Текст книги "Развод: Новая жизнь в 50! (СИ)"

Автор книги: Сур Шамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава 4

Дни, казалось, медленно растягивались, как в туманном сне, когда время решает, что можно подождать, и ничего не надо торопить. Каждая минута без него становилась особенно мучительной, как будто сама пустота его отсутствия наполняла дом. Хоть пледы лежали аккуратно на диване, а свечи горели тихим, почти успокаивающим светом, я всё равно ощущала, как вокруг холодеет. Холод проникал не только в стены, но и в каждую мысль. Вечерами, когда тишина становилась особенно громкой, я лежала в постели и прислушивалась. Этой тишины раньше не было. Она была наполнена его шагами, его голосом, его дыханием. А теперь… Теперь она становилась тяжёлой, давящей, словно сама комната знала больше, чем готова была сказать.

Я пыталась себя чем-то занять, найти хотя бы какую-то передышку от мыслей, которые не оставляли меня. Начала убирать в шкафах, перелистывать старые книги, как будто в них скрывался ответ. Даже попробовала готовить, но кушать не хотелось. Всё равно, несмотря на попытки заглушить мысли, они снова и снова возвращались к одному: Париж. Что он там делает? С кем? Почему так легко обманул? Каждый раз, когда представляла его с другой женщиной, сердце сжималось, но хуже всего было осознавать, что, возможно, это правда. И правда эта будто разъедала меня изнутри.

Попыталась отвлечься, набрав детей. Может, хотя бы их голоса помогут вытолкнуть эту гнетущую тяжесть из груди. Сначала позвонила сыну – Андрею. Он всегда был моей опорой, той самой тихой гаванью, где можно выдохнуть, сказать всё как есть, не подбирая слова. Но телефон долго молчал, заставляя слушать эти глухие гудки, один за другим.

Наконец, щелчок – он ответил. Голос уставший, как будто я его разбудила или выдернула из дел.

– Привет, мам. Как ты?

– Всё нормально, – поспешила сказать, подбирая голос, чтобы звучать привычно, ровно, спокойно. Хотя внутри, кажется, всё уже давно говорило за меня. И он, конечно же, слышит. – Просто решила узнать, как у тебя дела.

– Да всё как обычно, – вздохнул он. – Работа, проекты... Времени вообще ни на что нет. А ты как? Что нового?

– Да ничего особенного, – ответила будничным тоном, словно не стояла сейчас у окна, стискивая телефон так, будто он мог разлететься на куски. – Гена уехал в командировку.

– Опять? – голос сына чуть оживился, но в нём сквозило что-то… внимательное, изучающее. – Он же только что вернулся из этой… как её… поездки, в прошлом месяце.

Что-то в груди дрогнуло, как будто с крыши сорвался ком снега и рухнул вниз, оставив пустоту. Он чувствует. Знает или догадывается.

– Да, командировка… – слова с трудом прошли через пересохшее горло.

– Понял… – короткая пауза, но не та, что перед прощанием, а будто он решает, стоит ли спросить что-то ещё. – Ладно, мам, мне нужно идти. Давай позже созвонимся?

– Конечно, – кивнула, хотя он этого не видел. Хотя хотелось сказать: «Нет, подожди. Поговори со мной. Спроси, что случилось». Хотелось схватить его за плечи, заглянуть в глаза и рассказать всё.

Но телефон уже замолчал.

Позвонила Дарине. Хотелось хоть каплю тепла, понимания, просто услышать, что я не одна в этом вихре мыслей. Она всегда была чуткой, тонко чувствовала настроение людей, не то что Андрей, который мог неделями не замечать, если мне плохо. Может, она поймёт? Может, почувствует, что мне сейчас совсем не по себе?

– Мам, я сейчас занята, – голос у неё был напряжённый, резкий, будто её отвлекли в самый неподходящий момент. – Давай вечером поговорим?

Сердце дрогнуло. Так хотелось, чтобы она хоть что-то спросила. «Мам, ты как?» или хотя бы просто задержалась на линии хоть на секунду дольше.

– Конечно, – голос мой звучал ровно, будто ничего не случилось. Хотя внутри всё скрутило холодной лентой разочарования.

Смотрела на экран, пока он не потемнел. Так вот просто. Несколько секунд – и опять одна.

*****Вечерами, когда тишина в доме становилась особенно явной, я доставала старые фотографии. Они хранились в той самой деревянной шкатулке, что стояла на полке в спальне. Обычно я не трогала их, но порой так хотелось вернуться в те времена, когда всё было проще. На первых снимках мы были молодыми, полными надежд и мечт. Геннадий – такой другой, улыбчивый, открытый, и совершенно счастливый. Где он сейчас? Кто он стал? Почему я не заметила, как он изменился? Или, может быть, это я сама менялась, а он всё оставался таким же, только я этого не видела, потому что слишком много лет старалась угодить всем вокруг?

Перелистывая фотографии, начала задумываться. Сколько лет потратила на то, чтобы сделать всех счастливыми – детей, мужа, даже соседей? А что же сделала для себя? Когда в последний раз думала о своих желаниях? Как-то вспомнилось, что когда-то мечтала стать художницей. Это была моя мечта, с которой я просыпалась и засыпала, но как-то она ушла в тень, когда появились дети, дом, заботы. Мечты остались мечтами. Кто я сейчас? Чужая для самой себя.

– Может быть, это моя вина? – тихо произнесла, глядя на старый снимок, где мы все вместе, такие радостные. – Может, я перестала быть интересной для него?

Но даже эта мысль не принесла облегчения. Если бы всё было так просто... Если бы можно было объяснить всё этим. Но нет, в этом была какая-то глубина, которую я не могла понять. Он же не просто стал другим. Он как будто ушел в себя, и я больше не могла найти путь к нему. Я пыталась, может, слишком пыталась, но кажется, что уже не было смысла.

*****

На третий день, когда его снова не было дома, стены начали давить. Тишина звенела в ушах, а комната казалась слишком тесной, слишком наполненной мыслями, которые не давали покоя. Захотелось просто выйти. Дышать. Почувствовать что-то, кроме тревоги.

На улице осень разгулялась во всей красе. Парк утопал в золотых листьях, они шуршали под ногами, кружились в воздухе, цеплялись за одежду, словно не хотели отпускать. Воздух был влажный, пах свежестью, дождём и чем-то тёплым, почти домашним. Деревья, расцвеченные всеми оттенками янтаря, выглядели так, будто великий художник решил напоследок оставить миру своё самое лучшее полотно.

Присела на скамейку у фонтана, закрыла глаза. Вода плескалась, напоминая о чём-то далёком и спокойном. Попыталась успокоиться, вытолкнуть из головы эти мысли, но они возвращались. Нахлынули, как прилив – сначала медленно, потом всё быстрее, пока не превратились в грохочущую волну, разбивающуюся о сердце. Захотелось сбежать, спрятаться, но от себя не уйдёшь.

Дом встретил той же пустотой. Уже привычной, но от этого не менее тяжёлой. Мимоходом взглянула на почтовый ящик – и замерла. Там был конверт. Незнакомый, с иностранными штампами. Париж.

Сердце сжалось. Пальцы дрогнули, когда открывала.

Обычная открытка. Эйфелева башня, фонари, мягкий свет вечернего города. Но внизу, в уголке, выделялось нечто, от чего внутри похолодело.

Подпись.

– С любовью.

Почерк был женским.

Глава 5

Шаги его в прихожей раздались ещё до того, как на улице стало хоть немного светло. Небо только начинало бледнеть, и я бы сказала, что мир ещё не пробудился, а вот он уже пришёл. Стук ключа в замке – и сердце словно прыгнуло в груди, так быстро стало биться. Он вернулся. Он снова дома. Как будто весь этот день, ночь, вся эта бессонная, бесконечная ночь с открыткой в руках – это был просто сон, который вот-вот закончится. Но нет, момент настал, и вот он здесь. Вижу его, слышу. Но язык словно прирос к нёбу, и все слова растворяются в воздухе.

Он вошёл в дом, и в этот момент воздух будто сгустился, стал тяжёлым, непроницаемым. Словно сама тишина натянулась, как перетянутая струна. Чемодан глухо стукнулся о стену, пиджак полетел на спинку кресла. Всё – по привычке, без раздумий, на автомате. Ни одного взгляда в мою сторону.

– Привет, – сказал он, и голос его был таким же пустым, как это утро.

– Привет, – едва выдавила, чувствуя, как внутри всё сжимается, как будто попала в эпицентр урагана, и вот-вот меня вырвет из этого дома вместе со всей болью, что копилась неделями.

Он прошёл мимо, даже не замедлив шаг. Словно меня и не было. Направился на кухню – ту самую, где ещё вчера мы сидели напротив друг друга, обмениваясь сонными улыбками, деля один бутерброд и не торопясь пить кофе. Теперь же его шаги казались отрывистыми, чужими.

Я смотрела ему вслед, и что-то внутри медленно, но верно ломалось. Это было уже не просто непонимание. Это было чувство, будто мир вокруг теряет цвета, а воздух становится вязким, как сироп.

Нельзя было молчать. Нельзя было позволять этой пропасти между нами становиться больше. Если не сейчас – то никогда.

– Гена, нам нужно поговорить, – голос дрогнул, но я удержалась. Я должна была сказать это.

Он остановился. На секунду всё застыло, даже воздух перестал двигаться. Затем он медленно повернулся, и в его взгляде мелькнуло что-то, чего я не видела раньше. Или, может, не хотела видеть.

– О чём? – спросил он, и в этих двух словах было столько настороженности, столько скрытого напряжения, что у меня пересохло в горле.

Я глубоко вдохнула, чтобы не потерять голос, и дрожащими пальцами достала из кармана халата открытку.

– Это было в почтовом ящике, – сказала тихо, почти шёпотом.

Он не двигался. Только взгляд чуть изменился, стал жёстче.

– Что это?

– Из Парижа, – ответила я, ощущая, как холодок пробежал по коже.

Он взял открытку, и в этот момент я почувствовала, как весь воздух в комнате вдруг сжался. Его лицо изменилось, и на мгновение мне показалось, что он собирается что-то сказать, что-то объяснить. Но нет. Он просто опустил взгляд. И в этот момент мне стало ясно, что слова, которые я так боялась услышать, были уже на пути.

– Кто она? – вырвалось из меня. Голос не дрогнул, хотя я старалась, чтобы он не сломался. Не хотела показывать, что внутри меня всё рушится, но, наверное, он всё равно это видел.

Он молчал, несколько секунд не мог произнести ни слова, а потом вздохнул. И этот вздох был настолько тяжёлым, что я почувствовала его в собственной груди.

– Её зовут Анна. Мы… встречаемся.

Это как пощёчина. Слова звенели в ушах, отдавая эхом, и я не могла понять, как я должна себя чувствовать. Хотелось кричать, плакать, бить посуду, разрушить всё, что ещё осталось. Но вместо этого я просто стояла. Стояла, как будто кто-то отключил меня от всего. Весь мир, вся реальность вокруг меня сжалась до этой ужасной фразы. И внутри меня рушилось что-то, о чём я даже не подозревала.

– Как давно ты с ней? – спросила я, и голос, казалось, был не мой. Такой холодный и чужой, что даже мне стало неуютно.

– Месяц, может, чуть больше, – ответил Геннадий. Его слова были простыми, но резали, как нож. Я не могла понять, почему он был так спокоен.

– Почему ты ничего не сказал? – выпалила, хотя внутри мне было страшно. Боялась услышать его ответ, но не могла остановиться. – Почему ты молчал?

– Я не знал, как, – его взгляд ускользал от меня, а голос дрожал, но не от вины, а от какого-то сомнения.

– Ты мог бы просто сказать правду, – мои слова вырвались так резко, что я сама чуть не испугалась их силы.

– А что бы это изменило? – он посмотрел на меня, и в его глазах была какая-то жестокость, скрытая под слоем сомнений.

– Всё! – воскликнула, чувствуя, как горло сжимаются слёзы. Боль, которую я не успела понять, теперь заполнила меня целиком. – Это наш брак, наша жизнь! Ты должен был сказать мне! Мы могли бы всё исправить, поговорить. Мы бы нашли решение. Ты обязан был сказать!

Он отвернулся, его лицо будто закрылось, и он начал качать головой, как будто я говорила что-то неважное, что-то, что не стоило усилий.

– Послушай, я не знаю, что делать, – его голос был тихим и уставшим. Он как будто пытался извиниться, но не мог. – Мне нужно время, чтобы разобраться.

– Разобраться? – переспросила, а внутри меня начала нарастать буря. Гнев, страх и невыносимая боль. – Ты уже всё решил! Ты уехал с ней в Париж, ты отправил открытку с «любовью». Ты уже сделал свой выбор! Что ты ещё собираешься разбирать?

– Я не хочу, чтобы это стало скандалом, – его слова были холодными, как лёд, и от них мне становилось ещё хуже. – Давай просто подождём немного.

– Ждать чего? Когда ты окончательно решишь, что я тебе больше не нужна? – я почувствовала, как эти слова рвутся из меня, как они сжимаются, давят на грудь, как тупая боль, от которой некуда деться.

Он замолчал. Его молчание было тяжелее любых слов. Оно было как приговор, как ответ на всё, о чём я не могла не думать.

– Хорошо, – произнесла я, и в голосе не было ни злости, ни эмоций. Он оставил меня без сил, и я как будто сдала сама себе. – Я не буду поднимать шум. Но знай одно: я не буду ждать вечно.

Он кивнул. И ушёл. Тихо, как тень, оставив меня наедине с тем, что только что разрушилось. Когда я снова услышала шаги, он уже был далеко.

Села за стол, глядя на пустую чашку, на её серые края, что-то простое, но такое бесконечно далёкое. Тело было как будто в пустоте. И слёзы… слёзы катились по щекам. Они не приносили облегчения, они были просто частью боли, которая растекалась, как яд, по всему моему существу. Боль была настолько сильной, что казалось, сердце просто разрывается на куски, не понимая, как теперь жить.

Утро началось не так, как обычно. В доме стояла какая-то гнетущая, неестественная тишина. Даже стены, казалось, впитали в себя все звуки, словно кто-то выключил невидимый фон жизни. Обычно по утрам слышался шум – скрип половиц, бормотание телевизора, цоканье чашки о блюдце, глухие шаги по коридору... А сейчас – ничего. Только приглушённое биение сердца в собственных ушах.

Одеяло соскользнуло на пол, когда ноги коснулись холодного паркета. Внутри всё сжалось от какого-то липкого, нехорошего предчувствия. Странное чувство пустоты поселилось в груди, пока медленно двигалась в сторону гостиной, словно шла по вязкому воздуху.

И сразу поняла.

Чемодана не было. Полки опустели. Ни его куртки на вешалке, ни любимой кофейной чашки на столе, ни разбросанных повсюду вещей, которые всегда вызывали раздражение... Всё исчезло.

Глухо сглотнула, пытаясь осознать реальность происходящего. Стояла, смотрела и не могла двинуться.

– Нет... – выдохнула одними губами.

Он ушёл. Просто взял и ушёл.

Глава 6

Маргарита появилась на пороге как из ниоткуда, прямо в тот момент, когда я пыталась успокоить свой раскалённый ум, пересаживая цветы в саду. Честно говоря, я вообще не ожидала её увидеть, особенно сейчас, когда мысли о Геннадии не отпускали ни на секунду. Взгляд Маргариты был одновременно и сочувственным, и каким-то настороженно любопытным, будто она уже знала то, о чём мне, возможно, даже не хотелось бы знать. Ну, а её лицо? Оно было таким знакомым, таким тёплым, но в этот момент казалось, что оно стало более проницательным, как будто она видела всё, что происходит в моей душе.

– Наташа, можно тебя на минутку? – голос у неё был тихий, но в нём всё равно звучала тревога, будто она сама боялась того, что собиралась сказать.

Внутри что-то дрогнуло. Это ожидание, эта пауза, казалось, разливалась в воздухе, становилась чем-то осязаемым. Лопатку с земли поднять не успела, да и не хотелось. Словно в горле комок встал.

– Конечно, – попыталась улыбнуться, но губы предательски дрогнули. – Что-то случилось?

Она не сразу ответила. Нет, не молчала, но будто собиралась с духом, решала, стоит ли вообще говорить. Пальцы её сжались в замок, и она нервно огляделась по сторонам, как будто искала поддержку в тенях деревьев или в потрескавшемся асфальте под ногами.

– Я просто хотела сказать… – начала она, потом снова замялась, сделала глубокий вдох и выдохнула медленно, словно старалась выговорить это осторожно, не поранив слова о реальность. – Вчера видела Геннадия. Он… он выносил вещи из дома. С чемоданами. И рядом была женщина. Они сели в такси и уехали.

Удар. Не физический, но такой сильный, что в груди всё опустело. Словно сердце замерло на секунду, а потом рухнуло куда-то вниз. В лёгкие не поступал воздух, а пальцы задрожали так сильно, что пришлось вцепиться в край скамейки, чтобы не упасть.

Он ушёл? Нет, не просто ушёл. Он собрал вещи. Уехал. С кем-то. Осознать это было словно вдохнуть ледяной воздух после горячего душа – сначала не веришь, а потом захлёстывает так, что невозможно дышать.

– Куда они поехали? – голос прозвучал чужим, каким-то плоским, почти безжизненным. Будто и не мой вовсе. Зачем вообще спросила? Ответ был очевиден, но всё равно хотелось услышать его вслух. Вдруг это просто кошмар, от которого можно проснуться?

Маргарита отвела взгляд, сжала губы, сделала неловкое движение руками, будто хотела что-то сказать, но не знала, как подобрать слова.

– Не знаю точно, – медленно проговорила она, чуть поворачивая в пальцах невидимый предмет, будто это помогало собраться с мыслями. – Но говорят… он снял квартиру в центре. С этой… женщиной.

Женщиной.

Сердце дрогнуло. Нет, не просто дрогнуло – его будто кто-то взял и сжал, с силой, до боли. Не выбросил, не разбил, а именно сжал – так, чтобы я почувствовала каждую секунду этой новой реальности. Той, в которой он действительно ушёл. В которой его больше нет рядом.

Но удивления не было. Всё это было ожидаемо. Я уже знала её имя. Уже представляла её лицо. Единственное, что оставалось – просто произнести.

– Анной, – сказала тихо, почти одними губами. Но эти пять букв прозвучали, как выстрел.

Маргарита кивнула. Глаза её стали мягче, в них появилось сочувствие, но печаль не ушла.

– Да, кажется, её так зовут. Прости, что пришлось тебе это сказать. Я просто… просто подумала, что ты должна знать.

Неожиданно стало трудно дышать. Будто воздух стал гуще, тяжелее. Не хотелось говорить, не хотелось даже шевелиться. Только бы удержать всё это внутри, не дать чувствам прорваться наружу.

Кивнула. Еле заметно.

– Спасибо, – голос звучал ровно, спокойно. Почти так, будто мне действительно всё равно. Почти.

Но внутри всё было иначе. Всё кипело, бурлило, рвалось наружу. Хотелось закричать. Хотелось разбить что-то. Хотелось исчезнуть.

Но я держалась.

Я справлюсь.

Ох, ну и денёк выдался... Когда соседка ушла, просто рухнула на скамейку. Знаешь, такая деревянная, что даже через юбку чувствуется каждая заноза. Но это сейчас было так неважно... Мир вокруг словно выцвел, потускнел. Предательство режет больнее, чем думала. Прям до глубины души.

Каждое его слово, каждое обещание – всё теперь кажется какой-то жестокой шуткой. Как он мог? Тридцать лет вместе! Тридцать!!! Это же целая жизнь! Вместе пережили и радости, и горести...

Вечером долго ходила по комнате, не находя себе места. Наконец, взяла телефон и набрала Маринку. Она всегда умела по одному только «Алло» понять, что у меня что-то не так.

– Слушай, что случилось? – голос подруги тут же стал настороженным. – Ты какая-то… не ты.

Ну как она это делает? Я даже слова ещё не сказала, а она уже всё поняла. Глубоко вздохнула и вывалила на неё всё-всё, не сдерживаясь. Про эту проклятую открытку из Парижа, про Гену, который собрал вещи и ушёл, даже не оглянувшись. К другой женщине.

Маринка слушала молча, только дышала в трубку. Потом резко, без всяких предисловий, выдала:

– Ты должна уехать.

– Чего? – не сразу поняла.

– Уехать! – повторила она, будто это самое очевидное решение в мире. – Оставаться в этом доме сейчас – значит позволить боли тебя сожрать. Ты же себя знаешь, будешь ходить по комнатам, разглядывать его чашку, рубашку на спинке стула… Оно тебе надо?

Сжала зубы, чтобы не разреветься прямо в трубку.

– Куда я поеду, Марин? У меня никого нет…

– Как это нет? А Ольга?

Застыла. Ольга… Сестра. Живёт в другом городе, далеко, но… Она всегда была рядом, даже на расстоянии.

– Думаешь, мне стоит?

– Конечно! Ты хоть раз видела, чтобы я советовала фигню?

Не смогла сдержать слабую, почти незаметную улыбку.

Когда набирала номер Ольги, пальцы дрожали так, будто это не сестра, а экзаменатор на самом важном в жизни тесте.

– Привет, сестричка! – Голос у неё был звонкий, радостный, как всегда. – Как ты?

Попыталась собраться, но голос всё равно дрогнул:

– Не очень… Гена ушёл. К другой.

В трубке наступила такая тишина, что даже воздух в комнате стал тяжёлым. Я почти слышала, как на том конце провода Ольга напряглась, замерла, осмысливая услышанное.

– Боже… – наконец прошептала она, в её голосе смешались шок, тревога, злость. – Когда это случилось?

– Сегодня утром, – глухо ответила я. – Всё как в тумане, не понимаю, что делать…

– Приезжай ко мне. – Голос сестры вдруг стал твёрдым, решительным. – Не смей оставаться одна. Будешь у меня, там разберёмся.

– Но…

– Никаких «но», – перебила она. – Завтра же бери билет и приезжай. Я тебя жду.

На мгновение стало легче. Не потому, что боль ушла – нет, она всё ещё сидела внутри, давила, мешала дышать. Но появился смысл, направление, первый шаг из этого кошмара.

– Спасибо, – прошептала я.

Когда разговор закончился, сидела ещё долго, сжимая телефон в руках, словно он был единственной ниточкой, удерживающей от полного падения в бездну. Глухая тишина заполнила комнату, но внутри всё ещё гудели отголоски слов. Странное чувство… Не облегчение, нет. Просто впервые за весь день стало хоть немного… спокойнее. Будто выдохнула после долгого напряжённого бега.

Решение пришло само собой. Нужно собирать вещи. Встала, будто во сне, ноги неохотно подчинялись. По лестнице наверх – шаг, ещё шаг. Спальня. Боже, эта комната… Теперь она словно дышит болью. Воздух здесь густой, тяжёлый, пропитанный воспоминаниями. Каждая мелочь – нож в сердце.

Вдох. Выдох.

Рывком открыла шкаф. Пальцы дрожат, но заставила себя тянуться вверх, на антресоль, искать там старый чемодан. Пыльный, со стёртыми углами, пахнущий временем и забытыми поездками.

Начала складывать одежду. Обычное действие, механика движений отработана до автоматизма, но вот только… почему это так больно? Руки перебирают ткани, а в голове всплывают моменты. Этот свитер – он подарил на первую годовщину, ещё смеялся, что выбрал слишком яркий цвет. Этот шарф – купили его в тот снежный день, когда гуляли по парку, морщились от холода, но не отпускали рук друг друга. А вот эта книга… Господи. Читала её у камина, прислонившись к его плечу, впитывая тепло, его и пламени.

Рывок. Будто кто-то дёрнул за ниточку.

Остановилась.

Внезапное чувство – будто что-то должно быть ещё. Что-то важное. Открыла нижний ящик комода. Руки копаются в сложенном белье, перебирают, ищут… И вдруг – что-то белеет в самом углу.

Конверт.

Замерла.

Пальцы сжимают плотную бумагу, сердце глухо стучит где-то в горле.

На самом дне, будто спрятан нарочно. Почерк… Этот почерк невозможно спутать.

Геннадий.