Текст книги "Священный скарабей (ЛП)"

Автор книги: Стивен Ван Дайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 14
Письмо иероглифами

Маркхэм раздраженно ходил по комнате.

– В том, что сержант говорит, есть доля истины, – сказал он. – Почему бы Блисс стал…

– Слишком много теорий, Маркхэм. Слишком много теорий, слишком много догадок, слишком много ненужных вопросов. Найдется ключ и объяснит все. Наша задача найти этот ключ.

– Что же! – саркастически заметил Хис. – Начинайте истыкивать мебель булавками и переворачивать ковры.

– Перейдем к делу, – сказал Маркхэм. – У вас, Вэнс, есть какая-то определенная идея. Что вы предполагаете? Допросить Сальветера?

– Именно так, – Вэнс кивнул с серьезным видом. – Этот тип подходит к картине. Его присутствие сейчас было бы вполне кстати.

Маркхэм сделал знак Хису. Тот встал и гаркнул:

– Хеннесси! Приведи ко мне вниз этого типа. У нас есть дело к нему.

Через несколько мгновений в комнату ввели Сальветера. Глаза его сверкали. Он стал прямо перед Вэнсом, засунув руки в карманы.

– Ну вот и я. Наручники у вас готовы?

– У вас избыток энергии, мистер Сальветер, – протянул Вэнс зевая. – Мы все устали от этого удручающего дела и не можем перенести таких боевых выходок. Что касается наручников, сержант Хис их отлично отполировал. Хотите вы их примерить.

– Может быть, – ответил Сальветер. – А что вы сказали миссис Блисс?

– Я дал ей одну из моих «Режи», – сказал Вэнс. – Эта молодая женщина с большим вкусом. Хотите вы тоже одну? У меня еще осталось две.

– Благодарю вас. Я курю «Денти».

– Случается вам опускать их кончики в опий?

– В опий? Нет. В чем дело?

– В этом доме как будто изобилие опия, знаете.

– Вот как.

– А вы этого не знали? Мы думали, что вы и мистер Скарлетт заведовали лекарствами.

Сальветер несколько мгновений молчал.

– Вам это сказала Мерит-Амен? – сказал он, наконец.

– А это правда?

– В некотором отношении; доктор Блисс…

– А как же насчет опия?

– О, в шкафу наверху всегда был опий. Почти целая жестянка.

– Была она недавно у вас в комнате?

– Нет… да… я…

– Очень благодарен. Мы сами выберем, какой ответ принять, не так ли?

– Кто сказал, что опий был в моей комнате?

– Это, право, не имеет значения, – сказал Вэнс, откидываясь на стуле. – Сейчас опия там нет. Скажите, мистер Сальветер, возвращались вы в малую столовую после того, как вы и миссис Блисс пошли наверх после кофе?

– Я не возвращался, то есть я не помню…

Вэнс встал и угрожающе подвинулся к нему.

– Не пытайтесь угадать, что нам сказала миссис Блисс. Если вы не будете отвечать на мои вопросы, я передам вас полиции, и Бог тогда да поможет вам! Мы хотим узнать истину, и нам нужны прямые ответы. Вернулись вы в малую столовую?

– Нет, не возвращался.

– Так уже лучше. А теперь, мистер Сальветер, мы зададим вам очень интимный вопрос. Влюблены вы в миссис Блисс?

– Я отказываюсь отвечать на это.

– Хорошо. Но вы бы не были огорчены сверх меры, если бы доктор Блисс отправился к праотцам?

Сальветер стиснул зубы и ничего не ответил.

– Я слышал, – сказал Вэнс, – что мистер Кайль оставил вам по завещанию большое состояние. Если бы доктор Блисс просил бы вас финансировать продолжение его раскопок в Египте, сделали бы вы это?

– Я настаивал бы на этом, если бы он даже меня не просил. То есть, – добавил он, – если бы это одобрила Мерит-Амен. Я не хотел бы действовать против ее желания.

– А! Так вы думаете, что она бы не одобрила?

Сальветер покачал головой.

– Нет, я думаю, что она сделала бы все, что захочет доктор.

– Послушная жена, не так ли?

– Она самая прямая, самая лояльная.

– Да, да. Можете избавить меня от этих прилагательных. Мне, однако, кажется, что она не особенно очарована своим выбором супруга.

– Если бы это и было так, – гневно ответил Сальветер, – она бы этого не показала.

– А что вы думаете о Хани? – спросил Вэнс.

– Он немое животное, но добрая душа, обожает миссис Блисс. – Сальветер вдруг широко раскрыл глаза. Боже мой, мистер Вэнс, вы же не думаете… Я понимаю куда вы клоните, но, но… Эти современные египтяне, все они одинаковы. Все они восточные псы. Нет представления о добре и зле. Суеверные черти. Но умеют быть преданными. Я спрашиваю себя…

– Так, мы все спрашиваем себя! Но вы знаете, что он очень близок с миссис Блисс. Он бы сделал для нее многое, мог бы даже рискнуть своей головой, если бы думал, что на карту поставлено ее счастье. Конечно, им нужно было бы руководить.

– Вы на ложном пути, – в глазах Сальветера появился жесткий блеск. – Никто не руководил Хани. Он вполне способен действовать сам.

– И наводить подозрение на других? – Вэнс посмотрел на него. – Я думаю, что простой феллах не додумался бы до того, чтобы бросить скарабея.

– Вы думаете? Вы не знаете этих людей. Египтяне были ловкими заговорщиками, когда северные народы еще жили на деревьях.

– Скверная антропология, – пробормотал Вэнс. – Кстати, мистер Сальветер, знаете ли вы кого-нибудь, кроме доктора Блисса, кто бы здесь пользовался карандашами Кохинур.

– Я не знал, что доктор их употребляет. – Сальветер сбросил пепел своей папиросы на ковер.

– Не случилось ли вам сегодня утром видеть доктора Блисса?

– Нет, когда я пришел к завтраку, Браш сказал мне, что он работает в кабинете.

– Заходили вы в музей сегодня утром перед тем, как отправились с вашим поручением в Городской музей?

– Да, – выпалил Сальветер. – Я обыкновенно каждое утро захожу в музей. Это у меня привычка. Моя обязанность проверить, не случилось ли чего ночью.

– В котором часу вы зашли в музей сегодня утром? – спросил Вэнс.

– Я вышел из дому скоро после девяти, – сказал Сальветер после недолгого колебания. – Когда я вышел на Пятое Авеню, я вдруг вспомнил, что не осматривал сегодня музея. Меня это стало беспокоить – может быть, потому, что вчера были получены новые экспонаты. Я вернулся домой, вошел при помощи своего ключа и спустился в музей.

– Около половины десятого?

– Наверное так.

– И никто не видел, как вы возвращались?

– Не думаю. Во всяком случае, я не видел никого.

Вэнс томно поглядел на него:

– Кончайте свою импровизацию; если не хотите, я ее закончу за вас.

– Вам не придется это делать. – Сальветер наклонился вперед на стуле. – Я расскажу вам все. Если это вас не удовлетворит, прикажите меня арестовать и проваливайтесь в тартарары.

– Сколько энергии! – сказал Вэнс, вздыхая. – Но к чему такие вульгарные выражения? Я полагаю, что вы видели вашего дядю перед тем, как окончательно покинули музей и отправились в город.

– Да, я видел его. – Глаза Сальветера сверкнули. – Ну, делайте из этого выводы.

– Право не могу, слишком утомительно. – Вэнс не смотрел на него. – Раз вы видели вашего дядю, вы должны были остаться в музее по крайней мере полчаса.

– Около того. Я заинтересовался одними папирусом, который мы привезли прошлой зимой, и старался разобрать некоторые слова. Там был иероглиф «Анкхет», и знак «Уас», и знак «Тема», которых я не мог перевести.

– Анкхет, Уас, Тема, – медленно повторил Вэнс. – А что же, Анкхет был с определяющим знаком, или без него?

– С определяющим знаком хвоста животного, – ответил Сальветер, хотя и не сразу.

– А как определялся Уас? Со свистящим «с» или с шипящим?

– Кажется, со свистящим, а «Тема» писалась с двойным цепом.

– Это весьма интересно. И пока вы занимались расшифровкой папируса, вошел ваш дядя?

– Да. Я сидел у маленького пюпитра перед обелиском, когда дядя Бен открыл дверь. Я слышал, что он говорит с Брашем, и встал, чтобы с ним поздороваться. Было довольно темно, и он увидел меня, только когда спустился в музей. Я знал, что он хочет осмотреть новый экспонат, и я удалился. Пошел в Городской музей…

– Дядя ваш казался в нормальном настроении, когда он пришел в музей?

– Довольно обычном. Может быть, немного сердитым. Он по утрам не бывает особенно приятен. Но это ничего не значило.

– Вы ушли из музея, как только с ним поздоровались?

– Сейчас же. Я не заметил, сколько времени провозился с папирусом, и поспешил уйти. Кроме того, я знал, что он пришел говорить с доктором Блиссом по очень важному делу, и не хотел им мешать.

Вэнс сидел, лениво покуривая.

– И в пределах двадцати минут после этого, – заметил он, – между десятью часами и двадцатью минутами одиннадцатого, когда мистер Скарлетт вошел в музей, дядю вашего убили.

Сальветер содрогнулся:

– Очевидно так, но я ничего не имел с этим общего. Говорю вам это прямо, верьте или нет – ваше дело!

– Ну, ну, не переходите на резкий тон. Я не имею оснований верить или не верить. Я предпочитаю заняться этим вопросом.

– А ну вас к черту!

Вэнс медленно встал, и на его лицу появилась холодная улыбка. Более убийственная улыбка, чем какое-либо выражение гнева.

– Мне не нравятся ваши выражения, мистер Сальветер, – сказал он медленно.

– Ах, вот как! – Тот вскочил, сжав кулаки, и размахнулся.

Вэнс, однако, отступил с кошачьим проворством и поймал своего противника за кисть руки. Потом он сделал быстрый поворот вправо, вывернув руку Сальветера, рванул ее кверху. С невольным криком боли тот упал на колени. Хис и Хеннесси двинулись вперед, но Вэнс остановил их:

– Я сам могу справиться с этим неистовым господином, – сказал он, помог Сальветеру встать и посадил его на стул. – Это только небольшой урок манер. А теперь, будьте добры вежливо ответить на мои вопросы, или я вынужден буду арестовать вас – и миссис Блисс – за участие в убийстве мистера Кайля.

Сальветер был совершенно подавлен. Он посмотрел на противника с изумлением. Потом вдруг слова Вэнса дошли до его мозга.

– Миссис Блисс? Но она ничего общего с этим не имела. Если это может избавить ее от подозрений, я готов сознаться в убийстве.

– Нет надобности в таком героизме. – Вэнс снова сел и спокойно курил. – Но вы можете сказать почему, когда вы пришли в музей этим днем и узнали о смерти вашего дяди, вы не упомянули, что видели его в 10 ч. утра?

– Я был слишком расстроен, слишком потрясен, – пробормотал Сальветер. – И я испугался, инстинкт самосохранения, может быть – я не могу объяснить, никак не могу. Я должен был бы сказать вам, но… но…

– Но вы не хотели запутываться в преступление, в котором были неповинны, – помог ему Вэнс. – Да, да, вполне естественно. Вы хотели подождать и выяснить, видел ли вас кто-нибудь… Скажите, мистер Сальветер, разве вы не знаете, что если бы вы сознались, что видели вашего дядю в 10 ч. утра, это было бы доводом в вашу пользу.

У Сальветера на лице появилось угрюмое выражение.

Вэнс продолжал:

– Оставим это соображение. Скажите нам в точности, что вы делали в музее между половиной десятого и десятью.

– Я уже сказал вам. Я сравнивал папирус XVIII династии, недавно найденный доктором Блиссом в Фивах, с переводом надписей на шестигранной призме, излагающих подвиги Сеннахериба, чтобы выяснить…

– Вы увлекаетесь, мистер Сальветер, и вы впадаете в анахронизмы. Призма Сеннахериба написана вавилонской клинописью и относится к периоду на тысячу лет позже, – он сурово поглядел ему в глаза. – Что вы делали в музее сегодня утром?

Сальветер хотел подняться, но откинулся обратно на стуле.

– Я писал письмо, – сказал он.

– Кому?

– Я не хотел бы этого говорить.

– Ну, конечно. А на каком языке? При этих словах в наружности Сальветера произошла огромная перемена. Он побледнел, и руки его задрожали.

– На каком языке? – глухо повторил он. – Почему вы спрашиваете? А на каком языке, по-вашему, я мог писать письмо? На санскрите? На эсперанто, или на языке негров Банту?

– Нет, – протянул Вэнс. – Я не имел в виду также ни арамейского, ни симмерийского языков, мне пришло в голову, что вы составляли послание в египетских иероглифах.

Глаза Сальветера расширились.

– Во имя Неба, – сказал он. – Зачем я стал бы это делать?

– Зачем? Вот именно зачем! Но на самом деле, ведь вы писали по-египетски, не так ли?

– Почему вы это думаете?

– Нужно ли это объяснять, когда это так просто. Я мог бы даже угадать, кому это послание предназначалось. Если я не очень ошибаюсь, его адресатом была миссис Блисс. Видите ли, вы упомянули три слова в этом воображаемом папирусе, которые в некоторых своих формах никогда не были удовлетворительным образом объяснены: «анкхет», «уас» и «тема». Но так как есть много других слов, оставшихся непереведенными, я задумался над тем, почему вы упомянули именно эти три. И я стал соображать, каков смысл этих слов в их наиболее обычной форме. «Анкхет» без определения означает «живое». «Уас» со свистящим «с» означает счастье. «Тема» с двойным росчерком мне неизвестно, но я знаю, что со значком полозьев оно означает «кончается или кончено».

– Боже мой! – прошептал Сальветер.

– Итак, мистер Сальветер, – заключил Вэнс, – нетрудно было восстановить вашу фразу. имея в виду три основных выражения: «живое» или «живущий», «счастье» и «кончить». Вы, вероятно, писали, что кто-то живой (анкхет) стоит на пути вашего счастья (уаса) и выражали желание, чтобы это положение кончилось (тема). Прав ли я?

Сальветер продолжал смотреть на Вэнса с удивлением и восхищением.

– Я скажу вам правду, – произнес он наконец – Это именно то, что я писал. Мерит-Амен, которая знает среднеегипетский иероглифический шрифт лучше меня, предложила уже давно, чтобы я, по крайней мере, раз в неделю писал ей сочинения на языке ее предков. Я это делал годами, и она исправляет их и дает мне указании. Сегодня утром, когда я вернулся в музей и сообразил, что городской музей открывается только в 10 часов, я занялся составлением этого сочинения.

– Весьма прискорбно, – вздохнул Вэнс, – так как ваши выражения в этом письме показывают, будто вы хотели принять какие-то энергичные меры.

– Я это знаю. Поэтому я вам и солгал. Но право же, мистер Вэнс, письмо было совершенно невинным. Честное слово, сэр, это было только упражнение в египетском языке.

– А где сейчас это письмо? – спросил Вэнс.

– Оно в ящике стола в музее. Я его не кончил, когда пришел дядя Бен, и я спрятал его.

И вы уже воспользовались известными вам тремя знаками для «анкхет» «уас» и «тема».

– Да, известная форма всех трех иероглифов была там. И когда вы спросили меня, что я делал в музее, я придумал историю про папирус.

– И упомянули три неисследованных формы тех трех слов, которые вы употребили в их обычном начертании, не так ли?

– Да, сэр. Это правда.

– Мы очень вам благодарны за вашу внезапную откровенность, – холодным тоном сказал Вэнс. – Будьте добры, достаньте мне это незаконченное письмо. Дайте мне его посмотреть – может быть я его расшифрую.

Сальветер выбежал из комнаты и через несколько минут вернулся ошеломленный и растерянный.

– Его нет! – объявил он. – Пропало!

– Вот как? Весьма прискорбно. – Вэнс вскочил с места.

– Его нет. Оно исчезло!

– Мне это совсем не нравится, Маркхэм. Почему бы это письмо пропало. Почему. На какой бумаге оно было написало? – обратился он к Сальветеру.

– На желтом блокноте вроде того, который обычно лежит на столе.

– Какими чернилами? Писали вы пером или карандашом?

– Пером. Зелеными чернилами. Они всегда стоят в музее.

– Ну, теперь идите наверх в свою комнату и оставайтесь там.

– Но, мистер Вэнс, меня беспокоит исчезновение письма. Где оно может быть?

– Откуда мне это знать? Если вы вообще его написали. Я не гадалка. Зачем же вы оставили валяться такое послание?

– Мне не приходило в голову…

– Не приходило! Удивительно! – Вэнс пристально поглядел на Сальветера. – Теперь не время гадать. Идите в вашу комнату, я буду говорить с вами позже. Не задавайте вопросов и слушайтесь меня.

Сальветер, не говоря ни слова, повернулся и вышел из комнаты.

ГЛАВА 15
Вэнс делает открытие

Вэнс долго стоял и озабоченно молчал. Потом он поглядел на Хеннесси.

– Я хотел бы, чтобы вы отправились наверх, – сказал он, – и стали так, чтобы наблюдать за всеми комнатами. Я не хочу допускать сообщения между миссис Блисс, Сальветером и Хани.

Хеннесси поглядел на Хиса.

– Слушайтесь приказания, – подтвердил сержант, и детектив удалился.

Вэнс повернулся к Маркхэму.

– Может быть, этот молодой осел действительно написал такое глупое письмо, – заметил он, и лицо его приняло озабоченный вид. – Давайте-ка быстренько осмотримся в музее.

– Слушайте, Вэнс, – сказал Маркхэм. – Почему вас так взволновала возможность того, что Сальветер написал нелепое письмо?

– Не знаю, как сказать, – Вэнс направился к двери, но потом повернулся. – Меня это пугает. Такое письмо может дать убийце лазейку. Конечно, если мои предположения правильны. Если письмо было написано, – мы должны его уничтожить. Если мы его не найдем, – есть несколько вероятных объяснений его исчезновения, и одно из них – дьявольское. Давайте, обыщем музей.

Вэнс быстро прошел через переднюю и открыл большую стальную дверь.

– Если д-р Блисс и Гильфойль вернутся, пока мы в музее, – сказал он Сниткину, – проводите их в гостиную и задержите их там.

Мы спустились в музей, и Вэнс подошел к маленькому пюпитру около обелиска. Он поглядел на желтый блокнот, попробовал окраску чернил, потом он выдвинул ящик и ознакомился с его содержимым. Наконец, он высыпал на пол содержимое маленькой бумажной корзины. Внимательно разглядев всякий кусочек скомканной бумаги, Вэнс выпрямился и покачал головой.

– Мне это не нравится, Маркхэм, – сказал он. – Я чувствовал бы себя бесконечно лучше, если бы мог найти это письмо.

Вэнс прошелся по музею, ища, где письмо могло бы оказаться. Но когда он дошел до винтовой лестницы в глубине музея, он прислонился к ней и безнадежно поглядел на Маркхэма.

– Меня это все более и более пугает, – сказал он. – Что, если этот дьявольский план осуществится, – вдруг он побежал вверх по лестнице, давая другим знак следовать за ним. – Есть еще шанс, один шанс. Я должен был подумать об этом раньше.

Ничего не понимая, мы проследовали за ним в кабинет доктора Блисса.

– Письмо должно быть в кабинете, – сказал Вэнс, стараясь говорить спокойно. – Это было бы логично, Маркхэм. Так логично, что мы могли это сразу угадать. Это слишком логично. В этом его слабость.

Он стоял на четвереньках и копался в содержимом опрокинутой бумажной корзины доктора Блисса. Скоро он нашел два лоскутка желтой бумаги. Он поглядел на них, и мы увидали, что там были маленькие отметки, сделанные зелеными чернилами. Он продолжал поиски и скоро набрал целую кучку желтых обрывков.

– Как будто, это все, – сказал он, раскладывая на клякс-папире обрывки желтой бумаги. Это потребует немного времени, но так как я знаю египетские иероглифы, я без особого труда выполню эту задачу.

Он начал складывать обрывки и минут через десять составил письмо. Потом он взял большой лист белой бумаги, помазал его клеем, и старательно пересадил восстановленное письмо на клейкую бумагу.

– Вот, старина Маркхэм, – вздохнул он, – то неоконченное письмо, над которым, по словам Сальветера, он работал от половины десятого до десяти.

Письмо было написано на листке желтого блокнота из музея. Оно состояло из четырех строчек египетских иероглифов.

– Вот, – показал Вэнс. – Иероглиф «анкхет», а вот «уас», а вот «тема».

– Так что же? – с недоумением сказал Хис. – Мы не можем арестовать человека за то, что он нарисовал такие каракули на листке желтой бумаги.

– Боже мой, сержант, неужели вы только и думаете о том, чтобы сажать людей в темницу? У вас жестокая натура, очень жаль! Этот молодой и порывистый мистер Сальветер сознался, что написал письмо своей Дульцинее на языке фараонов. Он говорит, что положил неоконченное письмо в ящик стола в музее. Мы видим, что оно не в столе, а что оно разорвано и брошено в бумажную корзину в кабинете доктора Блисса. Почему же вы хотите из этого делать вывод, что письмо это написано убийцей?

– Я на этот счет не разбираюсь, – сказал Хис, – но хотел бы перейти к действию.

– Я тоже, сержант, желаю действия. Если мы не перейдем в близком будущем к каким-нибудь действиям, может случиться еще что-нибудь хуже того, что произошло. Но действовать надо умело, а не так, как желает убийца. Мы барахтаемся в сетях весьма умного заговора, и, если мы не будем осторожны, то виновник улизнет, а мы будем продолжать бороться с паутиной.

Хис поглядел на восстановленное письмо.

– Странный способ для кавалера писать своей даме, – сказал он. – Я предпочитаю хорошую перестрелку с гангстерами. От этих утонченных убийств меня тошнит.

– Слушайте, Вэнс, – сказал Маркхэм. – Думаете ли вы, что убийца разорвал это письмо и бросил его в бумажную корзину доктора Блисса?

– Может ли в этом быть сомнение?

– Но во имя неба, зачем ему это было нужно?

– Я еще не знаю. Потому-то меня это и пугает. Но уничтожение письма – часть заговора. А пока мы не добьемся точных и ясных сведений, мы беспомощны!

– Однако, – настаивал Маркхэм, – если письмо было уличающим, то оно могло быть полезно убийце и разорвать его было ни к чему.

– Может быть, сам Сальветер разорвал его, – предположил Хис.

– Когда? – спокойно спросил Вэнс.

– Почем я знаю! Может быть, когда он прикончил старика.

– В таком случае он не сознался бы, что написал его.

– Ну, – настаивал Хис, – может быть, он разорвал письмо, когда вы его послали за ним.

– И разорвав его, он пришел сюда и положил обрывки в корзину? Нет, сержант, это было бы бессмысленно. Если бы Сальветер испугался и хотел бы избавиться от письма, он бы его совершенно уничтожил – сжег бы, например.

– Так вы думаете, в чьи-то планы входило, чтобы мы нашли это письмо? – спросил Маркхэм.

– Не знаю. – Вэнс задумчиво глядел прямо перед собой. Может быть, и все-таки нет. Был только один шанс на тысячу, что мы найдем его. Человек, который положил его в бумажную корзину, не мог знать или хотя бы угадать, что Сальветер расскажет нам, как он писал это письмо и оставил его в ящике.

– С другой стороны, – продолжал Маркхэм, письмо могло иметь целью еще больше запутать мистера Блисса. Убийца мог считать, что это новая улика, как скарабей, финансовый отчет и следы.

– Нет, сказал Вэнс, качая головой: – Это не может быть. Блисс не мог написать это письмо. Слишком явно, что это послано Сальветером к миссис Блисс.

Вэнс поднял письмо и еще раз его просмотрел.

– Не особенно трудно прочесть, если знать иероглифы. В нем говорится как раз то, что говорил Сальветер. Во всем этом что-то дьявольское. Я все больше убеждаюсь в том, что мы не должны были найти это письмо. Я чувствую, что его небрежно бросили после того, как оно исполнило свое назначение.

– Но какое же назначение? – спросил Маркхэм.

– Если бы мы знали это, Маркхэм, – сказал Вэнс серьезным тоном, – мы могли бы предотвратить новую трагедию.

Маркхэм сжал губы. Я чувствовал, что он вспоминает о том, как в других случаях мрачные предсказания Вэнса исполнялись.

– Вы думаете, что это дело еще не закончилось? – медленно спросил он.

– Я знаю, что оно не закончилось. План не доведен до конца. Мы предупредили замыслы убийцы, освободив доктора Блисса. Теперь он должен идти дальше. Мы видели только неясные приготовления для его ужасного замысла – когда весь план раскроется, он окажется чудовищным. – Вэнс осторожно выглянул за дверь. – Мы не должны попадаться в ловушки, расставляемые убийцей. Арест доктора Блисса был одной из этих ловушек. Только один ложный шаг, и преступный замысел осуществится. Сержант, будьте добры принести мне желтый блокнот, чернила и перо со стола в музее. Мы также должны заметать свои следы: за нами следят так же внимательно, как мы за убийцей.

Хис молча вышел и вернулся с требуемыми предметами. Вэнс взял их и сел за стол доктора. Положив перед собою письмо Сальветера, он начал копировать иероглифы на листке желтой бумаги.

– Будет лучше, – объяснил он, – если мы скроем, что нашли письмо. То лицо, которое разорвало и бросило его в корзину, может заподозрить, что мы нашли его, и будет искать обрывки. Если их не окажется в корзине, это послужит ему предостережением. Мы не можем допускать самой ничтожной ошибки. Мы имеем дело с дьявольским умом.

Он разорвал бумагу на такие же части, как первоначальное письмо, и бросил их в бумажную корзину. Потом он сложил оригинал письма Сальветера и сунул его себе в карман.

– Будьте добры, сержант, верните бумагу и чернила в музей.

– Вам следовало бы быть мошенником, мистер Вэнс, – сказал добродушно Хис, забирая блокнот и чернильницу.

– Я не вижу просвета, – мрачно сказал Маркхэм. – Чем дальше, тем дело становится сложнее.

Вэнс угрюмо кивнул.

– Нам только остается ждать развития событий. Мы сделали убийце шах королю, но у него осталось еще несколько ходов. Это напоминает одну из шахматных комбинаций Алехина – мы не можем решить, что у него было на уме, когда он начал действие. Он может выдумать комбинацию, которая очистит доску и оставит нас беззащитными.

Хис вернулся из музея.

– Не нравится мне эта проклятая зала, – ворчал он. – Слишком много тел. Для чего этим ученым крысам выкапывать мумии и тому подобное.

– Меткая критика египтологов, сержант, – ответил Вэнс. – Египтология – это не наука, это болезненное состояние, мозговая одержимость. Как только в вас поселяется бацилла гробокопательства, дело кончено. Болезнь эта неизлечима. Если вы выкапываете тела, которым несколько тысяч лет, вы египтолог. Если вы выкапываете более свежие тела, то вы преступник и закон обрушивается на вас.

– Как бы то ни было, мне не нравится этот морг, – сказал Хис, пожевывая сигару. – И особенно мне не нравится этот черный гроб между окон. Что в нем такое, мистер Вэнс?

– Гранитный саркофаг. Право, не знаю, сержант. По всей вероятности, он пуст, если только доктор Блисс не употребляет его в виде склада. Но это маловероятно, так как крышка очень тяжелая.

В это время постучали в дверь, и Сниткин сообщил, что прибыл Гильфойль с доктором Блиссом.

– Я хочу задать пару вопросов, – сказал Вэнс. – А потом, Маркхэм, мы можем идти. Я жажду булочек и варенья.

– Уйти теперь? – спросил Хис с негодующим изумлением. – Что за идея? Мы только что начали расследование.

– Мы сделали больше. Мы избегли всех капканов, которые нам поставил убийца. Мы опрокинули его расчеты и заставили его перестраивать свои укрепления. Игра пока на ничью. Фигуры придется расставлять заново, и, к счастью для нас, белыми играет убийца. Ему – первому ходить. Он вынужден выиграть игру, тогда как мы можем себе позволить ничью.

– Я начинаю понимать, что вы имеете в виду, Вэнс, – сказал Маркхэм. – Мы не пошли на его ложные улики, и теперь он должен придумать новую ловушку.

– Должен сказать, – проговорил Хис, – что это самое странное дело, которое мне попадалось. Мы отправляемся есть булочки в ожидании, чтобы преступник совершил промах!

Мы направились к двери.