пустые проемы дверей, провалившиеся соломенные крыши, молодые деревца, выглядывавшие из окон как любопытные девчонки, заросшие бурьяном улицы и площадь… Откуда-то издалека донеслись свист и гиканье гвардейцев, выехавших уничтожать монстров, хотя кто кого будет уничтожать, если люди затемно не успеют вернуться в замок, оставалось под большим вопросом.

Армасар и Гри насторожились при звуках отдаленного конского ржания, но не откликнулись. За несколько дней пути по землям са Флуэров жеребцы накрепко усвоили, что шумный конь и мертвый конь зачастую одно и то же.

На всякий случай не выпуская из рук своего топора – поменьше и полегче, чем у наставника, Найз подошел к обезглавленной туше и склонился над ней с брезгливым любопытством. Бугристая шкура цвета болотной грязи, острый, как пила, гребень по хребту, поджарые бока, длинные ноги со шпорами и когтями – и круглая шипастая башка в соседней луже, оскалившаяся в последний раз. Хорошо, что в Плекате они купили топоры. Такую тварь простым мечом не возьмешь, только двуручным – но кто ж с ними двуручным мечом сражается…

– Нравится? – прозвучал сзади голос Фалько, и мальчик оглянулся:

– Таких мы еще не видели.

– Считай, что наша коллекция пополнилась, – хмыкнул гардекор. – Клянусь Радетелем, Мугур за такой экземпляр правую руку отдал бы. Не обязательно свою, естественно…

Найз улыбнулся, но тут же нахмурился, вспоминая ранее сказанное своим наставником.

Мугур… Если они не доберутся до замка к закату, придется лезть на куртину в темноте. Надо торопиться, хотя карабкаться по крепостным стенам среди бела дня тоже сродни самоубийству. О том, чтобы просто явиться к воротам и потребовать отдать Белку и Лунгу, речи не шло. Конечно, это было бы проще всего, но пара стрел – и спасательная операция закончится так же быстро, как началась. Значит, придется изображать скалолазов? По выветренной кладке это будет сделать не так уж сложно… наверное. Небольшая загвоздка состояла в том, что он ни разу в жизни не лазил ни по гладким, ни по выветренным стенам… Но и оставаться в безопасности, пока Фалько будет выручать алхимиков, он не собирался. А ведь прежде, чем выручить, надо будет сначала отыскать, где Мугур их держит! Сделать это в незнакомом громадном замке, полном враждебно настроенных людей, представлялось еще сложнее, чем залезть незамеченным на куртину у всех на виду.

Мальчик досадливо поморщился: как говорится, булыжник мрамора не легче. Вот если бы они могли просто войти через ворота, спокойно осмотреться кругом, и чтобы никто не обращал на них внимания… Жаль, что так не получится.

– Фалько? – он глянул на наставника, рассеянно озиравшего площадь и обступившие ее дома. – Что теперь?

Взгляд гардекора скользнул по выводку юных яблонь, выросших у стены трактира, отправился дальше, остановился… вернулся к деревцам… и лицо его озарилось ухмылкой.

– Ты что-нибудь смыслишь в садоводстве, парень? – зеленые глаза Фалько сверкнули озорством.

– В садоводстве?! При чем тут?.. – опешил было Найз, но по лукавому прищуру наставника догадался, что у того на уме какая-то хитрость, и заговорщицки улыбнулся в ответ:

– Если надо – научусь.

– Учись, – подмигнул гардекор.

* * *

Найз мчался по дороге, согнувшись под тяжестью ноши, пыхтя и задыхаясь. Если бы мог, он бы оглядывался каждые три секунды, а еще лучше – бежал задом наперед, потому что за ними, не сводя голодного взгляда, неслась чешуйчатая тварь, сродни преследовавшим их караван несколько дней назад. Рядом с мальчиком, тоже задыхаясь – но от смеха, трусил гардекор. Его груз был раза в три-четыре больше и объемнее, но это не мешало Фалько время от времени оборачиваться на преследователя, делать отчаянную мину и взывать к небесам с интонациями дрянного актера на сельской сцене:

– Пресвятой Радетель, помоги! Оно нас догоняет! Какие-то сорок клозов – и нам конец!

Каждое такое выступление подстегивало мальчика, словно кнутом – и наконец, не выдержав, он прохрипел сквозь стиснутые зубы:

– Зачем… ты… это… делаешь?

– Репетирую, – невозмутимо отозвался гардекор. – Чтобы стража на воротах открыла сразу.

– Они откроют сразу… как только увидят за нами… это страшилище!

– Конечно. Но должна же у человека быть и артистическая гордость! Тем более это чучело попалось на глаза точно специально. Я не мог пройти мимо!

– Можно… было… попытаться…

– Оно меня оскорбило, – обиженно насупился гардекор.

– Оно… спало!..

– Я и говорю – оскорбило. Не надо было спать, когда я рядом!

– Не надо… было… его… пинать!.. – остался при своем мнении паренек.

– В голову такого не пришло, – пожал свободным плечом Фалько, глянул вперед – и всё его шутовство как ветром сдуло. – Приготовься. До ворот клозов полсотни.

– Готов… хоть сейчас… – закашлялся Найз.

– Герой, – одобрительно кивнул гардекор и устремился к воротам, вопя изо всех сил:

– Помогите! Откройте! Оно нас сожрет! Ради Радетеля! Спасите!!!

Чудище за их спинами, сообразив, что добыча ускользает, прибавило ходу. Мальчик услышал, как сиплое дыхание стало громче, шлепанье рук-лап и скрежет когтей по мостовой – отчетливей…

– От…кры…вайте!!!.. – задыхаясь от страха, выкрикнул он и помчался, едва не роняя ношу.

Фалько и он с разбегу налетели на щелястые доски ворот и замолотили в них руками и ногами:

– Открывайте, Долдык вас забери!!!.. Помогите!!!

– Болваны недоделанные!!! – донеслось ответное с той стороны, – Какого рожна вас носит?!

Зверю до них оставалось не больше пятнадцати клозов.

– Открывайте!!! – уже на полном серьезе взревел гардекор.

– Пожалуйста!!! – взмолился Найз.

Засов загрохотал, вываливаясь из проушин, калитка заскрипела…

Не дожидаясь, пока она распахнется, Фалько рванул створку, втолкнул мальчишку, заскочил сам, падая и роняя груз… Стражники захлопнули калитку и бросили в скобы засов за секунду до того, как массивная туша с раздосадованным ревом ударилась в ворота.

– С ума сбрендили, полудурки!!! – обрушился на них старый солдат. – В такое время тут ползать!!! Дров им не хватило, репоголовым!!! – в ярости от скудоумия беженцев, он ткнул пальцем в сторону бесновавшегося за воротами зверя. – Бросили бы всё на ядреный кочан – целее были б! Так нет – перли! Тупари!

– Это… не дрова… – хрипя и задыхаясь после гонки не на жизнь, а на смерть, гардекор неуклюже поднялся, потирая колени, и обиженно глянул на стражника. – Это… элитные… гельтанские саженцы… по двадцать серебряных тигров… за штуку… От самого Ор

а

́сула… несем… На ярмарку в Рэйтаду… надо успеть…

– Ни один мешок денег не стоит того, чтобы тебя сожрала заживо такая гнусь! А если ты сам дурак, то хоть сына бы пожалел! – свирепо прорычал стражник и мотнул головой в сторону Найза, вцепившегося в свою вязанку диких яблонек из заброшенной деревни.

– Так ведь под ярмарку деньги в долг взяты… Прибыли не будет – отдавать чем? Ростовщик живьем сожрет, не хуже этих ваших… – скроив хмурую мину, Фалько мотнул головой в сторону зверя. Стражник гневно сплюнул и махнул в сторону темневшей в сумерках громады замка:

– Валите туда. За угол завернете – и вдоль стены. Там вход на кухню, мимо не пройдете. Скажете, сержант Чер послал, и вас покормят. Спать на конюшню отправят, чтобы в общем зале ночью чего не сперли. Садоводы… Палкой в глаз…

– Благодарствуйте, домн сержант, – гардекор поклонился, исподтишка пнул Найза – «делай как я» – и тот спешно последовал примеру. Стражник кивнул и зашагал к надвратной башне, а гости поковыляли на поиски кухни, крепко прижимая к себе внушительные охапки саженцев с замотанными тряпками корнями.

Если узлы веревок развяжутся, вывалившиеся мечи и топоры придется объяснять очень и очень долго.

* * *

Первую дверь они едва не проскочили: глубокий проем, покосившиеся створки, догоревший факел в скобе… О близости второй объявили светильник над входом и лохань, в которой рылась тощая собака. Чуть дальше в фонарном свете играла рябью лужа настолько обширная, что у нее были не края, а берега. В ней плавало несколько дырявых корзин и трехногий табурет. Имелись ли двери дальше, в быстро сгущавшемся сумраке было не разобрать.

– Здесь. Вроде, – Найз задумался, припоминая свой бег до конюшни пять дней назад – целую вечность! – и взялся за дверное кольцо.

Тусклый свет уличного фонаря озарял лишь первую пару клозов коридора. Оказавшись на границе света и тьмы, они остановились и прислушались. Звон посуды… стук маслобойки… голоса – далекие и неразборчивые… Обычные звуки обычного вечера. Впрочем, о близости кухни в первую очередь возвещал головокружительный запах жареного мяса и горячего хлеба. Мальчик почувствовал, как тоскливо вздохнул его желудок, но подумал про Белку и Лунгу, заточенных где-то в дебрях замка, и потерял аппетит.

– Куда теперь? – шепотом спросил он.

Фалько высунулся наружу, оглянулся по-воровски, снял с крюка фонарь и юркнул обратно.

– Сейчас разберемся, – кивнул он и зашагал вперед.

Подходящий чулан обнаружился клозах в семи от входа. Гардекор посветил в полуоткрытую дверь и махнул оруженосцу: за мной! Стараясь не задеть утварь и метлы, небрежно наставленные кругом, они развязали охапки яблонь и извлекли оружие. Наброшенные на плечи плащи скрыли мечи, но топора в кармане не спрячешь, как гласила старая поговорка.

– Придется оставить тут, – Найз неохотно признал поражение. – Всё равно мы ж их только ради чудищ покупали.

Фалько задумался и кивнул на яблони:

– Если они послужат нам еще немного – то оставлять не придется. И запомни простую премудрость, Найз. Если можешь взять с собой какое-нибудь оружие – возьми.

В несколько минут «элитные саженцы ценой в двадцать тигров каждый» были разрублены надвое и увязаны в вязанки. В середину их аккуратно упрятали топоры.

– Если что, дергаешь за эту веревку – и всё рассыпается, – Фалько коротко проинструктировал мальчика. – А пока мы – прислуга.

– Но прислуга в плащах и с дровами по замку просто так не бродит!

– А мы станем бродить не просто так, а в поисках Мугура, – хищно подмигнул его наставник и толкнул дверь. – Мне кажется, его сиятельству в своем кабинете ночью холодновато.

* * *

Уверенно, точно ходили здесь каждый день, спасатели под равнодушными взглядами кухарей прошли через кухню в общий зал – пустой и темный – и свернули в коридор, из которого направо и налево разбегались лестницы. Они выбрали ту, по которой их вели на судилище в кабинет са Флуэра, как единственно знакомую. Кроме того, граф упомянул, что часто спит там, поэтому кабинет стал логичным началом их поисков.

Пока они шагали по бесчисленным извилистым коридорам и переходам, замковый люд попадался им навстречу несколько раз, но ни один из них даже не окликнул странную парочку: углядев дрова, они переставали видеть за ними людей.

– Почему нас не останавливают? – после очередной такой встречи прошептал Найз, едва разжимая пальцы, сведенные на рукоятке кинжала под плащом. – Они же нас не знают!

– Ты заметил, кто нам встречался? Волки и лакеи. Это их территория, местной касты избранных. Им замечать чернь со двора или кухни – ниже достоинства, – с холодной усмешкой пояснил гардекор. – Так что считай, что мы несем не дрова, а шапки-невидимки. Пока не нарвемся на кого-нибудь чересчур бдительного… или близорукого.

Отыскать кабинет его сиятельства удалось не без труда, хотя память о времени, проведенном в замке, была еще свежа. Бесшумно опустив вязанку, гардекор оглянулся по сторонам: никого. Проверив, гладко ли вынимается нож в рукаве, он осторожно потянул дверь.

Заперто.

Фалько склонился к замочной скважине и заглянул.

– Он там? – еле слышно выдохнул мальчик.

– Не поймешь. То ли темно, то ли язычок опущен с той стороны замка, – почти беззвучно ответил гардекор. – Там был такой, я видел. Мог запереться изнутри на ночь…

– И что теперь делать?

– Посвети! – коротко бросил Фалько, и Найз послушно встал за его спиной – дрова подмышкой, в другой руке – фонарь.

Не смея даже переступить с ноги на ногу, мальчик ошеломленно наблюдал, как его наставник выудил связку изогнутых железных стержней из кармана штанов, выбрал один и нежно вставил в замочную скважину. Герой с мечом, топором и даже метательным ножом в его понимание укладывался. Но герой с отмычками?..

Точно угадав его мысли, гардекор обернулся и подмигнул:

– Никогда не знаешь, что может пригодиться на королевской службе.

Замок глухо щелкнул, гардекор рванул дверь на себя, скользнул внутрь, готовый к бою, и Найз, распахивая створку настежь, кинулся вслед: светильник в высоко поднятой руке, и вязанка перед грудью, как щит.